CC BY
224
Священник Евгений Шишкин, секретарь Ученого совета Ставропольской православной духовной семинарии;
EvgeniyNSh@yandex.ru
Русская Православная Церковь
НА ОККУПИРОВАННЫХ ТЕРРИТОРИЯХ КАВКАЗА В АВГУСТЕ 1942 — ФЕВРАЛЕ 1943 Г.
Е. Н. Шишкин
На материале Северного Кавказа и Кубани рассматриваются положение и деятельность Русской Православной Церкви в 1942—1943 гг. Битва за Кавказ и битва за Сталинград — переломные сражения Великой Отечественной войны — сопровождались на первом этапе оккупацией значительной части Юга России. Исследуются как трагические, так и позитивные грани церковной жизни на занятых неприятелем территориях. Показан процесс стихийной легализации православных общин и духовенства, поставленных советской властью вне закона в предшествующий период, прослеживаются судьбы православных как пастырей, возвращавшихся к служению и погибавших от рук нацистов, так и церквей, открытых для совершения богослужений и разрушенных гитлеровскими войсками. В центре внимания религиозная политика немецкого командования и особенности ее реализации в регионе, а также иерархические и юрисдикционные проблемы, вызванные обновленческим расколом, и их преломление в условиях военной повседневности. Отмечаются объединяющие процессы в церковной среде и делается вывод о формировании на локальном уровне предпосылок к преодолению церковных разделений 1920—1930-х гг.
Возрождение религиозной жизни в годы Великой Отечественной войны невозможно рассматривать без учета процессов, протекавших в оккупационной зоне. По этим проблемам уже сформировалась достаточно обширная историография1. Однако вопросы церковной жизни Юга России в имеющихся исследованиях затрагиваются лишь вскользь из-за ограниченности источниковой базы, что обусловлено спецификой региона, находившегося под оккупацией всего несколько месяцев первого этапа битвы за Кавказ. Несмотря на отдельные попытки осветить деятельность религиозных организаций Ставрополья и Кубани в годы
1 См., например:: Алексеев В. И., Ставру Ф. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское возрождение. 1980. № 11—12; 1981. № 13—16; 1982. № 17—18; Васильева О. Ю. Русская Православная Церковь в политике Советского государства в 1943—1948 гг. М., 1999; Обозный К. П. История Псковской Православной Миссии 1941— 1944 гг. М., 2008; Одинцов М. И. Власть и религия в годы войны. М., 2005; Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 2005; Якунин В. Н. Русская Православная Церковь на оккупированных территориях СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Самара, 2001.
Великой Отечественной войны2, положение Русской Православной Церкви на оккупированных территориях Кавказа до настоящего времени не становилось предметом специального исследования. Кроме того, авторами не привлекались источники церковного происхождения, сохранившиеся в фондах Государственного архива Российской Федерации и архива Московской Патриархии. Вместе с тем изучение особенностей церковной жизни территорий, занятых гитлеровской армией в переломный момент Великой Отечественной войны, представляется чрезвычайно важным для понимания сущности тех изменений, которые произошли в жизни Русской Православной Церкви за четыре военных года.
С начала 1938 г. до осени 1942 г. на территории Ставропольского края действовало только 10 православных церквей и 4 молитвенных дома3. Из них только две церкви и один молитвенный дом находились под омофором Патриаршего Местоблюстителя, митрополита Московского и Коломенского Сергия (Страго-родского). Остальные приходы края подчинялись обновленческому «митрополиту Северо-Кавказскому» Василию Кожину4. Он же руководил обновленческими храмами в автономных республиках Северного Кавказа: это были Михаило-Архангельский собор в Грозном и Ильинская церковь во Владикавказе5. Из семи православных приходов Краснодарского края, действовавших в это время, четыре были обновленческими и находились под руководством «архиепископа Кубанского» Владимира Иванова6.
Патриаршие храмы региона (три на Северном Кавказе и три на Кубани) с 1937 г. были лишены своих архипастырей и находились в прямом подчинении митрополиту Сергию. Снятые же с регистрации православные общины уже не имели возможности регулярно поддерживать каноническое общение с епископатом. Вытесненная за границу легального церковная жизнь к началу 1940-х гг. замыкалась в рамках отдельно взятого населенного пункта. Всего за три дня до войны в Москву было отправлено сообщение уполномоченного Комиссии партийного контроля по Орджоникидзевскому краю Астраханцева, из которого становилось ясно, что пружина сжата до предела: в мае 1940 г. провалились попытки насильственного закрытия храмов в Ессентуках и Черкесске7.
2 См.: Фефилин С. В. Взаимоотношения государства и религиозных организаций в 40-х — сер. 50-х гг. ХХ в.: на материалах Краснодарского края. Дис. ... канд. ист. наук. Майкоп, 2002; Сомова И. Ю. Культурные и религиозные учреждения Ставропольского края в период Великой Отечественной войны. Дис. ... канд. ист. наук. Пятигорск, 2004; ТрегубенкоВ. В. Религиозный вопрос на Ставрополье и Кубани в 1941 г. — начале 1960-х гг.: сущность, место в обществе, отношение власти. Дис. ... канд. ист. наук. Ростов н/Д, 2013.
3 Государственный архив Ставропольского края (ГАСК). Ф. 5171. Оп. 1. Д. 163. Л. 18; Д. 185. Л. 34. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 125. Д. 44. Л. 75.
4 ГАСК. Ф. 5171. Оп. 1. Д. 185. Л. 34.
