H.B. ИЛЮТОЧКИНА, аспирантка кафедры истории русской литературы XI-XIX вв. Орловского государственного университета
Тел. 8 919 2791376; ilunata@yandex.ru
ФУНКЦИЯ УСАДЕБНЫХ ПРОСТРАНСТВЕННЫХ ОБРАЗОВ В РОМАНЕ И.С. ТУРГЕНЕВА «ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО»
Статья посвящена анализу функций пространственных образов дворянской усадьбы (дом, сад) в романе И.С. Тургенева «Дворянское гнездо». Выделяются наиболее значимые пространственные образы, определяются их роль и функция в тексте произведения, что способствует прояснению художественной картины мира писателя.
Ключевые слова: пространственный образ, локус, функция, усадьба, сад, дом, интерьер, родовая память.
Русская дворянская усадьба для И.С. Тургенева была неким культурным абсолютом в культурном пространстве России. В романах писателя усадьба является не только фоном происходящих событий, но и живописным, глубоким образом, воплотившим в себе яркие черты этого социально-культурного феномена. Изображение усадьбы занимает важное место в «Дворянском гнезде», которому присущ развернутый усадебный сюжет и в котором присутствуют все элементы усадебного метатекста: сад, дом, интерьер, портрет [4, с. 25]. Как пространственный образ усадьба включает в себя дом (с его интерьерами, предметами быта, книгами, старинными портретами) и сад (с его аллеями, дорожками, садовыми архитектурными строениями, водоемами, птицами, растениями - деревьями, цветами, кустами). Обращаясь к различным аспектам поэтики Тургенева, исследователи затрагивают проблему пространства, и в процессе анализа романного творчества писателя в поле их зрения оказываются усадебные образы «Дворянского гнезда». К изучению усадебного хронотопа романа обращались A.A. Бельская, Н.В. Логутова и др.; образ усадьбы привлекал внимание М.В. Глазковой, Е.Е. Дмитриевой, О.Н. Купцовой, В.Г. Щукина и др.; функции сада и его некоторые составляющие рассматривались в работах О.Б. Брагиной, В.А. До-манского, О.Б. Кафановой, К.И. Шарафадиной и др.; на значение интерьеров и бытовых деталей указывали Л.П. Гроссман, В.А. Доманский, Л.В. Миндыбаева, А.Г. Цейтлин и др. Тем не менее интересующей нас проблеме не посвящено специального исследования. Поскольку изучение только одного компонента текста открывает большие перспективы для его понимания, в рамках данной статьи мы попытаемся выделить наиболее значимые усадебные пространственные образы «Дворянского гнезда», определить их роль и функцию в тексте, что немаловажно для прояснения художественной картины мира Тургенева.
Основное действие «Дворянского гнезда» происходит в городской усадьбе Кали-тиных и деревенской усадьбе Лаврецкого Васильевское. В действие вовлечены все локусы дворянской усадьбы, которые со своим пространственным наполнением играют в первую очередь экспозиционную роль: с их помощью обрисовывается место действия, обстановка, в которой существуют герои, и разворачиваются события. Кроме того, образ усадьбы несет большую смысловую и функциональную нагрузку. Так, Васильевское воспринимается Лаврецким как мир «родного, коренного, кровного», в
© Н.В. Илюточкина
котором связываются прошлое, настоящее, будущее. Старая усадьба с садом, домом, фамильными портретами, книгами, старыми слугами выполняет в романе функцию родовой памяти героя. Хотя в первый вечер в потомственном имении он «словно гость», между тем усадьба ассоциируется в сознании Лаврецкого с Домом («Вот я и дома, вот я и вернулся»), «своим», безопасным местом и осмысливается как нечто бесценное, упорядоченное, несущее покой, успокоение («скорбь о прошедшем таяла в его душе, как весенний снег»), а пространство вне усадьбы - как «чужое» (хаос). Показательно, что одним из наиболее значимых мотивов становится мотив сельской тишины, которая освобождает героя от суеты прежнего существования и обращает к созерцательному постижению «уходящей, утекающей жизни» («И какая сила кругом, какое здоровье в этой бездейственной тиши!»). Сам Лаврецкий определяет свое внутреннее состояние как «мирное оцепенение» [8, с. 93]. Стоит согласиться с A.A. Бельской, что созерцание героем «уходящей», «утекающей» усадебной жизни обостряет его эстетическое чувство и нравственное сознание. «Общение с природой» не только успокаивает, утешает, но и направляет Лаврецкого к «осознанию линии собственного -нравственного поведения, больше того, обращает к сокровенному постижению метафизических начал бытия» [2, с. 40].
