CC BY
20
УДК 81'23
сакрализованный текст как объект переложения
Жельвис владимир ильич
доктор филологических наук
профессор кафедры иностранных литератур и языков Ярославского государственного педагогического университета
им. К.Д. Ушинского e-mail: [email protected]
Анализируются тексты, изначально являющиеся сакральными (Библия) или в силу обстоятельств воспринимаемые как таковые (Шекспир, «!Слово о полку Иго-реве»). Делается попытка выяснить, что происходит с их сакральным характером, когда они излагаются современным языком. Отношения сакральных и профанных сущностей определяется как очень сложные, не имеющие чётких границ. Профан-ное и сакральное определяются как два образа одного бытия. Задача перелагателя видится в искусстве наполнить внешне профанный текст сакральным смыслом. Рассматривается проблема сохранения или преобразования оригинального торжественного стиля текста в стиль, приближённый к современному бытовому.
Ключевые слова: сакральное, профанное, переложение.
Совершенно очевидно, что текст, рассматриваемый как сакральный, по определению не может быть точно изложен средствами другого языка по причине неизбежного искажения.содержания. Неудивительно поэтому, что тексты Библии, Корана или Торы крайне неохотно переводятся на современные иностранные языки, причём созданные переводы, как правило, используются, главным образом, как вспомогательные, позволяющие «простецам» и неофитам понимать общее содержание священной книги.
Правда, в отношении Библии дело обстоит сложнее, так как, к примеру, православная Библия в её древнеславянском варианте представляет собой перевод , равно как и английская «Библия короля Иакова» или перевод на немецкий язык Мартина Лютера и т.п. Получившие наибольшее признание переводы в данном случае молчаливо признаются единственно правильными и, отсюда, сакральными, не уступающими в этом отношении текстам на арамейском или древнегреческом языках. В практике Русской Православной церкви богослужение проводится только на церковнославянском языке. Считается, что современный русский язык так сильно искажён и засорён, что изложение Священного Писания на нём уже невозможно, в то время как овладеть этим древним языком не так уж и сложно. Впрочем, проповеди, жития святых и другая подобная литература пишутся и произносятся на современном русском языке.
Рассмотрим , что же происходит с сакральными текстами, когда они так или иначе перелагаются на современные языки. Для нала определим самое понятие сакрального.
Из свежих определений этого понятия обращает на себя внимание, в частности, статья на эту тему Г. Казакова (2014). Автор, в свою очередь, цитирует А.П.
Забияко (2014), по которому сакральные сущности воспринимаются сознаниям как «принципиально отличные от обыденной реальности и исключительно ценные». (Лат. sacer - священный). Они требуют благоговейного отношения. Перед нами реальность, но реальность высшего непостижимого уровня, обладающая магическим могуществом. Непостижимое же внушает священный ужас, отчего оно объявляется неприкасаемым и табуируется. Сакральные сущности подлежат почитанию и всевозможной защите. Синонимами и близкими по значению считаются, в частности, «неприкосновенный», «первоосновный», «незыблемый».
Как выражается М.Элиаде, сакральное это ganz andere, нечто «совсем другое» (Элиаде 1994 стр. 18). Совершенно очевидно, что «совсем другое» должно и обозначаться соответствующими, «совсем другими», не профанными словами.
Профанное же - от profanus - (греч. pro - «прежде» или «перед» и лат. fanum -святилище, храм) - это нечто обыденное, мирское, посюстороннее, противоположное сакральному. Профанный - лишённый святости, нечестивый. Это уровень обыденного бытия, мирская непрестижная сущность.
М. Элиаде считал главной характеристикой сакрального его противопоставленность профанному (Элиаде: там же).
И в то же самое время М. Элиаде видит глубокую взаимосвязь и взаимозависимость этих двух понятий. Перед нами «два образа одного бытия, две ситуации существования, принимаемые человеком в ходе истории» (Элиаде: 19). И в самом деле, можно видеть, что сплошь и рядом то, что сейчас воспринимается как про-фанное, в своё время выглядело как сакральное. Здесь полезно вспомнить, что, согласно Священному Писанию, дьявол был некогда ангелом. Образно выражаясь, профанное есть «падшее священное».
