CC BY
13
Г. В. Токарев
Тульский государственный педагогический университет
им. Л. Н. Толстого
САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ Л. Н. ТОЛСТОГО В ДНЕВНИКАХ 1900-1903 ГОДОВ: КУЛЬТУРНО-ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
Статья посвящена выявлению стратегий самоидентификации Л. Н. Толстого в дневнике за 1900-1903 годы. К ним относятся результативная, уничижительная, социальная. В ходе исследования использованы методы сплошной выборки фраз, отражающих особенности процесса самоидентификации, когнитивная интерпретация данных высказываний в аспекте самокатегоризации, прагматический анализ, направленный на выявление идентификационных тактик. Установлено, что в дневниках данного периода преобладают записи, фиксирующие мысли Толстого, а не события его жизни. Пишущий пытается оценить себя по результатам своей жизни. Наиболее значимые для него события, сделавшие его счастливым, связаны со служением людям. Толстой остаётся требовательным к себе, к своим делам, к своему творчеству. Главным критерием позитивной оценки должна быть, по его мнению, польза для людей, служение Богу. Толстой осознаёт себя частью Бога, осмысляет себя и свою судьбу проявлением высшей воли. Толстой тяготится высокой оценкой, которую ему даёт общество. Выявлено, что в дневниках данного периода продолжается тема самоидентификации посредством самооценивания. В 72 года Толстой требует от себя самосовершенствования. Он положительно оценивает свою моральную деятельность. И в то же время Толстой даёт низкую оценку своим моральным качествам. Особенно негативно он относится к периоду своей молодости. Этот факт он объясняет отсутствием нравственной опоры и окружением безнравственных взрослых, которым он подражал. Для выражения этой мысли прибегает к безличным конструкциям, снимая с себя ответственность за происходящее. Толстой не считает себя злым человеком. Он уверен, что материальное благополучие мешает ему быть близким и полезным людям. Идентифицирует себя как материально обеспеченного представителя высшего общества (и это негативно оценивается Толстым), чем противопоставляет себя обычному человеку.
Ключевые слова: Лев Толстой, язык, сознание, языковая личность, самоидентификация, стратегия самоидентификации, автокоммуникация, дневник, прагматика.
G. V. Tokarev,
Tula State Lev Tolstoy Pedagogical University
(Tula, Russia)
L. N. TOLSTOY'S SELF-IDENTIFICATION IN DIARIES OF 1900-1903: CULTURAL
AND LINGUISTIC ANALYSIS
The article looks into Leo Tolstoy's self-identification strategies in his diaries of 1900-1903. These include resultative, derogatory, and social ones. The study uses methods of continuous sampling of phrases reflecting the features of the self-identification process, cognitive interpretation of these statements in the aspect of self-categorization, pragmatic analysis aimed at identifying identification tactics. The paper establishes that the diaries of this period are dominated by entries that record Tolstoy's thoughts, and not the events of his life. The writer tries to judge himself by the results of his life. The most significant events for him that made him happy are connected with serving people. Tolstoy remains demanding of himself, of his deeds, and of his creativity. The main
criterion for a positive assessment should be, in his opinion, benefit for people, service to God. Tolstoy finds himself as a part of God, comprehends himself and his destiny as a manifestation of the supreme will. Tolstoy feels burdened by the high assessment that society gives him. The study reveals that the topic of self-identification through self-assessment continues in the diaries of this period. At the age of 72, Tolstoy demands self-improvement from himself. He positively assesses his moral activity. At the same time, Tolstoy gives a low assessment of his moral qualities. He is particularly negative about his youth. He explains this fact by the lack of moral support and the environment of immoral adults whom he imitated. To express this thought, he resorts to impersonal constructions, declining responsibility for what was happening. Tolstoy does not consider himself an evil person. Tolstoy believes that material well-being prevents him from being close and useful to people. He identifies himself as a financially secure representative of high society (and this strategy is qualified by Tolstoy as negative), thus he opposes himself to an ordinary person.
Keywords: Leo Tolstoy, language, consciousness, linguistic personality, self-identification, self-identification strategy, autocommunication, diary, pragmatics.
