CC BY
122А. Б. Асенова (Кокшетау, Казахстан)
Русский фольклор Акмолинской области
Изучение русского фольклора в Казахстане началось с конца 1970-х гг.
Среди первых казахстанских исследователей — профессор В. А. Василенко, который занимался фольклорной ситуацией Северного Казахстана, и профессор М. М. Багизбаева. В бывшей Кокчетавской (ныне Акмолинской) области проф. Василенко организовал ежегодные выезды фольклорных экспедиций. Материалы привозили и студенты после фольклорных практик. Под руководством профессора на базе пединститута в свое время проводились и фольклористические семинары — в них участвовали ведущие специалисты Советского Союза, известные ученые из Москвы, Омска, Челябинска и других городов. Среди трудов других казахстанских фольклористов интерес представляют научные исследования Е. Коротина, А. Абдуллиной, У. К. Абишевой, Т. В. Кривощаповой, Г. И. Власовой, Г. З. Бектургановой, Е. В. Латые-вой, Т. Я. Семеновой, Н. П. Токарчук, Н. М. Назаренко, А. Б. Нургалиевой (Асе-новой, автора этой статьи), А. Д. Цветковой, О. В. Сластухиной, Г. Г. Сулеймено-вой. Сейчас опубликованы материалы по русскому фольклору Центрального, Восточного и Западного Казахстана, а также Семиречья. Однако еще не изданы тысячи текстов русского фольклора Акмолинской области — плод более чем 30 лет собирательской деятельности студентов и преподавателей КГУ им. Ш. Уалиханова. Разнообразный и огромный фольклорный материал Северного Казахстана до сих пор мало исследован.
Изучение русского народного творчества в инонациональном окружении помогает установить характер связей региональной культуры с общерусской, выявить особенности бытования народного творчества в иноязычной среде, обнаруживает тесное взаимодействие восточнославянских культур в селах со смешанным населением и с преобладающим русским языком и русской фольклорной традицией. Вызывает интерес трансформация менталь-ности народа, проявляющаяся в изменении национального фольклора, как результат адаптации к новым условиям проживания, к новой этнокультурной и геоландшафтной среде.
В северном регионе республики процессы взаимодействия русской и казахской культур имели специфические черты и зависели от хозяйственной деятельности и бытового уклада жизни, от абсолютной численности и расселения отдельных групп людей, от религиозных верований и соприкос-нувшися историко-бытовых, культурных традиций переселенцев и автохтонов. Языковые и культурные контакты русских с коренными жителями зависели в первую очередь от численности русского населения: в селах с малочисленным славянским субстратом, в почти сплошном инонациональном окружении следует отметить тесные схождения в первую очередь в сказочной сфере.
Сказки
Чтобы представить подлинную картину развития русской народной сказки — одного из богатейших жанров русского фольклора, необходимо выявить всю полноту заключенных в ней исторических, этнографических, религиозных, художественных и многих других факторов. Содержание русской сказки Казахстана многослойно и разнообразно, этапы ее развития соотносятся с теми или иными явлениями казахской культуры и представляют интересный мир взаимосвязей восточнославянской и казахской сказочных традиций. Фактором, повлиявшим на формирование сказочного репертуара, стала казахская (и вообще восточная) сказочная проза, казахская обрядность, то есть богатейшая культура инонационального окружения. Русскую сказку Северного Казахстана изучала автор статьи (на тот момент носившая фамилию А. Б. Нур-галиева). Для сравнительного анализа сказок, записанных в северном регионе республики, были взяты сюжеты из русских областных, а в ряде случаев — из украинских и белорусских сборников сказок. Сопоставление позволило увидеть особенности современного бытования сказок в Казахстане: в большинстве случаев пропали зачины и концовки, диалоги, фрагменты композиционного развития и т. д.; некоторые традиционные фрагменты заменены новыми и т. д. Так, например, в серии сказок с сюжетом 161А*АА161** = АТ163В* «Медведь на липовой ноге» подробно прослеживается трансформация мотива (вернее, конечного результата): от наказания стариков медведем до убийства медведя стариками. Оба финала вариативны по сравнению с попавшими в сборник Афанасьева. В ряде версий сюжет остается открытым, практически лишенным развязки: неизвестно, медведь победил стариков или они медведя.
В исследуемом регионе зафиксированы сказки о волке: сюжетные типы 162А* «Дед, баба и волк», 123 «Волк и козлята», 163 = АА*162 «Пение волка». Так, например, в сказке последнего сюжетного типа волк песней выманивает у стариков животных. В отличие от текста из афанасьевского сборника, акмолинская запись лишена предыстории: просто «повадился волк ходить». Тексты местных песенок также несколько разнятся; в одной из версий не совсем понятно выражение «хором дворец». Утраченный логичный отрывок заместился «хоромом» в несуществующей грамматической форме, то есть получилась нелепица. Местный текст сказки потерял смысл, сохранился ставший абсурдным фрагмент — видимо, только благодаря песенке, удачно подходящей для запугивания или развлечения детей.
Некоторым изменениям подвергся в местных сказках и образ лисы. Самая популярная, пожалуй, сказка, относится к типу «За скалочку гусочку». Лиса в большей степени, по сравнению с другими дикими животными (в частности, с медведем), антропоморфна. Она в сказке «Про лисаньку» общается исключительно с людьми, очень «осовременена»: кричит на обманываемую ею тетку, грозится засудить, то есть ведет себя не столько хитро, сколько по-разбойничьи, наделена всеми атрибутами скандальной женщины. В сказках о животных, записанных на территории Акмолинской области, кроме диких животных фигурируют домашние, а также птицы, в отдельных записях — растения и стихийные силы природы и др.
В большей степени, чем сказки о животных, изменились волшебные сказки. Для анализа мы отобрали порядка десяти сюжетов: 480 = АА480ВС «Мачеха и падчерица», 327С, F «Мальчик и ведьма», 301А, В «Три подземных царства», 461 = 930 «Марко Богатый» и др. Изменения здесь в основном компо-
зиционного характера. Вызывает интерес сказка «Про двух Василиев» сюжетного типа 303* «Палочка ведьмы». Она не имеет русских аналогов, в «Указателе» отмечен лишь один украинский вариант. Сам информант уточняет, что сказка солдатская.
