CC BY
73
Roulettenburg: the element of the game Khachaturyan I. (Republic Armenia)
Рулетенбург: стихия игры Хачатурян И. Г. (Республика Армения)
Хачатурян Изабелла Гарниковна / Khachaturyan Izabella - соискатель университета,
филолог, литературовед,
кафедра русской литературы, факультет иностранных языков,
Армянский государственный педагогический университет им. Хачатура Абовяна, г. Ереван
Аннотация: в данной статье анализируется стихия игры романа Ф. М. Достоевского «Игрок». Раскрывается концепция поведения человека-игрока и атмосферы вымышленного города Рулетенбурга. Abstract: this article analyzes the elements of the game of the novel of F. M. Dostoevsky’s «The gambler». Analyzes the concept of human behavior-the player and the atmosphere of the fictional town of Roulettenberg before.
Ключевые слова: игрок, Рулетенбург, рулетка, азартный человек, тип человек-игрок.
Keywords: player, Roulettenburg, roulette, gambling man, the type of man-player.
Образ игрока, однажды появившийся в мировой литературе, не перестает волновать человечество на протяжении многих веков. Это образ азартного человека, поглощенного страстью, порой граничащей с безумием. Ф. Достоевский знал об этом увлечении не понаслышке. Возможно, именно поэтому в 1866-ом году в свет выходит роман знаменитого писателя «Игрок», в котором автор создает вымышленный город и дает ему говорящее название - «Рулетенбург». В вымышленном европейском городе Достоевский создает модель определенного игрового мира, архаически связанную с известным библейским образом рая. Именно этот образ неоднократно возникает в романе «Игрок». Л. Ельницкая в статье, посвященной анализу хронотопа в романе «Игрок», пишет: «Рулетенбург оказывается обманной вселенной без Бога, в которой человек освобождается от своего человеческого долга совершать нравственный выбор и нести ответственность за состояние жизни» [1, с. 22]. Эта мысль современной исследовательницы также об иллюзии рая (где человек полностью полагался на Бога): только место Бога в Рулетенбурге - пусто, мир без Бога оказывается в распоряжении дьявола. И это вполне естественно, так как сама рулетка всегда ассоциируется с чем-то плохим, безнравственным и порочным. Человек, который искренне верит в Бога, никогда не будет испытывать судьбу, а в городе, где царит мир игры, не может быть ничего чистого и святого.
Пространство Рулетенбурга организовано концентрически: в его центре находится сама рулетка, которая воспринимается героями, с одной стороны, как нечто вожделенное, спасительное, но с другой - запретное. Следовательно, можно сделать вывод, что рулетка также ассоциируется с запретным плодом, вкусив который, человек (как утверждает дьявол) может стать равным Богу. Конечно же, если в нашем мире не будет ничего невозможного и запретного, каждый сможет делать абсолютно все, что ему вздумается, и самое главное - сможет легко и без труда находить удовлетворение как финансовое, так и нравственное, то о каком Боге в данном случае может идти речь?
Опираясь на библейский источник, можно также провести параллель между парком, через который непосредственно лежит путь на вокзал к злополучной рулетке и райским садом. В начале своих записок главный герой, Алексей Иванович, передает свой разговор с генералом: «В весьма напыщенной речи, насаживая одну фразу на другую и, наконец, совсем запутавшись, он дал мне понять, чтоб я гулял с детьми где-нибудь, подальше от воксала, в парке» [2, с. 220]. Таким образом, можно отчетливо проследить это злополучное место - вокзал, с расположенной в нем рулеткой («А то вы, пожалуй, их в воксал, на рулетку поведете»), и безопасное место - парк, где позволено гулять детям. Самым чистым для Достоевского является еще непорочное существо - ребенок, именно его, именно детей ни в коем случае нельзя подпускать в этот запретный мир, даже прогулка рядом с вокзалом, где начинается грязная суета, уже неприемлема для них. «Рулетенбург — образ мира, в котором рулетка символизирует возможность внезапной перемены судьбы» [5, с. 173]. Рулетенбург можно трактовать и воспринимать с двух ракурсов. С одной стороны, это центр обогащения людей, но с другой — не только место разорения, но и место духовного опустошения каждого человека. Рулетка, которая находится на вокзале, является центром и сердцем города. Ф. Достоевский не случайно помещает ее именно в центр, так как считает это место самым главным в городе, именно поэтому все дороги в городе Рулетенбург ведут к вокзалу, т. е. к самой рулетке.
В романе можно проследить и другие библейские параллели. И этот факт не случаен, так как все, что описано в священном писании, можно встретить и в нашей повседневной жизни, только, возможно, в другом обличии. Так, именно героиня романа Полина, женщина, которую Алексей страстно и, можно сказать, болезненно любит на протяжении всего романа, посылает его на рулетку. Именно она выступает в роли искусительницы, именно она указывает герою на запретный плод. В данном эпизоде без труда можно узнать Еву, давшую Адаму саму идею о вседозволенности и власти. Деньги Полина дает ему в саду, где все тихо, спокойно, красиво, но из этой прекрасной и, казалось бы, идеализированной обстановки она посылает его играть в испорченное и грязное место, что можно сравнить также с метафорическим аналогом Эдема и
Ада. Сам путь, который проходит Алексей от парка до злополучной рулетки, предстает как жизненный выбор. Герой всю дорогу раздумывает о данном поступке. Первоначально он не видит в нем ничего интересного и манящего, кроме одного — возможности хоть как-то удовлетворить любимую женщину, но постепенно Алексей Иванович, искушаемый игрой и почувствовавший ее власть, погружается в нее уже навсегда. Казалось бы, игру можно воспринять очень легко как нечто озорное, веселое, некую забаву, но она заключает в себе пропасть, в которую уже навсегда падает человек, такой, как герой романа Достоевского. Как замечает Каталин Кроо, Достоевский «...уже самим названием своего романа ставит данный мотив (игра) в смысловой фокус» [3, с. 9].