DOI 10.22405/2304-4772-2021 -1 -4-92-99
Дневник является одной из интереснейших форм коммуникации, поскольку в ней осуществляется передача информации самому себе. В зависимости от коммуникативных задач и сферы функционирования дневник может быть воплощён как литературный жанр, как официальный документ, фиксирующий какие-либо явления действительности, как проявление интимной, личностной коммуникации. В последнем варианте дневник становится отражением мыслей и чувств человека. Е. М. Криволапова отмечает: «Самым существенным для автора является первичное, эмпирическое восприятие действительности» [3, с. 200]. Подтверждение этой мысли находим в дневнике Л. Н. Толстого. 15 августа 1900 года он пишет: «Если хочешь узнать себя, то замечай, что ты помнишь и что забываешь. Если хочешь узнать, что считаешь важным и что нет, замечай, что забываешь, что помнишь» [6, с. 34]. Таким образом, дневник отражает всё самое ценное для человека в текущий момент времени.
Дневник может быть свидетельством отдельного периода жизни личности, когда возникает потребность в объективации своих переживаний. В данном случае записи выполняют компенсирующую функцию. Дневник выступает как средство снятия психологического напряжения, облегчения страданий. Он может вестись на протяжении всей жизни. В этом случае его функции более многообразны. М. Ю. Михеев выделяет следующие: «функцию культурной памяти - дневник как механизм сохранения следов о событиях индивидуальной жизни; функцию завещания (обращение к воображаемому читателю, который непременно понимает автора дневника); релаксационно-терапевтическую функцию (дневник как средство снятия эмоционального или нервного напряжения); аутокогнитивную или социализационную функцию (перечитывая собственные дневниковые записи, человек способен осознать мотивы некоторых поступков, ведение дневника, как считается, концентрирует и ускоряет процесс извлечения опыта из потока жизни); культурно-игровую функцию: дневник как своего рода излишество, прихоть, которой мы занимаемся от нечего делать, когда больше нечем заняться» [4, с. 50]. Эти функции позволяют исследователям дать дневнику следующее определение:
«дневник - это полиинтенциональный автокоммуникативный речевой жанр, имеющий целью конструирование Я-образа и выполняющий функцию становления человеческой субъективности» [5, с. 69].
Дневник является средством самоидентификации личности, то есть процесса её самоосмысления и самооценки. В этом отношении большой интерес представляет личность Толстого. Во-первых, Толстой является одной из масштабных фигур в мировой культуре, его жизнь, мировоззрение воспринимаются многими как противоречивые. Во-вторых, Толстой в течение шестидесяти трёх лет жизни вёл дневник, который использовал в том числе и как средство самоосознания, самовоспитания и самоискания. И. М. Колышкина и А. В. Родионова характеризуют процесс самоидентификации Толстого как фрустирующий: «Под фрустрирующей самоидентификацией мы понимаем стремление человека изображать себя хуже, чем он есть на самом деле, предаваться негативным эмоциям, вступать в диалог с тёмными сторонами своей психики. Толстой пребывает в состоянии экзистенциальной фрустрации, связанной со смыслом жизни» [2, с. 6]. На наш взгляд, данное положение нуждается в верификации. Целью настоящей статьи является изучение особенностей самоидентификации Л. Н. Толстого в возрасте 72-75 лет на основе анализа дневников 1900-1903 годов. Для достижения поставленной цели используются методы сплошной выборки фраз, отражающих особенности процесса самоидентификации, когнитивная интерпретация данных высказываний в аспекте самокатегоризации, прагматический анализ, направленный на выявление идентификационных тактик.
Тематический анализ дневника 1900-1903 годов позволяет сделать вывод о преобладании записей, фиксирующих мысли Льва Николаевича, а не события его жизни. И. М. Колышкина и А. В. Родионова отмечают: «Толстой использует ... конструктивную языковую стратегию преодоления душевных мучений - процесс интеллектуализации» [2, с. 6]. Для подтверждения своих мыслей исследователи ссылаются на А. А. Налчаджян, которая под интеллектуализацией понимает процесс следующего характера: возникла фрустрирующая ситуация, человек переживает страх и тревогу, но он вместо реальных действий по разрешению ситуации начинает строить о ней абстрактные суждения и представления. Этим путем он стремится к освобождению от фрустрации» [2, с. 6]. Данное явление, на наш взгляд, не может иметь однозначную интерпретацию. Полагаем, что использование дневника Л. Н. Толстым для записи мыслей, а не для реакций на действительность объясняется желанием писателя не уйти от переживаний, а отразить свои воззрения на те или иные предметы. По нашим наблюдениям, тенденции к интеллектуализации дневника усиливаются с годами. Характер Л. Н. Толстого меняется: он становится более выдержанным. Кроме того, Толстой понимает, что дневник станет очередным его произведением, которое будут читать миллионы. Встречаются записи, отражающие мысли Толстого, что дневник стал формой его самовыражения для читателя, утратил признаки разговора с собой. Это подтверждает фраза: «Листок этот надо вырвать». (16 января 1900) [6, с. 10]. Толстой не хочет, чтобы что-то записанное стало
известно третьим лицам, и оставляет то, что могут знать все. Дневник Толстой использует и как форму, в которой оттачивает свои мысли. Эти доводы не позволяют делать однозначные выводы о том, что записи каких-либо мыслей нельзя считать освобождением от фрустации.
