CC BY
105
ВОПРОСЫ ФИЛОЛОГИИ
УДК 82-96
ФИЛОСОФСКОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ Л.Н. ТОЛСТЫМ КАТЕГОРИЙ ЖИЗНИ И СМЕРТИ
© 2011 г. А.М. Амирханян
Армянский государственный педагогический университет, пр. Тигран Меци, 17, г. Ереван, Армения, 375010, info@aspu. am
Armenian State Pedagogical University, TigranMetsi Ave, 17, Yerevan, Armenia,375010, [email protected]
Рассматривается философское осмысление Л.Н. Толстым категорий жизни и смерти на основе дневниковых записей, отображенных в его художественном творчестве. Дневники - своеобразная тайнопись внутреннего диалога с самим собой, откровенно демонстрирующая разнообразную и многочисленную «деятельность» души, мысли, которые выдают литературное и исследовательское отношение писателя к бытию. Здесь нет напыщенности и декламации, но есть чувства, идеи, которые находят свое выражение во всем творчестве Л. Толстого, включая публицистику. Именно в дневниковых записях мысли писателя начинают выстраивать определения жизни, смерти, вечности, бесконечности, перерастающие в единую систему той истины, которая обозначается и возрождается в литературной традиции Л. Толстого, сделавшего его бессмертным.
Ключевые слова: религиозное осмысление, душа, жизнь, смерть, бессмертие, дневниковые записи.
The article says briefly about Tolstoy's philosophical comprehension of Life and Death categories on the basis of his diaries. Such comprehension is also reflected in his creative work. Diary is a peculiar cryptography of inner dialogue, which gives away various «conscious activity» of the author's soul and shows ideas, caused writer's literary and research relation to existence. There is no any pomposity or declamation here, but we can notice ideas and feelings which find their expression in all L. Tolstoy's creative work, including his essays. It is precisely diary notes where writer's thoughts begin to develop definitions of Life, Death, Eternity and Infinity. They grow up into integrated system of the verity, expressed and reborn in the literary tradition made L. Tolstoy immortal.
Keywords: religion's explore, soul, life, death, immortality, diary.
Л.Н. Толстой в дневниковых записях ведет постоянный диалог с собой. Дневники, особенно «дневник для самого себя» - своеобразный «поток сознания», в котором мы видим свидетельства постоянного поиска определения истинному значению смыслов понятий жизнь, смерть, бессмертие, вечность и т.п. Будучи рациональным, он с ранних лет желал как можно «ближе придвинуть Христа к современному пониманию» [1, т. 21, с. 357], игнорируя порой опыт предшествующей истории «не для доказательства, а для рассказа» [1, т. 21, с. 252]. Писатель, учась на юридическом факультете Казанского университета, сделал в дневнике характерную его складу ума и души запись: «Какая цель жизни человека» [1, т. 21, с. 13]. И чуть ниже продолжает размышления: «Цель жизни человека есть всевозможное способствование к всестороннему развитию всего существующего» [1, т. 21, с. 13].
Желание Толстого сделать мир просвещенным и совершенным становится настоящим и будущим его веры и религии, изобилующей меткими характеристиками действительности и эпохи. Уже по ранним дневниковым записям виден знаковый в будущем автор-философ и герой-патриот русской литературы и эстетической мысли XIX в. Работа в первую очередь с самим собой должна, по убеждениям Толстого, при-
вести к благу всего сущего. В дневниковом диалоге и труде наедине с собой рождается философия, в дальнейшем получившая название «толстовство». Разно -гласия в мыслях о вечности прямолинейны в идейном плане, в размышлениях множество личных оттенков, сомнения и страдания. Но превалирует все же семантика утверждений, например: «Религия есть установленное, согласное с разумом и с современными знаниями отношение человека к вечной жизни» [1, т. 21, с. 357].
