CC BY
354
В.А. Доманский
РУССКАЯ УСАДЬБА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX ВЕКА: КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ ПОЭТИКИ
Статья посвящена проблеме изучения так называемой усадебной повести в русской литературе XIX в. Автор предлагает свое прочтение основных культурологических доминант, а также элементов сюжетостроения и особенностей композиции произведений о русской усадьбе.
Продуктивным способом изучения наследия русских классиков является культурологический подход, когда литературный текст не только рассматривается в контексте культуры, но и прочитывается как ее художественная модель. Одним из интереснейших феноменов отечественной культуры является русская усадьба, ставшая в последнее десятилетие объектом пристального внимания историков, культурологов, искусствоведов, филологов. В ежегодных сборниках Общества изучения русской усадьбы [1] она предстает как средоточие архитектуры и садово-паркового искусства российской провинции, выражение художественных вкусов времени. Мир русской усадьбы рассматривается как многоплановый текст, предельно насыщенный культурными знаками. В первую очередь это касается такого важнейшего компонента усадьбы, как ее сады и парки. Устроитель садов в Павловске Пьетро Г онзаго считал, что сад должен читаться как роман, и характер его раскрывается в смене перемежающихся видов, эту идею он воплотил в садах Павловска [2]. Д.С. Лихачев в известной книге «Поэзия садов» развивает эту мысль о восприятии сада как эстетической системы: «Сад “говорит” его посетителю не только значением его отдельных компонентов, но и тем, чем говорит каждый стиль в искусстве: путем создания эстетической системы...» [3. С. 10-11].
За многовековую историю своего существования в европейском и в восточном мире сад выражал представление человека об универсуме, его отношение к природе, культуре, изначально выступая идеальной моделью реальности, раем на земле. С другой стороны, его элементы могут прочитываться как своеобразные тексты о человеке, его качествах и свойствах души. Эта традиция имеет глубокое основание в персидской и арабской поэзии, и, прежде всего, в известных поэмах Саади Ширази «Бустан» («Плодовый сад») и «Гулистан» («Сад роз»).
Сад создает эмблематическое представление о человеке и мире, раскрывает психологическое содержание жизни посетителя. Эту мысль выразил в своей знаменитой поэме «Сады» французский поэт Жан де Лиль.
Для русской культуры среди известных типов садов (Ренессанса, Барокко, Классицизма, голландского Барокко, Рококо) особую роль сыграл романтический сад, бытование которого совпало с золотым веком русской литературы. Все компоненты романтического сада (аллеи, беседки, мостики, скамейки, цветники, лужайки, поляны, ландшафт в целом) стали содержательными поэтическими элементами «усадебной повести» (термин
В.Г. Щукина) [4. С. 575]. Исследователь настаивает на определении «усадебная повесть», распространяя его и
на романы И. С. Тургенева, которые из-за их небольших объемов называет повестями. Вместе с тем целесообразнее выделять как усадебную повесть, так и усадебный роман, хотя усадебная повесть достаточно частое явление в русской литературе XIX в. (И. Тургенев «Затишье», «Переписка», «Фауст», «Первая любовь», повести И. Панаева, М. Жуковой), а усадебный роман мы находим только у И.С. Тургенева. Усадебная повесть также может входить в структуру романа. Завершенные сюжеты усадебной повести содержат романы А.С. Пушкина «Евгений Онегин» и «Дубровский», романы И.А. Гончарова «Обломов» и «Обрыв».
Определение «усадебная повесть» предполагает не только формальный признак - место действия (русская усадьба), но и особую структурную организацию произведения, строение сюжета. Топос усадьбы в ней является не только фоном действия, но и «действующим лицом» сюжета, которое нередко определяет его основные коллизии. Можно сказать, что события усадебной повести или романа вписаны в другой, более емкий текст - метатекст усадьбы с его знаками, кодами, не только создающими образ мира, но и выражающими концепцию бытия. В том и заключается особенность прочтения усадебной повести или романа, что их смысл открывается в постижении этих двух текстов, где пространство усадьбы - среда и участник действия, и философско-эстетического, где топос усадьбы - метафора мира.
Усадьба как природно-культурная среда создавалась с расчетом на столетия, переходила по наследству, символизировала социальный и культурный статус дворянской семьи, а вместе с тем и сложившуюся философию усадьбы как «приютного уголка», «золотого века», Аркадии. И все ее компоненты, даже архитектурные детали, служили этой задаче: белые колонны символизировали свет и чистоту, желтые стены здания - «золотой век», зеленые крыши зданий вместе с окружающей зеленью садов и парков - надежду и вечную молодость, обширные поляны и лужайки - Елисейские поля.