5 Ставропольская и Владикавказская епархия: Справочник по приходам. Ставрополь, 2005. С. 13.
6 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 6991. Оп. 2. Д. 14. Л. 41. Владимир Иванов в 1944 г. по покаянии принят в лоно Русской Православной Церкви, впоследствии архиепископ Флавиан.
7 См.: Советская повседневность и массовое сознание. 1939—1945. М., 2003. С. 407—408.
Наступление гитлеровских войск на Северном Кавказе многих застало врасплох. Оно резко меняло сложившуюся в 1930-е гг. картину. Наложенные советской и партийной властью запреты теряли свою силу после эвакуации ее представителей. В сотнях населенных пунктов региона верующие стали открыто собираться на богослужения. Факт стихийного возрождения церковной жизни на Северном Кавказе в августе 1942 — феврале 1943 г. зафиксирован в самых разнообразных источниках, но все они локально ограничены, поверхностны или фрагментарны.
Из воспоминаний современников мы узнаем о том, что, оказавшись в экстремальных условиях установленного оккупантами «нового порядка», верующие люди тем не менее пользовались малейшей возможностью для открытия храма. Например, в городе Ворошиловске (Ставрополе), где почти все храмы были разрушены и с середины 1930-х гг. действовала только Успенская кладбищенская церковь, городской управой были открыты два бывших домовых храма — Кре-стовоздвиженский и Преображенский. Вслед за ними по настоянию православных румын 1 ноября 1942 г. возобновилось богослужение в Андреевском соборе (при нем разместилось временное Епархиальное управление и свечная мастерская). Службы совершались даже в уцелевшей колокольне разрушенного Казанского кафедрального собора, где тоже был освящен алтарь8. Издаваемые в период оккупации на Кавказских Минеральных водах газеты также пестрели сообщениями о восстановлении храмов курортного региона9.
Аналогичные сведения содержались и в партизанских сводках с Кубани: «На 14 октября 1942 г. в станице [Старонижнестеблиевской] никаких репрессий не было... Попом служит бывший фотограф и он же бухгалтер райпотребсоюза, который организовал сбор денег для ремонта церкви, денег набрали много. Церковь восстановили в быв[шем] доме соцкультуры»10, «в ст. Крымской открыта церковь в электролечебнице (бывшая греческая церковь), где проводятся регулярно богослужения»11.
Итоги стихийной легализации православных приходов выглядели весьма внушительно по сравнению с ситуацией 1930-х гг. Например, в Кабардино-Балкарской АССР к началу 1940-х гг. не было ни одного действующего храма. Из 9 сохранившихся там закрытых церквей за время оккупации были открыты шесть: в городах Нальчике и Прохладном, пос. Прохладном, станицах Екатери-ноградской, Солдатской и Пришибской12. По данным уполномоченных Совета, в Ставропольском крае за время оккупации открылось 127 церквей и молитвенных домов13 (их число увеличилось в 10 раз), в Краснодарском — 19214 (в 17 раз соответственно).
8 См.: Беликов Г. А. Оккупация: Ставрополь. Август 1942 — январь 1943. Ставрополь, 1998. С. 108-110.
9 См.: Пятигорское эхо. 1942. 19 авг., 5 дек., 8 дек. и др.
10 Кубань в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945: Рассекреченные документы. Хроника событий. Краснодар, 2005. Кн. 1: 1941-1942. С. 562.
11 Там же. С. 605.
12 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 14. Л. 143-147.
13 Там же. Д. 16. Л. 91.
14 Там же. Д. 14. Л. 41.
Характеризуя ситуацию в оккупированной Адыгее на ноябрь 1942 г., секретарь обкома ВЛКСМ Н. П. Служава отмечал, что «во всех клубах районов и колхозов были открыты церкви»15. Подобным образом обобщил сведения о северо-восточных районах Орджоникидзевского края секретарь крайкома партии М. А. Суслов. В сводке, составленной «на основе личных бесед с разведчиками» 27 октября 1942 г., он выделил заголовок «Насаждение мракобесия», под которым сообщал: «Во всех крупных населенных пунктах при покровительстве немцев были открыты церкви»16.
Увидеть данный процесс под другим ракурсом позволяет знакомство с документами самих немецких властей. Например, 9 октября 1942 г. местное управление имперской безопасности сообщало в Берлин о самопроизвольном (курсив мой. — свящ. Е. Ш.) открытии церквей во всех населенных пунктах Донской области, где сохранились церковные здания и можно было найти священника17, а к концу года оно уже констатировало «растущее укрепление, распространение и активизацию церковной жизни в большинстве значительных населенных пунктов и городов Северо-Кавказской области»18.
Не вяжутся с образом «покровителей религии» и материалы ЧГК. Будучи после возвращения из эвакуации членом Краевой Чрезвычайной Государственной Комиссии по расследованию немецко-фашистских злодеяний на Северном Кавказе19, обновленческий «митрополит Северо-Кавказский» Василий Кожин представил в нее сведения о 12 храмах Ставропольского края, пострадавших в период оккупации: это церкви в селах Благодарном, Барсуковском и Спицев-ском, в Черкесске, Михайловский и Лазаревский храмы в Пятигорске, Успенский в Ставрополе, Покровский в Минводах, Никольский в Георгиевске, Никольский молитвенный дом в Каменнобродской, Покровский в Невинномыс-ске, Никольский в Ессентуках. Храмы пострадали в результате бомбежек (крыши, окна), кражи утвари, разрушения церковных оград20. В Покровском храме Невинномысска была устроена конюшня21, в молитвенном доме Каменноброд-ской — казарма22, в Барсуковской и Спицевке храмы использовались под склады и были сожжены перед отступлением23.
