CC BY
55
Вершинин С.Е., д. ф. н., профессор, Директор института социологии и права Российского государственного профессионально-педагогического университета, г. Екатеринбург, Россия
РУССКОЯЗЫЧНАЯ ЭМИГРАЦИЯ В ФРГ: НЕКОТОРЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ ИДЕНТИФИКАЦИИ [1]
В последние десятилетия тема идентичности и самоидентификации отдельных индивидов и социальных групп становится все более привлекательной для представителей различных социальных и гуманитарных наук — психологии, культурологии, этнологии, антропологии, социологии, социальной философии и т.д. Идентичности приписываются онтологические свойства, и потому при анализе социальной реальности речь идет как об отдельных индивидах с их повторяющимися кризисами идентичности, так и о социальных группах, стремящихся к конструированию новой исторической идентичности или уже обладающих некоей идентичностью, но в любом случае требующих публичного признания этой идентичности, а соответственно, права на существование, культуру, культурную автономию и т.д.
Однако развитие концепта идентичности сопровождается и критикой его основных положений. Во-первых, общим местом у критиков становится неприятие эссенциалистского взгляда на идентичность как на статичное, при-мордиальное явление, неизменяемое внутреннее ядро личности и группы [2]. Во-вторых, нельзя игнорировать тезисы самых известных критиков — Р. Брубей-кера и Ф. Купера — о многозначности и расплывчатости категории «идентичность» [3]. Сознавая проблематичность некоторых сторон этой категории, автор данной работы придерживается все-таки мнения о необходимости существования
такой категории, как задающей определенные рамки восприятия и исследования. Подобно тому, как профессионально подготовленный социолог вполне может обойтись без использования понятия «общество», применяя его в случае необходимости лишь как ориентир и границу анализа, так и исследователь проблем эмиграции может воспринимать понятие идентичности в качестве рамочного, предельного понятия.
Среди причин, вызвавших введение этого термина, называют и ту, что само понятие тождества в современной культуре становится проблемой. Иначе говоря, идентичность становится особой темой как раз в связи с феноменом кризиса идентичности, то есть в связи с трудностями установления тождественности человека или культуры самим себе. Проблема идентичности проявляет динамичность современной жизни и порождаемые ею конфликты. В силу неустойчивости структур нынешнего социального бытия люди вынуждены постоянно пересматривать множество аспектов своей идентичности — групповой, этнической, духовной, религиозной, и особенно это касается эмигрантов. Трудность изучения проблемы идентичности заключается и в множественности уровней и видов идентификационных процессов, которые самым причудливым образом скрещиваются в сознании, опыте и деятельности отдельной личности. В связи с этим проблема идентичности может быть фрагменти-
рована по различным основаниям как групповая, социальная, половая, религиозная, гражданская, профессиональная, идеологическая и т.п. идентичности [4]. В данной статье рассматриваются некоторые противоречия идентификации русскоязычной эмиграции в ФРГ.
Можно, на наш взгляд, утверждать, что зарубежная русскоязычная диаспора в целом, и в ФРГ в частности, отличается внутренней неоднородностью и более того, противоречивостью в различных аспектах. Как известно, в истории эмиграции из Российской империи, СССР, Российской федерации выделяются четыре волны: первая волна началась после Октябрьской революции, вторая — во время и сразу после Второй мировой войны, третья — с 1950-х гг. до 1991 г., четвертая — с 1991 года по настоящее время. Если первая и вторая волны характеризовались ярко выраженным антисоветским характером, то про четвертую волну этого сказать уже нельзя — в силу ее экономического характера и политической пассивности. Мы упоминаем эти общеизвестные факты для того, чтобы подчеркнуть отсутствие единых политических и мировоззренческих оснований для объединения всех русскоязычных эмигрантов и формирования некоей, пусть достаточно абстрактной, общей идентичности.
Во всех русскоязычных этнических группах наблюдается тенденция к локализации и изоляционизму. Локализован-ность по этническим группам и внутри этнических групп связана не только с этническим, но и с другими социальными факторами. Так, например, многие российские немцы приехали из сельской местности, а еврейские мигранты — как правило, из крупных городов.