Таким образом, перед нами два понятия, которые различаются, имеют каждое свою дефиницию, и одновременно представляют единое целое, являясь двумя образами одного бытия. Принципиально важно, что мирское и священное находятся в прочной и вечной связи Снижение роли религии в странах европейской цивилизации не означает, что профанное, мирское утратило связь с сакральным. Ср.Элиаде: «Мирское» является лишь новым проявлением той же конструирующей структуры человека, которая до этого проявлялась лишь в «священных» актах (там же, стр. 14).
Границы между сакральным и профанным расплывчаты уже в одной и той же культуре и тем более оказываются таковыми при сравнении разных культур. Понятие, признанное сакральным в одной культуре, не обязательно сакральное в другой. Кроме того, в современном обществе приобретают всё большую сакраль-ность такие сущности, как деньги, положение в обществе и т.п., т.е. сакральность расширяет свою территорию Сакральное сегодня может, так сказать, переодеваться в мирские, профанные одежды, не переставая сохранять прежний духовный смысл.
Это хорошо видно на примере советской идеологии. Ср. «Краткий курс истории ВКП (б)» приобрёл в своё время сакральные признаки Священного Писания, место Бога в сознании целой нации может приобрести образ Верховного Правителя (вождя = «фюрера», «дуче», генерального секретаря, президента и т.п.), в правящих кругах тоталитарных режимов можно обнаружить бывших архангелов, святых и т.п. Утратив в значительной степени религию, человек европейской цивилизации
продолжает испытывать религиозные чувства, создавая себе «златые кумиры» из про-фанного материала, обожествляя этот последний. Такова, например, сакрализация в СССР марксизма-ленинизма («Марксизм - вечно живое учение», «Ленин всегда живой») и т.п. То есть священная, идущая от религии риторика активно используется в политических целях. Достаточно вспомнить русский перевод «Интернационала» с его церковнославянскими оборотами и синтаксисом («Это есть наш последний и решительный бой», «воспрянет род людской», «проклятьем заклеймённый», «гром великий» и т.д.).
В свете сказанного представляется интересным рассмотреть опыт пересказа сакрального текста средствами современного повседневного языка, т.е. с помощью профанного вокабуляра и синтаксиса. Что происходит с сакральным текстом после того, как изменяются средства, его излагающие? Утрачивается или всё же сохраняется сакральная составляющая после исчезновения соответствующих средств? Удаётся ли воссоздать священное пространство с помощью средств профанного мира? В состоянии ли бытовая лексика и бытовой синтаксис наполниться сакральным смыслом?
Г.Казаков (Казаков стр. 137-138) считает возможным выделить, в частности, такие особенности сакрального текста, как адаптивность, терминологичность, стиль и буквальность. Под адаптивностью автор понимает (не)возможность использовать религиозные термины одной культуры для передачи понятий в другой культуре; терми-нологичность тоже подразумевает трудности использования, скажем, языческих терминов для обозначения христианских понятий; стиль изложения может очень сильно пострадать при пересказе, допустим, текста на арамейском языке средствами современного русского языка; и, наконец, под буквальностью надо понимать (не)возмож-ность употребления слова, обозначающего понятие, отсутствующее в принимающем языке.
Что происходит с текстами в результате подобных трансформаций? Ясно, что любой текст в процессе перевода или адаптации в той или иной мере пострадает, утратит какую-то часть смысла, а, может статься, приобретёт и новый смысл. Но если в случае художественного текста с этим как-то приходится мириться, что делать с текстами, где искажение принципиально недопустимо и в то же время неизбежно?
Все эти особенности, пусть с оговорками, но всё же в принципе преодолимы, когда речь идёт о переводе с повседневного современного языка на такой же современный и повседневный. Всё значительно труднее, когда мы говорим о передаче текста сакрального, особенно такого, который приписывается Высшим силам. В таком случае любое искажение может восприниматься как святотатство, кощунство и подлежит осуждению. Мы знаем, что одно время перевод Корана вообще запрещался, а перевод Библии на современный русский язык осуществлён только в конце XIX века и до сих пор не используется в богослужении и служит вспомогательным средством. Протестантский перевод Библии на современный язык скептически воспринимается другими христианскими ветвями.
Трепетное отношение к возможности перевода, пусть в меньшей степени, относится и к нерелигиозным текстам, обладающим особенным пиететом. Перед нами сакральность несколько иного рода, когда определённые искажения прославленного оригинала всё же допустимы, но крайне нежелательны, потому что заставляют читателя перевода подозревать подлог. Таковы, например, переводы произведений Шекспира
или переложения на современный русский язык «Слова о полку Игореве».
