CC BY
330
АНТИБОЛЬШЕВИСТСКАЯ РОССИЯ
М.В. Кротова
РУССКИЕ ЭМИГРАНТЫ В МЕЖВОЕННОЙ МАНЬЧЖУРИИ: МАНИПУЛЯЦИИ С гражданством КАК СТРАТЕГИЯ ВЫЖИВАНИЯ
Маньчжурия в 1920-1930-х гг. стала местом, где тысячи бывших подданных Российской империи оказались в неопределенном состоянии беженцев. Поэтому вопрос об их гражданстве стал важной составляющей как борьбы за политическое влияние в Маньчжурии СССР, Китая и Японии, так и отстаивания своих прав самими эмигрантами. За десяток лет там прокатились четыре «волны» смены гражданства эмигрантами: в 1924-
1925 гг. (при появлении советской администрации на КВЖД), в 1929 г. (во время советско-китайского конфликта), в 1932 г. (после оккупации Японией Маньчжурии) и в 1935 г. (при продаже КВЖД Маньчжоу-Го).
Задача очерка - выявить причины столь частой смены гражданства русскими эмигрантами, методы влияния властей Маньчжурии на выбор ими гражданства. Статья основана на ранее не опубликованных архивных документах, хранящихся в фондах РГИА, АВП РФ, ГА РФ и РГАЛИ.
* * *
Русское население Маньчжурии в 1920-е гг. состояло как из старожилов - служащих КВЖД, предпринимателей и прочих, поселившихся здесь со времен постройки дороги, - так и беженцев из большевистской России. После потери прав экстерриториальности русским населением в 1920 г., когда правительством Китайской республики был образован Особый район восточных провинций (ОРВП), все проживавшие в Маньчжурии бывшие граждане Российской империи должны были зарегистрироваться в Полицейском управлении ОРВП и получить вид на жительство на территории ОРВП.
31 мая 1924 г. были установлены дипломатические отношения между СССР и Китайской республикой, тогда же подписано соглашение о паритетном советско-китайском управлении КВЖД. К соглашению прилагалось несколько деклараций. Среди них - декларация «об отказе Правитель-
ства СССР от экстерриториальности и консульской юрисдикции», которая установила, что граждане СССР будут всецело подчинены китайской юрисдикции1 . Таким образом, соглашение уравнивало в правах русских эмигрантов и советских граждан на территории Маньчжурии перед китайскими законами.
Фактический правитель Маньчжурии Чжан Цзолин не признал советско-китайского соглашения 31 мая 1924 г. И после переговоров в Мукдене 20 сентября 1924 г. было подписано еще одно соглашение между СССР и правительством Автономных Трех Восточных Провинций Китайской Республики, которое в основном повторяло положения соглашения 31 мая 1924 г. и касалось главным образом КВЖД. Согласно п. 10 ст. 1 этого соглашения, назначение на должности на КВЖД должно было производиться по «принципу равномерности» между гражданами СССР и Китайской Республики2.
5 октября 1924 г. в Харбине было открыто Генеральное консульство СССР, которое стало одним из крупнейших советских учреждений такого типа за границей3. Советские консульства были также открыты на станциях КВЖД Пограничная и Маньчжурия, а также в городах Мукден, Хайлар, Цицикар, Дайрен.
Октябрь 1924 г., когда на КВЖД пришла советская администрация, стал ключевым событием для самоопределения русского населения в Маньчжурии, так как работать на КВЖД по условиям соглашений могли только советские и китайские граждане.
Всем «бывшим подданным Российской империи» было предложено зарегистрироваться в советских консульских учреждениях, подав заявления о «восстановлении в правах гражданства СССР». Такая формулировка появилась в постановлении ВЦИК от 3 ноября 1921 г об амнистии и репатриации лиц, служивших в белых армиях 4. Она была повторена в постановлении ЦИК СССР «О союзном гражданстве» от 29 октября 1924 г., где в п. 10 говорилось, что «восстановление в гражданстве лиц, утративших таковое, может быть произведено постановлением ЦИК СССР или ЦИК союзных республик»5. Таким образом, подразумевалось, что все лица, оказавшиеся за пределами СССР после 7 ноября 1917 г. и не зарегистрировавшиеся в установленный срок в дипломатических представительствах СССР за границей, фактически порвали связь с Россией6. В консульской переписке в отношении русского населения Маньчжурии, принявшего советское гражданство, использовалось выражение «бывшие русские, восстановленные граждане СССР»7.
Все «бывшие русские», проживавшие за границей, должны были вместе с анкетой представить в консульство заявление о принятии в гражданство СССР, а затем уплатить консульский сбор8. Консульство пересыла-
ло документы в Москву, в Наркоминдел СССР, который передавал бумаги в ЦИК СССР для окончательного решения. При положительном решении ЦИК СССР Генконсульство в Харбине оформляло «советский паспорт» -советский заграничный вид на жительство («совзагранвид»). При подаче ходатайства о представлении гражданства и уплате консульского сбора «бывшему русскому» выдавалась квитанция «на получение паспорта» на время ожидания решения ЦИК СССР, когда квитанция заменялась «совзаг-ранвидом». Получивший «совзагранвид» должен был ежегодно продлевать его.
Так, в личном деле служащего КВЖД, фельдшера ст. Пограничная Г.В. Грибановского указывалось: «квитанция консульства СССР г. Маньчжурия на получение паспорта от 15 декабря 1925 г. № 800 заменена паспортом СССР № 26657 от 19 марта 1929 г. сроком по 19 марта 1930 г.»9.
