CC BY
19
КАВКАЗСКИЙ РЕГИОН В БОЛЬШОЙ ЕВРАЗИИ: ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ И ГЕОЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ
CAUCASUS REGION IN GREATER EURASIA: GEOPOLITICAL AND GEOECONOMIC PROCESSES
УДК 327.339
Б01 10.18522/2072-0181-2022-111-5-15
РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В УСЛОВИЯХ ПЕРЕХОДА К МНОГОПОЛЯРНОМУ МИРУ (черноморско-азовский формат)
А.Г. Дружинин
RUSSIAN-TURKISH COOPERATION IN THE TRANSITION TO A MULTIPOLAR WORLD (Black Sea - Sea of Azov format)
A.G. Druzhinin
Одним из наиболее явных и знаковых проявлений фундаментального, четко просматриваемого в последнее десятилетие кардинального изменения миропорядка (в русле наметившейся девестернизации и фактического перехода к монополярному, фрагментирующемуся миру [1]) стало стремительное укрепление (восстановление) евразийских позиций Турции, справедливо (и симптоматично!) рассматриваемой профильными аналитиками в качестве уже не только региональной [2-4], но и «мультирегиональной» [5] державы с обширным, устойчиво расширяющимся (в логике реализации ныне доминантных для этой страны геостратегических доктрин [6]) ареалом интересов и влияния. Следствием (и иллюстрацией)
Дружинин Александр Георгиевич - доктор географических наук, профессор, главный научный сотрудник, директор Северо-Кавказского НИИ экономических и социальных проблем Южного федерального университета, ведущий научный сотрудник Института географии Российской академии наук, 344006, Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, e-mail: alexdru9@mail.ru, т.: 8(863)2560849.
данного тренда является возрастающий интерес к турецкой тематике (с акцентом на взаимодействии Турецкой Республики с Российской Федерацией) в среде отечественных политологов, экономистов, географов [7-12]. Приоритетное внимание при этом уделяется в том числе черноморскому формату российско-турецких отношений [13; 14], что оправданно и закономерно.
Представляя собой единый акватеррито-риальный массив, Черное и Азовское моря (Karadeniz и Azak Denizi) с последней четверти XV и до конца XVII в. находились в полном владении Османской империи [15], а последующие два столетия выступали ареной ее многоэтапного противостояния с расширяющей свои рубежи на юг Российской империей.
Alexander Druzhinin - Southern Federal University, 160, Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: alexdru9@mail.ru, tel.: 8(863)2560849.
В пролонгированном историческом масштабе в итоге практически все Причерноморье уместно рассматривать в качестве «мигрирующего» российско-турецкого фронтира, а более половины протяженности черноморского побережья (его север и северо-восток) одновременно воспринимать как часть российского и одновременно турецкого геоисторического наследия, в совокупности (своим взаимонаслаивающимся ареалом) достигающего (согласно оценке [11]) почти 1 млн км2.
В современной системе российско-турецких отношений черноморская акватория служит прежде всего основной контактной, коммуникационной средой, предопределяющей фактор прямого географического соседства двух стран и обеспечивающей подавляющую часть их взаимных внешнеторговых поставок (на 2021 г. эквивалентных, по данным Турецкого института статистики, 35 млрд долл. США* и превышающих 8 % всего внешнеторгового оборота Турции и 4,4 % российского). Это, в свою очередь, инициирует взаимный интерес как к инфраструктуре морской логистики, так и к вопросам обеспечения устойчивого и безопасного судоходства [16].
Причерноморье взаимно значимо для России и Турции также благодаря в целом присущей им повышенной хозяйственной и селитебной притягательности побережий [17; 18], равно как и параллельно реализуемой в двух государствах морской геостратегии (зафиксированной в Российской Федерации в ее «Морской доктрине»**, а в Турецкой Республике воплощенной в обретшем популярность концепте «Голубой Родины» (Мау1 Уа1ап) [19]).
Причерноморский макрорегион, наконец, выступает не только сферой пересечения множественных (часто не совпадающих, конфликтных) интересов, акваторией асимметричных возможностей понтийских государств, ареалом заведомой нестабильности, но и одним из значимых для архитектуры евразийского пространства узлов транснациональной, кроссцивилизационной активности. Этому благоприятствует универсализм международного морского права (поддер-
* Türkiye Istatistik Kurumu. URL: https://www.tuik. gov.tr/Home/Index.
** Морская доктрина Российской Федерации. URL: https://docs.cntd.ru/document/555631869; Стратегия развития морской деятельности Российской Федерации до 2030 года. URL: http://government.ru/docs/37755/.
живающего баланс приоритетов прибрежных государств с интересами свободного судоходства* ), дополняемый спецификой действующей с 1936 г. Конвенции Монтре, а также общий промежуточный, стыковой (к тому же постоянно видоизменяющийся) характер имманентного Причерноморью геостратегического положения. Степень и характер присутствия в Черном море, способность к проекции в нем силы (включая «мягкую») являются несомненными факторами и маркерами общего геополитического статуса и потенциала, и это также в равной мере существенно как для Российской Федерации (по верному суждению Д.В. Тренина, обязанной «победить обстоятельства, окружающие и стесняющие ее» [20, с. 40]), так и для Турецкой Республики (ставшей олицетворением полицентричного миропорядка [2]).
Цель статьи - выявление особенностей и приоритетов черноморской составляющей российско-турецких отношений в связи с современными геополитическими трендами в Причерноморье, морехозяйственными интересами двух государств, общими социально-экономическими и этнодемографическими метаморфозами в Евразии.
Специфика российско-турецкого взаимодействия в контексте тектонических сдвигов в геополитике, геоэкономике и этнодемографической структуре современной Евразии. В сложной и нестатичной конфигурации современного мироустройства ни Россия, ни тем более Турция не обладают качествами и возможностями явного и однозначного лидерства, однако современные геополитические и геоэкономические процессы в целом укрепляют их подчас дистанцированные друг от друга позиции, усиливают противоречивую взаимозависимость, инициируют разноаспектное взаимодействие.