Весьма значимо описание старого дома Васильевской усадьбы, которое не только настраивает героя на ностальгический лад, но и демонстрирует связь времен и поколений: «Небольшой домик, куда приезжает Лаврецкий и где два года тому назад скончалась Глафира Петровна, был выстроен в прошлом столетии из прочного соснового леса; он на вид казался ветхим, но мог простоять еще лет пятьдесят или более» [8, с. 61]. Свидетельством прошлой усадебной жизни становятся интеръеры дома, вещи и предметыг быта. Тонконогие белые диванчики, обитые глянцевитым серым штофом; узкая кровать под пологом из стародавней добротной полосатой материи; туалетный столик из штучного дерева, с медными бляхами и кривым зеркальцем, с почернелой позолотой; портреты, книги XVIII столетия и т.д. выступают и атрибутами ушедшей эпохи, и хранителями бытовой и духовной жизни прежних обитателей усадьбы. Обращение памяти героя к прошлому осуществляется в основном через предметы
усадебиого быта: «Лаврецкий напился чаю из большой чашки; он еще с детства помнил эту чашку: игорные карты были изображены на ней, из нее пили только гости, - и он пил из нее, словно гость» [8, с. 63]. Аналогичную функцию памяти выполняет старинная книга «Символы и эмблемы» Н.М. Максимовича-Амбодика. Она является яркой деталью при воссоздании круга занятий маленького Феди Лаврецкого и служит характеристике процесса его воспитания: «По воскресеньям, после обедни, позволяли ему играть, то есть давали ему толстую книгу, таинственную книгу, сочинения некоего Максимовича-Амбодика, под заглавием «Символы и эмблемы» [8, с. 39-40]. В Васильевском книга «Символы и эмблемы» вызывает у Лаврецкого воспоминания о детских годах: «.. .много воспоминаний возбудили в нем давно забытые, но знакомые «Символы и эмблемы» [8, с. 66]. Соответственно книга представляет собой биографическую деталь прошлого героя, при этом через его личную память реализуются моменты общекультурной (литературной) жизни прошлой эпохи.
В свою очередь, такие детали предметного мира Васильевского, как ковер, кресло, портреты , выступают средством психологической характеристики прежних обитателей усадьбы. Например, отдельные черты личности Глафиры Петровны раскрываются через её отношение к предметам быта. «Истертый, закапанный воском ковер-чик» в образной указывает на религиозность и настойчивость героини. «Любимое кресло хозяйки, с высокой и прямой спинкой, к которой она и в старости не прислонялась» [8, с. 61], является одним из свидетельств раскрытия твердого и непреклонного характера Глафиры Петровны. Через старинный портрет Андрея Лаврецкого даётся дополнительная характеристика прадеда героя: «На главной стене висел портрет Федорова прадеда, Андрея Лаврецкого; темное, желчное лицо едва отделялось от почерневшего и покоробленного фона; небольшие злые глаза угрюмо глядели из-под нависших, словно опухших век; черные волосы без пудры щеткой вздымались над тяжелым, изрытым лбом» [8, с. 61-62]. Портрет становится не только олицетворением живого присутствия давно умершего предка, но и его суда над недавними действиями и поступками Лаврецкого: «Лаврецкий не мог сидеть в гостиной: ему так и чудилось, что прадед Андрей презрительно глядит с полотна на хилого своего потомка. "Эх ты! Мелко
плаваешь!" - казалось, говорили его набок скрученные губы» [8, с. 136]. Генеалогию рода, историю усадьбы в лицах являют собою также портреты отца и матери героя. Портрет последней -«почти стертый портрет бледной женщины в белом платье, с белым розаном в руке» [8, с. 66] -становится для Лаврецкого символом детства и одновременно страдания и угасания чистой, тихой жизни безропотной матери: «тихое и доброе существо, бог знает зачем выхваченное из родной почвы и тотчас брошенное, как вырванное деревцо, корнями на солнце; оно увяло, оно пропало без следа, это существо, и никто не горевал о нем» [8, с. 37]. Как видно, усадебные предметы быта влияют на чувственно-эмоциональные начала памяти героя, которые, в свою очередь, соотносятся с элементами духовной культуры целого дворянского рода.