В усадебной повести постоянно звучит мотив возможности высшего счастья, гармонии с миром, земного рая, заданный моделью самой усадьбы - ее художественной вселенной [5]. Так, раем на земле предстала перед героем романа И.А. Гончарова «Обрыв», Борисом Райским, его родовая деревушка, куда он приехал после долго отсутствия повидаться с бабушкой.
«Какой эдем распахнулся ему в этом уголке. С одной стороны Волга с крутыми берегами и Заволжьем; с другой стороны - широкие поля, обработанные и пустые, овраги, и все это замыкалось далью синев-
ших гор. Сад обширный около обоих домов, содержавшийся в порядке, с темными аллеями, беседкой и скамьями. Подле сада, ближе к дому, лежали огороды, там капуста, репа, морковь, петрушка, огурцы, потом громадные тыквы, а в парнике арбузы и дыни. Перед окнами маленького домика пестрел на солнце большой цветник.» [6. Т. 5. С. 60-61].
Дополняет эту картину описание домашней живности и всего разнообразия фауны. Создается ощущение удивительной гармонии человека с окружающим миром.
«Двор был полон всякой домашней птицы, разношерстных собак. Утром уходили в поле и возвращались к вечеру коровы и козел с двумя подругами. Несколько лошадей стояли почти праздно в конюшнях. Над цветами около дома реяли пчелы, шмели, стрекозы, трепетали на солнышке крыльями бабочки, по уголкам жались, греясь на солнышке, кошки, котята» [6. Т. 5. С. 62].
Хронотоп этого рая, с поэтическим названием Малиновка, конструируется самими разнообразными то-посами: садом, цветниками, огородом, природными дарами, всем окружающим пространством. Не менее ярко выражены в «тексте» сада разные культурные и этнографические стили. Даже одностильный сад представляет собой открытую систему, которая позволяет «вкрапливать» в свою структуру топосы разных культур. Поэтому в одном усадебном романе автор может представить несколько стилей садов и парков, которые напрямую зависят от вкусов и культурного развития их владельцев. Так, в «Отцах и детях» И.С. Т ургенева встречаются три типа садов: романтический сад в усадьбе Николая Петровича Кирсанова, классический сад в имении Анны Сергеевны Одинцовой, небольшой патриархальный садик с «медицинскими травами» у родителей Базарова. Каждый из этих садов расширяет свое культурное пространство за счет включения элементов других культурных стилей. Романтический сад Кирсанова ориентирован на хозяйственную функцию усадьбы - ферму. В регулярном французском саде Одинцовой, заложенном еще в XVIII в., находится греческий портик, где должны быть помещены романтические статуи: Уединение, Молчание, Размышление, Меланхолия, Стыдливость, Чувствительность. На любимой скамейке, в сени акаций, философствует и провожает закаты, точно герой-романтик, отец Базарова.
Каждый стиль сада заключает в себе определенную систему эстетических кодов. Важны даже отдельные его топосы, уголки сада, конкретные деревья. В сиреневой беседке завязывается романтический сюжет, который заканчивается «рыцарским» турниром между Павлом Петровичем и Базаровым. Возле греческого портика, в сени березы (дерева, которое в славянской мифологии ассоциируется с Берегиней, покровительницей дома, семьи, рода), происходит объяснение в любви двух «птенчиков» - Аркадия и Кати Одинцовой. Василий Иванович Базаров, подобно римскому сенатору Цинциннату, возделывает свой сад и огород.
Рассматривая структуру усадебной повести, можно выстроить сужающуюся рамку пространства: сад, дом (часто архитектурный комплекс), интерьер, пор-
трет (как настенные фамильные портреты, так и живые портреты обитателей усадьбы).
Дом, или архитектурный комплекс усадьбы, обычно располагался на берегу реки или пруда, как, например, усадьба Михаила Николаевича Ипатьева (повесть И.С. Тургенева «Затишье»). Главные постройки воздвигались с установкой на хорошую видимость издалека, поэтому в богатых усадьбах архитекторы стремились придать центральному зданию усадьбы черты величия и торжественности, как правило, используя классицистические архитектурные формы. Так выглядел «огромный каменный дом» в имении Троекурова с зеленой крышей и бельведером. Центральная часть ансамбля усадьбы строилась по принципу трехчастия: посредине господский дом, украшенный колоннами и портиком с фронтонами и увенчанный куполом. Боковые части - симметрично расположенные по отношению к главному дому - флигели. Эта схема для крупных усадеб воспринималась почти как обязательная, но в многочисленных вариациях.