Были случаи, когда осквернение храмов сочеталось со сценами бесчеловечной жестокости, происходившими на глазах местных прихожан. Например, в письме духовенства и верующих Кубанской епархии митрополиту Сергию приводились такие факты: «В станице Воронежской, Усть-Лабинского района, немцы насильственно заняли церковь под тюрьму для военнопленных, разграбив
15 Кубань в годы Великой Отечественной войны. 1941—1945. Кн. 1. С. 602.
16 РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 619. Л. 8-9.
17 См.: Шкаровский М. В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2000. С. 400.
18 Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935-1945 годов: Сб. документов / М. В. Шкаровский, сост. М., 2003. С. 263.
19 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 7. Д. 34. Л. 3.
20 Там же. Ф. 7021. Оп. 17. Д. 296. Л. 14-32.
21 Там же. Л. 29-30.
22 Там же. Л. 25-25 об.
23 Там же. Л. 16-17.
и разгромив весь церковный инвентарь и все внутреннее оборудование храма. Стоны военнопленных, умирающих от холода, голода и побоев, крики о помощи беспрерывным гулом день и ночь неслись из церкви. Ежедневно два-три десятка замученных выбрасывались из церкви на улицу, и если кто-либо из страдальцев подавал признаки жизни, его достреливали или докалывали штыком»24.
Страдали храмы и непосредственно от боевых действий: так, например, практически полностью был уничтожен Свято-Успенский собор города Моздока, оказавшийся у самой линии обороны, где на протяжении четырех с половиной месяцев шли тяжелые бои. Согласно акту местного райисполкома, до основания были разрушены четыре купола, своды, галерея вокруг церкви и ко-локольня25.
В обобщенном акте об ущербе, причиненном церквам, и злодеяниях над духовенством, который был составлен «краевой церковной комиссией» во главе с Василием Кожиным 20 октября 1943 г.26, содержались сведения и о казнях священнослужителей: «В период оккупации Ставропольского Края Гестапо зверски удушило в известной теперь всему миру "душегубке" настоятеля православно-обновленческой Кладбищенской церкви г. Пятигорска — протоиерея Василия Геккеля и протоиерея православно-обновленческой Успенской церкви г. Ставрополя Александра Павлика. В момент ареста Гестапо предъявил этим священникам нижеследующее обвинение: во-первых, они — обновленцы, а таковые, по мнению немцев, являются особенно преданными советской власти, во-вторых, они производили сбор средств на Красную армию и, в-третьих, читали с церковного амвона известное воззвание Первоиерарха Александра Введенского, в котором Гитлер назывался "кровавым людоедом"»27.
Имена этих двух священников встречаются и в других источниках. Например, А. Левитин упоминает «Пятигорского протоиерея о. Гегеля, который, несмотря на немецкое происхождение, сотрудничал с партизанами и был за это расстрелян»28, а сообщение митрополита Николая (Ярушевича) в ЧГК от 3 июля 1943 г. содержит сведения о том, что в октябре 1942 г. в г. Ставрополе был расстрелян священник Александр Павлик «только лишь за то, что немецкой армии стало известно о его патриотических чувствах к своей русской родине".»29. Как видно из доклада заведующего отделом по делам Центрального управления церкви Г. Т. Уткина на совещании уполномоченных (Новосибирск, 20-21 сентября 1944 г.) «О положении и роли русской православной церкви в период отечественной войны», Совету были известны «убийства немцами и некоторых священно-церковных деятелей в Ставрополе»30.
В начале войны лишь несколько православных священнослужителей открыто совершали богослужение на территории Орджоникидзевского края. За-
24 Архив Московской Патриархии (АМП). Ф. 3. Оп. 4. Д. 1060. Л. 24-24 об.
25 ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 17. Д. 296. Л. 40-41.
26 Там же. Л. 12-13.
27 Там же. Л. 12.
28 Левитин А. Защита веры в СССР: рукопись, привезенная из Советской России. Париж, 1966. С. 52.
29 ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 121. Д. 29. Л. 16.
30 Там же. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 6. Л. 25.
регистрированное обновленческое духовенство тоже можно было пересчитать по пальцам. Многие священники, снятые с регистрации, вернувшиеся из заключения или задавленные налоговым бременем, жили на иждивении детей или работали по гражданской специальности. Заштатные священнослужители стали основным источником пополнения кадров для открытых в военное время церквей.
Известен даже случай возвращения к легальной церковной деятельности архиерея-обновленца, находившегося с 1938 по 1942 г. «на покое». Речь идет о Николае (Автономове), которому, как «архиепископу православной церкви, проживающему в Пятигорске», 25 сентября 1942 г. по распоряжению немецкого командования было разрешено руководство церковной жизнью Пятигорска и районов31. Эти сведения, сообщенные о нем в оккупационной газете, интересно сопоставить с проектом доклада о деятельности немецкой военной администрации на Востоке, подготовленным в июне 1943 г.: «Отсутствие высших церковных инстанций приводило к тому, что втайне образовывались местные церковные организации, чьи средства и цели было тяжело контролировать. Военной администрации не оставалось ничего другого, как самой заботиться об учреждении высших церковных инстанций и замещении постов в них подходящими священнослужителями. Здесь она действовала в тесном согласии с компетентными органами Восточного министерства»32.
