CC BY
56МЕТОДОЛОГИЯ ИСТОРИИ И ИСТОРИОГРАФИЯ
УДК 930.2 UDC 930.2
DOI 10.25797/NHP.2018.12.3.017
С.В. БАХРУШИН И НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ Г.Ф. МИЛЛЕРА1
Аннотация: Ключевые слова:
В статье рассмотрена история изучения Г.Ф. Миллер, С.В. Бахрушин, история Си-С.В. Бахрушиным жизни и научного на- бири, источники, историческая наука. следия Г.Ф. Миллера в 1920-х и 1930-х гг. Бахрушин опроверг неточную оценку, которую дал Миллеру П.Н. Милюков. Он смог поднять изучение биографии и трудов Миллера на новый научный уровень. Многие выводы Бахрушина сохраняют свою ценность в настоящее время.
S.V. BAKHRUSHIN AND SCIENTIFIC HERITAGE OF G F. MILLER
Abstract:
The article dwells on the history of S.V. Bakhrushin's investigation of biography and scientific heritage of G.F. Miller in 1920-1930's. Bakhrushin disproved the inexact characteristic which Miller's historical works received from P.N. Milukov. Thanks to Bakhrushin scientific level of investigation of Miller's life and historical works had become more higher. The greatest part of Bakhrushin's conclusions are actual in our days.
Keywords:
G.F. Miller, S.V. Bakhrushin, history of Siberia, saucers, historical science.
Сергей Владимирович Бахрушин признан люкова «Главные течения русской истори-
в отечественной науке основоположником ческой мысли» (Милюков 1897), а также
изучения историографии истории Сибири. П.П. Пекарского «История императорский
Естественно, что он не мог обойтись без Академии наук в Петербурге» (Пекарский
оценки Г.Ф. Миллера как историка Сибири. 1870). Если труд Пекарского содержал
Первоначальные сведения о Миллере многочисленные сведения о внешних со-
он мог получить, читая работы П.Н. Ми- бытиях в жизни Миллера (и Бахрушин их
1. Статья представляет собой расширенную редакцию доклада, прочитанного на конференции «Мил-леровские чтения» в мае 2018 г.
использовал), то произведение Милюкова давало общую оценку научной деятельности историка.
Признавая не особенно высокое профессиональное мастерство Миллера, Милюков подчеркнул то, что историк «был свободен от того педантизма, который сужал кругозор большинства настоящих ученых того времени и заставлял их ограничивать пределы научного изучения древнейшею историей» (Милюков 1897: 58). Обратившись к истории Сибири, «центр тяжести в изучении русской истории» Миллер передвинул в ХУ1-ХУШ столетия. Миллер, по словам Милюкова, натолкнулся в сибирских архивах на такие источники, о которых «пересказчики летописей не имели до тех пор никакого понятия». Он «сумел оценить огромное значение этого материала для исторической науки» (Милюков 1897: 58). Из десятилетней поездки в Сибирь Миллер привез огромное количество материалов. Основанная на этих материалах «Сибирская история» была, по определению историографа, «первой историей завоевания и колонизации края» (Милюков 1897: 59).
Видимо, когда с 1918 г. Бахрушин начал преподавать в Московском университете, он написал лекцию историографического содержания, в которой мимоходом высказался о Миллере (Архив РАН: 1). В этой сохранившейся в архивном фонде Бахрушина лекции главное внимание из всех историков XVIII в. автор уделил А.Л. Шле-церу и И.Н. Болтину как наиболее выдающимся историкам своего времени. О Миллере Бахрушин говорил только в связи с показом тех малоблагоприятных условий, в которых работали историки в России в XVIII в. Упомянутая лекция отражает первые годы работы Бахрушина как преподавателя. Судя по ней, он еще не заинтересовался глубоко историографией истории Сибири. Начиная с 1910-1911 гг., Бахрушин занимался в архиве сибирскими материа-
лами, прорабатывал огромное количество не тронутых никем ранее источников, и к историографии истории Сибири, вероятно, особого исследовательского интереса пока не испытывал.
Прошло время, и в 1928 г. Бахрушин опубликовал свой основной труд по истории Сибири - «Очерки истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв.» В нем один из очерков был посвящен историографии темы - «Главные течения в сибирской историографии с XVIII века». Здесь автор должен был охарактеризовать творчество Миллера и вписать его деятельность в общую картину изучения Сибири.