Особая атмосфера старой усадьбы и деревенской жизни создается с помощью акустических, осязательных и обонятельных образов. Наряду с предметами быта активизации памяти героя о прошлом способствуют запахи: «Антон накрыл и убрал стол, поставил перед прибором почерневшую солонку апплике о трех ножках и граненый графинчик с круглой стеклянной пробкой и узким горлышком (графин принадлежал прадеду Федора Лаврецкого Андрею Афанасьевичу); потом доложил Лаврецкому певучим голосом, что кушанье готово, - и сам стал за его стулом, обернув правый кулак салфеткой и распространяя какой-то крепкий, древний запах, подобный запаху кипарисового дерева» [8, с. 63]. Кипарисовый запах выступает не только символом древности и оль-факторным знаком старого слуги, но и старой усадьбы в целом. Особое значение в процессе восприятия Лаврецким сельской усадебной жизни приобретают акустические звуки и зрительные образы. Так, лай дряхлой собаки и шум самоварчика предстают элементами былой усадебной жизни. Следовательно, память о прошлом хранит всё пространство старой усадьбы. При этом наблюдается перемещение из внешнего пространства усадьбы во внутреннее пространство героя, когда те или иные пространственные объекты воспринимаются им относительно самого себя. Наполненное звуками (писк комара, жужжанье мух, гуденье шмеля, крик петуха, стук телеги, скрип ворот, людские голоса, тишина), зрительными образами (ласточки, летящие по земле, коренастый лопух, заря, богородицыны слезки, рожь, овес, солнце и плывущие по небу облака) пространство
усадьбы побуждает Лаврецкого обратиться к оценке собственного существования вне родины и постижению перспективы своего будущего - «не спеша делать дело» [8, с. 65]. Соответственно в Васильевском в сознании героя «дом» и «путь» (замкнутое/разомкнутое) не противопоставляются, а сливаются воедино.
Немаловажное место в создании образа Васильевской усадьбы занимает сад. Он является неотъемлемой её частью и воспроизводится как логическое продолжение усадебного ансамбля. Описание сада даётся в той же тональности, что и дома: «Осмотрев дом, Лаврецкий вышел в сад и остался им доволен. Он весь зарос бурьяном, лопухами, крыжовником и малиной; но в нем было много тени, много старых лип, которые поражали своею громадностью и странным расположением сучьев; они были слишком тесно посажены и когда-то - лет сто тому назад - стрижены» [8, с. 6263]. Помимо пробуждения эстетических эмоций (эстетическая функция) сад точно так же, как дом, располагает героя к воспоминаниям.
Кроме сада значимым пространственным образом деревенской усадьбы является пруд: «Сад оканчивался небольшим светлым прудом с каймой из высокого красноватого тростника». Примечательно, что пруд выполняет сразу несколько функций: эстетическую (эстетические эмоции героя), экспозиционную (место рыбной ловли приехавших к нему гостей и встречи с Лизой), сю-жетно-композиционную, ибо общение Лаврецкого и Лизы (речевое и жестовое) в процессе рыбной ловли является одним из определяющих этапов в истории интимно-психологических отношений героев и способствует их внутреннему сближению: «Красноватый высокий камыш тихо шелестел вокруг них, впереди тихо сияла неподвижная вода, и разговор у них шел тихий. Лиза стояла на маленьком плоту; Лаврецкий сидел на наклоненном стволе ракиты <...> он чувствовал потребность говорить с Лизой, сообщить ей все, что приходило ему в душу: она так мило, так внимательно его слушала» [8, с. 80, 83].
Таким образом, отдельные пространственные образы деревенской усадьбы способствует развитию хода сюжета романа, но знаковым центром в Васильевском выступает личная память героя и одновременно непосредственное присутствие традиции, а также перспектива будущего. В целом Васильевское приобретает для Лаврецкого обобщенно-символический смысл Дома, Родины. Заме-
тим, что если Васильевское - это «родовое гнездо», основным признаком которого является «преемственность» поколений и родовая память героя, то городская усадьба Калитиных - некий культурный центр, с которым связано развитие социальной и интимно-психологической линии повествования.