Для сравнения можно привести эпизод из биографии митрополита Иосифа (Чернова): «С приходом немцев стал епископом в Таганроге. Через некоторое время был вызван в гестапо, где потребовали от него сообщать о коммунистах, комсомольцах и евреях. От сотрудничества отказался. Епископом служил около двух лет, но был лишен права управления (курсив мой. — свящ. Е. Ш.)»33. Важно отметить, что в информационном сообщении оперативной группы Д полиции безопасности и СД от 7 декабря 1942 г. о религиозной ситуации в Ворошиловске (Ставрополе)34 несостоявшийся визит местного обновленческого духовенства к владыке Иосифу рассматривался как один из возможных вариантов их легитимизации и обеспечения сельских районов священнослужителями. Кто выступил
31 Пятигорское эхо. 1942. 25 сент.
32 «О поддержке Православной Церкви не может быть и речи.». Церковная политика нацистской Германии на оккупированных территориях СССР. 1941-1945 гг. / Публ. М. В. Шка-ровского // Источник. 2001. № 6. С. 84.
33 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 7. Д. 154. Л. 8.
34 См.: Православная Церковь на Украине в период германской оккупации 1941-1944 гг.: Документы и материалы // Нестор. 2003. № 6 (2001. № 2). С. 329. М. В. Шкаровский сопроводил публикацию цитируемого документа пояснением, что в данном случае «имеется в виду г. Ворошиловград (Луганск)». Подобное изменение локальной атрибуции представляется излишним, поскольку содержание документа не противоречит упомянутым в нем географическим реалиям, а сведения о том, что члены румынского посреднического штаба «посещали богослужения обновленческой Церкви и передавали большие денежные пожертвования», полностью кореллируют с описанием ситуации в работах ставропольских краеведов: в Воро-шиловске (Ставрополе) румынские солдаты православного вероисповедания пожертвовали более 4 тыс. руб. на открытие Андреевского собора и посещали богослужения, которые совершались в этом храме обновленческим духовенством Успенской церкви (см.: Беликов Г. А. Оккупация: Ставрополь. Август 1942 — январь 1943. Ставрополь, 1998. С. 108-110).
с инициативой отправки делегации в Таганрог, неясно. Однако отказ от этой идеи упоминается в контексте принципиальной позиции «старой Православной Церкви (тихоновцев)», которая категорически отвергала объединение с обнов-ленцами35.
Действительно, 20 октября 1942 г. в Ставрополе по инициативе священников Василия Денисова, Феодора Колесова и Василия Литвиненко с разрешения гражданских и военных властей состоялся съезд православного духовенства и мирян, целью которого было «объединение староцерковников в противовес обновленцам»36. На съезде был создан Временный Епархиальный совет, который должен был установить связь с православным епископом и осуществлять руководство возрождающейся епархиальной жизнью. Интересно, что на опыт ставропольского и армавирского духовенства сослался Преосвященный Иосиф Таганрогский, когда краснодарские священнослужители, «не имея возможности послать к нему ни делегации, ни официального письменного ходатайства (за отсутствием при немцах почтовой связи), случайными записками просили его пастырских указаний»37. «Также случайной и очень краткой запиской» он рекомендовал им создать Временное Епархиальное управление.
Как и в случае со Ставропольским Епархиальным советом, обращение кубанского духовенства было вызвано активностью обновленческого епархиального управления, которое к тому же возглавлял оставшийся на оккупированной территории «архиепископ» Владимир Иванов. Его присутствие ставило кубанских обновленцев в более выгодное положение, так как они получали дополнительный источник кадров. В сводках краевого штаба партизанского движения можно встретить такие сообщения: «В ст. Марьянской уже происходит богослужение, священника немцы привезли из Краснодара.»38. Как писал впоследствии краснодарский уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви, «обновленцы не отставали от тихоновцев в открытии церквей главным образом потому, что во главе их стоял епископ, имевший право рукополагать в священники, чего не имели тихоновцы. Для устранения этого препятствия последними был организован "пресвитерский совет", а также принимались меры к назначению епископа, чего, однако, провести не удалось в связи с очищением Красной Армией Кубани от немецких захватчиков»39.
«На должность патриаршего епископа Краснодара» в период немецкой оккупации местным духовенством и группой интеллигенции была выдвинута кан-
35 Православная Церковь на Украине в период германской оккупации 1941-1944 гг. С. 329.
36 Архив Московской Патриархии (АМП). Ф. 3. Оп. 4. Д. 2153. Л. 2.
37 АМП. Ф. 3. Оп. 4. Д. 1056. Л. 26. Из протокола заседания Приходского Совета Краснодарского Екатерининского собора от 28 февраля 1943 г. следует, что «в строгом соответствии с указанием православного Епископа Таганрогского Иосифа. Временное Епархиальное Управление Кубанской Православной Епархии уже начало было организовываться, но своей организации не закончило и к деятельности не приступило, а с выбытием из Краснодара иеромонаха Серафима (Смыкова), священника Патра Попова и др. и совершенно распалось» (АМП. Ф. 3. Оп. 4. Д. 1056. Л. 14).
38 Кубань в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. Кн. 1. С. 611.
39 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 14. Л. 41.
