CC BY
84
Протоиерей Георгий Митрофанов (Санкт-Петербург)
Русская Православная Церковь XX в. — Церковь новомучеников и исповедников
Одной из важнейших с точки зрения христианского понимания истории особенностей XX в. является то обстоятельство, что именно в данный исторический период в рамках христианской цивилизации стало возможным появление двух антихристианских тоталитар-но-утопических систем — коммунизма и фашизма. Сопроводив свое появление на исторической арене Европы не только мировоззренческими, как это было преимущественно характерно для фашизма, но и государственно-политическими, как это было характерно для коммунизма, гонениями на христиан, коммунизм и фашизм попытались поставить под вопрос возможность самого существования Церкви сразу у нескольких европейских народов, имевших в своем прошлом многовековую христианскую историю. Даже кратковременное пребывание коммунистов у власти должно было означать наступление беспрецедентной в европейской истории эпохи массовых гонений на христиан, как, например, это имело место в Испании, где за три года республиканского режима было уничтожено около 7 тысяч епископов, священников, монахов и монахинь.
Однако главному столкновению между Церковью и богоборческим коммунистическим тоталитаризмом в XX в. суждено было на протяжении многих десятилетий происходить именно в России, являвшейся к тому времени благодаря миссионерско-просветитель-ским трудам свв. братьев Мефодия и Кирилла уже более 900 лет православной страной. Русская Православная Церковь в начале XX в. по праву считалась не только крупнейшей в количественном отношении, но и ведущей в духовно-культурном отношении Поместной Церковью православного мира. Насчитывавшая в это время почти 100 миллионов мирян, около 150 епископов, более 115 тысяч духовенства и около 30 тысяч монашествующих, Русская Православная Церковь располагала более чем 55 тысячами храмов и 1 тысячей монастырей, 4 духовными академиями, 58 духовными семинариями, 187 духовными училищами и почти 42 тысячами церковноприходских школ. Осуществляя свое служение в одной из наиболее динамично развивавшихся стран мира, Русская Православная Церковь смогла сохранить свое значительное духовное и культурное влияние, несмотря на неизбежно сопровождавшую формирование индустриального общества секуляризацию общественного сознания народных масс, которая имела место и в России. В начале XX в.
Россия стояла перед перспективой формирования в стране во многом уникального типа современной индустриальной цивилизации, ориентированной в своей духовной и культурной жизни на традиционные ценности Православной Церкви.
Однако происшедшие в условиях кровопролитной Первой мировой войны радикальные изменения в государственной жизни России ввергли страну в состояние перманентного политического хаоса и обусловили установление в России большевистской диктатуры. Уже в первые три месяца своего существования большевистский режим не только принял целую совокупность законодательных актов, призванных формально обосновать деятельность большевиков, направленную на уничтожение всех организованных и легальных форм церковной жизни в стране в течение ближайших нескольких лет, но и стал осушестапять такую реальную политику гонений на Церковь, которая далеко выходила за рамки даже самих большевистских декретов. Впервые в ее истории перед Русской Православной Церковью предстала перспектива широкомасштабных гонений, которые, как показало будушее, оказались несопоставимыми с какими-либо гонениями на христиан в двухтысячелетией истории Церкви. И, как это нередко имело место в христианской истории, Церковь ответила на эти гонения подвигом мученичества и исповед-ничества, впрочем, столь же несопоставимым по своим громадным масштабам с аналогичным подвижничеством христиан предшествующих веков.
