CC BY
28
УДК 327.57
ГЕОЭКОНОМИЧЕСКИЕ И ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СОВРЕМЕННОГО РАЗВИТИЯ ГОРОДОВ ПРИЧЕРНОМОРЬЯ
А.Г. Дружинин
DOI 10.18522/2072-0181-2018-93-1-61-69
Глобализация, развитие морского транспорта, всевозрастающее потребление ресурсов Мирового океана и обретающее характер универсальной тенденции притяжение населения, хозяйственной активности и инфраструктуры к морским побережьям превращают морские акватории в значимый фактор и субстрат трансграничной, трансакваториальной регионализации [1]. Контуры одного из формирующихся трансаквальных регионов являет и Причерноморье, в постсоветский период ставшее ареной интенсивных интеграционно-дезинтеграционных процессов [2] на фоне резко возросшего (особенно с середины 2000-х гг.) геополитического и геоэкономического соперничества [3-5]. Исторически сложившаяся на Чер-
номорском побережье система городских поселений на этом фоне испытывает существенные трансформации; важным их индикатором выступает изменение людности. Цель статьи - анализ факторов и особенностей динамики численности населения причерноморских городов, оценка проекции геодемографических изменений на «баланс сил» государств Причерноморья.
Города Причерноморья: людность и локализация. В Причерноморье, непосредственно на побережье Черного и Азовского морей, а также в устьях впадающих в эти водоёмы крупных судоходных рек, локализовано 74 городских поселения с суммарным демографическим потенциалом в 24,3 млн. человек (табл. 1).
Таблица 1
Страновые сектора Причерноморья: города и их людность*
Страновые Всего В том числе с людностью Числ-сть Длина Числ-сть
сектора горо- до 50 50-100 100-250 250-500 0,5-1,0 более 1 проживаю- берего- жителей
Причерно- дов тыс. тыс. тыс. тыс. млн млн щего в них вой приморс-
морья населения, на 1.01.2017, тыс. чел. линии, км ких городов на 1 км побережья, тыс. чел.
Российский 21 6 8 2 4 - 1 3504 2472 1,41
Абхазский 6 5 1 - - - - 91 190 0,48
Грузинский 3 2 - 1 - - - 215 100 2,15
Турецкий 25 13 6 3 1 1 1 16878 1700 9,93 (1,22**)
Болгарский 2 - - 1 1 - - 560 370 1,51
Румынский 3 2 - - 1 - - 357 245 1,48
Украинский 14 7 2 1 3 - 1 2651 1496 1,74
Всё
Причерно- 3,68
морье 74 35 17 8 10 1 3 24256 6573 (1,43**)
* Составлено по данным статистических служб Абхазии, Болгарии, Грузии, России, Румынии, Турции и Украины.
** Без Стамбула.
Дружинин Александр Георгиевич - доктор географических наук, профессор, директор СевероКавказского НИИ экономических и социальных проблем Южного федерального университета; профессор-исследователь Балтийского федерального университета им. И. Канта; 344006, г Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская 160, e-mail alexdru9@mail.ru.
Alexander Druzhinin - North Caucasus Research Institute of Economic and Social Problems of the South federal university; Research professor of Immanuel Kant Baltic Federal University; 160 Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail alexdru9@mail.ru.
При этом лишь 14 поселений превышают значимую в социально-экономическом, функциональном отношении планку в 250 тыс. жителей, концентрируя 87 % всего совокупного населения причерноморских городов. Особую роль в урбанистической системе Причерноморья играет Стамбул, глобальный город [6] с демографическим потенциалом (в пределах области "Istanbul") в 14,8 млн чел. Именно благодаря его локализации (явления - надрегионального, общеевразийского по своему генезису, значению и масштабу) вытянувшаяся вдоль южного берега Чёрного моря цепочка преимущественно малозначимых (за исключением городов Самсун и Резе) в демографическом и экономическом отношении турецких городов обретает столь существенный в системе макрорегиона «вес», обеспечивая зримую,многократновозросшуювпостсоветский период асимметрию демографического «баланса сил» в пользу Турецкой республики.
Страновые и региональные факторы и особенностидинамикичисленностинаселения городов Причерноморья в постсоветский период. Демонстрируя универсальную тенденцию талассоаттрактивности и «стягивания» демографического потенциала в крупнейшие центры (региональные метрополии) [7], численность населения приморских городов являла собой результирующую специфичной для каждого странового сектора Причерноморья совокупность экономических, демографических и военно-политических факторов.
