CC BY
27
ИСТОРИЯ НАУКИ
Л. П. Лаптева (Москва)
Русская литература XIX в. у зарубежных славян в оценках В. А. Францева
Статья посвящена изучению В. А. Францевым распространения знаний о русской литературе XIX в. среди славянских народов и ее влияния на литературы этих народов. Основное внимание уделено чешской и польской литературам, в которых наряду с позитивными оценками (у чехов) имели место резкие критические отзывы (у поляков).
Ключевые слова: В. А. Францев, популярность творчества
A. С. Пушкина у чехов, выпады польской литературной критики против А. С. Пушкина.
Владимир Андреевич Францев (1867-1942) принадлежит к числу крупнейших представителей гуманитарных наук в России в первой половине XX в. Областью его исследований была филология, конкретно — славянские литературы. Весомый вклад В. А. Францева по достоинству был оценен современниками, но после Октябрьской революции 1917 г. был забыт ввиду его эмиграции в Чехословакию. В настоящее время о Францеве уже имеется значительная литература1.
B. А. Францев родился в Царстве Польском в семье лекарского помощника. Отец его был православным русским, мать — полька католического вероисповедания. Будущий ученый окончил русскую Варшавскую гимназию, Варшавский университет, защитил магистерскую и докторскую диссертации и с 1900 г. работал в том же университете преподавателем кафедры истории славянских языков и литератур, пройдя все должности — доцента, экстраординарного и ординарного профессора. Со студенческих лет занимался изучением истории славянских литератур, что и стало основным направлением его исследований в течение всей жизни. Крупнейшими трудами Францева являются его монографии «Очерк по истории чешского возрождения» (Варшава, 1902) и «Польское славяноведение конца XVIII — первой четверти XIX столетия» (Прага, 1906). Огромной заслугой Францева перед наукой о славянах является издание источников по славяноведению, особенно переписки славянских ученых. Очень важны и другие работы Францева о межславянских литературных связях.
В Варшавском университете профессор читал лекции по всем славистическим дисциплинам практического и теоретического характера: славянские языки, литературы, этнография, древности, история славяноведения. За свои труды он получил европейское признание, являлся членом многих научных обществ и академий, а в 1915 г. был избран членом-корреспондентом Академии наук. В начале Первой мировой войны университет эвакуировался из Варшавы в Ростов-на-Дону. В годы гражданской войны в России город стал центром пребывания Добровольческой армии. После установления там большевистской власти В. А. Францев выехал в Варшаву, а оттуда в Прагу, где стал профессором славянской филологии Карлова университета. В Праге он прожил до конца своих дней.
Из 316 названий библиографии трудов В. А. Францева2 около 40 относятся к вопросу о значении русской литературы в духовной жизни западных и южных славян. При этом ученый одним из первых обратил внимание на это явление. Он собрал сведения о влиянии русской литературы на литературу славянских народов, о восприятии русской литературы славянами, об изданиях и переводах на славянские языки произведений русских писателей: Г. Р. Державина3, В. А. Жуковского4, М. Ю. Лермонтова5, А. С. Грибоедова6,
A. В. Кольцова7, А. С. Хомякова8, Н. А. Некрасова9 и др. Написал
B. А. Францев и ряд кратких очерков типа «Торжество русской литературы в Чехии»10, «Русские писатели у славян»11 и другие подобные работы. Во время эмиграции Францев читал большой цикл истории русской литературы студентам Карлова университета в Праге. Особое внимание он уделял творчеству А. С. Пушкина12 и Н. В. Гоголя13. Творчество этих двух корифеев русской культуры у западных славян подчас воспринималось неоднозначно, что вызвало критические исследования и рецензии ученого. Следует также подчеркнуть, что большинство работ Францева на указанную тему относится к чехам и полякам, что объясняется уровнем самой литературы этих народов, а также культурными контактами между ними и Россией.
Если в Варшавском университете профессор преподавал историю, языки славянских народов и пр., то в Карловом университете он сосредоточился на истории русского языка и литературы, древнерусской письменности и фольклора. В научной работе также произошла некоторая переориентировка. Главное внимание он стал уделять исследованиям по связям русских писателей и ученых с западными и южными славянами, и хотя он и раньше публиковал статьи на эту
тему, но более крупные исследования В. А. Францева появились в период эмиграции.
В письме к Е. Ф. Карскому, своему коллеге по Варшавскому университету, он сообщает из Праги, что занимается русской литературой: «написал статью о Хомякове по-болгарски14 и о Пушкине (для Б1ауи)15. Летом собирался издать чешский перевод "Игоря"16... Собираюсь издавать II том сборника Русского института в Праге. — После Мурка17 унаследовал Управление славянским семинарием. На старости лет все прибавляется работы»18. А в письме от 3 мая 1931 г. иронизирует над собой: «На старости я сызнова живу — и все больше погружаюсь в русскую литературу: становлюсь "молодым пушкинистом", хотя знаю, что наши профессиональные знатоки Пушкина не любят, когда в их заповедных рощах разгуливают профаны»19.
