CC BY
39
С. Степанова
РУССКАЯ ЖИВОПИСЬ В КОНТЕКСТЕ ДЕСАКРАЛИЗАЦИИ ИСКУССТВА*
Автор отмечает, что понятие «сакральность» нетождественно понятию «религиозная мистика». Слово «сакральное» имеет со словом «религиозное» определенные «точки сопряжения» (с. 154). «К миру сакрального принадлежит духовная деятельность человека, энергическое проявление его личности» (с. 154). Во второй трети XIX в. у художников уменьшается интерес к религиозным сюжетам. Больше стало уделяться внимания изображению бытовых картин или исторических событий. Эта тенденция вызывала у многих представителей русской мысли, в частности у Гоголя, чувство огорчения. Поэтому так объясним тот интерес к творчеству А. Иванова у Гоголя, Тургенева и Хомякова. Александр Андреевич Иванов оказался современником утраты лучших традиций классицизма и романтизма у представителей салонного академизма. Иванов стремился найти собственный путь; объявляя свое искусство «историческим, не церковным», художник пытался совместить рациональный художественный метод с иррациональным смыслом идеи, стремился открыть зрителю «сущность всего Евангелия» (с. 155).
Иванов считал, что его светская картина должна вызывать глубокое духовное переживание - по сути такое, какое должна вызывать икона, «возводящая обращенного к ней - через молитву и созерцание - от образа к первообразу» (с. 156). Картина «Явление Христа народу» должна, по мысли Иванова, раскрыть духовный смысл евангельской сцены. Художник желал выступить не только в
* Степанова С. Русская живопись в контексте десакрализации искусства // Искусствознание. - М., 2006. - № 2/06. - С. 152-176.
роли создателя предмета искусства, а в роли проповедника, который средствами художественного творчества доносит до зрителя свою идею. Ведь Иванов в процессе создания картины прочитал множество книг и статей по проблемам, связанным с историей, но главным для него всегда было Евангелие от Иоанна. В нем наиболее глубоко сплеталась христианская идея с общекультурной эллинистической традицией.
Иванов рассматривал себя не только как художника, но и как православного миссионера. Он связывал второе пришествие Христа с всемирной победой православия, это означало сплочение всех народов под властью русского царя и обновление мира. Подобный мессианизм не встретил отзвука в академических кругах. Иванов противопоставлял себя академикам, обличая «салонный стиль» таких мастеров, как Брюллов и Бруни. Гоголь, который в это время, как и Иванов, жил в мире глубоких духовных переживаний, с большой симпатией относился к творческим поискам Иванова, критикуя пристрастие к эффектам большинства современных художников. Иванов отличался также от других своих коллег тем, что фактически отрицал практику живописи по заказу. Он считал себя слугой православия и поэтому рассчитывал лишь на поддержку общественности и правительства. Большую роль в популяризации творчества художника сыграл Гоголь. В «Выбранных местах из переписки с друзьями» есть глава «Исторический живописец Иванов» (с. 159). Гоголь и Иванов во многом были единомышленниками. Как и Гоголь, Иванов обожал Рим. Это также было его «прекрасное далёко». Любовь к России сочеталась у них с неприязнью к бюрократическому стилю жизни на родине, символом которого был Петербург. Если Гоголь ненавидел Петербург с его чиновничеством, чья подлость и карьеризм неоднократно отмечены в произведениях великого писателя, то для Иванова Северная столица ассоциировалась с обликом круга академических салонных художников, ищущих моментального успеха. Рим же для Иванова и Гоголя был городом, проникнутым красотой творений титанов Возрождения, и городом, хотя и католическим, но близким каждому христианину. Характерно, что Гоголь, не любя Петербург, считал Москву дорогим для своего сердца городом. Москва, как и Рим, была столицей христианства. Это же признание сходства святой Москвы с Римом присуще мировоззрению Иванова,
Русская живопись в контексте десакрализации искусства
хотя художник в основном жил в Италии; культ первопрестольной столицы у него был в основном умозрительным.
Автор подчеркивает неоднократно, что Иванова нельзя было назвать церковным художником, он стремился к познанию сакрального в процессе творчества. Это часто приводило его к разочарованию и к ослаблению веры. Во второй половине 40-х годов Иванов переживает неудачу с заказом для храма Христа Спасителя, возникает охлаждение отношений с Гоголем, расстраивается план его женитьбы на Марии Апраксиной (с. 162). Но несмотря на все эти трудности, художник продолжал работать, не покидая главной мысли своего проекта. Основным методом своей работы художник считал написание подготовительных этюдов. С годами создание этюдов приобрело самостоятельный характер. В них отразилось своеобразное отношение Иванова к природе. Не созерцательность красоты, которая характерна для традиционной пейзажной живописи, а познание жизни природы - импульс его творчества. «Процесс написания этюдов включал не только поиск материала, поскольку со временем это вообще утратило смысл в качестве главного побудительного мотива. Работа на этюдах обернулась для Иванова не средством создания картины, а способом жить, способом созидания своей творческой личности» (с. 163). Не случайно эти этюды сыграли большую роль в развитии русского искусства. Особенно надо отметить произведения этого жанра, посвященные природе. Мастер стремился к тому, чтобы природа выглядела в его этюдах одушевленной. Он пытался освободить изображение природы от классической идеализации, от мелочно-поверхностного иллюзионизма, от скуки бесстрастного натурализма (с. 164).
Новизна творчества Иванова особенно проявилась в его «Библейских эскизах». Своих современников Иванов поражал великолепным знанием Библии. На первый взгляд эскизы Иванова кажутся просто импровизациями, но на самом деле в них выражен итог его многолетнего труда и длительной учебы; каждый сюжет «Библейских эскизов» - это отзвук глубоких переживаний автора. Они озарены светом, выражают радость, вызванную сопричастностью художника сакральной истине. Безусловно, на живопись Иванова повлияла его любовь к итальянскому искусству. Он унаследовал благородство формы в творчестве таких художников, как Джотто и Мазаччо, и радостные краски многих мастеров Возрождения (с. 165).
Библейские эскизы заслужили высокую оценку известного русского критика Стасова. Не разделяя духовных устремлений Иванова, критик оценил удивительную способность русского живописца соединять реальное и идеальное (с. 166). Если Иванов начинал работу над своей великой картиной «Явление Христа народу», будучи под определенным влиянием рассудочной протестантской теологии, то в «Библейских эскизах» он достиг полного выражения своей творческой личности. Простота и естественность в изображении событий, о которых повествует нам Священное Писание, завершенность замыс-ла1 покоряют зрителей. Духовная одержимость, подчеркивает автор, стала традиционным качеством многих великих русских живописцев последующих десятилетий.
Последняя часть статьи С. Степановой посвящена обзору работ художников - современников А.А. Иванова. Основная мысль автора заключается в том, что «салонно-академическое искусство» второй трети XIX в., показав высокий уровень мастерства, оставалось в рамках классицизма и романтизма, подчиняясь традиции стилевых форм. Безупречность исполнения могла восхищать зрителя, но красота сакральности, даже в картинах на религиозные сюжеты, часто заменялась здесь изысканной декоративностью. Самый талантливый представитель этого направления - Карл Брюллов - открыл путь декоративному подходу как «преобладающему принципу» (с. 171). По этому пути пошли многие художники, из них наиболее известен Г.И. Семирадский. Однако русская живопись второй половины Х1Х в. пошла по пути подлинно духовного реалистического искусства.
А.Б. Катан
1 Об этом свидетельствуют восторженные отзывы о недавней выставке «Библейских эскизов» А. А. Иванова.
