CC BY
71
НАУКА. ОБЩЕСТВО. МИРОВАЯ ИСТОРИЯ И ГЕОПОЛИТИКА
УДК 327:57
РОССИЙСКИЙ ВЕКТОР В СОВРЕМЕННОЙ ЕВРАЗИЙСКОЙ
ГЕОПОЛИТИКЕ ТУРЦИИ
А.Г. Дружинин, А. Ибрагимов, С. Йылмаз, С. Кромбах
БО! 10.23683/2072-0181-2017-91-3-5-12
Западная ориентация устойчиво превалировала во внешней политике Турецкой Республики практически с момента ее основания (1923 г.), и данный геополитический вектор оставался неизменным вплоть до первого десятилетия XXI в. Тем не менее, латентно в турецком социуме, его ментальных основаниях, сохранялось и тюркско-исламское начало. Пантюркистские идеи имели своих приверженцев и в 1920-е, и в 1930-е годы. С конца 1950-х гг. в стране обозначилось выдвижение на авансцену происламских сил, создавая условия для постепенного преодоления односторонней проатлантической ориентации и тем самым потенциально - формирования евразийского тренда турецкой внешней политики.
Наметившаяся в последнее десятилетие переориентации геополитического вектора предопределяется и иным значимым обстоятельством: национальная идентичность турецкого народа (постулат «одна страна - один
Дружинин Александр Георгиевич - доктор географических наук, профессор, директор Северо-Кавказского НИИ экономических и социальных проблем Южного федерального университета, профессор-исследователь Балтийского федерального университета им. И. Канта, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, e-mail: [email protected];
Айдын Ибрагимов - доктор географических наук, профессор, департамент международных отношений экономического факультета Эгейского университета, Измир, Турция;
Саит Йылмаз - доктор наук, доцент департамента международных отношений факультета экономики и менеджмента Стамбульского университета Нового века, Стамбул, Турция;
Сара Кромбах - научный сотрудник департамента Восточно-Европейских исследований Гуманитарного факультета университета Амстердама, Нидерланды.
народ, один флаг») по истечении времени дает «трещину», особенно в звене «один народ». Это связано с активизацией национального самосознания курдского этнического меньшинства (стабильно наращивающего свой удельный вес в населении страны), автохтонным пространством которого является Восточная Анатолия.
Третий фактор наблюдаемого в последнее десятилетие частичного «разворота» геостратегического вектора страны - устойчивое снижение в ее общественной жизни роли вооруженных сил (десятилетиями выступавших гарантом «прозападной» ориентации и секулярных ценостей). Следует отметить, что сам характер поведения вооруженных сил в Турецкой Республике (создание государства и формирование политической системы, активное участие в социально-экономической жизни и т.д.) придает стране специфические «средневосточные» черты. Только за последние шесть десятилетий в Турции имели место три во-
Alexander Druzhinin - North Caucasus Research Institute of Economic and Social Problems of the South federal university; Immanuel Kant Baltic Federal University, 160 Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail [email protected], tel. +7(863)2560849;
Aydin Ibrahimov - Economics and Administrative Sciences Ege University, Izmir, Turkey;
Sayit Yilmaz - Economics and Administrative Sciences Istanbul Yeni Yüzyil University, Istanbul, Turkey;
Sara Crombach - Department of Eastern European Studies, University of Amsterdam, Holland.
енных переворота (1960, 1971 и 1980 гг.); в 1997 г. военные вынудили правительство уйти в отставку и инициировали принятие целого ряда законов по еще большей секуляризации страны. Тем не менее, уже с начала 2000-х годов пришедшие к власти «исламисты-демократы» стали постепенно отстранять армию от процессов принятия политических решений.
Появление все более выраженного «евразийского вектора» в политике Турецкой Республики предопределяется и геоэкономическими обстоятельствами, в частности, трендовым (с середины «нулевых» годов XXI столетия) «перетоком» экономического потенциала на восток и юг Евразии. На этом фоне постепенно видоизменяется вся система внешнеэкономических связей страны [1] с последовательным сокращением в ней «европейской», в целом «западной», составляющей.
