CC BY
68
Автор книги Н.А. Нарышкина-Прокудина-Горская и лучшие друзья «Семейной саги» (слева направо): Н.В. Благово, вице-президент Русского генеалогического общества, директор музея в гимназии Мая; В.В. Дрючин, заслуженный учитель РФ, создатель центра по изучению фотонаследия С.М. Прокудина-Горского; В.Б. Ступак, директор Историко-технического музея СПбГПУ, член Санкт-Петербургского союза журналистов
Н.А. Нарышкина-Прокудина-Горская
МОЯ РОДОСЛОВНАЯ Часть 4. ПО СТРАНИЦАМ ПИСЕМ С РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ Мария Петровна Прокудина-Горская
В нашем семейном архиве сохранилось несколько страничек старых писем. Выгоревшие, с трудом читаемые на сгибах, эти письма написаны рукой маминой мамы, Марии Петровны Пушковой, в замужестве Прокудиной-Горской, с фронтов Русско-японской войны 1904—1905 годов.
Я уже писала о Марии Петровне. Она погибла во время Гражданской войны, защищая раненых от бандитов в лазарете, где лежали и «красные», и «белые» [1]. Осиротевшую маленькую дочку Марии Петровны (мою маму)
удочерила ее сестра Пелагея Петровна Пушко-ва, в замужестве Нарышкина, которая и сберегла эти письма.
Вместе с нашей семьей письма пережили несколько войн — Первую мировую, Гражданскую и Великую Отечественную. Мама, увозя меня, годовалую, из Ленинграда в эвакуацию, держала их при себе во время обстрелов и бомбежек, на попутках и в теплушках.
Мария Петровна была дочерью городского головы Малой Вишеры — Петра Степановича Пушкова. В Петербурге окончила хирургиче-
ские курсы Общины Св. Евгении под патронатом принцессы Е.М. Ольденбургской. Это было элитное заведение. Принцесса Евгения Максимилиановна Ольденбургская, внучка императора Николая I (дочь его дочери, великой княгини Марии Николаевны), получила известность как покровительница Попечительского комитета о сестрах Красного Креста, в 1893 году переименованного в Общину Св. Евгении. Одновременно принцесса Ольденбургская являлась председательницей Императорского Общества поощрения художеств, поэтому Евгеньевская община прославилась еще и на ниве просветительства. С 1898 года при общине стало действовать издательство с целью привлечения дополнительных средств на содержание больниц. Выпускало оно главным образом художественные почтовые открытки с изображением архитектурных памятников Санкт-Петербурга и его пригородов, дворцов и парков Павловска, Царского Села, Петергофа и др. На открытках воспроизводились также живописные шедевры Эрмитажа, Русского музея и частных коллекций. Учась на курсах, Мария Петровна посещала выставки, интересовалась художественной жизнью Санкт-Петербурга.
При Общине Св. Евгении в Санкт-Петербурге на Старорусском проспекте, 3 действовала больница (ныне — больница им. Я.М. Свердлова), а также курсы сестер
милосердия, где преподавали лучшие врачи столицы. Обучавшиеся на этих курсах получали не только профессиональные знания, они приобретали широкий культурный кругозор, а главное — высокие нравственные устои. Отделение оперативной хирургии, которое окончила Мария Петровна, возглавлял главный врач больницы Е.В. Павлов. Отсюда в действующую армию во время Русско-японской войны уехал врач Е.С. Боткин, который стал заведовать медицинской частью Маньчжурской армии. Осенью 1905 года, вернувшись с фронта в Санкт-Петербург, он издал книгу «Тени и свет Русско-японской войны. 1904—1905 гг.». Дальнейшая судьба Боткина известна сегодня всем: он стал лейб-медиком Николая II, отказался покинуть его после отречения от престола и был расстрелян вместе с царской семьей.