В отличие от Милюкова, Бахрушин связал научную деятельность Миллера с обстановкой, сложившейся в стране. Такой подход еще не получил разработки в науке и права на существование в ней; историографы обычно рассматривали труды историков с точки зрения филиации идей, а не зависимости от внешних обстоятельств. «Наблюдаемый со времени Петра Великого торгово-промышленный рост России вызывал потребность в более близком ознакомлении с обширными пространствами земли, принадлежавшими российской короне за Уралом, и с их природными богатствами. Вместе с тем тут отразился общий подъем интереса к географическим наукам в Западной Европе... России предстояло внести свою лепту в ту большую работу по исследованию поверхности земного шара, с которой познакомился Петр при своих путешествиях за границу и которая поразила его увлекающееся воображение», -совершенно справедливо писал Бахрушин (Бахрушин 1928: 36). Естественно, что он более подробно, чем Милюков, осветил работу Миллера по исследованию Сибири, опираясь на гораздо более широкий круг источников. Бахрушин обратил внимание не только на основной труд Миллера, но и на ряд его опубликованных статей. Эта
совокупность исследований Миллера охватывала «почти всю историю завоевания Сибири» (Бахрушин 1928: 36). Если Милюков подчеркивал важность копирования Миллером источников, говорил о нем как о любителе, не поднявшимся до высот профессионализма, то Бахрушин сосредоточился на рассмотрении приемов исследовательской работы Миллера и обнаружил «глубокую научность» трудов историка (Бахрушин 1928: 36).
В первую очередь Бахрушин оценил в работе Миллера четкое ограничение исследовательских задач «точным восстановлением исторических фактов», строгость в формулировании наблюдений и выводов: «Миллер строит все свои научные выводы исключительно на показаниях источников и избегает всяких соблазнительных догадок» (Бахрушин 1928: 39). Бахрушин отметил у Миллера «страсть к восстановлению исторического факта, строго проверенного и установленного с ригористической точностью. Выяснение малейшей детали представляется ему ценным, и он ищет ее и в словесном предании, и в вещественных остатках старины, и в восточной литературе» (Бахрушин 1928: 45).
Бахрушин цитировал высказывание Миллера, в котором тот формулировал свои исследовательские позиции, в частности сознательное уклонение от беспочвенных гипотетических построений, которые были в моде в науке того времени. «Подобные требования к русскому историку в те времена, когда еще не вполне изжиты были средневековые домыслы, и Синопсис продолжал оставаться главным пособием по истории России, являлись большим шагом вперед в области исторической методологии» (Бахрушин 1928: 39).
Важно отметить, что именно Милюков обратил внимание на долголетнее влияние баснословий Синопсиса на российских историков, однако он не увидел, что Мил-
лер своими исследовательскими принципами решительно преодолел это влияние, по крайней мере, в рамках своего творчества, не оказав в этом отношении влияния на современников и ближайших потомков.
Бахрушин обратил внимание на особое отношение Миллера к источникам: «У него складывается какой-то культ источника». Любовь к подлинному памятнику, восхищение его языком приводило к тому, что Миллер насыщал текст своей работы обширным пересказом источников, сознательно включая даже «за ложное почитаемые приключения», как он сам выражался. В таких случаях он поступал, «сам себе насилие делая». Миллер надеялся на здравый подход просвещенного читателя, который должен отличить вымысел средневекового автора от достоверного знания. Упреки, которые ему при этом предъявляли современники (очистить текст от басен), Бахрушин считал неосновательными. Думается, что в этом проявлялась некоторая идеализация Миллера, к которой в ту пору был склонен Бахрушин. Как бы спохватившись, историк отмечал, что Миллер понимал необходимость критики текста. В частности, он отметил такую черту в отношении Миллера к источникам как различие между подлинником и позднейшей копией, которая не всегда точно передает текст оригинала.
Таким образом, преодолевая те представления о работе Миллера, которые были высказаны в труде Милюкова, Бахрушин смог точнее и полнее осветить исследовательскую позицию Миллера и объективнее оценить ее. Повторяя за Милюковым и другими исследователями деятельности Миллера мысль об обширности собранных им материалов, Бахрушин (уже хорошо ориентированный в источниках по истории Сибири) указал на то новое и наиболее ценное, что Миллеру удалось найти.
