CC BY
37
Т.М. Кочегарова
Русские и народы стран Балтии: Истоки взаимовосприятия
Аннотация. В статье рассматриваются этнокультурные различия русских и титульных этносов стран Балтии, их взаимное восприятие, генезис этих социально-психологических феноменов. Abstract. The article deals with ethnic and cultural differences among Russians and titular nations of the Baltic countries, with their mutual perceptions, the genesis of the social and psychological phenomena is also analysed.
Ключевые слова: образ, этнос, социокультурный феномен мигранта, массовое сознание, христианская цивилизация.
Keywords: image, ethnos, socio-cultural phenomenon of migrant, mass consciousness, Christian civilization.
Образ другого государства и, соответственно, образ представителя этого государства для обывателя в значительной мере формируется средствами массовой информации, которые зависят от политической конъюнктуры. Россия не является исключением. В 1990-х годах российские массмедиа восхищались Западом, а сегодня его жестко критикуют. Опросы общественного мнения, свидетельствующие о возрастании антизападных настроений, позволяют определить не столько восприятие нашими согражданами соседних народов, сколько оценить эффективность пропаганды. Для научного анализа взаимного восприятия русского и балтийских этносов мы использовали страны Балтии,
где из 7 млн жителей более 1,5 млн составляют этнические русские, а всего русскоговорящих почти 2 млн человек. Практически все они являются жителями крупных городов, что делает этот регион идеальным проблемным полем для проведения компаративных этнокультурных исследований.
Образы русского в глазах прибалтов и образ прибалтийских этносов в глазах русских сложились в послевоенный период. В советское время происходил интенсивный процесс расширения границ расселения русских. Если в 1926 г. в СССР вне РСФСР проживали 5,8 млн русских (6,7% русского населения СССР), то в 1989 г. -25,3 млн (17,5%) [Савоскул, 2001, с. 209]. Русские в большей степени, чем народы других республик, воспринимали всю страну как свою родину, не испытывая вне России - в других союзных республиках -особых трудностей в адаптации. Они были, по существу, государ-ствообразующим этносом, составляли большинство населения страны, русский язык был государственным языком и языком межнационального общения, столица РСФСР была столицей всего СССР. Не менее важным было то, что именно в сознании русских наиболее активно формировалась идеология «новой исторической общности».
Высокая мобильность русских была связана со строительством и освоением новых производственных и инфраструктурных объектов всесоюзного значения. В Прибалтике это были рижский радиозавод им. Попова, автомобильный завод РАФ в Елгаве, химический комбинат в г. Олайне, Игналинская атомная электростанция в г. Снечкус, Новоталлиннский морской порт и многие другие, для строительства которых были привлечены по так называемому «оргнабору» десятки тысяч жителей из близлежащих территорий российского Нечерноземья. За оргнабором почти всегда следовал переезд родственников переселенцев. Так, с 1960 по 1990 г. на постоянное место жительства в Эстонию переехали 11,5% сельского населения Ленинградской и 12% Псковской областей. К моменту распада СССР доля русских в Эстонии составляла 31% (в 1940 г. было 8%), при этом приезжие оседали в крупных городах, создавая районы компактного проживания. К моменту распада СССР столицы прибалтийских республик стали, по существу, русскоязычными городами. Если в Риге в 1940 г. русских было 9%, то в 1991 г.
уже 47,5%, а латышей всего 39,4% [Национальные и этнические.., 1996, с. 22].
После распада Советского Союза русские утратили свой статус и особое положение. Более того, в глазах титульного населения они становились олицетворением тоталитарного режима, от которого только что удалось избавиться. Масштабы и последствия проблем, с которыми столкнулись русские в странах Балтии после распада Cоветского Союза, лежали не столько в сфере экономики и политики, сколько в психологической сфере. Навязанную внешней средой переоценку ценностей и отказ от стереотипов поведения можно рассматривать как травматический шок. Русскоязычное население было значительно менее подготовлено к распаду страны, чем титульное население. Кроме того, многие из них оказались без гражданства страны проживания. У людей, ставших внезапно иностранцами в своей стране, неизбежно возник кризис идентичности. «Поскольку русские традиционно отличаются коллективизмом, -подчеркивает в этой связи Дэниел Ранкур-Лаферьер, - кризис идентичности просто обязан был оказаться болезненным» [Ранкур-Лаферьер, 2003, с. 47].
