CC BY
491
© 2008 г. Е.А. Гладкая
РУССКО-ЯПОНСКАЯ ВОЙНА В СОЗНАНИИ ШИРОКИХ СЛОЕВ НАСЕЛЕНИЯ РОССИИ В НАЧАЛЕ ХХ в.
Рассматривая отношение к войне в широких слоях российского населения, следует иметь в виду, что общество было весьма неоднородным по социальному, национальному и религиозному составу, уровню образования, возрасту и т.д. Все это, несомненно, влияло на восприятие событий, происходивших на Дальнем Востоке.
Отношение к войне во многом зависело и от того, в какой мере жители империи были осведомлены о Японии и японцах, о целях войны, о ходе военных действий на суше и на море.
До войны далекой восточной страной в России интересовались главным образом дипломаты, военные, ученые-востоковеды и часть российской интеллигенции, увлеченной искусством островного государства, российские обыватели практически ничего не знали о Японии.
Полное незнание страны, с которой пришлось воевать, непонимание причин конфликта, возникшего на Дальнем Востоке, подтверждают материалы мемуаров и периодической печати. Участник войны А.И. Деникин пишет: «В то время как в Японии весь народ, от члена Верховного тайного совета до последнего носильщика, отлично понимал и смысл и самую цель войны с Россией... когда чувство неприязни и мщения к русскому человеку накоплялось там годами, когда о грядущей войне с Россией говорили все и всюду, у нас предприятия на Дальнем Востоке явились для всех полной неожиданностью; смысл их понимался лишь очень немногими. Все, что могло выяснить смысл предстоящего столкновения, цели и намерения правительства, или замалчивалось, или появлялось в форме сообщений, что все обстоит благополучно.» [1].
Корреспондент газеты «Северный Кавказ» писал о реакции народных слоев после объявления манифеста о вступлении России в войну с Японией: «.Япония?! Какая Япония?! Припоминали из курса географии, что Япония находится там-то и там-то, что десять лет тому назад она победила Китай, что в Японии нет женщин, а есть только гейши и что все японцы - макаки.» [2].
О представлениях большинства русских о Японии говорят популярные песни, которые бытовали перед войной («Девушка из Нагасаки» и др.). Идеализация образа восточного соседа была тесно связана с интересом к экзотике Японии.
Говоря об отношении в русском обществе к русско-японской войне, на наш взгляд, необходимо учитывать, что господствующей на этом этапе в самодержавной стране была консервативная идеология. В своей массе россияне были законопослушными гражданами, верившими в бога и царя. Только часть общества занимала либеральные и леворадикальные позиции. Не удивительно, что значительная часть жителей страны поддержала власти в начале войны, продемонстрировав «полное доверие народа к правительству и
преданность императору» [3]. Это проявилось в том, что после объявления войны события приобрели национально-патриотическую окраску. Страну всколыхнуло известие о «предательском нападении японцев на русские корабли». Об этом народ узнал из манифеста о вступлении России в войну с Японией. Документ наглядно показывает, что вся вина за развязывание войны возлагалась «на коварного врага». Откликом на манифест были массовые патриотические демонстрации, в которых принимали участие представители практически всех слоев населения.
В шествиях к Зимнему дворцу, молебнах во здравие царской семьи и т.п. участвовали разные слои населения. Среди них были студенты и профессора высших учебных заведений столицы.
Газета «Северный Кавказ» так описывала атмосферу тех дней на Ставрополье: «.Волновались ли по случаю начавшейся войны? Нет, тысячу раз нет. Вера в победоносное русское оружие была крепка, и все ждали известий о громких и славных победах . По Николаевскому проспекту под звуки бравурной музыки бодро шествовали безусые юнцы, нарочито громко обсуждая перспективы войны. - Русское оружие непобедимо! - говорили одни. - Шапками закидаем! -вторили им другие. - Не пройдет и полгода, как наши войска разгромят столицу микадо, - утверждали третьи. Манифестанты до самого вечера ходили по улицам с пением гимна, дружно кричали „ура", и как-то не верилось, чтобы не знавшая поражений Россия не одолела бы такого ничтожного народа, каким представлялись японцы» [2].
В результате предпринятых властью усилий первое время в стране ощущался патриотический подъем, присутствовала уверенность в скорой победе над Японией.