За подачу ходатайства о принятии в советское гражданство или выходе из него необходимо было заплатить 5 руб., за выдачу паспорта - 20 руб., за продление на год (в зависимости от срока проживания за границей) - от 5 до 20 руб.10
Н.В. Устрялов - профессор Харбинского юридического факультета, получивший в 1925 г. советский паспорт (паспорт № 3390 от 2 мая 1925 г. был выдан Генконсульством СССР в Харбине11), - попытался придать идеологическую форму процессу «совпаспортизации» эмиграции. Он считал, что не так важно, будут ли куранты на Кремле играть патриотический «Коль славен...» или «Интернационал», ибо Россия останется великой страной. Кроме того, его лозунги соответствовали настроениям тех людей, кто не принимал участие в Гражданской войне, кто хотел, в первую очередь, спокойной жизни и возможности вернуться домой или наладить и сохранять различные деловые связи с новой Россией. Сам Устрялов высоко оценивал свою роль в повороте эмигрантских настроений в советскую сторону, хотя на деле его сменовеховские установки поддерживали немногие. Среди его сторонников в Харбине были: Е.Х. Нилус - юрист, бывший военный следователь; Н.С. Зефиров - бывший министр продовольствия Омского правительства адмирала А.В. Колчака; Е.Е. Яшнов - статистик, член Сибирской областной думы; Г.Н. Дикий - экономист, воевавший в рядах армии Колчака; Т.В. Бутов - экономист, работавший в органах Омского правительства; Л.А. Устругов - инженер, министр путей сообщения Омского правительства. Все они работали на КВЖД, занимая высокие посты и получая большие оклады. Нилус работал секретарем в канцелярии Правления КВЖД. Дикий стал заведующим Экономического бюро, где трудились Яшнов, Бутов и Зефиров. Устругов был ректором Харбинского политехнического института. Эта группа «советских спецов», перешедших из «белого» лагеря в «красный», считала, что их помощь необ-
ходима советской администрации, чтобы сделать работу КВЖД «деловой и рентабельной»12.
Сразу после 3 октября 1924 г. - перехода КВЖД в совместное советско-китайское управление, - когда должность Управляющего дорогой и все ключевые посты на КВЖД были заняты командированными из Москвы советскими кадрами, Устрялов в статье «Россия возвращается» предположил, что эмиграция в Маньчжурии станет легкой «добычей» для Советской власти: «Белые осколки... окончательно превратились в жалкую массу забитых людей, растерявших идеологию и думающих лишь о личной безопасности и куске хлеба. Эти люди в огромном большинстве готовы служить и под новым начальством, приспособиться к новому положению. Их можно и должно взять “голыми руками”»13.
И действительно, советское гражданство пожелали взять практически все высокопоставленные чиновники КВЖД и старослужащие - инженеры, начальники служб, начальники участков, мастера, рабочие, - чтобы не потерять «место». Увольнение означало не только потерю средств к существованию, но также и казенной квартиры, и большого числа льгот (бесплатное медицинское обслуживание, отдых на курортах КВЖД, бесплатный проезд, возможность обучения детей в железнодорожных школах, содержавшихся на средства КВЖД, в которых могли теперь обучаться только дети советских граждан).
Ходатайства о принятии советского гражданства подали многие представители харбинской интеллигенции - профессоры В.А. Рязановский, М.Н. Ершов, Е.М. Чепурковский, доцент В.Д. Маракулин, археолог В.Я. Толмачев; инженеры С.И. Данилевский, А.Х. Калина, В.Е. Поппель,
В.А. Барри, А.Н. Вертячих, К.А. Штенгель, И.С. Зарудный, К.К. Луневс-кий; экономисты В.А. Кормазов, В.И. Сурин, А.И. Погребецкий, В.И. Денисов; литераторы Н.А. Байков, И.И. Вонсович, Л.Е. Ещин.
Эмигрантская масса к принятию советского гражданства отнеслась по-разному. Для старожилов, не испытавших на себе трагических событий последних лет, находившихся в привилегированном положении, дело сводилось к простому обмену паспортов. А для большинства эмигрантов вопрос о смене гражданства был не только политический, но, скорее, нравственный. Смена гражданства из-за сугубо «шкурных интересов» воспринималась как предательство, угодничество и нечистоплотность. Харбинец
В.А. Морозов, бывший каппелевец, оставшийся эмигрантом, в своих воспоминаниях, написанных в 1963-1968 гг. после репатриации в СССР, замечал: «Для нас в то время работа с большевиками представлялась ничем не меньшим позором и предательством, чем работа с немцами для людей 1941-1945 гг.»14. Многие из стойких антибольшевиков прекратили всякие отношения с «новыми советскими», перестали подавать руку при встрече.
Среди людей, решивших принять советское гражданство, далеко не все испытывали симпатии к Советской власти. Многие просто хотели найти своих родных и близких, оставшихся на территории СССР, сохранить связь с родственниками. Для харбинских предпринимателей, среди которых было немало миллионеров, важным мотивом для выбора советского гражданства было сохранение коммерческих связей с КВЖД, от заказов которой они напрямую зависели, а также возможность беспрепятственного въезда в «нэпмановский» СССР по коммерческим делам.
Вопрос о принятии гражданства СССР стал особенно важным после выхода приказа управляющего КВЖД А.Н. Иванова № 94 от 9 апреля 1925 г. Согласно приказу, все служащие дороги, которые не собирались регистрироваться в гражданстве СССР или Китайской республики до 31 мая 1925 г., должны были быть уволены со службы с 1 июня 1925 г. Служащие дороги, «возбудившие соответствующее ходатайство о регистрации, которым в таковой регистрации будет впоследствии отказано», должны были быть уволены со службы после получения уведомления об отказе15. Именно этот пункт повлек за собой всевозможные манипуляции с гражданством. После этого приказа советские консульства в Маньчжурии были завалены заявлениями о «восстановлении в правах гражданства СССР».