Первым новомучеником Русской Православной Церкви, растерзанным революционной чернью уже 31 октября 1917 г. в Царском Селе, стал почти четверть века со смирением осуществлявший свое приходское служение многодетный протоиерей Иоанн Кочуров, который своей мученической смертью выразительно засвидетельствовал глубокий смысл слов св. апостола о силе Божией, в немощи совершающейся. В то же время первым архиереем-мучеником суждено было стать одному из самых авторитетных епископов Русской Православной Церкви почетному председателю происходившего тогда Поместного Собора митрополиту Киевскому Владимиру (Богоявленскому), который был расстрелян отрядом красногвардейцев 25 декабря 1918 г. в Киеве. Великой скорбью в сердцах многих членов Поместного Собора отозвалось сообщение большевистских властей о расстреле 17 июля 1918 г. императора-страстотерпца Николая II, о котором, несмотря на опасность новых репрессий, св. Патриарх Тихон благословил служить соборные панихиды во всех храмах Русской Православной Церкви. Эти мученические кончины не только ознаменовали собой начало первого этапа гонений, воздвигнутых большевистским режимом на Православную Церковь в России, но и содержали в себе характерные черты тех многочисленных
и жестоких бессудных расправ большевиков над духовенством и активными мирянами, которые были характерны для гонений периода гражданской войны. Действительно, от 8 до 10 тысяч представителей православного духовенства и монашества, уничтоженных во время гражданской войны, погибали либо в результате спровоцированных большевистской политикой массовых убийств духовенства и активных мирян революционной чернью, либо в процессе проведения чекистами акций, направленных на физическое устранение ведущих представителей церковной иерархии, либо в связи с повсеместными расстрелами заложников, в числе которых значительную долю составляли священнослужители. Начинавшиеся в крупных городах церковные гонения по мере распространения на территории страны гражданской войны охватывали пройинцию, где они приобретали особенно жестокий и кровопролитный характер. Объявив в опубликованном уже 23 января 1918 г. декрете «о свободе совести» о национализации всего церковного имущества и запретив любые формы церковной деятельности кроме богослужебной, большевистский режим усугубил свою призванную убить «тело» церковного народа репрессивную политику призванной убить и его «душу» кощунственной пропагандистской кампанией вскрытия мощей, развернувшейся с февраля 1919 г.
Вполне определенно обозначив богоборческую сущность репрессивной политики большевиков в принятом 22 января 1918 г. в качестве соборного постановления послании св. Патриарха Тихона с анафемой всем православным христианам, участвовавшим в церковных гонениях и убийствах невинных людей, Русская Православная Церковь, прежде всего в лице своего Первосвятителя, на протяжении всего периода гражданской войны старалась вносить умиротворение в души охваченных смутой русских людей. Однако кровавые репрессии обрушивались в годы гражданской войны практически на все категории русского православного народа независимо от политической позиции и особенностей церковно-обше-ственной деятельности, которые были присущи тем или иным их представителям. Так, уже в июне 1918 г. в Перми был расстрелян архиепископ Андроник (Никольский), который в знак протеста против большевистских гонений затворил пермские приходские храмы. А в феврале 1920 г. Омске был заживо распят и затем заколот раскаленными шомполами архиепископ Сильвестр (Ольшевский), возглашавший Сибирское ВВЦУ, благословлявший армию адмирала А. В. Колчака и оставшийся со своей паствой после захвата Омска большевиками. В то же время в Петрограде еще в январе 1918 г. на территории Александро-Невской лавры толпа революционных матросов и солдат расправилась с далеким от какой бы то и было политической деятельности протоиереем Петром Скипетровым.
А в августе 1918 г. в Петрограде был схвачен, вероятнее всего, в качестве заложника известный своим либерализмом и народолюбием протоиерей Философ Орнатский, который вскоре был расстрелян с двумя своими сыновьями гвардейским штабс-капитаном Борисом Орнатским и военным врачом Николаем Орнатским.
Начавшийся летом 1921 г. в результате экономически разрушительной политики военного коммунизма широкомасштабный голод не только присовокупил к 3 миллионам погибших в результате гражданской войны 5 миллионов умерших от голода, но и способствовал началу нового этапа церковных гонений. Несмотря на активное и разностороннее участие духовенства в помощи голодающим, Русская Православная Церковь была обвинена в отказе употребить свои якобы несметные материальные ценности на борьбу с голодом и подверглась очередной серии массовых репрессий. Подлинная сущность кампании изъятия церковных ценностей, сопровождавших эти репрессии была, была сформулирована В. И. Лениным в его секретном письме членам Политбюро от 19 марта 1922 г. «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий... Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше». Пытаясь дискредитировать Церковь своими обвинениями духовенства в отказе помогать голодающим и насаждая в церковной жизни обновленческий раскол, который выступал под знаменем примирения христианства и коммунизма, большевистский режим стремился придать своим гонениям в 1922-1923 гг. видимость «революционной законности», сопровождая уничтожение священнослужителей инсценированными пропагандистскими судебными процессами. Именно после наиболее громких из этих процессов, петроградского и московского, летом 1922 г. были расстреляны свв. новомученики митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), горячо любимый петроградской паствой, избравшей его в 1917 г. на митрополичью кафедру, архимандрит Сергий (Шеин), миряне Юрий Новицкий и Иоанн Ковшаров, глубоко почитавшиеся православными москвичами протоиереи Александр За-озерский, Христофор Надеждин, Василий Соколов, иеромонах Ма-карий (Телегин) и мирянин Сергий Тихомиров. Уничтожив в ходе репрессий 1922— 1923 гг. от 7 до 8 тысяч представителей духовенства
и монашества, большевистский режим впоследствии уже,не пытался организовывать показательные процессы над священнослужителями. Ибо опыт процессов начала 1920-х гг. убедил церковных гонителей в невозможности превратить мучеников Церкви в кающихся в политических грехах марионеток, подобных тем которыми стали на политических процессах 1930-х гг. партийные руководители, репрессированные Сталиным.