Все перечисленные трансформации обусловлены целым рядом факторов, среди которых значительную роль играет уникальное «евразийское» географическое положении Турции, в геополитическом и геокультурном отношении представляющее собой «Восток на Западе и Запад на Востоке». Эта позиционная характеристика обрела особую значимость в связи с распадом СССР, ростом экономического и политического влияния исламских государств, а также укреплением позиций собственно Турецкой Республики как все более значимой региональной державы, стремящейся усилить свое присутствие в меняющейся Евразии. Новое позиционирование Турции в евразийском пространстве акцентировано, в том числе, и в русскоязычной научной литературе [1-6].
Не случайно именно с начала 1990-х гг. в развитии Турции четко обозначился «евразийский вектор». Первоначально он проявился в ориентации на всемерное сближение с преимущественно тюркскими по своей этнолингвистической структуре новыми независимыми государствами (Азербайджаном, Киргизией, Туркменией, Узбекистаном) и некоторыми российскими регионами (Башкортостан, Татарстан и др.) и, соответственно -повышении статуса страны в Черноморско-Каспийском регионе, активном вовлечении
* В данной статье не рассматривается попытка государственного переворота 16 июля 2016 года, т.к. это самостоятельная тема, требующая специального подробного комментария.
Турецкой Республики в экономические и политические процессы евразийского материка. Одновременно выстраивалось (с учетом новых геополитических реалий и прагматичных экономических интересов) и турецко-российское взаимодействие. На этом фоне в геополитическом «поведении» Турции проявился некий дуализм, вызванный, с одной стороны, укорененными в обществе пантюркистскими идеями, традиционными устремлениями к интеграции тюркских народов, а с другой - растущим осознанием современных евразийских реалий: устойчивого характера связей тюркских республик бывшего СССР с Российской Федерацией; их установок на многовекторность внешнеполитических взаимодействий, а также наметившегося в «нулевые» годы XXI столетия восстановления хозяйственного и военно-стратегического потенциала России и, что не менее важно - «взрывного» усиления геоэкономических позиций Китая и связанного с этим коренного реструктурирования всего евразийского пространства. Вызвав в турецком обществе ренессанс идей пантюркизма и не-оосманизма, новые геостратегический контекст одновременно инициирует все более заметную активизацию евразийского вектора геоидеологии и геополитики Турецкой Республики.
Евразийская составляющая геополитического поведения Турецкой республики: факторы и истоки. Интеллектуально-идеологическим фундаментом «евразийства» в Турции послужили идеи туранизма и пантюркизма. Туранизм как базисная для турецкого национализма геополитическая доктрина активно культивировался еще в первые годы становления Республики [7]. В этот же период в Турции обрел популярность и пантюркизм. Весомый вклад в его развитие внесли, кстати, крупные мыслители из России, такие, как крымско-татарский философ Исмаил Гасприн-ский [8] и башкирский востоковед-тюрколог Ахмет Заки Валидов [9].
Историческим рубежом и основой для формирования турецкого евразийства (в форме пантюркизма и туранизма) явилась Первая мировая война и последующие события, приведшие в развалу Османской Империи и образованию республиканской Турции [10]. Характерно, что в Турецкой Республике (как и в СССР) государственная идеология купировала процессы, приводящие к эскалации межнациональных отношений внутри страны, видя в этом реальную угрозу терри-
ториальной целостности государства и его безопасности. В противоположность Советскому Союзу (где во главу угла был поставлен интернационализм) в Турции стал всячески культивироваться тезис о «едином народе», основывающийся на таких понятиях, как единая история, география и культура, равноправие, социальная общность. В научном дискурсе его интерпретировали как «национализм Ататюр-ка», дистанцирующийся от таких понятий, как религиозная и этническая исключительность, шовинизм [11].
Именно по предложению Ататюрка (дабы вывести апологетику пантюркизма за рамки политики турецкого государства по формированию новой национальной общности и, соответственно, строительства нации-государства) в оборот было введено понятие «турецкий улус»*. Однако, как показала практика, данный подход (особенно в контексте курдского национального меньшинства) оказался недостаточно действенным.