К 1927 г., по данным консула СССР в Харбине В.Я. Аболтина, «советская колония» в Маньчжурии уже насчитывала 25 тыс. человек 16. Число советских граждан продолжало расти до 1929 г. Согласно китайским статистическим данным, опубликованным в шанхайской газете «Время», к 1930 г. в ОРВП проживало около 110 тыс. русских: 80 тыс. в Харбине, 30 тыс. на линии КВЖД, из них советских подданных - 45 тыс. (17 тыс. служащих КВЖД, остальных - 28 тыс.), эмигрантов - 65 тыс.17
Однако в общее число советских граждан входили и «квитподдан-ные». Так прозвали эмигрантов, подавших в советские консульства ходатайства о принятии гражданства СССР и получившие там квитанцию об уплате налога. Фактически квитанция стала просто «бумажным» подтверждением лояльности Советской власти. На КВЖД на 1 января 1929 г. работало 2 406 «квитподданных», что составляло 18 % всех служащих18. В случае отрицательного решения ЦИК СССР их увольняли как «бесподдан-ных», а освободившееся место занимал советский гражданин. Так, после отказа ЦИК СССР в советском гражданстве были уволены от службы на КВЖД за «бесподданство» в июле 1927 г. и.о. начальник 12-го участка Службы пути инженер Сазонов, в мае 1929 г. - заведующий Опытным полем на ст. Эхо А.Д. Воейков19.
Инженер А.В. Скворцов 27 ноября 1928 г. подал прошение на имя управляющего дорогой: «Прошу не отказать возбудить ходатайство перед Генеральным консульством СССР в Харбине о восстановлении меня в
правах гражданства СССР и выдаче мне паспорта. Заявление с просьбой восстановить меня в правах гражданства мною было подано 23 мая 1925 г., о чем имею квитанцию № 4112. Несмотря на неоднократные мои запросы до сего времени не имею ответа». Управляющий дорогой А.И. Емшанов, сменивший А.Н. Иванова в 1926 г., наложил на это прошение резолюцию: «Оставьте без ответа»20. Советский паспорт Скворцов так и не получил, и был уволен в 1930 г. за «бесподданство».
При эвакуации консульских архивов в 1929 г., с началом конфликта на КВЖД, выяснилось: почти 10 тыс. ходатайств в получение советского гражданства от лиц, проживающих в полосе отчуждения КВЖД, полученных с
1926 г., оказались недооформлены21. Видимо, преданность Советской власти многих эмигрантов, подавших заявление о «восстановлении в правах гражданства СССР», вызывала сомнения и требовала длительной проверки.
Советское гражданство приняли не только старослужащие, но и бывшие офицеры, устроившиеся работать на КВЖД. Например, генерал-майор В.Н. Касаткин, полковник Г.А. Зезин, полковник П.Л. Островский и другие. Принятие бывшими офицерами советского гражданства иногда сопровождалось работой по «особой линии», чтобы таким образом «заслужить» право советского гражданства. Так, генерал-майор Оренбургского казачьего войска А.Т. Сукин, работавший на КВЖД начальником Отдела военных перевозок, с 1925 г. сотрудничал с разведкой Красной армии под псевдонимом «Искандер»22.
В этой связи советский консул на ст. Пограничная Д.А. Егоров запрашивал заведующего II Восточным отделом НКИД Б.И. Козловского: «У нас имеется ряд лиц, деятельность коих, по особым заданиям нашим, приносит большую пользу СССР - они достойны быть гражданами СССР. Можно ли, при возбуждении ими ходатайства о подданстве, указывать эти заслуги? Если нельзя подобных мотивов приводить в обыкновенных анкетах, то какой избрать другой путь для этого?» В ответ Козловский рекомендовал не афишировать «известные заслуги», ограничившись рекомендацией их как «лиц вполне надежных и преданных»23.
Одним из таких «надежных» лиц был М.А. Вечтомов, бывший офицер армии Колчака, преподававший физику в железнодорожной школе для детей граждан СССР на ст. Пограничная. В 1933 г. он с семьей уехал в СССР, жил в Новосибирске, в сентябре 1935 г. был арестован как «участник движения Колчака». Его жена, О.И. Вечтомова, написала 23 марта 1936 г. письмо Е.П. Пешковой, в котором сообщала, что ее муж выполнял «некоторые работы по части радио в советском консульстве», несколько раз «командировался консульством» на ст. Гродеково для «выполнения некоторых заданий, за что был премирован мотоциклетом». Жена в письме называла Вечтомова «активным советским работником», хорошо извест-
ным советскому консулу Д.Е. Егорову, и уверяла, что «всей своей последней жизнью и работой он хотел загладить свою вину»24.
Советская администрация КВЖД и консульские работники были заинтересованы в переходе в свой лагерь широко известных лиц из числа русских эмигрантов. Таким был, например, известный писатель С.Г. Скиталец (Петров), живший в Харбине с 1921 г. и сотрудничавший с «белой» прессой. В декабре 1927 г. он выступил с открытым письмом в просоветской газете «Новости жизни», где объявил о разрыве с эмиграцией по идеологическим причинам. Однако его коллега, эмигрант И.С. Ильин, указывал на другие мотивы писателя: «Его соблазнили, разумеется, деньгами - тут ему приходилось нелегко, получал он у нас [В газете «Русское слово». - М.К.] всего-навсего 80 долларов, приходилось работать жене. А там сразу жену взяли на дорогу, у него обещали купить его произведения и хорошо заплатить, ну как тут не напишешь письма, и как тут не будешь подгонять идеологию. Подгонишь, что угодно!»25. Действительно, после письма Скитальца его жену - В.Ф. Петрову - 1 декабря 1927 г. приняли в Коммерческую часть Управления КВЖД с окладом 150 руб. в месяц. Ей была предоставлена казенная квартира и выдан паспорт СССР Генконсульством в Харбине от 16 декабря 1927 г. за № 248926.
Эмигранты, не желавшие брать советское гражданство, чтобы не потерять «место на дороге», предпочли перейти в китайское подданство. В связи с паритетным советско-китайским управлением КВЖД китайские власти были заинтересованы в упрочении своих позиций на дороге и ввели в 1925 г. упрощенную процедуру получения гражданства для русских, проживавших в Маньчжурии. Принимая эмигрантов под свое покровительство, они намеревались использовать их как средство давления на советскую администрацию. Для получения китайского гражданства необходимо было заполнить несколько бланков на китайском языке и представить подписи двух поручителей из числа китайских граждан. По поводу китайского подданства В.А. Морозов, присяжный поверенный, работавший в китайских судебных учреждениях, особо отметил, что эта «фикция» была «дружеской рукой, протянутой китайцами русским людям, эмигрантам, в тяжелую минуту (обеспечение правого положения русских эмигрантов, возможность работать и существовать)»27.