Тенденция изоляционизма проявляется в двух аспектах. С одной стороны, увеличение культурной дистанции от «титульного» этноса стимулируется и усугубляется внешним восприятием со-ветско/российского прошлого как второ-
сортного, и тогда тот, кто симпатизирует прошлому, оказывается отчужденным от современного культурного контекста страны пребывания. Наблюдается рост негативных чувств, связанных со своей этнической и социальной принадлежностью, ощущение себя человеком второго сорта, стыд за своих соотечественников, ведущих себя неадекватно местным традициям и привычкам, ущемленность своего социального статуса. Вместе с тем самоотчуждение по отношению к «со-ветскости» не всегда приводит к принятию «немецкости».
С другой сторны, изоляционизм проявляется внутри русскоязычного сообщества. Приведем в качестве примера положение в германской еврейской диаспоре. Так, в одной из статей «Еврейской газеты» еще в 2006 г. подчеркивалось: «Руководителям еврейских организаций Германии следует изменить свое негативное отношение к созданным во многих городах обществам русско-еврейской культуры, перестать видеть в них конкурентов и наладить с ними сотрудничество. На фоне тесных контактов еврейских общин с христианскими конфессиями недоброжелательное, а подчас и враждебное отношение к подобным культурным обществам и клубам выглядит весьма странно» [5]. Отсутствие контактов между различными общественными организациями, стремление монополизировать контакты с представителями государственных и общественных организаций Российской Федерации — эти тенденции, характерные для 1990-х — начала 2000-х гг., проявляются и сегодня. Вместе с тем в последние 3 — 5 лет наблюдается тенденция к консолидации, проявляющаяся в проведении различных совместных встреч, конференций соотечественников, развитии социальных сетей посредством Интернета и т.д.
Противоречивость стратегий существования в инокультурном окружении проявляется и в наличии противополож-
ных тенденций в русскоязычных СМИ Германии. Это направленность либо на ассимиляцию, либо на интеграцию мигрантов [6]. Исследователи русскоязычных СМИ фиксируют, что «русскоязычная пресса этнических немцев построена на идеологии ассимиляции, а русскоязычных евреев — на идеологии интеграции» [7]. Если глава крупнейшего холдинга «Werner Media Group» Николай Вернер «подчеркивает свою ориентацию на интегративный и ассимиляционный характер медийной деятельности», то девиз одной из крупнейших русскоязычных газет «Русской Германии» — «Наше отечество — русский язык» [8]. Множество русскоязычных и двуязычных сайтов в Интернете так или иначе тяготеют к обозначенным двум тенденциям [9]. При этом следует заметить, что русскоязычная пресса далека от той исторической ситуации в Берлине между 1918 и 1924 гг., когда выходило от 2100 до 2200 наименований газет и журналов и которую Карл Шлегель назвал «Галактикой Гуттенберга» [10].
Следующее противоречие отчетливо проявляется в сфере семейных взаимоотношений, выступая как противоречие между старшими и младшими поколениями мигрантов. Эта противоречивость связана, прежде всего, с потерей традиционных статусных ролей, приобретенных старшим поколением в СССР (потом СНГ). Причина такой потери — отсутствие адаптации к новой социокультурной среде, что проявляется в незнании языка, отсутствии ориентации в окружающей среде (от трудностей с передвижением на транспорте, оплате счетов за квартиру и электричество до визитов в ведомство по делам иностранцев и бесед со служащими). В результате статус родителей-мигрантов катастрофически падает в глазах их детей, особенно подростков. Родители терпят лишения, чтобы обеспечить будущее детей в более благополучной в экономическом положении стране. Однако быстрая языко-
вая и социальная адаптация подростков приводит к их более основательной социальной компетенции, превосходящей знания и опыт родителей. Падение статусов родителей и супругов приводит зачастую к кризису семьи. «Отрыв от корней», то есть от культурных традиций и своего окружения на родине не может не создавать проблем при формировании идентичности, особенно в подростковом возрасте. Семьи мигрантов в инонациональном окружении, испытывающие к тому же и материальные проблемы, часто живут в состоянии перманентного стресса, что не может «компенсироваться» лучшим материальным уровнем жизни [11]. В результате многие семьи русских эмигрантов в Германии начинают разводиться на 3 — 4-й год эмиграции [12].