дидатура Фотия (Тапиро) («епископа», рукоположенного сначала в обновленческом, затем в григорианском расколах и с 1935 г. находившегося на светской преподавательской работе). Впоследствии возведенный в архиерейский сан митрополитом Сергием, епископ Фотий упоминал об этом эпизоде в автобиографии: «Ввиду отсутствия связи с Москвой, вопрос мог быть разрешен только путем личных переговоров с немцами (немецким комендантом или каким-нибудь немецким штабом), но ни к кому из них я не обращался, не захотел, хотя на этом настаивали многие из числа лиц, выдвигавших мою кандидатуру»40. По другим сведениям, «Владыка Фотий... во время немецкой оккупации всемерно и настойчиво ходатайствовал и пред верующими, и пред местным духовенством, и пред бургомистром о назначении его на должность Православного Кубанского Епископа, чисто явочным путем, в порядке автокефалии, без назначения его на эту должность какою-либо Высшей Церковной властью, и это желание Епископа Фотия не получило осуществления только потому, что, во-первых: кандидатура его не прошла на расширенном заседании Приходского Совета Георгиевской церкви, — обстоятельство, вызвавшее в то время крайнее недовольство Епископа Фотия, — а во-вторых: потому что б/бургомистр Ляшевский имел сведение о нем, как о епископе не православном, а обновленческом»41.
По сведениям немецких спецслужб, поочередно сменявшиеся краснодарские бургомистры были «убежденными сторонниками обоих религиозных направлений» («обновленцев» и «тихоновцев»)42. При этом духовенство негативно оценивало роль городских управ в церковной жизни «религиозного центра Кубанской области». По словам священников, «германское командование в дела церкви совершенно не вмешивалось, но русская гражданская власть в лице бургомистров г. Краснодара, причинила нашей православной церкви очень (подчеркнуто в тексте докладной записки тем же красным карандашем, каким наложена резолюция митрополита Сергия "Чит[ал] 7 апр[еля 1943 г.]". — свящ. Е. Ш.) много неприятных и тяжелых переживаний».
«Первый бургомистр, человек религиозный, постоянно посещавший св. Георгиевский (патриарший. — свящ. Е. Ш.) храм и раньше, но человек, по-видимому, совершенно незнакомый с каноническою стороною церковной организации, категорически решил было подчинить нашу православную церковь обновленческой, тем более что последняя на Кубани возглавляется и сейчас Архиепископом Владимиром Ивановым. Попытки б[ывшего] бургомистра в этом направлении были настойчивы настолько, что он не хотел предоставлять нам, т. е. для Православной Церкви, ни одного храма, и лишь после долгой и упорной борьбы нам удалось отбиться от этой антиканоничной и незаконной попытки бургомистра и получить для нужд Православной Церкви два храма — св. Георгиевский (постоянно действовавший) и б[ывший] кафедральный собор — Екатерининский, к преобразованию которого для богослужения мы и приступили.
40 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 7. Д. 121. Л. 4.
41 АМП. Ф. 3. Оп. 4. Д. 1055. Л. 5.
42 Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви. С. 263.
Второй бургомистр, человек тоже религиозный и православный43, по-видимому сам не сознавая того, причинил нашей церкви еще больше неприятностей: он, в нарушение всех канонических правил и соборных определений 1917-1918 гг., решил управлять православной церковью сам: сам официально и письменно стал давать распоряжения, кто и где должен служить, кто первенствовать при служении и т. д., вскоре учредил при Гор. Управе так называемую канцелярию по церковным делам, возглавив ее лицом из ансамбля песни и пляски Куб[анского] казачьего хора (подчеркнуто в тексте докладной записки красным карандашем. — свящ. Е. Ш), певцом, лицом, абсолютно незнакомым с церковным делом, канонической стороною жизни церкви, ее историей и т. д., и по своим личным качествам совершенно не соответствующим высокому и ответственному делу — руководства церковью в пределах целой епархии. Означенный "Правитель канцелярии" (так и был наименован) и стал распоряжаться православной церковью на правах какого-то полного хозяина церкви: открывать приходы, назначать священников и церковных служителей, не имея ни знаний, ни опыта проверки православности таковых, безконтрольно и безответственно распоряжаться капиталами церкви, имуществом, утварью и т. д., словом, — внес в жизнь церкви полный хаос.
Наши протесты на подобного рода действия "Правителя" самому бургомистру никакого успеха не имели.
Также не имели никакого успеха и наши многократные и настойчивые попытки связаться с православным епископом Ростова (Николаем) или Таганрогским (Иосифом) и послать туда делегацию за соответствующими архипастырскими указаниями, — все эти наши попытки тормозились, той же церковной канцелярией, и, при ее противодействии мы никак не могли получить необходимые для делегации пропуска на выезд. Также ею же тормозились и попытки нашей Георгиевской церкви открыть свечной завод, приступить к изданию молитвослова и т. д.»44
Конечно, не стоит переоценивать самостоятельность «русских гражданских властей», особенно в части решения вопросов о перемещении на оккупированных территориях. Известно, что с июля 1942 г. оккупационные власти, разрешая верующим организовывать религиозные объединения (приходские общины), всячески способствовали их обособлению. Эта политика исходила от высших инстанций Третьего рейха: 11 апреля 1942 г. Гитлер в кругу приближенных изложил свое видение религиозной политики, составной частью которой должно было стать запрещение «устройства единых церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий»45. И анализ опубликованных немецких источников подтверждает, что даже после передачи командования группой армий А от
43 Как следует из свидетельств духовенства, второй краснодарский бургомистр был родным братом иеромонаха (или игумена) Серафима (Смыкова), «около 15 лет где-то скрывавшегося в Краснодаре при советской власти», вернувшегося к служению в 1942 г. и выехавшего с Кубани при отступлении немцев (АМП. Ф. 3. Оп. 4. Д. 1056. Л. 11 и 23).
44 Там же. Л. 21-23.
45 Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999. С. 141.
