CC BY-NC-ND
313
В.И. Журавлёва
РУССКИМ «ДРУГОЙ» В АМЕРИКАНСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КАРИКАТУРИСТИКЕ: ОТ ВЕКА XIX К ВЕКУ XXI
В статье исследуются визуальные репрезентации Российской империи/ СССР/постсоветской России в политической карикатуристике США, что позволяет выявить роль образов демонического и романтического русского «Другого» в формировании американской идентичности в длительном временном диапазоне. Автор анализирует политические карикатуры как ценный исторический источник, так как американские карикатуристы выражали в графической форме то, что не всегда поддавалось вербализации, и актуализировали скрытые оценочные суждения американцев по поводу других наций, их характера и перспектив развития, а также участвовали в формировании национальной идентичности, выстраивая определенную иерархию стран и народов, создавая ментальную карту мира, определяя место и роль в нем Соединенных Штатов Америки. Политические карикатуры являются одновременно индикатором общественных предпочтений и предрассудков и механизмом формирования стереотипов восприятия.
Авторский анализ политической карикатуристики приближает к более глубокому пониманию устойчивых американских мифов о России («Империя Зла» и рассуждения об «Извечной Руси» - Россия как демонический «Другой»; страна, готовая в одночасье трансформироваться в соответствии с западной моделью развития и включиться в универсальный процесс модернизации, ведущий к созданию «Соединенных Штатов России» - Россия как романтический «Другой») и позволяет выявить коммуникативные стратегии, использованные для кодирования американского общественного мнения (цивилизация уб. варварство, демократия уб. деспотизм, свобода уб. рабство, Запад уб. Азия/Восток, Свет уб. Тьма).
Написанная на основе карикатур, опубликованных на страницах американской прессы в XX - начале XXI вв., ставшая результатом плодотворного сотрудничества с профессором Дэвидом Фоглесонгом, предлагаемая вниманию читателя статья акцентирует внимание: 1) на изучении политики США по отношению к России в рамках имагологии международных
© Журавлёва В.И., 2012
отношений; 2) на анализе внешней политики США как поля конструирования национальной идентичности и выявлении роли русского «Другого» в выстраивании американской «Я»-концепции; 3) на формировании представлений о своеобразных «циклах надежд и разочарований», которые американское общество не раз переживало в связи с видением перспектив модернизации России, возникавшим не только на основе анализа реалий ее развития, но и под влиянием американского социокультурного контекста.
Ключевые слова: российско-американские отношения, имагология, визуальные образы, этнические стереотипы, идентичность, политический/ культурный миф.
«Восприятие России в Америке времен холодной войны включало страхи (иногда обоснованные) и фантазии (иногда сюрреальные), которые вместе образовывали идеологически очень мощный сплав. Теперь, в особенности с окончанием холодной войны, мы можем, наконец, признать, что образ России и Восточной Европы в нашем сознании был культурной конструкцией, результатом "изобретения"», благодаря которому американцы более остро ощущали свою идентичность1.
Эти слова американского историка и культуролога Л. Вульфа могли бы стать эпиграфом к данной статье, так как его наблюдение работает применительно и к более раннему периоду в истории двусторонних отношений, а также получает особое подтверждение при обращении к визуальным репрезентациям Российской империи/СССР/постсоветской России как «Другого» в изображениях, созданных американскими карикатуристами. Они использовали наработанные коммуникативные стратегии, посредством которых осуществлялось кодирование общественного мнения, закреплялись долгосрочные мифы о России и стереотипы ее восприятия. Возникшие в Соединенных Штатах еще на рубеже XIX-XX вв. они актуализировались в связи с созданием советской России и, в особенности, в период биполярного противостояния в рамках «enemy studies», сохранив свое значение вплоть до настоящего времени2.
В методологическом плане изучение образа России в США вписывается в имагологию международных отношений как научное направление, основанное на социокультурном подходе3. Оно ориентировано на исследование ментальной (воображаемой) географии, транснациональных образов, стереотипов восприятия и мифов, на сопоставление «Своего» и «Чужого» и на понимание роли «Других» в выстраивании национальной «Я-концепции». Безусловно, оппозиция «Я-Другой» в чем-то ограниченна, но
она имеет право на существование как особая исследовательская практика, так как с ее помощью возможно расширить наше понимание устройства международной системы государств, механизмов формирования внешнеполитической риторики и, как верно заметил И. Нойманн, «придать онтологический статус разнообразным акторам мировой политики»4. Следовательно, имагология международных отношений - это не просто изучение процесса взаимовосприятия с позиции того, насколько совокупность представлений отличалась от реальности. Это, прежде всего, поиск ответов на вопросы: почему реальность воображалась так, а не иначе; за счет каких дискурсивных практик создавался образ другой страны и другого народа и насколько он был подвижен; какова логика вербального и визуального письма, использованного для его конструирования. Речь должна идти не только о рефлексии, но и о саморефлексии, ибо ответ на вопрос «почему» кроется в социокультурном контексте, порождающем инонациональный образ, который трактуется сквозь призму базовых культурных ценностей общества, его проецирующего, а также с учетом национальной внутри- и внешнеполитической «повестки дня».
Применительно к имагологии российско-американских отношений «Свое» американское есть точка отсчета для восприятия «Дру-гого»/«Иного» русского. И наоборот. Следовательно, изучение образа России в США связано с пониманием матрицы национальных и культурных символов американцев, их гражданской религии как совокупности мифов, олицетворяющих национализм, с анализом процесса формирования национальной идентичности посредством использования русского «Другого» в качестве конституирующего, с рассмотрением внешней политики Соединенных Штатов как поля конструирования национальной «Я-концепции». Это не значит, что реалии развития Российской империи/СССР/постсоветской России не влияли на эволюцию ее образов и поддержание долгосрочных трендов ее восприятия по другую сторону Атлантики. Несомненно, влияли. Ни один долгосрочный миф не может возникнуть и регенерироваться без опоры на реальные события и явления. Однако в контексте изучения имагологии российско-американских отношений нас будет интересовать, прежде всего, ответ на вопрос о мотивациях, стоявших за интерпретациями этой реальности и определявших актуализацию одних ее характеристик и маргинализацию других. В США формировались в прошлом и продолжают формироваться в настоящем такие образы России, которые соответствуют внутри- и внешнеполитическим американским интересам, что определяет иерархию этих образов, превращая их в доминирующие или периферийные5.
Начиная с рубежа XIX-XX вв., карикатуристы США вносили особый вклад в решении данной задачи. Созданные в карикатури-стике образы Российской империи/СССР/постсоветской России вписывались в основные американские дискурсы о России с характерным для них видением перспектив ее модернизации, конструированием образов романтического и демонического русского «Другого», репертуаром смыслов6 и структурой оппозиций. На протяжении прошлого столетия политические карикатуры играли важную роль в формировании визуального обрамления долгосрочных американских мифов о России, что приводило к искажению ее образа в массовом сознании, к распространению нереалистических ожиданий в отношении ее скорого переустройства, к сверхупрощению истории России, к слишком общим представлениям о ее политической культуре, а также к преувеличению «русской угрозы» для интересов США.