Проявляющаяся в качестве долгосрочной тенденции утрата гегемонии коллективным Западом (акцентируемая еще с конца 2000-х гг. [21]) на фоне смещения глобальной хозяйственной активности на восток и юго-восток Евразийского материка (прежде всего, в Китай) создала и для Российской Федерации, и для Турецкой Республики возможность произвести геостратегическую перебалансировку и на этой основе оказаться в числе явных узловых элементов
Конвенция ООН по морскому праву. URL: https://docs.cntd.ru/document/1900747.
формирующегося планетарного полицентризма (и регионализма), культивируя и реализуя собственные стратегии, интересы, амбиции. Характерно, что знаковый для подобной ситуации поворот на Восток пока в большей мере затронул именно Россию, и предельно наглядно это проявляется во внешнеторговой сфере. Так, по ситуации на январь 2022 г. на КНР, согласно таможенной статистике, приходилось 18,8% внешней торговли РФ (суммарно с Гонконгом - 19,3%), а на страны Евросоюза - 38,9% (в 2021 г. - 34,6%), в то время как в 2013 г. -10,9 и 50,4%, соответственно. Рост удельного веса Китая имел место, разумеется, и во внешнеторговом обороте Турции (за 20132021 гг. он вырос с 5,9 до 8,3%). Однако наряду с этим Турецкая Республика (с 1952 г. являющаяся одним из ведущих членов НАТО) сохраняет традиционное присутствие на европейских рынках (за аналогичный временной промежуток доля Германии, наиболее крупного западного экономического партнера Турции, также возросла с 8,2 до 9,5%).
Все последнее десятилетие (предельно ощутимо - с рубежа «крымской весны») развитие России во всевозрастающей мере протекает уже вне Запада, в усиливающемся противостоянии с ним, в то время как Турция (отличающаяся маятниковым поведением во внешнеполитических делах [13] и опирающаяся на идеологию неоосманизма, панисламизма и туранизма [5]) пока лишь поступательно наращивает свою автономию в рамках очерчиваемого коллективным Западом «мирового сообщества».
В настоящее время возможности партнерства России и Турции лимитированы не только институционально оформленным геополитическим размежеванием, но и обозначившимися процессами деглобализации (подчас воспринимаемыми и как наступление очередного дезинтеграционного цикла [22]), а также фобиями, порожденными опытом прошлого (и его превалирующей оценкой [23]). Сохраняя обретенную еще с начала вооруженного противостояния в Сирии неустойчивость [24], они опираются, тем не менее, на достаточно солидный экономический фундамент, созданный еще в 2000-х гг., когда эти государства казались «более взаимозависимыми, чем когда-либо прежде в истории» [3, с. 135]. Обстоятельствами, объективно благоприятствующими дальнейшему российско-турецкому сближению, выступает при этом
не только рельефно проявившееся с февраля 2022 г. «новое сплочение Запада на циви-лизационной почве» [7, с. 65], но и, как видится, фундаментальная (пусть пока все еще в целом гипотетическая [25]) угроза лимитрофизации и периферизации всего срединного евразийского пространства (вмещающего в том числе территории России и Турции) в архитектуре складывающего европейско-китайского би-центризма (корректируемого активностью третьего, интегрированного с Евросоюзом, но, тем не менее, формально-географически внешнего по отношению к Евразии глобального полюса в лице США).
Значимым для российско-турецкого взаимодействия обстоятельством является и постепенное преодоление былой (наиболее резко выраженной в 1920-х гг., когда население Турции едва превышало 13,6 млн человек, а в СССР, согласно переписи 1926 г., проживало 147 млн [26]) асимметрии в возможностях и глобальном позиционировании двух государств, в том числе за счет последовательного нивелирования демографического потенциала Российской Федерации и Турецкой Республики (см. табл. 1), сочетающегося с присущей постсоветскому периоду синхронно-асинхронной волатильностью их геоэкономических позиций (см. табл. 2).
Специфической (и все более актуализирующейся) детерминантой российско-турецких отношений выступает и характерная для всего последнего столетия опережающая демографическая динамика тюркоязычных народов Евразии с четко просматриваемой тенденцией к достижению (в пределах постсоветского пространства) русско-тюркского паритета к рубежу 2070-2080-х гг. [25]. Этот процесс придает дополнительный импульс имплементации идеи «Тюркского мира», в том числе и как инварианта евразийской интеграции, конкурентоспособной альтернативы ее россиецентрированной версии. Иные, схожие, но еще более масштабные последствия провоцирует параллельно разворачивающийся сдвиг этноконфессиональной структуры [27] в ареале совместных геостратегических интересов России и Турции благодаря сохраняющемуся повышенному естественному приросту среди представителей приверженных исламу народов. Существенно при этом, что интересы двух государств, взаимопересекаясь, во всевозрастающей мере фокусируются практически на всем евразийском пространстве,
особенно на его порубежных, фронтирных компонентах, включая и собственно Причерноморье.
Причерноморье в меняющемся глобальном и евразийском контексте: важнейшие метаморфозы. Понимаемое в качестве природно-экологической, ресурсно-
экономической, социокультурной и геополитической целостности Причерноморье являет собой не столько собственно морские просторы и примыкающие к ним побережья, сколько приуроченную к ним систему инициируемых фактором моря хозяйственных, гуманитарных и политических взаимодействий
Таблица 1
Численность населения Российской Федерации (до 1991 г. - РСФСР) и Турецкой Республики (в динамике), млн человек
Год Россия Турция Соотношение численности населения России и Турции, раз
1926 100,9 13,6 7,4
1950 102,8 21,4 4,8
1990 147,5 53,9 2,7
2000 146,4 63,2 2,3
2010 143,5 78,5 1,8
2022 147,0 84,7 1,7
Примечание: сост. по данным ООН, Росстата (данные Всероссийской переписи населения 2021 г. и Всесоюзной переписи населения 1926 г.), а также Турецкого института статистики (ТигЫуе 181ай8йк Кигиши).