Рассматривая вопрос о распространении русской литературы среди славян, В. А. Францев преимущественное внимание уделяет Чехии. Такой подход понятен: чешское культурное возрождение в первой половине XIX в. тесно связано с русской литературой, которая служила своеобразным источником для воспитания славянского самосознания и возрождения сильно германизированного чешского языка.
В статье «Державин у славян» В. А. Францев указывает, что интерес к русскому языку и литературе у чехов начинается с Й. Добровского, побывавшего в России в 1792-1793 гг. и оценившего источниковую базу, хранившуюся в русских библиотеках, для развития славянской филологии. Наряду с Добровским с русской литературой был хорошо знаком Антонин Пухмайер (1769-1820) — поэт и переводчик. От чешских ученых о творчестве Державина и переводе на чешский его оды «Бог» узнал Ян Коллар. В 20-е годы XIX в. с этой одой познакомился П. Й. Шафарик. В дальнейшем чешские литераторы стали подражать Державину. Всего в начале XIX в. было четыре перевода оды «Бог» на чешский язык. Что же касается статей и заметок о жизни и творчестве Г. Р. Державина, то они, по мнению Францева, были незначительны и по размерам и по достоинству.
На словацкий язык ода Державина «Бог» переводилась пять раз, и весьма удачно. Впервые же она была напечатана в 1838 г. в подлиннике, чешским правописанием словацким писателем Карелом Кузмани.
В. А. Францев также отмечает наличие переводов произведений Г. Р. Державина и на южнославянские языки. Популярности творчества русского писателя способствовали высокие литературные до-
стоинства его поэзии, «поразившие современников величием и смелостью новых звуков и образов, а также высокое значение России екатерининской эпохи и начала XIX в. как фактора европейской политической жизни». Единственная независимая славянская держава, блиставшая военными успехами и высоким развитием культуры, науки и особенно литературы, пользовалась среди славянских народов особой симпатией20.
Меньше было знакомо чехам творчество В. А. Жуковского в начале XX в., когда была опубликована статья В. А. Францева «Чешские переводы произведений В. А. Жуковского». Творчество русского писателя было незнакомо Ф. Палацкому, который лично его знал и уважал. Первый перевод лирических произведений Жуковского принадлежит известному чешскому поэту, деятелю национального возрождения Ф. Л. Челаковскому. Другие переводы относятся к более позднему времени — к столетней дате со дня рождения Жуковского, когда было написано несколько юбилейных статей о нем. В статье Францева приводится стихотворение Святоплука Чеха под названием «Жуковскому» (на чешском языке).
К числу русских поэтов, с которыми рано познакомился чешский читатель, принадлежит А. В. Кольцов. Любителей русской поэзии в Чехии привлекала простота и неподдельная искренность его творений. Первое известие о Кольцове появилось в 1838 г. в журнале «Км^у», а перевод стихотворения «Могила» был сделан в 1852 г. Особенно удались переводы стихов Кольцова Ф. Л. Челаковским, отличающиеся такой же прямотой и изяществом форм, какие свойственны оригиналу. В. А. Францев упоминает о том, что чешские переводчики Кольцова обращают внимание на сходство в основных мотивах творчества между русским поэтом и чешским народным поэтом Й. Сладеком: любовь к природе и крестьянскому быту21.
В. А. Францев также писал библиографические обзоры, краткие заметки о произведениях других русских писателей. Он публиковал рецензии на переводы стихов М. Ю. Лермонтова, А. С. Грибоедова, Н. А. Некрасова. Специальное исследование посвятил восприятию творчества Н. В. Гоголя у чехов22.
В творчестве В. А. Францева большое внимание уделено влиянию А. С. Пушкина на литературу славян и распространению его произведений. Однако главное внимание ученый сосредоточил на вопросе отражения его творчества в чешской литературной среде. Франце-ву принадлежат два десятка статей, рефератов, заметок о творчестве А. С. Пушкина, а также одна серьезная монография.
Первую статью под названием «А. С. Пушкин в чешской литературе» В. А. Францев опубликовал в 1898, в ней было, в частности, указано на переводы 1833 г., принадлежащие знаменитому чешскому поэту периода чешского возрождения Ф. Л. Челаковскому. Далее автор статьи перечисляет другие переводы произведений А. С. Пушкина на чешский язык и приводит их список — около 200 названий, а также литературу о Пушкине на чешском языке за 1837-1894 гг.23 Впоследствии этот список был Францевым дополнен в небольшой заметке, напечатанной в «Литературном вестнике»24. В юбилейном 1899 г. Францев опубликовал целую серию статей, посвященных известности произведений А. С. Пушкина у славянских народов. В этих статьях ученого говорится не только о переводах произведений Пушкина на славянские языки, но и о том, что пушкинская муза оказывала прямое влияние на славянскую литературу, например, у хор-
25
ватов и словаков25.