В старинных усадьбах центральный комплекс усадьбы дополнялся зданием церкви, выполненной обычно в том же стиле, что и усадебный дом (имение Анны Сергеевны Одинцовой). Храм с устремленным ввысь объемом задавал своеобразную вертикаль в пространственной композиции усадьбы. Роль этой духовной вертикали может играть скромная деревянная церквушка (и даже часовенка, как в романе «Обрыв»). Храм мог располагаться, как в имении Троекурова, на другом холме или поодаль от жилых и хозяйственных помещений и воплощал собой особый мир покоя и незыблемости устоев. В усадебных церквях часто располагались родовые усыпальницы, как бы объединяя в пространстве храма живущих и ушедших хозяев усадьбы, образуя нерасторжимую связь времен и людей. Иногда родовые усыпальницы располагались в нескольких верстах от центральной усадьбы, окруженные густым парком, создающим ощущение вечных сумерек и покоя.
Важную роль в тексте усадебной повести играют интерьеры: описание комнат, мебели, картин, посуды, библиотек и отдельных книг, фамильных портретов и картин, разных милых безделушек, на что также целесообразно обратить внимание читателей. Это своего рода культурные, исторические, семейные декорации к действию. Они, как правило, с большим эстетическим вкусом «нарисованы» в произведениях. Даже Тургенев, который обычно избегает в своих текстах картин быта, тщательно, как живописец, их выписывает. В качестве одного из примеров приведем описание кабинета Павла Петровича в романе «Отцы и дети»: «Павел Петрович вернулся в свой изящный кабинет, оклеенный по стенам красивыми обоями дикого цвета, с развешанным оружием на пестром персидском ковре, с ореховою мебелью, обитой темно-зеленым трипом, с библиотекой гепа188ап8е из старого черного дуба, с бронзовыми статуэтками на великолепном письменном столе, с камином.» [7. Т. 7. С. 40].
Интерьеры Гончарова эпически подробны, в духе фламандских мастеров:
«Чего там не было? Комнатки маленькие, но уютные, с старинной. мебелью дедов, дядей, и с улы-
бавшимися портретами отца и матери Райского. <.> Шкафы были набиты старой, дрожавшей от шагов, старинной посудой и звеневшим серебром. На виду красовались старинные саксонские чашки, пастушки, маркизы, китайские уродцы, бочкообразные чайники, сахарницы, тяжелые ложки. Кругленькие стулья, с медными ободочками и с деревянной мозаикой столы, столики жались по уютным уголкам» [5. Т. 5.
С. 62].
В интерьерах словно таится дух бывших владельцев усадьбы, предков. Их присутствие подтверждается семейными портретами. Молча взирают со стен предки и, кажется, что они тоже участвуют в происходящих событиях, одобряя или осуждая поступки своих потомков. Память о прошлом является важной особенностью усадебного текста, в котором многое напоминает об ушедшем: портреты и могилы предков, ветхие дома, усыхающие деревья, старая мебель, книги, вещи, семейные легенды и предания. Все это способствует созданию элегической атмосферы «дворянских гнезд», в которых хранится давно ушедшее.
Чтение произведений о русской усадьбе - это всегда погружение в культурную, творческую среду с культом муз и искусств. В мире усадьбы поют, музицируют, рисуют, разговаривают о политике и искусстве. Здесь складываются художественные вкусы, формируются эстетические представления. Они нередко определяют возможность духовного сближения героев или их антагонизм. Например, через отношение к музыке Тургенев показывает невозможность союза Лизы Калитиной, героини романа «Дворянское гнездо», и Владимира Паншина. Если героя в музыке интересует ее чисто внешняя, эмоциональная сторона, то Лизу, как и Лаврецкого, музыка волнует глубоко; зарождение любви в сердцах героев начинается с музыки, музыка передаст кульминацию их чувств, скажет то, что нельзя сказать словами.