Таблица 2
Удельный вес России и Турции в мировом ВВП в 1992-2021 гг. (по официальному обменному курсу), %
Страна 1992 2000 2008 2013 2020 2021
Россия 1,8 0,8 2,6 3,0 1,8 1,8
Турция 0,6 0,8 1,2 1,2 0,8 0,8
Примечание: сост. по данным Всемирного банка*
(в том числе в существенной мере -транснациональных, трансграничных), причем последние (как и любого рода социальная реальность) - весьма неустойчивы, динамичны.
Постсоветская активизация циркумпон-тийских интеграционных процессов (вновь воссоздавшая Причерноморье как акватер-риториальную структуру [28]) сопровождалась резким изменением макрорегионального геостратегического баланса, причем в существенной мере в пользу Турецкой Республики. У Российской Федерации при этом, напротив, из ранее единой (в составе Российской империи - СССР) полосы черноморского побережья, достигавшей почти 2,5 тыс. км, остался лишь 421 км (у Турции - 1700 [29]). Большая часть объединявшихся Черноморским морским пароходством грузовых и пассажирских судов, а также транспортно-логистической инфра-
структуры отошли Украине [30]. В украинской юрисдикции оказались и 9 из 13 советских при-черноморско-приазовских городов с населением более 100 тыс. человек, включая не только вторую по числу жителей в Причерноморье (после Стамбула) Одессу (в 1989 г. - 1115 тыс. чел.), но и Севастополь с его исторически доминирующей в черноморской акватории военно-морской базой.
Турецкая Республика (именно это государство во многом инициировало постсоветскую черноморскую интеграцию в формате созданной в 1992 г. Организации черноморского экономического сотрудничества -ОЧЭС/Б8ЕС [9]) и в еще большей степени США и их европейские союзники (реализуя стратегическую для них задачу вестернизации евразийского пространства [31]) последовательно заполняли образовавшийся
* World Development Indicators. URL: https://databank.worldbank.org/mdicator/NY.GDP.MKTP.CD/1ff4a498/Popular-Indicators.
геополитический вакуум (практически все 1990-е гг. Причерноморье и его проблематика оставались на периферии российской политики [32]), выстраивая структуру, в том числе концептуальную, ментальную [33], черноморской регионализации, последовательно инкорпорируемой в евроатлантические процессы [34; 35].
Российское возвращение в Причерноморье началось лишь к конца 1990-х гг. и своими основными вехами первоначально вполне вписывалось в логику глобализационных, сфокусированных на сырьевом экспорте трендов [36]. Так, в 2001 г. был введен в эксплуатацию «Каспийский трубопроводный консорциум», в 2002 г. - завершено строительство газопровода «Голубой поток», в 2007-2014 гг. в рамках подготовки к проведению XXII Зимних Олимпийских игр активно развивалась инфраструктура г. Сочи. Параллельно последовательно модернизировалось, наращивалось портовое хозяйство (за 2005-2021 г. общий грузооборот российских черноморско-азовских портов вырос со 159 до 256 млн т). В начале 2020 г. начались поставки в Турцию российского природного газа и по «Турецкому потоку». На этом общеэкономическом фоне численно прирастало население ведущих российских причерноморских городов (за 2001-2021 Ростова-на-Дону - на 13 %, Сочи - на 30 %, Новороссийска - на 36 %).
Черноморско-азовская активность Российской Федерации, и прежде всего, ее геополитическая позиция, проявившаяся уже в 2008 г. в ходе «принуждения Грузии к миру» и последовавшего за этим официального признания независимости Абхазии, но в еще большей мере - в период «крымской весны» 2014 г. (чьи итоги, укрепившие военно-стратегическое положение России в Причерноморье [37], не встретили понимания со стороны других стран ОЧЭС, включая Турцию, на государственном уровне до сих пор не признающую российскую юрисдикцию над Крымом и, соответственно, прилегающими к полуострову морскими акваториями [38]), лимитировала потенциал реализации евро-атлантического проекта Black Sea region, видоизменяла конфигурацию трансчерноморских взаимосвязей, окончательно обретших качественно новый характер весной-летом 2022 г.
В числе собственно причерноморских промежуточных, ситуационных итогов специальной военной операции (СВО) на Украи-
не - фактическая невозможность осуществления ранее декларировавшихся этой страной претензий на статус регионально значимой
и * и
военно-морской силы , а также дальнейшее сокращение де-факто протяженности украинской полосы побережья, что, в частности, позволяет Российской Федерации, наращивая морехозяйственную активность, распространить правовой режим внутренних вод на всю акваторию Азовского моря (и Керченского пролива). Вооруженное противостояние (северное Причерноморье стало одним из основных театров военных действий) наглядно проиллюстрировало и геостратегическую значимость черноморско-средиземноморских проливов, а также приоритетную роль самой Турецкой Республики как не только ведущего субъекта регулирования региональной военно-морской активности, но и необходимого хаба (и посредника) в подсанкционной внешнеэкономической деятельности Российской Федерации.