Будучи фактическим вектором геополитического поведения государства, евразийство, тем не менее, опиралось на турецкий национализм; последний же, в свою очередь, пытался выстраивать свою конструкцию на пропаганде центральноазиатского прошлого турок. Нельзя не отметить, что кемалистская идеология также неизменно подчеркивала значимость общетюркского фактора в деле формирования турецкой нации. Турецкая национальная идея уже изначально, в первые годы становления Республики, вмещала в себя представления о кровном и духовном единстве с народами Центральной Азии и Кавказа, о необходимости выстраивания с ними разноплановых связей. Симптоматично, что еще в 1933 г. Мустафа Кемаль Ататюрк говорил: «... это государство (СССР. - Авт) может развалиться или сократиться в размерах. В мире может сложиться совсем другой баланс сил. В возникшей ситуации Турция должна знать, что делать. У нашего друга СССР сегодня находятся исповедующие с нами одну религию, говорящие на одном с нами языке, такие же, как мы, народы. Мы должны быть готовы к их поддержке... Надо создавать нравственные мосты контактов... и мы должны с ними воссоединиться. Мы не можем ждать, когда они приблизятся к нам, а сами должны двигаться по направлению к ним» [12].
* Улус - монгольское слово, означающее «страна», «государство».
Впрочем, геополитическая доктрина ке-малистской Турции вмещала в себя не только туранизм и пантюркизм, но и выраженную антиимпериалистическую направленность. Как полагает ряд турецких исследователей (Gün Zileli, Attila ilhan, Ercan Karako? и др.), само создание в Турецкой Республики (приступившей к строительству современного государства западного образца) стало примером для многих порабощенных народов, в том числе и в Евразии. В турецком научном дискурсе культивируется точка зрения, что движение за независимость во многих афроазиатских странах сформировалось под влиянием именно идей Ататюрка [13]. Преимущественно в данной проекции рассматривается и «евразийский вектор» Турецкой Республики.
Следует отметить, что уже на начальных стадиях становления современного турецкого государства евразийская стратегия была ориентирована не только на собственно тюркоязычные пространства, но и сопредельные с ними территории Ирана, Афганистана. Евразийская политика того периода сопровождалась заключением целого ряда соглашений и политических акций. Так, в марте 1921 г. в Москве был подписан союзный протокол с Афганистаном, который, кроме всего прочего, предполагал признание Афганистаном независимости Бухары и Хивы. В том же году заключен и договор с Советской Россией, ставший первым двухсторонним соглашением правительства Анкары с крупным зарубежным государством. И Турция, и Советская Россия в тот период противостояли Западу: дабы выстоять, они стремились к реальному сотрудничеству, к поиску компромиссов. По данному соглашению Анкара отказывалась от права (предоставленного в 1918 г. Брест-Литовским соглашением) владеть Батумом и передавала его Советской Грузии; Советская Россия, в свою очередь, признавала границы Турции, определенные новым правительством Анкары (а не Севрским договором). Оба государства также признавали независимость друг друга и декларировали уважение к поддержанным их народами политическим системам.
Первоначально Ататюрк и его соратники пытались зафиксировать новые турецкие границы по линиям проживания турок в приграничных районах Юго-Восточной Анатолии (нынешние территории Сирии и Ирака -Алеппо, Киркук, Мосул), Восточной Фракии (нынешняя Болгария - Западная Фракия) и За-
падного Причерноморья (нынешняя Грузия -район Батуми), объявив это национальной идеей. В дальнейшем темы Болгарии и Грузии были закрыты, а границы с Ираком и Сирией до сегодняшнего дня в ментальном отношении для значительной части турецкого общества являются временными.
Таким образом, именно «тюркский фактор» многие годы и десятилетия являлся основой евразийского вектора турецкой геополитики. Был даже создан термин «внешние тюрки» (тюрки, проживающие вне границ Анатолии). Кстати, необходимо сделать маленькую ремарку: национальная концепция Турецкой Республики включает в понятие «турецкая нация» все тюркоязычные народы Евразии -от якутов в Северо-Восточной Сибири до гагаузов в Молдавии [14]. Фактически она изначально «евразийски ориентирована». Тем не менее, подобная политика не сопровождалась антисоветской риторикой, и лидеры турецкого государства вплоть до начала 1950-х годов (когда Турецкая Республика была вовлечена в структуру НАТО, оказавшись тем самым в жесткой конфронтационной позиции по отношению с СССР) вели достаточно сбалансированную политику, учитывающую как государственные интересы страны, так и превалирующие в турецком обществе стремления по единению с остальным тюркским миром.