С началом боевых действий на Дальнем Востоке великая княгиня Елизавета Федоровна организовала Особый комитет для объединения всей благотворительной деятельности, связанной с Русско-японской войной. Санитарные отряды Евгеньевской общины были сформированы одними из первых. На Дальний Восток отправлялись как опытные сестры, так и только что сдавшие экзамены выпускницы, среди которых была и Мария Петровна. Как только первый медицинский транспорт с отрядом сестер оказался в зоне боевых действий, из далекой Маньчжурии в Евгеньевскую общину стали приходить письма. В них сообщалось о том, что ее сестры служат делу милосердия самозабвенно, они одинаково ласковы с ранеными солдатами и офицерами, никогда с их губ не слетают резкие слова, никогда не обнаруживают они даже малейших признаков усталости, равнодушия или раздраженности [2].
Такой была и мама моей мамы, тоненькая, нежная, в белой косынке с красным крестиком. Говорят, у войны не женское лицо, но как на войне солдату выжить без лица милосердного сестры, склонившей голову над раненым в госпитале или на поле боя, облегчающей его жизнь, его раны и его смерть. «Вся моя жизнь, — скажет потом Мария Петровна, — это Жизнь и Смерть, Смерть и Жизнь». Своим предназначением она считала спасение жизни других, не думая о своей собственной. Какой возвышенный строй души! «Возвышенным не
может быть думающий только о себе», — писал Ф.М. Достоевский.
Первые письма Марии Петровны были из Харбина, города, который своим появлением обязан строительству Китайско-Восточной железной дороги. Харбин был основан русскими в 1898 году как железнодорожная станция Трансманьчжурской магистрали. Тогда Россия, приобретя под видом аренды на 25 лет Ляодунский полуостров, получила право создать в Порт-Артуре военно-морскую базу и провести оттуда железную дорогу к КВЖД. Это позволяло ей иметь для своего Тихоокеанского флота незамерзающий порт на китайском побережье. Территория в южной Маньчжурии на оконечности Ляодунского полуострова с прилегающими островами была названа Квантунской областью и включена в состав России.
Но другие планы были у Японии, и она готовилась к войне: Маньчжурия должна была стать частью Японской империи. Произошел разрыв дипломатических отношений между Японией и Россией, о чем стало известно 24 января 1904года. Через два дня началась Русско-японская война, которая была объявлена 28 января.
Утром 27 января 1904 года командир крейсера «Варяг» капитан 1-го ранга В.Ф. Руднев получил от командующего японской эскадрой адмирала Уриу уведомление с предложением покинуть рейд нейтрального корейского порта Чемульпо, где крейсер вместе с канонерской лодкой «Кореец» находился в распоряжении российского посольства в Сеуле, до полудня, в противном случае угрожал атаковать русские корабли. В то же утро командующий японской эскадрой разослал уведомление и всем командирам судов других стран, также находившихся в порту Чемульпо: японский флот приступит к уничтожению русских кораблей, если те до полудня не покинут рейд. Всем английским, французским и другим кораблям рекомендовалось уйти с мест готовившегося сражения. Имея значительное превосходство в силах, японское командование рассчитывало, что русские не отважатся вступить в бой и сдадутся. Но командир «Варяга» В.Ф. Руднев принял решение с боем прорваться в Порт-Артур, а в случае неудачи взорвать корабль.
В полдень «Варяг» и «Кореец» вышли из Чемульпо. На французских и английских кораблях
весь личный состав выстроился на верхней палубе. Караулы отдавали честь русским кораблям. Восхищенными взорами провожали иностранные моряки корабли, идущие навстречу почти в 10 раз превосходившему по силам противнику. Русские моряки соблюдали флотский этикет: на «Варяге» оркестр играл национальный гимн той страны, чей корабль проходил крейсер. На иностранных кораблях играли русский гимн. «Мы салютовали этим героям, шедшим так гордо на верную смерть», — писал командир французского крейсера Паскаль [Цит. по: 3, с. 196].
При выходе из порта на расстоянии 10 миль корабли встретили японскую экскадру. «Варягу» преградили путь 14 японских кораблей. 182 орудия различных калибров против 60 русских, 43 торпедных аппарата против 7 русских. Один японский крейсер «Асама», закованный в броню до ватерлинии, втрое превосходил крейсер «Варяг» по мощи бортового залпа [Там же].
Первый выстрел грянул с крейсера «Асама». Вслед за ним вся японская эскадра открыла огонь по русским кораблям. Но
Врагу не сдается наш гордый «Варяг», Пощады никто не желает...