Если предчувствие конца вызваны стремлением понять суть физического мира, - «Я качусь, качусь под гору смерти и едва чувствую в себе силы остановиться. А я не хочу смерти, я хочу и люблю бессмертие» (запись 6 окт. 1863 г.), - то принятие неизбежности и жестокости хода времени приближает его к мысли о многовековой мудрости, - «Жизнь перестает быть целью и делается средством» (1851), «Всяк живот смерти боится» (1879) [1, т. 21, с. 38...283].
Толстой включил в канву многих художественных произведений сцены описания смерти, ее ожидания, околосмертные переживания, но нигде до конца не прояснил точного своего понимания смысла явления («Война и мир», «Анна Каренина», «Три смерти», «Смерть Ивана Ильича», «Алеша Горшок», «Детст-
во», «Живой труп», «Казаки», «Крейцерова соната», «Много ли человеку земли нужно», «Хаджи-Мурат», все «Севастопольские рассказы» и др.). В 1886 г. он возвращается к прежним размышлениям: «Мир живет. В мире жизнь. Жизнь - тайна для всех людей. Одни называют ее бог, другие - сила. Все равно - она тайна. Жизнь разлита во всем. Все живет вместе, и все живет - отдельно: живет человек, живет червь... всякий шаг, всякий акт жизни есть умирание. <...> Задача человека в этой жизни отречься от всего противоречивого в самом себе, т.е. личного, эгоистического, для возможности служения разуму, для уничтожения внутреннего противоречия жизни, в чем одном он находит полное удовлетворение, безопасность, бесстрашие и спокойствие перед смертью» [1, т. 21, с. 349].
Толстой над вопросом «в чем же смысл жизни, если есть смерть?» задумывался и ранее, но серьезно эта мысль стала беспокоить его, по многочисленным свидетельствам биографов, когда в Гиере, на юге Франции, от чахотки умирал его брат Николай. В книге Т. Полнера «Л. Толстой и его жена» есть эпизод, отражающий реакцию писателя по этому поводу: «К чему все, когда завтра начнутся муки смерти со всей мерзостью лжи, самообмана, и кончится ничтожеством, нулем для себя?» [2, с. 29]. Эта сцена находит подтверждение и в дневниковой записи Толстого в 1860 г.: «Николенька ... зачем? Уж недалеко до отправления туда. Куда? Никуда.». И далее интересна запись: «Во время самых похорон пришла мне мысль написать матерьялистическое Евангелие, жизнь Христа-материалиста» [1, т. 21, с. 252].
Слабость перед неминуемым концом полнее демонстрирует разностороннее выражение тех же религиозных мыслей. В дневниковой записи 19 июля 1896 г. Толстой пишет о работе над предисловием к «чтению Евангелия и отчеркнул Евангелия» [1, т. 22, с. 48]. Не случайна и запись о сломанном кусте репья на обочине пыльной дороги, который, несмотря на надломленность, продолжает жить и «в серединке краснеется», напоминая о Хаджи-Мурате, лишающем жизни других людей и желающем продлить свое земное существование. Риторическая фраза-вопрос: «Зачем миллионы людей убивали друг друга?..» прозвучала раньше, в «Войне и мире». И несомненно то, что автора бессмертной эпопеи волнует не столько проблема смерти, сколько поиск смысла сути жизни. По справедливому замечанию Л.Д. Громовой-Опуль-ской, «может быть, главная идея человеческого бытия, как ее понимал Толстой, выражена им в дневниковой записи 19 июля 1896 г. В тот день куст раздавленного репья-татарника напомнил жизнь и смерть Хаджи-Мурата» [3, с. 262].
Для наиболее полного осмысления сути жизни, смерти, вечности и иных философских категорий Толстой не ограничивается «модными» для своего времени философами и разными авторитетами. Он изучает книги богословов, исторические документы и священные писания разных вероисповеданий и конфессий, в их числе и те издания, о которых умалчива-
лось или они были под запретом со стороны властей и цензуры как церкви, так и государства. Это тема другого сообщения. Важно то, что, исходя из материалов дневников и отдельных записей, Толстой с годами, думая о смерти, ее предчувствии, но не ожидании, все больше пишет о смысле жизни и ее предназначении.
