CC BY
44
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2014. № 1
А.И. Любжин
«РУССКИЙ ГОМЕР».
ОПЫТ О ЛИТЕРАТУРНОЙ РЕПУТАЦИИ1
Часть III
К рубежу XIX-XX вв. академическое литературоведение в своих воззрениях на творчество М.М. Хераскова продолжало традиции русской прогрессивной критики. Но модернистское литературное движение, пересмотревшее многие из ее оценок, могло сделать это и для автора «Россиады». В.Я. Брюсов в подготовительных материалах к работе по истории русской поэзии высказывает гораздо более теплую и сочувственную оценку, чем те, которые высказывались прежде; однако эта работа не была доведена до конца и опубликована, и шанс не осуществился. В заключительной части статьи анализируются факторы, повлиявшие на судьбу репутации поэта, и их удельный вес в ее создании и сохранении.
Ключевые слова: М.М. Херасков, В.Я. Брюсов, литературная критика, литературная репутация.
By the turn of the XX century academic literary criticism went on with the traditions of Russian progressive criticism in its views on M.M. Kheraskov's work. But the modernist literary movement which overhauled many of its estimates might have done so for the author of 'Rossiada' as well. V.Ya. Bryusov in his preparatory materials for the work on the history of Russian poetry expresses a much warmer and sympathetic estimate than those expressed earlier; however, that work wasn't finished or published, and the chance didn't get materialized. In the concluding part of the article factors are analyzed which influenced the poet's 'poetic fate', that is his reputation, and their proportionate weight in its formation and preservation.
Key words: M.M. Kheraskov, V.Ya. Bryusov, literary criticism, literary reputation.
VII. Несостоявшееся воскресение
Оценки и репутации, сформированные прозаической эпохой русской словесности, хорошо видны - во всем их диапазоне - в научной и учебной литературе рубежа Х1Х-ХХ столетий. Теплее других образ Хераскова намечает Василий Васильевич Сиповский. В «Истории русской словесности»2 он уклоняется от прямой оценки его творче-
1 Окончание, начало и продолжение см.: Любжин А.И. «Русский Гомер». Опыт о литературной репутации. Часть I // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2011. № 5. С. 83-95; Он же. «Русский Гомер». Опыт о литературной репутации // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2013. № 1. С. 71-86.
2 Часть II (Истор1я литературы съ эпохи Петра В. до Пушкина). Применительно къ Исторической Хрестоматш. Т. II. Вып. 1, 2, 3. 7-е изд. Пг., 1917. С. 103-113.
ства (которая по условиям времени могла быть только отрицательной), нигде не пишет о скудости дарований Хераскова и рассыпает по тексту сочувственные реплики (например, «все его оды написаны тепло и прочувствованно», с. 104; Херасков был «счастливее», чем Ломоносов и Тредиаковский, с попытками воспеть Петра I (с. 107). Петр Николаевич Полевой (сын известного нам Н.А.) строже:
«Херасковъ и Княжнинъ, въ цвЬтВ силъ и возраста, продолжали идти тою же избитою тропой псевдо-классицизма, создавая свои громадныя, объемистыя и тяжелыя произведешя эпичесюя и драматически по всЬмъ правиламъ теорш Буало и Баттё», а его эпосы — «первые сносные образцы эпическаго рода на нашей литературной почв®»3.
***, автор предисловия к последнему известному нам отдельному изданию «Россиады», суровее:
«Михаилъ МатвЬевичъ Херасковъ, главному произведешю котораго посвященъ этотъ выпускъ, является представителемъ искусственнаго эпоса въ русской литератур^, и каково бы ни было впечатлите, производимое чтешемъ „Росс1ады" на современнаго читателя, поэма эта не можетъ быть пропущена при изученш нашей литературы. ЧеловЬкъ небольшого поэти-ческаго дарованы, Херасковъ отличался просвЬщеннымъ умомъ, благород-нымъ характеромъ и глубокими симпапями къ литератур® и наук®.. .»4.