Неравный бой длился 50 минут. За это время «Варяг» выпустил по врагу 1105 снарядов, «Кореец» — 52 снаряда. Часть орудий вышла из строя. Начался пожар. Образовалась течь в угольной яме... Из-за многочисленных повреждений, значительных потерь личного состава, выхода из строя орудий было принято решение затопить крейсер, но врагу не сдавать. Капитан Руднев приказал матросам открыть кингстоны «Варяга» и покинуть корабль. Он последним покинул крейсер. «Кореец» был взорван...
...Санитарный отряд Красного Креста, в котором ехала Мария Петровна, прибыл на Дальний Восток 3 марта. Боевые действия уже шли. Судьба «Варяга» горячо обсуждалась в Красном Кресте и Евгеньевской общине.
В первых своих письмах с Дальнего Востока Мария Петровна писала о необычной природе, восхищалась ее красотой. Писала, что небо там глубокое, словно бархатное, окаймленное вечерами густо лиловыми и желтыми полосами, похоже на какую-то сказочную тревожную декорацию. Она благодарила родных за гостинцы, которые они ей присылали, — «коробки конфект и печенья», но не хотела, чтобы они
беспокоились: «Я жалование получаю, все не трачу».
Из письма Марии Петровны:
«Ха р б и н ъ, 5-го марта 1904 г.
Христос Воскрес!
Дорогие мои, сердечно поздравляю Вас с праздником и шлю из Харбина самые наилучшие пожелания.
...Самой не верится, что в такую даль укатила от своих родных и милой Вишеры. В Харбин приехали 3-го марта и ждем дальнейших распоряжений, куда и когда поедем, еще неизвестно.
Квартиру нам дали очень порядочную, только спать-то не совсем важно, обедать... ходим в офицерское собрание.
Здесь уже запрещена продажа мяса для жителей, но мы получаем, да и жителей-то не осталось, все перебираются к Вам. Чувствуется, что время военное, везде стража.
Сегодня ночью на пятое приходит к нам солдат и так тихо спокойно будит нас: «Сестрицы, вставайте, но вы не пугайтесь, рядом пожар».
Мы, конечно, сейчас же вскочили, связали свои вещи в десять минут, побежали, но ока-
залось, что горит соседнее здание — контора Главного управления Китайской Восточной железной дороги. Что-то это очень подозрительно...
А солдат же, который стоял на часах у кассы, сгорел, бедный, про него забыли...
Я слышала, что нашим в Порт-Артуре очень трудно... Нас же, сестер, собралось в Харбине до 700 человек.
Что у Вас новенького, здоровы ли Вы? Пишите мне по тому адресу, что на конверте, а я буду поджидать письмеца.
Целую Вас всех. Будьте здоровы. Жду от Вас письма с нетерпением.
Ваша Маня».
Я знаю ее письма наизусть, но, перечитывая, каждый раз плачу: «Квартиру нам дали порядочную, только спать-то не совсем важно...», «куда и когда поедем, еще неизвестно», везде стража, подожжена контора Главного управления КВЖД, запрещена продажа мяса для жителей, «да и жителей-то не осталось». И какой страшный эпизод с солдатом, который стоял на часах у кассы: «сгорел бедный, про него забыли...».
/
(ЗЬО>?
А
& Отлл— -^^¿¿¿'¿/'Гнугг- ¿-¿с- _
' Ф У // Г - ,
I г I г/4
V
(2/ИсллХ лм^ <
IV» су
■ & ¡.¡¿и
Я*
/еГсК/иЫ.
/
у 0
г мух
А ^ Г- ? Аы ^ ^ У'У*
¿Я а/* ,'А-. V/V
е^ы^с^л^.
ь? еоиуна. -^г^о^^о Уасуу^-, л, е^^Ти; оо<-
/ ( 1
, /¿СсР^о ас -СУК? оъби
, - с ; ? ^
7 9 , °
-14 аыл*
- )
>Г
у.
^Ос
Это ведь не только частное письмо, но и исторический документ.