Типологически карикатуры, избранные в качестве объекта анализа в данной статье, относятся к группе «cartoons of opinion». Их можно определить как политические, хотя провести четкую грань между социальной и политической карикатуристикой в том, что касается способа подачи материала, порой достаточно трудно. Обязательной атрибутикой карикатур, связанных с международными отношениями, является наличие в них национальных символов, выполняющих важную смысловую нагрузку. Анализ этих визуальных текстов позволяет выявить скрытые оценочные суждения американцев по поводу других наций, их исторического прошлого и будущего, так как с помощью политических карикатур происходила в прошлом и продолжает осуществляться в настоящем своеобразная классификация стран и народов. В силу своей образности и запоминаемости политические карикатуры превращаются в мощное пропагандистское оружие. Апеллируя к национальным чувствам, символам и мифам, карикатуристы способствуют национальной консолидации американцев посредством конструирования воображаемой карты мира, определения роли в нем Соединенных Штатов Америки, а также поддержания образов дружественных или враждебных «Других». На протяжении всего XX в., как, впрочем, и раньше, хотя и не в таком масштабе, политическая карикатуристика использовалась в США для организации противодействия или, напротив, оказания поддержки определенному внутри- и внешнеполитическому курсу, ибо она позволяла задействовать такой важный механизм как сатира и выразить чувства и настроения, зачастую с трудом поддающиеся вербализации. Таким образом, политические карикатуры - это и иллюстрация существовавших в обществе настроений, предрас-
судков и стереотипов, без чего визуальные тексты не могли быть прочитаны и поняты аудиторией, и механизм конструирования новых общественных предпочтений и мифов.
Политические карикатуры нередко присутствуют в исторических работах. Однако исследователи, как правило, используют их в качестве иллюстраций, а не источника, требующего применения специфической методики анализа. В итоге вне поля зрения историков остается содержащаяся в карикатурах информация об обществе, порождавшем и воспринимавшем эти графические тексты, о его видении себя и окружающего мира. Применительно к истории взаимоотношений России и США можно назвать две известные публикации, ориентированные на использование политических карикатур - ставшая классической монография Т. Бейли, опубликованная на первом этапе холодной войны7, и книга П. Файлени8. И в том, и в другом случае карикатуры привлекались в качестве иллюстраций.
Лишь с недавнего времени исследователи, занимающиеся имагологией российско-американских отношений, начали уделять должное внимание карикатурам как источнику особой видовой характеристики9. В связи с этим перед историком встает несколько задач: собрать информацию об авторе, хотя это не всегда возможно, так как мы располагаем биографическими данными о наиболее известных карикатуристах и в лучшем случае отрывочными сведениями о фигурах менее значительных; рассмотреть способ подачи материала, оценив язык и символику карикатуры; определить ее взаимосвязь с другими медийными текстами; обозначить ее целевое назначение; составить представление об аудитории-реципиенте. При этом следует избегать обобщений и выводов, сделанных на основе одной или двух карикатур; необходимо формировать подборки текстов из газет и журналов разной партийной принадлежности, выходящих в различных регионах страны; не стоит забывать о том, что карикатуристы были вынуждены считаться с мнением редактора и общей политикой периодического издания; и, наконец, нельзя не учитывать эволюцию представлений, сделав ее также объектом анализа10.
Вот уже более века американские карикатуристы вносят весомый вклад в формирование культурного измерения политики США по отношению к России, начиная с того времени, когда на рубеже XIX-XX вв. она впервые начала играть роль конституирующего «Другого», принимавшего участие в формировании национальной идентичности американцев11. Подчеркну, не просто «Другого», потому что «Другим» она была и раньше, так же как и Соединенные Штаты были «Другим» для России. Однако на протяжении большей
части XIX в. именно Европа выполняла роль конституирующего «Другого» для обеих стран. И через общее ощущение периферий-ности по отношению к европейскому центру русские и американцы обнаруживали схождения в своем развитии. Кроме того, до конца XIX в. в США не возникало желания перестроить Российскую империю, ощущения того, что русские ждут помощи из-за океана в своем стремлении создать «Соединенные Штаты России».
Заметим, опубликованные в США в годы холодной войны обобщающие работы по российско-американским отношениям изобиловали аналогиями между царским режимом и советским12, политики и дипломаты, а также эксперты-советологи усматривали в советском экспансионизме прямое продолжение империалистической политики Российской империи и связывали агрессивную природу СССР с ее наследием13, а журналисты и карикатуристы апеллировали к демоническим образам России, сформировавшимся еще в ее бытность Российской империей.
В начале XX в., в период первого кризиса в российско-американских отношениях (1903-1905 гг.), в США была организована и первая «имиджевая война» против России, в ходе которой карикатуристы не просто визуализировали ее образы, сформированные в рамках различных дискурсов о ней, но и оттачивали приемы подачи «визуального послания». А если это так, то правомерно предположить живучесть американских мифов о России и сложность процесса их деконструкции, готовность к их регенерации в связи с очередным «похолоданием климата» двусторонних отношений. Именно это произошло на рубеже ХХ-ХХ1 вв. и нашло отражение в карикатуристике.
В процессе восприятия американцами событий, происходивших по другую сторону Атлантики в XX в., наблюдались постоянные колебания от эйфории универсализма к мифу об «извечной Руси», от вдохновения по поводу скорой вестернизации России к пессимизму по поводу ее «восточности», от веры в готовность гражданского общества сломить ксенофобию правителя/правительства и в способность либералов возглавить конструктивный процесс модернизации к рассуждениям о неизменности русского национального характера и «русской угрозе» интересам США. И эта смена настроений неизменно обыгрывалась в политической карикатуристике, участвуя в актуализации одних составляющих российской действительности и маргинализации других и тем самым поддерживая американские мифы о России.
Первый своеобразный цикла надежд (на перспективы модернизации России) и разочарований (ее итогами) приходится на революцию 1905-1907 гг., следующий - на революцию 1917 г., по-
следний - на распад СССР и окончание холодной войны. Однако и между этими мощными всплесками своеобразной «крестоносной лихорадки», как убедительно показал Д.С. Фоглесонг в своей последней книге, американцы предпринимали попытки экспорта собственных символов веры, технологических новаций и экономических теорий, наконец, достижений массовой культуры, участвуя в непрерывном «крестовом походе» за обновление Российской империи, Советского Союза и постсоветской России и укрепляясь в своей вере в особое предназначение Соединенных Штатов нести свет свободы народам других стран.
У этих мессианских настроений было четыре измерения: политическое (оппозиция политическому режиму в России и ощущение ответственности за процесс ее реформирования, превращение этой страны в объект глобальной миссии Америки по демократизации мира), экономическое (заманчивые перспективы экономической экспансии и участие в модернизации экономики России); религиозное (продвижение рациональной веры вместо ортодоксальной и неверия, проекция манихейского мировидения на позиционирование образа России в США); а также гуманитарное (голодающая и нищая Россия как объект помощи богатой и процветающей Америки).
На фазе подъема цикла надежд и разочарований на первое место выступали либерально-универсалистские мифы, обрамлявшие образ романтического «Другого» и формировавшие репертуар смыслов либерально-универсалистского дискурса о России: о российских революциях XX столетия как порожденных низами, руководимых либералами и происходящих по образцу Великих революций Запада; о способности российского общества к быстрой вестернизации; о русском народе, противостоящем ксенофобствую-щей власти и ожидающем помощи из-за океана; о сопричастности американцев процессу реформирования России; наконец о том, что у нее нет другого выбора, кроме как, пустившись вдогонку, следовать путем демократии и капитализма, проложенным ранее более развитыми западными странами.
На фазе спада преобладание получали русофобские мифы, игравшие важную роль в поддержании образа демонического «Другого» и формировавшие репертуар смыслов консервативно-пессимистического дискурса о России: об «извечной Руси» и ее обреченности на вечное отставание от Запада в силу чужеродности западной культуре; о неизменности национального характера русских; об отнесении России к восточному/азиатскому, что создавало основу для упрощенных схем восприятия, прочно укоренившихся во внешнеполитическом мышлении, историографии и обществен-
ном сознании. Именно в рамках этих схем осмысливалась традиция авторитарной власти государства российского, которой приписывались исключительно византийские, агрессивные инстинкты и экспансионистские намерения.