Анализируя социокультурную травму, пережитую русскими в Прибалтике в 1990-х годах, необходимо заметить, что ей предшествовала другая не менее острая травма. Она затронула коренное население стран Балтии и «реализовалась как опыт жизни рядом с многочисленной русской общиной, увеличившейся в послевоенное время в несколько раз, - пишут социологи А. Аарелайд и И. Бело-бровцева. - Со второй половины 1940-х годов оставшиеся на родине эстонцы пережили потрясающий культурный шок, когда их в целом патриархальный, сельский уклад жизни суровыми средствами (депортации, аресты, расстрелы) изменяли на "гимн новой жизни". Эстонцы научились двойной игре с советской властью, однако с вторжением в свое культурное пространство многочисленных носителей чужой культуры они не могли и не хотели мириться» [Аарелайд, Белобровцева, 2004, с. 153-154]. Вот как характеризует советизацию Прибалтики латышский агроном Отто Эглайс в письме к Н.С. Хрущёву: «Мы внезапно оказались перенесенными из ци-
вилизованной Европы на много столетий назад, в ужасное царство Тамерлана»1.
Балтийским народам свойственно особенное, идущее еще со времен язычества сакральное отношение к своей земле, что давало повод в советские времена квалифицировать это качество ироническим термином «хуторяне». Для прибалтийских народов родной дом - это часть самого себя, т.е. одна из базовых ценностей, в содержании которой отражается глубокая привязанность человека к родному очагу, родине, памяти предков. Чувство органического единения со своей землей так велико, что разорвать эту связь для них большое испытание. Поэтому они с большим удивлением и настороженностью воспринимали появление на своей земле огромной армии пришельцев, с легкостью покинувших свою землю.
Трудовой мигрант, или, по принятой тогда терминологии «лимитчик», покидал родину потому, что там возникло несоответствие между его потребностями и тем, что могло предложить ему общество. Он бежал не от родины, а за счастьем, точнее, за высоким уровнем потребления, поэтому местные жители и их культура в его глазах были лишь досадной помехой. Отсюда агрессивное восприятие образа жизни коренного населения, его культуры в целом. Трудовая миграция вместе с военнослужащими Прибалтийского военного округа, осевшими в этом регионе, составила более трех четвертей общего количества российской диаспоры в прибалтийских республиках. Это были не всегда лучшие представители этноса, поэтому самопредставление русских жителей в прибалтийских республиках - мы «нация Пушкина, Чайковского, Достоевского, Чехова» - часто не находило понимания у местного населения.
Природный ландшафт определяет образ жизни, формирует психологию человека. Большинство балтийских племен - это люди побережья. С одной стороны, море как естественная преграда ограничивает миграционный потенциал, с другой - является источником жизнеобеспечивающего промысла, что также удерживает приморские народы от экспансии в глубь суши. Поэтому трудно найти в балтийских языках аналоги таким русским понятиям, как странничество, бродяжничество и т.п. Славянские племена, позд-
1 Письмо агронома О. Эглайса Н.С. Хрущёву. 1962 // РГАНИ., ф. 5, оп. 30, д. 406, л. 57-58. 206
нее русские крестьяне в случае истощения земель выжигали соседний лес (подсечно-огневое хозяйство) или перебирались на новые, более плодородные земли. Этот алгоритм экстенсивного хозяйства сохранился с далеких веков в их этнокультурном генотипе. Народы Балтии, напротив, вынуждены были учиться выживать на своих малопродуктивных болотистых землях. Это вырабатывало психологические механизмы глубокой привязанности к территории проживания и соответствующее мировосприятие. Необходимость жить на одном и том же месте заставляла не только осваивать различные способы жизнеобеспечения, но и пытаться влиять на власть. В этом регионе не могло быть явления, характерного для России, - бегства народа от власти на неподконтрольные ей окраины страны.
В развитии национальной культуры прибалтийских этносов во второй половине XIX столетия чрезвычайно большую роль сыграла деревня, поскольку в городе доминировали чужеземцы. Сельский уклад с меньшим объемом внешних коммуникаций позволял сохранять социокультурную автономность балтийских народов. Обладая длительным опытом противостояния чужеземцам (немцам, датчанам, шведам, полякам, русским), прибалты выработали собственные способы защиты и сохранения своих этносов, главным из которых является не воинственность, а социально-психологическая отстраненность от власти, закрытость, способность в неблагоприятной среде «уходить в себя». Особенно ярко это качество проявляется у самого малочисленного балтийского этноса - эстонцев, которые даже среди своих соседей имеют репутацию крайне необщительных. Закрытость, недоверчивость, или, лучше сказать, здоровый скептицизм, сформировали историческую традицию тихого, но стойкого способа сохранения идентичности у малочисленных народов Балтии.
Размеры страны и ее населения играют важную роль в формировании образа этноса. Из 1,3 млн населения Эстонии этнических эстонцев около 900 тыс. - в два раза меньше, чем жителей Южного административного округа Москвы. Эту несопоставимость масштабов трудно исключить из русского подсознания.