Духовную атмосферу усадьбы организует семейная идиллия с трогательной сентиментальностью отношений, возвышенными чувствами, эстетической просветленностью бытия. Здесь воспитывается чистейшее создание на земле, «чистейшей прелести чистейший образец»: Татьяна Ларина, Наталья Ласунская, Лиза Калитина, Елена Стахова, Вера из романа «Обрыв».
Хотя события в усадебной повести или романе очерчены границами дворянского поместья, в его действие включается соприкасающийся с ним крестьянский мир. Это не только непосредственные контакты владельцев усадьбы с крестьянами, но и взаимодействие дворянской культуры с народной: святки, гуляния, праздники, разные виды хозяйственной и благотворительной деятельности (устройство владельцами усадеб школ и больниц).
Ярче всего эта связь двух миров проявляется в биографиях героев: их происхождении (Лаврецкий - сын дворянина и крестьянки Меланьи), воспитании (няня Лизы Калитиной, крестьянка Агафья, - ее религиозная наставница), любовных увлечениях и союзах (Николай Петрович и Фенечка). Присутствие в усадебной повести крестьянского мира, русской природы свидетельствует о разомкнутом характере ее структуры.
Русская усадьба в своем архитектурном облике, разбивке садов, образе жизни ее обитателей ни в коем случае не уравнивается с провинцией, и в этом, как отмечает О.С. Евангулова [5. С. 17-18], ее исключительность. Здесь ведутся те же разговоры и споры, что и в столицах. Хозяева усадеб нередко знакомы с цветом российского общества, часть своей жизни, обычно осень и зиму, проводят в городе, даже за границей. В усадьбе живут в основном летом, именно в эти летние месяцы и протекают главные события усадебной повести.
Сюжет усадебной повести складывается из взаимодействия событий общественной и культурной жизни, повседневного быта, истории рода, семейных коллизий. Если лиродраматические сцены определяют его сюжет, то биографические, исторические, хозяйственные очерки больше входят в структуру матасюжета, являющегося своеобразным контекстом для эмпирических событий. Поэтому читатель, переживая драматические коллизии, должен выйти к философским, идеологическим и культурным проблемам, хотя в усадебной повести (и в этом тоже ее отличительная особенность) доминирует любовная коллизия.
Коллизии усадебной повести или романа могут быть соотнесены с известными литературными и библейскими мотивами: искушения, грехопадения и искупления, ситуациями «потерянного» и «возвращенного» рая. Ситуация «возвращенного» рая вовсе не означает достижения главными героями гармонии и счастья, а обозначает лишь возвращение жизни к исходной ситуации, нередко относимой к новому поколению, как в эпилоге романа И.С. Тургенева «Дворянское гнездо». «Младое племя» вносит в усадебную жизнь новую поэзию и очарование, молодые мечты и надежды, и жизнь продолжается. Поэтому в усадебной повести нет трагических финалов, но и нельзя назвать их оптимистическими, т.к. главные герои не достигли счастья, хотя оно и было «так близко, так возможно». Мгновения счастья, гармонии, испытанные однажды героями, и есть высшее вознаграждение судьбы, их жизненный пик, которого им уже никогда не достичь. Остается только воспоминание о несбыв-шемся счастье, прошедшей молодости. Эти мотивы с нарастающей ностальгической тоской звучат в финалах повестей и романов.
Усадебная повесть тяготеет к «правильной» композиции, словно перекликаясь с архитектоникой архитектурно-парковых ансамблей классицизма, которые строились по единому замыслу, исходя из философии и эстетики симметрии, уравновешенности, моноцентрично-сти как архитектурных ансамблей, так и жизни обитателей усадьбы. Пространственная организация задавала строгий распорядок и жизни обитателей усадьбы, например, Никольского в романе «Отцы и дети»: «Все в течение дня совершалось в известную пору. Утром, ровно в восемь часов, все общество собиралось к чаю; от чая до завтрака всякий делал, что хотел. < .> Перед обедом общество опять сходилось для беседы или для чтения; вечер посвящался прогулке, картам, музыке; в половине одиннадцатого Анна Сергеевна уходила к себе в комнату, отдавала приказания на следующий день и ложилась спать» [7. Т. 8. С. 85].