Толстой-писатель и мыслитель все пережитое фиксирует в дневниках и в дальнейшем переносит в художественные полотна. Понимание слова «смерть» у писателя такое, как толкует его в своем словаре В.Даль: «Конец земной жизни, кончина, разлучение души с телом . конец плотской жизни, воскресенье, переход к вечной, к духовной жизни» [4, с. 233]. Смерть - это факт, реальность, вызывающая в душе Гения протест, он все силы свои отдает для воспроизведения своей философии и в результате в одиночку борется с любым проявлением силы, порождающей уничтожение или смерть. «Разум дан <...>, чтобы познать, <...> указать, чего не надо любить», - пишет он в 1895 г. [1, т. 22, с. 35]. Если это государственная или церковная власть и она несет закон, приводящий к гибели, смерти живого, значит - это насилие. Однажды в беседе Толстой сказал, что даже Христа осудил на смерть не народ или природа, а закон, институт власти. Значит, закон - тиран. Когда писатель выступал против войны, голода, защищал обездоленных, он боролся с властью, сеющей насилие и смерть. В то же время, говоря о зле, он выдвигал идею «непротивления злу» - в борьбе со злом совершаешь ответное зло.
Толстой в вечных сомнениях, поиске, собственные открытия его будоражат, он полемизирует с самим собой во всех своих творениях, будь то малая проза, романное творчество, философские трактаты, дневники или педагогическая деятельность. И во всем есть важный вопрос о сути жизни, ее предназначении, смерти, околосмертных переживаниях, бессмертии, вечности и бездне. Тема смерти перерастает в тему жизни и бессмертия. И хотя смерть есть насилие над плотью, он призывал в 1883 г.: «Мы живем, значит, мы умираем. Хорошо жить, значит, хорошо умирать. Желаю себе и всем хорошо умереть» [1, т. 21, с. 349). Под «хорошо» он подразумевал любовь и добро.
Писатель часто приходит к мысли, что между жизнью и смертью есть граница (эта идея прослеживается в «Смерти Ивана Ильича»), а за пределами смерти - бесконечность, бессмертие. И вопрос о смерти и бессмертии для Толстого не праздный. «Две крайности - порывы духа и власть плоти» [1, т. 21, с. 233). Когда Л.Н. Толстой работал, ему казалось, что рамки отведенного судьбой времени раздвигаются, -вступаешь в бессмертие. На пути к вечности выдвигается необходимая в понимании смысла жизни нравственная идея «самосовершенствоваться». Идея «бессмертия» Толстого обращена к пониманию разных, двух смертей - плоти и духа.
В известном рассказе-притче «Много ли человеку земли нужно» приводится конкретная жизненная драма, и в вымышленном естественно-житейском сюжете дана судьба человека, ее «тайнопись». Мужик
Пахом захотел захватить как можно больше земли. Все, что успеешь обойти до заката - будет твоим, -сказали ему хозяева-башкиры. Пахом польстился, много земли обошел, захватил, с трудом успел добежать обратно и, добежавши, упал на землю, растянулся и испустил дух, занявши всего три аршина в длину. «Три аршина - вот сколько нужно человеку». В статье А. Волынского точно подмечено: « Мы все Пахомы, так как хотим как можно больше житейских благ» [5, с. 54].