СВО объективно породила, разумеется, и дополнительные дезинтеграционные, изоляционные риски. Однако обретенный Россией масштаб пространственного, военно-силового и хозяйственного присутствия в макрорегионе уже сам по себе, как видится, практически исключает возможность полностью вывести нашу страну за рамки интеграционной черноморской повестки. Расширение де-факто российского сектора черноморско-азовского побережья в условиях кардинальной трансформации российско-украинских отношений, а также поддержания режима антироссийских санкций рядом государств ОЧЭС (характерно, что из 12 участников этой организации лишь пять отнесены РФ к категории недружественных; среди собственно причерноморских, наряду с Украиной, в их числе Болгария и Румыния), тем не менее, будет неизбежно сопровождаться дальнейшей фрагментацией Причерноморья, уже сейчас демонстрирующего существенно более сложную, чем ранее, архитектуру, формируемую триединством: остаточной региональной евроатлантической структуры (чья консолидация и активность будет, вероятно, нарастать), турецкого черноморского регионализма (обсуждаемого и осмысливаемого в турецком дискурсе [39]) и, наконец,
* Про затвердження Морсько! доктрини Украши на перюд до 2035 року. URL: https://zakon.rada.gov.ua/laws/ show/1307-2009- %D0 %BF#Text.
собственно российского Причерноморья. Этот процесс геополитически мотивированной фрагментированной морской регионализации, кстати, напрямую влияет на возможности и функционал самой ОЧЭС. Отчасти сохраняя потенциал координации интересов и позиций всех причерноморских государств (в вопросах экологии, обеспечения безопасности на море, а также экстренного реагирования на природные и техногенные катастрофы [40]), в своем изначально сформированном западоцентричном виде она ныне предстает уже во многом маложизнеспособной, рудиментарной формой. Миссию же приоритетной черноморской скрепы обретают именно российско-турецкие отношения, в свою очередь, предопределяемые собственно черноморскими позициями двух держав, складывающимся между нами (и меняющимся) балансом сил.
Российско-турецкий баланс сил и его черноморская составляющая. Российско-турецкое взаимодействие в Причерноморье (его актуальные тренды, равно как и перспективы) во многом несет на себе отпечаток сложившейся многоплановой и полимасштабной, по отдельным направлениям нарастающей, асимметрии возможностей и позиционных характеристик двух государств, в том числе и собственно в морской сфере.
Турецкая Республика многократно уступает Российской Федерации по размеру территории (в 21,5 раза) и значительно - по численности населения и объему экономики (соотношение ВВП по ППС - 1,6 раза). При этом Турцию выгодно отличают существенно иные в сопоставлении с российскими темпы демографического роста (за 1991-2022 гг. численность жителей Российской Федерации практически не изменилась, а в Турецкой Республике она возросла более чем в 1,5 раза) и, соответственно, в целом значительно более молодое население (средний возраст - 32,2 года, при том что в РФ - 40,3*). Несколько выше в Турции (на 7 %) и текущий показатель душевого ВВП (по ППС), что также повышает конкурентные позиции этой страны, причем в особой мере - в долгосрочной евразийской перспективе.
Непосредственно в контуре Причерноморья Турция лидирует в области судостроения и морского рыболовства [41], но формально уступает России по объему портового грузооборота (в российских азово-черноморских
* The World Factbook. URL: https://www.cia.gov/ the-world-factbook/.
портах в 2021 г. перегружено 256,8 млн т, в то время как в турецких непосредственно на побережье Черного моря - 43,6 млн т). Пока отстает Турецкая Республика (заявив о найденном в Черном море месторождении Сакарья с запасами газа более 400 млрд м3) и в области добычи на шельфе энергоносителей: в крымском секторе особой экономической зоны России ежегодно извлекается от 1,7 до 2,0 млрд м3 природного газа и порядка 60 тыс. т нефти и газового конденсата**.
После 2014 г. (согласно оценкам [40]) Турция уступила России и свое постсоветское военно-морское превосходство в Черном море (компенсаторной реакцией стала работа по созданию новой военно-морской базы в г. Сюр-мене, провинция Трабзон [13]). Впрочем, у Российской Федерации в акватории Черного моря лишь 51 боевое судно** (еще 15 кораблей на постоянной основе несут дежурство в восточном Средиземноморье*** ), в то время как все военно-морские силы Турции (в том числе и вне Причерноморья) насчитывают 156 судов**** .
Что касается взаимного селитебного и хозяйственного «веса» приморских территорий двух государств и специфики их пространственной структуры, то российское Причерноморье (42 муниципальных образования первого уровня с населением более 6,8 млн человек) в своем развитии опирается на сложившуюся развитую урбанистическую сеть (Ростов-на-Дону, Сочи, Севастополь и др.), а турецкое - в предельной степени стамбулоцентрично, в то время как обособляемый в этой стране собственно Черноморский регион (Karadeniz Bölgesi) традиционно рассматривается как стратегически значимая [42], но, тем не менее, экономически отстающая территория.
Из 15 центров, выходящих на Черноморское побережье турецких областей (илей), лишь в трех численность населения
* Территория богатств. URL: https://www.cdu.ru/ tek_russia/issue/2019/11/681/.
** Черноморский флот. URL: https://www.kchf.ru/ ship/today/today.htm.
=t==t==t= -1—Г __"I Л
Постоянное оперативное соединение Военно-морского флота Российской Федерации в Средиземном море. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Постоянное_опе-ративное_соединение_Военно-морского_флота_Россий-ской_Федерации_в_Средиземном_море.
**** GlobalFirepower (GFP). URL: https://www.glo-balfirepower.com/countries-comparison-detail.php?country1 =turkey&country2=russia.
превышает 250 тыс. человек (в том числе, на 1 января 2022 г. в Стамбуле она составила почти 15,9 млн; во втором городе Черноморского побережья Турции, Самсуне, проживает 435 тыс. человек). В целом же на все причерноморские области Турецкой Республики приходится 10,7 % ее территории, 27,5 % населения страны (почти 19 % жителей Турции сконцентрировано в Стамбуле), а также (по данным Туркстата за 2020 г.) 41 % ВРП (Стамбул, выступая единственным в Причерноморье центром, обладающим статусом глобального города [43], обеспечивает 31 % от суммарного по Турции показателя валового регионального продукта).