В усадьбе Калитиных собирается дворянское общество, ведутся беседы, споры, сталкиваются антагонисты, музицируют, играют в карты, вышивают по канве, делают записи и рисунки в альбом, пьют чай и т.д. В то же время в калитинской усадьбе не только преломляются доминантные черты дворянской культуры, дом Калитиных играет определяющую роль в развитии сюжета, которое начинается с приезда в город О. Федора Лаврецкого. Встречи, разговоры героев в пространстве калитинской усадьбы выявляют различие их мировоззрений (Лаврецкий - Паншин) и определяют основные этапы интимно-личностных отношений (Лаврецкий - Лиза). Помимо сюжетообразующей роли усадьбы такие репрезентанты дома Калитиных и его убранства, как крыльцо, кабинет, комната Марфы Тимофеевны и комнатка Лизы в верхнем этаже, фортепьяно и др., и сада, как соловей, скамейка, калитка и др., становятся важными элементами композиционного построения романа.
Образы дома и сада Калитиных складываются из немногочисленных и небольших описаний: «Перед раскрытым окном красивого дома, в одной из крайних улиц губернского города О... <.. .> При доме находился большой сад; одной стороной он выходил прямо в поле, за город» [8, с. 7]. С домом Калитиных связано настоящее героев, и он является основным местом действия. Основную сюже-тообразующую роль играет гостиная: в ней происходят встречи действующих лиц произведения и во время разговоров, споров совершается их самораскрытие, сближение и завязка основных сюжетных узлов. Не случайно М.М. Бахтин называет гостиную-салон «локальностью совершения событий» тургеневского романа [1, с. 395]. В свою очередь, сад с его липовой аллеей, кустами сирени и орешника, соловьём - это не просто обязательный атрибут дворянской усадьбы, но и место, где происходят главные события любовного сюжета героев.
Нельзя не заметить, что в описании сада городской усадьбы и деревенской усадьбы Лаврец-ких присутствуют идентичные пространственные образы: аллеи, липы, сирень, малина, соловей. Вместе с тем при изображении калитинского сада они или наделяются автором дополнительным
функциональным значением, или наблюдается смещение акцентов с одних пространственных объектов на другие (орешник, калитка, скамейка). При этом в обоих описаниях такие образы, как липа, сирень, соловей, имеют символическое значение. Как отмечает В.А. Доманский, флористический код липы, символа дворянского гнезда и приют-ственного уголка, и сирени, цветка дворянской усадьбы, романтической любви и свиданий, определяет любовную коллизию романа [5, с. 57]. Однако на пути Лаврецкого, идущего по ночному саду Калитиных, встречается не только сирень, но и орешник, который, по замечанию К.И. Шарафади-ной, тесно связан с образом монастырского сада [9, с. 19]. По мнению ученого, соседство сирени и орешника в калитинском саде «отражает антиномию мотивов любви и отречения» [9, с. 21]. Действительно, Лиза Калитина предстаёт в романе человеком с противоречивыми эмоциями и побеждающим, в конце концов, сознанием нравственной необходимости. Жертвуя своим счастьем, Лиза уходит в монастырь. Как известно, в монастырях издревле господствовали ореховые деревья, что определялось религиозно-мистической семантикой ореха [9, с. 20]. Недаром кусты орешника присутствуют лишь в зарисовке сада Калитиных. Неоднозначна в романе и функция сирени: обладая амбивалентной семантикой, она одновременно символизирует первую любовь и является символом расставания влюбленных. Неотъемлемым атрибутом усадебного локуса является соловей. Он выступает не просто образом-эмблемой дворянской усадьбы, его пение предвещает земную любовь Лизы и Лаврецкого («В саду пел соловей свою последнюю, передрассветную песнь: Лаврецкий вспомнил, что и у Калитиных в саду пел соловей; он вспомнил также тихое движение Лизиных глаз, когда, при первых его звуках, они обратились к темному окну») и становится аналогом чувств героев («<...> у каждого из них сердце росло в груди, и ничего для них не пропадало: для них пел соловей, и звезды горели, и деревья тихо шептали, убаюканные и сном, и негой лета, и теплом»), апогеем их любви.
