CC BY
29
Ю. К. Кузьменко
СААМСКАЯ ИНТЕРФЕРЕНЦИЯ В СКАНДИНАВСКИХ ЯЗЫКАХ
1. Введение
В истории скандинавских языков можно различить две ясные тенденции. С одной стороны скандинавские языки развили многие черты, которые мы находим и в западногерманских языках. Большинство изменений такого типа связаны с заменой синтетических средств выражения грамматических значений аналитическими. Наиболее отчетливы эти изменения видны в датском, менее всего они проявляются в островных скандинавских языках. Однако в скандинавских языках, в отличие от других германских языков, появился ряд признаков, которых мы не встречаем в западногерманских языках. К таким признакам относятся развитие агглютинативных форм, таких как суффигированный определенный артикль, суффигированный пассив, суффигированное отрицание, следы которого в формах типа aldrig, ikke, ingen и т. п. сохранились во всех скандинавских языках. Именно сочетание аналитических и агглютинативных признаков является характерной чертой скандинавских языков, отличающей их от других германских языков. Кроме того, в общескандинавский период исчезли общегерманские безударные префиксы, сохраняющиеся во всех западногерманских языках1. В шведском и норвежском ареалах развились к тому же и другие признаки, которые либо редко
1 Префиксы в современных скандинавских языках появились из средненижненемецкого в ганзейскую эпоху.
встречаются, либо вовсе отсутствуют и в западногерманских языках, и в западном и южном ареале скандинавских языков, ср., например, удлинение согласных при удлинении слога или развитие очень редких в датском и отсутствующих в исландском сложных предлогов типа bakom.
Если развитие аналитизма в скандинавских языках соответствует развитию других германских языков, то агглютинативные признаки и ряд других изменений, в частности исчезновение префиксов, находят параллели в финноугорских языках. Возникает естественный вопрос о природе этих параллелей: являются ли они результатом случайного совпадения (иногда говорят и об общих тенденциях развития2), или эти сходства объясняются языковыми контактами?
Каким образом вообще можно отграничить параллельное развитие от изменений, обусловленных контактом? Существует ряд признаков, которые определяют приоритет предположения о контактной природе явлений. К таким признакам относятся: 1) сравнение с родственными языками; 2) возраст; 3) ареал и направление распространения; 4) синхронная и диахроническая инкорпорированность в языковую систему, т. е. синхронная функция и связь с другими изменениями; 5) наличие других контактных явлений, распространяющихся в том же направлении; 6) наличие сходных явлений в других языках, которые находятся в контакте с теми же или со структурно близкими языками. Естественно, что не во всех случаях удается использовать все эти признаки, однако если мы обнаруживаем соответствие по большинству параметров, а оставшиеся им не противоречат, можно предположить возможность влияния языковых контактов. В этом случае остается решить вопрос о 7) социолингвистической возможности заимствования или интерференции и, прежде всего, вопрос о возможности распространения результатов интерференции.
Представление о том, что скандинавские языки демонстрируют «явное приближение к финноугорскому языковому типу»3, обнаруживающееся, в частности, в появлении агглютинативных черт, было
2 Слово «тенденция» является простым эвфемизмом для описания явления. «Тенденция к аналитизму» означает просто появление аналитизма, а «тенденция к просодическому выделению корневой морфемы» — просодическое выделение корневой морфемы. Употребляя термин «тенденция» мы ничего не объясняем, а просто пытаемся выдать описание за объяснение.
3 Кукґга А. D. Substratforschung // Orbis. 1967. Bd. 16. N 1. S. 113.
высказано А. Д. Кильстрой в 1967 г. Однако ученый не назвал конкретных источников скандинавской агглютинации и в своих позднейших публикациях уже не упоминал агглютинативные тенденции в скандинавских языках, сосредоточивших на некоторых фонетических соответствиях между саамскими и западноскандинавскими языками, фактически вернувшись к идее своего учителя Вагнера об общем неизвестном северо-западноевропейском субстрате в саамских, западноскандинавских и некоторых кельтских языках4. По-видимому, естественное предположение о возможности саамского влияния на скандинавские языки не возникло ни у Кильстры, ни у скандинавских ученых5 по причине предполагаемой социолингвистической невозможности распространения черт саамской интерференции, хотя возможность саамской интерференции в скандинавских языках саамов никем не оспаривается, и такая интерференция много раз описывалась в самых северных скандинавских диалектах6.
Попробуем вернуться к причинам структурного сближения скандинавских языков с финноугорскими языками исходя из вышепред-ложенных критериев определения контактных явлений.
2. Общескандинавские явления
В общескандинавский период (550-1050) можно обнаружить два типа явлений, которые могут быть интерпретированы как следствие саамской интерференции: прямое заимствование правил и реинтер-
4 WagnerH. Nordeuropaische Lautgeographie // Zeitschrift fur keltische Philologie. 1964. Bd. 29; Kylstra A. D.: 1) Die Praaspiration im Westskandinavischen und im Lappischen // Orbis. 1972. Bd. 21. N 2. 1972; 2) Die skandinavisch-lappischen Parallelen // Suomalais-ugri-laisen seuran toimituksia. 1982. Bd. 185.