Он обратил внимание и на то, что Миллер помимо письменных источников придавал
большое значение устному преданию. «Он являлся одним из первых собирателей сибирского фольклора, как русского, так и туземного», - сделал важный вывод Бахрушин (Бахрушин 1928: 41-42).
«Одной из любопытных сторон исследований Миллера в Сибири является восстановление им на месте древней топографии изучаемой страны», - отметил Бахрушин (Бахрушин 1928: 43). Миллер сопоставлял те название урочищ, которые он встречал в источниках, с существовавшими вего время. «Как общее правило, он справился блестяще с своей задачей», - так оценил Бахрушин эту сторону деятельности Миллера (Бахрушин 1928: 43).
Бахрушин указал на этнографические, лингвистические, археологические, географические исследования Миллера.
«Можно с уверенностью сказать, что никто ни до, ни после него не приступал к историческому труду с таким основательным запасом сведений, проверенных на месте и освещенных собственными наблюдениями», - такой вывод сделал Бахрушин, перечислив все типы источников, с которыми ознакомился Миллер (Бахрушин 1928: 44).
«И по своим принципиальным взглядам на задачи истории, и по подбору материала, и по приемам работы Миллер был призван к составлению фактической истории русской Сибири, и в этом, несомненно, его большая заслуга. Миллер дал документально обоснованный очерк внешней истории русской колонизации Сибири, каждый факт в котором был проверен на основании подлинного памятника, и каждое утверждение опиралось на большую предварительную работу над источниками. Миллер не просто привлек к выяснению истории Сибири громадный архивный материал, не только разобрался в нем критически, но сумел на основании сырых источников дать картину последовательного хода русской
колонизации в Сибири. и до сих пор, кто бы ни взялся за историю Сибири, исходным пунктом является «Описание Сибирского царства» Миллера. Он создал скелет сибирской истории, бесхитростную схему, разобрав и связав в одну последовательную нить разрозненные, нередко запутанные факты, и сделал это в то время, когда подобной работы еще не было произведено в области русской истории в целом. Вследствие странного стечения обстоятельств благодаря Миллеру у нас история Сибири опередила, таким образом, историю всей России», - такова была оценка Бахрушиным научного уровня и итогов работы Миллера (Бахрушин 1928: 45, 46). Эту характеристику Бахрушин противопоставил высказыванию Милюкова о Миллере.
Бахрушин сопоставил труд Миллера с работами более поздних историков, как тех, кто разрабатывал историю Сибири, так и тех, кто занимался историей России в целом. Он отметил полную зависимость Фишера от труда Миллера, определив роль первого как популяризатора, который шел по стопам своего предшественника, пересказывая его труд в более легкой форме, удобочитаемой для не привыкших к серьезному чтению современников. Обратившись к «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, Бахрушин также отметил его зависимость от Миллера: «При просмотре примечаний к соответствующим отделам. видно, что даже там, где он не называет Миллера, он в сущности повторяет его, и всюду между строк выглядывает лицо первого историка Сибири» (Бахрушин 1928: 47). И позже, как писал Бахрушин, исследователи древней Сибири «продолжали оставаться под сильнейшим влиянием трудов Миллера» (Бахрушин 1928: 47). Его материалы были главнейшими для историков, их публиковали в сборниках. И только с 1880-х гг. начинают публиковаться источники, самостоятельно
извлеченные исследователями из фонда Сибирского приказа. «Не менее продолжительно было влияние трудов Миллера на приемы разработки и на общее построение сибирской истории. Ими продолжали пользоваться исследователи в течение всего XIX в.» (Бахрушин 1928: 49). Миллер дал внешнюю историю колонизации Сибири. В 1830-х гг. появляются первые попытки изучить внутреннюю историю этого процесса - управление Сибирью, частную и общественную жизнь и пр.
Таким образом, Бахрушин вгляделся в наследие Миллера внимательнее, чем Милюков. Для более объективной и разно сторонней оценки он был вооружен знаниями архивных материалов и поэтому мог оценить работу Миллера с источниками. В отличие от Милюкова, Бахрушин привлек к рассмотрению не только главный труд Миллера, но и ряд других его работ, обратил серьезное внимание на источниковую базу, лежащую в основе его трудов, методы работы, принципиальные соображения Миллера о работе историка. Благодаря проведенной исследовательской работе в архивах Бахрушин смог объективнее и полнее оценить реконструированную Миллером картину освоения Сибири русским населением, адекватнее понять значение сделанного.