В российском секторе в 1990-е годы города Причерноморья, испытывая «сжатие» градообразующей базы [8] и сталкиваясь со всё более проявляющей себя (достигший своего максимума к началу 2000-х) демографической деструкцией [7], оказались весьма привлекательны для мигрантов (в том числе и из бывших союзных республик). Даже в предельно неблагоприятном контексте первых постсоветских лет это инициировало парадоксальный на фоне кризисных процессов в экономике и деградирующей инфраструктуры практически повсеместный (кроме Таганрога и Анапы) прирост численности населения. Наиболее масштабно он проявился в Новороссийске, к тому моменту уже обретшем функцию основного транспортно-логистического центра России на черноморс-ко-средиземноморском направлении. Если в 1989 г. численность его населения составляла
185,9 тыс. чел., то к 2016 г. оно увеличилось до 267 тыс. чел. (см. табл. 2).
Характерно, что и в последующее десятилетие, когда темпы демографической динамики в городах российского Причерноморья заметно снизились (превышая, тем не менее, средний по России тренд), именно портовый Новороссийск и фактически составляющие с ним к этому времени единую агломерацию курортные Геленджик и Анапа демонстрировали наивысший рост населения. Уже к концу «нулевых» годов (на фоне всевозрастающей портовой активности, ввода в эксплуатацию значимых для страны при- и трансчерноморских трубопроводов, роста массового спроса на «приморскую» рекреацию, укрепления позиций Российской Федерации в Абхазии, а также «старта» сочинского «олимпийского проекта») причерноморские города Краснодарского края обрели ипостась юго-западного «фасада» страны [9], одного из ее наиболее выраженных «полюсов роста» [7, 10]. Их состояние заметно диссонировало с городскими поселениями Крымского полуострова, в целом терявшими население и в 1990-е, и в 2000-е годы (несмотря на положительное сальдо миграции [11]).
Ныне (после значительной паузы) Причерноморье пребывает в фокусе российской внешней и внутренней политики [12]. Симптоматично, что лишь за пять лет (2010-2014) приморские муниципальные образования Краснодарского края получили 1511 млрд руб. инвестиций в основной капитал (в том числе, г. Сочи - 939 млрд руб.; Туапсинский район - 314; Новороссийск - 169; Темрюкский район - 54; Анапа - 19; Геленджик - 17 млрд. руб.), т.е. 57,6 % от их суммарного объёма по свей Кубани. За аналогичный период суммарное сальдо миграционного прироста составило в Сочи 44 148 чел.; Анапе - 27 954; Новороссийске -22 825; Геленджике - 18 452 чел. [13]. Стабильную позитивную демографическую динамику на этом фоне демонстрирует и крупнейшая региональная метрополия российского сектора Причерноморья - Ростов-на-Дону. После 2014 г. в пространстве культивируемой бюджетными расходами причерноморской инвестиционной активности оказался и Крымский полуостров [14], где былые тренды депопуляции городов, оказались в итоге переломлены. Включив в свой состав Крым, Россия существенно нарастила свое городское (и, соответственно, геостратегическое) «присутствие» в Причерноморье. В данном метарегионе общая численность населения
Динамика численности населения российских городов в Причерноморье в постсоветский период, тыс. чел.*
Города 1989 2002 2002/1989, % 2010 2010/2002, % 2016 2016/2010, % 2016/1989, %
Ростовская область
Ростов-на-Дону 1019,3 1068,3 104,8 1089,8 102,0 1114,8 102,3 109,4
Азов 80,3 82,1 102,2 82,9 101,0 82,0 98,9 102,1
Таганрог 291,6 281,9 96,7 257,7 91,4 253,0 98,2 86,8
Аксай 33,4 38,0 113,8 42,0 110,5 43,6 103,8 130,5
Приморские города Ростовской агломерации всего 1424,6 1470,3 103,2 1472,4 100,1 1493,4 101,4 104,8
Краснодарский край
Сочи 336,5 397,1 118,0 420,5 105,9 467,6 110,5 139,0
Туапсе 63,1 64,2 101,7 63,2 98,4 63,4 100,3 100,4
Приморские города Сочинско-Туапсинской конурбации всего 399,6 461,3 115,4 483,7 104,9 531,0 109,8 132,9
Анапа 55,0 53,5 97,3 59,0 110,3 73,4 124,4 133,4
Геленджик 44,7 50,0 111,9 54,8 109,6 72,0 131,4 162,0
Новороссийск 185,9 232,1 124,9 241,7 104,1 267,0 110,5 143,5
Приморские города Новороссийской агломерации всего 285,6 335,6 117,5 355,5 105,9 412,4 116,0 144,2
Ейск 78,1 86,3 110,5 87,8 101,7 85,2 97,0 109,0
Приморско - Ахтарск 30,0 32,7 109,0 32,3 98,8 32,0 99,0 106,7
Темрюк 33,2 36,1 108,7 38,0 105,3 39,6 104,2 119,3
Все приморские города Ростовской области и Краснодарского края 2251,1 2422,3 107,6 2469,7 102,0 2593,6 105,0 115,2
Крым
Алушта 45,6 52,2 114,5 52,3 101,0 52,2 99,5 114,5
Ялта 88,5 80,6 91,1 76,7 95,2 77,0 100,4 87,0
Алупка 10,8 8,7 80,6 7,8 89,7 7,8 100,0 72,2
Севастополь 392,8 379,5 96,6 393,3 103,6 409,0 104,0 104,1
Приморские города Севастопольско-Ялтинской конурбации всего 537,7 521 96,9 530,1 101,7 546 103,0 101,5
Евпатория 126,1 117,5 93,2 103,2 87,8 106,1 102,8 84,1
Керчь 174,4 158,2 90,7 147,0 92,9 147,6 100,4 84,6
Саки 39,0 28,5 73,0 25,1 88,1 25,2 100,4 64,6
Судак 15,4 15,1 98,1 16,5 109,3 16,6 100,6 107,9
Феодосия 83,4 73,9 88,6 69,0 93,4 69,1 100,1 82,9
Все приморские города Крыма"" 976,0 914,2 93,7 890,9 97,5 910,6 102,2 93,3
Все города российского Причерноморья 3227,1 3336,5 103,4 3360,6 100,7 3504,2 104,3 108,6
Города России в целом*" 109638 108050 98,6 106661 98,7 108600 102,0 99,1
* Составлено по данным Росстата.