Кроме того, для старшего и среднего поколений эмигрантов из СССР и РФ значительная часть сознания занята воспоминаниями и переработкой прошлого социального опыта. В силу травмы российских немцев и некоторых других этнических групп одной из личных и групповых задач является донесение до общественности Германии темных трагических страниц истории этнической группы. Оценка и изучение прошлого становится основой для объединения. Однако что несет это для молодых людей? Если история предстает как история страданий [13], то каковы смысл в позитивной идентификации с историей своей этнической группы и семьи — ведь в принимающей стране это уже не имеет
С-\
Статус родителей-мигрантов катастрофически падает в глазах их детей, особенно подростков.
ч_)
числа российских немцев смогли
принципиального значения или может восприниматься негативно. Для молодых людей — с учетом сложности адаптации всей семьи к новым культурно-историческим условиям — необходима модель поведения, направленная в будущее. Но примеры из истории своей этнической группы не имеют серьезного значения и потому возникает ориентация на доминирующую культуру страны пребывания. В результате возникает потребность создания новых образцов адаптации и интеграции.
Таким образом, в семейных отношениях возникает своего рода антиномия: ориентация на будущее необходима, но очень часто старшие родственники не могут предложить своим потомкам какую-либо приемлемую стратегию адаптации и развития в новых культурных условиях.
В условиях проживания в новом обществе усложняется также и проблема религиозного самоопределения эмигрантов. Ситуация в постсоветской России характеризуется своеобразным религиозным Ренессансом, когда существующие социальные структуры, культурные традиции, нормы и ценности начинают определяться по-новому, в связи со все более отчетливыми конфессиональными признаками, в том числе по линии атеисты — верующие.
Ситуация в принимающей стране выглядит иначе. Во-первых, современные европейские страны характеризуются различными тенденциями, одна из которых — давняя традиция секуляризации. Во-вторых, субъективная религиозность и публичные религиозные практики могут способствовать или, наоборот, отчуждать от интеграции в немецкое общество. Ярким примером является ситуация с меннонитами и баптистами. Если католики и протестанты из
достаточно быстро и безболезненно войти в религиозную среду коренных жителей, то с баптистами такого не произошло. Преследование религии в СССР, закрытый, приватный характер богослужений, закрытость повлияли на психологию верующих. После приезда в ФРГ многие члены религиозных общин пытались войти в состав местных общин, однако преобладавшие там настроения открытости современной культуре, либеральные допущения относительно одежды, просмотра телепередач, посещения театров, даже употребления алкоголя оказались глубоко чуждыми переселенцам. Поэтому можно говорить о самостоятельной линии развития религиозной жизни переселенцев. Активность работы, в том числе среди детей и молодежи приводит к тому, что общины растут. По данным некоторых исследователей, в 1998 г. было 370
религиозных общин переселенцев, в 2007 г. их стало более 500 [14]. Так, например, в городах Билефельд, Нойвид, Эспелькамп, Франкенталь общины насчитывают свыше 600 человек каждая. При этом можно прогнозировать, что патриархальность этих общин означает неприятие их членами таких тенденций в современном немецком обществе, как экуменизм, феминизм, открытость миру. Другими словами, лояльные по отношению к германскому государству новые граждане находятся в прямой оппозиции к тенденциям развития общества, и такое положение будет сохраняться, по-видимому, достаточно долгое время [15].
В целом можно утверждать, что существует разнонаправленность тенден-
г \
Семьи мигрантов в инонациональном
окружении, испытывающие к тому же и
материальные проблемы, часто живут в
^ состоянии перманентного стресса.__
ций идентификации в постсоветском и немецком обществах.
На протяжении последних 20 лет в России наблюдается своего рода национальное возрождение — в том смысле, что бывшие советские люди начинают чувствовать, осознавать и размышлять по поводу своей принадлежности к определенным этническим группам. Это порождает трудности с гражданской идентичностью россиян, так как этническая идентификация выходит на первый план, а гражданская остается на втором и тогда важнее, что кто-то русский, а кто-то кавказец, нежели то, что оба они граждане России. Активное развитие различных конфессий также приводит к разделению индивидов с точки зрения религиозной принадлежности. Таким образом, происходит разделение этнической, гражданской, религиозной идентичности. Одним из следствий такой ситуации является то, что в ходе эмиграции процесс национальной идентификации для отдельных индивидов и групп не заканчивается — часто он только начинает развиваться.
С другой стороны, в ФРГ наблюдает иная картина. Там — в силу демографических и исторических особенностей — гражданская идентичность совпадала с этнической. Быть гражданином Германии означало быть немцем. К этому примыкала более дифференцированная конфессиональная идентификация — быть немцем означало быть католиком или протестантом. Таким образом, можно говорить об определенной «склеенности» трех типов идентичности в германском обществе. Такой синтез идентичностей в немецкой культуре становится сложным для восприятия русскоязычных мигрантов с их разорванной идентичностью.