Однако уже в первые дни войны было очевидно, что не все безоговорочно поддерживают правительство. 31 января 1904 г. в Петербурге студенты, участвовавшие в патриотической демонстрации, двигаясь колонной с пением гимна «Боже, царя храни», столкнулись с группой студентов, которые пели «Марсельезу».
Помимо манифестаций, во время войны использовались и другие формы выражения преданности царю и Отечеству: торжественные молебны, поздравительные письма и телеграммы, депутации к «обожаемому монарху».
Популярными были «верноподданнические адреса» на имя российского монарха и ряда министров, которые поступали от разных слоев населения. 18 августа 1904 г. газета «Приазовский край» поместила извещение войскового наказного атамана следующего содержания: «Военный министр телеграммой уведомил меня, что на всеподданнейшем докладе о выражении верноподданнических чувств донского дворянства и о пожертвовании на нужды войны Государь Император 11 сего августа собственноручно изволил
начертать: „Искренне благодарю донское дворянство за выражение чувства и пожертвования и за поднесенную сегодня икону наследнику"» [4].
Весьма популярными были телеграммы, направляемые командующему войсками, командирам кораблей с пожеланиями скорой победы. Их тексты также публиковались в газетах. Примером может служить телеграмма рабочих Балтийской мануфактуры, посланная командиру крейсера «Олег», входившему в состав Второй Тихоокеанской эскадры. В ней говорится: «Рабочие Балтийской мануфактуры ... передают адмиралу Рожественскому и эскадре сердечное пожелание в успехе родного флота в победе над врагом» [5].
Нередкими в период русско-японской войны стали материальные пожертвования в пользу армии и флота, помощь раненым и т.п. Пожертвования собирались во многих регионах страны, среди разных слоев населения. Газеты пестрели сообщениями, о том, что из Петербурга на Дальний Восток отправлен «вагон с теплыми вещами (4700 теплых онучей, 500 валенок, 600 одеял и 509 пар сапог)» [6]; что учащиеся Платовской мужской гимназии в Ростове-на-Дону собирали деньги на Красный Крест [7]; что Таганрогской городской управой в течение апреля и мая 1904 г. было собрано на нужды военного времени 1280 р. 54 к.» [8]. Таких примеров можно привести множество.
Газеты публиковали сообщения о самых разнообразных формах помощи: Ростовский-на-Дону театр «в пользу семейств раненых и убитых воинов на Дальнем Востоке» дал спектакль «В Гаграх»; жители Новочеркасска выразили желание «пожертвовать на Дальний Восток книги и журналы» [8].
Для поддержания бодрости духа воюющей армии на Дальний Восток с благотворительными концертами приезжали известные артисты. Газета «Новости дня» сообщила: «А.Д. Вяльцева возвратилась с Дальнего Востока. В Харбине она дала несколько концертов в пользу «Красного Креста» и выручила от них 40 000 руб.» [9].
На всем протяжении войны наблюдалось добровольческое движение. Добровольцами на войну шли многие медицинские работники. На фронтах находились врачи, медсестры и фельдшеры из разных регионов страны. «Московский листок» 12 декабря 1904 г. сообщал о сестре милосердия Яковенко-Яковлевой, которая добровольно была на фронте, участвовала в сражении у станции Ляоян, оказывая помощь раненым под огнем; в 1909 г. журнал «Вестник Европы» (кн. 9) поместил на своих страницах воспоминания медицинской сестры, добровольно ушедшей на фронт.
Среди добровольцев были известные публицисты, такие как Н. Гарин (Михайловский) и В.И. Немирович-Данченко. Волонтером значился и разделивший судьбу «Петропавловска» художник В.В. Верещагин. Газета «Русское слово» извещала, что сын Л.Н. Толстого Андрей Львович «поступил добровольно вольноопределяющимся» [10]. Газеты неоднократно писали о юношах, убегавших из дома с надеждой достичь Дальнего Востока, чтобы участвовать в военных действиях. «Московский листок» сообщил что «двое сем-
надцатилетних юношей скрылись из дома. Отправились на войну. Задержаны в Симбирске, доставлены в Москву» [11].