В более поздний период проблема «Пушкин и славяне» была разработана несравненно более обстоятельно26, но В. А. Францев первый в историографии обратил внимание на этот вопрос. Он знал лично некоторых славянских авторов статей об А. С. Пушкине, поэтому его сведения заслуживают высокого доверия.
В одной из статей о Пушкине В. А. Францев пишет, что «чешская литература имеет такое обилие переводов произведений русских писателей, каким едва ли могут похвалиться другие славянские литературы. Уже с начала XIX в. начинается знакомство чешских писателей с произведениями русской изящной словесности», и «чешское общество, можно сказать без всякого преувеличения, знакомо в настоящее время с выдающимися произведениями всех наших лучших писателей». Это знакомство оказало несомненное влияние на чешскую литературу27. Соглашаясь с этой характеристикой, необходимо отметить, что оценки чехами русской литературы не всегда были только положительными.
В первой половине XIX в. в России стало развиваться научное исследование славян. В правительственных кругах в конце 1820-х гг. возникла мысль о создании специальных кафедр славянских наречий и литератур в некоторых университетах Российской империи. Однако свои кадры отсутствовали, и было решено пригласить иностранцев на профессорские должности. Выбор пал на чехов: в Чехии в это время национальное возрождение языка и культуры делало определенные успехи. Появились ученые, посвятившие себя исследованию прошлого славянства, прежде всего своего народа,
но также и других славян. Среди приглашенных на должность университетского профессора был П. Й. Шафарик, уже известный своими трудами о славянах. Однако он под разными предлогами, среди которых был, в частности, холодный климат в России, который не нравился его супруге, в Россию не поехал. Не состоялось и другое приглашение Шафарика в Россию в начале 1830-х гг., так как ученый искал себе место в университетах Австрии и постоянно просил отсрочки в решении вопроса. В конечном счете Российская академия отказалась от приглашения чехов и командировала молодых магистров за границу для обучения славянским языкам и общего знакомства со славянством.
Истинные причины отказа П. Й. Шафарика на приглашение приехать в Россию стали известны значительно позднее, когда Ша-фарик стал уже известным ученым, создавшим первопроходческие произведения по славянским древностям и славянской этнографии. Шафарик пользовался в России большим авторитетом и уважением, но сам он таких чувств по отношению к России и ее литературе не разделял. Своему коллеге Яну Коллару он писал: «Роскошные плоды ума Батюшкова, Жуковского, Пушкина и пр. и пр. — суть цветы дилетантизма, сад, в коем они возросли, не народ славянский. Без политической жизни народы — нули; на севере народ — ничто. Под 60 градусом никогда не возникнут славянские Афины, ибо без свободы нет Афин. Если Вы полагаете, что под шестидесятым градусом когда-либо разовьется и расцветет истинная славянская мысль, тогда я не могу и не хочу спорить с Вами, — я к этому мнению никогда не присоединюсь»28. Таким образом, на основании достоверных данных В. А. Францев более точно определил причину отказа Шафа-рика принять предложение о приезде в Россию. Чешскому ученому Россия была несимпатична, и ее культуру он не ценил. Однако эта «нелюбовь» не мешала будущему чешскому слависту использовать плоды трудов русских ученых — путешественников по славянским землям — в своих сочинениях. Именно И. И. Срезневский, В. И. Григорович, О. М. Бодянский, М. П. Погодин и др. снабжали Шафарика материалами из числа находок во время своих путешествий, из архивов и библиотек России и славянских стран и обеспечивали чешскому коллеге источниковый фундамент его сочинений. Доказательством этой стороны научных связей Шафарика с русскими учеными являются два огромных тома его переписки, изданных В. А. Франце-вым29. Также не стеснялся чешский корифей получать материальную помощь от министерства народного просвещения России, отдельных
меценатов и русских коллег. Кстати сказать, эту помощь Шафарик не только не афишировал, но прилагал немало усилий к тому, чтобы о ней никто не знал.
Лукавил чешский ученый и относительно неславянских корней литературного творчества русских писателей. Даже враждебно настроенные к России польские литераторы называли А. С. Пушкина русским народным писателем. Иное отношение П. Й. Шафарика наблюдается к творчеству Н. В. Гоголя, которого он считал большим знатоком Малороссии и одним из первых писателей. В. А. Францев отмечает, что в Праге и вообще Чехии Гоголя знали и читали раньше, чем появились в печати первые чешские переводы. Первым переводчиком повестей Гоголя в Чехии была жена Шафарика, но о публикации этих переводов сведений нет.