И при всём при том общеизвестно, что и религиозные тексты, и подобные литературные нередко подвергаются изменениям, часто весьма серьёзным. Как слово Божие, так и слова великого Барда довольно бесцеремонно искажаются. Известны многочисленные версии Писания и буквально бесчисленные трактовки шекспировских пьес. Вероятно, нет ни одного театра в России, где хотя бы один раз не ставили «Гамлета», и всякий раз текст трагедии сокращался (на то, чтобы играть «Гамлета» целиком, потребовалось бы около девяти часов) и изменялся в зависимости от взглядов режиссёра и потребностей публики.
Причин тому несколько. Иногда это вызывается этнокультурной необходимостью, когда, например, требуется перевести «белый, как снег» на язык народа, никогда не видевшего снега. Ср. «И вот рука его побелела от проказы, как снег» (Исх.4;6). В подобных случаях переводчик, если он хочет добиться максимального понимания читателем, вынужден пожертвовать сакральностью во имя понятности и передать «как снег» с помощью другого сравнения, например, «как молоко».
Иногда причины - лингвосоциокультурного порядка, это когда, например, устаревшие обороты перевода английской «Библии короля Иакова» (1611) передаются на современном английском языке.
Английский перевод Библии 1611 года, известный как King James Version, является выдающимся памятником англоязычной культуры, эталоном высокого стиля, безупречного ритма и слога. Однако за 400 лет «Версия» по понятным причинам устарела, и хотя для образованной части населения она всё ещё в целом понятна, возникла необходимость создания текста, более доступного рядовому читателю.
Вероятно, в данном случае целесообразнее говорить не столько о переводе, сколько об адаптации древнего текста применительно к нуждам XXI века. Адаптатор воссоздаёт священное пространство с помощью средств профанного мира. Он освящает бытовую лексику и бытовой синтаксис, наполняя их сакральным смыслом.
Ниже будут рассмотрены отрывки из текстов «Библии короля Иакова», шекспировского «Макбета» и «Слова о полку Игореве» в сравнении с их переводами-переложениями на современный язык.
Начнём с «Версии», отрывка из Jeremiah:
Moreover the words of the Lord came to me, saying, 2.go and cry in the ears of Jerusalem saying, Thus saith the Lord: I remember thee, thy kindness of thy youth, the love of your espousals, when thou wendest after me in the wilderness, in a land that was not sown. 3. Israel was the holiness with the Lord, and the firstfruit of his increase, all that devour him shall offend; evil shall come upon them, saith the Lord.
Тот же текст в современном виде в Holy Bible выглядит так:
The word of the Lord came to me: "Go and proclaim in the hearing of Jerusalem:
I remember the devotion of your youth, how as a bride you loved me and followed me through the desert; through a land not sown, Israel was holy to the Lord, the first fruits of his harvest; all who devoured her were held guilty, and disaster overtook them," declares the Lord.
Сравним два текста.
1. Авторы Holy Bible опустили слово moreover, посчитав, по-видимому, что оно ничего не добавляет к смыслу сказанного.
2. Красивый и вполне понятный оборот Go and cry in the ears of Jerusalem превратилось в менее яркое, но всё же достаточно выразительное go and proclaim in the hearing of Jerusalem. Можно сказать, что фраза стала спокойнее, убавилась патетика.
3. «Свадебная» метафора King James Version сохранена, но kindness правомерно заменено на devotion. Редкое и очень ёмкое espousals, которое, как известно, может означать как брачующихся, как бракосочетание, а также как поддержку, стало просто bride.
4. The land not sown: уточнено, что речь идёт о desert, пустыне, хотя wilderness в KJV подчёркивало, вероятно, незаселённость места, где земля не возделывалась человеком.
5. Далее в KJV следует ещё одна метафора, где верный Господу Израиль уподобляется плодам с первого урожая. Increase в смысле «прибавление, прибыток» заменено на более понятное в этом контексте harvest.
6. Devour здесь означает «погубить, поглотить», современное основное значение «пожирать», по-видимому, не смутило авторов Holy Bible, но зато offend, совершенно непонятное современному читателю в требуемом смысле, стало held guilty, а evil заменилось на disaster.