Полномочный представитель СССР в Китае Л.М. Карахан, который руководил советской политикой на КВЖД, запросил МИД Китая в письме от 10 апреля 1925 г. о правовом обосновании принятия китайского подданства русскими эмигрантами. По китайским законам, для принятия китайского гражданства необходимо было прожить в течение пяти лет на китайской территории, обладать имуществом или заниматься трудом, дающим возможность существования. К тому же списки новых китайских граждан
должны были публиковаться в пекинском «Правительственном вестнике», чтобы «подданные бывшей Российской империи» не могли «укрыться под каким-либо иностранным подданством». В письме Карахан требовал остановить практику перехода русских в китайское гражданство28. Но на деле юридические процедуры принятия китайского гражданства в Маньчжурии не соблюдались, так как правитель Маньчжурии Чжан Цзолин не признавал республиканское правительство в Пекине и его установлений29.
Китайские паспорта (по сути, виды на жительство в Маньчжурии) для иностранцев были одинаковыми. В графе «подданство» у русских эмигрантов значилось «китайский подданный». В официальных документах (например, в статистике КВЖД), они значились в графе «китайцы» и выделялись в отдельную строку «русские китподданные» или «китподданные (европейцы)». Но никаких прав и обязанностей новые китайские граждане не получали и ничем не отличались от эмигрантов. У тех же эмигрантов, кто отказался принять какое-либо гражданство, в графе «подданство» китайского вида на жительство (паспорта) значилось «русский эмигрант»30. В 1925 г. на КВЖД работало около 2 тыс. «китподданных», в 1929 г. (до советско-китайского конфликта) - 1 163 человека, к концу конфликта - 3 3 4031.
К 1932 г. в Харбине насчитывалось около 7 тыс. «китподданных»32. Почти вся железнодорожная полиция на КВЖД, а также городская полиция Харбина состояла из русских эмигрантов-«китподданных». Они же занимали места в канцеляриях практически всех китайских административных учреждений, где работали делопроизводителями, столоначальниками, паспортистами, советниками в китайских судах, инспекторами отдела народного образования. Если за советскими гражданами в Маньчжурии закрепилось название «совы», то за китайскими подданными русского происхождения - «киты». Все прочие считались «бесподданными» или эмигрантами. В отличие от стран Европы нансеновские паспорта не получили в Маньчжурии широкого распространения33.
Часто принятие китайского гражданства не спасало служащих КВЖД от гонений со стороны советских представителей на дороге, особенно Дорпрофсожа - профессионального союза железнодорожников, который распоряжался приемом на работу и увольнением на КВЖД. Положение русских китайских подданных было неравным, их притесняли по службе, они жили под угрозой увольнения. Многие «киты» из опасения потерять работу пытались получить еще и советское гражданство.
Так, в 1926 г. телеграфист станции Харбин-Пристань И. Авдошков, «китподданный», письменно обратился к начальнику Службы телеграфа КВЖД А.А. Затеплинскому с просьбой оставить его на службе в Харбине, так как «товарищи» собирались перевести его на ст. Пограничная: «Если же это... не представляется возможным сделать для меня, то я готов, хотя и
страшно не хочется, перейти в советское подданство до более благоприятного времени для русских, патриархальных людей, беспредельно любящих свою Отчизну. В случае перехода в подданство СССР, из опасения слежки сыщиков советских, вероятно, придется на время прекратить кое-где сотрудничество, или же работать под псевдонимом, лишь бы опять-таки сохранить за собою старое место»34.
Таким образом, лица, принявшие советское гражданство, не всегда оказывались лояльными новой власти. Более того, советские консульства не имели никаких рычагов влияния на советских граждан, не работавших на КВЖД, кроме лишения гражданства. Советский консул ст. Пограничная Д.А. Егоров писал Л.М. Карахану в письме от 14 марта 1931 г. о советских гражданах: «У тех, чья антисоветская деятельность определенно известна, мы отбираем советские паспорта. Несколько десятков таких паспортов нами отправлены в центр на предмет лишения гражданства. Много паспортов нами придержаны для точного выяснения деятельности их владельцев и находятся в консульстве... Мы лишены здесь почти всех тех возможностей, при помощи которых воздействуем на воспитание и перевоспитание масс внутри СССР»35.
Чтобы лишить советского гражданства, Генконсульство СССР в Харбине обращалось в Подотдел въезда и гражданства НКИД с объяснением всех обстоятельств дела и просьбой направить материалы дела о лишении гражданства на рассмотрение ЦИК СССР. Так, решением ЦИК СССР от 14 ноября 1928 г. были удовлетворены ходатайства Генконсульства СССР в Харбине о лишении гражданства СССР Е.С. Кауфмана, С.Г. Полонского,
С.Э. Мисюк36.
На примере этих ходатайств можно проследить процесс лишения гражданства, который мог тянуться месяцы и даже годы.
Дело о лишении гражданства С.Г. Полонского длилось почти два года. Из материалов дела выяснилось, что Полонский, владелец ателье и салона в Харбине, «издевавшийся над работницами» (задержки в выплате зарплаты, оскорбления, угрозы увольнения), не считал себя советским гражданином и обратился даже в китайскую полицию с просьбой защитить его от «травли профсоюзов»37.
Е.С. Кауфмана как редактора «белогвардейской», враждебной СССР газеты «Рупор» несколько раз в 1927 г. вызывали для переговоров в советское консульство в Харбине, но он так и не явился. После нескольких неудачных попыток вызвать Кауфмана в консульство, ему было послано по почте извещение от 18 апреля 1928 г. с предложением вернуться в СССР в течение месяца с момента получения извещения. Ответа на это извещение также не последовало. И, в конце концов, в Москву было отправлено ходатайство о лишении его советского гражданства38.