Первым произведением Н. В. Гоголя, появившимся в переводе на чешский язык, стал «Тарас Бульба», опубликованный в журнале «Куе1у» в 1838 г. В 40-е гг. XIX в. переводами стал заниматься К. Гавличек-Боровский — известный чешский публицист и поэт. В статье «Н. В. Гоголь в чешской литературе» (1902) В. А. Францев рассматривает вопрос о том, насколько чехи понимали произведения русской литературы и в какой мере знакомство с ними отразилось в тогдашней чешской словесности. Гавличек-Боровский в 1842 г. был приглашен в Россию в качестве воспитателя детей М. П. Погодина, но стал учителем детей профессора Московского университета С. А. Шевырева, в доме которого собирался цвет русской литературы. У Шевырева был и склад сочинений Н. В. Гоголя, с этого склада они доставлялись книгопродавцам. Но знакомство Гавличека-Боров-ского с русской литературой не отличалось ни глубиной, ни широтой. В 1843 г. он писал своему другу К. Заку: «Русская литература вовсе не в таком блестящем состоянии, как мы обыкновенно думали. Перед нашей чешской она имеет лишь то преимущество. что у нее есть деньги. Доселе я знаю только одного Гоголя: все прочие (и с Пушкиным) составляют только, так сказать, 1тйа1:огитреси8». Таким образом, по мнению Гавличека-Боровского, вся тогдашняя русская литература не представила для него ничего достойного внимания, за исключением одного Гоголя. Собираясь покинуть к осени 1844 г. Москву, Гавличек пишет тому же адресату: «Я насытился уже русскими полушубками. По-русски я уже знаю. но для меня как будущего преимущественно беллетриста даже русская литература не имеет цены; всю премудрость, которая мне нужна, я могу унести с собой на спине»30. Такая оценка всей русской литературы свидетельствует
о том, что К. Гавличек не был осведомлен о состоянии русской литературы первой половины XIX в. Он не слышал ни о Жуковском, ни о Лермонтове, ни о Крылове, ему были неизвестны ни Грибоедов, ни многие другие писатели. И трудно определить, чего больше было в суждениях Гавличека — западного снобизма или невежества, от которого он не мог избавиться, несмотря на то что в Москве имел в своем распоряжении богатейшую библиотеку профессора-словесника Шевырева, библиотеки Бодянского и Погодина, а также Московского университета. Творения Н. В. Гоголя заинтересовали молодого чеха своей «забавностью». Учитель детей Шевырева приступил к переводу на чешский язык некоторых повестей русского писателя. Он перевел «Старосветских помещиков», «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», намереваясь их опубликовать для забавы читателей журнала «2гсаШо».
Переводы Гавличека, по мнению В. А. Францева, далеки от совершенства. Для работы над сочинениями Гоголя необходимо знать реалии — русскую жизнь. А этими знаниями Гавличек не обладал. Францев отмечает, что все переводы отличаются большой близостью к оригиналу, хотя не всегда переводчик надлежащим образом понимает русский текст31. Так, в переводе «Мертвых душ» в 1849 г. Францев находит такие несуразности: выражение Гоголя «на закуске после обедни» Гавличек перевел «па8уате», то есть выражение «после обедни» понял как «после обеда», «казенная палата» Гавличек перевел как «земский суд», «подмигивающий глаз» — «иШауе око», то есть «косой», и т. д. По возвращении в Чехию Гавличек опубликовал некоторые повести Гоголя, но, публикуя сочинения русского писателя, переводчик не понимал их истинное значение для литературы. Для этого нужно было быть более образованным — знать сочинения писателей догоголевского периода, древнюю письменность, русские летописи. Ничего этого Гавличек не знал и не изучал. В Гоголе он видел только комическую сторону, Гавличек не понял великое социальное значение «Мертвых душ» и влияние этого произведения на русскую литературу, глубокое проникновение художника-мыслителя в тайники души русского человека — все это осталось для Гавличка закрытой книгой, открыть которую он не сумел. Смесь слез и смеха, «внешний смех и тайный плач» — основные черты творчества Гоголя были не замечены Гавличеком, и Гоголь в его изображении представал лишь юмористом, «забавным пересмешником», без той «думы скорби на челе, которая неразлучна с верным его портретом»32, —говорит В. А. Францев. Таким образом, К. Гав -
личек-Боровский, поселившись в России в сытом, богатом доме русского профессора, русской литературой не интересовался, ее не знал и знать не хотел. Ему самому были больше по душе «забавы» типа охоты на волков, вместо сидения в пыльных архивах и на неинтересных ему лекциях профессоров Московского университета, тем более что, по высказыванию С. В. Шевырева, комическая сторона сочинений Гоголя «приходилась по сердцу его наклонности к смешному». В Россию он приехал со сложившимся в среде германизированной интеллигенции стереотипом — страны деспотической и варварской, из которой, по примеру Шафарика, можно извлечь пользу для своих целей. Однако в чешской литературе были и другие суждения о русских писателях, в том числе и Гоголе. Так, в сборнике, вышедшем в 1847 г., где была опубликована повесть «Тарас Бульба», критик, оценивая сочинение, говорил, что произведение навсегда останется замечательным явлением русской беллетристики, величественным и могучим дубом на рубеже поэзии и прозы. Не менее восторженно «Тараса Бульбу» оценивали чешские критики и позднее при повторных изданиях повести. Далее В. А. Францев рассматривает переводы произведений Гоголя, сделанные во второй половине XIX в. Теплые слова о Гоголе были сказаны в чешской печати в связи со смертью русского писателя.