Рассмотрим идентификационные стратегии, используемые в дневнике этого периода.
Пишущий пытается оценить себя по результатам своей жизни. Строя планы, Толстой задумывает описание своей жизни. «Описать себя по всей правде, какой я теперь, со всеми моими слабостями и глупостями, в перемежку с тем, что важно и хорошо в моей жизни». (18 июня 1903) [6, с. 178]. Ему тяжела незаслуженная, по его мнению, высокая общественная оценка его жизни и деятельности, поэтому он хочет правдиво сам рассказать о себе.
Продолжается тема самоидентификации посредством самооценивания.
Подход к собственной личности мы охарактеризовали бы как материалистический. Такие аспекты бытия, как физическое проявление, время, пространство становятся определяющими для постижения сущности человека. «Я - отдельное существо, общающееся со Всем. Свою отдельность я познаю материей в себе и вне себя. Своё общение со Всем я познаю движением в себе и вне себя. Предел общения есть движение во времени. Одну часть материи и движение я признаю собою, другую миром, - Всем. В этом жизнь». (1 января 1900) [6, с. 3].
Для Толстого необъясним, равен чуду, случаен факт рождения человека со всей его уникальностью, неповторимостью характера, способностей, судьбы в реальном мире. «Не могу даже восстановить в себе веру в реальность этого мира, т.е. что этот мир (эта жизнь) один (одна), а вижу известное случайное положение себя в этом мире и таким, каким я есмь». (9 октября 1900) [6, с. 45]. Толстой отрицает христианскую концепцию потусторонней жизни. Жизнь человека в его понимании ограничена вечностью, вне времени и пространства. Человек приходит из ниоткуда и уходит в никуда. Жизнь длится ровно столько, сколько у человека есть её осознание. «Те, которые говорят: мы не знаем, что там будет, совершенно правы. Никак нельзя знать, что там будет, когда нет никакого там, и говорить о том, что будет в том состоянии, где все есть, а ничего не делается. Ответ на вопрос, что там будет (пространство и время) состоит в ответе на вопрос, что такое я? Если я - любовь, то ясно, что нет вопроса ни о там, ни о будет». (5 августа 1902) [6, с. 135].
Толстой осознаёт себя частью Бога. Из этого следует, что он осмысляет себя и свою судьбу проявлением высшей воли. «Мы - органы Бога. Что мы должны делать, мы знаем, но зачем мы это делам, это не дано нам знать никогда. В этом смирение и вера». (1 июля 1902) [6, с. 133].
В 72 года Толстой продолжает требовать от себя самосовершенствования. «Стараюсь исправить своё сердце. У меня есть уже различение добра и зла, и потому есть просвещение, но нет единства намерения, и потому не очищено сердце, и я дурень...» (11 декабря 1900) [6, с. 70] Он положительно оценивает свою моральную деятельность. Двадцать девятого сентября 1902 года он пишет: «Как радостно замечать в себе
свободные, бессознательно почти совершаемые поступки, которые прежде были делом усилия. Ничто так не показывает роста, как заметка на стене». [6, с. 144]. И в то же время Толстой даёт низкую оценку своим моральным качествам. Особенно негативно он относится к периоду своей молодости. Этот факт он объясняет отсутствием нравственной опоры и окружением безнравственных взрослых, которым он подражал.
Пытаясь дать оценку своим моральным качествам, Толстой прибегает к системам пороков и добродетелей буддистов. Из пяти выделенных писатель особенно отмечает в себе два: сладострастие и лень. «Хороша одна из буддийских последовательностей грехов: 1) сладострастие, 2) злоба, 3) лень, 4) гордость, самоправедность, 5) неуверенность. Противоположные добродетели: 1) воздержание, 2) кротость, 3) трудолюбие, 4) смирение, 5) вера. Хорошо проверять себя по этому делению. Хромаю больше всего первым и третьим». (30 декабря 1900) [6, с. 76].