Латыши, литовцы и эстонцы - малочисленные народы. Фактор несопоставимости численности этносов часто выпадает из критериев сравнительного анализа, хотя во многом он является опре-
деляющим. Различия в психологии многочисленных и малочисленных народов проявляются в уровне взаимного интереса. Балтийские этносы более внимательны к особенностям русских, чем русские к характерным чертам латышей, литовцев или эстонцев. Русскому свойственно экстраполировать свои собственные установки на представителей рядом живущих этносов. Отсюда неожиданность для него иной, чем он предполагал, реакции со стороны знакомого коллеги из прибалтов на ту или другую ситуацию. Такую ошибку почти никогда не допускают наши балтийские соседи.
Сравнение большого и малочисленного этносов - это качественно иной анализ, чем сравнение двух равновеликих этносов. В таком интегративном понятии, как «русскость», многочисленность народа и обширность его территории является важнейшей компонентой, как, соответственно, в понятии «эстонскость» заключено указание на скромные размеры того и другого. Поэтому во взаимном восприятии русских и прибалтов нет симметрии, и как высокорослым и низкорослым людям им свойственны различные комплексы. В этой связи латвийский министр иностранных дел (1990-1992) Янис Юрканс справедливо заметил, что «России надо избавляться от комплекса величия, а Латвии от комплекса преследования» [Юрканс, 1992].
Социальные неврозы малых этносов проявляются как в повседневной жизни, так и в политической практике. Термин «Прибалтика» исключен из официального употребления в странах Балтии, ибо, по мнению местного политического истеблишмента, он относится к имперскому, «царско-советскому» лексикону и имеет негативную коннотацию. Эстонские политики идут еще дальше, они предлагают считать свою страну принадлежащей к Северной Европе, а не к Балтии.
Точно так же нейтральный термин «республика» является здесь нежелательным из-за реминисценции с советским прошлым. Поэтому Латвия, Литва и Эстония, будучи по своему государственному устройству классическими, можно даже сказать, эталонными республиками, вполне серьезно настаивают на том, чтобы их в обыденной речи «республиками» не называли. Государствами, странами, субъектами международного права, членами ЕС, но только не республиками. И к этим, на первый взгляд, чудачествам следует относиться с определенной долей снисхождения, так как 208
часто именно в таких несущественных деталях проявляются свойственные малочисленным народам комплексы.
В этой связи показателен следующий эпизод. Сразу после получения Нобелевской премии в 1933 г. в Ригу приехал И.А. Бунин. Почетного гостя принял министр образования Латвии Вилис Гул-бис. Во время беседы присутствовал переводчик, который переводил с русского на латышский и обратно. Желая помочь собеседнику, воспитанный гость перешел на французский язык. И только тогда министр перешел на русский, которым, он, естественно, владел совершенно свободно.
Этот свойственный малым этносам1 способ самоутверждения является психологической компенсацией и побуждает представителей великого народа «занять снисходительную позицию по отношению к "надуванию щек" малыми народами» [Этнос и политическая.., 1989, с. 21]. Именно эту позицию характеризует метафора «хуторяне» по отношению к представителям малочисленного народа, который занят выживанием среди могущественных соседей.
За последние 200 лет многие малые этносы исчезли, растворившись в других, более крупных. Поэтому картина мира у больших и малых народов различная. В представлении сельского жителя Прибалтики Вторая мировая война - это некая абстракция, для «хуторянина» ее не было. Реальность для него было иной: сначала пришли русские в 1940 г., затем пришли немцы в 1941 г., а потом вновь пришли русские в 1944 г. Узость геополитического кругозора у прибалтов плохо воспринимается русскими, про которых устами одного из своих героев Ф.М. Достоевский говорил: «Широк русский человек, надо бы сузить». Великая нация с традиционно-мессианскими амбициями не готова на равных общаться с малочисленными этносами.
У малочисленных народов есть свои несомненные достоинства. «Преимущества малых народов, - замечает польский общест-
1 Пониманием психологических комплексов даже не малочисленной, но формирующейся нации, что также сопровождается различными неврозами, объясняется снисходительная позиция руководителей России при общении с руководителями Украины, проявившаяся Д.А. Медведевым и В.В. Путиным в употреблении формы «в Украине» вместо литературной нормы «на Украине». - Т.К.