Именно Стамбульская агломерация (регион Мармара), ее устойчиво прирастающий социально-экономический потенциал [44] предопределяют фактическое (и в существенно большей мере - потенциальное) турецкое социально-экономическое доминирование в Причерноморье (отчасти проецирующееся и на его российский сегмент, более всего - на Крым). Иным аспектом значимости турецкого фактора для российского Причерноморья являются особенности черноморской морской логистики, на 70 % транзитной [41], зависимой от доступа в проливы (а в дальнейшем и в Стамбульский канал, чья пропускная способность превысит возможности Босфора [45]). Значима в данном случае и степень хозяйственной сопряженности причерноморских территорий России и Турции. К примеру, непосредственно на Турецкую Республику по данным Южного таможенного управления РФ за 2021 г., ориентировано 15 % экспорта пшеницы из Краснодарского края и 27 % из Ростовской области*. Имеет значение и присущее турецкому социуму восприятие ряда территорий Северного Причерноморья [46] как исторически мотивированной сферы своего геополитического влияния, предопределяемой также наличием в самой Турции многочисленных и политически активных диаспор кавказских народов и крымских татар [47].
В черноморском формате российско-турецкого взаимодействия (демонстрирующего черты существенной взаимозависимости) позиции Российской Федерации, в итоге балансируются потенциалом всей нашей обширной страны, а Турции - ее ключевым транспортно-логистическим положением, цент-
* Официальный сайт Южного таможенного управления РФ. URL: https://yutu.customs.gov.ru/fold-er/146404.
ральностью для макрегиона Стамбульской агломерации и общей опережающей демогра-фо-экономической динамикой. Являющееся для России императивом в этой ситуации многоаспектное укрепление своих позиций в Северном Причерноморье (в том числе, реализуемое и в ходе СВО на Украине) должно сочетаться с учетом активности, позиций и интересов Турецкой Республики в рамках выстраивания взаимовыгодного, малоконфликтного, по возможности взаимопод-держивающего трансчерноморского российско-турецкого соразвития.
Взаимоподдерживающее соразвитие России и Турции в Причерноморье: стратегические условия и приоритеты реализации. Для Турции и России вопрос взаимодействия на значимом (и в связи с этим заведомо конфликтном) черноморском поле деятельности в условиях реализации каждой из двух сторон собственных геостратегических целей и интересов - столь же актуализирован, сколь и сложен. Его позитивное взаимоприемлемое решение должно базироваться в первую очередь на едином понимании Причерноморья как привилегированного (особо ценного) для двух государств коммуникационного, ресурсного, военно-стратегического и селитебного пространства, а также на признании особой роли как Турецкой Республики, так и Российской Федерации в черноморской интеграции, в купировании присущих макрорегиону различного рода внешних и внутренних рисков и угроз, в том числе, и за счет совместного противодействия подчас деструктивной, экспансионистской политике нерегиональных акторов. В частности в турецкой литературе уже озвучено видение Причерноморья как турецко-российского озера [39]; ему созвучным способен оказаться и более широкий по своей проекции долгосрочный геостратегический императив: Евразия - для евразийцев.
Выстраиванию системы взаимопод-держивающего соразвития, безусловно, благоприятствовало бы обретение Турцией более сбалансированной позиции в дихотомии «Запад - Восток» (определенного рода маркером перемен способно стать вступление Турецкой Республики в БРИКС и ШОС, хотя в самом турецком обществе устойчиво дискутируется и ключевой для позиционирования страны вопрос сохранения членства в НАТО [48]). Сохранение статус-кво здесь, разумеется,
во многом предопределяется позициями, потенциалом в целом коллективного Запада, причем практика последних лет наглядно проиллюстрировала способность Турции в отношениях с Россией не во всем следовать его генеральной линии. Впрочем, как Турции не следует рассчитывать на свертывание Россией евразийской (в том числе, и причерноморской) активности, так и Российская Федерация не вправе ожидать кардинальной геополитической перекодировки от своего партнера. Мы должны, в частности, разумно (терпимо) относиться к турецкой позиции в отношении Крымского полуострова либо (в перспективе) к иным бывшим украинским приморским территориям, переходящим в российскую сферу ответственности и юрисдикции, не принося взаимные, постоянно расширяющиеся, экономические отношения и интересы в жертву сохраняющейся геополитической конкуренции. Актуальный тому морской пример - организованный летом 2022 г. регулярный круизный маршрут из Сочи в портовые города Турции.* А любого рода турецкое дистанцирование от непризнанных российских причерноморских территорий не только объективно тормозит нежелательное для РФ их втягивание в центрированную на Стамбуле трансчерноморскую экономическую систему, но и создает дополнительную мотивацию для активизации морехозяйственной активности в российском секторе Черного моря в рамках ее столь необходимого в современном контексте внутреннего цикла (включая каботажные перевозки).
Итак, современные тектонические изменения в системе международных отношений ведут к трансформации сложившихся в условиях постбиполярного мира транснациональных макрорегиональных структур, включая в том числе и опоясывающие Россию морские трансграничные регионы. Существенные метаморфозы характерны и для Причерноморья, чья акватерриториальная целостность (вновь оформившаяся три десятилетия назад на фоне разрушения СССР и глобализации) ныне размывается, трансформируясь в параллельно разворачивающуюся триединую российскую, турецкую и евроатлантическую черноморскую регионализацию. Важнейшей системной скрепой Причерноморья остаются при этом имен-
* Морское сообщение между Россией и Турцией открывается в Сочи. URL: https://www.interfax.ru/ russia/851196.
но российско-турецкие трансакваториальные взаимосвязи, обретшие дополнительную позитивную динамику в условиях введенных коллективным Западом санкций в отношении Российской Федерации. Поддержание (развитие) взаимоподдерживающих малоконфликтных отношений России и Турции выступает значимой составляющей геостратегической стабильности и поступательной социально-экономической динамики не только непосредственно в контуре черноморской акватории, но и в ее приморских зонах, а также в целом в масштабе всей Евразии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ефременко Д.В. Миропорядок Z // Россия в гло-бальной политике. 2022. № 3. С. 12-30.