Значительные уступки в области церковно-государственных отношений, на которые пришлось пойти летом 1923 г. св. Патриарху Тихону, и еще более значительные уступки в области кадровой политики Церкви, на которые пошел летом 1927 г. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский), лишь на несколько лет ослабили церковные гонения. Однако уже в период 1928—1934 гг., по мере свертывания НЭПа и проведения политики коллективизации, церковные репрессии приобрели невиданный ранее по широте охвата характер. В этот период в дополнение к более чем 8 миллионам жертв коллективизации и во многом организованного государством голода начала 1930-х гг. было репрессировано около 40 тысяч представителей духовенства и монашества, из которых расстреляно было не менее 5 тысяч, ликвидированы все монастыри, количество действующих храмов сократилось с 28,5 тысяч до 10 тысяч. Вынесение как индивидуальных, так и, в особенности, групповых расстрельных приговоров представителям духовенства и активных мирян происходило в этот период относительно редко. Впрочем, в Воронежской епархии именно летом 1930 г. произошел фупповой расстрел свв. новомучеников архимандрита Тихона (Кречкова), иеромонахов Георгия (Пожарова) и Космы (Вязникова), священников Иоанна Стеблин-Каменского, Сергия Гортинского, Феодора Яковлева, Александра Архангельского, Георгия Никитина и мирян Евфимия Гребенщикова и Петра Вязникова. Однако многие из подвижников Русской Православной Церкви, отправленные в этот период в тюрьмы, лагеря и ссылки, либо подобно священномученикам архиепископу Воронежскому Петру (Звереву), архиепископу Верейскому Илариону (Троицкому) и епископу Глазовскому Виктору (Островидову) отошли ко Господу в местах заключения, либо подобно свв. Патриаршему Местоблюстителю Митрополиту Агафангелу (Преображенскому) и знаменитому московскому пастырю и духовнику из Свято-Данилова монастыря архимандриту Георгию (Лаврову) скончались в результате тягот, перенесенных в недавно завершившемся заключении, либо подобно подавляющему большинству свв. новомучеников начали, а чаще всего продолжили свой узнический путь на Русскую Голгофу, который должен был привести их к мученической кончине в конце 1930-х гг. Тяжесть гонений этого периода времени усугублялась
возникшим в Русской Православной Церкви разделением между сторонниками политики Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и противниками этой политики из числа преданных Церкви духовенства и мирян, объединявшихся вокруг таких авторитетных архипастырей как, например, св. митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) и митрополит Ленинградский Иосиф (Петровых), которые находились в это время в заточении. Обличавшие митрополита Сергия в присвоении себе канонической полноты высшего церковного управления и рассматривавшие его политику как политику, направленную на порабощение Церкви богоборческим государством, церковные оппоненты митрополита Сергия разрывали каноническое общение с ним и возносили за богослужением лишь имя Патриаршего Местоблюстителя св. митрополита Крутицкого Петра (Полянского), за что и получили наименование «непоминающих». Впрочем, строгая верность православному вероучению и сохранение канонического единства с полнотой Русской Православной Церкви через богослужебное поминовение имени св. митрополита Петра позволяли так называемым «непоминаюшим» оставаться верными пастырями и пасомыми Русской Православной Церкви, существование которых помогало церковной жизни духовно преодолевать крайности политики митрополита Сергия.