5 Ср. напр., традиционное предположение скандинавистов об отсутствии саамского влияния на скандинавские языки: Skold T. Die Kriterien der urnordischen Lehnwortern im Lappischen. Uppsala, 1961. S. 64; Jahr E. H. Norway // Kontaktlinguistik / Ed. by H. Goebl et al. Berlin, 1997. P. 943. — В новом двухтомном компендиуме по истории скандинавских языков финноугорское влияние на скандинавские языки определяется как «маловероятное»: Koivulehto J. Contact with non-Germanic languages II. Relation to the East // Scandinavian languages / Ed. O. Bandle et al. [Berlin,] 2002. P. 509-510.
6 Ср., напр.: BullT. Samisk-nordisk sprakkontaktforsking — eit statusoversyn // The Sami and the Scandinavians. Aspects of 2000 years of contact / Ed. Ju. Kusmenko. Hamburg, 2004. S. 183-198.
претация скандинавских форм в соответствии с формами семантически сходных саамских форм. Первый тип интерференции затрагивает прежде всего фонетические изменения, второй — морфосинтаксические.
2.1. Прямая интерференция
2.1.1. Исчезновение приставок
В общескандинавский период исчезают исконные германские безударные приставки, прежде всего Ье-, §е-, сохраняющиеся в западногерманских языках до сих пор, и общескандинавский язык «предстает перед нами практически как беспрефиксный язык»7.
О былом существовании приставок в скандинавских языках свидетельствуют формы типа швед. granne (гот. garazna), в которых приставки, потеряв гласный, стали частью корня, и многозначность бесприставочных глаголов, включивших в себя значение глаголов с приставками8. Датировка исчезновения приставок связана с датировкой надписи старшими рунами из Рейстада (Норвегия), которую относят либо к концу V в., либо к началу VII в. и в которой еще сохраняется безударная приставка в форме цатт (иМ-тт) ‘научился’. Кристиансен датирует исчезновение приставок VII в., однако, если справедлива датировка надписи Марстрандером, приставки должны были исчезнуть не раньше VIII в., но и не позже IX в. (в надписях младшими рунами их уже нет).
Как известно, приставок нет не только в саамском, но и в других уральских языках, и эта черта является общеуральской. Предположение о возможной саамской интерференции9 кажется вполне вероятным не только потому, что саамское отсутствие приставок соответствует общеуральскому состоянию, т. е. намного старше, чем исчезновение приставок в скандинавских языках, и этого изменения нет в других германских языках, но еще и потому, что данное изменение находилось в соответствии с наиболее частотной германской просо-
7 Christiansen H. De germanske uaksentuerte prefixer i nordisk // Norsk tidsskrift for sprogvidenskap. 1960. Bd. 19. S. 342-343.
8 Vorhof R. Zur Entwicklung der echten germanischen Verbalkomposita im Altschwedischen. Bremen, 1905. S. 13-58.
9 Kylstra A. D. Zur Substratforschung. S. 121.
дической (хореической) моделью слова: ударный корень, безударный суффикс или окончание.
2.1.2. Преаспирация
Преаспирация — это отсутствие голоса при произнесении последней фазы гласного или сонорного согласного перед незвонкими смычными согласными, что акустически часто соответствует ларингальному щелевому. В скандинавском ареале преаспирация фонологически релевантна в исландском «мягком произношении», в фарёрском, в ряде шведских диалектов (в говоре Грэсё (Уппланд), в говоре Вемдалена (Хэрьедален), в части говоров Аландских островов), в некоторых западнонорвежских говорах10. В ряде областей преаспирация, видимо, превратилась в фонему /Ъ/, как, например, в исландском и фарёрском, в других остается признаком согласного, как, например, в западной Норвегии. Фонологически ирреле-вантна, но обязательна преаспирация во многих шведских и норвежских диалектах. Фонологически иррелевантная факультативная преаспирация обнаруживается еще в большем количестве диалектов по всей Швеции и Норвегии, в том числе в южной Швеции, в городах Трондхейм, Ставангер и Стокгольм11. В Дании преаспирации нет, но есть кратковокалический толчок в позиции преаспирации (т. е. перед исконными долгими незвонкими смычными) в древнедатских двусложных словах в Ютландии и на Фюне и в исконных односложных словах в Зеландии. Существуют разные предположения о природе связи датского кратковокалического толчка и преаспирации. Наиболее вероятным кажется предположение о превращении преаспирации в датский толчок12. Если датский кратковокалический толчок перед исконными долгими глухими согласными действительно след преаспирации, то оказывается, что преаспирация распространена фактически по всей территории Скандинавии.
10 Подробное описание преаспирации см.: Liberman A. Germanic Accentology. The Scandinavian Languages. Minneapolis, 1982; Helgason P Preaspiration in the Nordic languages. Synchronic and diachronic aspects. Stockholm, 2002.
11 Хельгасон отмечает, что «...преаспирация встречается в речи многих по всей Скандинавии...» (Helgason P. Op. cit. P. 94).
12 См., напр.: PageR. On the Origin of Preaspiration in Scandinavian // American Journal of Germanic Linguistics and Literature. 1997. Vol. 9. N 2. — Подробное обоснование см.: Kusmenko Ju. Der samische Einfluss auf die skandinavischen Sprachen. Beitrag zu einer un-konvenzionellen skandinavischen Sprachgescghichte. Berlin. (В печати).
Преаспирация оказывается общескандинавским явлением, отсутствующим в других германских языках.