А через пять дней, как письмо было отправлено, т. е. 10 марта 1904 года, совершил свой подвиг русский миноносец «Стерегущий». Возвращаясь на базу в Порт-Артур после ночной разведки, он был окружен четырьмя японскими миноносцами и принял бой. Более двух часов длился неравный бой. Одно за другим смолкали на «Стерегущем» поврежденные орудия. Корабль потерял ход. Когда к борту миноносца подошла японская шлюпка, то с нее стало видно, что мачта и мостик «Стерегущего» разбиты, а палуба устлана трупами. Живыми оставались только два матроса. Честь корабля им была дороже собственной жизни: спустившись в машинное отделение, моряки задраили за собой горловину и открыли клапаны затопления. Эскадренный миноносец «Стерегущий» не сдался врагу. Русские военные корабли не спускали флага перед неприятелем.
24 февраля 1904 года в Порт-Артур прибыл назначенный командующим Тихоокеанским флотом вице-адмирал С.О. Макаров. Он сразу начал принимать меры к улучшению оборонительной системы крепости Порт-Артур, настаивал на доставке в Порт-Артур минного флота. Под его командованием эскадра стала активно действовать против японского флота. Впервые наметился успех в ремонте поврежденных русских броненосцев.
На фоне многих безынициативных генералов и адмиралов вице-адмирал Макаров выглядел, по образному признанию японцев, как «благородный журавль среди домашних петухов» [4, с. 32]. Он сам выходил в море, пытаясь укрепить оборону Порт-Артура на дальних подступах к нему. 31 марта 1904 года флагманский корабль адмирала Макарова — эскадренный броненосец «Петропавловск», совершая боевой маневр, подорвался на японской мине. Погиб Макаров, один из крупнейших русских флотоводцев. Его уцелевшее на воде форменное пальто матросы целовали, как икону [Там же. С. 48].
В числе 650 погибших на «Петропавловске» был и знаменитый художник-баталист В.В. Верещагин, по возрасту самый старший на корабле — ему был 61 год. Рискуя жизнью, Верещагин «из чувства общественного долга
поехал в 1904 году на театр Русско-японской войны, вновь участвовал в опасных походах, чтобы запечатлеть и показать миру настоящую войну, и погиб» [5, с. 16].
Экспонировавшаяся в Санкт-Петербурге картина В.В. Верещагина «Забытый», на которой изображен оставленный войсками на поле боя раненый русский солдат, получила широкую известность. Композитор М.П. Мусоргский под впечатлением от картины написал музыкальную балладу под тем же названием. Эту картину хорошо знали в Евгеньевской общине. Мария Петровна часто ее вспоминала. Государю картина Верещагина не понравилась: в «его войсках» не могло быть забытых [Там же. С. 13]. Однако в Харбине про солдата при пожаре в охраняемом им объекте все-таки забыли...
Гибель С.О. Макарова была невосполнимой утратой. После его смерти мы стали «похожи на туловище умнейшего человека, которому отрубили голову», — писал один из его современников [4, с. 42].
Назначенный вместо Макарова новый командующий эскадрой не верил в успех борьбы с японским флотом, отказывался от наступательных операций на море. Японская армия действовала все активнее. События приобретали все более напряженный, драматический характер.
Из письма Марии Петровны:
«Л я о я н ь, 24 апреля 1904 г.
...Спасибо большое за письмо, я получила его 23 апреля, очень-очень оно меня обрадовало, первое письмо.
Постараюсь относиться к делу так добросовестно, чтобы возвратиться на родину с самой чистой совестью.
...Благодарю Вас сердечно за Вашу доброту, только прошу не отказать мне в моей просьбе, писать, чтобы ни случилось дома.
Думаю, они всё писать не будут.
Будьте здоровы.
Уважающая Вас Маня».
В это время тяжело болел отец Марии Петровны — Петр Степанович Пушков. Она беспокоилась за здоровье отца и готовилась с честью выдержать любые испытания.
Это доверительно-искреннее письмо Марии Петровны в «милую» Вишеру, где остались отчий дом, сестры, передает ее высокое представление
о своем предназначении — спасать раненых. Этому призванию Мария Петровна была верна всю свою короткую, но самоотверженную, благородную жизнь.