** По Крыму данные за 2001 и 2014 годы.
*** Данные по России за все годы включают Крым.
её приморских городов возросла более чем на треть, т. е. с 2,6 до 3,5 млн; совокупный же демографический потенциал приморских зон России в пределах Черного и Азовского морей (включая тяготеющие к ним территории) достиг 9 млн чел. [13].
Иные по своим доминантным векторам процессы превалировали в украинском секторе. Эффекты талассоаттрактивности (выраженные лишь на отдельных участках побережья) здесь оказались в существенной мере снивелированы пролонгированной трансформацией (и деградацией) былого экономического потенциала приморских городов, а также устойчивой депопуляцией. В целом по Украине за 1989-2014 гг. население сократилось почти на 6,7 млн. человек; процесс этот (с различной степенью интенсивности) затронул и приморские регионы. В частности, за весь постсоветский период Одесская область «потеряла» 83 тыс. жителей (около 4 %); Николаевская - 114 тыс. (9 %); Херсонская -185 тыс. (15 %). К 2002 г. суммарная людность украинских городов составила 94,2 % к уровню 1989 г.; в 2014 г. данный показатель продолжал снижаться, достигнув 85,9 %. Как свидетельствует аналитика, приморские города в основном повторяли этот тренд; иную картину явил лишь важнейший для страны Одесский транспортно-логистический узел, точнее - его «вынесенные», периферийные составляющие - города Южный, Черноморск (Ильичёвск), а также Овидиополь (табл. 3).
Если в 1990-е гг. наиболее масштабные депопуляционные процессы захватили именно Одессу (чей обретённый ранее демографический потенциал в постсоветских геополитических и социально-экономических условиях оказался неадекватен возможностям, функционалу, статусу), то в последующий период интенсивные «людские потери» стал нести «машиностроительный» Николаев и «металлургический» Мариуполь; Одесса же (в настоящее время характеризуемая украинскими географами как «сформировавшийся полюс социально-экономического роста» [15]), напротив, сумела стабилизировать (по крайней мере, формально, статистически) численность населения у отметки примерно в миллион жителей.
Возвращение Крыма в состав России, с одной стороны, объективно повысило для Украины значимость (портово-промышленную, военно-морскую, рекреационную) Одесской агломерации; с другой, - привело к качественной трансформации «веса» страновых секторов приморской уробанистической системы: российский (по демографическому потенциалу) превзошёл украинский, что явилось знаковой (и существенной) иллюстраций и предпосылкой общей «подвижки» баланса геостратегических сил в Причерноморье.
Геополитические обстоятельства самым непосредственным образом сказались на динамике городов Причерноморья и в пределах бывшей Грузинской СССР. На абхазском
Причерноморские города 1989 2002 2002/1989, % 2016 2016/2010, % 2016/1989, %
Одесса 1115,4 1029,0 92,3 1010,7 98,2 90,6
Черноморск 54,8 59,3 108,2 59,8 100,8 109,1
Южный 15,6 24,0 153,8 32,0 133,3 205,1
Овидиополь 10,3 8,3 80,6 11,7 141,0 113,6
Белгород-Днестровской 55,6 58,4 105,1 57,2 97,9 102,3
Измаил 92,9 84,8 91,3 73,3 86,4 78,9
Очаков 19,0 16,1 84,7 14,7 91,3 77,4
Николаев 502,8 514,1 102,2 487,9 94,9 97,0
Херсон 355,4 328,4 92,4 296,2 90,2 83,3
Мариуполь 518,9 510,8 98,4 449,5 88,1 86,6
Бердянск 132,6 121,7 91,2 114,2 93,8 86,1
Новоазовск 13,0 12,5 96,2 11,7 93,6 90,0
Приморск 13,9 12,9 92,8 12,0 93,0 86,3
Геническ 22,3 20,7 92,8 19,9 96,1 89,2
Все причерноморские города Украины 2922,5 2801,2 95,6 2650,8 94,6 90,7
* Составлено по данным Службы государственной статистики Украины: http://www.ukrstat.gov.ua/
Таблица 3
Динамика численности населения причерноморских городов Украины в постсоветский период, тыс. чел.*
побережье наиболее существенное воздействие на урбанистическую систему оказал грузино-абхазский конфликт 1992-1993 гг., сопровождавшийся массированными вынужденными миграциями и, соответственно, резким (в 2-4 раза) сокращением людности всех городов (табл. 4).