Среди бытовых сказок также встречаются традиционные сюжеты, подвергшиеся трансформации: 921 «Невестины загадки», 901 = АА901А «Укрощение строптивой», 901В = АА*894 «Кто лучший друг», 938В = АА*931 «Страдать лучше смолоду», 952 «Солдат и царь», 956 «Девушка и разбойники» и мн. др. Бытовые сказки, записанные на территории Северного Казахстана, свидетельствуют об исчезновении социального оттенка: в основе сюжетов чаще встречаются обыденные эпизоды из деревенской жизни. Своеобразен и репертуар как таковой, и конкретно сюжетно-тематический состав. Среди них можно выделить как общераспространенные сюжеты, так и не ставшие широко популярными, бытующие лишь в Северном Казахстане и соседних сибирских регионах. Единичные записи свидетельствуют прежде всего о неактуальности для современной жизни той или иной темы и, как следствие, о ее забвении, или же о творческом исполнительском подходе: старая сказка настолько обрастает новыми деталями, реалиями, что получает в результате новый смысл и оригинальное оформление.
Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что сказки о животных стабильны, трансформировались не очень значительно. Изменения в других разновидностях оказались однотипными. Например, из художественных изобразительных средств изобразительности часто утрачиваются традиционные. Так, в тексте «Сивка-Бурка» исчезла такая обязательная атрибутика русской сказки, как прием трехкратного повторения. Часто исполнители не обращают внимания на фольклорные эпитеты и выпускают их (например, «молодец» без «доброго», «девица» без «красна», «Сивка-Бурка» без «вещая каурка», «стрелы» без «каленые» и мн. др.), но в то же время делают и обратное: временами привносят нетрадиционные для фольклора художественные средства. Так, меняется образная система — скажем, возникают новые, не характерные для русской сказки животные-персонажи (енот, кролик, беркут, тигр и др.). Героями-антагонистами в сказках Северного Казахстана выступают в большинстве бедный и богатый соседи или братья. Так, «Сказка про мужичка-Жучка» имеет зачин: «Жил-был мужичок-Жучок. Был он беден и был у него брат, который был богат, имел коров, быков и прочую живность». Или в волшебных сказках: «Жили два брата. Один бедный, другой богатый. У бедного было много детей...», «Жили два брата. Умерли их родители, разделили они поровну все и стали жить самостоятельно. Но один брат с каждым годом богател, а другой — беднел.» и др.
Меняется и лексико-стилистический план: появляются названия, отражающие новые реалии быта, — тюркизмы (аксакал, шапан, верблюд, казан, падишах, кизяк, мулла, катык и др.); украинизмы (диду, четобы, як бигла, схо-вался, дьякувала, тату и др.); рассказчики используют слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами (козынька, внученька, зайчоночек, лисанька и др.); в авантюрных сказках возникает тон книжной речи галантно-рыцарского романа и др. Приведем пример последнего изменения.
Тогда говорит Иванушка:
—Давайте поклянемся, что Вы ни за кого не выйдете замуж, кроме меня.
А я ни на ком не женюсь, кроме Вас!
В сюжетно-композиционном плане наиболее значительны следующие трансформации: утрата устойчивых зачина и концовки («В одном селе жили два соседа...», «На этом сказке конец» и др.); диалога (к примеру, сказка «Про Петра Алексеевича» передает вопросы царя и ответы солдата косвенной речью и др.); введение в устоявшийся сюжет новых эпизодов. Так, в традиционном сюжете 780 «Чудесная дудочка» в сказке «Говорящая камышовинка» возникает дополнительный момент — зарисовка жизни переселенцев.
В некоторых текстах Акмолинской области мы наблюдаем изменение финала: так, в сказке на сюжетный тип 179 «Медведь (волк) захватывает девушку» финал совершенно отличается от традиционного (когда девушка благополучно освобождается): медведь мстит людям, помогавшим девушке укрыться.
Медведь это село нашел, все у них разгромил, потоптал все, разбил все — за эту девчонку. Вот так.
Особенность бытования русских сказок в Северном Казахстане — такая композиционная трансформация, как контаминация. Она прослеживается и внутри одной разновидности (одна сказка о животных соединяется с другой, так же происходит с волшебными и бытовыми), и между ними (сказка о животных соединяется с волшебной, с бытовой, волшебная с бытовой): 1 «Лиса крадет рыбу с воза» + 158 «Звери в санях у лисы»; 301Д «Солдат находит исчезнувшую царевну» + 318 «Неверная жена»; два варианта 703 «Снегурочка» + 780 «Чудесная дудочка»; три варианта 706 «Безручка» + 707 «Чудесные дети» и др. Только для нашего региона характерны контаминации: 161 «Медведь на липовой ноге» + 163 «Пение медведя»: 425 «Аленький цветочек» + 780 «Чудесная дудочка»; 700 «Мальчик с пальчик» + 1539 «Шут»; два варианта 703 «Снегурочка» + 179 «Медведь захватывает девушку»; 706 «Безручка» + 403 «Подмененная жена»; 1009 «Сторожи хорошенько дверь» + 1045 «Угроза морщить озеро веревкой» + 1120 «Поп сброшен в воду вместо работника» и др.
Промежуточное положение между бытовой и волшебной сказкой, как и повсеместно в русском фольклоре, занимают «смешанные» сказки, то есть волшебные, постепенно утрачивающие чудесные детали (фантастичность, героический пафос, возвышенность образов и целей) и переходящие, таким образом, в разновидность бытовой сказки. Так, «Два брата» начинаются с повседневной ситуации, обостренной социальным неравенством людей:
Жили два брата: один бедный, другой богатый. У бедного было пятеро детей, жил он очень бедно и подумал: как дальше жить? И пошел по свету — куда глаза глядят.
Бедный брат достигает благополучия при помощи волшебных предметов: чудесной сумки и семи ремней. Поэтому, несмотря на полностью бытовые образы героев и развитие действия, чудесные помощники позволяют отнести текст к волшебной разновидности сказок.