Постепенно качество переводов его сочинений на чешский язык улучшалось. Публиковались также биографические очерки и характеристика литературной деятельности. И хотя и во второй половине XIX в. встречались поверхностные характеристики сочинений Го -голя, неоднократные переводы одних и тех же произведений русского писателя свидетельствовали о том, что Гоголь имел в Чехии читательскую аудиторию, которая не только «забавлялась», но и размышляла над глубоким смыслом произведений русского гения.
Вопрос об отношении польской литературы к русской В. А. Францев освещал в эмиграционный период своей жизни. В отличие от работ доэмиграционного периода, отличавшихся перечислением фактов переводов, публикаций произведений русских писателей, редко содержащих оценки и характеристику причин популярности (или непопулярности) творчества того или иного русского писателя у славян, при освещении русско-польских литературных отношений Францев поставил своей задачей познакомить русского читателя с литературной и общественной атмосферой, с теми течениями и вкусами, которые благоприятствовали восприятию творений русских писателей. Так, в освещении вопроса о вос-
приятии творчества Г. Р. Державина в польской политической и поэтической литературе Францев подчеркивал, что в начале XIX в. ярко проявлялось стремление к сближению в развитии культурных взаимоотношений между русскими и поляками и перечислял, кто из польских деятелей культуры разделял эти стремления. В. А. Францев отмечает, что в Польше передовые люди, как, например, Ю. Немцевич, положительно оценивали заслуги Александра I в развитии просвещения, наук и искусств в России и достигнутые русским народом успехи в этих областях. И в русском обществе наиболее передовые элементы проявляли несомненный интерес к полякам. В духе романтизма Францев заключает свое рассуждение утверждением, что интерес к полякам у передовых элементов русского общества объясняется их общеславянским чувством. В связи с этим, по мнению Францева, в Польше особенно известны были имена Карамзина, Державина, Дмитриева, Крылова, Батюшкова и др. Наиболее обильными в польской литературе были переводы произведений Г. Р. Державина. Знакомы с литературными заслугами поэта были и члены Варшавского общества друзей наук, где еще в 1802 г. Державин был избран в почетные члены. Рассматривая далее многочисленные переводы оды Державина «Бог», ученый находит их неудовлетворительными за малым исключением. Много места русской литературе отводил А. Мицкевич в своих парижских лекциях по славянским литературам. Эти лекции польского поэта содержат оценку творчества Державина, что представляется единственным опытом в славянских литературах характеристики и
33
оценки его творчества33.
После 1830-1831 гг. отношение поляков к русской литературе изменилось. «Передовые люди» польского общества не только утратили интерес к русской литературе, но и объявили ее варварской и подражательной. Не был исключением и А. Мицкевич. В дело вступила политика, поглотившая литературу и все то гуманное и возвышенное, что ценили поляки до событий 1830-1831 гг. А. С. Пушкин оказался русским шовинистом, В. А. Жуковский — эпигоном западной литературы, другие получили иные уничижительные характеристики. А дело было в том, что «передовые люди» у поляков проиграли очередную битву с русским царизмом. Восстание польской шляхты 1830-1831 гг. было жестоко подавлено русскими войсками. Стремления «передовых» польских деятелей восстановить Речь По-сполитую в границах 1772 г., то есть до разделов этого государства между тремя соседними державами, окончились крахом. Участники
восстания пополнили ряды польских узников в сибирских рудниках и распространились по Европе как эмигранты. Там, в эмиграции, началась травля русской литературы, протянувшаяся на целое столетие. 150-летие первого раздела Польши всколыхнуло польскую историографию и литературоведение, и в печати появились разнообразные сочинения. В. А. Францев ответил на них монографией «Пушкин и польское восстание 1830-1831 гг.», вышедшей из печати в Праге в 1929 г.34 Работа является самым крупным произведением ученого в период эмиграции. В 1934-1935 гг. Францев опубликовал еще три небольшие статьи на польский сюжет: «Пушкин и граф Потоцкий»35, «Неизвестный перевод "Кавказского пленника" Пушки-на»36 и «Пушкин учит польский язык»37.