Известная хрестоматия Александра Даниловича Алферова и Алексея Евгеньевича Грузинского - самое авторитетное пособие по русскому XVIII веку - характеризует Хераскова как писателя «по-средственнаго таланта», который, однако же, «имЬлъ въ XVIII в-к-очень высокую репутащю»5. Неудивительно, что на школьный уровень эти оценки попадают в наиболее жестком варианте: как считает шестиклассник Н. Карпека, автор случайно попавшего к нам в руки печатного реферата,
«поэма русскаго ложно-классика Хераскова - "Росс1ада" не настолько замечательна, чтобы на ней особенно долго останавливаться.. .»6
3 Исторм русской словесности съ древнЬйшихъ временъ до нашихъ дней. Въ трехъ томахъ. Т. 3. СПб.: изд. А.Ф. Маркса, 1900. С. 28, 32.
4 Херасковъ М.М. Росиада. Поэма въ XII пЬсняхъ. Полный текстъ поэмы. -Объяснительныя статьи. Издате И. Глазунова. СПб., 1895. С. I (Русская классная библютека, издаваемая подъ редакщею А.Н. Чудинова. Пособ1е при изученш русской литературы. Выпускъ XX).
5 Алферовъ А. и Грузинскш А. Русская литература XVIII вЬка. Хрестомапя. Издате восьмое, исправленное. Въ первомъ изданш допущена Учен. Ком. Мин. Нар. Просв. Складъ изд. въ книгоиздательств® «Школа». М., 1918. С. 268 (= 11907. М.: Изд. фирмы «Сотрудникъ школ», с. 274).
6 Къ исторш ложнаго классицизма въ Россш. По урокамъ преподавателя Д.Н. Ре-вуцкаго составилъ Н. Карпека, уч. 6-го кл. Юевской гимназш В.П. Науменко (на правахъ рукописи). Юевъ, 1911. С. 43. Безусловно, сам по себе этот текст ничего не доказывает - мы его используем только как иллюстрацию. Хотелось бы располагать таковыми в большем количестве; но иллюстрациями в противоположном духе мы не располагаем вовсе.
Но эти оценки подверглись пересмотру на рубеже Х1Х-ХХ вв., когда передовые позиции в литературе были вновь захвачены поэзией. Вместе с Тютчевым и Баратынским мог рассчитывать на своеобразную «реабилитацию» и Херасков. И шанс такой у него был, поскольку он обрел квалифицированного и влиятельного читателя, способного - в большей степени, чем кто бы то ни было другой -заставить общество пересмотреть устаревшие взгляды. Читателем этим был Валерий Яковлевич Брюсов. О его интересе к творчеству автора «Россиады» свидетельствует, в частности, Иван Никанорович Розанов. Он описывает прогулку втроем, с участием Юлия Исаевича Айхенвальда:
«"И как раз нет у Венгерова самого лучшего, - продолжал кончающий студент <В.Я. Брюсов. - А.Л.>. - Например, отсутствуют притчи Хераскова, а это его самые ценные произведения. Херасков вообще был замечательным писателем, а у нас его совсем не ценят и не знают". Штатский <Ю. Айхен-вальд. - А.Л> опять поддержал его: "Хераскова я мало знаю, но действительно мы часто не умеем хранить наших культурных ценностей". <.. ,>"А какие хорошие рифмы были у Хераскова, - не унимался Брюсов, - у него обычно рифмуются и согласные, находящиеся под ударением". Полгода тому назад Брюсов делал доклад о "левизне рифм у Пушкина" <...>. Кто-то из его оппонентов пренебрежительно отозвался о Хераскове. "Вы ошибаетесь, -отвечал Валерий Яковлевич, - как раз у Хераскова-то рифмы обычно бывают звучные: он обращал внимание и на предшествующие согласные"»7.
Когда Розанов дарил Брюсову книгу о русской лирике, тот отреагировал на главу о Хераскове: «Надо, надо говорить о нем. Очень интересный писатель и совершенно неоцененный»8. По-видимому, у Брюсова могли быть намерения во всеоружии значительных знаний, авторитета и понимания сути проблемы восстановить репутацию Хераскова. Об этом свидетельствует статья, входящая в комплекс подготовительных материалов для истории русской поэзии. Мы приведем извлечения из нее, касающиеся оценки9.