Безусловно, эти два дискурса не исчерпывали многообразия представлений американцев о России в XX в. Параллельно представители русофильского дискурса рассуждали о ее праве на инако-вость, вдохновлялись достижениями русской культуры и представлениями о медленных темпах ее модернизации, инициированных сверху. В широком смысле в основе расхождений взглядов представителей этих трех основных дискурсов, к которым в период Первой русской революции добавился еще и радикальный с характерной для него идеей особого социального послания русских, лежало позиционирование национального характера и русской православной цивилизации14. Кроме того, как в прошлом, так и в настоящем в Соединенных Штатах раздаются голоса «реалистов», призывающих к отказу от актуализации отдельных составляющих развития России и необходимости формирования ее многоликого образа.
Наконец, с рубежа XIX-XX вв. ведут свой отсчет два долгосрочных тренда восприятия России в США.
Во-первых, это стремление выстраивать отношения не с реальной страной, а с воображаемой, не столько исходя из более близкого знакомства с российской действительностью, сколько из представлений о ней, становившихся проекцией мессианского рвения американцев, их политических идеалов, идеологического вдохновения, экономических амбиций, гуманитарного альтруизма и религиозного энтузиазма.
Во-вторых, это стремление рассматривать внешнюю политику России как продолжение ее внутриполитического режима. А это типичный пример проекции вовне одной из основополагающих саморепрезентаций Соединенных Штатов, основанной на уверенности в том, что они действуют на мировой арене исходя из демократического характера своего политического строя.
Однако все вышесказанное не отменяет того факта, что до начала холодной войны с ее четко разделенными и всеохватывающими представлениями о Советском Союзе, конфликты между американскими репрезентациями выявляли значительно большую подвижность. И автор отдает себе в этом отчет.
Его наблюдения выстраиваются на основе анализа материалов периодических изданий как национального, так и регионального значения, различного характера и партийной принадлежности15.
Можно выделить три сквозных сюжета, присутствующих на протяжении всего XX в. в американских политических карикатурах,
посвященных России: Россия как демонический «Другой», Россия как романтический «Другой», правители России как воплощение Добра и Зла.
Безусловно, вне поля зрения автора осталось многообразие сюжетов по «русской теме», выписанных американскими карикатуристами в XX в. Тем не менее представленные тексты позволяют обозначить сюжеты-рефрены, способствовавшие закреплению стереотипов восприятия России в массовом сознании, а также представить визуальные образы, обрамлявшие долгосрочные мифы о ней.
Российская империя /СССР/постсоветская Россия как демонический «Другой»
Демонический образ России как огромной тюрьмы, возникший на Западе благодаря писаниям маркиза де Кюстина, был актуализирован либеральным журналистом Дж. Кеннаном и востребован в США на рубеже XIX-XX вв. Именно тогда карикатуристы отрабатывали основные приемы «визуального послания» о России: Варварство У8. Цивилизация, Рабство У8. Свобода, Восток У8. Запад, сохранившие свое значение в последующем.
В политической карикатуристике Россия представала как «Империя Зла» и «Царство Тьмы», как своеобразный «темный двойник» США, что помогало американцам переживать периоды смут и разочарований и укреплять веру в преимущество собственной модели развития. Стремление высветить многочисленные «темные лики» России (в особенности Советского Союза) объяснялось, с одной стороны, существовавшим там режимом, а с другой тем, что в XX в. «русская карта» активно использовалась в США во внутриполитической игре, а русский «Другой» в формировании американской идентичности.
Приведем несколько примеров. Варварского облика казак, убивающий невинных женщин и детей в период Кишиневского погрома, а также демонстрантов и забастовщиков во время Первой русской революции, никуда не исчез из американской карикату-ристики после 1917 г. И вот он уже вламывается в светлый «дом» Европейской цивилизации из Тьмы Советской России16, или черной тучей «Анархия» нависает над Соединенными Штатами17. Звон американского Колокола Свободы (аналогия «Радио Свободы») раздражает слух советских лидеров, поработивших народ, а Александр Солженицын предстает в облике Авраама Линкольна как освободитель от рабства большивизма18.
Образ России-тюрьмы неизменно присутствовал в американской карикатуристике на протяжении всего XX в., будь то Российская империя как тюрьма для революционеров, представителей национальных и религиозных меньшинств, или Советский Союз как тюрьма для диссидентов19 (рис. 1). В итоге Россия открывалась взору американцев страной, поглощенной тьмой политического и гражданского рабства, которую необходимо озарить светом прав и свобод20 (рис. 2).
DESIGN FOR A PRISON LARGE ENOUGH TO HOLD ALL THE RUSSIAN REVOLUTIONISTS.
Рис. 1. Российская империя как тюрьма, 1905
После 1917 г. американские карикатуристы активно интегрировали в свои тексты анималистические образы Советской России. Причем на смену Русскому Медведю пришли - змея как изначальный символ Зла, спрут, крыса, стервятник21.
Можно провести любопытные аналогии между использованием образа Российской империи и постсоветской России как демонического «Другого».
Рис. 2. Советский Союз как страна непроглядной тьмы, 1945
В начале XX в. после Кишиневского погрома, когда в условиях всплеска расового насилия в самих Соединенных Штатах общественные и религиозные деятели, журналисты и издатели газет заявляли о том, что еврейские погромы в России неизмеримо хуже, чем линчевания в США, американские карикатуристы создали в ответ серию рисунков, акцентирующих внимание на использовании русского «Другого» во внутриполитических целях: К. Мей-белл изобразил рыдающего Николая II, который отмахивается от американской петиции протеста, «пребывая в печали» по поводу линчеваний в Дэлавере, а Дж. Маккатчеон нарисовал Дядю Сэма, бросающего камни в «русский огород», в то время как за его спиной в «стеклянном американском доме» участники антинегритянских погромов преследуют свои жертвы22.
В начале XXI в. в связи с нарушением прав человека и издевательствами над заключенными в тюрьме на военной базе Гуантанамо, где с 2002 г. содержались захваченные в плен международные террористы, карикатуристы визуализировали метафору «американского ГУЛАГа», появившуюся на страницах
американской прессы23. На одной из карикатур мы видим надпись перед базой Гуантанамо, гласящую: «Не так плоха, как советский ГУЛАГ» (рис. 3), а на другой из разговора Дяди Сэма и Дяди Джо узнаем о том, насколько первого огорчает сравнение базы Гуантанамо со сталинским ГУЛАГом, вредное для его имиджа, и насколько второй считает страхи первого напрасными, ибо большая часть человечества слишком молода или невежественна, чтобы знать о ГУЛАГе, а остальная - арабы24.
'WE'Re ALSO MoT AS BAD ASTUe SPANiSH INQUiSiTioN* BUT YoUU. NeVeR HEAR THAT FRPMTH& MAt'tfSTREAM МВДАГЯ'
Рис. 3. «Американский ГУЛАГ», 2005
Перед нами визуальная характеристика политики двойных стандартов США, о которой С. Коэн писал в 2006 г.: «Когда НАТО подступает к ближним и дальним рубежам России, стремясь включить в зону своего влияния бывших членов советского блока, это называется "борьбой с терроризмом" и "защитой новых государств"; когда Москва протестует против этого, ее обвиняют в стремлении мыслить категориями холодной войны. Когда Вашингтон вмешивается в политику Грузии и Украины, это называется "продвижение демократии", когда Кремль делает тоже самое, его обвиняют в "нео-империализме"»25.
Со всей очевидностью это проявилось в период войны на Кавказе в августе 2008 г., когда в американских СМИ развернулась
своеобразная «имиджевая война» против России, в которую карикатуристы внесли особый вклад. На страницах газет и сайтах появилась целая галерея ненасытных Русских Медведей, пожирающих огромные куски близлежащих территорий, что должно было символизировать имперские амбиции современной России - достойной преемницы Советского Союза (образ усатого «Владимира Сталина»), а старая метафора «Давид У8. Голиаф» возвращала американцев к началу XX в. Вот только в период Русско-японской войны в роли Давида выступала маленькая вестернизированная Япония, временно поименованная «Янки Востока» и ставшая объектом агрессии огромной деспотичной Российской империи, а теперь маленькая демократическая Грузия, ставшая объектом агрессии авторитарной постсоветской России.