В книге «Пушкин и польское восстание 1830-1831 гг.» В. А. Францев приводит исторический комментарий к стихотворениям поэта «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Оба стихотворения были написаны Пушкиным под непосредственным впечатлением пережитых событий. Францев решил дать в своем сочинении исторический фон, который помог бы верному пониманию и оценке реакции Пушкина на волновавшие его политические события.
В. А. Францев констатирует, что сразу после событий польская критика не реагировала на стихотворения А. С. Пушкина. Причины молчания понятны. Восстание было разгромлено, его участники разбрелись по Европе и начали кампанию против России. В воззваниях, которые поляки распространяли в Европе, они говорили, что они подняли оружие против царской тирании, боролись за общую свободу польского и русского народа. Во Франции эти воззвания пользовались сочувствием. Борьба с деспотизмом была популярна во всей Европе. Во Франции не только публицисты, но и палата депутатов неоднократно выражали свои симпатии восставшей Польше, указывали на угрозу со стороны деспотической России только что завоеванным свободам французского народа, отмечали великую историческую роль Польши, задерживающей русское нашествие и охраняющей европейскую культуру от русского варварства.
А. С. Пушкин читал европейскую печать, ему были хорошо известны европейские взгляды на Польшу как спасительницу европейской культуры. В заметках «О русской литературе с очерком французской» (1834) он указывал: «Христианское просвещение было спасено истерзанной и издыхающей Россией, а не Польшей... но Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна»38. По мнению В. А. Францева, Пушкина возмущало
враждебное отношение Западной Европы к России. Европа не хотела знать, что поляки ведут борьбу не за свободу, а за восстановление Польши в границах 1772 г., то есть включая Белоруссию, Литву и Украину, народы которых долго стонали от произвола польской шляхты, религиозных преследований и безнаказанности польской администрации. Пушкин историю знал и осуждал выступления поляков как неправомерные, вовсе не хотел их уничтожения или даже унижения, а желал им свободной жизни в их этнических границах. Подход Пушкина к событиям 1830-1831 гг. объясняется, по мнению Францева, патриотизмом русского поэта, который понимал вред польского «мятежа» для национальных интересов России.
Как указывалось, стихотворения Пушкина в Польше нашли отклик только спустя некоторое время после их написания. Даже
A. Мицкевич в своих парижских лекциях 1840-1843 гг. не отозвался на них. Наиболее подробному разбору оба стихотворения подверг
B. Д. Спасович в лекции «Пушкин и Мицкевич у памятника Петра Великого». В ней он, объясняя причины написания стихотворений Пушкиным, указывал на раздраженный патриотизм поэта и предполагал, что Пушкин рассчитывал на некоторые льготы у царя в смысле большей литературной свободы. Но Спасович, по мнению Францева, позволил себе бесцеремонное обращение со стихом поэта, вольность в толковании образа и большое безвкусие как критик39.
В. Д. Спасович принадлежал к русскому литературному миру, поэтому высказался сдержанно. Но его статья вызвала комментарии краковского профессора, историка польской литературы Станислава Тарновского, который сам сочинений Пушкина не знал, однако статья Спасовича «раскрыла ему глаза, объяснила ему истинную моральную ценность величайшего русского поэта». По мнению Тарнов-ского, «Пушкин был действительно поэт глубоко национальный, совершеннейший выразитель понятий и чувств своего народа, которые он всецело разделял. В этом его великий недостаток, тут он морально столь же ничтожен, как и его народ!»40. Указав на других польских критиков стихотворений Пушкина, В. А. Францев останавливается на «Очерках» польского ученого Вацлава Ледницкого. Этот автор создал, в сущности, большой обвинительный акт против Пушкина. Поэт представляется ему «пожирателем поляков». Его стихи, по Ледницкому, были актом солидарности с Николаем I, политической программой поэта. В них якобы проявился его ужасающий националистический эгоизм, вообще они являются гадкой публикацией, в которой Пушкин занял непримиримую ультранационалистическую
позицию. Для Ледницкого после всех длинных экскурсов в область истории или литературы стихотворения Пушкина остались «гимном торжествующего хама»41. Таким образом, несмотря на широкое знакомство с пушкинской литературой, для Ледницкого отношение к выступлению Пушкина осталось тем же, каким оно было у всех его польских предшественников XIX в.
В группе польских «судей» поэта, по мнению В. А. Францева, особенной резкостью, но в то же время и поверхностностью отличается И. Кухаржевский, опубликовавший в 1923 г. большой политический памфлет «От белого до красного царя». Он писал, что Пушкин — «платный синекурист, нечто вроде казенного историографа, он не только не сочувствовал войне поляков, но даже требовал скорого и строгого подавления его (?). Отношение Пушкина к войне польского народа за свободу ничем не отличалось от отношения Николая, Бенкендорфа, Паскевича»42.