Хотя существуют разные предположения о возрасте преаспирации, чаще всего ее появление относят к общескандинавскому периоду13, т. е. ко времени появления инноваций, описанных выше. Как известно, во всех саамских языках, кроме инари-саамского, где преаспирация исчезла, есть преаспирация, причем везде она фонологически релевантна и интерпретируется в одних областях как особая фонема /Ъ/, а в других — как признак согласного14. Преаспирация в саамских языках является важным признаком чередования ступеней. Существуют два предположения о возрасте саамской преаспирации. Одни относят ее к протоуральскому периоду (преаспирация сохраняется и в диалектах лесных ненцев, где она релевантна15, и в некорых финноугорских языках, где она иррелевантна16), другие — к прото-саамскому периоду17. В обоих случаях саамская преаспирация оказывается старше скандинавской. Известны четыре предположения о соотношении саамской и скандинавской преаспирации. Ее рассматривают как наследие неизвестного западноевропейского субстрата и в скандинавских, и в саамских языках18, как параллельное развитие19, как скандинавское заимствование в саамские языки20. Недавно моим учеником Михаэлем Рисслером было высказано предположение о возможности саамского влияния на скандинавские языки21. К его аргументации мне хотелось бы добавить дополнительные аргументы. Поскольку саамская преаспирация оказывается старше скандинавской
13 См., напр.: Hansson Gunnar О. Remains of a submerged continent. Preaspiration in the languages of Northwest Europe // Historical linguistics 1999 / Ed. L. J. Brinton. Amsterdam; Philadelphia, 2001. P. 197.
14 SammallahtiP. The Saami languages. An introduction. Karasjok, 1998. P. 55.
15 Sammallahti P. Material from Forest Nenets. Helsinki, 1974. P. 21, 24.
16 Kannisto A. Zur Geschichte des Vokalismus der ersten Silbe im Wogulischen vom quan-titativen Standpunkt. Helsinki, 1919. S. XII-XIV.
17 Sammallahti P. The Saami languages. P. 191.
18 Wagner H. Op. cit.; Kylstra A. D. Die Praaspiration... S. 381-382.
19 Кошкин В. О некоторых сходных фонетических явлениях в скандинавских и финноугорских языках // VI науч.-метод. конф. по итогам научной работы за 1963 год: Тезисы докладов. Петрозаводск, 1964. С. 78-79.
20 Posti L. On the Origin of the Voiceless Vowel in Lapp // Svenska landsmal och svenskt folkliv. 1953-1954. Ag. 76-77. S. 199-209.
21 Riefiler M. Praaspiration im Nordgermanischen // The Sami and the Scandinavians... P. 199-213.
и существует и в других уральских языках, но отсутствует в других германских языках, поскольку она оказывается связанной с основным саамским морфонологическим средством чередованием ступеней, ее распространение предполагают из восточной Скандинавии (в Норвегии из Оппланда)22, и для скандинавской речи многих двуязычных саамов преаспирация характерна до сих пор, а также поскольку типологически преаспирация довольно редкое явление, предположение о саамском происхождении скандинавской интерференции вполне вероятно.
2.2. Реинтерпретация
2.2.1. Суффиксация определенного артикля
На первый взгляд в отношении выражения определенности между саамским и скандинавскими языками нет ничего общего. В саамском так же, как и в большинстве финноугорских языков, нет ни грамматической категории определенности, ни суффигированных, ни свободно стоящих артиклей. Однако это отличие оказывается чисто внешним. Если мы обратим внимание на одно из значений суффигированного артикля в скандинавских языках, то увидим, что оно полностью соответствует значению посессивного суффикса в финноугорских языках; ср., напр.: швед. han har brutit benet ‘Он сломал ногу’; фин. han on murtanut jalkansa; саам. son lea doadjan juolgis. Посессивность и определенность имеют много общих семантических компонентов, что можно легко заметить при переводе с языка с посессивным склонением на язык с определенным артиклем, и наоборот. Если мы обратимся к истории суффиксации в скандинавских языках, то заметим, что первые ее случаи в шведских рунических надписях XI в. и многие случаи ее употребления в древнескандинавских рукописях, где еще нет грамматикализации определенного артикля, поскольку нет регулярного употребления -inn в значении определенного артикля, также имеют поссессивное значение. Вторым сходным моментом в употреблении посессивных суффиксов в финноугорских языках и первых случаях суффиксации в древних скандинавских языках оказывается эмфатическая функция. В древних скандинавских языках суффиксация оказывается прежде всего вы-
22 Storm J. Norsk Lydskrift med Omrids af Fonetiken // Norvegia. 1908. Bd. 1. S. 150.
ражением эмфазы23. Посессивное спряжение в финноугорских языках является показателем эмфазы также во многих случаях. Кроме того, посессивные суффиксы в финноугорских языках могут терять посессивную функцию и приобретать значение, соответствующее современному значению определенного артикля.
Если мы обратимся к упомянутым выше критериям, то обнаружим, что в пользу предположения о саамском влиянии на скандинавскую суффиксацию -inn свидетельствует следующее:
□ почти полное совпадение семантики форм с суффигированным -inn в древних скандинавских языках семантики финноугорских посессивных суффиксов;
□ существование посессивного спряжения во всех уральских языках, в части которых оно развилось в детерминативно-посессивное спряжение (как в Коми), и отсутствие суффиксации показателя определенности в западногерманских языках;
□ большую древность посессивного спряжения в саамском, которое относят к протоуральскому периоду;
□ раннее появление суффиксации в Уппланде и распространение суффиксации -inn с севера на юг (ср. отсутствие суффигиро-ванного артикля в южно- и западноютландских диалектах)24.