Л. 210. «[Херасковъ и Державинъ, два поэта временъ Екатерины, которыхъ современники особенно ценили, по характеру своей поэзш въ значительной степени противоположны другъ другу.
Державинъ - самородокъ, почти лишенный обработки, это талантъ громадный, самобытный, но какой то хаотическш, неустроенный <? - А.Л. >, онъ - по выражешю Пушкина - не выдерживаетъ не только оды, но и даже строфы. Державинъ - это порывъ, мощь, стихшная сила, но ему недостаетъ
7 Розанов И.Н. Встречи с Брюсовым // Розанов И.Н. Литературные репутации: Работы разных лет. М., 1990. С. 422-423.
8 Ibid. P. 430.
9 ОР РГБ. Ф. 386 (В.Я. Брюсов). Картон 41. Ед. хр. 13. «История русской лирики» - материалы к работе о Хераскове [конец 1890-х годов]. Лл. 10-11 посвящены рифмам. Их Брюсов относил к особому исследованию о рифме.
10 Весь пассаж, взятый нами в квадратные скобки, в рукописи зачеркнут.
знанш, въ <без ера - А.Л> образованности, даже простого учетя воспиташя и просто знанш.
Напротивъ, Херасковъ - это тр1умфъ искусства, торжество умЪшя, мысли, сознательности. Небольшой талантъ, которымъ надЬлила его природа, онъ взлелЬялъ, выхолилъ, обработалъ. Онъ извлекъ изъ своего дара все, что можно было извлечь и умЬло пользовался (2 об.) разными его сторонами, сохранивъ до старости способность быть новымъ, не повторяться Херасковъ былъ мастеромъ своего искусства, виртуозомъ въ былъ талантли-вымъ д-лателемъ стиховъ—вотъ его опредЬлеше11 былъ мастеромъ своего искусства, талантливымъ дЬлателемъ стиховъ, первымъ, поставившимъ форму стиха на то мЬсто, которое она заслуживаетъ]12.
Это Росс1ада.
Херасковъ съ юныхъ лЬтъ посвятилъ себя музамъ и до конца жизни остался вЬренъ этому служешю. ДвЬнадцатилЬтнимъ кадетомъ задумалъ онъ Росс1аду, и семидесяти-четырехъ-лЬтнимъ старикомъ, за несколько мЬсяцевъ до кончины, <нрзб., несколько зачеркнутых букв> писалъ свою последнюю трагедто, увенчанную Академ1ей уже посл® смерти автора. Жить значило для Хераскова творить. Херасковъ онъ (л.3) Жить для Хераскова значило наслаждаться поэз1ей. Онъ прежде всего былъ художникомъ и это сказывается во всЬхъ чертахъ его характера во всЬхъ его поступкахъ. <.>
Произведешямъ своимъ Поэзш Херасковъ отдавался всей душой. Сочиняя онъ такъ забывался, что разговаривалъ самъ съ собой; надъ каж-дымъ произведешемъ трудился долго и внимательно, отдЬлывая каждый стихъ; новое издаше его сочинешя иногда являлось у него иногдъ новымъ произведешемъ; при этомъ онъ лишенъ былъ излишняго самомнЬн1я, много не хотЬлъ перепечатывать и собраше его «Творенш», изданное въ конц® жизни, не заключаетъ и половины написаннаго имъ (прим.). Всю жизнь Херасковъ не уставалъ перечитывать велиюя создашя другихъ литературъ; зная языки онъ близко ознакомился съ Гомеромъ и съ Вергил1емъ, и съ Виландомъ и съ Вольтеромъ Расиномъ; (л. 4) не чужды остались ему и Англшсюе и итальянсюе поэты; въ его произведен1яхъ видны слЬды знакомства съ что не чужды остались ему и Дантэ, и съ Мильтономъ и Тассо; вообще, громадная начитанность Хераскова почти удивляетъ при чтенш его поэмъ и романовъ. Знакомство съ этими корифеями литературъ развило его тонкш вкусъ. Несомненно, что Херасковъ обладалъ тонкимъ литературнымъ вкусомъ. Онъ высоко ставилъ Державина, столь противоположнаго ему по свойствамъ таланта, и радостно привЬтствовалъ новое литературное поколЬше, шедшее на смЬну его самого и его друзей. Въ кругу писателей такъ высоко ставили суждеше Хераскова, что рЬдкш изъ нихъ не обращался
11 Прим. В.Я. Брюсова: «Противоположность Д. и Х. довольно ярко выразилась въ двухъ сходныхъ одахъ этихъ поэтовъ - въ од® Богъ Державина и въ од® Къ Богу Хераскова. Зам® чу кстати, что ода Хераскова была написана раньше Державинской. Она напечатана въ первый разъ въ 1778 г., а ода Держ. начата имъ въ 1780 г., а напечатана въ 1784 г. Следовательно ошибаются т®, кто называетъ оду Хераскова "явнымъ подражатемъ" Д-у». В дальнейшем, опуская его примечания, мы этого специально не оговариваем.
