CC BY
143
ИДРИСОВА Светлана Феликсовна
Кандидат юридических наук, доцент, заведующая кафедрой уголовного, уголовно-исполнительного права и криминологии
Ижевский филиал Нижегородской государственной юридической академии МВД РФ
426021, РФ, г. Ижевск, городок Машиностроителей, 114 Контактный телефон: (3412) 71-35-35 е-шэИ: sveta.idrisova@mail.ru
Российский элитогенез в эпоху глобализации
Ключевые слова: элита; мировая элита; национальная элита; мировой капитализм; элитогенез; элитарная субкультура; глобальная девиация; институциональная трансформация; социальная дистанция; полиментальность; глобализация; рыночная экономика; неолиберализм; консерватизм; мондиализация элит.
Аннотация. Рассматриваются закономерности становления новых российских элит в условиях глобализации. Современная российская элита узурпирует ресурсы воздействия на социальную систему общества, предстает закрытой структурой, следующей целям самосохранения и поддержания той громадной социальной дистанции, которая образовалась между нею и обществом.
В эпоху глобализации общество переходит к качественно новому этапу своей эволюции, которая характеризуется принципиальным сближением логики развития различных типов социальных отношений. Вступление России в эту эпоху совпадает с переходом страны к рыночной экономике, который приводит к коренному изменению социальной структуры общества. В первую очередь трансформируется вертикальная система общества, в которой отражены взаимоотношения элитных слоев и человеческой массы народонаселения. Сущность такого рода изменений невозможно выразить без учета глобальных факторов развития.
Цель настоящей статьи - раскрыть существенные особенности и факторы элито-генеза в условиях глобализации современной России. Это позволяет более углубленно, чем сегодня отражено в социологической литературе, представить социальную природу трансформации социальной структуры современного российского общества, институциональной деформации.
Быстрое включение России в систему мирохозяйственных связей не может протекать непротиворечиво и безболезненно. Глобальная экономика и политика предполагают, что все компоненты хозяйственного и социального организмов общества представляют системно организованное единство, которое сохраняется за ними в национальных рамках. Неолиберализм социально-экономического и политического развития, в рамках которого строились приоритетные стратегии общественных трансформаций в России, в той или иной степени были сориентированы на формирование открытости национальной экономики в отношении глобализирующегося рынка.
Рассмотрим результаты воздействия глобальной экономики на систему социальноэкономических отношений, складывающихся в российском обществе. В первую очередь попытаемся охарактеризовать направления развития современного мирового капитализма, который воздействует на конкретных людей и общество в целом как демократическое право быть богатым в результате победы в конкурентной борьбе с другими людьми и обществами. Вместе с тем это право вытекает из антидемократических ценностей, связанных с «выживанием сильнейшего» и подавлением более слабого конкурента.
© Идрисова С. Ф., 2009
Система капиталистической конкуренции с определенного момента утрачивает признаки сколько-нибудь равноправного состязания талантов и способностей индивидов. Л. Туроу, характеризуя эту «кумулятивную» тенденцию капиталистической системы производства, отмечает, что развитие рыночной экономики воспроизводит гораздо более широкий спектр распределения и поляризации доходов, чем это теоретически вытекало бы из распределения человеческих способностей и талантов: «На один процент населения, владеющий 40% богатства, вовсе не приходится 40% общего коэффициента умственного развития. Людей с таким коэффициентом, в тысячи раз превышающим средний, просто не существует...». Рыночная экономика, таким образом, быстро превращает исходное равенство возможностей в глубокое неравенство, и с определенного момента это неравенство растет в геометрической прогрессии, поскольку накопленное богатство не знает ограничений своего роста, связанных с природой физических возможностей отдельно взятого человека или ресурса его личного времени. «Тот, кто заработал деньги, располагает деньгами и связями для новых капиталовложений и получения еще больших доходов» [1. С. 189-191].
Поднятая Л. Туроу проблема имеет фундаментальное значение для понимания особенностей восприятия общественным сознанием современного капитализма и воспроизводимой им системы социальной иерархии. Антропометрические подходы к определению различий в индивидуальных человеческих возможностях не соотносятся с процессом образования доходов по методу простого сложения. «Человек, чьи способности на 10% превышают средний уровень, от которого зависит величина дохода, зарабатывает в четыре раза больше... , чем тот, чьи способности превышают средние на 5%» [1]. Подобное нелинейное соотношение существует практически во всех областях человеческой деятельности, которые в той или иной степени подвергаются коммерциализации, т. е. возможности извлечения богатства.
Будучи перенесена на отношения элиты и массы, эта нелинейно воспроизводимая существующей системой производства иерархия доходов предполагает, что подобные же закономерности и механизмы управляют процессом восхождения элит. Помимо тех талантов и качеств, которые могут в общественных глазах восприниматься как лично приобретенные способности к «высшим достижениям», существует такой прирост статуса и возможностей, который обеспечивается не столько личностным ресурсом индивида, сколько логикой и механизмами воспроизводства самой общественной системы капитализма. Без сомнения, если такой способ возрастания богатства будет восприниматься в общественных глазах как своего рода «кража» у общества, то на нижних этажах социальной иерархии осознаваемая несправедливость этой системы может компенсироваться кражей в прямом - криминальном - смысле слова.