Американские эксперты признают, что и в начале XXI в. мнение о России во многом зависит от того, на каком месте в мире американцы хотели бы видеть свою собственную страну, что «российскую карту» пытаются использовать в борьбе за власть левые интеллектуалы, республиканцы и демократы, что Россия по-прежнему прекрасно подходит для игры во внутреннюю политику в самих Соединенных Штатах26. В докладе Совета по международным отношениям США, публикация которого в 2006 г. наделала немало шума по обе стороны Атлантики, вообще звучал открытый призыв сохранить в качестве одной из внешнеполитических задач Вашингтона помощь процессу демократизации России27.
Российская империя /СССР/постсоветская Россия как романтический «Другой»: американский «крестовый поход» за дело русской свободы
Впервые американцы включились в своеобразный «крестовый поход» по переустройству России на рубеже XIX-XX вв. и его пик пришелся на период Первой русской революции, следующие два самых масштабных «крестовых похода» происходили в 1917 г. и в связи с распадом СССР. Подводя малоутешительные итоги последнего из них, С. Коэн констатировал: «Политика администрации Клинтона - это фактически крестовый поход с целью трансформировать посткоммунистическую Россию при президенте Ельцине в копию Америки с помощью спонсируемых Соединенными Штатами реформ, - в первую очередь и главным образом, экономической "шоковой терапии". Этот крестовый поход был (и остается) официальным проектом, но он очаровал и инвесторов, и ученых, и
журналистов, которые, решая свои профессиональные (и непрофессиональные) задачи, стали его миссионерами»28.
А в том, что народ России хочет и может следовать американской модели развития и ждет помощи из США в проведении реформ, американцев на протяжении всего XX в. убеждали русские политические деятели различного толка, приезжавшие за океан с пропагандистскими целями, революционеры-эмигранты и советские диссиденты.
Излюбленной коммуникативной стратегией карикатуристов в данном случае становилась игра на образах «Тьмы» и «Света». Это могло быть Солнце Свободы, неизменно встающее из-за океана, озаряющее Россию своим светом и разгоняющее тучи невежества и деспотизма над головой русского народа; это могла быть Статуя Свободы, животворящий свет от факела которой проникал и в имперскую, и в советскую, и в постсоветскую Россию, поддерживая борцов за ее либерализацию; это мог быть русский/советский народ, разрывающий оковы рабства и встающий из темноты навстречу Свету новой жизни (напомним, то был свет не только политической, но и религиозной свободы). А еще это могло быть изображение рук, протянутых через океан и полных сверкающих американских долларов29.
Пожалуй, одной из самых ярких карикатур на эту тему стала созданная Ф. Морганом в период Первой русской революции и приуроченная к празднованию 4 июля: Дядя Сэм освещает факелом «Свобода и Независимость», скованного цепями мужика, олицетворяющего Россию. У ног узника валяются пачки американских долларов, а сам он вопрошает, глядя на счастливое лицо Дяди Сэма: «Интересно, а у меня когда-нибудь будет такое славное 4 июля». Текст имеет двойной смысл. В нем выражен и мессианский порыв американцев, и их представление о России - «темном двойнике» США30 (рис. 4).
А вот как выглядел Советский Союз на обложке журнала «Collier's» в начале холодной войны (рис. 5).
Однако на фазе спада цикла надежд и разочарований, когда очередная русская революция превращалась в революцию по-русски, когда терпели крах мессианские помыслы американцев, их политические и религиозные амбиции, происходил отказ от романтического образа русского народа и на первое место выходили рассуждения о раболепных восточных людях, невежественных и неспособных пользоваться свободой. Карикатуристы неизменно улавливали эти изменения настроений, создавая запоминающиеся образы. Вот как они выглядели, например, в 1906 г.31 и в 1917 г.32 (рис. 6, 7).
Рис. 5. Луч Свободы, разгоняющий тьму, 1949
Рис. 6. Невежество русского народа -главный враг свободы, 1906
Рис. 7. Упившийся свободой русский народ, 1917
В последнем случае еще оставалась надежда на то, что русский народ, опьяневший от свободы, со временем протрезвеет. Однако она окончательно исчезла в октябре, когда незрячая Россия пошла по пути разрушения, анархии, большевизма и была потеряна для Америки, правда, не в последний раз33.
И хотя этот миф об «извечной Руси» подвергался неоднократной критике в самих США, ибо его сторонники упускали из виду динамичное развитие русского общества, на что, например, указывал в середине XX в. Дж.Ф. Кеннан, он продолжает свое бытование в американском общественно-политическом дискурсе до сих пор.
И в начале XXI в., перечеркивая способность России создать процветающую экономику и осуществить реальную модернизацию политической системы, русофобы-пессимисты в очередной раз высказывали презрительные суждения по поводу предположительно врожденных черт национального характера русских: суеверие, лень, нечестность. Например, московские корреспонденты «The Washington Post» П. Бейкер и С. Глейзер в 2005 г. в своей книге «Возвышение Кремля» («Kremlin Rising») в духе настроений, характерных для завершающего этапа цикла надежд и разочарований, рассуждали о раболепии и покорности русского народа, а президента Путина обвиняли в том, что он отвратил Россию от западной демократии и процесса вестернизации, вернув ее к ксенофобствующему авторитаризму34. На карикатурах Россия, как когда-то в начале XX в., вновь оказывалась в «восточной компании». Только теперь место Османской империи заняли Саудовская Аравия, Египет и Пакистан35.
Последний американский «крестовый поход» завершается творением очередного мифа, на этот раз о «новой холодной войне»36. После пережитого периода упоения триумфализмом37 эксперты и общественные деятели, журналисты и карикатуристы обратились к обжитым образам и наработанным приемам для демонизации представлений о «путинской России», к рассуждениям о том, что США вновь Россию «потеряли». В свою очередь, Путин, персонифицирующий Русское Зло, представал в кари-катуристике человеком, размораживающим Медведя по имени Холодная война.
Правители Российской империи/CCCP/ постсоветской России как воплощение Добра и Зла
Одним из долгосрочных трендов восприятия России в США, ведущим свой отсчет еще с XIX в., стала своеобразная «персонификация» процессов, происходивших в Российской империи/CCCP/ постсоветской России. Политика Соединенных Штатов, как правило, была направлена на поддержку конкретного российского правителя/лидера, а не перестраивающейся системы. В итоге, когда эта конкретная политическая позиция оспаривалась, то речь шла не об осмыслении самих перемен, а о том, каким образом они происходят и какова роль Запада в целом в их проведении.
Двуличные лидеры Российской империи/CCCP/постсовет-ской России, которым зачастую придавались черты правителей восточного типа, - один из излюбленных сюжетов американских карикатуристов XX в., обращавшихся к одним и тем же приемам (использование концептуальных пар Добро-Зло, Запад-Восток, Свет-Тьма) и прецедентным образам (например, Ивана Грозного).
Портретную галерею правителей России XX в. открывает образ Николая II, созданный в период первого кризиса в российско-американских отношениях (1903-1905), когда американские карикатуристы включились в «имиджевую войну» против Российской империи и внесли особый вклад в демонизацию представлений о ее правителе и правительстве.