венный деятель Адам Михник, - неимперский характер, который делает их естественными союзниками свободы и терпимости. Их опыт - столетия существования в обстановке давления и репрессий - обусловливал специфическую духовность со свойственными ей достоинствами и самоиронией, упорством в защите ценностей. Здесь гражданское и национальное сознание формировалось как результат межчеловеческих связей, а не по наказу государственных институтов. Здесь легче было выразить идею гражданского общества, ибо культурная разнородность территорий часто становилась наилучшим средством защиты от идеологических державных притязаний» [Михник, 2004, с. 21].
Справедливость этого наблюдения подтверждает практика общественной жизни в странах Балтии, где в постсоветский период сформировалось гражданское общество, успешно развивается политический процесс, функционируют демократические институты. Именно это, а не только высокий уровень жизни во многом объясняет то, что русские не спешат возвращаться из стран Балтии в Россию, а число желающих переехать из России в страны Балтии растет.
Русские гордятся своим коллективизмом, а соседей-прибалтов считают индивидуалистами. Действительно, для балтийских этносов образ жизни деревенской общины был мало характерен. «Жизнь эстонца и латыша с детства проходит в одиночестве, почти незнакомом русскому, - свидетельствовал русский журналист 20 декабря 1884 г. в газете «Рижский вестник». - Эст и латыш сух и угрюм, как сухи и угрюмы религиозные обряды его лютеранского вероисповедания» [От Лифляндии.., 1993, с. 67].
Но эти оценки, как и всякие стереотипы, условны. Двигателем демократических процессов в прибалтийских республиках стала горбачевская перестройка с ее идеей демократизации общественной жизни и строительства подлинной («ленинской») федерации. Удачно найденное название этих процессов в Прибалтике -«поющая революция» - связано с тем, что митинги и демонстрации титульных народов больше походили на певческие праздники. Латыши, литовцы и эстонцы располагали огромным репертуаром своих национальных песен, тексты и мелодии которых с детства были глубоко усвоены каждым.
Представители русской общины также пытались петь на своих митингах в Риге, Вильнюсе, Таллинне, но быстро «выдыхались». Оказалось, что своих национальных песен, кроме разве что «Катюши», у русских нет, а если и есть, то мало кто их помнит. Со стороны этот контраст производил гнетущее впечатление. Это означало, что у русских советской формации при распространении коллективизма и интернационализма отсутствовала внутренняя солидарность. Так или иначе, но по уровню консолидированности прибалты значительно превосходили русских.
Если русские отмечают у представителей прибалтийских этносов дисциплинированность, бережливость и аккуратность, внимание к деталям, то у прибалтов вызывает удивление доверчивость русских, их склонность верить обещаниям властей, политическая наивность. Трудно вообразить себе в странах Балтии даже самого «темного» крестьянина, который смог бы проголосовать на выборах в парламент своей страны за неизвестно откуда взявшуюся партию без лидеров, без программы, без организации, а только потому, что ее откровенно и агрессивно навязывали по телевизору, как это было с партией «Единая Россия» перед парламентскими выборами в 2003 г.
Сравнительный анализ постсоветской реальности является одной из причин парадокса, отмеченного прибалтийскими социологами. Как правило, русские жители Балтии дают титульным этносам оценку значительно более высокую, чем ту, которую те дают сами себе. Наиболее контрастны взаимные характеристики в Эстонии. Социологические данные конца 1990-х годов, которые приводит Х. Хейно, показывают, что русские респонденты приписывают эстонцам положительные качества чаще, чем сами эстонцы. Можно объяснять эту закономерность некоторой дозой самоуничижения, свойственной русским (наряду с комплексом величия), но, несомненно, она указывает на одну из причин привлекательности этого региона для русских. Осознанно или неосознанно русских притягивает все, что олицетворяет для них европейская культура.
Таблица 1
Качества эстонцев в представлении двух основных этнических общин в Эстонии (в %) [Хейно, 2000, с. 241]
Характеристика эстонцев Эстонцами Русскими жителями Эстонии
Политически активные 31 40
Националисты 39 52
Честные 39 55
Культурные 66 60
Достойные доверия 38 44
С высокой моралью 40 46
Трудолюбивые 65 69
Если не считать национализм, весьма широко трактуемый разными людьми, то наибольшее несоответствие в оценках вызывает такое качество эстонцев, как честность. Почему современные русские жители Балтии воспринимают преувеличенно обычное состояние нормальной человеческой личности? Возможно, это связано с базовыми этническими различиями в общественно-политической организации России и стран Балтии. Административные отношения в странах Балтии основаны на следовании законам, которые могут быть оценены населением как необоснованные, жесткие или несправедливые, но эти отношения, как правило, не выходят за рамки правового поля. К примеру, латышский чиновник может сколь угодно долго демонстрировать свою личную неприязнь, но делать это он будет в корректной форме, соблюдая при этом границы, определенные существующим законодательством. Государственная система представляется там «холодной», но зато открытой и честной, и потому легко прогнозируемой. Такая система не требует длительной адаптации, так как она исключает такие малопонятные для европейского сознания категории, как законодательный хаос, административный ресурс, телефонное право, государственный обман, произвол власти.