2. Аватков В.А. Внешняя и внутренняя политика Турции: ключевые изменения 2020 г. // Свободная мысль. 2021. № 1. С. 81-90.
3. Ягья В.С., Соломина Д.В. Отношения России и Турции в XXI веке: тенденции и трудности // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. Философия. Культурология. Политология. Право. Международные отношения. 2014. № 1. С. 127-138.
4. Ахмедов В.М. Турецкий выбор // Вестник Института востоковедения РАН. 2019. № 2. С. 214-220.
5. Ирхин А.А., Москаленко О.А. «Мир больше пяти». Становление Турции в качестве глобального актора мировой политики: перспективы и вызовы для России // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. Международные отношения. 2021. Т. 21, № 1. С. 91-107.
6. Davutoglu А. Stratejik Derinlik. Türkiyenin Uluslararasi Konumu. Ankara: Küre Yayinlan, 2009. 583 s.
7. Межуев Б.В. Турция, Россия и Европа с позиций «цивилизационного реализма» // Полис. 2019. № 6. С. 53-66.
8. Долгов Б.В. Россия и Турция в региональном и геополитическом пространстве // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2021. Т. 14, № 3. С. 147-160.
9. Ягья В. Российско-турецкие отношения и Кавказ в XXI в. // Россия и мусульманский мир. 2012. № 2. С. 119-134.
10. Шерстюков С.А., Бодиштяну Н.В. Российско-турецкие отношения после 2015 года: новые тренды, старые дилеммы // Мировая экономика и международные отношения. 2021. Т. 65, № 11. С. 88-96.
11. Дружинин А.Г., Ибрагимов А., Башекан А. Взаимодействие России и Турции в постсоветское время: факторы, тенденции, проблемы, перспективы // Известия Русского географического общества. 2013. Т. 145, вып. 5. С. 78-87.
12. Стегний П.В. Вдвоем на «хартленде» // Россия в глобальной политике. 2015. № 1. С. 109-118.
13. Аватков В.А., Гудев П.А. Геополитика российско-турецких отношений в Черноморском регионе // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. Политология. 2021. Т. 23, № 3. С. 348-363.
14. Ирхин А.А., Нелина Л.П. Россия и Турция в Черноморском регионе: диалектика сотрудничества и конкуренция региональных держав после 2014 года // Причерноморье. История, политика, культура. 2020. № 29. С. 21-27.
15. Османская империя // Новый энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия, 2000. 1455 с. С. 858.
16. Bosneagu R. The historical, social, political, economic, and geopolitical framework of the Black Sea basin influencing maritime transportation // The Black Sea from paleogeography to modern navigation. Cham: Springer, 2022. Р. 319-473.
17. Yologlu A.C. Convergence and intra-regional inequalities in Turkey: An evaluation through SocioEconomic Development Index at district level // Planning. 2021. Vol. 31, № 1. Р. 12-30.
18. Druzhinin A.G., Lachininskii S.S. Russia in the World Ocean: Interests and lines of presence // Regional Research of Russia. 2021. Vol. 11, № 3. Р. 336-348.
19. Gurdeniz C. Mavi Vatan Yazilan. istanbul: Kirmizi Kedi Yayinevi, 2017. 213 s.
20. Тренин Д.В. Кто мы, за что мы и почему // Россия в глобальной политике. 2022. № 3. С. 32-42.
21. Zakaria F. The post-American world. London: Allen Lane, 2008. 292 р.
22. Шупер В.А. Самоорганизация на переломе. Траектории социально-экономического развития: вызовы для России // Известия Российской академии наук. Сер. географическая. 2020. № 1. С. 147-155.
23. Sezer D.B. Turkish-Russian relations: The challenges of reconciling geopolitical competition with economic partnership // Turkish Studies. 2000. Vol. 1, № 1. Р. 59-82.
24. Дружинин А.Г. Российско-турецкие отношения в постсоветском евразийском контексте: экономические факторы, тренды, перспективы // Научная мысль Кавказа. 2017. № 4. С. 5-12.
25. Дружинин А.Г. Идеи классического евразийства и современность: общественно-географический анализ. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2021. 270 с.
26. Всесоюзная перепись населения 1926 года. Краткие сводки. Вып. 3. М.: Издание ЦСУ Союза ССР, 1927. 63 с. С. 2-3.
27. Горохов С.А. Трансформация цивилизационного и конфессионального пространства мира в XX -начале XXI в. // Известия Российской академии наук. Сер. географическая. 2012. № 6. С. 107-116.
28. Дружинин А.Г. Российское Причерноморье в современной Евразии: геополитические и морехозяйственные факторы региональной
динамики // Научная мысль Кавказа. 2020. № 3. С. 5-15.
29. Aydin M. Turkish policy towards the Wider Black Sea and the EU connection // Journal of Balkan and Near Eastern Studies. 2014. Vol. 16, № 3. Р. 383-397.
30. Алхименко А.П. Морехозяйственный комплекс России: тенденции развития и проблемы // Морехозяйственный комплекс России. СПб.: Русское географическое о-во, 2005.
C. 5-23.
31. Brzezinski Z. The grand chessboard: American primacy and its geostrategic imperatives. N.Y.: Basic Books, 1997. 223 р.
32. Бусыгина И.М. Пространственные стратегии ЕС и России в Причерноморье // Причерноморье в XXI веке: социально-экономическое развитие и межрегиональные взаимодействия в контексте глобализации / под общ. ред. А.Г. Дружинина,
B.А. Колосова, А.А. Язьковой. М.: Вузовская книга, 2011. С. 57-73.