В карикатурах, появившихся на страницах прессы США в 1903 г. в связи с Кишиневским погромом и обострением российско-американских отношений на Дальнем Востоке из-за нежелания царского правительства эвакуировать русские войска из Маньчжурии, Россия исключалась из «клуба» цивилизованных держав и лишалась права на цивилизаторскую миссию в Китае. На страницах ведущей филадельфийской газеты «The Philadelphia Inquirer» Николай II представал в облике человека, страдающего раздвоением личности: это и ангел, держащий в руках декрет о религиозной свободе и указывающий на слово Мир, и отвратительное животное-человек, загребающее грязными лапами Кишинев и Маньчжурию. Подрисуночная подпись - «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» - отсылала читателя к широко известному психологическому роману Роберта Стивенсона, в котором развивалась тема «двойничества», что позволяло акцентировать внимание на основной идее изображения. Оно построено на контрастах: религиозная свобода - Кишинев, Мир - оккупация Маньчжурии38. Ставший вскоре редакционным карикатуристом газеты Ф. Морган
создал галерею портретов Николая II в облике злобного карлика, а художник В. Гилам из еженедельника сатиры и юмора «Judge» представил образ царя-лицемера в цвете. Прикрыв военную форму накидкой, он натачивает саблю, с умилением взирая на гипсовую Богиню мира. Вербальные ярлыки на одежде и точильном станке -«захват», «резня», «варварство» - призваны обратить внимание аудитории на сущностные характеристики внутренней и ставшей ее следствием внешней политики39.
А вот как выписывался «персонифицированный» образ русского «Другого» талантливым редакционным карикатуристом газеты «The Chicago Daily Tribune» Дж. Маккатчеона: Рузвельт, заваленный букетами и окруженный ликующим американским народом, празднует День независимости, а Николай II, заваленный бомбами и окруженный восставшим народом, с ужасом ждет своей гибели под гром японских пушек и проклятья революционеров, которые размахивают красными флагами и ножами. Надпись «U.S.A.-rUsSiA» играет роль смыслового кода40 (рис. 8).
/VYARCH FOURTH
Рис. 8. Николай II как «темный двойник» президента Т. Рузвельта, 1905
Ни один правитель России XX в. не представал в образах столь демонических как И.В. Сталин. Через четыре месяца после подписания Пакта Молотова-Риббентропа журнал «Time» назвал И.В. Сталина «человеком года» и разместил на обложке его портрет, созданный Э.Х. Бейкером. Сталин представал в облике коварного «Князя Тьмы», человека хитрого, жестокого, наполовину азиатского. В статье, помещенной в том же номере, это отнесение к Царству
Тьмы закреплялось посредством упоминания того факта, что советский диктатор родился в самый короткий день в году41 (рис. 9).
TIME
THE WEEKLY NEWSMAGAZINE
MAN OF THE YEAR
'Ivan the Tcrrible w.is righr.
Рис. 9. Сталин в облике «Князя Тьмы», 1940
Через два года журнал «Time» вновь объявил Сталина «человеком года». Однако его образ претерпел кардинальные изменения под влиянием победы под Сталинградом и необходимости укрепления антигитлеровской коалиции. В исполнении русского художника-эмигранта Б. Арцибашева «Князь Тьмы» превратился в героя-провидца42. Так борьба с общим врагом оказывала влияние на позитивизацию образа Сталина, преобразившегося и в карикатуристике, и в кинематографе США в дружественного Дядю Джо.
Не удивительно, что с началом холодной войны американские карикатуристы вернулись к отталкивающим изображениям советского диктатора, формирующим важнейшую составляющую «имиджевой войны» против Советского Союза. Карикатурист газеты «The Knikerbocker News» Дж. Костелло в рисунке «Добро пожаловать в Москву» создал запоминающийся образ Сталина, персонифицирующего Зло советской тирании, образ СССР как «темного двойника» США43 (рис. 10).
Рис. 10. Сталин в облике «Статуи не-Свободы», 1952
Одной из наиболее ярких и впечатляющих иллюстраций той роли, которую играла демонизация образа Советского Союза и его лидеров в реализации внутренней политики США можно считать карикатуру, появившуюся во время президентской кампании 1976 г. Художник изобразил государственного секретаря Г. Киссинджера, сидящим за столом переговоров по вопросу об ограничении стратегических вооружений с Л.И. Брежневым, которому он пытается объяснить, что президент Дж.Р. Форд, изъявший слово «разрядка» из американского общественно-политического дискурса под влиянием критики со стороны кандидатов в президенты - республиканца Р. Рейгана и демократа Дж. Картера, вновь присоединится к ним, как только окончится предвыборная кампания. Между тем на заднем плане Форд с остервенением топчет пугало Брежнева, приговаривая: «Ррр, получи, грязная крыса»44.
В свою очередь, образ М.С. Горбачева в американской политической карикатуристике вновь обращает нас к приемам, характерным для визуальных репрезентаций правителей России. Он стал популярен в Соединенных Штатах в связи с поездкой Рональда Рейгана в Москву. По другую сторону Атлантики Горбачев позиционировался человеком, способствовавшим либерализации
Восточной Европы. Карикатурист Т. От изображал его солнцем, от света которого бегут лидеры полицейских режимов45. Год спустя он использовал сходный прием: под лучами «Горбачева-солнца» тает снеговик «Холодная война».
В противовес оптимистическим рисункам Ота карикатурист «The Chicago Daily Tribune» Д. Лочер создал графический текст, смысл которого сводился к сохранению стереотипов восприятия российским и американским лидерами друг друга. Рейгану Горбачев виделся Дартом Вейдером - героем культового сериала «Звездные войны» (напомним, что он перешел на службу Темной Стороны Силы, хотя в нем до конца не погибло Добро), а Горбачеву Рейган представлялся в образе Рембо - героя американского фильма с ярко выраженной антикоммунистической направленностью46 (рис. 11).
Рис. 11. «Российский Дарт Вейдер» и «американский Рембо», 1988.
Не добавляли светлых красок в образ Горбачева и январские события в Литве в 1991 г., когда в Вильнюс были введены танки для «реставрации» советских порядков. Тогда карикатурист Г. Херблок создал рисунок, на котором изображалась «Книга позора человечества», где Михаил Сергеевич оставил свою кровавую запись, сделанную гусеницами танков47.
И, тем не менее, начиная с «эпохи Горбачева», в американской карикатуристике происходил отказ от демонического образа правителей России в пользу их не менее мифологизированного образа романтического, что было связано с надеждами на ее скорую вестер-низацию при наставничестве США.
Со всей очевидностью это проявилось в визуальных репрезентациях первого президента России Б.Н. Ельцина48. В тоже время их анализ позволяет проследить смену настроений в ходе последнего американского цикла надежд и разочарований в связи с перспективами модернизации России.
Известия о провале ГКЧП в Москве вызвали в американском обществе эйфорию по поводу триумфа дела русской свободы. По замечанию С. Коэна, в начале 1990-х годов политики, журналисты и ученые в США представляли Б.Н. Ельцина единственным «гарантом реформ» в России и даже ставили его в один ряд с Петром I, Джоном Локком, Томасом Джефферсоном и Авраамом Линкольном. В итоге в Соединенных Штатах возник «феноменальный культ Ельцина»49, визуализированный в карикатуристике. В газете «The Palm Beach Post» 27 августа 1991 г. Д. Райт изобразил его человеком, в одиночку противостоявшим попытке прокоммунистического государственного переворота50. В свою очередь, маститый американский карикатурист Т. Энгельгардт воплотил оптимистические настроения американцев в рисунке, на котором Ельцин изображался с факелом свободы в одной руке и мандатом, врученным ему русским народом, в другой. Он разрубал звенья цепи, которые пытались воссоединить участники путча (слова «попытка реставрации диктатуры»)51 (рис. 12).
Рис. 12. Ельцин в образе освободителя русского народа, 1991
«Культ Ельцина» порождал ложные иллюзии в американском обществе, так как игнорировались присущие Борису Николаеви-
чу черты правителя авторитарного типа, не учитывалась глубина раскола советского общества, а также деструктивные последствия экономической «шоковой терапии». Эти иллюзии послужили причиной создания мифа об утверждении демократии при Ельцине, пусть и несовершенной, пусть и на фоне хаоса и всеобщего обнищания, но той самой демократии, которую Путин затем полностью уничтожил.