В дневниках более раннего периода Толстой упрекал себя за похоть, проявляющуюся по отношению к жене, за любовь хорошо поесть. В контексте русского быта эти самоупрёки Толстого кажутся надуманными. «Вспомнил своё отрочество, главное юность и молодость. Мне не было внушено никаких нравственных начал - никаких; а кругом меня большие с уверенностью курили, пили, распутничали (в особенности распутничали), били людей и требовали от них труда. И многое дурное я делал, не желая делать - только из подражания большим». (1 января 1900) [6, с. 4]
Его тяготят эти воспоминания, и он радуется, что смерть принесёт ему облегчение. «Я теперь испытываю муки ада. Вспоминаю всю мерзость своей жизни и воспоминания эти не оставляют меня и отравляют жизнь. Обыкновенно жалеют о том, что личность не удерживает воспоминания после смерти. Какое счастие, что этого нет. Какое бы было мучение, если бы я в этой жизни помнил всё дурное, мучительное для совести, что я совершил в предшествующей жизни. А если помнить хорошее, что надо помнить и всё дурное. Какое счастие, что воспоминание исчезает со смертью и остаётся одно сознание, - сознание, которое представляет как бы общий вывод из хорошего и дурного... » (6 января 1903) [6, с. 154].
Толстой продолжает стратегию самобичевания, называя себя отвратительной гадиной. Нравственный выход для себя он видит в служении людям, в мольбе о прощении за свои поступки. Толстой не считает себя злым человеком. Веря его словам, что за долгую жизнь он совершил два -три недобрых поступка, можно сделать выводы, что он занимается самоедством, самобичеванием.
«Мне не гордиться надо и прошедшим, да и настоящим, а смириться, спрятаться - просить прощение у людей. Написал: у Бога, а потом вымарал. Перед Богом я меньше виноват, чем перед людями. Он сделал меня, допустил меня быть таким. Утешение только в том, что я не был зол никогда; на совести два три поступка, которые и тогда мучали, а жесток я не был. Но всё таки гадина я отвратительная. И как хорошо это знать и помнить. Сейчас становишься добрее к людям, а это - главное одно нужно». (9 октября
1900) [6, с. 45]. Обращает на себя внимание то, что Толстой для выражения этой мысли прибегает к безличному предложению мне было внушено, тем самым снимая с себя ответственность за происходящее.
Толстой осознаёт разницу своей оценки и оценки со стороны третьих лиц. «Удивительное дело: Я знаю про себя, как я плох и глуп, а между тем считают гениальным человеком» (5 августа 1902) [6, с. 135].
Е. А. Кольцова и Ф. И. Карташкова полагают, что склонность к самооценке «...является признаком феминной автокоммуникации» [1, с. 67]. Однако дневники Толстого убеждают нас в обратном.
Толстой остаётся требовательным к себе, к своим делам, к своему творчеству. Главным критерием позитивной оценки должна быть, по его мнению, польза для людей, служение Богу. «Писал драму и недоволен ею совсем. Нет сознания, что это - дело Божие, хотя и многое исправилось: лица изменились» (21 августа 1900) [6, с. 35].
Толстой считает, что материальное благополучие мешает ему быть близким и полезным людям. Он идентифицирует себя как материально обеспеченного представителя высшего общества (и эта стратегия квалифицируется Толстым как негативная), чем противопоставляет себя обычному человеку. «Читалречь на сельскохозяйственном съезде. Напыщенно, бессодержательно, глупо и самоуверенно. Мы все хотим помогать народу; а мы - нищие, которых он кормит, одевает. Что могут дать нищие богатым?» (11 февраля 1901) [6, с. 90].
Дневник не отражает в полном объёме всех событий жизни Льва Николаевича. Он непоследовательно фиксирует в нём свои встречи с другими людьми, события семейной жизни. Даже такому значительному событию, как отлучение от церкви в дневнике отведено скромное место. «За это время было странное отлучение от церкви и вызванное им выражение сочувствия, и тут же студенческие истории, принявшие общественный характер и заставившие меня написать обращение к Царю и его помощникам и программу. Старался руководиться только желанием служить, а не личным удовлетворением. Ещё не посылал. Как будет готово, пошлю». (19 марта 1901) [6, с. 90].
Толстой пишет, что значимые для него события, сделавшие его счастливым, связаны со служением людям. Обращает на себя внимание то, что в этом списке отсутствует семья. «Счастливые периоды моей жизни были только те, когда я всю жизнь отдавал на служение людям. Это были: школы, посредничество, голодающие и религиозная помощь». (8 апреля 1901) [6, с. 94]
Приведённая запись отражает особенности самоидентификации. Толстой видит счастливым себя, исполняя роли учителя, помощника, мецената, но не мужа и отца.