население Болгарии (вступившей в длительный процесс экономической и культурной «периферизации» [18] и всё явственнее отождествляемой с «экзотическим периферийным придатком Большой Европы» [19]), сократилось с 8,9 млн чел. до 7,1 млн, т. е. на 20 %. На этом фоне людность Варны и Бургаса (региональных
Таблица 4
Динамика численности населения причерноморских городов Абхазии в постсоветский период, тыс. чел.*
Город 1989 2003 2003/1989, % 2011 2011/2003, % 2016 2016/2011, % 2016/1989, %
Сухуми 121,4 43,7 36,0 62,9 143,9 64,5 102,5 53,1
Гагра 26,6 10,7 40,2 12,4 115,9 12,1 97,6 45,5
Гудаута 15,3 7,7 50,3 8,5 110,4 8,8 103,5 57,5
Очамчыра 20,3 4,7 23,2 5,2 110,6 5,3 101,9 26,1
Пицунда 11,0 3,8 34,5 4,2 110,5 4,1 97,6 37,3
Новый Афон 4,3 1,3 30,2 1,5 115,4 1,5 100,0 34,9
Приморские города Абхазии всего 198,9 71,9 36,1 94,7 131,7 96,3 101,7 48,4
* Составлено по данным Управления государственной статистики Республики Абхазия.
В последующие периоды людность городов Абхазии постепенно прирастала (в столичном Сухуми - наиболее динамично), стабилизируясь под влиянием устойчиво снижающегося естественного прироста и фиксируемого всё последнее пятилетие миграционного оттока из Республики [16].
Характерная для всего постсоветского периода депопуляция оказала основополагающие влияние и на динамику численности населения приморских городов Грузии. В 2016 г. в сопоставлении с показателем 1989 г. людность Поти составила 81,5 %; Кобуле-ти - 90,4 % (в целом по стране - 79 %)*, что иллюстрирует их повышенную миграционную притягательность. Наиболее же крупный город грузинского сектора Причерноморья Батуми - даже нарастил (преимущественно за счёт расширения административных границ [17]) свой демографический потенциал (с 136,6 тыс. чел. в 1989 г. до 154,6 тыс. в 2016 г., т. е. на 13,2 %).
Тенденция «стягивания» населения в крупнейшие приморские города на фоне общих депопуляционных процессов полномасштабно проявила себя и в западной части метарегиона -в Болгарии и Румынии, с 2004 г. ставших причерноморским фронтиром НАТО, а с января 2007 г. - и Европейского Союза. За 1990-2017 гг.
* Рассчитано по данным Национальной статистической службы Грузии: Geostat [Электронный ресурс] http:// www.geostat.ge/index.php?action=0&lang=eng.
метрополий с выраженными курортно-рекреа-ционными функциями) стабильно прирастала (на 10,7 и 10,9 %, соответственно) *.
Что касается главного приморского города Румынии - Констанцы (уступающего лишь Новороссийску по объёму грузооборота портово-логистического комплекса, являющегося, тем не менее лишь восьмым по числу жителей городским поселением страны), то его людность за постсоветский период, напротив, сократилась на 12 %, что в целом соответствовало общестрановому тренду (за 1991-2017 гг. Румыния лишилась 17 % своего демографического потенциала **). По-прежнему предлагая более благоприятные (в сопоставлении с сельской местностью) возможности в плане качества жизни [20], румынские города, пройдя сложный посттрансформационный период
[21], продолжают испытывать процесс своего экономического и демографического «сжатия»
[22]. Судя по демографической статистике, евроинтеграция - лишь приостановила данный процесс.
Наиболее морье города постсоветский
многочисленные в Причерно-его турецкого сектора в
период испытывали влияние
* Рассчитано по данным Национального статистического института Республики Болгария [Электронный ресурс] http://www.nsi.bg/bg.
** Рассчитано по данным Национального института статистики Румынии [Электронный ресурс] http://www. insse.ro/cms/en.
сложных, разновекторных тенденций. В числе основополагающих: общий (контрастирующий с ситуацией в других причерноморских государствах) пролонгированный рост численности населения Турецкой республики (с 49,9 млн в 1990 г. до 79,8 млн в 2016, т. е. в 1,6 раза), а также гиперконцентрация (инициируемая миграцией, в том числе нелегальной [23]) демографического потенциала в Стамбуле (рис.).