В русском сказочном эпосе Акмолинской области замечены тексты, не зафиксированные в СУС («Сравнительном указателе сюжетов сказок») и не имеющие аналогов ни в четырехтомной коллекции А. Н. Афанасьева, ни в опубликованных русских областных сборниках сказок, ни в сборниках украинских и белорусских. Один из факторов, повлиявших на формирование
сказочного репертуара Акмолинской области, — восточная (конкретно — казахская) обрядность и сказочная проза, то есть богатейшая культура инонационального окружения. Совместная жизнь в соседстве с казахами способствовала и взаимодействию в повседневном общении, и взаимовлиянию сказочных произведений. Одни из заимствованных казахских и, шире, восточных сказок еще не успели прижиться, а потому сохраняют основной сюжетный остов, не «нарастили» русских элементов поэтики, остаются сказками-схемами — к примеру, «Добрый и Злой», «Колдун и Василий» и др. Другие же тексты, перешедшие из казахского национального сказочного репертуара, обогащают русский сказочный фонд новыми образами, деталями, сюжетами, способствуют полнокровной жизни русской сказки северного региона Казахстана. Главные герои русифицируются (обычно ими оказываются мужик, солдат) действие разворачивается в русской деревне и т. д. (например, «Катык из бычьего молока»). Когда невозможно найти перечисленные выше источники происхождения, можно предположить, что они возникли в метрополии, из-за определенных обстоятельств забылись там, но вновь «ожили» в северном регионе Казахстана. Другие же сюжеты — результат частных бытовых наблюдений и т. д.
В акмолинских сказках русского фольклора персонажи весьма разнообразны. Это и традиционные короли, цари, царевичи, мифологические персонажи, мужик, солдат, вор, поп, барин, супруги и др. Встречаются в наших сказках и пан, мулла, городовой, падишах, судья, капиталист, миллионер, фабрикант, бухгалтер. В волшебных сказках героями часто становятся существа фантастические, абстрактные (черт, леший, горе, доля), объекты космического порядка (солнце, месяц, мороз, ветер и др.). Излюбленные герои сказок Акмолинской области — богатые и бедные соседи или братья. В «новых» сказках северного региона Казахстана соблюдается необычайная и чудесная форма и своеобразная обрядность. В «новые» акмолинские сказки русского фольклора активно входят реалии казахского языка и быта: идет дождь из кизяка, муж покупает жене халат из верблюжьей шерсти, героя просят приготовить катык из бычьего молока, объектом сатиры становится мулла, реальной властью обладает падишах, мясо готовят в казане, у героя три жены (две русские и одна мордовка) — и мн. др. Таким образом, русские сказки Акмолинской области используют традиционные средства художественной выразительности, а одновременно утверждают присущее только им отношение к миру и человеческим взаимоотношениям — и тем самым привлекают современных слушателей высокой идейностью и совершенством поэтической формы.
Несказочная проза: топонимические предания
Совместная жизнь в соседстве с казахами способствовала взаимовлиянию, взаимодействию и несказочных произведений. Русские былички о русалках и домовых имеют более разработанные сюжеты, чем в сборниках метрополии, что объясняется пространством распространения и условиями проживания народов. Следует отметить широкое бытование в северном регионе республики топонимических преданий, обусловленных стремлением переселенцев воспринять окружающее пространство и себя в нем. Поэтому актуальная задача — выявить региональную специфику топонимических преданий Акмолинской области, их структурные особенности и сюжетно-мотивный состав. Исследование и собирание несказочной прозы имеют огромное историко-культурное значение, так как оба процесса углубляют существующие представления о древней культуре, одновременно фиксируя элементы мировоззрения современного чело-
века. В последние десятилетия несказочную прозу и ее персонажей интенсивно изучают в различных аспектах: сюжетно-классификационном, этнолингвистическом, мифолого-семантическом и др. На основе записей топонимических преданий Акмолинской области были выделена такая группа топонимов, как образованные от имени; названия селений, восходящие к наименованию местности.
Например, информант коротко объяснил происхождение топонима Боровое:
Наш поселок так называется потому, что здесь раньше было много верблюдов. С казахского бура — это «верблюд», а бай — «богатый». Так и стал Бурабай Боровым [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-2-1979. Ед. хр. 18].
В другом повествовании этого же информанта топонимический мотив названия Боровое наполняется художественными подробностями:
Старики рассказывают, что когда-то в наших степях жил белый-белый, чистый, как снег, верблюд. Его звали Бура. <...>
.Застыл тогда верблюд, превратившись в каменную скалу. Эту гору в честь верблюда назвали Бурабаем. Долго еще с этой горы стекали в озеро ручейки. Их называли слезами и кровью верблюда [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-2-1979. Ед. хр. 18.].
Ко второй группе относятся топонимы, обозначающие этническую принадлежность первопоселенцев:
Наши деды были из Украины. Сюда приехали, а кругом степь одна. Посадили яблоньки и другие деревья, скучали по покинутым местам. Село потом назвали Новоукраинкой [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-5-1980. Ед. хр. 32.].
Третья группа — топонимы, в основе которых лежат особенности природного и животного мира края; например, название села Белоярка имеет такое объяснение:
Оттого, что из домашних животных преобладали овцы белой масти [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-2-2005. Ед. хр. 381].
Или:
Озеро здесь было раньше. Много чаек было. И сейчас их много. Казахи из-за того, что чаек много водилось, назвали Шагалы, т. е. «места, где чайки живут». А русские переселенцы не смогли выговорить Шагалы и назвали озеро Чаглинка. Так учительница наша рассказывала. А по названию озера назвали и село Чаг-линкой [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-10-1986. Ед. хр. 84].
В основе следующей группы топонимов лежат отличительные черты объекта:
Когда приехали казаки осваивать станицу, форпост, то с удивлением увидели, что в этом озере щук видимо-невидимо. А казахи рыбу не ели, вот она и пло-
дилась несметно. Казахи озеро называют Шортанды, что в переводе одинаково с русским «Щучье» [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-2-1979. Ед. хр. 18].