Возможность влияния саамского посессивного склонения на суффиксацию показателя посессивности и эмфазы, который впоследствии грамматикализовался в скандинавских языках как определенный артикль, становится еще более очевидной, если мы обратим внимание на то, что суффиксация определенного артикля или протоартикля происходит в тех индоевропейских языках (языки балканского языкового союза, армянский, восточно-индоарийские и некоторые иранские языки, а также севернорусские диалекты), которые находятся или находились в контакте с языками с посессивным склонением25.
Модель саамской интерференции могла выглядеть так: исконное указательное местоимение в постпозиции с эмфатической и посессивной семантикой было реинтерпретировано саамами в их сканди-
23 Шпренгер, исследовавшая функцию суффиксации -inn в древнеисландском, называет -inn «эмфатическим артиклем»: Sprenger U. Untersuchungen zum Gebrauch von sa und nachgestelltem inn in der altislandischen Prosa. Basel; Stuttgart, 1977. S. 215, 267-269.
24 На западе и юге Ютландского полуострова распространен не суффигированный, а свободно стоящий определенный артикль.
25 Kusmenko Ju. Die Quellen der Artikelsuffigierung in den Balkansprachen // Актуальные вопросы балканского языкознания / Ред. А. Н. Соболев, А. Ю. Русаков. СПб., 2003.
навском языке как суффикс, соответствующий саамскому посессивному суффиксу, т. е. общескандинавское словосочетание Ьет (Ъ)к, прежде всего в форме аккузатива, превратилось в скандинавском языке саамов в одно слово с суффигированным показателем эмфазы и посессивности, т. е. Ьет (Ъ)к > Ьет#, в соответствии с саамским _|ио^1у. Из языка двуязычных саамов суффигированная форма попала в собственно скандинавские диалекты и распространилась на юг Скандинавии26.
2.2.2. Суффиксация ^(^
Другая агглютинативная черта скандинавских языков это суффиксация исконного возвратного местоимения -8(к), которая, судя по руническим надписям и скальдической поэзии, также произошла в общескандинавский период. Таким образом в скандинавских языках сложилась уникальная для индоевропейских языков ситуация про-тивовоставления рефлексивных форм пассивным формам, исторически также восходящим к рефлексивным формам; ср., напр.: швед. 1уаИа 81§ (рефлексив) — ^аИаз (пассив). Пассивное значение и возможность агенса у формы на -8(1) развилось не во всех скандинавских языках в одинаковой степени. Наиболее далеко зашло развитие в шведском, где суффикс -8 с пассивным значением возможен во всех временных формах. Почти нет пассивного значения в исландском, сохраняющем семантику форм на -8(к) древних скандинавских языков, где фактически невозможны формы на -8(к) с агенсом. Значение этих форм оказывается медиальным, т. е. они обозначают действие, происходящее как бы само по себе, без участия агенса. Причем уже в древних скандинавских языках, несмотря на возможность факультативного употрения некоторых форм и с возвратным местоимением, и с суффиксом -8(к), форма с суффигированным -8(к) семантически противопоставлялась форме со свободностоящим возвратным местоимением; ср., напр. др.-исл. farask ‘погибнуть’, fara 8ег ‘совершить самоубийство’, meiбask ‘пораниться’, meiбa 81к ‘нанести себе рану’, ^уа8к ‘мыться’ (медиал.) — ^уа 8ег ‘мыться’ (рефлекс.).
Если мы сравним саамское глагольное словообразование с древнескандинавским в том, что касается передачи залоговых значений,
26 Подробнее о суффиксации см.: Kusmenko Ju. Die Ursachen der Suffigierung des bestim-mten Artikels in den skandinavischen Sprachen // Язык и речевая деятельность. 2001. T. 4. № 1.
то обнаружим значительное сходство. Это сходство касается основного медиального значения синтетических залоговых форм и, соответственно, отсутствия агенса, а также противопоставления рефлек-сива медию; ср.: сев.-саам. rahpasit ‘бррт8’ — basadit Чуй^л sig’ или coavdit ‘Ье!™ sig’, coaуdаsit ‘befrias’. В саамских языках есть несколько суффиксов с залоговым значением, один из них считается словоизменительным (т. е. утверждается наличие грамматической категории залога), другие — словообразовательными. Несмотря на то что у них есть некоторые отличия в семантике, основная их функция — скрытие агенса. Особый интерес представляет для нас суффикс ^(1), который, в отличие, например, от суффикса грамматического пассива, имеющего разный вид в саамских языках (ср.: юж.-саам. -^^Ъ), сев.-саам -_|иу'уо(1)), есть не только во всех саамских языках, но и со сходным значением в ряде других финноугорских языков (в вепсском, ливском, ряде карельских дивлектов и в коми-пермяцком), что может свидетельствовать о его общефинноугорском происхождении. Значение саамского суффикса ^(1) часто соответствует значению суффикса ^(1) в современных скандинавских языках (ср., напр.: сев.-саам. dahpat — dahpasit, швед. stаnga — stаngas, rahpat — rahpasit, швед. бррт — бppnas), но еще в большей степени он соответствует значению суффикса ^(к) в древних скандинавских языках.