Однако и массовое сознание коренного населения и многих политиков не поспевает или не готово признать такое положение вещей. Современная этническая и религиозная ситуация в ФРГ значительно усложнилась. Гражданство
Германии получают люди, не являющиеся немцами, протестантами и т.д. Быть гражданином Германии и одновременно, например, православным — этот тезис звучит в рамках немецкой культуры немного странно [16].
Таким образом, тенденции соотношения различных видов идентичности в постсоветской и немецкой культурах значительно расходятся, что становится препятствием для успешной интеграции русскоязычных эмигрантов в немецкое общество. Трудности адаптации могут приводить в ряде случаев к отчуждению от своей этнической группы, семейного круга, культурных и религиозных традиций и стимулировать поиски собственной, прежде всего, личной духовной идентичности, в инокультурном пространстве.
Однако главная проблема, с которой имеют дело почти все западные страны, в том числе и ФРГ — это «параллельное общество» (В. Хайтмайер), которое создают эмигранты. Многими авторами параллельное общество эмигрантов рассматривается как ответ традиционной культуры на вызовы современности, описываемые в терминах мультикуль-турализма, постиндустриального общества, «информационизма» и глобализации.
В качестве признаков параллельного общества можно выделить следующие показатели.
1. Компактное проживание как следствие резкого увеличения количества выходцев из других стран. Эта ситуация особенно актуальна для земель: Северный Рейн-Вестфалия (2 млн), Баден-Вюртемберг (1,3 млн), Бавария (1,1 млн), Гессен (700 тыс.) а с учетом прогнозов, что к 2015 года в Германию прибудут еще 5,5 млн иностранцев, и политически серьезна. Если говорить более конкретно, то многие эмигранты сосредотачиваются в крупных городах. Так, во Франкфурте-на-Майне доля иностранцев превысила 30 %, в Штутгарте — около 25 %, Мюн-
На протяжении последних 20 лет в России наблюдается своего рода национальное возрождение — в том смысле, что бывшие советские люди начинают чувствовать, осознавать и размышлять по поводу своей принадлежности к определенным этническим группам.
хене — 24 %, Кельне — 21 % и Дюссельдорфе — 20 % [17]. Среди субъективных признаков можно выделить, по менеьшей мере, три: а) этническое самосознание индивида опирается на представления об уникальности исторической судьбы и культуры. В таком окружении процветает ги-перторофированный этноцентризм, при котором существует минимальное (или отсутствует вообще) соприкосновение с культурной чужеродностью;
б) отсутствие мотивации к социализации в рамках среднего образования детей из семей иммигрантов — даже если они посещают школу. Сегодня около 1,2 млн учащихся немецких школ — каждый десятый — происходят из семей мигрантов, но очень часто бросают школу;
в) отсутствие желания интегрироваться в немецкое общество: «Многие выходцы из семей мигрантов, не ощущают себя частью немецкого общества, даже если их родители прибыли сюда на жительство 30 — 40 лет назад и давно получили немецкое гражданство» [18].
Существенным признаком параллельного общества является тесное неформальное взаимодействие между членами этнических групп, которое строится на основе родственных связей и доверительных отношений. Феномен параллельного общества свидетельствует о процессе замыкания, своего рода капсулирования эмигрантов в автономных структурах. В случае с эмигрантским сообществом трудности социально-психологические адаптации приводят к усилению этнической сплоченности и этническому капсулированию.
Стратегии преодоления капсули-рования достаточно подробно разработаны. В качестве основных стратегий преодоления закрытости мигрантов специалисты называют:
а) конструктивное разрешение проблем, предполагающее активную позицию личности по отношению к среде и
использование стратегии самораскрытия, ориентированной на творческое преобразование среды и реализацию собственных возможностей, индивидуального жизненного ресурса; б) наличие в сознании личности четких жизненных планов, целей и средств их достижения; в) достаточный уровень развития всех основных сторон личности, удовлетворенность отношениями в жизненно значимых сферах межличностного гармоничного взаимодействия [19].