Пороки, по мнению Толстого, ускоряют смерть духа, и он обличает пороки так же яростно, как обличает, к примеру, церковь и Наполеона. Желая очиститься от традиционно устоявшихся в обществе пороков, писатель приходит к молитве. В его дневниках мы находим множество подтверждений. Приведем выдержки из записей только за один 1890 г. «Молюсь много раз в день. И хорошо» (7 авг.); «Радостно молился. Думаю, что укрепляет меня» (20 авг.); «Молитва укрепляет и имеет все время неослабляющееся значение» (28 авг.); «Дурно я повел свою семейную жизнь. И грех этот на мне и вокруг меня» (6 сент.); «Молитва продолжает укреплять и двигать меня. Прибавляется, усложняется и уясняется» (26 окт.); «Молился и еще буду молиться и молюсь, чтобы бог помог мне не нарушить любви. Надо уйти.» (15 дек.). А уже в 1896 г. в молитве выражен протест, что не присуще данному жанру: «Одно утешает . я не один, но с богом, и потому, как ни больно, чувствую, что что-то совершается. Помоги, отец . А мы Бетховена разбираем ... молюсь, кричу от боли. Запутался, завяз, сам не могу, но ненавижу себя и свою жизнь» [1, т. 21, с. 349]. Именно в дневниках четко прослеживается характерная для писателя мысль, что жизнь - это искания, главное, чтобы поиск привел к нравственности.
Размышления в дневниковых записях влияют на формирование целостной структуры произведений Толстого, отражают его систему взглядов, состояние складывающейся авторской позиции и дальнейшей литературной традиции, а также раскрывают причины внутренней борьбы и интерес писателя к тому или иному типу произведения (от «Трех смертей» до «Войны и мира» и др.). Так появляется новое оригинальное решение проблемы в контексте времени, пространства и обстоятельств. Дневник организует писателя и выполняет исповедальную функцию, а временной акцент растягивается и концентрируется одновременно, становясь психологическим временем и стираясь по отношению к физическому, календарному времени. В дневниковых записях констатация нарастания внутренней борьбы Толстого намеренно сведена к размышлениям о цели жизни, а не к описанию благополучия бытия.
Ожидание смерти, сама смерть, ее смысл, продолжение жизни духа звучит у Толстого как новая трактовка известных категорий и понятий с позиции общечеловеческой мудрости любой религии - христианской, мусульманской, буддистской и др. Если смерть брата, Николая Толстого, в откровении писа-
теля уподобляется «сгоревшему дереву» (т.е. не оставил следа), то сама смерть в понимании Гения - продолжение иной жизни. Подобные противоречия и «недоразумения» не случайны. Как отмечает А.Волынский, «философия Толстого явление . выросшее на почве русского сознания. Кто знает Россию, тот поймет и Толстого» [5, с. 54]. «Сгоревшее дерево» - результат смерти плоти, но не духа. Жизнь есть представление, в котором неизбежно преставление. Христианин живет «двойной» жизнью: до покаяния и после покаяния, тем более богобоязненный русский мужик Пахом из приведенного выше рассказа. В последние минуты своей жизни он успел осознать происшедшее и покаялся (осознание - тоже покаяние).
В другом, трехчастном рассказе «Три смерти» каждый из героев встречает свою смерть в разных обстоятельствах, но конец один - живое искреннее покаяние. Чисто христианская черта - «стремление к покаянию». Барыня, ямщик, дерево - каждый кается по-своему и умирает так же, как жил: шумно от страха смерти, заставляя понапрасну хлопотать; спокойно, тихо и покорно принимая неминуемую участь; бессловесно дрожа, но не от ударов топора, а от мысли, что не успело принести пользу живым и сгорит в костре либо станет плетенью. Но ведь это то же продолжение, жизнь, но иная, в другом качестве. Такое вот понимание бессмертия. А в «Смерти Ивана Ильича» повествование построено таким образом, что мгновение смерти совпадает с мигом рождения мысли, что ты и не жил вовсе. Покаяние не отодвинуло момент физической кончины, смерти плоти. В итоге ждет «никуда», говоря словами писателя. Признание героем неправильного прожитого и покаяние приносит духовное облегчение. Нарастание внутренней борьбы, переживаний о проблемах бытия находит свое отображение как в дневниках, так и в художественном слове писателя.