Для понимания настроения широких народных масс в период войны немаловажную роль играл вопрос о том, в какой мере они были осведомлены о военных действиях на Дальнем Востоке. Главным источником информации о том, что происходит на фронте, являлись газеты, которые пользовались большой популярностью у городских жителей. «Толстые» общественно -политические журналы, выходившие ежемесячно, не успевали за событиями. Кроме того, они были дороги для простого люда.
Для жителей сельской местности степень информированности о войне зависела от отдаленности селения от культурных центров. Однако от крестьян, возвращавшихся из городов с заработков, бывающих в трактирах, где они могли читать газеты или слушать чтение грамотных людей, сельские жители узнавали военные новости.
Содержание газет «Новое время», «Русь», «Московский листок», «Русское слово», «Новости дня» и др. показывает, что независимо от политического направления, подцензурные издания не имели возможности давать правдивую и полновесную информацию. Следует помнить, что в годы войны цензура была усилена.
Большую роль для роста популярности газеты играла известность ее корреспондентов в читательских кругах. На театре военных действий находилось более 25 специальных корреспондентов от разных русских газет. Среди них был такой общепризнанный «мастер пера», как В.И. Немирович-Данченко. На протяжении нескольких месяцев 1904-1905 гг. он вел дневник, фрагменты из которого публиковались в бесплатном приложении к газете «Биржевые ведомости» - «Дневник войны» [12].
Среди военных корреспондентов были писатель Н. Гарин (Михайловский), журналист и художник Кравченко, корреспондент «Русского слова» А. Лоды-женский, газеты «Русь» - Н. Кучинский и др. Официальную газету военного министерства «Русский инвалид» представлял подъесаул П.Н. Краснов.
Следили за развитием событий и иностранные корреспонденты. Русские газеты нередко пользовались материалами корреспондентов агентства «Reiter», перепечатывали заметки из газет «Times», «Daily Telegraph», «Associated Press», «Berliner Zeitung» и др.
Для информирования населения газеты вводили постоянные рубрики: «Война», «В Маньчжурии», «Под Мукденом», «С морского театра войны», «На сухопутном театре военных действий», «От наших военных корреспондентов» и т.д.
Несмотря на то что в большинстве газет были ежедневные сообщения с фронтов, понять жителям России, что же происходит на Дальнем Востоке на самом деле, было чрезвычайно сложно. М. Сурин писал по этому поводу: «С трудом разбирается деревенский читатель в массе противоречивых и заведомо ложных известиях с театра войны и не знает чему же теперь верить» [13, с. 6].
Большинство военных корреспондентов в 1904 г. писали, что «серьезных боевых столкновений не было»; «японцы, пытавшиеся наступать на наши передовые части, повсюду были отбиваемы огнем»; «настроение наших войск, в виду удач, превосходное. В японских войсках заметен упадок энергии, - многие сдаются в плен.» и т.д. [14]. Об истинном положении дел на театре военных действий газеты умалчивали.
Одной из самых героических и трагических страниц войны стала оборона Порт-Артура. Как и сообщения с фронтов, сведения, поступающие из Порт-Артура, были далеко не полными. Часто газеты использовали материалы иностранных корреспондентов, имевших доступ к информации, почерпнутой из японских источников.
С самого начала событий, связанных с обороной Порт-Артура, газеты, информируя своих читателей, пытались уверить их в том, что Порт-Артур сумеет выстоять. «Приазовский край» в июне 1904 г. писал, что «положение русского флота в Порт-Артуре теперь несравненно более блестяще и более благоприятное, чем в первые дни после предательского нападения японцев - 4 месяца назад» [15]. Наоборот, положение эскадры адмирала Того значительно ухудшилось.
В октябре тон газеты несколько изменился. Сообщалось, что блокада Порт-Артура, «в котором находится 5000 человек, поддерживается весьма энергично»; что японцы перехватывали все суда и даже джонки, которые пытались вырваться из крепости; что у ее защитников «теплой одежды нет, особенно ощущается недостаток в обуви; солдаты частью носят китайские башмаки, часто ходят в портянках. Гарнизон истощен непрерывной борьбой. Город переполнен ранеными...» [15].
Ноябрьские номера газет были полны противоречивыми сообщениями о событиях в Порт-Артуре. Писали о том, что «японцы завладели русскими траншеями перед двумя фортами», и одновременно, что «японцы потерпели несколько крупных неудач на прошлой неделе, и продвигаются не так скоро, как ожидали», что «все форты находятся в наших руках» и т.д.