В 1930-х гг. Бахрушин вновь вернулся к исследованию творчества Миллера. В Академии Наук было решено снова напечатать труд Миллера «История Сибири» с комментариями и предисловием Бахрушина - самого авторитетного специалиста по истории Сибири. Судя по переписке Бахрушина с ленинградским историком А.И. Андреевым, их работа над текстами Миллера шла в 1935-1940 гг. Исходя из содержания писем Андреева, можно установить, что Бахрушин не только написал предисловие и комментарии, но и редактировал перевод трех томов текста «Истории Сибири»
с немецкого на русский язык. Гранки предисловия были представлены Бахрушину в августе 1936 г., следовательно, эта работа была уже полностью готова (Архив РАН 2:
15).
В обширном предисловии к труду Миллера, Бахрушин снова должен был дать характеристику Миллера как историка (Бахрушин 1937). Теперь, в отличие от «Очерков по истории колонизации Сибири...», где Бахрушин рассматривал Миллера в ряду других исследователей, он должен был в большей степени сосредоточиться на фигуре Миллера и его деятельности, охарактеризовать этого ученого уже гораздо более подробно.
Новое издание работы Миллера выходило в свет в ту пору, когда в ходе возрождения исторического образования и исторической науки произошел поворот в оценке наследия дореволюционных историков. На смену прежнему отрицанию научного значения их наследия, вульгарно-классовому подходу и «разоблачительству» пришло признание ценности собранного материала и сделанных конкретных выводов. Кроме того, после указания большевистских вождей о том, что в настоящее время необходимо освещение истории народов России, а не только русского народа актуальной стала разработка истории национальных окраин страны, в частности Сибири (Дубровский 2017: 196-205). Поэтому далеко не случайно в предисловии, помещенном от редакции, труд Миллера был назван классическим, а сам историк - «отцом сибирской истории» (Миллер: 3).
Естественно, что в самом начале предисловия к первому тому Бахрушин мог заявить, что значение Миллера в истории исторической науки «очень крупное»: «В лице Миллера историческая наука России порывала с наивными и безграмотными методами феодальной историографии и переходила к более совершенным науч-
ным приемам буржуазной исторической науки Западной Европы» (Бахрушин 1937: 5). Переживший ряд опасных потрясений в начале 1930-х гг. (арест по Академическому делу, ожидание приговора, быть может, смертного, ссылку), Бахрушин старался выглядеть историком, освоившим марксизм. Отсюда - ритуальные цитаты из «классиков» марксизма в его работах 1930-х гг. Поэтому уже в первых строчках предисловия он вписал Миллера в классовое направление научной мысли - «буржуазную науку». Ритуал дал себя знать и в объяснении роста государственного интереса к освоению Сибири. Бахрушин усилил характеристику экономических мотивов как основы этого интереса: «Остро ощущавшаяся в начале XVIII в. потребность в развитии собственной промышленности, которая нашла себе выражение в мероприятиях Петра I по подъему туземного производства, имевших целью освободить экономически отсталую страну от зависимости от западноевропейского капитала, ставила на очередь интенсивную эксплуатацию зауральской колонии как сырьевой базы. Такая эксплуатация была возможна лишь при условии предварительного изучения представляемых ею возможностей. Отсюда тот интерес, который правящие классы проявляют к Сибири, и энергичный приступ к всестороннему обследованию таящихся в ней богатств» (Бахрушин 1937: 5).
Теперь Бахрушин вписал деятельность Миллера в процесс изучения Сибири, который начался в конце XVII в., когда на основании материалов Сибирского приказа было составлено «Описание новые земли Сибирского государства». Почти одновременно московское правительство дало распоряжение сибирским воеводам собирать сведения о соседних государствах и богатствах своего края. С Петра началось планомерное изучение Сибири. В 1719 г.
в Сибирь был отправлен доктор Д.Г. Мес-сершмидт, который должен был изучать географию края, естественные богатства и исторические памятники. «Так назревала постепенно мысль о большой «академической» экспедиции», в которой и принял участие Миллер. В отличие от своего первоначального очерка, Бахрушин уже более обстоятельно проследил назревание предпосылок для «большой экспедиции» в Сибирь, для развертывания научной деятельности Миллера.