Отказ от романтического образа первого российского президента стал происходить под влиянием просчетов его политики, странностей поведения, но главное, вследствие войны в Чечне.
Уже в карикатуре Дж. Данзигера, изобразившего Ельцина лихим стрелком башенного пулемета танка через несколько дней после того, как был дан залп по Белому Дому с целью положить конец конфронтации между парламентом и президентом, мы видим сатирическое изображение демократии в России. Оно воплощается в фигурах русских женщин с авоськами, которые приветствуют лихого стрелка-президента криками: «Покажи им, Борис!», «Демократия!», «Пали!», «Прямо в морду!»52. В середине 1990-х годов в изображении одного из самых известных американских карикатуристов П. Олифанта, рисунки которого тиражируются по всему миру, Ельцину суждено было превратиться из бесшабашного выпивохи в опившегося водкой правителя России, готового нажать на «кнопку ядерной войны»53, и из великого демократа в строителя демократии по-русски54 (рис. 13).
ч нн> то "ьг^с* ъемшяку »м о*ш?тг> бауе т
Рис. 13. Ельцин в образе строителя демократии по-русски, 1995
И, тем не менее Л. Арон, высоко оценивая личный вклад Ельцина в реформирование России, писал: «...Линкольн освободил 4 млн рабов. Ельцин, следуя за Михаилом Горбачевым, освободил 150 млн русских от коммунистического тоталитаризма. Для того, чтобы полностью выполнить обещания, данные освободительной революцией Линкольна, потребовалось более 100 лет. И хотя преодолеть наследие коммунистического государства, существовавшего три четверти века, кажется не менее трудной задачей, чем двух столетий рабства, можно безошибочно предположить, что для ельцинской революции, отвечающей надеждам большинства россиян, потребуется менее чем сто лет»55.
Окончательное завершение последнего американского цикла надежд и разочарований по поводу перспектив модернизации России приходится на президентство В.В. Путина, что нашло выражение в своеобразной демонизации его образа56.
В 2001 г. американский журналист Мэтью Бжезинский, племянник бывшего помощника президента США по национальной безопасности Збигнева Бжезинского, объяснил «провал» очередного этапа обновления России врожденной коррумпированностью русских, их особой «славянской душой» и их хитрыми, чуждыми западной культуре лидерами57.
За годы, прошедшие с первого избрания В.В. Путина, тон американских журналистов сменился с заинтересованного на подозрительный, а потом откровенно враждебный. Российского президента сравнивали с Пиночетом и Франко и называли предвестником «новой холодной войны»58. Что касается американских карикатуристов, то они любили изображать Путина в облике средневекового правителя или фанатичного последователя В.И. Ленина и И.В. Сталина, не уставали подчеркивать его лживость и готовность наследовать худшие черты царей и генеральных секретарей59.
Вот Путин, сидя напротив президента Джорджа Буша и гипнотизируя его своим взглядом, говорит: «Смотри мне в глаза. Ты веришь мне? Я всегда говорю тебе правду! Настало время, когда мы можем действовать сообща, чтобы остановить распространение ядерного оружия!». Произнося эти слова, за спиной он протягивает ядерную боеголовку Ирану. Надпись в углу карикатуры заостряет внимание аудитории на определенном ракурсе восприятия: «Есть ли какая-нибудь связь с Рас-Путиным?»60. На карикатуре Стюарта Карлсона, сотрудничающего с «The Milwaukee Sentinel», мы видим В.В. Путина, поднимающегося по лестнице, состоящей из человеческих тел с надписями «Пресса» и «Диссиденты», и приговаривающего: «Россия двигается к демократии своим собственным путем»61, а на рисунке известного американского карикатуриста
Дж. Данзигера Ленин и Сталин встают из гроба, повинуясь «зову Кремля»62.
Квинтэссенцией визуальных репрезентаций Путина стало его изображение в облике «Статуи не-Свободы» в исполнении карикатуриста Дж. Шерфиуса, не требующее дополнительных разъяснений и возвращающее нас к карикатуре Дж. Костелло63 (рис. 14).
"I am an absolute and pure democrat... I am alone, there simply aren't others like this in the world."
Рис. 14. Путин в облике «Статуи не-Свободы», 2007
Комментарии, появившиеся в прессе США в 2007 г., когда журнал «Time» назвал Путина «человеком года», так как благодаря железной воле и жертвуя принципами свободы и демократии он вернул России статус мировой державы, подтверждают наличие преемственности в американских репрезентациях правителей Российской империи/СССР/постсоветской России. Между прочим, на обложке номера журнала от 31 декабря 2007 г. рядом с изображением президента значились слова: «Владимир Путин - царь новой России». С. Монтефиоре охарактеризовал Путина как человека, в стиле руководства которого можно обнаружить наследие русских царей и советских генеральных секретарей, но прежде всего, Иосифа Сталина, приправленное националистическим популизмом. В свою очередь, Н. Сорнберг заявил о том, что внешняя политика Путина, воспринимаемая Западом как угроза, а также его курс на подавление демократии внутри страны осуществляются при полной поддержке русского народа64.
Перед нами яркий пример русофобского пессимизма в конце последнего американского цикла надежд и разочарований в связи с очередным этапом модернизации России.
Параллельно карикатуристы отразили в своих рисунках давнее стремление политических и государственных деятелей, экспертов и журналистов США к демонизации образа России с учетом американской повестки дня. Приведу два примера. Дж. Данзигер, известный своими сатирическими карикатурами на Дж. Буша-мл., изобразил его в роли наставника Путина по вопросам демократии. И это несмотря на скандал во время выборов Буша-мл. на второй срок (табличка со словом «Флорида» в руках Путина)65. А вот перед взором читателя на пьедестале возвышаются три победителя: первое место у В.В. Путина, обладателя награды «Грузия», второе у Ху Цзиньтао, получившего медаль «Тибет», ну а третье занял Дж. Буш-мл. за Ирак66.
Представляется в своем роде знаковой смена прецедентного образа на страницах американской прессы в связи с визитом президента России Д.А. Медведева в США в июне 2010 г. Газета «The New York Times» сравнила его с Петром I67. А, по мнению западных/ американских наблюдателей, с правления Петра I Россия начала постепенное движение навстречу Западу, оказавшись в роли его ученика. Однако заметим, что сама по себе метафора ученичества
вступает в противоречие с саморепрезентациями России.
***
В настоящее время российско-американских отношения вступили в период «переформатирования». В обеих странах обозначилась готовность вернуться к стратегическому партнерству и значительно расширить повестку дня сотрудничества, выводя ее за рамки двусторонних контактов. Договор СНВ-3 и расширение диалога Россия-НАТО лучшее тому подтверждение. Однако уверена, это процесс не простой и не прямолинейный. И он будет успешным лишь тогда, когда произойдет своеобразная «перезагрузка» взаимовосприятия, хотя груз мисперцепций велик, а их истоки следует искать задолго до холодной войны с ее «enemy studies». Безусловно, сама российская действительность эти устойчивые американские мифы и стереотипы восприятия подпитывает. В тоже время их глубина и востребованность определялась в прошлом и продолжает определяться в настоящем американским социокультурным контекстом.
Немаловажный вклад в деконструкцию долгосрочных трендов восприятия могли бы внести американские журналисты. Им под силу показать Россию изнутри, Россию разную, многоликую, несводимую к дихотомическим образам, Россию с ее крайне противоречивой действительностью, страну, которая порой останавли-
ваясь, порой, двигаясь по кругу, а порой и вспять, все-таки проводит «переформатирование» своей политической и социально-экономической жизни. «Нравится нам это или нет, - писал в 2008 г. Стивен Коткин, критикуя книгу британского журналиста Э. Лукаса «Новая холодная война», - но эффективную геополитику в XXI в. уже невозможно осуществлять, вынуждая других становиться такими как мы... Однако сможет ли Вашингтон - столица страны, появившейся на карте уже в эпоху цивилизаторских миссий и в конечном итоге обязанной своим возникновением пуританам, существовать в мире, где нет места самопровозглашенным "крестовым походам"? В США само устройство России, не говоря уже о ее политике, воспринимается, по сути, как один из элементов американской идентичности»68.