12 В конце отрывка Брюсов дает еще один знак для вышеприведенного примечания.
къ нему за советомъ въ своихъ литературныхъ трудахъ. Есть извеспе, что Державинъ «ни одного сочинешя своего не издавалъ въ светъ, не прочитавши его напередъ Хераскову и не спрося объ ономъ его мненш».
Сочинешя Хераскова не имеютъ самостоятельнаго значешя, но они сыграли важную роль въ исторш литературы. Херасковъ далъ примеръ, какъ подчинять вдохно-(л. 4 об.)веше разсудку.
<.. .> Талантъ Хераскова главн. образомъ повествовательный, некоторый изъ его картинъ достигаютъ высокой пластичности. <...>
Л. 6. Херасковъ владелъ ети русскимъ стихомъ какъ немнопе до Пушкина. Строфы Хераскова закончены, округлы, цельны. <...>
Благодаря так. версификаторск. таланту Хер.у особенно удавались переложены, т. е. произведены, где содержаше уже дано. (об.). О Хераскове сложилось мнеше, какъ объ «угрюмомъ педанте, вне Лагарпа не видевшемъ спасешя». Но - то-то и то-то. Въ значительной мере такой взглядъ зави-ситъ отъ того, что въ Х. видятъ только автора Росс1ады, забывая его друпя произведешя. Между темъ характеръ ихъ весьма разнообразенъ.
Такъ, есть у Хер. маленькая поэмка «Пилигримы», к<отор>ую можно назвать сестрою Душеньки и предшественницей «Руслана и Людмилы». «Пилигримы» - шутливое описаше приключенш на пути въ Храмъ Счастя. Х. поминутно прерываетъ свой разсказъ, сравниваетъ положеше своихъ героевъ съ событшми въ другихъ поэмахъ и романахъ, делаетъ лиричесюя отступленш, подсмеивается надъ чудесами своей фантазш... <.>
Л. 7 об. Современники зачитывались Росс1адой и тому, кто [нрзб] самъ прочелъ ее, это вполне понятно (?). По сюжету Росс1ада занимательна не менее Освобожд. 1ерусал<има>, а въ те времена романа, въ той ф. <орме? -А.Л.> какъ мы его знаемъ, у насъ еще не существовало. Упрекаютъ Росс1аду въ томъ, что она произведете подражательное. Но таковъ и былъ замыселъ автора - онъ хотелъ собрать въ своемъ творенш лучшш сцены всехъ про-славленныхъ <? - А.Л.> эпопей. Росс1ада подражательна ровно настолько, какъ и Энеида. Во Владим1ре Хер. показалъ, что онъ умеетъ и быть ориги-нальнымъ. Вообще эта вторая поэма выше и глубже по содержашю, красивее и совершеннее (л. 8) по форме. Она относится къ Росс1аде какъ зрелость таланта къ первому опыту.