Она имела награды: медаль «За храбрость», знак «За попечение о раненых и больных воинах», медаль «За мужество», серебряную медаль «В память Русско-японской войны 1904— 1905 гг.», а также серебряный с эмалью знак «За оборону Порт-Артура».
Мария Петровна входила в санитарный отряд старшего врача, графа Апраксина, о котором высоко отозвался в своих письмах из Китая игумен Феодосий, будущий епископ Коломенский, священномученик, добровольно отправившийся на фронт Русско-японской войны. В Ляоянь он прибыл приблизительно в то же время, что и Мария Петровна, и оставил нам колоритную картинку этого города: «Оживление на улицах такое, что затруднительно было двигаться пешком среди толпы китайцев, солдат, лиц Красного Креста и между запрудившими улицы китайскими арабами, солдатскими двуколками, рикшами.» [2]. На экипаже доехал до места, «где в это время был расположен Евгеньев-ский госпиталь на 2000 кроватей. Оборудован госпиталь был прекрасно благодаря энергии и опытности старшего врача и уполномоченного, графа Апраксина» [Там же].
Тем временем — в апреле того же года — Япония начала стягивать свои силы к району Ляоянь, как раз к тому месту, где остановился санитарный поезд Марии Петровны.
Из письма Марии Петровны сестре: «Прости, родная, что пишу карандашом, чернила, которые были, — высохли. Вот куда нас засадили, в 22 верстах от города Ляоянь. Китайская деревушка, лавок никаких, и деньги есть, да купить не могу. Теперь мы получаем не 30 рублей, а 24 — 6рублей высчитывают в Общину».
22 апреля 1904 года на Ляодунском полуострове высадились войска 2-й японской армии генерала Оку. Они перерезали железнодорожное сообщение между Порт-Артуром и Маньчжурией и штурмом овладели русскими укреплениями на Цзиньчжоуском перешейке, который в стратегическом отношении являлся ключом к Порт-Артуру. Для осады Порт-Артура
японцами была специально создана 3-я армия. А войска 2-й японской армии и высадившиеся войска 4-й армии стали продвигаться к Ляоя-ню, где сосредоточилась Маньчжурская армия генерала Куропаткина, направившего на юг 30-тысячный корпус. В районе Ляояня на северо-востоке Китая японское командование предусматривало решительное наступлении с обоих флангов русской армии.
Из письма Марии Петровны в Петербург, написанного в июне 1904 года:
«Не знаю, когда ты, милая, получишь это письмо, что-то здесь у нас не совсем благополучно.
На днях ждем сражений.
Мы очень боимся, что нас японцы обойдут так к Ляояню, что мы останемся позади них.».
Командущий русской Маньчжурской армией генерал Куропаткин сначала собирался дать генеральное сражение, но затем занял выжидательную позицию. Инициативу передали противнику. В итоге потери Японии — 21 тыс. человек, России — 14 тыс. Тысячи раненых. С этого момента письма Марии Петровны полны только одним — больные, раненые, тяжелораненые, умирающие.
Из письма Марии Петровны в Петербург:
«Работаем на передовых линиях, называемых этапами, японцы от нас в 30 верстах, когда бывает бой, так мы ясно слышим выстрелы.
Летучие отряды состоят из братьев милосердия, мы в сражении не были, но зато мы первые принимаем, оказываем помощь первую. Это все мы.
Теперь мы устраиваем госпиталь на новом этапе, верно, ненадолго...»
По тем городам, откуда писала Мария Петровна, можно вычертить карту сражений Русско-японской войны. Сохранились фотографии, сделанные в Порт-Артуре, правда, без даты. В какой период приехала она туда? Снимки старые, едва различимые. Видны маньчжурские сопки, ее одинокая фигура...
Здесь, в Порт-Артуре, на маленьком кусочке русской земли на чужой стороне, который
станет главным направлением войны, с моря и суши подвергнется нападению объединенных сил японских армий, она будет нужна. Но и осада Порт-Артура, где каждый сантиметр земли был напоен кровью его защитников, и вошедший в мировую летопись героизм его гарнизона, и предательство коменданта крепости, сдавшего ее врагу, — все это еще впереди. Пока же, как мы видим на фотографии, она только что приехала в Порт-Артур и ласково гладит какую-то, видимо, сильно перепуганную собачонку...