Очередной и самый кровопролитный этап церковных гонений в Советской России, поставивший Русскую Православную Церковь на грань полного физического уничтожения, оказался связанным с периодом так называемого «большего террора» и продолжался с 1937 по 1941 гг. За это время, поданным Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при президенте Российской Федерации, было расстреляно 110 700 представителей православного духовенства. К 1941 г. на территории СССР в границах до сентября 1939 г. оставалось -не более 150 действовавших храмов, не более 500 служивших представителей духовенства и 4 правящих архиерея. Среди десятков тысяч уничтоженных в этот период православных христиан находилось большинство канонизованных ныне Русской Православной Церковью новомучеников, которые многообразием своих личностных дарований и величием своих подвижнических деяний явили славу Русской Православной Церкви XX в., прежде всего как Церкви мучеников.
Прослуживший основную часть своей жизни в качестве скромного синодального чиновника на поприще духовного образования Патриарший Местоблюститель св. митрополит Крутицкий Петр (Полянский) принял монашество и архиерейство в 58-летнем возрасте в 1920 г., сознательно обрекая себя на сораспятие с гонимой Русской Православной Церковью. Став ближайшим советником
св. Патриарха Тихона, св. митрополит Петр мужественно разделил с ним бремя высшего церковного управления неотделимого в это время от мученичества и исповедничества. Проведя последние 12 лет своей жизни в тяжелейших условиях тюрем и ссылок, св. митрополит Петр ни разу не попытался спасти свою жизнь и обрести свободу ценой недостойных компромиссов с богоборческой властью или же путем отречения от возложенных на него св. Патриархом Тихоном местоблюстительских полномочий и принял мученическую кончину 10 октября 1937 г.
Стяжавший себе еще до революции заслуженную славу одного из мудрейших и милосерднейших архипастырей Русской Православной Церкви Патриарший Местоблюститель свгмитрополит Казанский Кирилл (Смирнов) являлся после кончины св. Патриарха Тихона самым почитаемым и любимым святителем гонимой богоборцами русской православной паствы. Проведя с 1919 г. с небольшими перерывами более 15 лет в тюрьмах и ссылках, св. митрополит Кирилл оставался духовным отцом для тысяч священнослужителей и мирян, обращавшихся к нему несмотря на все многочисленные препятствия за советами по всем вопросам сложной церковной жизни 1920—1930-х гг. Убежденный в невозможности спасти гонимую Церковь в России дальнейшей политикой компромиссов и воспринимавший Церковь не столько как централизованный административно-канонический институт, сколько как основанный на любви и свободе собор евхаристических общин, объединявшихся вокруг своих правящих епископов, св. митрополит Кирилл выступил как самый глубокий и авторитетный критик политики митрополита Сергия. Подобно св. митрополиту Петру не пойдя в своем длительном заключении ни на какие компромиссы с богоборческим режимом и сохраняя церковное единство безусловным признанием власти правящего местоблюстителя, св. митрополит Кирилл отошел ко Господу 20 ноября 1937 г., будучи расстрелянным в казахстанской ссылке вместе с другим пока еще не канонизованным замечательным церковным иерархом митрополитом Иосифом (Петровых).
Не происходя подобно подавляющему большинству церковных иерархов из духовного сословия, св. митрополит Серафим (Чичагов) пришел к пастырскому служению из петербургской аристократической среды, оставив блестящую карьеру гвардейского офицера. Олицетворяя разносторонней одаренностью своей личности и своим подлинно аристократичным внешним обликом величие уничтоженной большевизмом православной империи, св. митрополит Серафим проявил себя как один из наиболее последовательных и авторитетных сторонников политики митрополита Сергия, направленной на достижение соглашения с большевистским режимом.
Сочетавший в своем мировоззрении способность к политическим компромиссам с непоколебимой твердостью в отстаивании чистоты православной веры и церковно-канонического единства св. митрополит Серафим, будучи 82-летним старцем, с достоинством христианского мученика и мужеством русского офицера прошел месячное пыточное следствие и был расстрелян 11 декабря 1937 г.