В этой экспедиции Миллер имел задание изучать географию, древности, обряды различных народов. Кроме того, как вполне доказательно определил Бахрушин, ученый был обязан уделять большое внимание сбору сведений о полезных ископаемых (более всего правительство интересовала добыча серебра - материала для изготовления денег), а также изучить возможности использования в целях торговли морского пути из Европейской части страны до Камчатки. Бахрушин отметил, что в разных работах Миллера, в том числе и «Истории Сибири» заметен интерес автора к торговле.
Показав практическую сторону деятельности Миллера в Сибири, важную с точки зрения правительственных интересов, Бахрушин заключил: «Научная деятельность Миллера должна была обслуживать реальные интересы господствующих классов России в колониях. Это обстоятельство не могло не наложить большого отпечатка на все его научные труды, и при определении их объективной ценности надо поэтому всегда учитывать цели, которые они преследовали» (Бахрушин 1937: 13).
Дав такую важную в марксистско-ме-тодологическом отношении преамбулу, Бахрушин осветил жизнь Миллера до экспедиции. Кроме указанной работы Пекарского историк привлек сочинения немецких историков, что позволило насытить
очерк важными подробностями. Заметим, что в этой части своей работы Бахрушин, как бы споря с Милюковым, дал новые любопытные сведения о Миллере. Милюков преподносил поездку Миллера в Сибирь как некую биографическую случайность. Бахрушин же обратил внимание на то, что еще до этой поездки Миллер «представил алфавит тангутского языка с соображениями о способе читать этот язык», создал первые исследования о калмыках, что говорит о развитии интереса к этнографии. Последнее явилось «первым черновым наброском тех методов исторического исследования, которые он впоследствии так блестяще развил» (Бахрушин 1937: 16). Бахрушин отметил, что Миллер не имел источниковедческой подготовки, зато у него были лингвистические познания, знакомство с новейшими теориями в области лингвистики и этнографии, большое влияние на него оказали работы Лейбница по местной истории. Таким образом, представление Милюкова о Миллере как человеке мало подготовленном, далековатым от науки было аргументированно опровергнуто.
Бахрушин заново пересмотрел работы Миллера, ведь теперь перед ним стояла задача более обстоятельного освещения вклада ученого в изучение Сибири. Фрагмент о Миллере из его книги 1928 г. издания стал для него как бы конспективной основой нового труда. На ином уровне работы он мог наполнить высказанные ранее положения эмпирическим материалом, не только дополнить, но и уточнить, даже пересмотреть некоторые свои же прежние взгляды. Теперь Бахрушин осветил и работу Миллера в Сибири и дальнейшую его деятельность после знаменитой поездки, отмечая отдельные черточки в личности историка и в его быте.
Главное внимание Бахрушин посвятил основному произведению Миллера, при
этом он отметил, что наряду с общим историческим трудом Миллер дал несколько монографий по отдельным вопросам, «являющихся как бы главами незаконченной части его истории» (Бахрушин 1937: 20). Бахрушин вновь подчеркнул стремление Миллера давать в своих трудах точные факты. Теперь он указал на то, что для современников было свойственно иное: тенденциозное приукрашивание исторической действительности, склонность к красноречию. «При господстве таких взглядов постоянный призыв Миллера к историку «быть верным истине, беспристрастным и скромным» звучит как призыв к подлинной научности» (Бахрушин 1937: 21).
Рассказывая о работе Миллера в Сибири, Бахрушин не пошел по пути составления общей характеристики, а реконструировал картину в динамике, отмечая постепенный профессиональный рост ученого, описывая разные эпизоды из его деятельности. Главная линия в рассказе -история накопления источников, работы с ними. Эта часть по сравнению с «Очерками» в новой работе Бахрушина была дана гораздо более подробно. Так, он не только отметил интерес Миллера к этнографическим источникам, но и показал, как именно ученый использовал их. При этом Бахрушин писал: «Самой замечательной стороной «Истории Сибири» Миллера является последовательное стремление автора научным путем разрешить этногенетические вопросы. В этой области он намечает новые пути, исходя из научных предпосылок Лейбница и резко порывая с средневековой этнографией... На место фантастической генеалогии народов, господствовавшей в течение всего XVIII в. в ученой литературе и основанной, главным образом, на Библии и на показаниях греческих и латинских писателей... Миллер кладет в основу классификации народов научный принцип языкового сходства» (Бахрушин 1937: 31).