Само по себе замкнутое пространство усадьбы внутренне бесконфликтно, жизнь в нем напоминает ритуал, обитатели усадьбы словно вписаны в ее интерьер, они, кажется, участвуют в неком спектакле, где декорации уже предопределяют сюжет повторяющегося действия. Затянутость экспозиции усадебной повести обусловлена тем, что автор постепенно погружает читателя в устойчивый мир, подробно описывая въезд в усадьбу, сад или пруд, которые находятся перед усадебным домом, сам дом. Вот пример такого описания в романе «Отцы и дети»: «Усадьба, в которой жила Анна Сергеевна, стояла на пологом открытом холме, в недалеком расстоянии от желтой каменной церкви с зеленою крышей, белыми колоннами. Господский дом был построен в одном стиле с церковью, в том стиле, который известен у нас под именем Александровского; дом этот был также выкрашен желтою краской и крышу имел зеленую, и белые колонны, и фронтон с гербом» [7. Т. 8. С. 75].
После довольно затянутой экспозиции (в романах Тургенева она, кроме пейзажей, может включать биографические очерки), следует неторопливый подход к завязке. Она невозможна без появления героя из «вне», как правило, из Петербурга, Москвы или заграницы. Вторжение или возвращение в усадебный мир героя из другой среды нужно, чтобы разомкнулся заданный круг усадебной жизни.
Завязка в усадебной повести чаще всего начинается в гостиной. Сначала автор дает описание интерьера, затем погружает читателя в атмосферу жизни обитателей усадьбы. Это может быть семейный обед, ужин, визит гостей или званный вечер, напоминающий салоны.
«Салон уже начался. На широкой кушетке, подобрав под себя ноги и вертя в руках новую французскую брошюру, расположилась хозяйка; у окна за пяльцами сидели: с одной стороны дочь Дарьи Михайловны, а с другой т-11е Вопсош! - гувернантка, старая и сухая дева лет шестидесяти, с накладкой черных волос под разноцветным чепцом и хлопчатой бумагой в ушах; в углу, возле двери, поместился Басистов и читал газету, подле него Петя и Ваня играли в шашки, а прислонясь к печке и заложив руки за спину, стоял господин небольшого роста. - некто Африкан Семенович Пигасов» («Рудин») [7. Т. 5. С. 209].
С появлением героя из «вне» действие убыстряется и драматизируется, и все его главные коллизии теперь будут связаны с этим героем. Нередко таких героев, претендующих на роль главного, может быть два или несколько, как, например, в романе «Накануне». Для того чтобы герой стал центром сюжета, ему необходимо пройти ряд испытаний. Это испытание на образованность, эстетический вкус, идеологические принципы. Героя оценивают все обитатели усадьбы, но главный судья - героиня усадебного романа, с присутствием которой в произведении связано движение его сюжета. Ее чувство симпатии к нему постепенно перерастает в духовную привязанность. Героине оказываются созвучны мысли и идеи гостя усадьбы. Он может удивлять, восхищать, казаться странным и загадочным. Душевное сближение приводит к чувству
любви, герою предстоит пройти самое трудное испытание - испытание любовью, в которой невозможно скрыть неискренность, нерешительность, т.к. поступки героя оцениваются сердцем любящей женщины.
Любовный сюжет в усадебном романе вытесняет все побочные сюжеты, становится доминирующим даже в романах, где идеологическая сторона весьма сильна, как, скажем, в «Отцах и детях». Он прочитывается не только на уровне событий, диалогов и монологов героев, но и культурных знаков усадьбы: парки, сады, аллеи, беседки, лужайки, поляны, куртины, пруды, а также все составляющие романтического колорита: луна, звезды, небо, сумерки, тени, ночь и т.д. Важными знаками «пейзажного мышления» [8. С. 21] являются болота, урочища, рвы, обрывы, бугры, горки, холмы, поляны, лужайки, кладбища, руины.
Чтение усадебного романа требует от читателя знания природных и культурных объектов, умения расшифровывать смысл как топосов усадьбы, так и отдельных ее элементов: цветов, деревьев, кустарников, всего разнообразного мира флоры и фауны. В структуре романа они могут играть роль подобную той, которую играют названия местностей, улиц, домов.
Поскольку действие в усадебном романе разворачивается на двух уровнях - сюжетно-событийном и знаково-символическом, - культурные знаки усадьбы часто соответствуют этапам развития действия: в «сиреневой беседке» происходит первое счастливое свидание героев, на скамейке в яблоневом саду они объясняются в любви и дарят друг другу свой первый поцелуй. Возле сломанного грозой дерева или гнилого, заросшего травой, пруда они прощаются навсегда.
После отъезда героя усадебного романа драматическая острота повествования исчезает, действие сворачивается, и дальнейшие судьбы участников этого действия будут даны автором в форме краткого пересказа.