Строгш судъ надъ Росс1адой, м. б., объясняется темъ, что первыя ея две песни слабее остальныхъ. Зато третья едва ли не лучшая изъ всехъ. <.> Л. 8 об. Особенно хороши два места въ III п.»
Главного Брюсов не произносит - оценка таланта Хераскова высказана у него в духе академического позитивизма тогдашней эпохи. Но в статье - наряду с этим конвенциональным мотивом - присутствует, по-видимому, другой, личный.
Сопоставление Хераскова и Державина у Брюсова напоминает то, что будут писать о нем, сравнивая его с Бальмонтом. До «Грядущих гуннов» пока далеко, до положения мэтра и патриарха - еще дальше, но внимание к новизне и стремление понять и приветствовать ее - то, что будет характерно для Брюсова на протяжении всей его жизни. Чувствовал ли он - предвосхищая в очерке поэзии Хераскова черты
собственного творческого облика - глубокое внутреннее родство с поэтом, о котором писал? Нам кажется, для таких предположений есть определенные основания. Тем не менее эти мысли не стали достоянием широкой публики и не оказали никакого влияния на репутацию Хераскова - в обстоятельствах, которые были благоприятны для ее пересмотра. Пореволюционный период не внес в ситуацию принципиальных изменений - и мы его не рассматриваем. Единственное, что можно сказать, - поскольку Херасков не переиздается, доступность его текстов уменьшается, и знакомство с ним все более и более
ограничивается кругами филологов-профессионалов13.
* * *
Теперь нам нужно вернуться к исходной точке. Мы рассмотрели факторы, которые влияли и могли влиять на посмертную судьбу Хераскова; эти факторы - общественное мнение, критика, школа. Мы пришли к выводу (расходящемуся с выводами И.Н. Розанова), согласно которому критика не в состоянии оказывать самостоятельного влияния на литературную репутацию: она сильна лишь тогда, когда ее слово падает на подготовленную почву, когда она говорит публике то, что та желает услышать и, следовательно, уже думает - до всякой критики. К этому нужно добавить еще одно обстоятельство. Литературная репутация - явление не одного дня и не одного десятилетия; в ней нет гарантий и закрытых зон. Даже кумиры столетий - Гомер, Вергилий, Данте - могут подвергаться нещадным нападкам и выпадать из плодотворного читательского опыта целых эпох. А потому любой успех критики можно рассматривать как временный: всё доступно пересмотру; так, несмотря на весь авторитет Буало, Сент-Бёву удалось во многом восстановить репутацию поэтов «Плеяды». Мы говорили уже о том, как мало удалось Мерзлякову; но не больше - и Белинскому. Все предметы его оценок в нашем распоряжении; все его оценки доступны пересмотру. И если мы сделали это с Баратынским и не сделали с Бенедиктовым, то только потому, что, на наш сегодняшний вкус, с Баратынским Белинский ошибся, а с Бенедиктовым - был прав; основополагающим фактором современной репутации этих поэтов уж во всяком случае является не авторитетное суждение критика. Важно и то, что в заочном споре условного «Буа-ло» и столь же условного «Сент-Бёва» предпочтительные шансы на стороне последнего: восстановить репутацию легче, и достигнутый
13 Экземпляр третьего издания «Россиады», принадлежащий автору этих строк и приобретенный на аукционе «Литературной газеты», был когда-то собственностью поэта Сергея Сергеевича Наровчатова. Так со ссылкой на прежних владельцев было мне сказано распорядителем аукциона; документальным подтверждением этого факта я не располагаю, но он не представляется совсем уж невероятным. Экземпляр имеет многочисленные пометы, свидетельствующие о внимании к формальным аспектам версификации.
результат оказывается прочнее - в том числе и за счет того фактора, что человеческому сознанию - по крайней мере в отдаленной перспективе и применительно к седой древности - приятна мысль о наличии в национальной сокровищнице дополнительного золотого запаса, хотя бы он утратил всякую актуальность и к нему обращались одни эстеты. Мы не разбирали подробно проблематику «Херасков в школе», поскольку для этого у нас недостаточно материалов; однако то, что некоторое время он был школьным автором, не спасло его, как позднее не спасло - mutatis mutandis - писательский авторитет Николая Гавриловича Чернышевского; как не спасло еще тогда всю старую русскую литературу, которая утратила (почти полностью и, кажется, окончательно) свой школьный статус.