Подводя итог высказываниям польской литературы по поводу А. С. Пушкина и его стихотворений, В. А. Францев резюмирует: «Таково было неизменное отношение польского общества к произведениям Пушкина, порицаемым и осуждаемым его антагонистами, прежде всего за русскую точку зрения поэта на основную причину "домашнего спора", настойчиво и последовательно отвергаемую всей польской исторической литературой и общественностью, расхождение оставалось долго и остается поныне непримиримым»43.
Таким образом, польские литераторы и через столетие после восстания 1830-1831 гг. не дали себе труда вникнуть в суть позиций Пушкина. Выступая сами как патриоты, они отказывают в праве на патриотизм русскому поэту. Вся польская литература была склонна зачеркнуть достоинства Пушкина-поэта, его вклад в мировую литературу за то, что он позволил себе иметь чувство патриотизма.
Что касается литературы других славян, их отношения к стихотворениям А. С. Пушкина и его творчеству в целом, то оно было уважительным и беспристрастным. Они не вкладывали в его содержание политического смысла, хотя, например, большинство чешских литераторов отрицательно относились к факту подавления восстания 1830-1831 гг. русской армией и поддерживали поляков. Францев считает, что Пушкин ко времени польского восстания продолжал оставаться свободолюбивым и вольно мыслящим поэтом и человеком, он не желал зла полякам, в чем его обвиняют оппоненты. Он считал, что все славянские народы должны жить в свободном братском союзе. Францев подчеркивает, что выступление поляков про-
тив России Пушкин квалифицировал как действия несправедливые, поскольку поляки претендовали на территории, принадлежавшие по историческому праву России, так что восстановление Польши в границах 1772 г. нанесло бы ущерб и национальным интересам, и величию России. Пушкин выступал как патриот, защищавший родину от западных хулителей. Этой позиции ему не могли простить русские либералы, фрондирующие против правительства, и люди космополитических взглядов, и польская литературная критика.
Невольно задаешься вопросом, почему ученый, начав исследование о значении творчества Пушкина для славянской литературы еще в конце XIX в., написал наиболее содержательную книгу на исходе своего творчества, находясь в эмиграции? На наш взгляд, решающим обстоятельством явилась именно та негативная оценка творчества Пушкина, которая сложилась в Польше после восстания 1863-1864 гг., проходившего под старым лозунгом восстановления Речи Посполитой в границах 1772 г. и подавленного русской армией. В конце XIX в., когда начиналась педагогическая и научная деятельность Францева, польско-русские отношения снова обострились. На этот раз основным объектом атаки со стороны поляков стал русский Варшавский университет, профессором которого был Францев, подвергавшийся суровой критике польской публицистики. Этот факт тоже может объяснять то, что ученый откровенно высказал свои убеждения только тогда, когда уже не жил в Польше.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Литературу о В. А. Францеве и наиболее подробную характеристику его творчества см.: Лаптева Л. П. История славяноведения в России в конце XIX — первой трети XX вв. М., 2012. С. 288-375.
2 Francev V. A. Bibliograficky soupis vëdeckych praci s prehledem jeho cinnosti. Theodor Syllaba. Praha, 1977.
3 Францев В. А. Державин у славян. Из истории русско-славянских взаимоотношений в XIX столетии. Прага, 1924.
4 Францев В. А. Чешские переводы произведений В. А. Жуков -ского и статьи о его жизни и литературной деятельности // В память Н. В. Гоголя и В. А. Жуковского. СПб., 1902. С. 47-51.
5 Францев В. А. [Рец. на кн.:] M. J. Lermontov. Hrdina nasi doby. Praha, 1911 // Русский филологический вестник (РФВ). 1911. Т. 65. С. 264265.
6 Францев В. А. [Рец. на кн.:] A. S. Griboedov. Hore z rozuma... Pra-ha, 1913 // РФВ. 1914. Т. 71. С. 259-263.
7 Францев В. А. А. В. Кольцов в чешской литературе // РФВ. 1909. Т. 62. С. 299-311.
8 Хомяков А. С. Стихотворения / Вступ. ст. с примечаниями В. А. Францева. Прага, 1934.
9 Slavus [Францев В. А.] Чешские переводы стихотворений Н. А. Некрасова // Литературный вестник. 1903. Т. 6. Кн. 6. С. 177-180.
10 Францев В. А. Торжество русской литературы в Чехии // РФВ. 1909. Т. 61. С. 181-183.
11 Slavus [Францев В. А.] Русские писатели у славян // Литературный вестник. 1903. Т. 3. Кн. 2. С. 269-273.
12 О творчестве А. С. Пушкина В. А. Францев издал целую серию статей, на которые будет указано далее.