А если это так, то почва для прикладной русофобии сохранится. И вопрос состоит не только в том, будет ли русский «Другой» и дальше выступать в роли одного из конституирующих и участвовать в формировании американской идентичности (в конце концов, есть мусульманский «Другой», процесс создания которого активизировался после 11 сентября 2001 г.), но и в том, как это будет делаться.
Важно не забывать, что изменение отношения к России в США зависит не только от реалий ее развития, но и от их интерпретации по другую сторону Атлантики, от готовности политиков и экспертов, общественных и религиозных деятелей, журналистов и публицистов отказаться от мессианской дидактики и желания выстраивать будущее России по заранее известной схеме, а также смотреть на происходящие в ней процессы сквозь монохроматические очки.
Политическая карикатуристика свидетельствует о том, сколь глубоко мифы о России укоренились в представлениях американцев. Но мифотворчество по сути своей процесс коммуникационный. Он предполагает создание мифа, его поддержание и восприятие аудиторией-реципиентом, в том числе и через застывшие или меняющиеся визуальные образы, обрамляющие мифы. А следовательно, карикатуристам принадлежит особая роль в их деконструкции, так как политическая карикатура была в прошлом и остается в настоящем мощным пропагандистским оружием и механизмом влияния на общественное сознание.
Примечания
Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 2003. С. 13. В своих теоретических построениях под образом страны, следуя традициям социального конструктивизма, я имею в виду систему геопространственных зна-
ков, символов и характеристик как один из важнейших способов международной коммуникации и самоидентификации, что формирует дискурсивную основу образа. Под стереотипами восприятия, упрощающими и искажающими реальность и зачастую воспринимаемыми как сама реальность, я подразумеваю этнические стереотипы, которые всегда связаны со стереотипами собственного «Я», при том что стереотипизация само- и иновосприятия является причиной мифологизации образов. Наконец, оперируя понятием миф (политический и/или культурный), я беру в расчет коммуникационную природу мифотворчества (т. е. единство процесса создания и воспроизводства мифа, а также его восприятия), не только вербальные, но и визуальные образы, обрамляющие изложение мифа В 2007 г. в серии «Studia Imagologica» вышла коллективная монография, где термин имагология используется в качестве устоявшегося неологизма, обозначающего область исследования ментальных образов «Себя» и «Других»: Imagology. The Cultural Construction and Literary Representation of National Characters / Ed. by M. Belle, J. Leerssen. Amsterdam, N.Y.: Rodopi, 2007. P. 21, 27, 28. Нойманн И.Б. Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М.: Новое издательство, 2004. С. 23, 26. Об имагологии российско-американских отношений подробнее см.: Журавлёва В.И. Изучение имагологии российско-американских отношений по обе стороны Атлантики: итоги и перспективы // Американский ежегодник, 2008/2009. М.: Весь мир, 2010. С. 142-166.
Артикулированные в рамках дискурса идеи и образы, метафоры и концепты. Bailey T.A. America Faces Russia: Russian-American Relations from Early Times to Our Day. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1950.
Filene P.G. Americans and the Soviet Experiment. 1917-1933. Cambridge: Harvard University Press, 1967.
См., напр.: Becker J.A. A Disappearing Enemy: the Image of the United States in Soviet Political Сartoons // Journalism and Mass Communication Quarterly. 1996. Vol. 73. No 3. P. 609-619; McKenna K.J. All the Views Fit to Print: Changing Images of the U.S. in Pravda Political Cartoons, 1917-1991. N.Y.: Peter Lang, 2001; Журавлёва В.И. «Давид против Голиафа»: образ России в американской политической карикатуре периода Русско-японской войны // США и Канада: Экономика-Политика-Культура. 2007. № 10. С. 66-84; Она же. Образ Русской революции в американской политической карикатуристке // Российско-американские отношения в прошлом и настоящем / Под ред. В.И. Журавлёвой. М.: РГГУ, 2007. С. 157-186; Она же. Образ России в репрезентациях американских карикатуристов в начале XX века // Диалог со временем. 2008. Вып. 25/1. С. 237-270; Журавлёва В.И., Фоглесонг Д.С. Конструирование образа России в американской политической карикатуристике XX века // Мифы и реалии американской истории в периодике XVIII-XX вв. Т. 1. М.: Институт всеобщей истории РАН, 2008. С. 189-262; FoglesongD.S. The American Mission and the "Evil Empire". The Crusade for a "Free Russia" since 1881. Cambridge, N.Y.: Cambridge University Press, 2007.
3
4
5
S
7
8
9
Об использовании карикатур в качестве исторического источника см., напр.: Kemnitz Th.M. The Cartoon as a Historical Source // Journal of Interdisciplinary History. 1973. Vol. 4. Summer. P. 81-93. Примером плодотворного использования политических карикатур в исторических исследованиях, посвященных внешней политике США, могут служить работы известного американского историка Дж. Дауэра. См., например: Dower J. Race, Language, and War in Two Cultures // Dower J. Japan in War and Peace: Selected Essays. N.Y.: The New Press, 1993. P. 257-285.
См.: Журавлёва В.И., Фоглесонг Д.С. Русский «Другой»: формирование образа России в Соединенных Штатах Америки (1881-1917) // Американский ежегодник, 2004. М.: Весь мир, 2006. С. 233-282; FoglesongD.S. The American Mission and the "Evil Empire". P. 7-53. См. также обсуждение этой книги с участием автора данной статьи в журнале "H-Diplo" (2008. Vol. 9. No 5) // Diplomatic and International History Discussion Network. [Ithaca, 2009]. URL: http://www.h-net. org/~diplo/roundtables (дата обращения: 22.02.2011). См., например, монографию Т. Бейли: Bailey T.A. Op. cit. P. 129, 146, 154. Об этом см.: Booth K. US Perception of Soviet Treat: Prudence and Paranoia // Strategic Power: USA/USSR / Ed. by C.G. Jacobsen. L: Macmillan Press, 1990. P. 51-54.
Об этом подробнее см.: В.И. Журавлёва. Конструирование образа русского «Другого» в консервативной идеологии США // Консервативная традиция в американском обществе. Истоки, эволюция, современное состояние. М.: МАКС Пресс, 2006. С. 287-308; Она же. Любить и познавать Россию: русофильский дискурс в США // 200 лет российско-американских отношений: наука и образование. М.: ОЛМА Медиагрупп, 2007. С. 48-64; Она же. Россия как объект глобальной миссии Америки // Российско-американские отношения. Конец XVIII - начало XX в. М.: Институт всеобщей истории РАН, 2008. С. 107-121.
Визуальный ряд, ставший объектом анализа в данной статье, частично представлен в нашей совместной с Д.С. Фоглесонгом публикации, в его книге, а также в работах самого автора (см. прим. 9). Кроме того, авторские обобщения опираются на анализ политических карикатур, выявленных во время работы в фондах Библиотеки Конгресса США. The Los Angeles Times, 1920. The Atlanta Constitution. 1919. January 19
Подборку карикатур на эту тему см.: Журавлёва В.И., Фоглесонг Д.С. Конструирование образа России. С. 196-205.
The Chicago Daily Tribune. 1905. January 31; The Washington Post. 1977. March 4. The Chicago Daily Tribune. 1945. November 5. Для сравнения см. карикатуру на обложке журнала сатиры и юмора «Puck» от 8 марта 1905 г. Опубликовано в: Журавлёва В.И. Визуализация образа России в США в период первого кризиса в двусторонних отношениях // Очевидная история. Проблемы визуальной истории России XX столетия. Челябинск: Каменный пояс, 2008. С. 227.