В России, по известной поговорке, «строгость законов компенсирует необязательность их исполнения». Поэтому россиянин, оказавшись в социальном окружении, где нормой является обязательность, последовательность, прозрачность и честность, прежде всего в отношениях между политическими верхами и низами, не
может удержаться от некоторого эмоционального потрясения, а отсюда и преувеличений в оценке абсолютно естественных между людьми форм отношений. Поэтому характеристики, даваемые русскими жителями Балтии самим себе, существенно хуже тех, которые дают себе эстонцы, однако те, которые дают эстонцы русским, - еще хуже.
Таблица 2
Качества русских в представлении двух основных этнических общин Эстонии (в %) [Хейно, 2000, с. 242]
Характеристики русских Эстонцами Русскими
Политически активные 46 24
Националисты 33 16
Честные 18 37
Культурные 17 33
Достойные доверия 18 38
С высокой моралью 15 38
Трудолюбивые 20 48
Существует известное утверждение Генри Киссинджера о том, что «восприятие народом самого себя "изнутри" и восприятие его другими народами "извне" в принципе несовместимы: народ "изнутри" - это чаяния, искания, идеалы, стремящиеся претвориться в реальность, а народ "извне"- лишь фактор в столкновении интересов и игре сил на исторической арене» [Kissinger, 2014, p. 87]. Этот тезис вполне справедлив, когда речь идет о ситуации политического противостояния, о глубоко политизированных этносах, чьи идеалы воплощены в концепциях власти. Но он игнорирует ситуацию социокультурного общения этносов, когда ценности одного посредством взаимообмена адресуются сознанию другого. Именно такая ситуация складывалась в постсоветской Прибалтике.
По данным исследований эстонского социолога С. Савоскула, в 1993 г. в Литве лишь 6% русских полагали, что литовцы к ним относятся с уважением (среди литовцев так считали 7%), 31 - с пренебрежением (среди литовцев - 15) и 15% - с ненавистью (13%). В то же время 32% русских выразили свое уважение к литовцам и только 4 - пренебрежение и еще 4% - ненависть. Похожие результаты бы-
ли получены и в Эстонии в 1994 г.: 9% русских считали, что эстонцы их уважают, 38 - относятся с пренебрежением и 17% - ненавидят. Цифры, характеризующие отношение русских к эстонцам, были соответственно 43%, 6 и 3% [Савоскул, 2001, с. 213].
Неудивительно, что русские оценивали перспективу брака с представителями балтийских народов значительно выше, чем латыши, литовцы и эстонцы - перспективу брака с русским. Так, среди литовцев - учеников и студентов Вильнюса негативно оценивали брак с русскими 40%, а среди русских брак с литовцами - 9% [2у1пк11епе, 2001, р. 155]. К этому можно добавить, что детям от смешанных браков родители чаще дают балтийскую, а не русскую национальность. Например, в период 1980-1990-х годов из достигших совершеннолетия детей в смешанных семьях титульную национальность выбрали в Вильнюсе 52%, в Риге - 57, в Таллинне -62% [Симонян, 2009, с. 218].
Многие события современной российской политической жизни (вроде парламентских выборов или нарушающих Конституцию РФ запретов и разгонов демонстраций и митингов в городах России) для балтийских этносов, которые совсем еще недавно входили в одну общую с Россией страну, являются одновременно и поучительным, и предостерегающим напоминанием. Как соседей, непосредственно и заинтересованно наблюдающих за происходящим в России, такие эпизоды приводят население стран Балтии в состояние вполне обоснованной тревоги. И в то же время вызывают рост самоуважения у титульных народов Балтии, которые с удовлетворением отмечают разницу уровней гражданской зрелости населения своих стран и населения России. Это настроение наших соседей метко охарактеризовано одним из российских политологов, побывавших в странах Балтии: «Так приятно, глядя на Россию, сознавать, какой ты сам европеец» [Кустарёв, 2002, с. 18].