Село Костомаровка называется по имени землеустроителя Костомарова, так говорят некоторые старожилы. А больше мы придерживаемся такого объяснения: село находится между сопками — томарами (по-казахски). Кос томар значит «между двумя сопками». Красивые у нас места. Вокруг села сопки, сопки. Мы их называем «горы», хотя какие они горы? Невысокие, полностью поросшие соснами. [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-14-1978. Ед. хр. 14].
Многочисленны топонимы, обозначающие социальную или половозрастную принадлежность человека:
Была в нашей деревне девушка, очень красивая, веселая, общительная. У нее были белокурые длинные-длинные волосы. Все ее любили, и родители души не чаяли. Однажды вышла она из дома, да так и не вернулась. Долго искали и не нашли. Нашли только косынку ее в поле, приложенную камнем, и больше ничего. Долго горевали ее родители и вместе с ними вся деревня. Вот и решили в память о Яре (так ее звали) назвать нашу деревню Белой Ярой, а со временем называться село стало Белояркой [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-2-2005. Ед. хр. 381].
Много записано топонимов, обозначающих род занятий основателя или жителей селения местности:
Село наше называется Пахарь. Приехали мы давно. Здесь ничего не было. А наши деды и прадеды всю жизнь в земле работали, были пахарями. Так и здесь сажали пшеницу, рожь. Земля здесь богатая. Как деды работали, пахали, так земля и одаривала — убирали богатый урожай. Земля-то тружеников, пахарей любит, за труд и одаривает. [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-11-1983. Ед. хр. 54].
Большую группу образуют топонимы, в основе которых наименование местности, откуда пришли первопоселенцы:
Село наше называется Полтавкой потому, что первые поселенцы были родом из Полтавы [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-7-1988. Ед. хр. 124.].
Наши приехали сюда из окрестностей города Херсона. Вот и назвали село Херсоном [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-7-1988. Ед. хр. 124].
Записано более 40 топонимов, образованных от названия исторического события или связанных с историческим событием:
Недалеко от села раньше было большое озеро. Казахи называли его Кан-голь. Рассказывали, что в этих местах шла битва с джунгарами или калмыками. Не знаю. Такая была сеча у берега озера, что вода в озере стала красного цвета от пролитой крови (кан по-казахски «кровь», а голь — это «озеро».) Получается «Кровавое озеро». Никто не уступал. Ни джунгары, ни казахи. Говорят, что там все и полегли. В бригаде трактористы рассказывали, что когда пашут землю, то с зем-
лей выворачиваются обломки стрел, копий, мечей и даже кости. Озеро со временем обмельчало, превратилось в маленькое болотце. Теперь вокруг него поля, поля. [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-4-1979. Ед. хр. 22].
Еще с XVIII в. сохранились топонимы, образованные от имени исторического лица:
По имени первого землеустроителя, человека видного, известного назвали наше село Пухальское. У землеустроителя фамилия была Пухальский [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-4-1978. Ед. хр. 7].
Как мы видим, количественно преобладают топонимические предания, обосновывающие название именем, фамилией или прозвищем человека (34 фиксации). Другую большую группу составляют топонимические предания с мотивом, объясняющим название особенностями природного и животного мира края (28 фиксаций). Топонимический мотив может быть как сюжетообра-зующим, так и статическим (входящим в состав образа), что зависит от жанровой принадлежности произведения.
Так, топонимический мотив присутствует в структуре других жанров несказочной прозы. Например, в былинках он занимает периферийное положение, топонимический мотив не образует сюжета:
Это случилось у Белой горы. Белой горой называют сопку потому, что на ее вершине до середины июня лежит снег. Так вот у ее подножья и случилось все с Манюшкой [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-8-1978. Ед. хр. 4].
Далее следует сюжет былички о девушке, уведенной лешим. Включение топонимического мотива в сюжет былички необходимо, чтобы описать качества места, на фоне которого происходит действие. Топонимический мотив в данном случае статичен. Сюжетное значение его в том, что он составляет пространственно-временной фон произведения.
В легенде же топонимический мотив подтверждает святость героя и служит поводом для повествования о местном чуде, чудотворце или положительном герое. В данном случае мотив тоже статичен. Так, например, Рельхен Г. Ф. рассказывает:
В давние времена на месте нашего села лежало огромное море. По этому морю плыл огромный корабль богатого человека. Этого человека застала буря. И корабль затонул. Богатый человек стал молить бога о его спасении: «Господи, преврати это море хотя бы в небольшую речку, чтобы мои богатства остались целыми». Богатый человек был очень исполнительным и угодным богу, поэтому бог услышал его молитвы и послал облегчение на его голову. На месте большого моря образовалась маленькая речка, названная позже Чаглинкой, а на месте затонувшего корабля были найдены ценные полезные ископаемые [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-8-1986. Ед. хр. 82].
В данном случае топонимический мотив название речки Чаглинка — сюжетообразующий. Однако вдобавок информант пытается объяснить возникновение самой речки, но не ее названия. Основная функция данного сюжета
не сколько познавательная (происхождение речки), сколько дидактическая: за исполнительность и богоугодность персонаж легенды оказывается вознагражденным — и информант призывает к такому типу поведения слушателей.
На изображение пространственно-временных отношений в произведениях фольклора влияет и сосуществование элементов различных эпох. Мифологическое здесь нередко перекрещивается с историческим, что отражается на художественных особенностях произведения. Так, в Зерендинском районе была записано предание от внучки первопоселенцев Черниченко Л., 1947 г. р.:
Давно это было. Мама говорила, что старики рассказывали, она маленькой была. Мы ведь здешние, местные. Мама не помнит, откуда переехала. Так, вот, был такой случай в наших краях. У одного богатого бая была очень красивая дочь. Парни все на нее заглядывались. Отец засватал ее за другого богатого, но старого. А дочь любила бедного парня. А уже сватать ее едут. Решили молодые бежать. Убежали. Устали, остановились передохнуть у родника, воды попить. А вода в ключе была очень холодная, девушка мыла руки и уронила кольцо. Погоня уже близко. Девушка заплакала, и от ее слез образовалось озеро. Назвали потом озеро Зеренда, то есть «где лежит кольцо». По-казахски зере — это «кольцо» [АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-15-1989. Ед. хр. 143].