Следуя классификации А.Л. Шлецера, Бахрушин определил Миллера как историка-собирателя. Но Миллер не только собрал большой и ценный материал, отмечал Бахрушин, он сумел подойти к нему научно.
Приводя высказывания Миллера о труде историка и прослеживая реализацию его исследовательских принципов на материале «Истории Сибири», Бахрушин постоянно отмечал те черты, благодаря которым уровень научной деятельности Миллера возвышался над общим уровнем, типичным для его времени: «Стремление малейшее свое положение обосновывать на источниках», «в русской историографии он был первым, кто поставил вопрос о подлинно научном издании исторических памятников» (Бахрушин 1937: 34, 35).
Бахрушин указал на критический подход Миллера к источникам и его достижения в этой области. «С точки зрения формальной критики исключительный интерес представляют те страницы Миллера, где он дает свою схему возникновения сибирского летописания схему, которая по существу с некоторыми поправками может считаться в настоящее время общепризнанной», -писал Бахрушин (Бахрушин 1937: 37).
Подводя итоги рассмотрению работы Миллера как источниковеда, Бахрушин сделал следующий вывод: «В лице Миллера мы имеем не просто собирателя материалов. Перед нами выступает крупная фигура исследователя пролагающего новые пути в дебрях феодальной науки» (Бахрушин 1937: 38).
Отдельно Бахрушин писал о Миллере как реконструкторе прошлого, создателе исторического повествования. Это было новой частью в его работе, не имевшей соответствующего фрагмента в «Очерках». Бахрушин писал о Миллере: «Он дал хороший, основанный на документах, всесторонне проверенный, систематический и очень подробный очерк истории завое-
вания Сибири, в котором все на своем месте, все ясно, отчетливо и все достоверно; малейшее сомнение дебатируется, обсуждается на глазах у читателя, и вывод делается продуманный до мелочей» (Бахрушин 1937: 39).
Однако, как полагал Бахрушин, как повествователь, как концептуалист Миллер оказался слабее собирателя и критика источников. У него не было широкого исторического мировоззрения, не видно, чтобы Миллер имел особый вкус к широким обобщениям. «Его общая концепция наивна и отзывается взглядами историков-богословов XVII в. Историческими событиями, как и жизнью человека, руководит «щастие», иначе говоря, божий промысел... Это полемика с рационалистическим пониманием истории в современной буржуазной историографии» (Бахрушин 1937: 41). Бахрушин проследил за тем, как именно в тексте «Истории» Миллера автор опирался на свои общие представления и истолковывал, исходя из них, исторические события. Исходной точкой при построении истории Сибири для Миллера служил государственный интерес, государственная польза. «Эта точка зрения пронизывает насквозь все произведения Миллера», - писал Бахрушин (Бахрушин 1937: 42). Историк отмечал, что этим интересом и пользой в труде Миллера оправдывается все, что происходило в ходе движения русского населения в Сибирь.
По словам Бахрушина, «как представителя буржуазной интеллигенции» Миллера не могла не интересовать колонизация Сибири. Он дал характеристику разных сил, осваивавших Сибирь - охотников-промысловиков, сил военной колонизации, показал «роль русского завоевания в деле развития производительных сил Сибири и в распространении в ней более высокой экономической культуры», просвещения (Бахрушин 1937: 49). Все эти темы, отме-
чал Бахрушин, впоследствии стали излюбленными темами исследования для «буржуазной историографии».
Печатание труда Миллера, как открыл Бахрушин, происходило в неблагоприятной для автора обстановке. Это заставляло его быть особенно осторожным, заставляло устранять из текста все, что могло бросить тень на Россию. Иностранец, состоявший на жалованье у российского правительства, «должен был считаться с мнением каждого влиятельного человека и «знатного министра» и корректировать свои суждения и выражения под самыми разнообразными влияниями» (Бахрушин 1937: 52). Теперь Бахрушин высказал предположение о том, что различные летописные тексты о чудесах, которые Миллер включал в свой труд, были вписаны благодаря внешнему влиянию на историка. Бахрушин сделал важный вывод относительно судьбы текста основного труда Миллера: «В его лабораторию никто не вмешивался, пока он
копировал «архивные письма» и на их основании устанавливал отдельные факты, но едва он переходил к изображению истории изучаемой им страны в целом, как следовал властный вопрос, «каким методом оную сочинять намерен»».