Обращаясь к нашим критериям, мы обнаруживаем не только структурное сходство между древними (и частично современными скандинавскими языками) и саамскими языками, но и большую древность синтетической передачи залоговых значений в финноугорских языках, чем в скандинавских языках. Что касается вопроса о направлении распространения этой инновации, то в данном случае у нас нет таких явных указаний на продвижение подобных форм с северо-востока на юго-запад Скандинавии, как это было в случае с суффиксацией -шп. Однако тот факт, что в шведском языке формы на ^ развиты гораздо больше, чем в датском и исландском, может свидетельствовать о том, что в шведском они появились раньше.
Модель изменения в значительной степени соответствует предыдущей модели. Энклитические варианты возвратных местоимений при глаголах с медиальным значением (ср. др.-исл. opnas'£:) были реинтерпретированы в общескандинавском языке саамов как суффиксы (ср. сев.-саам. rahpaл7t). Причем саамская интерференция способствовала не только суффиксации, но и грамматикализации противопоставления медия рефлексиву, поскольку в саамском эти
значения выражаются разными суффиксами (si(t) vs di(t)). Фонетическое сходство саамского суффикса -si(t) с энклитическим вариантом скандинавского возвратного местоимения -s(k) также способствовало такой реинтерпретации.
2.2.3. Cуффиксация отрицания
В то же время, что и суффигированый медий, в скандинавских языках появляется суффигированное отрицание. В древнеисландском для выражения общего приглагольного отрицания употреблялтся суффикс -a/at, приименное и приадвербиальное отрицание выражается суффиксом -gi/-ki, ср.: hornigi (Hav. 49) ‘не рог’, aldrigi ‘никогда’, eigi ‘не’ (первоначально ‘никогда’), ekki (< eitt-ki) ‘не’ (первоначально ‘ничто’) eingi, einginn ‘никто, ничто’ и т. п. Суффигированное общее отрицание в скандинавских языках исчезло, а следы суффикса -gi/-ki сохраняются во всех скандинавских языках до сих пор (ср. формы типа ikke и aldrig).
Суффигированное отрицание нехарактерно не только для других германских языков, но и для других индоевропейских языков. В саамском, так же как в других финноугорских языках, отрицание выражено аналитической конструкцией, состоящей из финитной формы так называемого отрицательного глагола и особой неизменяемой отрицательной формы основного глагола (ср., напр., сев.-саам. borrat ‘есть’; ii bora ‘он (она) не ест’). В саамских языках инфинитная форма глагола может иметь разные окончания (borak, borat, borah, bora)27. Именно неизменяемая саамская отрицательная глагольная форма и могла быть источником общескандинавского суффикса общего отрицания -a(t). Общескандинавские отрицательные конструкции с усилением отрицания, состоящие из отрицания ne, глагольной формы и усилителя отрицания, которое в редуцированной форме могло выглядеть как a(t)28, сопоставлялось саамами с саамской конструкцией, состоящей из отрицательного глагола, который фактиче-
27 Korhonen М. Die Konjugation im Lappischen. Morphologisch-historische Untersuchung II. Helsinki, 1974. S. 50-63.
28 Источником общескандинавской формы -a ститается либо наречие «всегда» (*aiw > * ay > a), либо форма исконного числительного «один», -at также считается редуцированной формой числительного «один» (*ainata > at). См., напр.: Brate E. Vastmannalagens ljudlara. Stockholm, 1887; Mourek V E. Zur altgermanischen Negation. Die Negation in der alteren Edda // Sitzungsberichte der Koniglichen Gesellschaft der Wissenschaften. Klasse fur Philosophie, Geschichte und Philologie. 1905. Bd. 8. S. 1-23.
ски выполнял роль отрицательной частицы, и инфинитной формы глагола, суффикс которого соответствовал редуцированной форме усилителя отрицания в скандинавских языках. То есть скандинавская форма типа ш drikkr-a(t) ‘не пьет (никогда или ничего)’ сопоставлялась с саамской формой типа и Ьо^^)29 ‘не пьет’. Таким образом, редуцированные варианты скандинавских усилителей отрицания были интерпретированы в скандинавском языке саамов как суффиксы в соответствии с суффиксами инфинитной формы глагола в саамской отрицательной конструкции. Естественно, что и в данном случае, как и в случае с суффиксацией ^(к), фонетическое сходство скандинавских постпозитивных усилителей (^, ^, -1) с саамскими суффиксами (^, ^(1), a(h)) благоприятствовало такой реинтерпретации. После того как исконные усилители отрицания переняли функцию отрицания, отрицательная частица те отпала, функцию показателя общего отрицания стали выполнять суффиксы ^, ^, -1.
Аналогичным образом суффиксация усилительной частицы ge (этимологически родственной русскому же) в общескандинавский период также может быть связана с саамским влиянием. В богатом частицами саамском есть и усилительная частица ge, которая выступает как суффикс в местоимениям и наречиях в отрицательных и вопросительных предложениях. Интересно, что распределение древнеисландских отрицательных суффиксов, ^(1) с глаголами, ^ с именами и наречиями, соответствует распределению саамского глагольного суффикса /а-1/, /а-Ъ/, /а-0/ и местоименного и наречного суффикса ^е30.