Хирургическая сестра Мария Петровна сутками стояла у операционного стола. Доктор уверял, что час свежего воздуха снимает отравление хлороформом, получаемое у операционного стола, возле которого день и ночь сливались в какое-то другое измерение — жизни и смерти оперируемого раненого.
В ноябре-декабре 1904 года Порт-Артур выдержал очередное наступление врага. Японская армия получала все новые и новые пополнения. Русские солдаты и моряки стояли насмерть, защищая крепость. Однако комендант крепости генерал Стессель вступил в переговоры с японским командованием и 20 декабря 1904 года подписал акт о капитуляции Порт-Артура.
В боях у Порт-Артура русская армия потеряла около 27 тыс. человек убитыми и раненными. Сколько надо было госпиталей, лазаретных палаток! А сестер? Ведь многие из них болели и умирали от переутомления, постоянных стрессов, от ранений. На оставшихся сестер ложилась нечеловеческая нагрузка.
Из письма Марии Петровны из Г у д з я д з ы от 19 октября 1904 года:
«...Теперь мы от Харбина слишком далеко, но вот на днях от нашего госпиталя один служащий, может быть, туда поедет и привезет почту...
Вчера был поезд с ранеными, много тяжелых.
Сегодня пришел новый, полный, мы его сразу же обступили...»
Из следующего письма Марии Петровны:
«...Гудзядзы, конечная деревня китайская, а вода - так зубы почернели, вода железистая, жир сверху плавает...
Не знаю, надолго ли мы здесь устроились, наши помещения без окон, без дверей, спим 20 человек в одной комнате, здесь же и моемся...»
Пресса в это время так освещала события на русско-японском фронте:
«...На снежных равнинах Мукдена разразилась гроза; предстоящее сражение обещает быть самым кровопролитным, какое знала история. Еще 14 февраля ничего не предвещало внезапного поворота. Но уже 16-го показался сильный японский отряд (1 '/г дивизии), который двинулся прямо на Мукден...» («Русские ведомости» от 21 февраля 1905 г.).
«...Со вчерашнего дня японцы бомбардируют весь русский фронт из тяжелых орудий... » («Санкт-Петербургские ведомости» от 21 февраля 1905 г.).
«Отступление русских началось 23 февраля утром. Японцы преследуют их. Ояма запретил войскам в значительном количестве располагаться в Мукдене, желая предохранить колыбель маньчжурской династии и защитить население. Токио уже празднует победу. Город украшен флагами...» («Новое время» от 25февраля 1905 г.).
Из письма Марии Петровны из Х а р б и н а от 20 марта 1905 года:
«Христос Воскрес!
...Я не в силах написать, передать Вам ту картину, то впечатление, которое на всю мою жизнь останется неизгладимым в моей памяти.
Трудно, да я не сумею передать всех ужасов, всех тех страстей, какие мне пришлось видеть при отступлении от Мукдена.
Это нельзя сравнить с тем отступлением от Ляонь.
Здесь было что-то ужасное, никогда не виданное мною...
Может быть, когда-нибудь расскажу.
Все собиралась писать всем и никак не могла взяться за перо, потому что кроме этого писать нечего...
Дай Бог, скорее бы конец этой войны, иногда слишком тяжело бывает...
Спасибо Вам всем за все. Будьте здоровы. Целую всех Вас.
Любящая Вас Маня».
В прессе в эти дни сообщалось: «Известия о неудачах на Дальнем Востоке производят
угнетающее впечатление. В военном соборе отслужено молебствие о даровании победы в присутствии войск гарнизона и множества молящихся» (газета «Новое время»).
Из письма Марии Петровны:
«Вам, вероятно, известно из газет, да и я Вам писала об отступлении из Мукдена.
Обещали дать под Мукденом решительный бой, и мы уж стали мечтать, как вернемся в Россию, а вот приходится делать еще прогулку.
Наверное не знаю, но говорят, что 45 верст от железной дороги опять потрясемся на двуколках.