Разумеется, здесь необходимо учитывать то объективное историческое обстоятельство, что четыре поколения русских в ХХ в. сформировались в военных и полувоенных условиях. Ситуация войны воспитывает определенные качества, в том числе высокие и благородные - самоотверженность, безразличие к материальному комфорту, умение мобилизоваться в короткий срок, отдать все для блага государства. Но одновременно и деформирует сознание людей, резко снижает цену отдельной человеческой жизни - в по-214
следние годы это особенно заметно, и, что особенно опасно, уничтожает индивидуальность, делает людей легко манипулируемыми, учит их подчиняться воле вышестоящих без размышлений, превращает население в послушное и безропотное орудие правящей верхушки. Проблема демократии нашего времени заключается отнюдь не в ограничении прав граждан на участие в выборах - оно сейчас повсеместно, а в том, как это право реализуется. «Как могут люди выражать "свою" волю, - задает вопрос Эрик Фромм, - если у них нет ни собственной воли, ни убеждений, если они - отчужденные автоматы, чьими вкусами, мнением, выбором манипулируют мощные "механизмы", подгоняющие все это к определенной норме?» [Фромм, 1998, с. 295].
Общим объединяющим свойством народов Балтии является их высокая оценка знания, культуры, образования. Интеллигенция всегда пользовалась здесь огромным уважением. Почтительное и бережное отношение к образованным соотечественникам заметно отличает эти народы от россиян. Самые высокие памятники в городах этого региона сооружены в честь просветителей. Латыши, литовцы и эстонцы с искренним недоумением воспринимают традиционное русское ругательство, выраженное в таких категориях, как «умный», «умник», «интеллигент», «а еще очки (шляпу) надел», или неприязненное отношение к культурным и образованным соотечественникам, сконцентрированное в самодовольном «мы университетов не кончали». Это еще раз заставляет нас убедиться в том, что в обществе с резким разрывом между наиболее образованной частью населения и остальной массой могут возникать очаги глухого и неконтролируемого раздражения и напряжения. А «у культурной элиты в этом случае нет возможности влиять на ситуацию и контролировать ход событий, - замечает Ю.А. Левада. - Она не авторитетна для менее образованных групп. А это значит, что опасность неожиданных и наиболее грубых форм конфликтов резко повышается. Прибалтика в этом смысле дает наиболее приемлемые формы смягчения конфликтов» [Есть мнение.., 1990, с. 178].
Сословная правовая самоорганизация, широко развитая у остзейских немцев, служила примером для латышей и эстонцев. Ведь малочисленные прибалтийские этносы, которым противостоял сплоченный и прекрасно организованный немецкий господ-
ствующий класс, не имели тех ресурсов, которыми располагали многочисленные народы. «Их ресурсом была лишь самоорганизованность. С этим связано и соотношение категорий "поведение" и "поступок" в системе этнических ценностей. Если для русского человека более высокой ценностью является поступок, то для эстонца, латыша и, в меньшей степени, для литовца поведение - более приоритетная ценность» [Симонян, 2009, с. 344]. Способность к постоянной и последовательной деятельности более свойственна их методическому характеру.
Важным свойством русских, отличающих их от балтийских народов, является «государственность». В отличие от прибалтийских этносов, русские обычно отождествляют общество и государство. Действия или высказывания, направленные против государства, государственного аппарата, воспринимаются как направленные против общества, народа или себя лично. Характерное для русских неумение разделять такие категории, как родина/ страна и государство/власть, - постоянный предмет насмешек со стороны прибалтийских соседей.
В слабом развитии общества заключена разница в двигателях социального прогресса. Российские модернизации, начиная с Петра I и заканчивая горбачевской перестройкой, были мобилизационными, тогда как западноевропейские чаще стимулировались самим обществом. Некритическое восприятие власти значительной частью населения оставило глубокий след в русской ментальности. И, наоборот, здоровый скептицизм составляет важнейший элемент массового сознания всех без исключения слоев и социальных групп народов Балтии.
Если русские отличаются выносливостью, умением адаптироваться к самым трудным условиям, то прибалтийские народы могут гордиться своей аккуратностью, дисциплинированностью, обязательностью. Именно эти качества наряду с организованностью и высокими требованиями к среде проживания создавали этим народам репутацию «советских европейцев» в глазах остального населения Советского Союза. Балтийские народы требовательно относятся к повседневности, быту. Иногда русские это называют недостатком романтизма, духовности. В системе ценностей прибалтийских народов нормы межличностного общения, бытовое поведение являются приоритетными. Здесь достаточно распро-216
страненный источник непонимания и даже конфликтов с представителями русской диаспоры.
Вот характерный пример. В 1960-х годах Пеэтер Тульвисте как лучший выпускник тартуской средней школы был направлен в Московский государственный университет на психологический факультет. В Эстонию он вернулся доктором психологических наук - первым доктором в республике по этой специальности. А вскоре стал ректором Тартуского университета. В 1992 г. он выдвинул свою кандидатуру на пост президента Эстонии от партии «Исамаалийт». Во время избирательной кампании в одном из телеинтервью журналисты его спросили о наиболее сильном впечатлении во время учебы в Москве. Ответ был обескураживающим для российских журналистов. Оказалось, что сильнее всего на него подействовало то, что в первый день пребывания в Москве во время обеда в студенческой столовой кто-то взял у него со стола без разрешения соль и горчицу.