Рис. Численность населения ила (области) Стамбул*
За период с 1990 г. крупнейший город Турции и Причерноморья увеличил своё население в 2,3 раза (характерно, что в 1990— 2000 гг. население росло на 2,88 % в год; 20002011 гг. - на 3,82; в 2011-2016 гг. - на 1,94 %). Приморская (в том числе, и причерноморская) локализация Стамбула (как основного демографического и экономического аттрактора) ещё контрастнее высветила присущую территориальной организации турецкого общества талассоаттрактивность. По данным турецких авторов, приморская зона Турции обеспечивает более 61 % национального валового внутреннего продукта [24]. Симптоматично, что, если в 2000 г. в 14 причерноморских областях (илах) проживало 26,7 % страны, то в 2010 г. - 28,5; а в 2016 г. - 28,6 %. Фиксируя внимание на общестрановых и региональных условиях демографической динамики городов турецкого Причерноморья, следует также отличать заметно возросшую в последнее пятилетие миграционную привлекательность традиционно депрессивного участка побережья Чёрного моря за пределами «центрально-столичного» макрорегиона Мармара. Если в 2000-2010 гг. из десяти «собственно приморских» областей так называемого «Черноморского региона / Karadeniz B6lgesi» численность населения
* Рассчитано по данным Турецкого института статистики [Электронный ресурс] http://www.turkstat. gov.tr
сократилась в шести, то в последующий период - лишь в одной. Ситуация эта, полагаем, иллюстрирует не только обозначившуюся деконцентрацию социально-экономического пространства Турции, но и свершающийся, уже осмысливаемый исследователями [25], переход страны к развитию по многовекторной модели, когда шанс к развитию получают территории, воспринимаемые ранее [26] как «задний двор» страны.
Динамика городов и изменение геостратегического баланса сил в Причерноморье.
Проявившееся в постсоветский период «смещение» демографического потенциала городов Причерноморья в южном (точнее - юго-западном), турецком (стамбульском) направлении выступает составляющей пролонгированного, практически столетнего геодемографического тренда.
К моменту основания Турецкой республики (1923) в Стамбуле проживало 807 тыс. чел. *, в то время как в Одессе - 427,8 тыс., в Ростове-на-Дону - 232,6 тыс. **; т. е. соотношение людности этих основных макрорегиональных городов-метрополий составляло 3,5 : 1,8 : 1,0. Если принять во внимание и некоторые другие крупные советские города (Таганрог с 80,7 тыс. жителей, Мариуполь с 31,5 и др.) имел место фактический демографический паритет между северным и южным побережьями (с некоторым «перевесом» в пользу нашей страны).
К периоду распада СССР население Стамбула достигло 6,4 млн чел.; баланс численности населения в черноморском трёхградье «Стамбул - Одесса - Ростов» соотносился, в итоге, как 6,3 : 1,1 : 1,0. Наличие в Причерноморье ещё 12 советских городов с людностью более 100 тыс. чел., концентрирующих около 3,3 млн жителей, обеспечивало сохранение ранее сложившегося геостратегического паритета (фактически - не только между Турецкой Республикой и СССР, но и в целом Западом и так называемым «Восточным блоком»).
Присущие постсоветским городам Причерноморья неблагоприятные демографические и экономические процессы протекали на фоне «взрывного» роста демографического потенциала Стамбула (с 1990
* По данным Турецкого института статистики [Электронный ресурс] http://www.turkstat.gov.tr
** По данным Всесоюзной переписи населения 1926 года [Электронный ресурс] http://www.demoscope.ru/ weekly/pril.php.
по 2008 гг. население города удвоилось, достигнув 11,5 млн чел.). Возникший резкий геодемографический (и, соответственно, в ещё большей мере, геоэкономический) дисбаланс (продолжающий нарастать и поныне) был усугублен (с 2007 г.) обретением «причерноморского» статуса Европейским союзом, резкой вестернизацией геополитики Грузии, а также первоначально латентным, а с 2014 г. -интенсивным дистанцированием Украины и России. В фрагментированном, подверженном воздействию экзогенных геополитических сил, Причерноморском метарорегионе, на фоне обретших силу «евро-» и «туркостремительных» процессов, позиции России (если ориентироваться на людность приморских городов как один из значимых индикаторов) оказались существенно (с почти пятикратным перевесом в пользу Турции) ослаблены. Даже с учётом «фактора Крыма» доля нашей страны в суммарном населении причерноморских городов ныне составляет лишь 14,5 %, в то время как «европейских» и «евроинтегрирующихся» стран - 15,6 %, а Турции - 69,6 %. Ситуация в Причерноморье в существенной мере предопределяется ныне действиями ЕС и НАТО и (в ещё большей мере) - позицией Турецкой республики, её геполитическими предпочтениями и геоэкономическими интересами и, соответственно, перспективами евразийского российско-турецкого альянса.