В 1882 г. Толстой, дописывая «Исповедь», включил туда сказку (о путнике) и излюбленный свой жанр «сон», герой которого чувствует во сне бездну снизу и сверху, она не страшна своей бескрайностью и не пугает своим спокойствием, она просто присутствует. Бесконечность - бездна - бессмертие. Они необъятны. «Мне хотелось слиться с существом всеобъемлющим», - писал Толстой еще в 1851 г. Перед вечностью надо быть честным, говорить от чистого сердца, совершать добро, исповедаться. Исповедь - это то же покаяние, к чему писатель приходит неоднократно. Он, как и Никита из «Власти тьмы», совершает «честное покаяние на людях», не боится всеобщего осуждения, кается, но опять не дает объяснения «смысла жизни при наличности смерти».
Смысл смерти Толстой видит в «хорошем умирании», осмысленности жизни, самосовершенствовании, сохранении чистоты помыслов и духа, стремлении к бесконечному добру - к бессмертию. В дневнике писателя за 1890 г. есть запись: «Совесть . есть не что иное, как совпадение своего разума с высшим. Кто видит смысл жизни в усовершенствовании, не может верить в смерть, - в то, чтобы усовершенство-
вание обрывалось. То, что совершенствуется, только изменяет форму. Безнравственно живущим и желающим продолжать так жить людям невыгодно верить, что мир движется по ступеням идеи к добру, и они не верят в это». Толстой тверд в убеждении, что жизнь есть этап совершенствования и необходимо освободиться от силы, мешающей совершенствованию духа, и «уйти» в бессмертие, обойдя смерть. Такова одна из его формул бессмертия. Все зависит только от того, в чем каждый видит счастье жизни, а под жизнью каждый понимает свое - один счастлив от того, что свободно идет по жизни с одним лишь котелком, в котором может, когда нужно, приготовить скромный обед из того, что встретит в поле, другой счастлив, что кружится в свете и губит чужие души при отсутствии души своей.
Подобные взгляды приводят нас к мысли, что Толстой был осведомлен в восточных религиях, в числе которых религиозная философия Тибета. Философское обоснование своих экономических нововведений свидетельствует о том, что он, как и тибетские монахи, ничего не хотел иметь. Тибетские монахи уходят умирать в долину «зеркал» - долину смерти. Граф Толстой в конце жизни сделал то же самое. Это наводит на мысль, что он, веруя в Бога и сотворив своего, очищенного от церковников бога, уверовал в истину, которая является, вероятно, синтезом многих человеческих религий. В дневниках писателя мы встречаем тому свидетельства, а подчеркнутые и выделенные его рукой места говорят, что он, выбирая то, что близко ему, создал свою новую идею, отличную от общепризнанного православия, магометанства, буддизма. Это Его религия и только Его. Эта религия
Поступила в редакцию
отвечала его чаяниям и открывала завесу над тайнами бытия. Толстой сам признавался, что не боится смерти. И чтобы «хорошо умирать», достичь бессмертия, нужен честный труд, служение и самопожертвование, нужно делать добро и жить по законам любви и добра. П. Струве, посетив незадолго до смерти Ясную Поляну, писал: «С ним произошло нечто редкое и великое. Прожив несколько огромных жизней, он из жизни вышел живым <...> его стережет телесная смерть. Выйдя живым из жизни, духовно преодолев телесную смерть. Будучи вне "жизни" в здешнем ограниченном смысле, он стал неподвластен "смерти", он ее "попрал"» [6, с. 228].
Толстой не дал прямого ответа на вопрос, что есть смерть, в чем смысл ее. В дневнике от 24 января 1909 г. есть запись: «Быть в любви со всеми, не отрекаться от добра, от учения Христа, от Бога». В этом и есть, вероятно, подсказка о смысле жизни, добра и бессмертия.
Литература
1. Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. М., 1985.
2. Полнер Т. Лев Толстой и его жена. М., 2000.
3. Громова-Опульская Л.Д. Избр. труды. М., 2005.
4. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1980. Т. 4.
5. Волынский А.Л. Нравственная философия гр. Л. Толстого // Русские мыслители о Л.Толстом: сб. статей. Ясная Поляна, 2002.
6. Струве П.Б. Л.Толстой // Там же.
22 сентября 2010 г.