Русскому трудно понять, что для эстонца бытовое поведение человека настолько важно для характеристики личности. Человек, не умеющий себя вести в обществе, - это для эстонца, если не приговор, то по крайней мере знак «стоп». Здесь есть и более глубокое культурологическое объяснение. Соль и горчица, как и обеденный стол, входят в личное пространство человека, сидящего за этим столом. Взять без разрешения соль или горчицу - значит нарушить это пространство и тем самым проявить неуважение к личности или, что еще хуже, проигнорировать само понятие «личность» - фундаментальную ценность западного менталитета.
Воздействие феодального права и этики средневековой Европы резко отличало народы прибалтийских республик от других народов СССР, в том числе и от русского. Это различие проявляется не только в уважении к личности, к ее правам, собственности, но и в уважении к закону, в законопослушности. В общей системе ценностей этих народов эта установка является базовой. Ни в одном из языков балтийских этносов не существует аналогов русским пословицам «Закон, что дышло...», «С богатым не судись» и т.п. Западноевропейский пиетет перед такими ценностями, как право, равенство всех граждан перед законом, наглядно отраженный в ставшем хрестоматийным эпизоде XVIII в., когда король Пруссии Фридрих Великий проиграл суд мельнику, свойствен и балтий-
ским народам. Уважение к договору, к официальному документу у представителей этих народов заложено в генах. Эти качества были эффективно использованы российскими большевиками во время Гражданской войны. У первых советских руководителей не было более надежных воинских подразделений, чем латышские. Многие отечественные и зарубежные историки считают, что без «красных латышских стрелков» большевики не смогли бы удержать власть1.
Представители балтийских народов часто становились жертвами собственной педантичной аккуратности в выполнении своих обязанностей. Так, по рассказам бывших узников сталинских лагерей, латыши и эстонцы в отличие от своих солагерников были излишне добросовестны. На предложение товарищей по несчастью сделать «перекур», пока нет надзирателя, ответ обычно был один: а как же норма? Норму они выполняли почти всегда, но зато значительно чаще других обитателей ГуЛАГа погибали от истощения. Тот факт, что русские, да и вообще славяне умеют лучше переносить трудности, чем другие европейские народы, заставляет вспомнить разговор Папы Римского Иоанна Павла II во время его учебы в Риме с одним из однокашников. «Мой коллега, - рассказывает понтифик - выразился примерно так: "Господь Бог попустил, чтобы эксперимент зла, каким является коммунизм, пал на вас... А почему он это попустил?" И сам дал ответ, который я считаю знаменательным: "Нас на Западе пощадили, возможно, потому, что мы, на Западе Европы, не выдержали бы подобного испытания, а вы - выдержите"» [Иоанн Павел II, 2005, с. 8].
Малочисленные этносы, как правило, теснее сплочены. Поэтому неудивительно, что чувство общности со своим этносом у балтийских народов гораздо выше, чем у русских.
1 Верность взятым на себя обязательствам проявилась и в других сюжетах новейшей истории. В качестве еще одного красноречивого примера можно привести малоизвестный у нас исторический факт. В Берлине при обороне Рейхстага в мае 1945 г. дольше всех нашим бойцам сопротивлялся латышский стрелковый взвод. - Т.К. 218
Таблица 3
Характеристика представлений о взаимной социальной близости у различных этнических общин в странах Балтии (в %) [Misiunas, Taagepera, 1993, p. 35]
Эстонцы Русские в Эстонии Латыши Русские в Латвии Литовцы Русские в Литве
Насколько вы ощущаете свою общность с эстонцами, латышами, литовцами?
1993 г. 86 24 63 25 76 31
1995 г. 88 28 74 25 82 41
1998 г. 84 23 80 21 83 36
Насколько вы ощущаете свою общность с русскими?
1993 г. 4 62 9 57 7 52
1995 г. 5 70 4 52 4 51
1998 г. 4 73 14 65 4 57
По прошествии почти четверти века после обретения независимости страны Балтии являют сегодня - Латвия и Эстония в большей, Литва в меньше степени - пример двухобщинных государств, вроде Бельгии, где сосуществуют два основных этноса со своей культурой и своим информационным пространством. При этом серьезные политики Балтии понимают значение русской диаспоры в увеличении созидательного потенциала своих малочисленных этносов. «Нас так мало, - сказала в одном из интервью известный эстонский политик, профессор Тартуского университета Марью Лауристин. - И надо найти применение каждому человеку, беречь каждого человека, будь он эстонец или русский, молодой или старый, мужчина или женщина. Каждый нужен. Все нужны» [ЬаипБйп, 2010].