Прибрежные полосы «средиземных» морей (как не без основания полагали классики геополитики [27, 28]) - один из источников державной мощи; её фокусами, ретрансляторами, хранителями - выступают крупнейшие города, вся организуемая ими урбанистическая сеть. Постсоветская динамика населения наглядно иллюстрирует нарастающую «стамбулоцентричность» акватерриториальной системы Причерноморья; развивая трансчерноморские связи и контакты (что в целом позитивно и неизбежно), Российская Федерация должна учитывать эту данность в своей не только внешней, но и региональной политике, реализуя систему мер по опережающему развитию городов на побережье Чёрного и Азовского морей, максимально полному (и эффективному) включению их в контур российской экономики (с акцентом на рекреацию, судостроение, иные сферы ОПК), созданию инфраструктурных и институциональных условий для выстраивания «горизонтальных» (между российскими горо-
дами, регионами) хозяйственно-технологических и социокультурных контактов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Трансграничное кластерообразование в приморских зонах Европейской части России: факторы, модели, экономические и экистические эффекты. Ростов н/Д: Издательство Южного федерального университета, 20i7. 42i с.
2. Дружинин А.Г. Юг России: интеграционные приоритеты в пространстве Большого Причерноморья // Научная мысль Кавказа. 2008. № 3. С. 23-30.
3. Repez E., Popescu C., Arsith M., Gheorghe S., Posto-lache M. The involvement of international organizations for economic development and maintaining security in the extended Black Sea region // Creating Global Competitive Economies: A 360-Degree Approach - Proceedings of the i7th International Business Information Management Association Conference, IBIMA, 20ii. № 4. P. i709-i7i4.
4. Manoli P. The Dynamics of Black Sea Subregional-ism. Gardners Books, 20i3. 454 p. P. i-249.
5. Добрански С. Формирование Черноморского сообщества // Полис. Политические исследования. 20i3. № i. С. i77-i8i.
6. Taylor P., Walker D., Catalano G., Hoyler M. Diversity and power in the world city network // Cities. 2002. № i9. P. 23i-24i.
7. Дружинин А.Г. Талассоаттрактивность населения в современной России: общественно-географическая экспликация // Балтийский регион. 20i7. Т. 9. № 2. С. 28-43.
8. Дружинин А.Г. «Морская составляющая» российской общественной географии: традиции и новации // Известия РАН. Серия географическая. 20^. № б. С. 7-^.
9. Дружинин А.Г. Юг России в меняющемся геостратегическом контексте: важнейшие структурные компоненты и тренды (взгляд географа-обществоведа) // Научная мысль Кавказа. 20i4. № 3. С. 58-бб.
10. Чистяков В.И., Филобок А.А. Устойчивое развитие городов Азово-Черноморского побережья России в новых геоэкономических условиях. Краснодар: Просвещение-Юг, 2008. 308 с.
11. Вольхин Д.А. «Приморский фактор» социально-экономической и демографической динамики Крыма // Социально-экономическая география. Вестник Ассоциации российских географов-обществоведов. 20^. № 5. С. ^4-^4.
12. Бусыгина И.М. Пространственные стратегии ЕС и России в Причерноморье // Причерноморье в XXI веке: социально-экономическое развитие и межрегиональные взаимодействия в контексте глобализации / Под общ. ред. А.Г. Дружинина, В.А. Колосова, А.А. Язьковой. Сборник материалов Международной научной конференции (г. Ростов-на-Дону, i5-i8 мая 20ii). M.: Вузовская книга, 20ii. С. 38-45.
13. Дружинин А.Г. Актуальные тренды и проблемные ситуации социально-экономической динамики российского Причерноморья // Южно-российский форум: экономика, социология, политология, социально-экономическая география. 2015. № 2 (11). С. 3-18.
14. Гонтарь Н.В. Пространственные приоритеты Федерального Бюджета России - 2016 // Социально-экономическая география. Вестник АРГО. 2016. № 5. С. 288-297.
15. Шдгрушний Г.П. Формуваня системи полюав зростання в УкраМ як передумова ïï переходу до моделi полщентричного просторового розвитку // Укранський географiчний журнал. 2017. № 1. С. 43-52.
16. Абхазия в цифрах. 2016 год. Управление государственной статистики Республики Абхазия. Сухум: ИП «Лагвилава А.», 2017. 157 с.
17. Мосаки Н.З. Предварительные итоги переписи населения Грузии: население Грузии составляет 3,7 млн. человек // Демоскоп Weekly. 2015. № 661-662. С. 31-35.
18. Крыстев В. Туризм как инструмент «мягкой силы»: геополитическая интерпретация на примере Болгарии // Социально-экономическая география. Вестник АРГО. 2017. № 6. С. 92-101.