фюрера к генералу Клейсту, консолидация православных верующих Северного Кавказа оставалась объектом пристального внимания оккупационных органов политического контроля. Например, уже цитированное ранее сообщение штабного управления шефа полиции безопасности и СД от 18 декабря заканчивалось кратким рапортом: «Стремление образовать большие церковные объединения. пока еще не были установлены точно»46.
Кубанские священнослужители сообщали митрополиту Сергию о том, что с момента вступления немцев в Краснодар были аннулированы полномочия всех «двадцаток» и церковных советов, а избрание новых стало невозможным ввиду категорического запрещения каких бы то ни было собраний — «такое положение внесло полное недоумение и неразбериху в жизнь наших церквей, особенно старейшей из них — Георгиевской»47. Ситуация отягощалась тем, что в сельских районах легализация православных общин проходила в условиях почти полной их изоляции. Даже в начале 1944 г. в Краснодарском крае еще были приходы, которые не вошли в каноническое общение с епископом48. Конечно, проблемы общин, оказавшихся к моменту оккупации на нелегальном положении, были следствием антирелигиозной политики советской власти, однако любые формы разделений были выгодны захватчикам и не встречали препятствий с их стороны.
Данная тенденция проявилась и в отношении обновленческого раскола, как уже отмечалось, имевшего на юге России к началу войны достаточно сильные позиции. Весной 1944 г. краснодарский уполномоченный Совета сообщал в Москву о том, что в период оккупации «тихоновцы всячески порицали обновленцев, обвиняли их в просоветском настроении и т. п. Но немцы никакого значения этому не придавали»49. В «Сообщении с занятых восточных территорий» от 18 декабря 1942 г. представители службы безопасности Третьего рейха докладывали, что на Кубани и на Северном Кавказе «священники-обновленцы были заклеймены населением, как друзья большевиков». Они не ставили вопрос о запрещении обновленчества, а лишь отмечали, что «при открытии православных церквей необходимо уделять большое внимание встретившимся там направлениям», и говорили о необходимости наблюдения за нелегальной деятельностью обновленцев в том случае, если «под давлением общественного мнения (например, в Георгиевске) или вследствие соответствующего запрета (Пятигорск)»50 их легальная деятельность была прекращена.
В то же время упомянутый запрет впоследствии стал поводом для ставропольского уполномоченного Н. А. Чудина (возможно, не без влияния Василия Кожина) сделать слишком поспешные выводы о притеснениях обновленцев со стороны оккупационных властей: «немцы, как известно, запретили обновленчество путем опубликования в печати»51. Речь шла о заметке из оккупационной га-
46 Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви. С. 265.
47 АМП. Ф. 3. Оп. 4. Д. 1056. Л. 24.
48 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 14. Л. 48.
49 Там же. Л. 41.
50 Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви. С. 264.
51 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 16. Л. 91.
зеты «Пятигорское эхо» от 15 августа 1942 г. Перепечатав, он приложил ее текст к своей докладной записке в качестве «наглядного подтверждения»:
«По распоряжению коменданта города Пятигорска восстанавливается в своих правах в полном объеме старо-тихоновская православная церковь, во главе которой стоит патриарх Серафим Болгарский и Берлинский.
В Берлине будет созван всемирный собор, на котором и будет определено дальнейшее управление церковью.
Все остальные секты, так называемые живая церковь (обновленцы), баптисты и другие, запрещаются»52.
Однако власть немецких военных комендатур, которые действовали во всех крупных городах Северного Кавказа, распространялась не далее близлежащих сельских населенных пунктов. Кроме того, военный комендант Пятигорска Демидов был русским по происхождению53 и мог иметь личные мотивы для упомянутого распоряжения. Возможно, его эмигрантским прошлым объясняется и то, что в цитируемом распоряжении главой «старо-тихоновской православной церкви» назван иерарх Русской Православной Церкви за рубежом — митрополит Берлинский и Германский Серафим (Лядэ). По справедливому замечанию А. Л. Беглова, «это заявление совершенно не вписывалось в религиозную политику нацистов на оккупированных территориях. Как мы теперь знаем, немцы не собирались содействовать распространению на оккупированные территории юрисдикции Русской Зарубежной Церкви и лично ее Берлинского митрополита Серафима (Лядэ) и категорически пресекали попытки проникновения клириков РПЦЗ на захваченные территории Советского Союза»54. В части запрета «живой церкви» Пятигорск был скорее исключением на общем фоне и рассматривался германскими спецслужбами как частный случай ситуации, требующей контроля за нелегальной деятельностью.
Стоит заметить, что даже в самом Пятигорске обновленцы продолжали свою деятельность, успешно скрывая свое прошлое и избегая подозрений в политической неблагонадежности. Наглядный пример тому — личность «архиепископа Пятигорского» Николая (Автономова). Парадокс, но именно на его мнение ссылается служба имперской безопасности, сообщая о том, что «вопрос принадлежности попов к старой или обновленческой церкви» часто бывает решить нелегко, поскольку «при выдвинутых в определенных условиях обвинениях нередко играет роль чисто личная борьба»55. Возможно, что и в других населенных пунктах Ставропольского края раскольники не афишировали своей «ориентации». При этом очевидно, что с церковно-канонической точки зрения их статус не менялся, и занятые ими храмы по окончании оккупации в числе прочих «36 приходов, ранее являвшихся обновленческими» (как они почему-то названы в докладной записке ставропольского уполномоченного Н. А. Чудина56), пере-
52 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 16. Л. 97.