12
13
14
15
16
17
18
19
22 23
30
31
34
35
См., например, карикатуры, опубликованные в: Журавлёва В.И., Фоглесонг Д.С. Конструирование образа России. С. 210-213.
The Chicago Daily Tribune. 1904, March, 11; Literary Digest. 1903. Vol. 27. July 18. The Washington Post. 2005. May, 26.
Карикатуры С. Сэка и П. Олифанта, июнь 2005 [Электронный ресурс] // Universal Uclick. [Kansas City, 2005]. URL: http://www.uclick.com (дата обращения: 22.02.2011).
Cohen S. The New Cold War / Nation. 2006 July 10 [Электронный ресурс] // The Nation. [N.Y., 2006]. URL: http://www.thenation.com (дата обращения: 22.02.2011).
Haass R.N. U.S.-Russian Relations in the Post-Post-Cold War World. 01.06.2002 [Электронный ресурс] // U.S. Department of State. [Washington, 2002]. URL: http://www.state.gov/s/p/rem/10643.htm (дата обращения: 22.02.2011); Shleifer A., Treisman D. A Normal Country // Foreign Affairs. 2004. March/April. P. 9-10.
Russia's Wrong Direction: What the United States Can and Should Dо. Washington: Council on Foreign Relations, 2006.
Cohen S. American Journalism and Russia's Tragedy / The Nation. 2000 October, 2 [Электронный ресурс] // The Nation. [NY, 2000]. URL: http://www.thenation. com (дата обращения: 22.02.2011).
См. подборку карикатур, отражающую различные составляющие американских «крестовых походов» за реформирование России в: Журавлёва В.И., Фоглесонг Д.С. Конструирование образа России. С. 224-239; Foglesong D.S. The American Mission and the "Evil Empire". P. 30-32, 46-47, 63, 73, 108, 165, 184. The Philadelphia Inquirer. 1905. May 31. Literary Digest. 1906. June 30. Judge. 1917. September 8. The New York World. 1917. November 9.
Foglesong D.S. The American Mission and the "Evil Empire". P. 226. См. карикатуру: «Дорожки Свободы»: Universal Press Syndicate, February 29, 2005 / Andrews McMeel Universal [Электронный ресурс] // [Kansas City, 2005]. URL: http://www.amuniversal.com (дата обращения: 22.02.2011). Об этом см.: Kotkin S. Myth of the New Cold War / Prospect Magazine. 2008. Issue 145. April [Электронный ресурс] // Prospect Magazine. [L., 2008]. URL: http://www.prospect-magazine.co.uk (дата обращения: 22.02.2011). Напомню, что после развала СССР в период очередного «крестового похода» за создание «Соединенных Штатов России» американские ученые, политики и журналисты с энтузиазмом включились в разработку особого направления россиеведения, получившего название «транзитология». Оно укладывалось в либерально-универсалистский дискурс о России как страны, народ которой готов следовать западной модели развития и достаточно легко совершить с помощью США переход к рыночной экономике и либеральному обществу. Об этом подробнее см.: Коэн С. Провал крестового похода США и трагедия постком-
21
24
25
26
27
28
29
32
33
36
37
43
мунистической России. М.: АИРО-ХХ, 2001. С. 22-42; Foglesong D, Hahn G. Ten Myth About Russia: Understanding and Dealing with Russia's Complexity and Ambiguity // Problems of Post-Communism. 2002. Vol. 49. No 6. P. 3-15.
38 The Philadelphia Inquirer. 1903. May 17. Опубликовано в: Журавлёва В.И., Фоглесонг Д.С. Конструирование образа России. С. 240.
39 Judge. 1904. January 23 (обложка). Об образе Николая II подробнее см.: Журавлёва В.И. Образ Русской революции в американской политической карикатуристке. С. 161-163, 166-168.
40 The Chicago Daily Tribune. 1905. March 6.
41 Time. 1940. January 1. Опубликовано в: Журавлёва В.И., Фоглесонг Д.С. Конструирование образа России. С. 243.
42 Там же. С. 244.
The Knickerbocker News. 1952. June 10. Опубликовано в: Drawing the Iron Curtain: Cold War Cartoons, 1946-1960. Washington: The Library, 1996. The Christian Science Monitor. 1976. October, 28.
The Philadelphia Inquirer. 1988. May 25. Опубликовано в: Журавлёва В.И., Фоглесонг Д.С. Конструирование образа России. С. 247.
The Chicago Daily Tribune. 1988, May 31. Опубликовано в: Журавлёва В.И., Фоглесонг Д.С. Конструирование образа России. С. 248. The Washington Post. 1991. January 16.
Об эволюции образа Ельцина в США подробнее см.: Баталов Э.Я., Журавлёва В.Ю., Хозинская К.В. «Рычащий Медведь» на «Диком Востоке». Образы современной России в работах американских авторов. М.: Российская политическая энциклопедия, 2009. С. 212-225. Коэн С. Указ. соч. С. 27-35.
Сходное по содержанию изображение см.: The Los Angeles Times. 1991. August, 22.
The St. Louis Post-Dispatch. 1991. August 22.
The Christian Science Monitor. 1993, October, 8. Опубликовано в: Журавлёва В.И., Фоглесонг Д.С. Конструирование образа России. С. 250. Universal Press Syndicate, February 17, 1995 / Andrews McMeel Universal [Электронный ресурс] // [Kansas City, 1995]. URL: http://www.amuniversal.com (дата обращения: 22.02.2011).
Universal Press Syndicate, January 12, 1995 / Andrews McMeel Universal. // [Kansas City, 2005]. URL: http://www.amuniversal.com (дата обращения: 22.02.2011). Aron L. Is Russia Really «Lost»? / Russian Outlook. 1999. Fall // American Enterprise Institute. [Washington, 1999]. URL: http://www/aei/org/ro/ro10999. htm (дата обращения: 22.02.2011).
Об образе В.В. Путина на Западе подробнее см.: Рукавишников В. Холодная война, холодный мир. Общественное мнение в США и Европе о СССР/ России, внешней политике и безопасности Запада. М.: Академический проект, 2005. С. 786-796; Foglesong D.S. The American Mission and the "Evil Empire". P. 219-229.
Brzezinski M. Casino Moscow: A Tale of Greed and Adventure on Capitalism's Wildest Frontier. N.Y.: Free Press, 2001. P. 186, 268, 311.
Kristof N. The Poison Puzzle // The New York Times. 2004. December, 15; Brzezinski Z. Moscow's Mussolini // Wall Street Journal. 2004. September 20. См., например, карикатуры Дж. Данзигера, Б. Сарджента, С. Сантиса и Б. Д'Оре за 1999-2005 гг. (Foglesong D.S. The American Mission and the "Evil Empire." P. 225 (Note 31)).
Сходное по содержанию изображение см.: The Los Angeles Times. 1991. August 22.
Universal Press Syndicate, 2005 / Andrews McMeel Universal [Электронный ресурс] // [Kansas City, 2005]. URL: http://www.amuniversal.com (дата обращения: 22.02.2011).
The New York Times Syndicate. 2005. May 10. Copley News Service. 2007. June 6.
Montefiore S.S. His Place in History // Time. 2007. December, 18; Thornburgh N. In Search of Russia's Big Idea // Time. 2007. December 17. The New York Times Syndicate. 2006. February 25.
66 The Buffalo News. 2008.
67 In Czar Peter's Footsteps // The New York Times. 2010. May 28.
68 Kotkin S. Myth of the New Cold War / Prospect Magazine. 2008. Issue 145. April [Электронный ресурс] // Prospect Magazine. [L., 2008]. URL: http://www. prospect-magazine.co.uk (дата обращения: 22.02.2011).
65