Современное турецкое евразийство: противоречия и практика. Распад Советского Союза повлек за собой кардинальную реструктуризацию евразийского пространства. Изменилось в нем и положение Турецкой Республики, превратившейся в одну из ведущих, стабильно наращивающих свой потенциал региональных держав. Именно начиная с 1991 г., наблюдается «всплеск» турецкого евразийства, обретшего практическое воплощение, в том числе и в форматах реализуемой на общегосударственном уровне политики.
Современное турецкое общество расколото; его отличает жесткое противостояние по политико-идеологическим мотивам, что неизменно проецируется на внешнюю политику государства, его геостратегические ориентиры. В этой связи, фиксируя внимание на евразийской стратегии Турецкой Республики, целесообразно различать ее три основные более или менее четко оформившиеся альтернативы [15] .
Консервативная модель складывалась (начиная с середины XX в.) под сильнейшим
влиянием проатлантических, глобалистских сил и обрела завершенный характер к началу 90-х годов ХХ в. Именно в тот период (на фоне экономического упадка и политической дезинтеграции на постсоветском пространстве) США начали позиционировать Турецкую Республику как некую модельную державу для тюркоязычных народов бывшего СССР, всего Ближнего и Среднего Востока.
Как полагают турецкие исследователи, консервативная идеология ориентировала Турцию на «мягкое» культурное, идеологическое и экономическое проникновении на пространство бывшего Советского Союза (создание медиаструктур, учебных заведений, строительство новых мечетей и иных форм сотрудничества на платформе тюрко-ислам-ского синтеза). Подобная модель поведения стратегически была ориентирована на укрепление сотрудничества с новыми тюркскими государствами и создание реального противовеса России [16].
«Консервативная версия» евразийской геостратегии Турции уже четверть века активно (и по многим каналам) практически реализуется. Однако ее полномасштабной им-плементации препятствует ряд обстоятельств. Во-первых, это базовые ментальные установки турецкого общества, неидентифицирующе-го тюркоязычные сообщества вне Турецкой Республики как сформировавшиеся нации (бытует, в частности, восприятие казахов как «казахских турок», карачаевцев - как «карачаевских турок» и т.п.). Подобное отношение к самостоятельным, сложившимся в ином географическом и историческом контексте, этнокультурным целостностям порождает ощутимые барьеры как для межличностного, так и межгосударственного взаимодействия. Иное, также препятствующее продвижению геополитических интересов Турции в евразийском пространстве, обстоятельство связано с исходящей от «консерваторов» крайне негативной (необъективной, неадекватной) оценкой советского опыта народов Центральной Азии и Кавказа (часто проявляющейся в менторском отношении к ним), равно как и идеализации раннего прошлого тюркских народов (приводящей к субъективным геополитическим и историческим оценкам). Препятствует выстраиванию конструктивного «евразийского вектора» геополитики Турции и игнорирование эволюционных изменений в поведении государств и, соответственно, культивирование
образа постоянного внешнего врага (в лице России, Ирана и Китая).
Традиционный взгляд на евразийские процессы ставит во главу угла идею общетюркского единения и основывается на сопереживании за своих кровных братьев, которые уже несколько столетий отделены от Анатолии линиями геополитического (политико-территориального) размежевания. Подобного рода пантуранистские идеи учитывают современные реалии и, соответственно, эволюционируют, ориентируя уже не столько на формирование общего для всех тюркских народов государства, сколько на культурную, хозяйственную интеграцию, формирование общетюркской идентичности, мышления.
Левый взгляд на Евразию демонстрирует антиимпериалистический, марксистский тренд; его сторонники ориентированы на повышение значимости Турецкой Республики в евразийском пространстве путем сохранения заложенных Мустафой Кемалем идеологических основ страны, главными из которых являются ее «антиимпериалистичность» и мирное сосуществование с окружающими народами и государствами (одним из базовых тезисов Ататюрка был «мир во всем мире, мир в доме») [14].
Несмотря на различные внутренние разногласия, народники (так называют в Турции сторонников левой национальной идеи) в целом выступают за создание сильного союза государств в Евразии в лице России, Китая, Ирана и Турции, который способен положить конец гегемонии США и их союзников и позволит перейти к модели многополярного мира [17].