Мотив появления воды из слез девушки носит явно мифологический характер. В архаических представлениях Вселенная произошла из частей тела первочеловека, что отражается в названиях природных явлений и окружающего пространства: подножие горы, устье реки и т. д. Таким образом, озеро и история его названия существовали задолго до переселения восточных славян на территорию нынешней Акмолинской области. Как видим из текста, реальная действительность смешалась с архаическим мотивом.
Топонимические предания Акмолинской области делятся на повествующие о жизни казахов — и о русских переселенцах. Пространственно-временные характеристики этих двух групп текстов отличаются друг от друга: русские наблюдали за жизнью казахов. В топонимических преданиях отражаются традиции, уклад и повседневность казахов, а историческое время датируется важными событиями или деятельностью тех или иных лиц. Хронология топонимических преданий Акмолинской области совпадает с общероссийской, но ведущей темой топонимических преданий послепереселенческого периода становится осмысление отношений русских и коренных народов. Основные мотивы — мирное сосуществование (или, наоборот, агрессивное столкновение) переселенцев и казахов. Совместное проживание на одной территории требовало уважительного отношения к традициям соседа. Этим объясняется то, что большая часть топонимических преданий повествует о мире и согласии между казахами и переселенцами. Обращает на себя внимание широкое бытование в Акмолинской области топонимических преданий, основанных на иноязычных топонимах. Сохранение названий, существовавших задолго до прихода русских, объясняется стремлением переселенцев освоить окружающее пространство с учетом опыта местных народов. Так, например, звучит топонимическое предание о названии села Саумалколь.
У одного бая, который жил до нас здесь, были три дочери невиданной красоты. Отец очень любил их и баловал. Однажды они подошли к нему и попросили
доказать свою отцовскую любовь. Отец согласился с их просьбой и задумался. Наконец он принял решение: он назвал озеро по имени сразу трех дочерей. А дочерей звали Сау, Мал, Коль. С тех пор озеро называется Саумалколь [Записано от Поданевой А. // АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова. Опись Р-5-2007. Ед. хр. 357].
Наряду с этим преданием существует и другое объяснение топонима: слово саумал переводится с казахского как «только что подоенное [т. е. выдоенное. — А. А.] кобылье молоко». Нупилова Ш., 1937 г. р., объясняет топоним следующим образом:
Вода в озере мягкая, теплая, как только что подоенное кобылье молоко. Раньше в только что подоенном кобыльем молоке купались байские дочери. Потому они были красивые, белокожие.
Иноязычные топонимы несли информацию о жизни казахов, об особенностях географических объектов и тем самым предопределяли восприятие местности переселенцами.
Песни
Обрядовые и необрядовые песни Акмолинской области исполняются на русском, украинском и белорусском языках, так как информанты в основном проживают в поселениях смешанного типа. К примеру, из 100 текстов 24 песни записаны на украинском и белорусском языках и в девяти частично использованы украинские слова. Некоторые из данных песен присущи русскому фольклору, но в Акмолинской области информанты поют их не по-русски, а на своем языке. В результате в песнях русского фольклора под влиянием фонетического, лексического и стилистического строя украинского и белорусского языков происходят изменения. Следует отметить, что сейчас бытование и исполнение одних типов обрядовых песен идет на спад, другие же разновидности, хоть и понемногу, используются при совершении обрядов. Образцов обрядовой поэзии за 30 лет (с 1978 по 2008 гг.) было собрано: колядок — более 50 текстов, около 20 веснянок, более 10 масленичных песен. Песен, сопровождающих тот или иной этнографический момент, записано: около 10 текстов посева и жатвы, по три песни рождественских, пасхальных, масленичных и завивания венков, по две песни на праздник Троицы и Ивана Купалы и один текст на Петров день. Данные тексты устного народного творчества представляют интерес для регионального исследования бытования жанров русского фольклора в наши дни, так как тот или иной текст фольклора, попадая в определенную среду, ассимилирует, приспосабливается к среде бытования, а значит, приобретает специфичные черты.
Все колядки в основном представляют собой небольшие по объему (4-10 строчек, иногда больше) припевки, содержащие похвалу пришедшей Коляде, пожелание добра и урожая хозяевам и перечисление съестного, которым должны отблагодарить колядующих. Некоторые тексты чрезвычайно длинные, с развернутым сюжетом. Например, одна из колядок (виноградье) начинается так:
Ещё по полю, полю,
Да красны девицы идут,
Красные девицы идут Да разговаривают, Разговаривают, Переговаривают. Виноградье красно, Зелено моё! Уж чей это дом?
Далее молодежь просит позволения хозяина «по двору перейти», «на новы сени взойти», «зайти в горенку», и затем лишь начинает произносить благопожелание хозяевам:
Горожаночки, москваляночки, Чтобы им-то жилось Да богателось, Чтобы клять живота, Чтобы двор скота, Чтобы 70 быков, Да 50 коров.
Заканчивают колядующие традиционно, просьбой «попотчевать» их, но при этом они противопосталяют себя героям других колядок.
Да ещё чем, хозяин, Будешь нас потчевать? Уж пива-то не пьем, Вина в рот не берем. Да светлой денежки Да нашим девушкам, Да нашим девушкам На вечеринку. Сколько сойдётся Золотой казны, Светлой денежки? Виноградье красно, Зелено моё! С праздником!
Из записанных на территории Акмолинской области 53 колядок пять — щедровки, причем четыре с одинаковым сюжетом, немного дополняющие друг друга. А пятая — «Щедрик-ведрик» — представляет собой лишь перечисление съестного. Тексты песен, исполнявшихся на Масленицу, служат комментариями к самим обрядам. Так, в одной из песен есть описание наряда «самой Масленицы» (скорее всего, чучела — или же одной из девушек, которые символизируют Масленицу):
Коса белая, трехаршинная, Лента алая, двуполтинная, Платок беленький, новомодненький,
Шуба синяя, ластки красные, Лапти частые, головастые!
Два текста, поющиеся в неделю святой Троицы, характеризуют обряд завивания венков. В песне прославляются березы, к которым в этот праздник ходят девушки и носят традиционные угощения. Песни содержат традиционное для многих веснянок обращение к жаворонкам с просьбой забрать зиму холодную и принести весну-лето:
Жаворонушки, Прилетите к нам, Принесите нам Лето теплое, Унесите от нас Зиму холодную!