2.3. Шведско-норвежские явления
К саамской интерференции в общескандинавский период в северо-восточном скандинавском ареале, т. е. в шведском и норвежском, добавляются новые признаки саамской интерференции, которые распространились, видимо, позже признаков, описанных выше. Некоторые из этих признаков характерны и для шведской, и для обоих
29 Более ранняя форма Ьог^ сохраняется в ряде саамских диалектов, см. выше.
30 Подробнее о суффигированном отрицании см.: КузьменкоЮ. К. О появлении суф-фигированного отрицания в древних скандинавских языках // РЫ^^^ Scandinavica: Сб. ст. к 100-летию со дня рожд. М. И. Стеблин-Каменского / Ред. Б. С. Жаров. СПб., 2003.
норвежских литературных норм, однако большинство из них характеризуют восточнонорвежские и центральношведские диалекты.
2.3.1. Прямая интерференция
2.3.1.1. Баланс и уподобление гласных, удлинение согласных
К диалектным признакам относятся баланс гласных, качественное выравнивание и удлинение согласных. Эти признаки характерны для северо-восточного скандинавского ареала и характеризуют прежде всего восточнонорвежские, центрально- и северношведские диалекты. Связанные функционально баланс гласных и выравнивание определяются разной судьбой исконных долгосложных и исконных краткосложных слов. Сохранявщийся в некоторых архаичных диалектах баланс гласных с удлинением закорневого гласного после краткого слога имеет соответствие во многих саамских диалектах; ср.: норв. диал. viku: (др.-исл. viku), neve: (др.-исл. hnefi), biti: (др.-исл. biti) и сев.-саам. ri8a (генетив/аккузатив от riht:ta), manu (генетив/аккузатив от man:nu), dill (генетив/аккузатив от dil:li)31. Соответственно, скандинавское уподобление повторяет южносаамскую метафонию (ср., напр.: юж.-саам. bissij (сев.-саам. bassii), k^suk (сев.-саам. gassut), buuhtov (сев.-саам. boahtiv), manna (сев.-саам. manna) и сев.-вост.-сканд. диал. firi (< farit), tedu (< ladu), tala (< tala))32.
В большинстве случаев мы находим прямые саамские соответствия подобным явлениям и отсутствие сходных изменений в других германских языках. Что касается сравнения возраста подобных явлений, то оказывается, что и саамское выравнивание, и саамское удлинение после краткого слога оказываются старше соответствующих скандинавских изменений, которые датируются XIII-XVI вв. Во многих областях баланса гласных и уподобления существует абсолютно незнакомое западно- и южноскандинавскому ареалу удлинение согласных в исконных двусложных краткосложных словах. Такое удлинение наиболее последовательно прошло в Трёнделаге, где оно является правилом (ср., напр., формы типа borra, talla, vukku, vatta и
31 Подробнее о балансе гласных см.: КузьменкоЮ. К. Происхождение баланса гласных в шведских и норвежских диалектах // Скандинавская филология. К 90-летию со дня рождения С. С. Масловой-Лашанской / Отв. ред. Б. С. Жаров. СПб., 2006. С. 31-47.
32 Подробнее о связи скандинавского уподобления с саамской метафонией см.: Кузьменко Ю. К. Скандинавский умлаут > саамская метафония > скандинавское выравнивание // Скандинавская филология VII / Ред. Б. С. Жаров. СПб., 2004.
др.-исл. bora, tala, viku, vita), очень сильно оно и в свейских диалектах, особенно на северо-западе Уппланда33. В шведской литературной норме мы находим также много случаев удлинения согласного в тех случаях, когда в датском или в исландском происходит удлинение гласного, характерное и для других германских языков (ср.: швед. vecka, но исл. vika, дат. uge, нем. Woche, англ. week).
Северовосточноскандинавское удлинение согласных оказывается типологически очень редким явлением, однако оно находит соответствие в саамском удлинении согласных при чередовании ступеней. Почти в каждом северносаамском существительном и в каждом глаголе простой интервокальный согласный чередуется при чередовании ступеней с долгим согласным или даже с долгой геминатой34, см., напр.: namma ‘имя’ — nama (род./вин. п. ед. ч.) — namat ‘имена’; borrat ‘есть’— boran ‘ем’; c’ohkka ‘гора’ — c’ohkat ‘горы’; dahppat ‘закрывать’ — dahpan ‘закрываю’; dahttut ‘хотеть’ — dahtun ‘хочу’. В южносаамском нет чередования ступеней. Здесь, как правило, генерализовался долгий согласный. В ряде скандинавских диалектов мы тоже встречаем чередования долгого и краткого согласных, однако эти формы оказываются факультативными.
Модель интерференции во всех трех случаях была одинаковой: появление интерферентных форм в скандинавском языке саамов и их распространение в собственно скандинавские диалекты. О том, что формы с интерференцией были возможны в скандинавских языках саами, свидетельствуют и формы современной интерференции, и, прежде всего, скандинавские заимствованния в саамский язык, которые показывают нам, как выглядели скандинавские формы в скандинавских языках саами.