Выделяющийся в сонме российских новомучеников своей особой приверженностью к древнерусскому благочестию, сын единоверческого священника св. епископ Дмитровский Серафим (Звез-динский) оставался на своем не столь долгом жизненном пути прежде всего молитвенником и аскетом. Всегда стремившийся к отрешенному от мира монастырскому житию, св. епископ Серафим в условиях воздвигнутых на Церковь гонений оказался вынужденным, пребывая в скитаниях, подвергаясь неоднократным арестам и ссылкам, со смирением и твердостью свидетельствовать о своей вере даже гонителям Церкви. Считая губительной для Русской Православной Церкви политику митрополита Сергия, св. епископ Серафим в начале 1928 г. вышел за штат и с непреклонностью, унаследованной им от его предков старообрядцев, пронес свою веру в неодолимость Церкви в тяжелейших испытаниях пятилетней ссылки, которая предшествовала его мученической кончине 26 августа 1937 г.
События Второй мировой войны, которые привели к поразительному возрождению церковной жизни на территории, оккупированной немецко-фашистскими войсками, способствовали изменению религиозной политики Сталина в 1943 г. Репрессии по отношению к остававшимся на свободе на советской территории немногочисленным священнослужителям были почти полностью прекращены, а по отношению к гораздо более многочисленному духовенству, которое находилось на территории занимавшейся советскими войсками, проводились не очень часто. Подавляющее большинство из 13 тысяч храмов, открытых на оккупированной территории, продолжало оставаться действующими и после восстановления там коммунистического режима, и даже в областях, не подвергшихся немецкой оккупации, было открыто около 1 тысячи храмов. Некоторые из немногочисленных остававшихся в живых в советских лагерях и ссылках священнослужителей нередко освобождались из заключения иногда даже до истечения срока приговора. Так, например, прошедший пыточное следствие и многолетнее заключение в лагерях и ссылках священноисповедник архиепископ Лука (Войно-Ясе-нецкий) в 1943 г. был направлен на Тамбовскую кафедру сразу же после освобождения из ссылки, где, оставаясь в положении политического ссыльного, он исполнял обязанности главного хирурга -консультанта красноярских военных госпиталей.
Однако даже после 1943 г., когда Сталин перешел к политике преимущественного политического использования недоуничтожен-ной им Русской Православной Церкви, репрессии против духовенства и активных мирян не прекращались полностью, а остававшиеся в заключении священнослужители, особенно отказывавшиеся признать каноническую власть Патриарха Сергия, получали новые сроки, как, например, проведший 33 года в заключении священноис-поведник архиепископ Афанасий (Сахаров), освобожденный лишь в 1955 г. Впрочем, уже с 1948 г. по мере возвращения коммунистического государства к политике полного подавления церковной жизни в стране репрессии по отношению к духовенству усилились и продолжались весьма активно вплоть до смерти Сталина в 1953 г. Последующие периоды как ослабления церковных гонений в 1953-1957 гг., так и их усиления в 1958—1964 гг., представляли собой составную часть продолжавшейся более 70 лет и осуществлявшейся лишь различными методами политики борьбы богоборческого коммунистического государства с Русской Православной Церковью. И несмотря на то, что в послевоенный период были уничтожены не десятки тысяч, но лишь десятки представителей духовенства, политика явных и тайных гонений на Церковь сделала неизбежными те многочисленные и до сего времени невосполнимые потери, которые понесла церковная жизнь в России в XX в.
Прославленные Русской Православной Церковью почти полторы тысячи новомучеников и исповедников представляют собой лишь малую толику сонма подвижников православного благочестия, утвердивших духовно-историческое торжество Церкви в эпоху беспрецедентных по своей кошунственности и жестокости коммунистических гонений. И если русский народ, понесший неисчислимые культурно-исторические и человеческие потери в процессе преодоления соблазна построить коммунистический «земной рай», обнаружил перед всем миром утопически бесплодный характер коммунизма, то противопоставившая коммунистическим гонителям христианства сонм своих новомучеников и исповедников Русская Православная Церковь явила часто отпадающему от Бога человечеству не только антихристианскую природу коммунизма, но и неодолимость Церкви в ее духовном противоборстве с одним из самых страшных мировоззренческих искушений в истории человечества.