Эти теоретически достаточно ясные стратегии с трудом реализуются, однако, в практике существования и развития эмигрантских диаспор. Основной вопрос, который здесь возникает, заключается в том, существует ли феномен параллельного общества применительно к русскоязычной диаспоре? На наш взгляд, ответ должен быть отрицательным, по меньшей мере, в силу двух обстоятельств.
Во-первых, особенностью русскоязычной диаспоры в Германии является ее разобщенность. Эта разобщенность проявляется в плохой организации информационных сетей, слабом контакте между всевозможными общественными организациями, малом участии во всевозможных политических дебатах германского общества, неналаженности контактов многих русскоязычных общественников с государственными организациями России. На это обстоятельство указывал и В. Никонов на 1 съезде соотечественников (Кёльн, 2007 г.): «У меня вызывает огромное беспокойство, что русские очень плохо взаимодействуют между собой за границей, особенно на Западе. Россия — одна из немногих стран мира, которая не имеет
собственного лобби практически ни в одной другой стране» [20].
Во-вторых, отсутствие таких признаков параллельного общества, как неформальные институты, дублирующие государственные учреждения (суды чести, посредники, квазиполицейские в виде членов каких-либо преступных сообществ, и т.д.).
В-третьих, отсутствие ярко выраженной экономической деградации, имеющей четкие пространственные и культурные признаки.
На наш взгляд, процесс капсулиро-вания в отношении русскоязычной диаспоры обретает формы, которые можно обозначить как социальные ниши. Понятие «социальная ниша» позволяет конкретизировать понятие «параллельного общества» и его синонимы — «гет-тоизация», «сегментация» путем выявления его внутренней структуры как состоящей из множества ниш.
Понятие социальной ниши может быть представлено в негативном аспекте: они возникают в результате дефицита взаимоотношений с местными жителями, трудностями в освоении коммуникационной среды, ощущения недостатка общения, изолированности от значимого сообщества, негативного отношения со стороны местного сообщества, потеря прежнего социального статуса [21].
Негативная социальная ниша может возникать на основе утверждения своей этнической идентичности, отвергаемой или дискриминируемой коренным населением. В качестве примера приведем данные исследования, проведенного университетом в г. Мюнстере (ФРГ) по проблеме идентификации мигрантов в ФРГ и Нидерландах с этими странами. Опрошенные эмигранты в Еншеде (Нидерланды) идентифицируют себя все чаще с голландцами (50% опрошенных). Самоидентификация поздних переселенцев как немцев в Мюнстере падает: в 2004 г. 42 % опрошенных сообщали о достаточно сильном ощущении себя в
качестве немцев, в 2005 г таких было уже 32 %, а в 2006 г. - 30% [22]. Если брать сравнительные исследования, проведенные в ФРГ и Израиле, то оказалось, что преобладающее большинство детей из семей мигрантов предпочитают, чтобы их называли «российскими немцами», нежели «русскими» или «немцами» (65 % детей со слабой и 80 % детей с сильной языковой компетенцией) [23]. С учетом существующих реалий взаимоотношения местного населения с российскими немцами такая самоидентификация может быть квалифицирована как негативная.
Однако важно отметить, что понятие социальной ниши может быть представлено и в позитивном аспекте. Здесь можно обозначить возможные варианты существования конкретных социальных ниш.
Экономические ниши - это сферы экономической жизни, в которых сконцентрированы те или иные группы мигрантов. Так, например, женщины-мигрантки выполняют различные функции в домашнем хозяйстве (уборщицы, няни, помощницы по хозяйству, экономки и пр.), а также по уходу за больными (в больницах и домах - это сиделки, медсестры), в сфере обслуживания (водители такси). Экономическая ниша возникает тогда, когда представители определенной этнической группы занимают сходные профессиональные и статусные позиции.
Родственные и соседские ниши -круги родственников (бабушки, дедушки, дяди, тети, прочие родственники) и соседей, связанные с определенным пространством (квартира, подъезд, двор, микрорайон, заселенный преимущественно одной этнической группой) [24].
Религиозные ниши - референтные конфессиональные группы, вхождение в которую обеспечивает комфортное существование и даже некоторые перспективы развития или, по крайней мере, преодоление шока и постоянной фру-
Главная проблема, с которой имеют дело почти все западные страны, в том числе и ФРГ — это «параллельное общество», которое создают эмигранты.
ной диаспоры для эмиграции в Парагвай,
страции от проблем с культурной адаптацией.