Один из основателей отечественной психологии Лев Выготский подчеркивал, что с «общепсихологической точки зрения осознание сходства требует более развитой способности общения и концептуализации, чем осознание различия, которое возможно уже на чувственном уровне» [Выготский, 1982, с. 135]. Как русские, так и прибалтийские народы, будучи европейцами, не только принадлежат к общей христианской культуре, но и географически принадлежат к северным народам Европы, что необходимо иметь в
виду, проводя сравнительный анализ. Как заметил эстонский писатель Каур Кендер, «сейчас русские не всегда хорошо воспринимаются эстонцами, но это ненадолго. Как только китайцы, арабы или тюрки станут доминировать на Балтике, то эстонцы обнаружат, что русские такие же угры, как и мы, только наши предки дошли до моря, а их освоили континентальные земли» [Kender, 2003].
Список литературы
Аарелайд А., Белобровцева И. О (не) возможности эстонско-русского культурного диалога // На перекрестке культур: Русские в Балтийском регионе / Под общ. ред. А. П. Клемешева. - Калининград: Изд-во КГУ, 2004. - Вып. 7, Ч. 2. - С. 149-165.
Выготский Л.С. Мышление и речь // Собр. соч. в 6-ти т. - М.: Педагогика, 1982. - Т. 2. - 504 с.
Есть мнение: Итоги социологического опроса / Под общ. ред. Ю.А. Левады. - М.: Прогресс, 1990. - 290 с.
Иоанн Павел II. Память и идентичность (Отрывки из книги) // Россия в глобальной политике. - М., 2005. - № 2. - Режим доступа: http: / / www.globalaffairs.ru/number/n_4818 (Дата обращения - 29.01.2016).
Кустарёв А. Прошлое закончено // Новое время. - М., 2002. - № 47. -
C. 18.
Михник А. Серое - прекрасно // Мир перемен. - М., 2004. - № 1. -С. 14-24.
Национальные и этнические группы в Латвии. Информационный материал. - Рига: Министерство юстиции Латвийской Республики, 1996. -36 с.
От Лифляндии - к Латвии. Прибалтика русскими глазами: в 2 т. / Сост. Ю.И. Абызов; Латв. О-во рус. культ. - 1993-1999. - Т. 1. - М.: Аркаюр, 1993. - 559 с.
Ранкур-Лаферьер Д. Россия и русские глазами американского психоаналитика: В поисках национальной идентичности / Пер. с англ. А.П. Кузьменкова. - М.: Ладомир, 2003. - 288 с.
Савоскул С. С. Русские нового зарубежья: Выбор судьбы. - М.: Наука, 2001. - 438 с.
Симонян Р.Х. Россия и страны Балтии. Две модели социального развития. - Изд. 3-е. - М., 2009. - 416 с.
Фромм Э. Здоровое общество. - М.: Изд-во АСТ, 1998.
Хейно Х. Массовое сознание русских и их религиозность в условиях национального меньшинства (Русские в современной Эстонии). Гл. 8 //
Старые церкви, новые верующие: Религия в массовом сознании постсоветской России / Ред. Д.Е. Фурман, К. Каариайнен. - СПб.; М.: Летний сад, 2000. - С. 230-246.
Этнос и политическая власть / Гусейнов Г., Драгунский Д., Сергеев В., Цымбурский В. // Век ХХ и мир. - М., 1989. - № 9. - С. 21-31.
Юрканс Я. Интервью // Телеграф. - Рига, 1992. - 19 ноября. - С. 3.
Kender K. Avatud suhtlus kirjanik // Eesti Pâevaleht. - Tallinn, 2003. -26.05. - l.4.
Kissinger H. World Order. - N.Y.: Penguin Press, 2014. - 420 p.
Lauristin M. Poliitik vastused kusimustele // Postimees. - Tallinn, 2010. -02.09. - l.4.
Misiunas R., Taagepera R. The Baltic States: Years of dependence, 19401990. - L., 1993. - 400 p.
Zepa B. Social integration in the Baltic States. Streaming towards social stability // Social studies. - Vilnius; Tampere, 2002. - N 4. - P. 23-49.
Zvinkliene A. Ethnic intermarriage in Lithuania. Streaming towards social stability // Social studies. - Vilnius; Tampere, 2001. - N 3. - P. 153-179.