Глубоко ложным представляется нам еще один тезис И.Н. Розанова, а именно следующий:
«Закономерность в литературных движениях гораздо более обусловливается отталкиванием, чем притяжением. Важно то, что здесь мы не выходим за пределы родной литературы. Отталкиваться от литературных явлений на чужих языках не имело бы ни малейшего смысла. Можно бороться лишь с их отображением в родной литературе. Русский символизм в его главных чертах непременно возник бы и без влияний Бодлера и Верлена»14.
Как раз Херасков стал жертвой общеевропейского процесса, который привел к переоценке многих литературных традиций - Рим и Франция утратили прежнее влияние, Англия и Германия его приобрели; соответственно шла переоценка и своего, домашнего. Равным образом лишь локальную эвристическую ценность можно признать за версией отталкивания; она исходит из последовательной смены школ, а в жизни многое разворачивается параллельно, да и, кроме того, сам темп изменений в эпоху до катастрофы рубежа XVIII-XIX вв. был значительно меньше. Здесь мы подходим к понятию, которое, по-видимому, является для нас ключевым, - «непосредственного восприятия». В силу его статуса мы не даем ему определения, хотя предпримем попытку указать ряд свойств; и сразу оговоримся, что литературная репутация высокого уровня складывается тогда, когда непосредственное восприятие перестает быть решающим фактором, - Мильтону, например, не мешает считаться великим поэтом то обстоятельство, что его никто не читает и что его в принципе невозможно читать. Можно утверждать, что настоящая литературная слава - единодушное высокое мнение не читавших15.
14 Розанов И.Н. Ритм эпох // Розанов И.Н. Литературные репутации: Работы разных лет. С. 20.
15 Над «не читал, но скажу» смеяться не стоит: это естественная защитная реакция индивидуума, желающего сохранить инициативу перед лицом подавляющей массы печатной продукции. Для того чтоб выбирать, предварительное мнение должно быть составлено прежде чтения; и, безусловно, иметь четкую стратегию в данном вопросе - выигрышный ход.
Для того чтобы непосредственное восприятие стало фактором литературной славы, оно должно быть массовым; желательно, чтоб оно принадлежало поколению, успешному в продвижении своих эстетических пристрастий. Хераскову в этом отношении не повезло: ценившее его поколение Муравьева (1757-1807), Дмитриева (17601837) и Шаликова (1768-1852) оказалось аутсайдером в литературе, а поколение Батюшкова (1787-1855), Вяземского (1792-1878) и Пушкина (1799-1837; во всех случаях для нас важна первая дата), которому принадлежало лидерство и которое смогло оказать решающее влияние на литературные вкусы последующего, обладало уже совсем другими эстетическими установками. (Отметим, впрочем, и тот факт, что братья Полевые принадлежали к пушкинскому поколению; но неприятие Хераскова у них вторичное, «эстетико-идеологическое», поскольку на ранние их вкусы оказывала воздействие совершенно другая, консервативная языковая среда; рассуждение о «поколениях» невозможно без очень существенных оговорок.) Но в непосредственном восприятии по самому его характеру не может быть единства: при всей художественной убедительности Гоголя (как для его современников, так и для нас), она не играла никакой роли для Николая Полевого, у которого вызывало отвращение (вполне искреннее, без «тактики») то, чем восхищалась молодежь; Иосиф Александрович Бродский несомненно пользуется репутацией лучшего русскоязычного поэта второй половины ХХ столетия, однако и пишущий эти строки, и многие лично знакомые ему просвещенные люди отказывают ему вовсе в поэтическом даровании. Ю.И. Айхенвальд писал когда-то в эссе о Белинском:
«Придя к безотрадным выводам о знаменитом критике, я не мог не спросить себя, почему же он знаменит, нет ведь дыма без огня. И вот здесь, в своем ответе, я был неправ: в области духовных явлений бывает и без огня дым и не всегда слава заслужена.»16.