19. Михайлов В. Цивилизационная геополитика. Враца-София: Медиа груп, 2012. 304 с.
20. Lenzi C., Perucca G. Life Statisfaction across Cities: Evidence from Romania // Journal of Development Studies. 2016. Vol. 52. Issue 7. P. 1062-1077.
21. Enyedi G. Urbanisation under Socialism // Cities after Socialism: Urban and Regional Change and Conflict in Post-Socialist Societies. Ed. by G. An-drusz, M. Harloe, I. Szelenyi. Blackwell Publ., 1996. P. 100-118.
22. Bänicä A.; Istrate M.; Muntele I. Challenges for the Resilience Capacity of Romanian Shrinking Cities // Sustainability. 2017. Vol. 9. Issue 12. P. 22-89.
23. Biehi K.S. Inclusive exclusion?: The regulation and experience of citizenship in a space of irregular migration in Istanbul // Within and beyond Citizenship: Border, Membership and Belogimg, 2017. P. 68-80.
24. Kuleli T. The socio-economic significance of the Turkish coastal environment for sustainable development // Environmental Monitoring and Assessment. 2015. Vol. 187(5). P. 123-134.
25. Ageliki Loannis P. Eurasian orientatation end global trad integration; the case of Turkey // Eurasian Economic Review 2016. Vol. 6(2). P. 275-287.
26. Гюльтекин Б. Развитие турецко-российского сотрудничества на Кавказе // Экономико-географический вестник Ростовского госуниверситета. 2006. № 3. С. 89-96.
27. Семенов Тян Шанский В.П. О могущественном территориальном владении применительно к России. Пг.: Типогр. М.М. Стасюлевича, 1915. 78 с.
28. Spykman N. The Geography of the Peace. N. Y.: Har-court, Brace and Company, 1944. 323 p.
REFERENCES
1. Transgranichnoe klasteroobrazovanie v primorskikh zonakh Evropeyskoy chasti Rossii: faktory, modeli, ekonomicheskie i ekisticheskie effekty [Cross-border clustering in coastal zones of the European part of Russia: factors, models, economic and residential effects]. Rostov-on-Don, Southern Federal Univ. Press, 2017, 421 p.
2. Druzhinin A.G. Naucnaa mysl' Kavkaza, 2008, no. 3, pp. 23-30.
3. Repez E., Popescu C., Arsith M., Gheorghe S., Post-olache M. The involvement of international organizations for economic development and maintaining security in the extended Black Sea region. In: Creating Global Competitive Economies: A 360-Degree Approach. Proc. 17th Int.l Bus. Inform. Manag. Assoc. Conf. IBIMA, 2011, no. 4, pp. 1709-1714.
4. Manoli P. The Dynamics of Black Sea Subregional-ism. Gardners Books, 2013, 454 p., pp. 1-249.
5. Dobranski S. Polis. Politicheskie issledovaniya, 2013, no. 1, pp. 177-181.
6. Taylor P., Walker D., Catalano G., Hoyler M. Cities, 2002, no. 19, pp. 231-241.
7. Druzhinin A.G. Baltiyskiy region, 2017, vol. 9, no. 2, pp. 28-43.
8. Druzhinin A.G. Izvestiya RAN. Seriya geografiches-kaya, 2016, no. 6, pp. 7-16.
9. Druzhinin A.G. Y Naucnaa mysl' Kavkaza, 2014, no. 3, pp. 58-66.
10. Chistyakov V.I., Filobok A.A. Ustoychivoe razvitie gorodov Azovo-Chernomorskogo poberezh'ya Rossii v novykh geoekonomicheskikh usloviyakh [Sustainable development of cities of the Azov-|Black Sea coast of Russia in the new geo-economic conditions]. Krasnodar, Prosveshchenie-Yug, 2008, 308 p.
11. Vol'khin D.A. Sotsial'no-ekonomicheskaya geo-grafiya. Vestnik Assotsiatsii rossiyskikh geografov-obshchestvovedov, 2016, no. 5, pp. 154-164.
12. Busygina I.M. Prostranstvennye strategii ES i Rossii v Prichernomor'e [The spatial strategy of the EU and Russia in the Black Sea]. In: Prichernomor'e v XXI veke: sotsial'no-ekonomicheskoe razvitie i mezhregional'nye vzaimodeystviya v kontekste glo-balizatsii [Black Sea region in 21st century: socioeconomic development and interregional interaction in the context of globalization. Proc. Int. Sci. Conf. (Rostov-on-Don, May 15-18, 2011). Ed. by A.G. Druzhinin, V.A. Kolosov, A.A. Yaz'kova. Moscow, Vuzovskaya kniga, 2011, pp. 38-45.
13. Druzhinin A.G. Yuzhno-rossiyskiy forum: ekonomi-ka, sotsiologiya, politologiya, sotsial'no-ekonomi-cheskaya geografiya, 2015, no. 2 (11), pp. 3-18.