33. Baran Z. Turkey and the Wider Black Sea Region // The Wider Black Sea Region in the 21st century: Strategic, economic and energy perspectives / Ed. by
D. Hamilton, G. Mangott. Washington, DC: Center for Transatlantic Relations, 2008. Р. 87-101.
34. Асмус Р. Евро-атлантическое Причерноморье // Россия в глобальной политике. 2007. Т. 5, № 3.
C. 66-77.
35. Добрански С. Формирование Черноморского сообщества // Полис. 2013. № 1. С. 177-181.
36. Язькова А.А. Большой Черноморский регион: проблемы и перспективы развития // Большое Причерноморье: противоречия и стратегические решения для России. М.: Ин-т Европы РАН, 2016. С. 7-19.
37. Швец А.Б. Геополитическая стабильность и вызовы Причерноморья // Геополитика и экогеодинамика регионов. 2018. Т. 4, вып. 2. С. 19-29.
38. Petriashvili S. Where is the Black Sea region in Turkey's foreign policy? // Turkish Policy Quarterly. 2015. Vol. 14, № 3. Р. 105-112.
39. Tuysuzoglu G. Karadeniz Havzasi'ndaki Cati§ma Gergekliginin Guvenlikle§tirme Yakla§imi Cergevesinde Anlamlandinlmasi // Karadeniz Ara§tirmalan. 2014. S. 41. S. 87-109.
40. Cavu§ogluM., DacicI. BSEC: A useful instrument in promoting culture of cooperation and synergy among its member states // Daily Sabah. 2017. 12 Jan.
41. Дружинин А.Г., Вольхин Д.А. Интеграционный потенциал морехозяйственной активности в современном Причерноморье: факторы формирования, особенности и приоритеты реализации // Научная мысль Кавказа. 2021. № 4. С. 5-16.
42. Emir O. Eskigag>da Dogu Karadeniz Bolgesi'nin Jeopolitik onemi // Karadeniz incelemeleri Dergisi. 2012. Vol. 13, № 13. Р. 9-26.
43. Derudder B., Taylor P. Change in the world city network, 2000-2012 // The Professional Geographer. 2016. Vol. 68, № 4. Р. 624-637.
44. Sayin O. istanbul: Sanayisizle§meyen bir küresel kent // Journal of Economy, Culture and Society. 2022. Vol. 65. Р. 329-349.
45. Современная Турция: тренды развития и значение для России / под ред. Л. С. Вартазаровой, И.Я. Ко-бринской, С.В. Уткина. М.: ИМЭМО РАН, 2019. 54 с.
46. Larrabee F.S., Lesser I.O. Turkish foreign policy in an age of uncertainty. Santa Monica, CA: RAND Corporation, 2003. 263 р.
47. Kirimli H. Kirim Tatarlarinda milli kimlik ve milli hareketler (1905-1916). Ankara: Türk Tarih Kuru-mu, 1996. 296 s.
48. Güller M.A. NATO Rusya'yi dü§man ilan etti. URL: https:// mehmetaliguller.com/2016/07/10/nato-rusy-ayi-dusman-ilan-etti/.
REFERENCES
1. Efremenko D.V. Rossiya v globalnoy politike, 2022, no. 3, рр. 12-30.
2. Avatkov V.A. Svobodnaya mysl, 2021, no. 1, рр. 81-90.
3. Yagya VS., Solomina D.V. Vestnik Sankt-Peterburg-skogo universiteta. Ser. 6. Filosofiya. Kulturologiya. Politologiya. Pravo. Mezhdunarodnye otnosheniya, 2014, no. 1, рр. 127-138.
4. Akhmedov V.M. Vestnik Instituta vostokovedeniya RAN, 2019, no. 2, рр. 214-220.
5. Irkhin A.A., Moskalenko O.A. Vestnik Rossiyskogo universiteta druzhby narodov. Ser. Mezhdunarodnye otnosheniya, 2021, vol. 21, no. 1, рр. 91-107.
6. Davutoglu А. Stratejik Derinlik. Türkiyenin Uluslararasi Konumu [Strategic depth. Turkey's international position]. Ankara, Küre Yayinlari, 2009, 583 p.
7. Mezhuev B.V. Polis, 2019, no. 6, рр. 53-66.
8. Dolgov B.V Kontury globalnykh transformatsiy: politika, ekonomika, pravo, 2021, vol. 14, no. 3, рр. 147-160.
9. Yagya V. Rossiya i musulmanskiy mir, 2012, no. 2, рр. 119-134.
10. Sherstyukov S.A., Bodishtyanu N.V. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya, 2021, vol. 65, no. 11, рр. 88-96.
11. Druzhinin A.G., Ibragimov A., Bashekan A. Izvesti-ya Russkogo geograficheskogo obshchestva, 2013, vol. 145, iss. 5, рр. 78-87.
12. Stegniy P.V. Rossiya v globalnoy politike, 2015, no. 1, рр. 109-118.
13. Avatkov V.A., Gudev P.A. Vestnik Rossiyskogo uni-versiteta druzhby narodov. Ser. Politologiya, 2021, vol. 23, no. 3, рр. 348-363.
14. Irkhin A.A., Nelina L.P. Prichernomorie. Istoriya, politika, kultura, 2020, no. 29, рр. 21-27.
15. Osmanskaya imperiya [Ottoman Empire]. In: Novyy entsiklopedicheskiy slovar [New encyclopedic dic-
tionary]. Moscow, Great Russian Encyclopedia, 2000, 1455 p., p. 858.
16. Bosneagu R. The historical, social, political, economic, and geopolitical framework of the Black Sea basin influencing maritime transportation. In: The Black Sea from paleogeography to modern navigation. Cham, Springer, 2022, pp. 319-473.