Финалы усадебных романов, при всем их разнообразии, печальны, но это светлая пушкинская печаль. В них, как в музыкальном произведении, возникает тема напоминания о пережитых чувствах. Это могут быть авторские лирические размышления о жизни, судьбе героев или воспоминания самих героев. Так, в эпилоге романа «Дворянское гнездо» спустя восемь лет после разлуки героев Лаврецкий заходит в дом, долго сидит в гостиной, подходит к той самой скамейке в саду, «на которой он провел несколько счастливых, неповторившихся мгновений» [7. Т. 6. С. 156]. Скамейка почернела и искривилась, «но он узнал ее, и душу его охватило то чувство, которому нет равного и в сладости и в горести, - чувство живой грусти об исчезнувшей молодости, о счастье, которым когда-то обладал» [7. Т. 6. С. 156].
Заключительные строки эпилога романа, представляющие собой авторские вопросы-размышления, звучат как последние музыкальные аккорды сонаты, говорят о чем-то недосказанном, недопонятом до конца: «Что подумали, что почувствовали оба? Кто узнает? Кто скажет? Есть такие мгновения в жизни, такие чувства...» [7. Т. 6. С. 158].
Общую сюжетную схему авторы усадебных повестей осложняют неожиданными поворотами действия,
эстетическими, этическими и философскими мотивировками поступков и мыслей героев. Так, в усадебных романах Т ургенева нашли свое отражение не только основные этапы развития русского общественного сознания (от немецкого идеализма до позитивизма и коммунизма), но и мучительный поиск героями ответов на вечные вопросы бытия.
Начиная с шестидесятых годов XIX в. в усадебном жанре усиливается элегическое звучание. В произведениях Бунина элегию сменяет мотив увядания и реквием. Герой Бунина уже не производит никаких действий, не проходит испытаний, которые были уготовлены героям Тургенева и Гончарова. Он лишь вспоминает и переживает. Отсутствуют в произведениях и тургеневские девушки, воспитанные в идиллическом мире усадьбы.
В доме, в гостиной уже не собираются гости, не устраивают салоны, встречи. Лишь ветшающие инте-
рьеры, библиотеки, почерневшие портреты предков напоминают об ушедшем мире. Если в усадьбе еще теплится жизнь, и в гостиной иногда собираются дворяне, то уже мелкопоместные. Их «салоны» больше являются пародией на салоны предыдущих эпох, демонстрируя духовное вымирание целого сословия.
Сады и парки, где проходили основные перипетии любовных романов, разорены или заброшены. От классического усадебного романа в текстах Бунина остались только знаки, «память жанра».
Изучение поэтики усадебной повести позволяет соотнести филологический и культурологический подходы в преподавании истории русской литературы, расширить знания студентов о культуре русского общества XIX в., соединить задачу обучения многозначности художественного языка литературы с формированием умений воспринимать миметическую природу образа, понимания его символической природы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Русская усадьба. Сборник Общества изучения русской усадьбы. М., 1994. Вып. 1 (17); 1996. Вып. 2 (18); 1997. Вып. 3 (19); 1998. Вып. 4
(20); 1999. Вып. 5 (21); 2000. Вып. 6 (22); 2002. Вып. 7 (23); 2003. Вып. 8 (24).
2. Турчин B.C. Царство флоры в поэзии А.С. Пушкина // Русская усадьба. М., 2000. Вып. 6. (22).
3. ЛихачевД.С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст. М.: Согласие, 1998.
4. Щукин В.Г. Поэзия усадьбы и проза трущобы // Из истории русской культуры (XIX век). М., 1996. Т. 5.
5. Евангулова О.С. Художественная «вселенная» русской усадьбы. М.: Прогресс -Традиция, 2003.
6. Гончаров И.А. Собрание сочинений: В 6 т. М.: Наука, 1952-1955. Т. 5.
7. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем. Сочинения: В 12 т. М.: Наука, 1978-1981; Письма: В 18 т. М., 1978-1987.
8. Турчин B.C. Аллегории будней и празднеств в «сословной иерархии» XVIII-XIX веков: от усадебной культуры прошлого до культуры наших дней (эссе) // Русская усадьба. Сборник Общества изучения русской усадьбы. М., 1996. Вып. 2 (18).
Статья поступила в научную редакцию «Филологические науки» 11 января 2005 г.