С.Э. Мисюк, 1902 года рождения, безработный, должен был выехать в СССР в 1924 г. для призыва в армию. Но он остался в Харбине, объяснив позже, что причиной тому была болезнь. Консульство несколько раз вызывало его повестками, но он не явился, что было расценено как отказ от выезда в СССР. И лишь в марте 1928 г. консульство возбудило ходатайство о лишении его гражданства39.
Эти частные случаи показывают, по сути, беспомощность советских учреждений на территории Маньчжурии и уязвимость их позиций. Нахождение на территории иностранного государства, поддержка китайских властей и возможность выбора гражданства давали русскому населению шанс сохранять относительную независимость.
* * *
Советско-китайский конфликт 1929 г. показал, что «надежность и преданность» большинства «новосоветских» граждан была весьма условной.
Вместо того чтобы поддержать кампанию по увольнению, которая была объявлена Дорпрофсожем с целью остановить работу КВЖД, большинство советских граждан осталась работать, невзирая на угрозы. Из 12 тыс. служащих и рабочих с паспортами СССР уволилось около 4 тыс.40
Более того, многие улучшили свои материальные условия за счет уволившихся, заняв более высокие должности. Некоторые должности заняли русские эмигранты, подавшие ходатайства о принятии китайского подданства. Движение на дороге так и не было парализовано.
Рабочие и служащие, «совы», оставшиеся работать на дороге, были объявлены «врагами Советской власти», против них была развернута кампания: они получали анонимные письма с угрозами расправы, их терроризировали местные комсомольцы. Именно во время конфликта началось сокращение советской колонии. Многие поспешили отречься от советского гражданства и подтвердить лояльность новому составу Управления и Правления КВЖД, состоявшему преимущественно из китайцев, которые теперь распоряжались на дороге.
Когда после успешных действий Особой Дальневосточной армии
22 декабря 1929 г. был подписан Хабаровский протокол, и на КВЖД было восстановлено статус-кво, началась «чистка» от «чуждого элемента» на КВЖД. Помимо вновь принятых на дорогу эмигрантов, увольнялись и советские граждане, оставшиеся работать в период конфликта. Формально увольнение советских граждан, работавших во время конфликта, было связано с отказом ЦИК СССР в ходатайстве о принятии в советское гражданство (для «квитподданных»). Их увольняли как «бесподданных», без выплаты «заштатного пособия» («заштатное пособие» выплачивалось на
КВЖД при упразднении штатной должности или при выходе на пенсию из расчета по месячному окладу за каждый год непрерывной службы41).
Так, приказом по КВЖД № 62 от 14 октября 1930 г. были уволены от службы на дороге с 9 октября 1930 г. вследствие «несостояния в гражданстве СССР или Китая» К.С. Голиков, Е.Х. Нилус, П.П. Никольский, А.Н. Писарев, Б.Г. Модин, Л.М. Терехов, М.Г. Горшков, В.А. Барри, Е.В. Кузнецова, И.В. Пятков, А.В. Юрьев, К.Н. Альтман, В.Н. Львова42. К приказу было приложено письмо из Генконсульства СССР в Харбине от 4 октября 1930 г., в котором сообщалось, что «ходатайство нижеуказанных граждан о принятии их в гражданство СССР постановлением Президиума ЦИКа СССР отклонено».
Многие «квитподданные» подали ходатайства о переходе в китайское подданство. Например, Н.Н. Афанасенко, работавший на КВЖД заведующим Отдела происшествий, «квитподданный» с 1925 г., во время конфликта не уволился, а пошел на повышение, заняв 11 июля 1929 г. место начальника Службы общих дел КВЖД (с повышением оклада в два раза). 9 января 1930 г. он был уволен от службы на дороге, после чего подал прошение в Правление КВЖД о неправомерности его увольнения, «ввиду перехода в гражданство Китайской Республики, о чем имеется квитанция»43. Подобных случаев было немало. Новый управляющий КВЖД Ю.В. Рудый обосновывал эти увольнения как «за двуподдан-ство». Все попытки уволенных оправдаться тем, что советские консульства на территории Маньчжурии во время конфликта были закрыты, в расчет не принимались44.
Агент Службы эксплуатации Р.Л. Стрижевский за короткое время сумел три раза поменять гражданство. До конфликта у него имелся советский паспорт, в период конфликта он представил в свою службу квитанцию о принятии им китайского гражданства, а после конфликта, в конце июня 1930 г., пролонгировал оставшийся у него советский паспорт. После чего был уволен за «двуподданство»45.
С подданством - квитанциями и паспортами - после конфликта была полная неразбериха. Во время конфликта многие советские граждане, не зная его исхода, постарались избавиться от своих паспортов - «теряли» их, уничтожали, сжигали. Паспорта СССР требовали ежегодной пролонгации, но многие не сделали этого. Заведующий Паспортным отделением Генконсульства СССР в Харбине А.М. Дрибинский в ноябре 1930 г. выступил в печати с заявлением: «В настоящее время в консульстве скопилось большое количество паспортов советских граждан, не являющихся за ними в течение весьма продолжительного времени: тут паспорта лиц, выехавших из Харбина и не снявшихся с учета; сданные для пролонгации и не затребованные обратно, скончавшихся граждан и т.д. С 4 декабря в газетах
будут помещаться списки лиц, не являющихся за получением паспортов, и по истечении месячного срока невыбранные паспорта будут пересланы в Москву, где будет решен вопрос об их гражданстве»46.
* * *
С оккупацией Японией Маньчжурии в 1931 г. перед русской эмиграцией встал, как жизненно важный, вопрос о демонстрации лояльности новой власти.
В январе 1932 г. в Мукдене была создана инициативная группа из 26-ти русских эмигрантов, которая объявила 14 января 1932 г. об образовании Общества русских в Маньчжурии и Монголии, объединившего около 200 эмигрантов. Эта организация развернула кампанию за приобретение подданства нового государства, созданного Японией в Маньчжурии, -Маньчжоу-Го. Часть эмиграции осудила эту группу, посчитав, что общество не может выступать от имени всей эмиграции, и что принятие гражданства Маньчжоу-Го равносильно отказу от национальности и Родины. Однако многие русские, имевшие китайские паспорта (виды на жительство в Маньчжурии), перешли в подданство Маньчжоу-Го. Японская газета «Харбин Нициници» от 6 июня 1933 г. сообщала о переходе советских граждан в подданство Маньчжоу-Го по случаю ухода из «красного ада в обетованную страну царственного пути». По данным газеты, за год (с 1 июня 1932 г.) подданство приняло 1 875 человек (газета не уточняла, были это эмигранты или советские граждане)47.