2.3.2. Реинтерпретация
2.3.2.1. Появление сложных предлогов
В шведском и норвежском языках мы находим огромное количество сложных предлогов, состоящих из исконного наречия и предлога (ср., напр.: швед. utifran, utmed, utefter, utom, inifran, mat, inom, uppifran, uppat, uppemot, uppfor и т. п.). Судя по норвежскому слова-
33 Подробнее об удлинении согласных см.: Kusmenko Ju. Varifran kommer konsonant-forlangningen i svenska och norska dialekter // Kors och tvars i nordistiken / Red. Ju. Kusmenko, S. Lange. Berlin, 2000. S. 120-132.
34 В саамских языках фонологически различаются долгие согласные и долгие геминаты.
рю, в норвежских диалектах их около ста35. В шведской литературной норме их около шестидесяти36. В норвежских диалектах мы находим, например, 17 сложных предлогов с fram-37, в словаре риксмола зафиксированы 7 из них38, в шведской литературной норме — 839, в датской литературной норме — только один (fremfor). В исландском фактически нет сложных предлогов такого типа, а в датском их два (fremfor и forbi)40, один из которых заимствован из немецкого. Семантически многие из сложных предлогов сохраняют двухфокусность. Первая их часть актуализует место (впереди, позади, вверху, внизу, посередине, внутри или снаружи предмета), а вторая указывает направление движения или местонахождение (вдоль, в, к, из и т. п.). Многие сложные предлоги сохраняют свою семантическую двухфокусность, однако некоторые из них не только утратили один семантический фокус, но и изменили форму, перестав быть составными (ср., напр.: pa < < uppa < uppa, первоначально имевший значение «наверху на»41 и означающий теперь просто «на»).
В других германских языках составные предлоги возможны, однако очень редки. В немецком их вообще нет (источних датского vorbei является в немецким только наречием). В английском есть небольшая группа сложных предлогов (within, without, within, upon, onto, into), однако, во-первых, они структурно отличаются от шведских и норвежских предлогов, поскольку состоят из двух предлогов, а во-вторых, их количество не идет ни в какое сравнение с количеством сложных предлогов в шведском и норвежском.
Источник продуктивности и модель шведских и норвежских сложных предлогов можно также обнаружить в саамских языках. В наиболее грамматически архаичном из них, южносаамском, существуют семантически двухфокусные послелоги и предлоги, этимологически
35 Norsk Ordbok. Ordbok over det norske folkemalet och det nynorske skriftspraket utgjeven av det norske samlaget (NO). Oslo, Bd. 1-4.
36 Norsteds stora svenska ordbok. Stockholm, 1995.
37 NO. Bd. 3 / Red. R. Bo, A. Hageberg, L. Killingbergtro, S. Nordlie, G. Pedersen. Oslo, 1994. S. 571-680.
38 Norsk riksmalsordbok, utgitt av Det Norske Akademi for sprog og Litteratur. Utarbeidet av Tryggve Knudsen og Alf Sommerfelt. Bd. 1 (2). Oslo, 1937. S. 1337-1351.
39 Ordbok over svenska spraket utgiven av Svenska akademien (SAOB). Bd. 18. Lund, 1926. S. 1291-1395.
40 В датском языке тоже есть много форм типа bagom, состоящих из наречия и предлога. Однако эти формы употребляются только как наречия.
41 HellquistE. Svensk etymologisk ordbok. Malmo, 1980. S. 801-802.
представляющие собой существительное, обозначающее место (место впереди, сзади, внизу, в середине, снаружи, внутри), в соответствующем падеже, который обозначает направление движения или более точное местонахождение. Известно разное количество подобных послелогов. Со значением первой части «место внутри» их три: sijste ‘внутрь в’, sisnie ‘внутри в’, sistie ‘изнутри из’; со значением первой части «место сзади» их четыре: duakan ‘назад в’, duekeste ‘сзади из’, duekesne ‘сзади в’, duekiem ‘сзади вдоль’, и со значением «место внизу» пять: nualan ‘вниз в’, nuelesne ‘внизу у’, nueleste ‘из-под’, nueliem ‘внизу, двигаясь взад-вперед вдоль’, nuelieh ‘внизу, появляясь время от времени’. Мы видим, что, несмотря на то что южносаамские послелоги могут передавать более детальные отношения, чем шведские и норвежские сложные предлоги (ср. два последних примера), в основной своей массе их значение соответствует значению шведских и норвежских сложных предлогов. В данном случае мы так же, как и в случае с формой на -sit, не можем найти более совершенного способа перевода саамских двухфокусных предлогов, чем их переводы на шведский или норвежский (ср.: sijste — mat, sistie — inifran, sisnie — inom; uvte — framat, avteste — framifran; avtesne — framfor и т. п.).
Структурное сходство может быть следствием саамской интерференции. Саамские послелоги имеют соответствия во всех финноугорских языках и оказываются старше, чем шведские и норвежские сложные предлоги. Скандинавские сложные предлоги фактически не имеют соответствия в западногерманских языках. Кроме того, очевидно их распространение с севера на юг. Все это делает возможным предположение о саамской интерференции в шведском и норвежском языках.
Можно предположить такую модель интерференции. Скандинавские сочетания наречия с предлогом типа ga ut fran..., komma in i могли интерпретироваться саамами как единые формы, соответствующие исконным падежным формам послелогов. Вторым источником могло быть прямое калькирование саамских послелогов в шведский и норвежский с первоначальным сохранением их послеложно-го характера. Постпозиционное употребление сложных предлогов было возможным в шведском еще в XIX в., ср., напр.: De fa manniskor jag sag komma gatan framat voro alla sondagskladda42.