Таким образом, Бахрушин смог поднять изучение жизни, деятельности и наследия Миллера на новый научный уровень, осветить те аспекты его работы, которые не привлекали внимания предшественников-историографов. Бахрушин дал более точное и объективное определение ценности и уровня работ Миллера, чем это было сделано раньше. Бахрушину удалось в значительной степени опровергнуть ту характеристику, которую дал в свое время Миллеру Милюков. При той зависимости от политико-идеологического воздействия, которое испытывал Бахрушин при освещении темы все же многие его наблюдения и соображения сохраняют свою ценность до нашего времени.
Список источников и литературы
Архив Российской Академии наук (РАН) 1 - Архив РАН. Ф. 624. Оп. 1. Д. 434. Лекция С.В. Бахрушина по историографии.
Архив РАН 2 - Архив РАН. Ф. 624. Оп. 4. Д. 4. Письма С.В. Бахрушину от А.И. Андреева. Бахрушин 1937 - Бахрушин С.В. Г.Ф. Миллер как историк Сибири // Миллер. Г.Ф. История Сибири. Т. I. М.; Л., 1937. С. 3—55.
Бахрушин 1928 - Бахрушин С.В. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. М., 1928. Дубровский 2017 - Дубровский А.М. Власть и историческая мысль в СССР (1930-1950-е гг.). М., 2017.
Миллер - От редакции //Миллер. Г.Ф. История Сибири. Т. I.
Милюков 1897 - Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. М., 1897. Пекарский 1870 - Пекарский П.П. История императорский Академии наук в Петербурге. Т. 1. СПб., 1870.
References:
Arhiv Rossijskoj Akademii nauk (RAN) 1 - Arhiv RAN. F. 624, inv. 1, f. 434. Lekciya S.V. Bahrushina po istoriografii [Lecture on historiography by S.V. Bakhrushin] [in Russian].
Arhiv RAN 2 - Arhiv RAN. F. 624, inv. 4, f. 4. Pis'ma S.V. Bahrushinu ot A.I. Andreeva [A.I. Andreev's letters to S.V. Bakhrushin] [in Russian].
Bahrushin 1937 - Bahrushin S.V. G.F. Miller kak istorik Sibiri. Miller. G.F. Istoriya Sibiri [G.F. Miller, the historian of Siberia. G.F. Miller. History of Siberia], v. I, Moscow; Leningrad, 1937, pp. 3-55 [in Russian].
Bahrushin 1928 - Bahrushin S.V. Ocherki po istorii kolonizacii Sibiri v XVI i XVII vv. [Essays on the history of colonization of Siberia in the XVI and XVII centuries]. Moscow, 1928 [in Russian].
Dubrovskij 2017 - Dubrovskiy A.M. Vlast' i istoricheskaya mysl' v SSSR (1930-1950-e gg.) [Power and
historical thought in the USSR (1930-1950s)]. Moscow., 2017 [in Russian].
Miller - Ot redakcii. Miller. G.F. Istoriya Sibiri, v. I [From the editorial office. Miller G.F. History of Siberia] [in Russian].
Milyukov 1897 - Milyukov P.N. Glavnyye techeniya russkoy istoricheskoy mysli [The main currents of Russian historical thought]. Moscow, 1897 [in Russian].
Pekarskij 1870 - Pekarskij P.P. Istoriya imperatorskoj Akademii nauk v Peterburge. [History of the Imperial Academy of Sciences in St. Petersburg], v. 1, St. Petersburg, 1870 [in Russian].
Александр Михайлович Дубровский
доктор исторических наук, профессор Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, главный редактор журнала «Новые исторические перспективы: от Балтики до Тихого океана».
Россия, 241023, г. Брянск, ул. Бежицкая, д. 14. e-mail: alexdubr48@mail.ru.
Alexander M. Dubrovsky
D.Sc. (History), Professor of Bryansk State University named after academician I.G. Petrovsky, editor-inchief of the journal "New historical perspectives: from the Baltic to the Pacific". Russia, 241023, Bryansk, Bezhitskaya str., 14. e-mail: alexdubr48@mail.ru