В декабрьских номерах газет появились тревожные сообщения о том, что боевые припасы в Порт-Артуре на исходе; «порт-артурская эскадра гибнет медленной смертью, расстреливаемая с роковой высоты в 203 м»; «положение гарнизона становится отчаянным», и «со дня на день можно ожидать сдачи крепости» [16]. Разобраться несведущему в военных делах читателю в том, что происходит в крепости, было сложно.
Оповещая читателей в России о положении дел в Порт-Артуре, газеты «Русское слово», «Русь», «Петербургский листок», «Новости дня» и др. постоянно сообщали о героизме «славного гарнизона, измученного, больного, таявшего ежедневно», но продолжавшего «свой подвиг», писали о храбрости, проявляемой его защитниками, готовыми сражаться «до последнего человека».
После того как 20 декабря в 4 ч 30 мин А.М. Стес-селем и А.В. Фоком был подписан акт сдачи крепости,
«Русское слово» на следующий день сообщило об этом, приведя условия капитуляции. Через два дня в газете появилось сообщение, что на военном совете в Артуре «господствовало два мнения: одно о сдаче, а другое о том, чтобы просить перемирия и уйти на вторую линию укрепления. Восторжествовало первое, т.к. больше дня держаться там было трудно. В гарнизоне свирепствовали брюшной тиф, цинга. ».
С начала января газета «Русское слово» ввела новую рубрику «Капитуляция Порт-Артура». В ней приводились сведения о том, что «524 освобожденных на честное слово русских офицеров отправлены на французском пароходе в Россию»; что японцы эвакуировали в Чифу «свыше 2500 наших раненых», что «указом микадо разрешено приглашать на жалованье пленных русских врачей для лечения русских пленных» и т.д. Кроме того, «Русское слово» привело «точные цифры наших убитых и раненых за последнюю русско-японскую войну». По сведениям газеты, было убито: офицеров - 646, солдат - 18 530; ранено: офицеров - 3 689, солдат - 115 556; попало в плен: офицеров - 4 946, солдат - 175 000 [16]. Официальные цифры показывают, что людские потери составляли 270 тыс. чел., в том числе 50 тыс. погибшими в боях. Япония потеряла также 270 тыс., в том числе 86 тыс. погибшими [17]. Как видим, сведения газет были далеки от реальности.
В России весть о падении Порт-Артура вызвала настоящее потрясение. Газеты и журналы разных направлений с возмущением писали о сдаче Порт-Артура, который мог еще сопротивляться врагу, о предательстве Стесселя и Фока. В числе виновников называли и генерала Куропаткина.
«С падением Порт-Артура, - писал военный публицист В. Новицкий, - все почувствовали, что утрачен какой-то внутренний смысл нашей борьбы с Японией и с этого дня. вся страна стала отворачиваться от этой войны, как от какого-то скучного, всем надоевшего и безнадежного предприятия.» [18].
Сведения о мужестве солдат, матросов и офицеров, которые неоднократно проявляли массовый героизм и стойкость, не могли смягчить чувства горечи от поражений русских войск. Неудачи русской армии, очевидная некомпетентность военачальников, безусловно, отразились на общем умонастроении российского общества. Существовавшая в нем в начале войны уверенность в непобедимости русского оружия была жестоким образом обманута. Разочарование и горечь оказались еще сильнее от того, что поражение было нанесено «маленькой и отсталой» азиатской страной.
Простому человеку, свято верившему печатному слову, было трудно понять, почему газеты, еще вчера писавшие о том, что крепость выстоит, на другой день после падения Порт-Артура начали обвинять в этом всех подряд. Действительно после сдачи крепости начались поиски виновных. В газетах появились статьи, авторы которых возмущались публицистами, «морочившими головы» публике, или «ложно понимающими свой долг», или «фальшиво понимающими истинный патриотизм». Так, «Новости дня» в заметке
«Порт-Артур пал.» написали: «Эта печальная весть явилась несколько неожиданной. Мы столько раз читали, что все штурмы отбиты, что все форты в наших руках! ... А между тем для людей, умеющих читать и желающих трезво вникать, было очевидно, что никакой героизм гарнизона не спасет многострадальной крепости, что медленно, но постепенно и верно японцы приближаются к цели» [19].