Функции социальных ниш могут быть следующими:
а) обмен информацией по актуальным вопросам адаптации к окружающей инокультурной среде, рассказы о сложных бывших и настоящих ситуациях, служащие выработке эффективных стратегий и тактик адаптации у инокультурной среде;
б) выработка в результате такого обмена нормативных образцов поведения и, как результат — поддержка определенной — старой или констурируемой — идентичности;
в) взаимопомощь и поддержка при взаимодействии с социальными институтами принимающего общества.
Социальная ниша может существовать не только внутри принимающей страны, но и за ее пределами. Одним из самых примечательных примеров здесь является ситуация с идеей переселения в Парагвай, на которой мы остановимся более подробно.
Свидетельством появления новой утопии стала возникшая несколько лет назад оживленная дискуссия о переселении в Парагвай. Эта тема вызвала к жизни рубрику в газете «Земляки» и сайт в Интернете. На сайте газете «Земляки» существует целый раздел под названием «Colonia Neufeld», на котором регулярно публикуются новости: о разбивке парка на 300 деревьев, о посадке ореха мака-дамия на очередной группе плантаций, о создании искусственных прудов и разведении рыбы тилапии и т.д. Частная инициатива, в которой ощущается знакомый дух финансовых пирамид в России 1990-х гг., вызвала широкий общественный интерес — в год на сайт заходят свыше 30 тысяч человек, — и, таким образом, колония стала социальным феноменом, представляющим интерес для исследователей [25].
Известный публицист А. Фитц выделяет несколько мотивов русскоязыч-
цитируя высказывания переселенцев: «в их кварталах и колониях именно та Германия, которую мы себе представляли, когда жили под комендатурой или в том же Узбекистане», «сравнительно дешево можно купить много земли». В отзывах подчеркивается дух пионеров-освоителей новой целины — только уже парагвайской. Критически относясь к данной инициативе, А. Фитц заключает: «В Парагвай российские немцы едут за счастьем и ни за чем иным» [26]. Однако такое стремление свидетельствует, по нашему мнению, о неудачной социальной адаптации русскоязычных мигрантов и о том, что господствующие ценности немецкой культуры не стали ориентиром и образцом для подражания. В Парагвае российские немцы хотят создать новую Германию — «ту, которую мы себе представляли» (см. выше), то есть воплотить свой собственный, воображаемый образ исторической Родины. Если этот эксперимент хотя бы в какой-то степени будет успешным, то рассказы про поднятие парагвайской целины будут служить основанием для появления еще одной идентичности, а исследователи массового сознания будут фиксировать сохранение установок советского сознания в превращенной форме у двух-трех поколений мигрантов.
В заключение следует еще раз подчеркнуть, что групповая идентичность русскоязычных мигрантов является полем столкновения противоречивых тенденций, и это создает предпосылки как для капсулирования индивидов и групп в определенных социальных нишах, так и для дистанцирования от собственной групповой (этнической, социальной) идентичности и поиска персональ-
ной идентичности в новых социально-культурных пространствах. ('4
1. Работа выполнена в рамках проекта № 9138 «Духовные идентичности в культурном контексте: исследовательский анализ русскоязычной молодежи Германии» аналитической ведомственной целевой программы «Развитие научного потенциала высшей школы (2009 — 2011 годы)» Министерства образования и науки Российской Федерации.
2. См., например: Assman A., Friese H. Identitäten. Fr.a. M. 1998.
3. Брубейкер Р., Купер Ф. За пределами идентичности // Ab Imperio. 2002. № 3.
4. Мы опираемся на теорию социальных репрезентаций С. Московичи, в которой сознание индивида рассматривается как идентификационная матрица множество принадлежностей: общечеловеческой, половой, религиозной, этнической, профессиональной и т.д., обладающих определенной иерархией. См., например: Микляева А. В., Румянцева П. В. Социальная идентичность личности: содержание, структура, механизмы формирования: Монография. — СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2008. — С. 8-47.
5. Вереле В. «И расскажи сыну своему...» Русский язык как основа еврейской интеграции // Еврейская газет. Russischsprachige judische Zeitung/ сентябрь 2006. № 9(49).
6. Сайт, где представлены основные русскоязычные газеты и журналы: «Пресса Ру»// http://www.pressaru. de. Обзор прессы Германии см.: Кудряц Е: «Наша» пресса Германии// http://world.lib.ru/k/kudrjac_ ewgenij_witalxewich/pressa.shtml
7. Куренной В. Структурный анализ русскоязычных печатных СМИ в Германии// http://www. eurasianhome.org/doc/Structur.pdf. с.10.