Дай-то Бог, чтобы это последний раз... ».
«Генеральный штаб определяет численность русских войск, участвующих в сражении, в 300 тыс. пехоты, 26 тыс. кавалерии, 1368 орудий» (токийская газета «Правительственный вестник»).
Из письма Марии Петровны:
«.Господи, сколько мы похоронили наших солдатиков в горах.
Выберем место и устраиваем кладбище, ни церкви нет, так грустно.
Уйдем мы, и никто к ним не сходит помолиться на могилку. Сгладится холмик, так и забудутся они, бедные, так далеко от родных.
Ждем на днях сражения.
Здесь стоит страшная жара, но китайцы говорят, что в сентябре и октябре будет еще жарче.».
«Русские потери под Мукденом, по официальным японским сообщениям, пленных 40 тыс., в том числе генерал Нахимов, тел на поле боя 26 500» («Новое время» от 3 марта 1905 г.).
Из письма Марии Петровны сестре:
«...Господи, как грустно бывает. Когда много работаешь, так забываешься. Но во время передышки, отдыха...
Ты пишешь, что вот забыла теперь, когда я смеялась... Прямо себя не узнаю...
Милая Полинька, письма от тебя я уже не получаю второй месяц и прошу тебя переменить адрес:
Харбин, Красный Крест, отряд графа Апраксина, старшему врачу Исаченко. Если что, передадут графу.
Может быть, еще не так скоро ты дождешься моего приезда. ».
«Россия беспрерывно шлет в Маньчжурию новые войска. Люди едут в товарных вагонах. Поезда состоят из 30 таких вагонов и одного пассажирского. Ежедневно отходят 5—7 воинских поездов на Дальний Восток» («Русские ведомости» от 20 июня 1905 г.).
Из письма Марии Петровны из города Х е р с у от 6 июля 1905 года:
«...В настоящее время работы в нашем госпитале немало.
У меня опять тифозная палата, только тифозные самые слабые, ни одного как-то ходящего.
Боже, сколько я переживала этих смертей, страданий, плакала... всего не передашь.
Уверена, что испытала и хорошего, но большую половину худого.
Иэто так не пройдет, многое даст нам. Хорошая школа...
Будьте здоровы.
Любящая и уважающая Вас Маня».
...Прошло больше ста лет. Но мы снова и снова возвращаемся к событиям Русско-японской войны.
Уже с точностью до одного сосчитано количество выпущенных «Варягом» снарядов, по минутам описана жизнь матросов миноносца «Стерегущий», а издания, посвященные тем двум годам из более чем тысячелетней истории России, все продолжают появляться. Публикуются рассекреченные материалы [6], извлекаются «уроки». Ставится вопрос: победила ли в этой войне Япония? Высказывается сожаление, что мало памятников людям и событиям той войны.
Российское воинство взяло невиданную планку высоты духа, преданности своему Отечеству.
В борьбе «тени и света», как писал в своей книге врач Е.С. Боткин, в побеждающем наступлении «темноты» стремление ценою собственных жизней отстоять победу «света» было высоко оценено человечеством.
Даже Япония после окончания войны воздвигла памятник своему бывшему врагу, преклоняясь перед его доблестью и величием «загадочной души русской» [7].
В Порт-Артуре (ныне — Люйшунь) над братскими могилами русских солдат и сейчас высится сложенный из нескольких плит каменный крест с надписью:
В Е Ч Н А Я П А М Я Т Ь
доблестнымъ защитникамъ П о р т-А р т у р а,
жизнь свою положившимъ за Веру, Царя и Отечество.
1904 г.
В Харбине на старом русском кладбище стоит обелиск из серого гранита. Он окружен четырьмя якорями, соединенными друг с другом якорной цепью.
На мраморной доске надпись:
Здесь похоронен капитан 2 ранга А.А. Корнильев,
командир миноносца «Решительный», участвовавший в первом бою с японским флотом под Порт-Артуром в 1904 году. Вечная память русскому воину, храбро сражавшемуся за честь и
независимость нашей Родины.
На российской земле в граните и бронзе увековечена память о той войне.