В 1933 г., с началом переговоров о продаже КВЖД, когда стало понятно, что дни советского присутствия в Маньчжурии сочтены, начался обратный переход из советского гражданства в эмигрантское состояние. Если желающих перейти в подданство Маньчжоу-Го было сравнительно немного, то количество советских граждан, желавших перейти в эмигрантское состояние, значительно увеличилось после образования нового государства. Бывшее Полицейское управление ОРВП, в 1933 г. преобразованное в Департамент полиции Маньчжоу-Го, получало большое количество прошений от советских граждан с ходатайствами об изменении гражданства на эмигрантское состояние, после чего посылало запросы в советское Генконсульство со списками лиц, возбудивших ходатайства об изменении гражданства.
Эти списки отложились в фонде Генконсульства СССР в Харбине. Списки были составлены на русском языке русскими полицейскими. В них указывались фамилии лиц, «возбудивших ходатайства об изменении в видах на жительство, выданных полицейским управлением, подданства СССР на эмигрантское состояние», возраст, номер квитанции или паспорта СССР,
кем и когда они были выданы, их состояние. Согласно спискам, у многих советские паспорта и квитанции были утеряны, уничтожены, сданы в консульство. У иных квитанции и паспорта были отобраны в Генконсульстве СССР48. Получалось, что многие «новосоветские» граждане не имели никаких официальных документов, подтверждающих их советское подданство.
Процедура перехода из советского гражданства в эмигрантское состояние была несложной. Советские граждане должны были подать заявление в Департамент полиции Маньчжоу-Го с подробными сведениями о своей личности и представить поручительства двух эмигрантов, проживавших в одной местности свыше двух лет. Позднее процедура перехода в эмигрантское состояние оформлялась уже через Бюро по делам российских эмигрантов (БРЭМ), созданное 28 декабря 1934 г. по инициативе японских властей и состоявшее из русских эмигрантов. Трудно подсчитать точно число советских граждан, перешедших в эмигрантское состояние, но, судя по длинным спискам фамилий людей, печатавшимся в местных газетах, их поток был многочисленным. В «подвалах» харбинских и шанхайских газет давались также следующие объявления: «Я (фамилия, имя, занятие), состоял в совподданстве (указан период), после чего ничего общего с советской властью не имел и иметь не желаю»49.
Новые маньчжурские и оккупационные японские власти поддерживали процесс «десоветизации» эмигрантов. И наоборот: всех «подозрительных» лишали эмигрантского статуса. Например, сотрудники просоветской газеты «Новости Востока» эмигранты Р.Е. Колпакчи и А.П. Мань-ковский были вызваны в ноябре 1934 г. в Департамент полиции, где им было объявлено, что они лишаются эмигрантского вида на жительство и будут рассматриваться как состоявшие в советском подданстве50.
23 марта 1935 г. в Токио было подписано Соглашение между СССР и Маньчжоу-Го об уступке Маньчжоу-Го прав СССР в отношении КВЖД. Фактически КВЖД (японцы переименовали ее в СМЖД) продали Японии за 140 млн иен51. После этого события многие эмигранты стали хлопотать о советском паспорте, не видя для себя будущего в Маньчжурии. Транспортная комиссия ЦК ВКП(б) и СНК СССР постановлением от 10 марта 1935 г. разрешила производить прием в гражданство СССР бывших работников КВЖД по телеграфному представлению генерального консула СССР в Харбине М.М. Славуцкого, оформляя прием в ускоренном порядке через ЦИК СССР. Одновременно НКВД было поручено произвести тщательную проверку всех лиц, подавших документы на выезд из Маньчжурии в СССР, «для недопущения проникновения шпионов и диверсантов»52.
Многим в паспорте или визе было отказано ЦИК СССР и генконсульством СССР в Харбине, что стало причиной раскола семей. С другой сто-
роны, некоторые «кавежедэки» - служащие КВЖД, советские граждане, намеченные к выезду в СССР и включенные в эвакуационные списки, -решили не возвращаться в СССР. Согласно копиям эвакуационных списков «бывших служащих СМЖД», «маньчжурскими невозвращенцами» стали В.А. Рязановский, А.И. Погребецкий, К.А. Штенгель, В.С. Фаворский, А.И. Горшенин, В.А. Кормазов, Е.И. Зарудная и другие. Они получили от КВЖД значительные «заштатные деньги», зарегистрировались в БРЭМ. Часть их осталась в Харбине, часть переехала на юг Китая, в Европу и Америку53.
После отъезда в СССР в 1935 г. около 25 тыс. советских граждан в Маньчжоу-Го все еще оставалась значительная советская колония, на которую оказывали давление местные власти. Многие из советских граждан предпочли перейти в эмигрантское состояние или уехать из Маньчжурии. По данным БРЭМ, в 1935 г. в Маньчжоу-Го было зарегистрировано более 42 тыс. эмигрантов в возрасте старше 18 лет, а в 1939 г. таковых было уже 46 тыс.54. Прирост эмигрантов происходил за счет советских граждан, перешедших в эмигрантское состояние.
С началом Второй мировой войны, особенно после 22 июня 1941 г., наступил очередной перелом в настроениях эмиграции. В советское генконсульство и на имя командования Красной армии начали поступать тысячи заявлений от эмигрантов с просьбой о принятии в советское гражданство.