Падение Порт-Артура проявилось в недоверии населения страны к правительству. М. Сурин писал, что народ «покорно переносил тяготы войны, наивно веря всем донесениям о наших мнимых победах; но вот оказывается, что все это была ложь, что побед никаких не было, а были и есть одни только поражения. -Что же это значит, думает подавленный обыватель и произносит слово - „измена"»! [13, с. 6].
Политическая атмосфера в России начала накаляться не только от того, что война привела к заметному ухудшению материального положения масс. Несомненно, сказывалось и чувство стыда за тех, кто не может на Дальнем Востоке добиться победы.
После капитуляции Порт-Артура надежды русского общества вновь были устремлены на русскую армию. В тылу считали, что следующее крупное сражение в Маньчжурии обязательно принесет победу русскому оружию. М. Сурин пишет, что когда война приняла «худшее положение для России и затронула народное самолюбие, . народ стал высказываться за продолжение войны с победоносным окончанием, чтобы другие народы не смеялись над нами» [13, с. 16].
Накануне крупнейшего в истории русско-японской войны Мукденского сражения газеты вновь, как и прежде, успокаивали общество, уверяли, что победа неминуема. В течение ноября - декабря 1904 г. информация газет сводилась к фразам: «Положение на театре военных действий по-прежнему неопределенное»; «под Мукденом без перемен»; «на позициях затишье ..., раненых почти нет., люди сыты, бодры, здоровы.»; «каждый день - могучий приток свежих сил в армию из России», «наши охотники продолжают захватывать ежедневно полузамерзших японцев» и т.п. [20]. Тем самым демонстрировалась бодрость духа и готовность к дальнейшей борьбе солдат русской армии. Все это должно было, по мнению властей, успокоить тех, кто находился вдали от маньчжурских событий.
С 5 по 25 февраля 1905 г., когда под Мукденом шли кровопролитные бои, никаких тревожных сообщений в газетах не было. По-прежнему писали о днях «томительного затишья», о том, что японцы «пробуют наступать, но вяло и нерешительно», что «положение армий без перемен» и т.д. Только 24-25 февраля газета «Русское слово» оповестила о «кровопролитных боях» под Мукденом, уведомив, что в результате сражения, «успешного для японской армии», русские «были вытеснены с важных позиций» [20].
Не давали полной правдивой информации о мук-денских событиях также газеты «Русь», «Новости дня» и др. 2-3 марта газета «Новости дня» писала об отступлении русской армии от Мукдена. При этом
отмечалось, что «дух войск бодрый», что японцам «причинен втрое больший урон», чем русским [20]. Этот успех, пишет газета, «придал японцам много самоуверенности. Они быстро оправляются от потерь, понесенных под Мукденом». Газета «Русь» назвала войну «кровопролитной драмой между белой и желтой расой» [21].
Скупая информация газет не способствовала тому, чтобы люди, не имевшие доступа к реальным сведениям о событиях фронте, могли разобраться в них. Естественно, проследить прямую связь между получаемой в тылу информацией и реакцией на нее населения сложно. Однако известно, что после поражения под Мукденом газеты печатали сообщения о нападениях хулиганов на офицеров. Это свидетельствует о негативном отношении к армии, терпящей поражение, в определенных кругах населения.
Важным источником, который способствует выяснению отношения широких слоев населения к войне, являются письма солдат, матросов и офицеров-участников боевых действий. Они содержат емкую информацию, позволявшую жителям тыла более объективно судить о положении русской армии и флота на Дальнем Востоке, передают настроение участников войны.
Несомненный интерес вызывают письма морского офицера В.Н. Черкасова, адресованные его жене. Служивший артиллеристом на эскадренном броненосце «Пересвет», а затем на крейсере «Севастополь» офицер вел дневник. Письма Черкасова содержат бесценные сведения о событиях, происходивших в Порт-Артуре с самого начала войны. Они помогают понять отношение в офицерской среде к командирам, войне, японцам [22].