Если мы добавим, что бывает и огонь без дыма, наш анализ охватит все наличные возможности. По-видимому, ситуация в современном мире (когда традиций, на которые могли бы опираться и писатель, и читатель, достаточно много) гораздо сложнее, нежели в не таком отдаленном ХГХ столетии с его параллельным существованием мейнстрима, традиции уходящей и традиции восходящей; может ли в отсутствие мейнстрима вообще сформироваться крупная литературная репутация - вопрос, на который должны дать ответ ближайшие десятилетия. С уверенностью можно утверждать, что это будет много сложнее.
16 Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей. Спор о Белинском. М., 1994. С. 589.
Но литературная репутация - то, что можно изучать только на больших хронологических промежутках. Таким образом, само по себе непосредственное восприятие будет, несомненно, двоиться: оно чрезвычайно разное у современников, для которых языковой фон тождествен авторскому, и для всех остальных - начиная с потомства и заканчивая иностранцами, которые могут читать произведение либо в переводе, либо на языке, который не является для них родным. Для первого случая возможны два подхода - можно мысленно сделать поправку на привнесенное переводом искажение и предположить, что в оригинале данное произведение - шедевр, но читателю приходится довольствоваться плохой копией с божественного оригинала (это путь огромного большинства), либо оценивать оригинал, абстрагируясь от искажающего фактора. (Филология не может забыть, что произведение литературы - это произведение искусства слова; но для большинства читателей этот факт далеко не очевиден.) Таким образом, международная репутация становится более устойчивой: действие тех факторов, которые могли бы разрушить обаяние в своей языковой среде, демпфируется читательским «смирением», готовым в воображении дорисовать то, чего не воспроизводит копия.
Безусловно, трудно заслужить устойчивую репутацию, не сумев «очаровать» хотя бы одно читательское поколение. Лежащий на дне корабль должен выбросить на поверхность несколько предметов, свидетельствующих о его пребывании там, - иначе оно просто не будет никем обнаружено. Но для того, чтобы искусство слова могло оказать свое обаятельное воздействие, не только желательна, но даже и необходима образованная публика; если древние не сомневались, что были поэты и до Гомера, мы можем к этому прибавить, что у этих догомеровских поэтов была своя, догомеровская аудитория. Потому условному «Невию» в перспективе веков сложнее, чем «Эннию», а «Эннию» - чем Вергилию (положение «Энния» осложняется тем, что «Вергилий» пришел или может прийти); но у писателя появляется дополнительный шанс, когда в моду входят архаические вкусы. И вот тут-то положение в начальной точке предпочтительней, чем в середине; когда будет написана полная история русского литературного языка, станет ясно, насколько многим «школа гармонической точности» обязана Хераскову и насколько сильнее в пушкинской эпохе влияние его языковых установок, нежели, скажем, ломоносовских и державинских; именно это обстоятельство, когда к поэзии XVIII в. обращаются в поисках «непохожего», усиливает позицию Державина, Ломоносова, Тредьяковского, но не Хераскова. Здесь идеальным аналогом является литературная судьба Луцилия:
«Луцилий сознательно усваивает строгий формальный идеал и пишет простой, благородной речью; Варрон воспринимает его как представителя
gracilitas, "утонченности". Возражение Горация - сатиры Луцилия напоминают "мутный поток" - неосновательно, поскольку писатель эпохи Августа позднее пересматривает это контекстно обусловленное суждение и признает, что для своего времени Луцилий мог вполне считаться тонко образованным (doctus) и не чуждым столичного лоска (urbanus), более умелым, чем все предшественники (sat. 1, 10, 64-71). Здесь мы сталкиваемся со смещением по фазе, столь усложняющим для нас суждение о древней римской поэзии. Наблюдатель, отталкивающийся от Горация, видит архаизмы Луцилия и оценивает их - по своему вкусу - как несовершенство или особое преимущество, в то время как перспектива для Луцилия - совершенно обратная. Его манил тот шаг вперед, который ему предстояло сделать в утончении языка и формы. Другие обогнали его на этом пути; и именно поэтому наше зрение здесь должно быть особенно острым»17.