Good News Bible, рассчитанная, по всей видимости, на ещё менее просвещённого читателя, излагает текст следующим образом:
The Lord told me to proclaim the message to everyone in Jerusalem. I remember how faithful you were when you were young, how you loved me when we were first married; you followed me through the desert, through a land that had not been planted. Israel, you belonged to me alone; you were my sacred possession. I sent suffering and disaster on everyone who hurt you. I, the Lord, have spoken."
Весь отрывок представляет собой пересказ события бытовым языком, если не считать частично сохранённую метафору, где союз с Богом уподобляется брачному союзу (when we were first married). Правда, немного смущает first, с помощью которого может создаться впечатление, что речь идёт о «первом» бракосочетании. Торжественность и патетичность текста полностью снята во имя доходчивости.
Посмотрим теперь, как современные адаптаторы обращаются с текстом шек-пировского шедевра. Вот подлинник, Отрывок из 2 акта, первой сцены «Макбета»: BANQUO:
What, Sir! not yet at rest? The king's a-bed: He hath been in unusual pleasure, and Sent forth great largesse to your officers. This diamond he greets your wife withal, By the name of most kind hostess, and shut up In measures content. MACBETH: Being unprepared,
Our will became the servant to defect; Which else should free have wrought.
Пересказ из on-line edition No Fear Shakespear nfs.sparknotes.com/Macbeth/
page_48. html:
BANQUO:
You're not asleep yet, sir?
The king's in bed. He's been in an unusually good mood and has granted many gifts to your household and servants. This diamond is a present from him to your wife for her boundless hospitality.
MACBETH
Because we were unprepared for the king's visit, we weren't able to entertain him as well as we would have wanted to.
Современный вариант свёлся к замене устаревших слов или значений, largess стало gifts, officers - household and servants. Shut up in measurless content опущено, по-видимому, как излишний повтор мысли о том, что король доволен приёмом. Упрощён сложный оборот he greets your wife withal by the name of most kind hostess.
Но особенно трудно пришлось, действительно, очень сложно выраженному ответу хозяина замка. Буквально сказанное им можно перевести разве что как: «Будучи неготовым, наше желание стало слугой недостатков, иначе оно бы действовало свободно». В современном варианте ответ Макбета расшифровывается без помощи красочной барочной фразы, понять которую, особенно на слух, если она произнесена со сцены, сегодня невозможно.
От шедевра английского перейдём к шедевру русскому.В 1967 г. в серии «Библиотека поэта» под редакцией Д.С. Лихачёва вышло «Слово о полку Игореве» в подлиннике и 15 переводах и переложениях (плюс поэтические вариации на ту же тему). Сравнение всех этих произведений могло бы стать темой самостоятельного исследования. Здесь ограничимся сравнением первых строк подлинника «Слова» и его переводов-переложений.
Подлинник (в современной орфографии):
Не лепо ли ны бяшет, братие, начати старыми словесы трудных повести о полку Игореве, Игоря Святославлича? Начатии же ся ти песни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню!
Академически точный перевод Л.А. Дмитриева, Д.С. Лихачёва и О.В. Творогова:
Не пристало ли нам, братья, начать старыми словами печальные повести о походе Игоревом, Игоря Святославича? Пусть начнётся же эта песнь по былям нашего времени, а не по замышлению Бояна!
Перевод неизвестного автора XVIII века:
Коль мило будет нам, братцы! начать древним слогом жалобную повесть о сражении Игоря, Игоря Святославича? начнём же оную по течению деяний того времени, а не по вымыслу Боянову.
Перевод К. Бальмонта:
Нам начать не благо ль, братья, песню старыми словами, песнь, как полк в поход повёл он, славный Игорь Святославич?
По былинам лет тех бывших, не по замыслу Бояна.
Наконец, в качестве курьёза, приведём перевод «под Маяковского»:
М. Тарловский (1938)
Товарищи, старую быль взворошить
Не стоит ли нам для почина,
Чтоб Игорев конный марш изложить,
Рейд Святославова сына?
Мы слогом теперешним речь начнем,
На происшедшее глянув:
Певцу не к лицу изжитый прием,
Ветхий обычай Боянов.
Подведём итоги.