42 SAOB. F. S. 1394.
Типологическим подтверждением связи продуктивности двухфокусных предлогов в шведском и норвежском языках с саамско-скандинавскими контактами может служить развитие сложных предлогов в северных диалектах русского языка, ставших продуктивными в результате контактов с финноугорскими языками43 (в Коми, в частности, очень много послелогов такого типа). Не исключено, что сложные предлоги в самых южных русских диалектах связаны с тюркскими и кавказскими послелогами.
3. Возможность распространения продуктов саамской
интерференции
Используя приведенные выше критерии интерференции, можно доказать, что многие особенности скандинавских языков и в еще большей степени особенности их северо-восточного ареала могут интерпретироваться как продукты саамской интерференции. Однако мы показали только, что такая интерференция могла происходить в скандинавских языках саамов. Остается ответить на главный вопрос любого исследования языковых контактов: возможно ли представить себе принятие признаков саамской интерференции скандинавами в области саамо-скандинавских контактов и дальнейшее распространение этих признаков в другие скандинавские области? Для распространения черт саамской интерференции были необходимы два условия — структурное соответствие или по крайней мере отсутствие структурного противоречия между интерферентными чертами и соответствующими скандинавскими чертами и, что намного более важно, социолингвистическая возможность принятия и распространения признаков интерференции в одноязычном скандинавском обществе. Ведь именно предполагаемый низкий престиж саамов во все времена априори считался препятствием для любого саамского влияния на скандинавский язык.
Однако в последние десятилетия историки и археологи показали, что представление о низком престиже саамов можно отнести только ко второй половине второго тысячелетия. В тот период, который мы
43 Venkeer W. Die Frage des finnougrischen Substrats in der russischen Sprache. Bloomington, 1967. S. 140. В русской литературной норме есть только два сложных предлога — из-за и из-под.
называем общескандинавским, и в первые века второго тысячелетия отношения между саамами и скандинавами были другими и область распространения саамов была другой. В Швеции она доходила до Уппланда, а в Норвегии — почти до Осло. Историки и археологи говорят о значительной степени «культурной креолизации»44 в области саамо-скандинавских контактов и культурном симбиозе45. Древнезападноскандинавская литература также свидетельствует не только об оживленных контактах, но и о высоком статусе саамов в древнескандинавском обществе46. Саамы были друзьями и советчиками известных скандинавов. Судя по сагам, даже шведские и норвежские конунги в языческие времена могли иметь саамских жен. То, что саамы с таким уважением («med respekt») описывались в древнескандинавской литературе, послужило в начале XX в. основанием предположить, что Апмг древнезападноскандинавской литературы не могли быть саамами, поскольку саамы, «...как теперь, так и раньше должны были быть предметом презрения со стороны норвежцев»47. Простая мысль о том, что отношение скандинавов к саамам могло измениться, не пришла в голову ни Хансену, ни его последователям во второй половине XX в.48
Историки и археологи показали, что культурное влияние в Скандинавии было не таким односторонним, как об этом думали раньше. Мы наблюдаем не только скандинавское влияние на саамскую культуру, но и саамское влияние на скандинавскую культуру, в том числе на религию и мифологию49. Все это позволяет предположить, что не было никаких препятствий для распространения продуктов саамской интерференции и в собственно скандинавские диалекты саамо-скан-
44 Hansen L. I., Olsen B. Samenes historie fram til 1750. Oslo, 2004. S. 107.
45 Zachrisson I. Moten i gransland. Samer och germaner i Mellanskandinavien. Stockholm, 1997. S. 139.
46 Palsson H. The Saami People in Old Norse Literature // Nordlit. 1999. Bd. 5; Mundal E. Coexistence of Sami and Norse culture — reflected in and interpreted by Old Norse myths // Old Norse Myths: Litterature and Society. International Saga Conference. Sydney, 2000. P. 346-355.
47 Hansen A. M. Oldtidens Nordm^nd. Ophav og Bos^tning. Kristiania, 1907. S. 134.
48 См., напр.: Sandnes J. Om samenes utbredelse mot s0r i eldre tid // Historisk tidsskrift. 1973. Bd. 52. S. 113-137.
49 StrombackD. Sejd. Textstudier i nordisk religionshistoria. Stockholm, 1935; MundalE. Op. cit.; Kusmenko Ju. Jatten Thjazi och det samiska elementet i nordisk mytologi // Sapmi Y1K — Livet i samernas bosattningsomrade for ett tusen ar sedan / Red. A. Amft; M. Svonni. Umea, 2006. S. 11-28.
динавской контактной зоны, а оттуда и в другие области Скандинавии. Нет ничего удивительного, что в шведском и норвежском языках продуктов саамской интерференции оказывается больше, чем в датском и исландском, а в северо-восточном скандинавском ареале шведского и норвежского языков этих продуктов оказывается еще больше, чем в юго-западном. Все сказанное выше свидетельствует о том, что традиционное представление о том, что, несмотря на продолжавшиеся с момента образования скандинавских языков контакты с саамскими языками, они не оказали фактически никакого влияния на скандинавские языки, очень далеко от истины. Скорее верно обратное. Именно контакты с саамским в значительной степени определили особое, по сравнению с другими германскими языками, развитие скандинавских языков.