К началу «нулевых годов в евразийской геополитике Турции наметились значимые изменения: повысился статус Турецкой Республики, укрепившей свое влияние на постсоветском пространстве, выстроившей разновекторные связи со странами Исламского мира, нарастившей свой экономический и демографический потенциалы и, наконец, начавшей формировать прагматичные, устойчивые, основанные, в первую очередь, на взаимных экономических интересах, связи с Россией. Рубежным, поворотным, стал в этой связи 2002 г. Именно в этот период к власти пришла Партия Справедливости и Развития (ПСР), и на многие годы в стране установилась доминанта одной политической силы (переставшей быть лишь неким безликим
«продолжателем» стратегического курса, заложенного Ататюрком) с ее активной внешней политикой, основывающейся на тезисе «нулевых проблем с соседями».
Турецкая Республика, все в большей степени воспринимая себя не только как «европейское», но и «евразийское» государство, полномасштабно стала демонстрировать многовекторность своих геостратегических интересов. Позиционируя себя в качестве некоего «моста» между Европой и Средним Востоком, между Европой и Центральной Азией, Турция одновременно продекларировала стремление стать моделью развития для всего мусульманского мира [18]. Подобная внешнеполитическая ориентация, сфокусированная, в том числе, и на выстраивании особых отношений с государствами и регионами, ранее входившими в состав Османской Империи, коренным образом отличалась от трендов прошлого. В этой связи ее стали называть неоосманизмом, по аналогии с резкой сменой ориентации поздних Османов от Востока к Европе (только сейчас все оказалось наоборот). Основная роль в идеологическом обеспечении данного проекта принадлежала Ахмеду Давудоглу* который, опираясь на две свои ключевые работы - «Трансформация Цивилизаций и Исламский мир» (1994) и «Стратегическая Глубина: международное положение Турции» (2001), - начал перестраивать всю внешнюю политику страны.
В основе развиваемых геополитических подходов лежал тезис о «кризисе христианской цивилизации» и растущем авторитете исламской, которая своей активностью решит многие проблемы, стоящие перед современным человечеством [18]. На этой основе Турция стала проводить политику добрососедства со своими приграничными государствами, опираясь на свое геополитическое своеобразие и культурное наследие, имея целью стать центральной страной в регионе [19]. Руководители страны полагали, что подобным образом Турция способна опоясать себя некоей зоной стабильности и, вступив в диалог с соседними и союзными странами, сконструировать интегрированную транснациональную экономическую систему, что приведет к снижению негативного воздействия фактора этнических и религиозных различий на долговременное
* Ученый, видный политический и государственный деятель современной Турции, министр иностранных дел (2009-2014), премьер-министр страны (2014-2016 гг.).
сотрудничество стран как региона, так и всего евразийского пространства. Однако, как показала практика, процессы, происходящие в соседних с Турцией странах (Ирак, Сирия), не только создали узел напряжения глобального масштаба, но и переросли во внутритурецкую проблему, серьезнейшим образом расколов турецкое общество [20].
Российская составляющая «евразийского вектора» геополитики Турции: постсоветский тренд. Траектория взаимодействия России (СССР) и Турецкой Республики характеризуется многочисленными циклами «сближения-отдаления» двух стран на фоне их пролонгированного, почти столетнего, мирного сосуществования в рамках складывающихся в евразийском и глобальном масштабе балансов геополитических сил.
С 1991 г. оба государства все масштабнее и последовательнее реализовывали геоэкономический потенциал своего «евразийского» соседства. Этому благоприятствовали растущие опережающими темпами их рыночные возможности*, а также комплементарность двухстороннего взаимодействия общему формату организуемого Западом глобализационного проекта.
По мере преодоления барьеров в российско-турецких взаимоотношениях, образовавшихся в предшествующие периоды биполюсности и блоковой конфронтации, а также выхода Российской Федерации из почти десятилетнего трансформационного экономического и внутриполитического кризиса (проявившегося, в том числе, в региональном сепаратизме, принявшем наиболее острые формы на Северном Кавказе), выстраивалась и инфраструктура двухстороннего взаимодействия. В 2001 г. согласован «План действий по развитию сотрудничества между Российской Федерацией и Турецкой Республикой в Евразии»; в 2003 г. стартовал крупный газотранспортный проект «Голубой поток»; в 2009 г., когда в условиях глобального финансового кризиса ранее устойчивый рост российско-турецкого товарообмена застопо-
рился и одновременно появились первые симптомы перебалансировки между евразийскими «центрами силы», подписана Совместная Декларация о продвижении к новому этапу отношений между Российской Федерацией и Турецкой Республикой и дальнейшем углублении дружбы и многопланового партнерства.