Подобно тому, как какой-нибудь природный предмет (камень, дерево) или артефакт - могила, просфора)) способны приобрести сакральное значение, стать предметом поклонения, но при этом сохранить своё первоначальное значение, т.е. оставаться камнем, деревом и т.д., слова бытового языка способны принять на себя груз священного термина или просто высокого стиля, оставаясь при этом мирским средством выражения смысла. Переводчики и адаптаторы сакрального текста используют эту способность, но одновременно чувствуют ущербность такой трансформации. В результате в большинстве случаев они стремятся сохранить величавость первоначального текста, по возможности придерживаясь прежнего ритма и подыскивая варианты современного вокабуляра, близкие к высокому стилю.
Другое дело, что в данном случае перед нами встаёт вопрос исключительной сложности. Ясно, что понимать тексты, далеко отстоящие от нашего времени, так, как их понимали их современники, мы заведомо не можем. Возможно, что если тексты прошлых веков кажутся нам звучащими, как «медь звенящая и кимвал бряцающий», то ещё вопрос «бряцали» ли они также и для современников? Иными словами, торжественно или по-бытовому просто звучало для слушателей пение «Слова» каким-нибудь слепым гусляром? Скорее всего, второе. Но тогда такое звучание следует воспроизводить и в наши дни, возможно даже в рифму, а не «по замышлению Бояна». Точно также можно усомниться, воспринимались ли тексты кумранских рукописей как сейчас воспринимается торжественный язык Писания, или это был бытовой язык, понятный пастухам и рыбакам того времени. Тогда даже «р-р-революционный» «перевод» М. Тарловского с его «товарищи», «рейд», «конный марш» и т.д. можно считать оправданным?
Однако существует и традиция, согласно которой сакральный текст - это всегда нечто торжественное, резко отличающееся по звучанию от обыденного разговора. Торжественность - неотъемлемая часть сакральности. Каждая идеология создаёт свои сакральные сущности (тексты, празднества, явления искусства, не только иконы), насыщенные духовностью. Вокруг этой сущности возникает соответствующая коннотация
И тогда попытка бытовым языком передать сакральное содержание обречена на неудачу.
литература
Казаков Г. Социолингвистика сакрального. //Социолингвистические исследования в теории и практике. Междисциплинарный подход. Том1. Gdansk, Wydawnictwo Univewesytetu gdanskiego, 2014. pp.132-142.
Зенкин С.Н. Небожественное сакральное. Теория и художественная практика. М.: РГГУ, 2012. - 537 с.
Элиаде М. Священное и мирское. М. МГУ 1994 - 144 с.
Слово о полку Игореве. Л., Изд. Советский писатель, Ленингр. отд. 2 изд. 1967. - 539 с.
sacral text as an object of conversion into a modern
language
Vladimir I. Zhelvis
Doctor of Philology
Professor of the Department of Foreign Languages and Literatures
Yaroslavl State Pedagogical University e-mail: [email protected]
The author analyzes texts which are or are considered sacral, as the Bible, works of Shakespear, or The Lay of Igor's Campaign. An attempt is made to find out what happens to the sacral nature of the text transformed into a modern language. Relations of the sacral vs the profane are defined as entities of one and the same reality, the dividing line being rough-and-ready. The job of the translator is understood as the art of filling a seemingly profane text with a sacral meaning. Also considered is the stylistic problem of adapting elevated style of the sacral original to the needs of the modern reader. Keywords: sacred, profane, arrangement.
References
Kazakov G. Sociolingvistika sakral'nogo [Sociolinguistcs of the Sacral] // Sociolingvisticheskie issledovanija v teorii i praktike. Mezhdisciplinarnyj podhod. [Sosiolinguistc Research in Theory and Practice. Interdisciplinary Approach] Toml. Gdansk, Wydawnictwo Univewesytetu gdanskiego, 2014. pp. 132-142.
Zenkin S.N. Nebozhestvennoe sakral'noe. Teorija i hudozhestvennaja praktika. [Undivine sacred. Theory and practice of art]. M.: RGGU, 2012. - 537 p.
JeliadeM. Svjashhennoe i mirskoe [The sacred and the secular]. M. MGU, 1994
144 p.
Slovo o polku Igoreve [The Tale of Igor's Campaign]. L., Izd. Sovetskij pisatel', Leningr. otd. 2 izd. 1967. 539 p.