К приходу весны традиционным было «закликание весны» — исполнение песенок-заклинек, веснянок. В них обращаются к весне-красне или весне красивой, жаворонкам (шесть текстов), солнышку-ведрышку, пчелке (два), морозу (один) и т. д.; просят прийти и принести весну, тепло, так необходимое для посева урожая (три). Одна из песен сложна по структуре и сюжету, а по тематике трагична: молодую женщину зовут купаться, праздновать со всеми, а она в ответ жалуется на тяжелую жизнь:
Дивки Купалою бегают, Ой, як же мэни выходити? Мэнэ в комору замыкают Та й на улицу не пускают. А мэнэ слеза обливает, То в мэнэ же ненька старэнька, А я ще дитэнько маленька, А я ще дитэнько маленька. Мэни человек будэ бити, Щоб на улицу не ходити.
Песен посева и жатвы записано немного. Во время работы в поле или дома исполняли соответствующие песни — они не забыты и до сих пор бытуют в народе. Следует отметить, что почти все тексты календарно-обрядовой поэзии (кроме колядок) отошли в пассивную память народа, хотя и старшее поколение, и среднее при просьбе собирателей подробно и красочно повествуют о праздниках, «которые раньше праздновали».
Семейно-бытовых обрядовых песен по Акмолинской области зафиксировано всего 103, из них 89 свадебных, есть и другие. Естественно, что свадебных песен больше, так как свадьба — обряд праздничный, веселый; сохраняются величальные, корильные песни, а также причитания невесты. Последние сейчас утеряли первоначальное назначение, их произносят зачастую хором. Среди свадебных обрядовых текстов преобладают песни, исполняемые за свадебным столом, — 23. Песен девичника — 19, песен выкупа — 16, песен матери и невесты (той и другой вместе или каждой по отдельности) — 16, а песен невесты
и отца — одна. Песен сватовства, сватов или обращенных к сватам — 14. Тексты, собранные в Акмолинской области, схожи, но совпадают не полностью, разнясь в некоторых моментах. Так, к примеру, четыре песни объединяет то, что они — плачи невесты, сетующей на приехавших за ней «разлучников», которые в записанных текстах сравниваются с «буйными ветрами». В песне 19 невеста просит защиты у своих подруг:
Невзначай те гости съехалися, Невзначай те и на крыльцо взошли. Ох, и свет-невеста испугалася, Схоронилася, за девушек сховалася: —Схороните меня, девушки, Схороните меня, подруженьки! Вот приехал разоритель мой, Разоритель, разлучитель мой. Разлучит он с родной маменькой, Разлучит он и с папинькой, И с родным братиком, И с сестрой родной.
Почти одинаковое начало у четырех текстов, где жениха с невестой символизируют виноград и ягода:
Виноград в саду цветёт, А ягодка, а ягодка поспевает. Виноград — сударь Ванюшка, А ягодка, а ягодка — свет Марьюшка. Им люди дивовалися, Что хорошие да пригожие урожалися.
Два текста, кроме того, содержат продолжения с пожеланиями хорошей жизни и описаниями невестиных надежд, которая не желает больше жить в родном доме и пить «горький батюшкин чай»:
А Ивана чай Пить ей хочется.
Он и разными духами отзывается: И калиною, и малиною, Сладкой ягодой смородиной.
В песнях, обращенных к дружке, начало одинаковое: Стой, дружка, не гнися, Выкупай это место, садися.
В других текстах аналогичный сюжет: мать просит не обижать ее дочь и заботиться о ней так, как ухаживала сама мать.
Я садила яблоньку, все ухаживала, Поливала, уливала, угораживала, Поливала, уливала, угораживала.
Не давала на нее солнцу глянуть, Не давала на нее солнцу глянуть, Солнцу глянуть, ветру вянуть, дождю капнуть.
Что касается композиционного построения, то некоторые тексты имеют форму диалога матери и невесты с продолжением в виде плача невесты о своей будущей судьбе:
Пойдем, пойдем, маменька,
На быструю реченьку,
Поглядим на серую утицу,
Как ей нелегко против волны плыть,
Чужим людям угодить.
Уж я тихо пройду — скажут: «Ленивая»;
Уж я быстро пройду — скажут: «Ретивая».
Есть в записях и корильные песни:
Мы думали, сваты богаты, А мы думали, что сваты богаты, Когда вы убоги, Кони кривоноги. А они пешком пришли, Молодого в мешке принесли, А старшего свашку в корзине, Чтоб не съели свиньи.
Следует упомянуть такую особенность свадебных песен Акмолинской области, как вариативность. Песни одного сюжета на территории северного региона наглядно показывают активное использование одних текстов и пассивное употребление других. В текстах, записанных на территории Акмолинской области, можно выделить повторяющиеся традиционные образы. Некоторые из них повторяются в ряде песен, другие представлены в единичном экземпляре. К традиционным образам-символам можно отнести образ ветра (в пяти текстах), где ветер — предвестник перемен и олицетворяет приезд жениха; яблоко (более пяти текстов) — обращение матери к невесте; виноград и ягода (в трех текстах) — иносказательное наименование жениха и невесты; черемуха в двух песнях — обращение матери к невесте; голуби (в двух текстах) — в первой песне братья невесты, а во второй — символ чистоты и мира. В песнях весьма разнообразны обращения к участникам свадьбы — в основном, к матери и к невесте, реже к отцу, к дружке: маменька, дитятко — в 10 текстах; мати — более чем в пяти песнях; дружка — в четырех текстах песен; подруженьки — в двух; маманя, доню, полевая наша ягодка, утушка луговая, папенька, молодец прекрасный, боярины — по одному разу.