В Туле установлен памятник командиру крейсера «Варяг» В.Ф. Рудневу: он изображен на мостике своего корабля с биноклем в руке (арх. А. Кольцов, ск. И. Онищенко, 1956 г.).
В Санкт-Петербурге был воздвигнут храм Спаса-на-Водах. Рассказывали, что, когда в начале 1930-х годов его взорвали, мозаичное изображение «Спаса», оказавшееся в результате взрыва на дне Адмиралтейского канала, продолжало светиться сквозь воду. Люди долго еще приходили сюда и уносили с собой кусочки битого кирпича разрушенного храма как драгоценную память. Сейчас храм Спаса-на-Водах собираются восстанавливать.
Мемориальная доска в память о подвиге «Варяга» на втором ярусе собора Николы Морского в Санкт-Петербурге не пострадала со временем, сохранилась и в годы Великой Отечественной войны. «Бог сберег».
Памятник героям Цусимы — обелиск из красного гранита в траурном обрамлении черного мрамора — сооружен возле Никольского Морского собора на средства, собранные товарищами по оружию — матросами и офицерами Гвардейского экипажа (арх. Я.И. Филотей, 1908 г.). На бронзовом диске надпись:
Больше сея любви никтоже иметь, да кто душу свою положит за други своя.
Одним из самых известных в Санкт-Петербурге монументов, посвященных Русско-японской войне, является памятник миноносцу «Стерегущий» (ск. К.В. Изенберг, 1911 г.). Его скульптурная группа, словно насыщенная бурной энергетикой, создает впечатление движения сквозь толщу воды. Но не в воду опускаются отважные моряки, задыхаясь и умирая, а возносятся к своему бессмертию [7]. Заслуживает внимания тот факт, что этому мужественному экипажу воздвигла памятник и Япония. На сте-
СПИСОК J
1. Нарышкина-Прокудина-Горская, Н.А. Моя родословная. Ч. 3. «Чтоб не порвалась связь времен» [Текст] / Н.А. Нарышкина-Прокудина-Горская // Науч.-техн. вед. СПбГПУ. Сер. Гуманит. и обществ. науки. - 2011. - № 1.
2. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 550. Оп. 1. Д. 464.
3. Раздолгин, А.А. На румбах морской славы [Текст] / А.А. Раздолгин, М.А. Фатеев. — Л.: Судостроение, 1988.
ле из черного гранита выведены слова: «Тем, кто больше жизни чтил Родину».
В Кронштадте высится памятник адмиралу С.О. Макарову (ск. Л.Н. Шервуд, 1913 г.). На гранитном постаменте начертаны слова, которые часто повторял адмирал: «Помни войну».
Мы помним.
И обращение к пожелтевшим листкам старых писем — к этому живому голосу с сопок Маньчжурии современницы «Варяга» и участницы обороны Порт-Артура — делает ту далекую от нас войну такой близкой, оставляет в нашей памяти неизгладимый след.
Перечитывая эти письма, написанные рукой родного человека, чувствуешь кровную сопричастность к горестным и славным страницам истории нашего Отечества, глубоко сопереживаешь воинскую доблесть, мужскую отвагу и женское милосердие.
Судьбы моряков и защитников крепости Порт-Артур, врачей и сестер милосердия, спасавших жизнь воинам, судьбы всех сражавшихся на полях Маньчжурии и участвоваших в Цусимском сражении, израненных, умиравших и все-таки не сдававшихся, болью и гордостью отзываются в нашем сердце. Становятся нашей общей судьбой.
ТЕРАТУРЫ
4. Грибовский, В.Ю. Катастрофа 31 марта 1904 года (гибель броненосца «Петропавловск») [Текст] / В.Ю. Грибовский // Гангут. — 1992. — Вып. 4.
5. Верещагин, В.В. Воспоминания сына художника [Текст] / В.В. Верещагин. — Л., 1982.
6. Доценко, В. Мифы и легенды Российского флота [Текст] / В. Доценко. - СПб.; М., 2000.
7. Нарышкина, Н.А. Морская слава России в произведениях изобразительного искусства [Текст] / Н.А. Нарышкина // Науч.-техн. вед. СПбГТУ. — 1996. — № 2.