13 Францев В. А. Н. В. Гоголь в чешской литературе. СПб., 1902.
14 Опубликовано: А. С. Хомяковъ. Поетъ-славянофилъ. Неговитъ идеи и отражението имъ в славянскитъ литератури. Отъ Вл. А. Фран-цевъ. София, 1932. (Български преглед. Година II. Книга I. С. 17-64.)
15 Возможно, статья: Францев В. А. Неизвестный польский перевод «Кавказского пленника» Пушкина // Slavia. 1934-1935. Т. 13. S. 109-113.
16 Имеется в виду издание перевода на чешский язык «Слова о полку Игореве». Опубликовано: Slovo o pluku Igoreve. Rusky text v tran-skripci, cesky preklad a vyklady Josefa Jungmanna z r. 1810. Vydal a úvodem opatril V. A. Francev. Praha, 1932.
17 Матия Мурко (1861-1952), словенец, с 1920 г. профессор языка и литературы южных славян в Карловом университете в Праге, где в 1922 г. организовал семинар по славянской филологии. Создатель журнала «Slavia».
18 Письмо В. А. Францева Е. Ф. Карскому. 3.IV.1931 // ПФА РАН. Ф. 992. Оп. 2. Д. 148. Л. 7.
19 Письмо В. А. Францева Е. Ф. Карскому. 3 мая 1931 // Там же.
Л. 9.
20 Францев В. А. Державин у славян. Прага, 1924. С. 79 и др.
21 Францев В. А. Кольцов в чешской литературе // Русский филологический вестник (юбилейная заметка). 1909. Варшава, 1909.
22 Подробно об этом см.: Лаптева Л. П. Н. В. Гоголь и отражение его творчества в чешской литературе XIX века (по данным В. А. Францева) // Н. В. Гоголь и славянские литературы. М., 2012. С. 272-282.
23 Францев В. А. Пушкин в чешской литературе. Библиографические материалы. СПб., 1898. (Оттиск из СбОРЯС РАН. Т. 66. Кн. 4.)
24 Литературный вестник. СПб., 1903. Т. V. Кн. 3. С. 372-373.
25 См. об этом: Францев В. А. Пушкин и хорваты // Варшавский дневник. 1899. № 162. 17/29 июня (подпись А.В.С., один из псевдонимов
B. А. Францева); В-ъ [Францев В. А.] Пушкин у словаков // Варшавский дневник. 1900. № 19, 24.
26 См., например, юбилейный сборник новейшего времени: А. С. Пушкин и мир славянской культуры. (К 200-летию со дня рождения поэта.) М., 2000.
27 Францев В. А. А. С. Пушкин в чешской литературе. СПб., 1898. (Оттиск из Сб.ОРЯС ИАН. Т. LXVI).
28 Францев В. А. Очерки по истории чешского возрождения. Варшава, 1902. С. 165-166.
29 Korespondence Pavla Josefa Safarika. Dil. I. Vzájemné dopisy P. J. Safarika s ruskymi ucenci (1825-1861) / Vydal V. A. Francev. Praha, 1927-1928. C. 1-2.
30 Францев В. А. Н. В. Гоголь в чешской литературе. СПб., 1902.
C. 13-14.
31 Там же. С. 16-17.
32 Там же. С. 17.
33 Францев В. А. Державин у славян. Из истории русско-славянских литературных взаимоотношений в XIX ст. Прага, 1924. С. 8, 20 и др.
34 Францев В. А. Пушкин и польское восстание 1830-1831. Прага,
1929.
35 Francev W. A. Puszkin i hr. Jan Potocki // Ruch Literacki. 1934. Т. 9. Zesz. 7. S. 193-195.
36 Францев В. А. Неизвестный польский перевод «Кавказского пленника» Пушкина // Slavia. 1934-1935. Т. 13. S. 109-113.
37 Francev W. A. Puszkin uczy si§ po polsku // Wiadomosci Literackie. 26.5.1936. IV. 18. S. 3.
38 Францев В. А. Пушкин и польское восстание 1830-1831. Прага, 1929. С. 8.
39 Там же. С. 86.
40 Там же. С. 88.
41 Там же. С. 3.
42 Там же. С. 93.
43 Там же. С. 94.
L. P. Lapteva
Russian literature of the 19th century spread among the western Slavs evaluated by V. A. Frantsev
The article is devoted to the studies by V. A. Frantsev focused on the spread of knowledge about Russian literature of the 19th century among the Slavic peoples as well as its influence on their national literatures. The attention is mainly paid to the Czech and Polish literature which possessed both positive (Czech) and negative (Polish) assessments.
Key words: V. A. Frantsev, popularity of A. S. Pushkin in the Czech lands, critics towards A. S. Pushkin in Poland.