Что касается использования в свадебных песнях топонимических названий, то вхождений мало: всего четыре, представленных в двух песнях, — Дунай, Саратов, Кокчетав и Володаровка. Причем два топонима нашего региона: город Кокчетав Акмолинской области и пгт Володаровка (ныне — Саумал-коль). Город Саратов и реку Дунай информанты упоминают только потому, что
традиция сохранила эти названия в песнях. Другое дело с именами собственными — они представлены в большом количестве: Иванушка, Марьюшка, Коля, Маша, Танечка, Дуся, Сережа — встречаются более 10 раз; Иван Якимович, Степан Иванович — в двух песнях; Анна Андреевна, Кузьма, Наталка, Марья Ефимовна, Пётр Петрович, Аксинья, Тая, Елена, Настуся, Авдотья, Петя, Катя — один раз каждое; Галя, Галю — по одному разу. Следует отметить и то, что из 103 семейно-бытовых песен 33 исполнено и записано на украинском и белорусском языках, причем 24 из них полностью, а девять — с частичным использованием украинских и белорусских слов.
Если вернуться к свадебным песням, то следует отметить, что, хотя аналогичные сюжеты этих песен встречаются на территории различных регионов Казахстана и прилегающей к Казахстану Сибири, мы все же зафиксировали сюжеты свадебных песен, которым не нашли аналогий в региональных сборниках. Мы не утверждаем, что эти песни характерны только для нашего региона. В данном случае целесообразно было бы сравнить тексты со сборниками из тех мест России, Украины и Белоруссии, откуда родом сами исполнители или их родители (предки). Семейно-обрядовым песням Акмолинской области присуща трагическая тональность, драматизм. В нашем сборнике есть лишь две шуточные песни, одна из них — обращение к поварам и разносчикам, другая — аллегория свадьбы. Естественно, к веселым относятся корильные песни подруг невесты и сватов, шутливо оскорбляющих друг друга. Из 14 песен — плачей невесты и ее родителей — лишь одна повествует о разговоре невесты с отцом, остальные — либо диалог матери с невестой, либо их обращение друг к другу.
Записи исторических песен можно объяснить этапами казачьей истории и казачьего исторического мировоззрения. Тематика исторических песен разнообразна, в них виден и местный колорит, и географические, этнографические реалии. Поют их и русские, и украинцы, в основном мужчины.
Лирическую песню, самый распространенный жанр русского народного поэтического творчества в Казахстане, изучали А. Б. Абдулина и У. К. Абишева. Популярны эти песни потому, что в них раскрывается внутренний мир человека, его переживания, отношение к действительности, к жизни. Эти песни связаны с повседневным бытом, трудом и отдыхом народа. Лирические песни Акмолинской области разнообразны по тематике и по изображению в них эмоциональных человеческих переживаний. Больше всего в Акмолинской области записано песен на любовную тематику. Современное состояние песенных текстов (традиционно оно — одна из сторон текущего положения фольклора как такового) может быть осмысленно лишь в сопоставлении репертуара с общерусским песенным фондом. В лирических песнях Акмолинской области отражаются сложные отношения между женой и мужем, которых раньше часто соединяла родительская воля. Местом действия здесь становится уже не только «двор», «сени». Главным персонажем в семейных лирических песнях выступает замужняя женщина. Мотивы семейных песен, кроме отношений с мужем и его родней, — воспоминания о родных, изображения редких встреч с «родной матушкой»:
Ой, у лузи, ой у лузи, зелена трава,
Зато я зелена, зато молода.
За хорошим мужем жена молода,
За хорошим мужем як у батьки була,
Уже четыре года, уже стежка терном заросла. Ой, возьму я косу, терен высечу, Визьму и посажу червону калину, До своего батеньки крыльями полечу.
Или обратите внимание на текст, описывающий разлуку лирической героини с возлюбленным:
Кругом, кругом лампадочки, Кругом ночная тьма. Уж весь народ спокойно спит, Не сплю я лишь одна. Не сплю, а только думаю, Как мне на свете жить. Еще я раз подумаю, Как милого забыть.
Распространены в северном регионе и баллады, в основном бытового содержания, с развернутым сюжетом, ярко выраженной повествовательно-стью и большей величиной. Большинство баллад посвящены семейным отношениям.
...Вона попросылась: «Не рубай, казаче, Я ж твоя дружина. А ввэрху у лыстях Спыть твоя дытына». Бросыв казак топор, Обняв тополыну, Обняв тополыну, Цилував дытыну. «Маты ж, моя маты, Шо ж ты наробыла? Ты ж мэнэ с симьёю Навик разлучила».
Песни любовной тематики играют особую роль для понимания общих закономерностей исторических судеб народной лирики. При всей активности любовной песни ей свойственны общие процессы — трансформация традиционных образов, сокращение, разрушение и контаминация. Лирические песни Акмолинской области разнообразны по содержанию и по художественному стилю. Следует отметить, что казачьи и украинские лирические песни бытует только у потомков казаков или у украинцев. Белорусские песни — только у белорусов. Русскую же лирическую песню, особенно в селах со смешанным населением, поют и украинцы, и белорусы, и казахи, и др. Таким образом, в условиях как славянского (украинского, белорусского, польского), так и неславянского (казахского) окружения традиционная русская лирическая песня сохраняется, что проявляется в уровнях бытования исполнительских традиций и поэтического текста.
Частушки
В русском фольклоре Северного Казахстана до настоящего времени, наряду с другими жанрами, распространена частушка в основных ее разновидностях: частушки о любви, частушки деревенских гуляний, нескладухи и т. д. Частушки, записанные на территории Акмолинской области, дают возможность раскрыть внешний и внутренний «облик» жителей села названного региона. Высмеиваются в частушках девушки и парни соседних сел. Приведем примеры текстов с иронией и насмешкой.
Как рузаевские девицы Вышивать не мастерицы. Ихняя пряжа на мешки,
К ним не едут женихи (с. Андреевка, Рузаевский район).
Как чкаловские девицы Бога сбросили с божницы. Это бога-то — ничто,
Так богородицу за что? (с. Краснокиевка, Чкаловский район).
Уж как чистопольские стряпухи. В пирогах частенько мухи. Голикам в печи метут,
Неудачи все пекут (с. Разгульное, Чистопольский район).
Володаровские девахи Настоящие неряхи. В избах сор не убирают,
Через год белье стирают (с. Прекрасное, Володаровский район).
Бойки девки-летовчанки [жительницы с. Летовочное. — А. А.]: Им дались одни гулянки — Не пахать, не боронить,
Ребят в соломе хоронить (с. Горькое, Келлеровский район).