По-видимому, для посмертной репутации весьма полезна жизненная катастрофа. Сегодняшние литературные вкусы вряд ли в состоянии обеспечить Андре Шенье хоть сколько-нибудь заметную читательскую аудиторию; но образ погибшего на эшафоте юноши останется в памяти потомства прочнее, чем прекрасные, но окончательно вышедшие из моды стихи. Дубинка Артемия Петровича Волынского и смерть в нищете дают дополнительное преимущество Тредиаковскому. Добродетели Хераскова слишком скучные и пресные, чтобы помочь его литературной славе; для этого больше подходят блестящие пороки. Его же недостаточная стойкость перед лицом самодержавной власти, отречение от масонства перед лицом угрозы не заточения в крепости, а всего лишь служебных неприятностей усиливают эффект неприятия. Определенную фору получает, по-видимому, и «непризнанный» автор, если ему удастся каким-либо образом привлечь к себе общественное внимание; риск велик, но и репутационный выигрыш возможен значительный.
Итак, «русский Гомер» сумел понравиться на уровне «непосредственного восприятия» тому поколению, чье мнение в литературе не оказалось решающим; поколение же победителей, находящееся под влиянием свежих западноевропейских идей, было менее чем кто-либо расположено его ценить; вторичной волны интереса ему не могли обеспечить ни архаичный язык (здесь было много более удачливых претендентов), ни жизненные и творческие невзгоды. Невезение Хераскова связано с литературной революцией, возможно, самой масштабной из всех, доступных нашему наблюдению; полагаем, что его творческие установки нисколько не изменились бы, если бы он это знал - полагаем, что он это предчувствовал. Насколько же закономерны причины его репутационной катастрофы, могут показать только сравнительные исследования.
17 Альбрехт М. фон. История римской литературы от Андроника до Боэция и ее влияния на позднейшие эпохи. Т. I. М., 2003. С. 293.
Список литературы18
*** [Предислов1е] // Херасковъ М.М. Росшада. Поэма въ XII пЪсняхъ. Полный текстъ поэмы. Объяснительныя статьи. Издаше И. Глазунова. СПб., 1895.
Алферовъ А.Д., Грузинскш А.Е. Русская литература XVIII века. Хрестомапя. Издаше восьмое, исправленное. Въ первомъ изданш допущена Учен. Ком. Мин. Нар. Просв. Складъ изд. въ книгоиздательстве «Школа». М., 1918.
Альбрехт М. фон. История римской литературы от Андроника до Боэция и
ее влияния на позднейшие эпохи. Т. I. М., 2003. БрюсовВ.Я. ОР РГБ. Ф. 386 (В.Я. Брюсов). Картон 41. Ед. хр. 13. «История
русской лирики» [конец 1890-х гг.]. Карпека Н. Къ исторш ложнаго классицизма въ Россш. По урокамъ преподавателя Д.Н. Ревуцкаго составилъ Н. Карпека, уч. 6-го кл. Юевской гимназш В.П. Науменко (на правахъ рукописи). Юевъ, 1911. Полевой П.Н. Истор1я русской словесности съ древнЪйшихъ временъ до
нашихъ дней. Въ трехъ томахъ. Т. II. СПб., изд. А.Ф. Маркса, 1900. Розанов И.Н. Встречи с Брюсовым // Литературные репутации. Работы
разных лет. М., 1990. Розанов И.Н. Ритм эпох // Литературные репутации. Работы разных лет. М., 1990.
Сиповскш В.В. Истор1я русской словесности. Часть II (Истор1я литературы съ эпохи Петра В. до Пушкина). Применительно къ Исторической Хрестоматш. Т. II. Вып. 1, 2, 3. Издаше седьмое. Пг., 1917.
Сведения об авторе: Любжин Алексей Игоревич, канд. филол. наук, зав. сектором книг Отдела редких книг и рукописей НБ МГУ. E-mail: [email protected]
18 Произведения, уже указанные в предшествующих частях статьи, в данный список не включены.