После войны, когда в ноябре 1945 г. был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР «О восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих на территории Маньчжурии»55, число заявлений о приеме в советское гражданство в Маньчжурии возросло до 50 тыс.56
В завершение уместно вспомнить о судьбе Устрялова и его сторонников, активно проповедовавших «совпаспортизацию» русских в Маньчжурии. Сам Устрялов и Устругов после продажи КВЖД в 1935 г. вернулись в СССР, были расстреляны в 1937 г. Нилус, Бутов и Зефиров остались работать во время советско-китайского конфликта, были уволены с КВЖД в 1930 г. Дикий во время конфликта перешел в эмигрантское состояние, переехал в Шанхай, а в 1930 г. - в Европу. Нилус в 1935 г. перебрался в Тянь-цзин, потом в Шанхай, последние годы жил в Бразилии. Бутов в дальнейшем перешел в литовское гражданство, после Второй мировой войны переехал в США. Зефиров перебрался в Шанхай, в 1947 г. репатриировался в СССР, был осужден на 25 лет ИТЛ, умер в лагере. Яшнов в 1934 г. уволился с КВЖД, отказался от советского гражданства и переехал в Шанхай, где умер в 1943 г.
Русская эмиграция в Маньчжурии в 1920-1930-е гг. являлась как объектом, так и субъектом манипуляций с гражданством. Ради своего физического выживания и национально-культурного самосохранения, русские эмигранты вынуждены были брать советское, китайское, маньчжурское гражданство по идеологическим, политическим, экономическим и другим соображениям. Кроме того, на их выбор влияла внешнеполитическая конъюнктура и военная обстановка.
Массовая советизация 1920-х гг. была связана в большей степени с прагматическим подходом: сохранением рабочих мест, коммерческих заведений, защиты от китайских властей. Однако с потерей советского влияния в Маньчжурии начался обратный процесс перехода из советского гражданства в эмигрантское состояние или принятие маньчжурского гражданства. Специфическая обстановка в Маньчжурии, определявшаяся колебаниями внешнеполитического курса СССР, Китая и Японии, зависевшая от вспышек и итогов военных конфликтов на Дальнем Востоке, позволяла российским эмигрантам менять гражданство, сохраняя относительную «самостоятельность» и условия для выживания до середины 1940-х гг.
Примечания
1 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 22. П. 455. Д. 62233. Л. 13.
Archive of Foreign Policy of Russian Federation (AVP RF). F. 04. Op. 22. P. 455.
D. 62233. L. 13.
2 Документы внешней политики СССР T. 7. М., 1963. С. 461.
Dokumenty vneshney politiki SSSR. Vol. 7. Moscow, 1963. P. 461.
3 Очерки истории Министерства иностранных дел России, 1802-2002. T. 2. М., 2002. С. 174.
Ocherki istorii Ministerstva inostrannyh del Rossii, 1802-2002. Vol. 2. Moscow, 2002. P. 174.
4 Известия (Москва). 1921. 3 нояб.
Izvestiya (Moscow). 1921. Nov. 3.
5 Собрание законов и распоряжений Рабоче-Крестьянского Правительства Союза ССР. М., 1924. С. 365.
Sobranie zakonov i rasporyazheniy Raboche-Krestyanskogo Pravitelstva Souza SSR. Moscow, 1924. P. 365.
6 Декрет ВЦИК РСФСР от 15 декабря 1921 г. «О лишении прав гражданства некоторых категорий лиц, находящихся за границей» // Собрание узаконений РСФСР. 1922. № 1.
Dekret VTsIK RSFSR ot 15 dekabrya 1921 g. “O lishenii prav grazhdanstva nekotoryh kategoriy lits, nahodyashchihsya za granitsey” // Sobranie uzakoneniy RSFSR. 1922. No. 1.
7 АВП РФ. Ф. 04. Оп. 22. П. 166. Д. 48. Л. 8.
AVP RF. F. 04. Op. 22. P. 166. D. 48. L. 8.
8 АВП РФ. Ф. 270. Оп. 4. П. 5. Д. 6. Л. 25.
AVP RF. F. 270. Op. 4. P. 5. D. 6. L. 25.
9 РГИА. Ф. 323. On. 9. Д. 1236. Л. 16.
Russian State Historical Archive (RGIA). F. 323. Op. 9. D. 1236. L. 16.
10 Молва (Харбин). 1927. 4 сент.
Molva (Harbin). 1927. Sept. 4.
11 РГИА. Ф. 323. On. 9. Д. 5480. Л. 1.
RGIA. F. 323. Op. 9. D. 5480. L. 1.
12 РГАЛИ. Ф. 1337. On. 5. Д. 10. Л. 32.
Russian State Archive of Literature and Art (RGALI). F. 1337. Op. 5. D. 10. L. 32.
13 Устрялов H.B. Россия возвращается // Новости жизни (Харбин). 1924. 5 окт. Ustryalov N.V. Rossiya vozvrashchaetsya // Novosti shizni (Harbin). 1924. Oct. 5.
14 РГАЛИ. Ф. 1337. On. 5. Д. 10. Л. 42.
RGALI. F. 1337. Op. 5. D. 10. L. 42.
15 РГИА. Ф. 323. On. 4. Д. 268. Л. 117об.
RGIA. F. 323. Op. 4. D. 268. L. 117v.
16 АВП РФ. Ф. 308. On. 1. П. 1. Д. 3. Л. 66-67.
AVP RF. F. 308. Op. 1. P. 1. D. 3. L. 66-67.
17 АВП РФ. Ф. 100. On. 14. П. 24. Д. 19. Л. 67.
AVP RF. F. 100. Op. 14. P. 24. D. 19. L. 67.
18 РГИА. Ф. 323. On. 5. Д. 1243. Л. 2.
RGIA. F. 323. Op. 5. D. 1243. L. 2.
19 РГИА. Ф. 323. On. 9. Д. 879. Л. 204.
RGIA. F. 323. Op. 9. D. 879. L. 204.
20 РГИА. Ф. 323. On. 9. Д. 4840. Л. 17.
RGIA. F. 323. Op. 9. D. 4840. L. 17.
21 Аблажей H.H. С востока на восток: Российская эмиграция в Китае. Новосибирск, 2007. С. 55.
Ablazhey N.N. S vostoka na vostok: Rossiyskaya emigratsiya v Kitae. Novosibirsk, 2007. P. 55.