По итогам 2008 г. удельный вес России во внешнеторговом обороте Турции, по данным Турецкого института статистики, достиг рекордных за всю постсоветскую историю 11,4 %; доля Турецкой Республики во внешней торговле Российской Федерации составила при этом 5,7 % (рис).
В последующий период степень внешнеэкономической сопряженности двух стран уже не была столь весомой, и на фоне наме-
* За 1992-2013 гг. исчисленный по официальному обменному курсу ВВП России возрос в 4,9 раза; Турции - в 5,2 раза; в то время как мира в целом -в 3 раза [21].
Удельный вес Турции во внешнеторговом обороте России Удельный вес России во внешнеторговом обороте Турции Рис. Удельный вес Турции во внешнеторговом обороте России и наоборот (в динамике), % (http://www.turkstat.gov.tr)
тившейся стагнации с 2014 г. и фактического свертывания торговых связей стремительно нарастал конфликт геополитических интересов, проявившийся в особо резком «охлаждении» российско-турецких отношений после 24 ноября 2015 г., когда вблизи турецкой границы в небе над Сирией был сбит российский бомбардировщик.
Очередная и, к счастью, непродолжительная, ныне по многим направлениям преодолеваемая (диалог по сирийскому урегулированию, строительство газотранспортной системы «Турецкий поток» и др.) российско-турецкая геополитическая «размолвка» инициирована, разумеется, не только трагическими событиями на Ближнем Востоке, либо неоднозначной (и в целом негативной) реакцией Турции на вхождение Крыма в состав Российской Федерации и события на юго-востоке Украины. Ее фундаментальная причина,
как видится, - в новой не менее рельефной и масштабной, чем в период распада СССР, трансформации евразийского пространства: последовательном смещении геоэкономического и геодемографического потенциала на восток, юг и юго-восток Евразии [5, 21] и на этом фоне нарастающем противоречии между евроатлантическим и евразийскими (российским, китайским, турецким) интеграционными проектами. При этом Россия и Турция, обретая все более выраженную геополитическую субъектность (множа свои противоречия с ЕС, США и в целом с Западом), четче идентифицируя собственное «евразийское» позиционирование и интересы, оказываются в полосе размежевания новой глобальной биполюсно-сти сил. Это обстоятельство не только возрождает межстрановые барьеры (как политические, так и ментальные), но и сближает эти державы, требует согласования позиций, учета экономических и геополитических интересов каждой из них в стремительно меняющейся архитектуре современной Евразии.
Таким образом, реализуемая уже в течение почти столетия, евразийская геополитика Турции эволюционирует, становясь все более прагматичной. Продолжая базироваться на фундаментах пантюркизма и туранизма, обретя «исламский вектор» и неоосманистское звучание, она, тем не менее, являет и свой многовекторный характер. Приоритетной проблемой при этом выступает высокая степень политического размежевания современного турецкого общества и, как следствие, существенная дифференциация доминирующих представлений о целесообразном внешнеполитическом поведении Турецкой Республики в евразийском пространстве. Все большей переоценке подвергается, в частности, превалирующий ранее тезис о безальтернатив-ности «западного вектора» в развитии страны. Достаточно популярный среди значительной части общества «исламский ориентир» во внешней политике углубляет раскол общества, оказывая тем самым негативное влияние на внутригосударственную стабильность. Практически не встречают поддержки попытки сблизить Турцию со странами арабского Востока. В данном контексте российско-турецкие отношения (при всей их сложности и противоречивости) вполне соответствуют долгосрочным интересам Турции, обретая, в этой связи, как свой общеевразийский масштаб, так и стратегическую перспективу.
ЛИТЕРАТУРА
1. Дружинин А.Г. Россия в многополюсной Евразии: взгляд географа-обществоведа. Ростов н/Д: Изд-во Южного федерального университета, 2Gi6. 22S с.