Функциональной и смысловой нагрузкой обладают и такие пространственные образы калитин-ского сада, как калитка и скамейка. Семантика калитки («дверца в заборе, в воротах» [7, с. 261]) акцентирует её фронтирное (пограничное) положение. Традиционно калитка выступает границей замкнутого/открытого пространства. В романе калитка, с одной стороны, предстаёт символической
границей, отделяющей пространство сада как пространства влюбленных от остального мира («Лав-рецкий долго бродил по росистой траве; узкая тропинка попалась ему; он пошел по ней. Она привела его к длинному забору, к калитке; он попытался, сам не зная зачем, толкнуть ее: она слабо скрипнула и отворилась, словно ждала прикосновения его руки»), с другой - открытая калитка - это вход, через который Лаврецкий попадает в сокрытое, оберегаемое пространство любви. Любопытно, что после ночного свидания с Лизой Лаврецкий при выходе из сада обнаруживает калитку запертой. О.Б. Брагина полагает, что закрытая калитка является знаком преграды между Лаврецким и Лизой [3, с. 140]. Пространственный образ закрытой калитки, действительно, символизирует преграду, будущее разъединение героев, недостижимость для них желаемого счастья. В свою очередь, скамейка - это и место ночного свидания Лаврецкого и Лизы, являющегося кульминацией личных отношений героев, и символ их любящих сердец: «.схватив ее [Лизы. - Н.И.] руку, повел ее к скамейке. Она шла за ним без сопротивления; ее бледное лицо, неподвижные глаза, все ее движения выражали несказанное изумление <.> Он встал и сел подле нее на скамейку <...> Она опустила глаза; он тихо привлек ее к себе, и голова ее упала к нему на плечо... Он отклонил немного свою голову и коснулся ее бледных губ» [8, с. 105]. Примечательно, что спустя восемь лет Лаврецкий замечает, что скамейка в саду «почернела, искривилась», что ассоциируется со зрелой, умудренной, но лишенной счастья и домашнего очага жизнью героя, который «постарел не одним лицом и телом, постарел душою» [8, с. 157].
Наряду с локусом сад смысловую нагрузку несут мебель, предметы интерьеров дома Ка-литиных (фортепьяно, пяльцы с канвой, ломберные столы, вольтеровское кресло и др.), которые представляют собой средоточие обжитого пространства и выступают знаками принадлежности его обитателей к дворянской культуре. Примечательно, что в доме Калитиных есть особое, «своё» пространство Лизы - «небольшая комнатка», которую Марфа Тимофеевна называет «келейкой» и при описании которой автор использует лексемы "чистая ", "светлая ", "белая ". На религиозность героини указывает висящее в комнатке распятие, которое становится символом крестного пути Лизы. Напротив, в сюжете героя важную роль играет фортепьяно. Оно является принадлежнос-
тью обстановки городского дома Калитиных (в Васильевское его привозят по распоряжению Лав-рецкого), причём Лиза хорошо играет на фортепьяно, но «один Лемм знал, чего ей это стоило» [8, с. 113]. С фортепьяно связаны в романе музыкальные моменты, слушание музыки. Знаковый смысл фортепьяно обретает в конце произведения.
В сцене посещения через восемь лет Лаврецким усадьбы Калитиных дом (комнаты, фортепьяно в сочетании с другими репрезентантами дома - пяльцы, шитье) становится особым пространством воспоминаний героя о прошлом: «Обои в обеих комнатах были другие, но мебель уцелела; Лаврецкий узнал фортепьяно; даже пяльцы у окна стояли те же, в том же положении - и чуть ли не с тем же неоконченным шитьем, как восемь лет назад» [8, с. 155]. Память о чистой, одухотворённой любви к Лизе и пережитом счастье связывается в сознании героя прежде всего с фортепьяно: «.Лаврецкий вернулся в дом, вошел в столовую, приблизился к фортепьяно и коснулся одной из клавиш; раздался слабый, но чистый звук и тайно задрожал у него в сердце: этой нотой начиналась та вдохновенная мелодия, которой, давно тому назад, в ту же самую счастливую ночь, Лемм, покойный Лемм, привел его в такой восторг. Потом Лаврецкий перешел в гостиную и долго не выходил из нее: в этой комнате, где он так часто видал Лизу, живее возникал перед ним ее образ; ему казалось, что он чувствовал вокруг себя следы ее присутствия» [8, с. 157]. Помимо фортепьяно скамейка в саду Калитиных обращает Лаврец-кого к тем прошедшим прекрасным минутам жизни, когда он был вместе с Лизой, и вызывает сладостно-горестные переживания: «Лаврецкий вышел в сад, и первое, что бросилось ему в глаза, -была та самая скамейка, на которой он некогда провел с Лизой несколько счастливых, не повторившихся мгновений; она почернела, искривилась; но он узнал ее, и душу охватило то чувство, которому нет равного и в сладости, и в горести, - чувство живой грусти об исчезнувшей молодости, о счастье, которым когда-то обладал» [8, с. 156]. Как справедливо отмечает Н.В. Логутова, «скамейка, сохранившаяся в саду Калитиных, - это эмблема прошлого, символ пережитых героем счастливых мгновений и несбывшихся надежд» [6, с. 73]. Но главное, в сцене посещения Лаврецким дома Ка-литиных скамейка, на которой он некогда провёл с Лизой несколько счастливых минут; комната, в которой «он так часто видал Лизу»; фортепьяно,
извлечённый из которого «чистый звук» тайно дрожит в сердце, - это образы, которые предельно сконцентрированы во времени и пространстве и свидетельствуют об элегической системе ценностей героя. Хотя в финале романа центральными являются оппозиции дом/путь, дом/монастырь, вместе с тем дом Калитиных предстаёт символом дворянского гнезда, где нарушается старый порядок дворянской жизни, но не прерывается связь поколений: «.дом Марьи Дмитриевны не поступил в чужие руки, не вышел из ее рода, гнездо не разорилось» [8, с. 154].