22 Алексеев М. Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929). М., 2010. С. 356-357.
Alekseev M. Sovetskaya voennaya razvedka v Kitae I hronika “kitayskoy smuty” (1922-1929). Moscow, 2010. P. 356-357.
23 АВП РФ. Ф. 0100. On. 12. П. 18. Д. 15. Л. 102.
AVP PF. F. 0100. Op. 12. P. 18. D. 15. L. 102.
24 ГА РФ. Ф. 8409. On. 1. Д. 1473. Л. 144-145.
State Archive of Russian Federation (GA RF). F. 8409. Op. 1. D. 1473. L. 144-145.
25 ГА РФ. Ф. Р-6599. On. 1. Д. 9. Л. 128.
GA RF. F. R-6599. Op. 1. D. 9. L. 128.
26 РГИА. Ф. 323. On. 9. Д. 4077. Л. 1.
RGIA. F. 323. Op. 9. D. 4077. L. 1.
27 РГАЛИ. Ф.1337. On.5. Д. 10. Л. 83.
RGALI. F. 1337. Op. 5. D. 10. L. 83.
28 АВП РФ. Ф. 04. On. 22. П. 166. Д. 48. Л. 21.
AVP RF. F. 04. Op. 22. P. 166. D. 48. L. 21.
29 Oчерки истории Министерства иностранных дел России... С. 157-160. Ocherki istorii Ministerstva inostrannyh del Rossii... P. 157-160.
30 РГАЛИ. Ф. 1337. On. 5. Д. 10. Л. 85.
RGALI. F. 1337. Op. 5. D. 10. L. 85.
31 РГИА. Ф. 323. On. 9. Д. 1243. Л. 11об.
RGIA. F. 323. Op. 9. D. 1243. L. 11v.
32 Коммерческий Харбин (1931-1932). Харбин, 1932. С. 19.
Kommercheskiy Harbin (1931-1932). Harbin, 1932. P. 19.
33 Аурилене E.E. Региональные особенности правового положения российских эмигрантов в Китае (Маньчжурия, Шанхай, Северный Китай), 1920-1940-е гг // Правовое положение российской эмиграции в 1920-1930-е годы. СПб, 2006. С. 188-196.
Aurilene E.E. Regionalnye osobennosti pravovogo polozheniya rossiyskih emigrantov v Kitae (Manchzhuriya, Shanhay. Severnyy Kitay), 1920-1940-e gg. // Pravovoe polozhenie rossiyskoy emigratsii v 1920-1930-e gody. St. Petersburg, 2006. P. 188-196.
34 РГИА. Ф. 1679. On. 1. Д. 30. Л. 1-2.
RGIA. F. 1679. Op. 1. D. 30. L. 1-2.
35 АВП РФ. Ф. 0100. On. 12. П. 18. Д. 5. Л. 81.
AVP RF. F. 0100. Op. 12. P. 18. D. 5. L. 81.
36 АВП РФ. Ф. 308. On. 1. П. 1. Д. 3. Л. 65.
AVP RF. F. 308. Op. 1. P. 1. D. 3. L. 65.
37 Там же. Л. 66-67.
Ibidem. L. 66-67.
38 Там же. Л. 69-74.
Ibidem. L. 69-74.
39 Там же. Л. 78.
Ibidem. L. 78.
40 РГИА. Ф. 323. On. 9. Д. 6277. Л. 3-339.
RGIA. F. 323. Op. 9. D. 6277. L. 3-339.
41 РГИА. Ф. 323. On. 4. Д. 406. Л. 21.
RGIA. F. 323. Op. 4. D. 406. L. 21.
42 РГИА. Ф. 323. On. 9. Д. 1097. Л. 127.
RGIA. F. 323. Op. 9. D. 1097. L. 127.
43 РГИА. Ф. 323. On. 9. Д. 209. Л. 28.
RGIA. F. 323. Op. 9. D. 209. L. 28.
44 РГИА. Ф. 323. On. 4. Д. 467. Л. 161.
RGIA. F. 323. Op. 4. D. 467. L. 161.
45 Герольд Харбина (Харбин). 1930. 4 сент.
Gerold Harbina (Harbin). 1930. Sept. 4.
46 РГИА. Ф. 323. On. 5. Д. 1253. Л. 46.
RGIA. F. 323. Op. 5. D. 1253. L. 46.
47 РГИА. Ф. 323. On. 5. Д. 1437. Л. 148.
RGIA. F. 323. Op. 5. D. 1437. L. 148.
48 АВП РФ. Ф. 308. On. 2. Д. 4. Л. 14-20.
AVP RF. F. 308. Op. 2. D. 4. L. 14-20.
49 ГА РФ. Ф. 10143. On. 44. Кор. 16. П. 1. Л. 36.
GA RF. F. 10143. Op. 44. Kor. 16. P. 1. L. 36.
50 Харбинское время (Харбин). 1934. 23 нояб.
Harbinskoe vremya (Harbin). 1934. Nov. 23.
51 Документы внешней политики СССР Т. 18. М., 1973. С. 204-213. Dokumenty vneshney politiki SSSR. Vol. 18. Moscow, 1973. P. 204-213.
52 Русско-китайские отношения в ХХ веке. Т. III. М., 2010. С. 402-403. Russko-kitayskie otnosheniya v XX veke. Vol. III. Moscow, 2010. P. 402-403.
53 РГИА. Ф. 323. Оп. 9. Д. 6299, 6300.
RGIA. F. 323. Op. 9. D. 6299, 6300.
54 Дубаев М.Л. Харбинская тайна Рериха. М., 2001. С. Dubaev M.L. Harbinskaya tayna Reriha. Moscow, 2001.
55 Ведомости Верховного совета СССР. 1945. № 78. С Vedomosti Verhovnogo soveta SSSR. 1945. No. 78. P. 3.
56 АВП РФ. Ф. 100. Оп. 34. П. 132. Д. 48. Л. 59.
AVP RF. F. 100. Op. 34. P. 132. D. 48. L. 59.
303.
P. 303. . 3.