2. Мартынов В.Л., Сазонова Е.И. Турция между Западом и Востоком // Известия РГО. 2Gii. № 3. С. 3i-37
3. Дружинин А.Г., Ибрагимов А., Башекан А. Взаимодействие России и Турции в постсоветское время: факторы, тенденции, проблемы, перспективы // Известия Русского географического общества. 2Gi3. Т. i45. Вып. 5. С. 7S-S7
4. Ульченко Н. Турция в свете двойных парламентских выборов 2Gi5 года // Мировая экономика и международные отношения. 2Gi6. Т. 6G, № 5. С. S4-94.
5. Дугин А.Г. Евразийский реванш России. М.: Алгоритм, 2Gi4. 256 с.
6. Малышева Д. Крупные региональные государства в зонах нестабильности Ближнего Востока // Мировая экономика и международные отношения. 2Gi6. Т. 6G. № 9. С. 2S-36.
7. Necati Gültepe. Turancilik Tarihinin Kaynaklari, istanbul, Turan Yayincilik, i999. 344 s.
S. Гаспринский И. Русское мусульманство. Мысли, заметки и наблюдения. Симферополь, iSSi. i7G с.
9. Zeki Velidi Togan A. Umumi türk tarihine giriç. s. 323. Istanbul: ÍSMAÍL AKGÜN MATBAASI, i946. 29S s.
iG. Fatih Akgül. Rusya ve Türkiye'de Avrasyacilik, istanbul: IQ Kültür Sanat Yayincilik, 2GG9, i6i s.
11. Hamza Eroglu. Türk inkilap Tarihi. Ankara: Savaç Yay i nlari, i99G. S. 39i-392.
12. Anil Çeçen. Atatürk ve Avrasya // Avrasya Uygar-ligin Yeni Yolu. istanbul: Kizilelma Yayincilik, i99S. S. i25-i26.
13. Üç Tarz-i Siyaset. Ankara: Türk Tarih Kurumu Yay, i9S7. S7 s.
14. Müzaffer Özdag. Türkiye ve Türk Dünyasi Jeo-politig. Ankara, 2GG3. 356 s.
15. Elif Hatun Kiliçbeyli. 2i Yüzyilda Avrasya ve Avrasyac ilik: Rusya: Çin, iran ve Türkiye'nin Je-opolitik Yaklaçimlari // Jeopolitik Dergisi, Bahar 2GG3. Sayi 6. S. S6-92.
16. Mehmet Aça. Avrasya Yaklaçiminin Türkiye Çeçitlenmeleri ve Türk Dünyasi. istanbul, 2GG7. i67 s.
17. Дугин А. Евразийская стратегия Турции (на тур.языке) // Teori, Aralik 2GG4. S. 44-56.
iS. Davutoglu Ahmet, Medeniyetlerin Ben-idraki, Divan // ilmi Araçtirmalar. i997. Cilt i. Sayi 3. S. i-53.
i9. Aras B. Davutoglu. Era in Turkish Foreign Poli // SETA Policy Brief. 2GG9. №. 32, May.
2G. Ибрагимов А. Евразийская идея в Турции: особенности и тенденции // Южно-Российский форум: экономика, социология, политология,
социально-экономическая география. 2015. № 2 (11). С. 18-27 21. Дружинин А.Г. Геоэкономические взаимозависимости и геополитические альянсы в современном евразийском пространстве // Социально-экономическая география. Вестник АРГО. 2017. № 6. С. 24-38.
REFERENCES
1. Druzhinin A.G. Rossiya v mnogopolyusnoy Evrazii: vzglyad geografa-obshchestvoveda [Russia in a multipolar Eurasia: a view of the geographer-scientist]. Rostov-on-Don, Southern Federal Univ. Press, 2016, 228 p.
2. Martynov V.L., Sazonova E.I. Izvestiya RGO, 2011, no. 3, pp. 31-37.
3. Druzhinin A.G., Ibragimov A., Bashekan A. Izvestiya Russkogo geograficheskogo obshchestva, 2013, vol. 145, issue 5, pp. 78-87.