Офицер описывает попытки флота вырваться из крепости. 9 марта он написал «.Сейчас попытаемся выйти в море. Будет бой. Япошек - 17 кораблей. Мы совершенно готовы к бою, и, даст Бог, сегодня окончательно решится участь япошек - я уверен в нашей победе.». В следующем письме, 14 марта, он отметил: «Мы бродим как в потемках, мы не знаем, где япошки и что они затевают .Макаров не признает малой воды, во всякую воду мы выходим на рейд . а флота нашего япошки страшно боятся и сейчас же удирают . Конечно, я не верю в то, что япошки могут прийти и занять Артур, но, быть может, отрезать его на время им удастся» [22].
Даже эти небольшие фрагменты из писем Черкасова показывают их значимость для изучения психологического состояния русских моряков, запертых в Порт-Артуре.
Газетой «Приазовский край» была перепечатана статья корреспондента газеты «Новости дня», писавшего под псевдонимом «Скиталец» (с помощью словаря псевдонимов И.Ф. Масанова было установлено, что автором заметки был О.Я. Бальтерманц). Он приводит строки из письма офицера, воевавшего в Маньчжурии, присланного матери в Кисловодск. В нем содержатся сведения о морально-психологическом состоянии людей, непосредственно участвовавших в боях. Обращаясь к матери, офицер пишет: «Ты, ко-
нечно, хотела бы знать, что я чувствовал в бою? Скажу тебе по правде, и все и ничего. Первые пули звучали страшно, жутко так глухо шлепались вокруг, но не прошло и получаса - как самочувствие изменилось. Все прошлое пропало - и все будущее перестало волновать. Никакой мысли о смерти. Хотелось двигаться, бежать, кричать, стрелять вперед, вперед! . Рядом стон. Ничего! Прощай, братец! Плакать некогда!..» [23]. Так самоотверженно сражался не один русский офицер, веривший в победу, считавший отступление русской армии временным явлением.
Своеобразным источником, характеризующим отношение различных слоев населения к русско-японской войне, являются литературные и фольклорные произведения. Широкую известность получили стихи Я. Репнинского «Плещут холодные волны», большой популярностью пользовались также стихи Р. Грейнца «Памяти Варяга», ставшие песнями [24].
Начало войны нашло отражение в народных песнях, частушках, носивших явный ура-патриотический характер. В большинстве подобных произведений просматривалась уверенность в скорой и легкой победе русских войск над врагом, насмешка над ним и т.д. К их числу можно отнести такие:
«Запрягай, папаша, кур, Мы поедем в Порт-Артур. Нам япошки нипочем -Переколем кирпичом. Мы японца переколем, Царю славу воздадим. Мы не будем тем довольны, А и турку победим» [25, с. 136].
Об изменившемся отношении к войне, по мере того как русские вооруженные силы терпели одно поражение за другим, говорит изменившийся тон фольклорных произведений. В песнях и частушках отражалось отношение к тем, кого в России считали виновниками неудач на фронте. Были популярны такие частушки:
«Куропаткин-генерал Все иконы собирал. Пил да ел, да жарил кур -Протранжирил Порт-Артур» . [25, с. 137].
После капитуляции Порт-Артура начали появляться многочисленные анонимные переделки популярных в народе песен под заглавием «Солдатская песня». В них критике подвергались не только Стессель, сдавший крепость, но и царь. На мотив «Коробейников» или «Было дело под Полтавой» пелось:
«Было дело под Артуром - невеселое, друзья. Тоги, Ноги, Камимуры не давали нам житья. Комендант барон фон Стессель посмотрел да посчитал: -Очень даже интересно взять с японцев капитал. Царь с министрами торгуют, мать Рассею продают, -Почему ж, он маракует, д, йэх, не продать мне
Порт-Артур!..»
и т.д. [26, с. 666-667].
В национальном сознании россиян прочно утвердилось мнение о том, кто виноват в военной катастрофе. Это нашло отражение в сатирических стихах, баснях, шутках, пародиях, балладах. Их создателями были как известные в России литераторы, так и анонимные авторы. Откровенная сатира не могла стать достоянием печати, поэтому многие произведения распространялись в списках. Все это свидетельствовало об усилении антимонархических настроений в России, падении авторитета верховной власти.
Сатирические стихи появились уже к концу 1904 г. К их числу относится стихотворение «Пробуждение Потока» В.А. Зоргенфрея, «Письмо Николая II к Вильгельму II» [26, с. 43], баллада «Возрождение флота» [26, с. 479-481], стихотворение поэта и драматурга В.А. Дмитриева «Из альбома заезжего иностранца» [26, с. 227] и др.