53 См.: Линец С. И. Северный Кавказ накануне и в период немецко-фашистской оккупации: состояние и особенности развития (июль 1942 — октябрь 1943 г.). Ростов н/Д, 2003. С. 183.
54 Беглов А. Л. Последний бой обновленцев // Альфа и Омега. 2004. № 2 (40). С. 207-208.
55 Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви. С. 264.
56 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 16. Л. 91-92.
шли под руководство вернувшегося из эвакуации Северокавказского обновленческого «митрополита» Василия Кожина.
В целом можно сделать вывод о том, что на Северном Кавказе и Кубани оккупанты допускали легальную деятельность обновленцев. Их основным критерием была политическая лояльность, которую многие раскольники с равной готовностью проявляли и по отношению к новой власти. По словам священника Александра Ридина, из города Ейска, «очень много обновленческих попов бежало вместе с немцами, боясь прихода Красной армии»57.
То, что патриарших приходов в период массовой легализации открывалось в два-три раза больше, чем обновленческих, отражало реальные настроения православных верующих, а не политику немецкого командования. Попытки духовенства и мирян переломить сложившуюся в 1930-е гг. ситуацию не только в количественной, но и в юрисдикционной сфере, были замечены даже оккупантами. Если ранее, вследствие искусственной поддержки властей, как сообщало штабное управление полиции безопасности и СД, «Церковь обновленцев фактически была господствующей», то после эвакуации советских властных структур среди православных верующих наметилось стремление вытеснить обновленческую группировку из церковной жизни58. Сотрудники германских служб безопасности прямо указывали, что причиной предоставления краснодарского Екатерининского собора "старой Церкви" было то, что «она имеет больше сторонников»59.
Прибыв из Кизляра после освобождения Ставропольского края, с этим воочию столкнулся обновленческий «митрополит Северокавказский» Василий Кожин. В феврале 1943 г. он писал «митрополиту» Виталию (Введенскому): «Не могу скрыть от Вас того обстоятельства, что издание "Московской Патриархией" в 1942 году книги "Правда о религии в России" и газетные сообщения о пожертвованиях тихоновских иерархов создали такое представление, как будто обновленчество сходит с исторической сцены и потому замечается определенное тяготение среди верующих и духовенства к "сергиевщине". Борьба с тихо-новщиной потребует от меня передвижения по митрополии»60. Итогом «передвижений» Кожина стало присоединение 15 патриарших приходов из числа возрожденных в период оккупации, а также принятие под свое руководство 36 новообразованных обновленческих приходов. К этому стоит добавить еще по два обновленческих прихода, открытых в Моздокском районе Северо-Осетинской61 и в Кабардино-Балкарской АССР62. Теперь его епархия насчитывала 68 приходов — в 5 раз больше, чем до немецкой оккупации.
57 АМП. Ф. 1. Оп. 4. Д. 1056. Л. 44 об.
58 См.: Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви. С. 263.
59 Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви. С. 264.
60 Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви //«Обновленческий» раскол (Материалы для церковно-исторической и канонической характеристики) / И. В. Соловьев, сост. М., 2002. С. 585.
61 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 14. Л. 89.
62 Там же. Д. 16. Л. 84.
Однако усилия Кожина могли дать только очень кратковременный результат. Его сосед — «архиепископ Краснодарский» Владимир Иванов, — епархия которого за время оккупации выросла с 4 до 86 приходов, несмотря на свои более значительные успехи, «неоднократно и официально высказывался, что в случае назначения на Кубань авторитетного Православного Епископа, он, со своей стороны, вполне готов поставить вопрос об объединении церквей и, конечно, — с возвращением обновленческих церквей в лоно Церкви Православной»63. У патриарших общин Северного Кавказа не было антиминсов, священников, святого мира, богослужебных книг, облачений, церковной утвари64 — однако они сохраняли верность священноначалию и твердо верили в грядущий расцвет Русской Православной Церкви65.
Главной проблемой южных епархий к концу оккупации было отсутствие архиереев. Об этом писали в Канцелярию Московской Патриархии и ставро-польские66, и краснодарские67 священнослужители. В списке патриарших общин Ставропольского края, который был составлен архиепископом Алексием (Сергеевым) по итогам визита в освобожденную епархию весной 1942 г., значатся 63 прихода, из них 13 — без священников68. Не исключено, что эти цифры были неполными ввиду сжатых сроков получения информации (например, по данным ставропольского уполномоченного, в оккупационный период на территории края легализовались свыше 90 патриарших приходов). К ним стоит добавить еще 5 приходов в Кабардино-Балкарии69 и один в Моздокском районе Северной Осетии70. В Краснодарском крае к концу оккупации насчитывалось около 140 патриарших общин71.
Очевидно, что церковное возрождение в годы войны на Северном Кавказе, как и по всей стране в целом72, стало прежде всего возрождением Патриаршей Церкви. Около 90% обновленческих приходов региона в 1943-1944 гг. оказались новооткрытыми, причем уже в новых условиях, когда народ, трудившийся над восстановлением церквей, все более четко выражал свое неприятие раскола, советская власть все более явственно отказывалась от его поддержки, а сами обновленческие священнослужители старались все меньше отличаться от «староцерковников». Изменение качественного состава раскольнической группировки сочеталось с уменьшением ее доли в общей массе православных приходов: если до войны под канонической церковной юрисдикцией находилось около 30% легальных православных общин Северного Кавказа, то теперь они составляли бо-
63 АМП. Ф. 3. Оп. 4. Д. 1056. Л. 26.
64 Там же. Д. 2153. Л. 46 об.
65 Там же. Л. 18-19.