4. Ul'chenko N. Mirovaya ekonomika i mezhdunarod-nye otnosheniya, 2016, vol. 60, no. 5, pp. 84-94.
5. Dugin A.G. Evraziyskiy revansh Rossii [Eurasian revenge of Russia]. Moscow, Algoritm, 2014, 256 p.
6. Malysheva D. Mirovaya ekonomika i mezhdunarod-nye otnosheniya, 2016, vol. 60, no. 9, pp. 28-36.
7. Necati Gultepe. Turancilik Tarihinin Kaynaklari [Sources of The History of Turanism], istanbul, Turan Yaylncilik, 1999, 344 p.
8. Gasprinskiy I. Russkoe musul'manstvo. Mysli, zametki i nablyudeniya [Russian Islam. Thoughts, notes and observations]. Simferopol', 1881, 170 p.
9. Zeki Velidi Togan A. Umumi türk tarihine giri§ [Introduction to general Turkish history]. s. 323. Istanbul, iSMAiL AKGÜN MATBAASI, 1946, 2 p.
10. Fatih Akgül. Rusya ve Türkiye'de Avrasyacilik [Eurasianism in Turkey and Russia]. istanbul, IQ Kültür Sanat Publishing, 2009, 161 p.
11. Hamza Eroglu. Türk inkilap Tarihi [History of Turkish Revolution]. Ankara, Sava§ Publishing, 1990, pp. 391-392.
12. Anil Qegen. Avrasya Uygarligin Yeni Yolu [A New Way of the Eurasian Civilization]. istanbul, Kizilelma Publishing, 1998, pp. 125-126.
13. Üq Tarz-i Siyaset [Three style Politics]. Ankara, Bow of the Turkish History Institution, 1987, 87 p.
14. Müzaffer Özdag, Türkiye ve Türk Dünyasi Jeopo-litigi [The geopolitics of Turkey and the Turkish world], Ankara, 2003, 356 p.
15. Elif Hatun Kiligbeyli. Jeopolitik Dergisi, Bahar, 2003, no. 6, pp. 86-92.
16. Mehmet Aga. Avrasya Yakla§immm Türkiye Qe§it-lenmeleri ve Türk Dünyasi [Turkey and the Turkish approach to diversification of the Eurasian world.]. istanbul, 2007, 167 p.
17. Dugin A. Teori, 2004, December, pp. 44-56.
18. Davutoglu Ahmet. Divan, ilmi Ara§tirmalar, 1997, vol. 1, no. 3, pp. 1-53.
19. Aras B. SETA Policy Brief, 2009, no. 32, May.
20. Ibragimov A. Yuzhno-Rossiyskiy forum: ekonomika, sotsiologiya, politologiya, sotsial'no-ekonom-icheskaya geografiya, 2015, no. 2 (11), pp. 18-27.
21. Druzhinin A.G. Sotsial'no-ekonomicheskaya geo-grafiya. Vestnik ARGO, 2017, no. 6, pp. 24-38.
Исследование выполнено при поддержке РГНФ (проект 15-07-00016 «Российско-турецкое взаимодействие в евразийском геополитическом и геоэкономическом контексте и его проекция на социально-экономическое развитие регионов Юга России»)..
3 июля 2017 г.
УДК 913.375 (477.75)
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ КЛАСТЕРИЗАЦИЯ В ПРИМОРСКИХ ЗОНАХ КРЫМА: ФАКТОРЫ, ЛОКАЛИЗАЦИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ
Д.А. Вольхин
DOI 10.23683/2072-0181-2017-91-3-12-22
Современная экономика Крыма развивается в условиях поиска наиболее эффективной модели развития в новых политических, экономиче-
Вольхин Денис Антонович - ассистент кафедры экономической и социальной географии и территориального управления Таврической академии (структурного подразделения Крымского федеральногой университета им. В.И. Вернадского»), 295007, Республика Крым, г Симферополь, пр. Академика Вернадского, 4, e-mail: [email protected]
ских и социокультурных условиях. Анализ главных документов стратегического планирования развития региона [1-3] показал, что в качестве модели регионального развития Республики Крым и города Севастополя выбра-
Denis Vol'khin - Crimean Federal University named by V.I. Vernadsky, Vernadsky Avenue, Simpheropol, Crimea, 295007, e-mail: [email protected]