17. Yologlu A.C. Planning, 2021, vol. 31, no. 1, pp. 1230.
18. Druzhinin A.G., Lachininskii S.S. Regional Research of Russia, 2021, vol. 11, no. 3, pp. 336-348.
19. Gurdeniz C. Mavi Vatan Yazilari [Blue homeland writings]. istanbul, Kirmizi Kedi Yayinevi, 2017, 213 p.
20. Trenin D.V. Rossiya v globalnoy politike, 2022, no. 3, pp. 32-42.
21. Zakaria F. The post-American world. London, Allen Lane, 2008, 292 p.
22. Shuper V A. Izvestiya Rossiyskoy akademii nauk. Ser. geograficheskaya, 2020, no. 1, pp. 147-155.
23. Sezer, D.B. Turkish Studies, 2000, vol. 1, no. 1, pp. 59-82.
24. Druzhinin A.G. Nauchnaya mysl Kavkaza, 2017, no. 4, pp. 5-12.
25. Druzhinin A.G. Idei klassicheskogo evraziystva i sovremennost: obshchestvenno-geograficheskiy analiz [The Ideas of classical Eurasianism and Modernity: socio-geographical analysis]. Rostov-on-Don, Publishing House of SFedU, 2021, 270 p.
26. Vsesoyuznaya perepis naseleniya 1926 goda. Kratkiye svodki. Vyp. 3 [All-Union population census of 1926. Brief summaries. Issue 3]. Moscow, Edition of the Central Statistical Bureau of the USSR, 1927, 63 p., pp. 2-3.
27. Gorokhov S.A. Izvestiya Rossiyskoy akademii nauk. Ser. geograficheskaya, 2012, no. 6, pp. 107-116.
28. Druzhinin A.G. Nauchnaya mysl Kavkaza, 2020, no. 3, pp. 5-15.
29. Aydin M. Journal of Balkan and Near Eastern Studies, 2014, vol. 16, no. 3, pp. 383-397.
30. Alkhimenko A.P. Morekhozyaystvennyy kompleks Rossii: tendentsii razvitiya i problemy [The marine economic complex of Russia: development trends and problems]. In: Morekhozyaystvennyy kompleks Rossii [The marine economic complex of Russia]. St. Petersburg, Russian Geographical Society, 2005, pp. 5-23.
31. Brzezinski Z. The grand chessboard: American primacy and its geostrategic imperatives. N.Y., Basic Books, 1997, 223 p.
32. Busygina I.M. Prostranstvennye strategii ES i Ros-sii v Prichernomorie [Spatial strategies of the EU and Russia in the Black Sea Region]. In: Prichernomorie v XXI veke: sotsialno-ekonomicheskoe razvi-tie i mezhregionalnye vzaimodeystviya v kontekste globalizatsii / pod obshch. red. A.G. Druzhinina, VA. Kolosova, A.A. Yazkovoy [The Black Sea Region in the 21st century: socio-economic development and interregional interactions in the context of
globalization / Ed. by A.G. Druzhinin, V.A. Kolosov, A.A. Yazkova]. Moscow, Vuzovskaya kniga, 2011, pp. 57-73.
33. Baran Z. Turkey and the Wider Black Sea Region. In: The Wider Black Sea Region in the 21st century: Strategic, economic and energy perspectives / Ed. by D. Hamilton, G. Mangott. Washington, DC, Center for Transatlantic Relations, 2008, pp. 87-101.
34. Asmus R. Rossiya v globalnoy politike, 2007, vol. 5, no. 3, pp. 66-77.
35. Dobranski S. Polis, 2013, no. 1, pp. 177-181.
36. Yazkova A. A. Bolshoy Chernomorskiy region: prob-lemy i perspektivy razvitiya [The Greater Black Sea Region: problems and prospects of development]. In: Bolshoe Prichernomorie: protivorechiya i stra-tegicheskie resheniya dlya Rossii [The Great Black Sea Region: Contradictions and Strategic Decisions for Russia]. Moscow, Institute of Europe RAS, 2016, pp. 7-19.
37. Shvets A.B. Geopolitika i ekogeodinamika regionov, 2018, vol. 4, iss. 2, pp. 19-29.
38. Petriashvili S. Turkish Policy Quarterly, 2015, vol. 14, no. 3, pp.105-112.
39. Tuysuzoglu G. Karadeniz Ara§tirmalari, 2014, vol. 41, pp. 87-109.
40. Cavu§oglu M., Dacic I. Daily Sabah, 2017, 12 Jan.
41. Druzhinin A.G., Volkhin D.A. Nauchnaya mysl Ka-vkaza, 2021, no. 4, pp. 5-16.
42. Emir O. Karadeniz Incelemeleri Dergisi, 2012, vol. 3, no. 13, pp. 9-26.
43. Derudder B., Taylor P. The Professional Geographer, 2016, vol. 68, no. 4, pp. 624-637.
44. Sayin O. Journal of Economy Culture and Society, 2022, vol. 65, pp. 329-349.
45. Sovremennaya Turtsiya: trendy razvitiya i znachenie dlya Rossii / pod red. L.S. Vartazarovoy, I.Ya. Ko-brinskoy, S.V. Utkina [Modern Turkey: Development trends and significance for Russia / Ed. by L.S. Vartazarova, I.Ya. Kobrinskaya, S.V. Utkin]. Moscow, IMEMO RAS, 2019, 54 p.
46. Larrabee F.S., Lesser I.O. Turkish foreign policy in an age of uncertainty. Santa Monica, CA, RAND Corporation, 2003, 263 p.
47. Kinmli H. Kirim Tatarlarinda milli kimlik ve milli hareketler (1905-1916) [National identity and national movements among the Crimean Tatars (19051916)]. Ankara, Türk Tarih Kurumu, 1996, 296 p.
48. Güller M.A. NATORusya'yi dü§man ilan etti [NATO declares Russia an enemy]. Available at: https:// mehmetaliguller.com/2016/07/10/nato-rusyayi-dusman-ilan-etti/.
Исследование выполнено при поддержке Программы стратегического академического лидерства Южного федерального университета («Приоритет 2030»).
Поступила в редакцию 16 июля 2022 г.