Итак, в «Дворянском гнезде» дворянская усадьба и её детально воспроизведенные быт и природа являются полноправным действующим лицом романа и позволяют читателю ощутить усадебный уклад, понять суть тех традиций, которые исстари определяли жизнь русского дворянства.
Большую смысловую нагрузку несут пространственные усадебные образы: они многозначны, порой вырастают до символа и полифункциональности. Многие объекты (гостиная, сад, пруд и др.) имеют сюжетное значение, являются организационными центрами основных описываемых автором событий. Весьма значимо изобразительное значение пространственных образов, поскольку благодаря им сюжетные события конкретизируются и пространство усадьбы приобретает чувственно-наглядный характер. Кроме того, усадебные пространственные образы способствуют пониманию душевной жизни тургеневских героев. Разумеется, усадьба, дом, сад имеют в романе не только сюжетооб-разующую, но и самостоятельную, независимую от сюжетных перипетий, характеров персонажей мифологическую ценность, что является перспективной темой дальнейшего исследования.
Библиографический список
1. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет [Текст]. - М.: Художественная литература, 1975. - 504 с.
2. Бельская A.A. Хронотоп усадьбы в романе И.С. Тургенева «Дворянское гнездо» [Текст] / Ред.-сост. Е.Н Левина // Спасский вестник. - Вып. 14. - Тула: Гриф и Ке, 2007. - С. 32-46.
3. Брагина О.Б. Мифопоэтическое значение образа сада в романах И.С. Тургенева («Рудин», «Накануне», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети») [Текст] / М.В. Антонова, Н.П. Генералова, Л.А. Балыкова, В.А. Лукина // И.С. Тургенев: вчера, сегодня, завтра. Классическое наследие в изменяющейся России. Материалы международной научной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения и 125-летию со дня смерти писателя. Вып. 3. -Орел: Изд-во Орловского государственного университета, 2008. - С. 137-143.
4. Доманский В.А. Сюжет и метасюжет усадебных романов И. С. Тургенева [Текст] / Ред.-сост. Е.Н. Левина // Спасский вестник. - Вып. 14. - Тула: Гриф и Ке, 2007. - С. 20-31.
5. Доманский В.А. Флористический код любовных коллизий прозы И.С. Тургенева [Текст] / Ред.-сост. Е.Н Левина // Спасский вестник. - Вып. 16. - Тула: Гриф и Ке, 2009. - С. 52-60.
6. Логутова Н.В. Поэтика пространства и времени романов И.С. Тургенева [Текст]: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. - Кострома, 2002. - 201 с.
7. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений [Текст] / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. - 4-е изд., доп. - М.: А ТЕМП, 2004. - 944 с.
8. Тургенев И.С. Дворянское гнездо // И.С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 12 т. Изд. 2-е, испр. и доп. С. Т. VI [Текст]. - М.: Наука, 1981.
9. Шарафадина К.И. Обновление традиций флоропоэтики в лирике А. Фета // Русская литература. - 2005. - № 2. - С. 18-54.
N.V. ILYUTOCHKINA
FUNCTION OF COUNTRY ESTATE SPATIAL IMAGES IN I.S. TURGENEV'S NOVEL "NEST OF THE GENTRY"
The article is devoted to the analysis of functions of spatial images of the country estate (house, garden) in I.S. Turgenev's novel "Nest of the Gentry". The most significant spatial images are singled out and their role and function in the text of the novel is specified. It helps to clarify the artistic picture of the writer's world.
Key words: spatial image, locus, function, country estate, garden, house, interior, tribal memory.