14. Gontar' N.V. Sotsial'no-ekonomicheskaya geografiya. VestnikARGO, 2016, no. 5, pp. 288-297.
15. Pidgrushniy G.P. Ukrains'kiy geografichniy zhurnal, 2017, no. 1, pp. 43-52.
16. Abkhaziya v tsifrakh. 2016 god. Upravlenie gosu-darstvennoy statistiki Respubliki Abkhaziya [Abkhazia in numbers. 2016 year. Department of state statistics of the Republic of Abkhazia]. Sukhum, IP «Lagvilava A.», 2017, 157 p.
17. Mosaki N.Z. Demoskop Weekly, 2015, no. 661-662, pp. 31-35.
18. Krystev V. Sotsial'no-ekonomicheskaya geografiya. VestnikARGO, 2017, no. 6, pp. 92-101.
19. Mikhaylov V. Tsivilizatsionnaya geopolitika [Civi-lizational geopolitics]. Vratsa-Sofiya, Media group, 2012, 304 p.
20. Lenzi C., Perucca G. Journal of Development Studies, 2016, vol. 52, issue 7, pp. 1062-1077.
21. Enyedi G. Urbanisation under Socialism. In: Cities after Socialism: Urban and Regional Change and Conflict in Post-Socialist Societies. Ed. by G. An-drusz, M. Harloe, I. Szelenyi. Blackwell Publ., 1996, pp. 100-118.
22. Bânicâ A.; Istrate M.; Muntele I. Sustainabili-ty, 2017, vol. 9, issue 12, pp. 22-89.
23. Biehi K.S. Inclusive exclusion?: The regulation and experience of citizenship in a space of irregular mi-
gration in Istanbul. In: Within and beyond Citizenship: Border. Membership and Belogimg, 2017, pp. 68-80
24. Kuleli T. Environmental Monitoring and Assessment, 2015, vol. 187(5), pp. 123-134.
25. Ageliki Loannis P. Eurasian Economic Review, 2016, vol. 6(2), pp. 275-287.
26. Gyul'tekin B. Ekonomiko-geograficheskiy vestnik Rostovskogo gosuniversiteta, 2006, no. 3, pp. 89-96.
27. Semenov Tyan Shanskiy V.P. O mogushchestven-nom territorial'nom vladenii primenitel'no k Rossii [About the powerful territorial possession in relation to Russia]. Petrograd, 1915, 78 p.
28. Spykman N. The Geography of the Peace. New York, Harcourt, Brace and Company, 1944, 323 p.
Исследование выполнено в рамках гранта РФФИ 18-010-00015 «Модели, эффекты, стратегии и механизмы включения западного порубежья России в систему «горизонтальных» межрегиональных экономических связей в контексте формирования «Большой Евразии».
19 января 2018 г.
УДК 331
ФЕНОМЕН ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ: ОСНОВАНИЯ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ
А.С. Иванов, Д.В. Литвиненко
DOI 10.18522/2072-0181-2018-93-1-69-74
Формирование образа современной культуры напрямую связано с ростом и доминирующим влиянием научной, технической и технологической сфер деятельности, которые не только приобрели в XX - начале XXI вв. социальную институали-зацию, но и профессиональную дифференциацию. Экономическая, социальная, медицинская, эстетическая и технологическая профессионализации человеческой деятельности - неотъемлемая черта актуальной стадии цивилизационного развития. Именно данное обстоятельство выводит на первое место, актуализирует в исследовательской перспективе проблему становления и укоренения в социальной традиции феномена профессиональной культуры. Поэтому, рассмотрение понятия «профессиональная культура»,
Иванов Александр Сергеевич - кандидат медицинских наук, врач-стоматолог-хирург Стоматологической поликлиники, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 211/95, e-mail: Georgizub@yandex.ru;
Литвиненко Денис Владимирович - врач-стоматолог Стоматологической поликлиники, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 61, e-mail: litvinenkodenis61 @mail.ru, т. 8(863)2698836.
по нашему мнению, может быть осуществлено через ее сопоставление с категорией культуры как таковой, так как логический объём и эмпирическое содержание данных понятий взаимосвязан обратным отношением.
Актуально реагируя на трансформации социальной жизни, культурная традиция выступает одним из сильнейших факторов человеческого и общественного бытия, воздействуя непосредственно на модели поведение человеческих коллективов во всех социально значимых областях, привязанных к профессиональным практикам: «...Определяя сущность культуры, можно выделить три основные сферы. Во-первых, в форме завершенных, нашедших свою материализацию в предметах материальной и духовной деятельности человека. Здесь в результатах че-
Aleksandr Ivanov - Dental clinic, 211/95 Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: Georgizub@yandex.ru;
Denis Litvinenko - Dental clinic, 61 Bolshaya Sadovaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: litvinenkodenis61@ mail.ru, tel. +7 (863)2698836.