66 Там же. Л. 46.
67 Там же. Д. 1056. Л. 27.
68 Там же. Д. 2153. Л. 12-14.
69 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 16. Л. 84.
70 Там же. Д. 14. Л. 89.
71 См.: Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви. С. 263.
72 См.: Якунин В. Н. Положение и деятельность Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Самара, 2001. С. 107.
лее 60%. Эти факторы предопределили быструю ликвидацию обновленческого раскола за два последних года Великой Отечественной войны.
Ключевые слова: Русская Православная Церковь, обновленческий раскол, Великая Отечественная война, оккупация, религиозная политика, Северный Кавказ, архиепископ Флавиан (Иванов), «архиепископ» Николай Автономов, митрополит Иосиф (Чернов).
The Russian Orthodox Church
IN THE OCCUPIED TERRITORIES
of the Caucasus in August 1942 — February 1943 Priest Evgeny Shishkin
The status and activities of the Russian Orthodox Church in the 1942-1943 is analysed on the material of the North Caucasus and the Kuban. Battle for the Caucasus and the Battle ofStalingrad — the crucial events ofthe World War II — were accompanied by the first phase of the occupation of a large part of the South of Russia. We study both positive and tragic facets of church life in the occupied territories of the enemy. The process of spontaneous legalization of the clergy and parish communities, the Soviet government outlawed in the preceding period, traced the fate of the Orthodox pastors and churches — returning to serve and die at the hands of the Nazis, open to the service and destroyed by Hitler's army. The internal problems of religious policy of the German Headquarters and especially its implementation in the region, as well as hierarchical and jurisdictional problems caused by the Renovationist schism, and their perspective in conditions of military everyday are examined. Marked combining processes in the church community and the formation at the local level prerequisites for overcoming the disunions ecclesiastic of the 1920s — 1930s.
Keywords: The Russian Orthodox Church, renovationist schism, the Great Patriotic war, occupation, religious policy, the North Caucasus, Archbishop Flavian (Ivanov), Archbishop Nicholas (Autonomov), Metropolitan Joseph (Chernov).
Список литературы
1. Алексеев В. И., Ставру Ф. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское возрождение. 1980. № 11-12; 1981. № 13-16; 1982. № 17-18.
2. Беглов А. Л. Последний бой обновленцев // Альфа и Омега. 2004. №2 (40). С. 205-214.
3. Беликов Г. А. Оккупация: Ставрополь. Август 1942 — январь 1943. Ставрополь: Фонд духовного просвещения, 1998. 152 с.
4. Васильева О. Ю. Русская Православная Церковь в политике Советского государства в 1943-1948 гг. М.: ИРИ РАН, 1999. 296 с.
5. Кубань в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945: Рассекреченные документы. Хроника событий. Краснодар: Диапазон-В, 2005. Кн. 1: 1941-1942. 814 с.
6. Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви //«Обновленческий» раскол (Материалы для церковно-исторической и канонической характеристики) / Сост. И. В. Соловьев. М.: Крутицкое подворье, 2002. С. 129-606.
7. Левитин А. Защита веры в СССР: рукопись, привезенная из Советской России. Париж, 1966. 101 с.
8. Линец С. И. Северный Кавказ накануне и в период немецко-фашистской оккупации: состояние и особенности развития (июль 1942 — октябрь 1943 г.). Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ, 2003. 563 с.
9. Обозный К. П. История Псковской Православной Миссии 1941-1944 гг. М.: Крутицкое подворье, 2008. 607 с.
10. Одинцов М. И. Власть и религия в годы войны. М.: Российское объединение исследователей религии, 2005. 540 с.
11. «О поддержке Православной Церкви не может быть и речи.». Церковная политика нацистской Германии на оккупированных территориях СССР. 1941-1945 гг. / Публ. М. В. Шкаровского // Источник. № 6. 2001. С. 75-86.
12. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935-1945 годов. Сборник документов. / Сост. М. В. Шкаров-ский. М.: Крутицкое подворье, 2003. 366 с.
13. Православная Церковь на Украине в период германской оккупации 1941-1944 гг. Документы и материалы // Нестор. №6 (2001, № 2). СПб., 2003. С. 314-345.
14. Советская повседневность и массовое сознание. 1939-1945. М.: РОССПЭН, 2003. 470 с.
15. Сомова И. Ю. Культурные и религиозные учреждения Ставропольского края в период Великой Отечественной войны: Дис. ... канд. ист. наук. Пятигорск, 2004. 190 с.
16. Ставропольская и Владикавказская епархия: Справочник по приходам. Ставрополь: Ставропольский благовест, 2005. 139 с.
17. Трегубенко В. В. Религиозный вопрос на Ставрополье и Кубани в 1941 г. — начале 1960-х гг.: сущность, место в обществе, отношение власти: Дис. ... канд. ист. наук. Ростов-на-Дону, 2013. 223 с.
18. Фефилин С. В. Взаимоотношения государства и религиозных организаций в 40-х — середине 50-х годов ХХ века: на материалах Краснодарского края: Дис. ... канд. ист. наук. Майкоп, 2002. 235 с.
19. Шкаровский М. В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М.: Крутицкое подворье, 2000. 528 с.
20. Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 годах). М.: Крутицкое подворье, 2005. 400 с.
21. Якунин В. Н. Положение и деятельность Русской православной церкви в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Самара: Самарский университет, 2001. 400 с.
22. Якунин В. Н. Русская Православная Церковь на оккупированных территориях СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Самара: Самарский университет, 2001. 243 с.