8. Там же, с.6. http://www.rusweb.de/
9. О русских линках в Германии см.: http://www. rusweb.de
10. Шлегель К. Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя мировыми войнами (1918 - 1945). М., 2004. С. 184.
11. См.: Гурко ТА. Глобализация и семья. // http:// www.isras.ru/blog_gurko1.html; Актуальные проблемы семей в России. Под редакцией Т.А. Гурко. М.: Институт социологии РАН, 2006. — 223 с. — С.200.
12. Фрейкман-Хрусталева Н., Новиков А. И. Эмиграция и эмигранты. История и психология. — Спб., 1995. Однако есть и другие исследования, показывающие степень удовлетворенности жизнью пожилых людей, проживающих в условиях эмиграции. См.: Бельски М. Социально-психологические факторы удовлетворенности жизнью русскоязычных пожилых мигрантов (на примере Германии). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата психологических наук , СПб, 2010.
13. Gedenkbuch: Гордое терпенье. Книга памяти советских немцев-узников Тагиллага. Екатеринбург, 2004.
14. John N. Klassen: Russlanddeutsche Freikirchen in der Bundesrepublik Deutschland. Grundlinien ihrer Geschichte, ihrer Entwicklung und Theologie. Bonn: Verlag für Kultur und Wissenschaft & Nürnberg: Verlag für Theologie und Religionswissenschaft. 2007. S. 24.
15. Ibidem.
16. См., например: «В храмах соотечественники находят свою Родину». Беседа с протоиереем Петром Степановым // Православие.т 20.01.2009. Православная церковь формулирует свою задачу достаточно определенно: «Наша Церковь стоит перед сложной задачей решительного внедрения в местную культуру. Если этого не произойдет или это произойдет с промедлением, то, не будучи пророком, можно предсказать, что за несколько десятилетий она растает до такой степени, что будет близка к исчезновению. Выживет она только, если люди поймут, что нет противоречия в том, чтобы быть немцем и православным...» // Там же.
17. Мы не говорим уже о столице ФРГ — Берлине, где в некоторых районах, как, например, Веддинге или Кройцберге, доля мигрантов превысила треть местного населения. См: Германия: «Параллельное общество» стало реальностью. См.: http://i-r-p.ru/page/ stream-event/index-14350.html
18. Там же. Как правило, в немецком публичном дискурсе предпочитают говорить о «мигрантах», а не об «эмигрантах», поэтому в ряде случаев, особенно при цитировании, мы будем использовать оба термина.
19. См.: Паршина Т.О. Структурная модель социально-психологической адаптации человека // СОЦИС. - 2008. - № 8. - С.106.
20. Никонов В. Русский мир и русский язык // http:// www.moygorod.de/nurnberg/img/Kongress.pdf с.25.
21. Южанин М.А. О социокультурной адаптации в иноэтнической среде: концептуальные подходы к анализу // Социс. — 2007. — № 5. — С.71-78; Хармз В. Психологическая адаптация эмигрантов. - М., 2002.
22. Studie zum Vergleich der Zugehörigkeitswahrnehmung von Migranten in Münster und in Enschede(Niederlanden//www.muenster.de/stadt/zu-wanderung/pdf/2007zusatzstudie_zuwanderer-kontakt.
23. Владение языком оказывается одним из самых существенных факторов идентификации, однако не единственным — только 9 % молодых мигрантов с хорошим знанием языка чувствуют себя как немцы, в то время как среди молодых израильских иммигрантов таковых 65%. См.:http://www.migration.unijena. de/project5/identity/self_labeling/index.php?lang=de.
24. В отличие от традиционного понимания социального круга в социальной нише эмигрантов усиливается момент исключения внешней социальной среды.
25. См.:http://www.port.kolonie neufeld.de/index.php ?p=news&area=1&newsid=69&name=neues-aus-der-kolonie
26. Фитц А. Парагвай, Парагвай, кого хочешь выбирай. История нового переселения немцев/Zhttp:// www.rulit.org/read/548/ См. Также: Мартынов Б.Ф. Русский Парагвай. Русская история № 11-12, 2010. http://www. moscowia.su/images/elektronkatxt/versia/ nomer3-4(11-12)/pages/27.htm