Практически каждый игрок мыслит одинаково, для него существует только два понятия - выиграть или проиграть, но ни одно из них не имеет серьезного значения, главное — красота жеста: уйти ни с чем, но так, чтобы все видели, что вернешься вновь, через день, неделю, месяц, год, когда появятся деньги, но обязательно вернешься. И они возвращаются, вновь проигрывают все - и свое, и чужое.
Не менее важным и объединяющим является отношение героев к людям - накопителям. Их игры, расчетливой, разумной, они не приемлют, презирают ее: так играют трусы и ловкачи. «Некрасиво было то, с каким почтением вся эта сволочь относилась к этому занятию» [2, с. 451], - говорит герой Ф. М. Достоевского. Отличительно важная черта, которую Ф. Достоевский считает самой основной, это своеобразный тип игры русских «игроков», где во главе лежат далеко не деньги. Выигрывая, русский человек не испытывает чувства радости от обладания суммой, ощущение восторга вызывает только то, что он «поймал удачу за хвост», а потому каждый из игроков с легкостью расстается с деньгами, вновь спуская все до копейки, ведь деньги, которые так легко попадают в руки человеку, могут так же с легкостью и уйти. Заметим, что «игроки» не раз пытаются помочь другим людям, но щедрость эта вызвана далеко не искренним желанием их поддержать. Просто деньги, оказавшиеся у них в определенную минуту, ровным счетом ничего не значат, они с ними легко расстаются: дарят, отдают, проигрывают. Даже размер суммы для них не имеет значения. Какая разница - проиграть немного или все - первостепенна сама игра, а потому они не могут остановиться: пока крутится рулетка, есть возможность вновь и вновь испытывать фортуну. «Может быть, перейдя через столько ощущений, душа не насыщается, а только раздражается ими и требует ощущений еще, и все сильней и сильней, до окончательного утомления», - замечает Алексей [2, с. 488]. Игроки очень часто верят в то, что фортуна любит, когда деньги крутятся, а не лежат на месте, поэтому одолжив или просто отдав деньги кому-то, они опять-таки думают о том, что «деньги пошли в оборот». Описания этой «игровой болезни» в русской литературе практически одинаковы у всех писателей. Как Алексей бредит своей идеей, так и, например, пушкинский Герман, узнав тайну, бредит ею во сне: «...У него спрашивали: который час, он отвечал: — Без пяти минут семерка. — Всякий пузастый мужчина напоминал ему туза. Тройка, семерка, туз — преследовали его во сне, принимая все возможные виды: тройка цвела перед ним в образе пышного грандифлора, семерка представлялась готическими воротами, туз огромным пауком. Все мысли его слились в одну, — воспользоваться тайной, которая дорого ему стоила» [4, с. 258].
На второй план отступают все чувства - любовь, доброта, сострадание. Можно подумать, что игрок перестает быть человеком, он болен только одной идеей, и все окружающее его не имеет уже никакого значения. Но все же нельзя считать игрока обыкновенным живым существом, он все же человек, который отдается мимолетному влечению, не задумываясь ни о чем. Это жестокое безумство, безжалостность и ненависть как к окружающим, так и к себе. Это вред, нанесенный в первую очередь именно самому себе, потому что, отдавая себя игре, игрок уже перестает существовать как личность.
Нужно заметить, что «игроки» во многих произведениях - люди мыслящие, более того, философствующие, но живущие по четко определенным законам и правилам, которые диктует им воспаленный рассудок, жаждущий остроты ощущений, азарта, крайних форм непонятного нормальному человеку риска, и, конечно же, игры. Рассказывая свою историю Астлею, Алексей не желает выслушивать его нравоучительных речей, он возражает ему: «Да вы себе представить не можете, до какой степени я сам понимаю всю омерзительность теперешнего состояния» [2, с. 454].
«Игрок» занимает особое место в ряду романов Достоевского: на уровне внешнего повествования в нем полностью господствует чисто авантюрный сюжет, характеры и сюжетная топика решены со значительной долей условности и нарочитой схематизации. И вместе с тем автор умещает в эти рамки сложное психологическое содержание.
Литература
1. Достоевский и мировая культура, Альнамах, 2007, № 23 (Статья Л. Ельницкой «Хронотоп Рулетенбурга в романе Достоевского «Игрок»).
2. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 томах, т. 15. СПб: Наука, 2002.
3. Кроо К. «Творческое слово» Ф. М. Достоевского - герой, текст, интертекст, СПб: Академический проект, 2005.
4. Пушкин А. С. Собрание сочинений в 10 томах, т. 5.
5. Родина Т. М. Достоевский: повествование и драма, М.: Художественная литература, 1984.