Итак, в период 1900-1903 годов Толстой использует следующие стратегии самоидентфикации:
1) результативная: Толстой оценивает себя по результатам своей жизни, в целом он удовлетворён своей моральной деятельностью и видит её результаты. Счастье Толстому принесла его общественная и профессиональная деятельность;
2) уничижительная: Толстой осуждает себя за безнравственные поступки, которые он совершал в молодые годы;
3) социальная: Толстой идентифицирует себя как обеспеченного человека, принадлежащего к высшему классу, что в дискурсе Толстого имеет отрицательную оценку.
Литература
1. Кольцова Е. А., Карташкова Ф. И. Особенности функционирования внутренней речи в лингвопрагматическом и психологическом аспектах // Вестник новосибирского государственного педагогического университета. 2018. Т. 8, № 4. С. 55-73.
2. Колышкина И. М., Родионова А. В. Изображение фрустрирующей языковой личности в контексте лингвистики нарратива (на примере дневниковых записей Л. Н. Толстого) // Л. Н. Толстой и А. И. Солженицын: диалоги в непрошедшем времени. Липецк: ЛГПУ им. П. П. Семёнова-Тян-Шанского, 2018. С. 258-263.
3. Криволапова Е. М. К вопросу о жанрообразующих признаках дневника // Учёные записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2012. № 5 (49). С. 198-203.
4. Михеев М. Ю. Дневник как эго-текст (Россия, XIX-XX). М.: Водолей Publishers, 2007. 262 с.
5. Тарасенко Т. П., Величко М. А. Автокоммуникация в личном и литературном дневнике как тип внутренней речи // Особенности исследования и конструирования актуальных типов дискурса и их категорий. Краснодар: КГУ, 2016. С. 65-97.
6. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. В 90 т. Т. 55: Дневники и записные книжки. М.: Изд-во РГБ, 2006. 632 с.
References
1. Koltsova E. A., Kartashkova F. I. Osobennosti funktsionirovaniya vnutrenney rechi v lingvopragmaticheskom i psikhologicheskom aspektakh [Functions Of Inner Speech: Linguistic, Pragmatic And Psychological Aspects]. Vestnik novosibirskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta [Novosibirsk State Pedagogical University Bulletin]. 2018. Vol. 8. Issue 4. Pp. 55-73. [In Russian]
2. Kolyshkina I. M., Rodionova A. V. Izobrazheniye frustriruyushchey yazykovoy lichnosti v kontekste lingvistiki narrativa (na primere dnevnikovykh zapisey L. N. Tolstogo) [Kolyshkina I. M., Rodionova A. V. The depiction of a frustrating linguistic personality in the context of narrative linguistics (on the example of L. N. Tolstoy's diary entries)]. L. N. Tolstoy i A. I. Solzhenitsyn: dialogi v neproshedshem vremeni [L. N. Tolstoy and A. I. Solzhenitsyn: dialogues in the unpassed time]. Lipetsk: LSPU Publ., 2018. Pp. 258-263. [In Russian]
3. Krivolapova Ye. M. K voprosu o zhanroobrazuyushchikh priznakakh dnevnika [On The Problem Of The Genre Forming Diary Features]. Uchonyye
zapiski Orlovskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Gumanitarnyye i sotsial'nyye nauki [Scientific notes of Orel state university. Series: Humanities and Social Sciences]. 2012. Issue 5 (49). Pp. 198-203. [In Russian]
4. Mikheev M. Yu. Dnevnik kak ego-tekst (Rossiya, XIX-XX). [Diary as his text (Russia, 19th - 20th centuries)]. Moscow: Vodoley Publishers Publ., 2007. 262 p. [In Russian]
5. Tarasenko T. P., Velichko M. A. Avtokommunikatsiya v lichnom i literaturnom dnevnike kak tip vnutrenney rechi [Autocommunication in a personal and literary diary as a type of inner speech]. Osobennosti issledovaniya i konstruirovaniya aktual'nykh tipov diskursa i ikh kategoriy [Features of research and construction of actual types of discourse and their categories]. Krasnodar: KGU Publ., 2016. Pp. 65-97. [In Russian]
6. Tolstoy L. N. Polnoye sobraniye sochineniy. V 90 tomakh. Tom 55: Dnevniki i zapisnyye knizhki [Complete Works. In 90 volumes.Vol. 55: Diaries and notebooks]. Moscow: Gospolitizdat Publ., 1937. 632 p. [In Russian]
Статья поступила в редакцию 09.11.2021 Статья допущена к публикации 15.12.2021
The article was received by the editorial staff09.11.2021 The article is approved for publication 15.12.2021