Значительный резонанс вызвали стихи поэта-символиста К. Бальмонта. В апреле 1906 г. он с негодованием «клеймил» царя:
«Наш царь - Мукден, наш царь - Цусима,
Наш царь - кровавое пятно, зловонье пороха и дыма,
В котором разуму темно .
Он трус, он чувствует с запинкой,
Но будет, час расплаты ждет.
Кто начал царствовать Ходынкой,
Тот кончит, встав на эшафот» [26, с. 120].
Эти стихи показывают, что военная катастрофа сыграла свою роль в стремительном «полевении» интеллигенции - стихотворная прокламация Бальмонта тому ярчайшее свидетельство. Главным виновником поражения в войне прямо, без обиняков назван царь. Естественно, что подобное стихотворение могло быть опубликовано только за границей. Произведений, свидетельствующих об утрате властью авторитета, было множество.
События русско-японской войны нашли отражение в целом ряде художественных литературных произведений. Часть из них была написана участниками событий вскоре после заключения мира с Японией, другие создавались позже как на основе своих личных впечатлений, так и с привлечением архивных материалов. Эти обстоятельства позволяют рассматривать художественную литературу как источник для изучения тех изменений в национальном сознании россиян, которые вызвало поражение в войне с Японией.
Таким образом, материалы периодической печати, писем участников войны и другие источники с полным правом позволяют говорить о том, что среди россиян, не участвовавших в войне, наблюдалась заметная эволюция в отношении к русско-японской войне. В начале ее многие поддержали царя, участвуя в патриотических манифестациях, оказывая материальную и моральную поддержку воюющей армии и флоту и т.д., однако уже к концу 1904 г. стали заметны проявления негативных настроений по отношению к тем,
кто командовал вооруженными силами страны, тер- 11. Московский листок. 1904. 27 нояб.; 1905. 12 марта;
пящими одно поражение за другим. Особенно заметно Русское слово. 1904. 14 нояб.; Новости дня. 1904.
изменилось настроение россиян после сдачи Порт- 12 марта.
Артура и поражении флота в Цусимском сражении. 12. Немирович-Данченко В.И. Из походного дневника
Эти события вызвали резкое неприятие широкими // Дневник войны. 1904. № 2, 3; 1905. № 2, 28.
кругами российского общества внутренней и внешней 13. Сурин М. Война и деревня. 1907.
политикой самодержавия, что подтвердила начавшая- 14. Новости дня. 1904. 27-30 сент.; 8, 11 окт.
ся в стране революция. 15. Приазовский край. 1904. № 143.
16. Русское слово. 1904. 28 сент.; 8 окт.; 3,4 нояб.; 21 дек.;
Литература 13 окт.; 14 нояб.; Новости дня. 1905. 16, 23 дек.; 2 янв.
17. Федоров В.А. История России 1861-1917. М., 1998.
1. Деникин А.И. Путь русского офицера. М., 1991. С. 98. С. 225.
2. Северный Кавказ. 1904. № 97. 18. АпушкинВ.А. Русско-японская война. М., 1910. С. 165.
3. Новости дня. 1904. 2 окт. 19. Новости дня. 1904. 21 дек.
4. Приазовский край. 1904. № 218. 20. Русское слово. 1904. 7 дек.; 1905. 5, 28 янв; 24,
5. Русь. 1904. 8 дек. 25 февр.; Новости дня. 1905. 2, 3 марта.
6. Новости дня. 1904. 27 окт. 21. Русь. 1905. 27 февр.
7. Ядрицов В.П. Учащиеся средних учебных заведе- 22. Новости дня. 1905. 28 февр.
ний Дона в общественном движении 1901-1907 гг. 23. Приазовский край. 1904. № 226.
Ростов н/Д, 2004. С. 111. 24. Песни и романсы русских поэтов. М.; Л., 1965.
8. Приазовский край. 1904. № 147, 146. С. 885-886.
9. Новости дня. 1904. 13 дек. 25. Частушки. Библиотека русского фольклора. Т. 9.
10. Русское слово. 1904. 2 дек. М., 1990.
26. Стихотворная сатира первой русской революции
(1905-1907). Л., 1969.
Педагогический институт Южного федерального университета 13 сентября 2007 г.