Зерендинскиеребята Знают, с кем знакомиться: У кого мешок картошки
И корова доится (с. Викторовка, Зерендинский район).
Больше всего записано частушек, где информант(ка) говорит о себе, о своем характере, об особенностях поведения героев:
Говорили на мосту, Что я бойкая расту. Не судите, тетушки:
Я такой породушки (с. Троицкое, Зерендинский район).
Говорят, что боевая; Боевая, так и есть, —
Теперь смирные не в моде,
Боевым большая честь (с. Лобаново, Арык-Балыкский район).
Говорят, я боевая;
Боевая — не позор:
Боевых ведь только любят
За веселый разговор (с. Троицкое, Зерендинский район).
В числе персонажей частушек, записанных исключительно в северном регионе Казахстана, мы встречаем не только характерных для сельской местности России председателя, бригадира, тракториста, но и акима и др. Современное бытование частушек северного региона отличается рядом особенностей: наряду со многими традиционными, практически нетронутыми текстами выявлено некоторое количество измененных — в основном, на лексическом уровне. Обозначенная нами «условно новая» группа возникла по аналогии с традиционными разновидностями частушек.
Малые жанры фольклора, детский фольклор
Пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор распространены в северном регионе Казахстана не так широко, как другие жанры русского фольклора. Более 70% записанного материала ранее попадало в поле зрения ученых: мы можем обнаружить тексты в известных, уже опубликованных сборниках. В наших записях сохранены и лексические, морфологические, синтаксические и многие фонетические особенности местного русского говора, и заимствования из украинского, польского, белорусского и казахского языков.
Современное бытование детского фольклора названного региона отличается рядом характерных черт: одновременно с большим количеством текстов традиционных, заметно не изменившихся, присутствуют и новые, а это способствует расширению представлений о жанре вообще и об особенностях его разновидностей в частности. Наиболее из жанров детского фольклора распространены в северном регионе республики считалки; чаще встречаются сюжетные, реже — кумулятивные и заумные. Дети охотно употребляют понятия из разных сфер, включают в тексты и термины. В считалках бывают переделаны либо переставлены исходные слова, меняются ударения, встречается заумь.
Для колыбельных песен характерна персонификация предметов и явлений окружающего мира, наделение животных чертами и качествами людей. В наших записях главный герой колыбельных песен — кот. В колыбельных песнях детям желают хорошего сна, здоровья, роста, просят их слушаться старших, не ложиться на край, не капризничать, не поднимать головы.
Насыщенность потешек экспрессивно-эмоциональными словами, рефренами, которые возвращают ребенка к определенной мысли, обусловливают вариативность этой разновидности детского фольклора. В основном это варианты «Ладушек» и «Сороки-вороны».
Распространены в северном регионе республики и прибаутки — небольшие песенки, забавляющие ребенка содержанием, ритмом, мелодией. В коллекциях есть и словесные игры, где партнеры соревнуются в сообразительности и быстроте реакции.
Наравне со считалками бытуют скороговорки — небольшие произведения, построенные на сочетании или повторении слов и звуков, затруднитель-
ных для произношения при быстром проговаривании. Особенно в нашем регионе распространены дразнилки — краткие поэтические произведения юмористического или сатирического характера, а также молчанки, тоже в основном юмористические. Из детского обрядового фольклора мы записали в основном заклички, исполнявшиеся вне праздничного ритуала. Они были обращены к растениям, животным и силам природы. Магическая функция в них лишь подразумевалась. Как и во взрослом, так и в детском фольклоре распространены небылицы, или небывальщины, где развиваются невероятные события, меняются местами объект и субъект действия или признаки, характеризующие различные предметы, а функции и свойства одного предмета приписываются другому.
Записаны в большом количестве и страшилки — детские рассказы об ужасном и пугающем, просходящем по воле существ, предметов и явлений, наделенных сверхъестественными свойствами (цель текстов — вызвать у слушателей страх). В них отражаются особенности детского мировосприятия, логика рассуждений, желание рассказчиков передать когда-то испытанный ими самими ужас сверстникам или слушателям. В игровом фольклоре мы выделяем игры, связанные со словесным творчеством и содержащие элементы драмы. В целом для детского фольклора характерен процесс заимствования материала из детской литературы.
Таким образом, архив кабинета русского фольклора филологического факультета КГУ им. Ш. Уалиханова располагает обширным ресурсом фольклорных материалов, собранных на территории Акмолинской области с 1978 г. Это уникальный фольклорный фонд, единственный в своем роде в нашем регионе. В результате многолетних фольклорных экспедиций и практик, проведенных преподавателями и студентами филологического факультета, собрано множество записей русского традиционного фольклора в виде фотографий, аудио-, видео- и текстовых материалов. Была создана объемная территориальная коллекция фольклора Акмолинской области, в рамках которой материал классифицировался по жанровому принципу. Архив включает сотни текстов разных жанров. По материалам архива можно составить интересную картину районирования и распространения отдельных жанров и отдельных текстов. Изучение вопросов регионального исследования русского народного творчества в инонациональной среде помогает решить многие задачи: установить характер связей региональной культуры с общерусским процессом, особенности бытования народного творчества в иноязычной среде, тесное взаимодействие восточнославянских культур и др.
Архивные материалы
АКРФ КГУ им. Ш. Уалиханова — Архив кабинета русского фольклора филологического факультета Кокшетауского государственного университета им. Ш. Уалиханова. Опись Р-8-1978. Ед. хр. 4; Опись Р-4-1978. Ед. хр. 7; Опись Р-14-1978. Ед. хр. 14; Опись Р-2-1979. Ед. хр. 18; Опись Р-4-1979. Ед. хр. 22; Опись Р-5-1980. Ед. хр. 32; Опись Р-11-1983. Ед. хр. 54; Опись Р-8-1986. Ед. хр. 82; Опись Р-10-1986. Ед. хр. 84; Опись Р-7-1988. Ед. хр. 124; Опись Р-15-1989. Ед. хр. 143; Опись Р-5-2007. Ед. хр. 357; Опись Р-2-2005. Ед. хр. 381.