В принципе, как подчеркивает Л. Туроу, в своей предельной функции - поощрении человека удовлетворять индивидуальные личностные потребности через реализацию собственной полезности - капитализм проявляет колоссальную неразборчивость в части способов достижения этих целей. «Он [капитализм. - Авт.] удовлетворяет извращенные саморазрушительные потребности так же успешно, как и потребности альтруистические и гуманитарные. Откуда бы эти запросы ни появились и как бы ни сформировались, капитализм существует ради их удовлетворения... В связи с этим желание стать преступником столь же законно, как и желание стать священником» [1. С. 201].
Очевидно, что эта лишенная каких-либо определенных моральных ценностей система может сохраняться и развиваться не только предельно эффективным, но общественно позитивным образом, лишь будучи сбалансированной политическими регуляторами, способными воспроизводить хотя бы частично гипотетическое исходное социальное равенство людей, т. е. систему демократии. Традиционно такую корректирующую роль в обществе выполняет политическая власть, которая ограничивает саморазрушительную тенденцию капитализма и способствует более равномерному
распределению как богатства, так и социальных возможностей. Этому служат различные меры социальной политики, имеющие преимущественно неэкономический характер (обязательное бесплатное начальное и среднее образование, уравнительная земельная политика, антимонопольное законодательство, прогрессивный подоходный налог, система социальных пособий нуждающимся гражданам, система социального кредитования для среднего класса и т. п.).
Французский исследователь М. Альбер обращает внимание на соблюдение морали, особенно деловой морали, как технически необходимого принципа функционирования капитализма, поскольку, ставя на первый план интересы получения прибыли, капитализм фактически лишен каких-либо этических регуляторов: если это выгодно, он может удовлетворять позитивным общественным ценностям, но точно так же может поощрять самые низменные потребности, лежащие за пределами общественной нравственности, если их удовлетворение становится исключительно выгодным предприятием [2. С. 91].
В ряде работ консервативно настроенных экономистов доказывается, что даже правовая система, максимально благоприятная для «свободного» развития капитализма, может быть сведена к самой элементарной (в том числе без государственной прокуратуры и полиции) [3. С. 18]. В то же время чрезмерное расширение общественного сектора за счет систем налогообложения способно, ограничивая норму прибыли, подорвать экономические стимулы развития капитализма и привести к снижению экономической эффективности.
М. Альбер, анализируя влияние глобализации на американскую модель капитализма, длительное время регулировавшуюся Библией и Конституцией, подчеркивает, что в условиях глобального рынка «нарушено именно это равновесие. Деньги царствовали, но, как и всякая власть царствующей особы, их власть сдерживалась и ограничивалась. Сегодня эта власть стремится охватить все виды общественной деятельности... В логике такого капитализма цинично снимаются все преграды, унаследованные от моральных традиций Запада. Эта новая аморальность денег делает еще более невыносимыми и без того обострившиеся противоречия и неравенство американского общества» [2. С. 9192]. Вполне очевидно, что если в цитаделях самого глобализированного капитализма побеждает наиболее циничная и аморальная его разновидность, то в других регионах мира, куда капиталистические отношения были «импортированы» в ходе социальнополитических трансформаций рубежа 1980-1990-х годов, вообще никогда не существовало сколько-нибудь развитых механизмов сдерживания власти денег в форме демократического общественного контроля. В этих регионах формируется капитализм, который некоторые авторы прямо определяют как «бандитский» [4. С. 80].
Таким образом, эффекты глобализации наиболее неблагоприятным образом отражаются на странах с переходной экономикой, к числу которых относится и Россия. Аморализм современного глобального капитализма здесь многократно усиливает свое действие в результате структурных перекосов. Переход таких стран к отношениям открытого рынка при характерной для них институциональной и экономической отсталости имеет своим результатом практически полную зависимость от ведущих центров мировой экономики и утрату контроля над пропорциями собственного экономического воспроизводства. Последние информационно определяются теперь преимущественно международным контекстом развития.
При изучении социальных последствий перехода бывших социалистических стран к рынку общим местом является вывод о резком углублении социальной дифференциации общества, которая видится особенно контрастной на фоне его прежней относительной социальной «однородности». Вместе с тем, как отмечает Р. В. Рывкина, в условиях перехода к рынку в России социальная дифференциация приобретает качественно новый характер. В новых условиях социальная дифференциация проявляет
себя практически по всем параметрам жизнедеятельности людей (доходы, уровень и качество жизни, характер труда, участие в общественно-политической жизни, способы проведения досуга, воспитание детей, семейный быт и т. п.), способствуя образованию как бы разных социальных «миров». Речь в данном случае должна идти не о метафоре, но о действительной принадлежности различных групп людей разным социальным порядкам, имеющим цивилизационную природу.
Образ жизни наиболее богатой «верхушки» общества - тех, к кому может быть применимо понятие элиты (олигархи, высокопоставленные чиновники и др.) - определяется их принадлежностью к привилегированному социальному порядку, порождаемому «включенностью» в структуры экономической глобализации, а потому основные параметры их образа жизни формируются с ориентацией на модели богатства и социального престижа, характерные для развитых государств Западной Европы и Северной Америки. Иначе говоря, образ их жизни формируется как преимущественно прозападный. Возникший в 1990-е годы термин «новый русский», если оставить в стороне уничижительно-сатирический оттенок его восприятия, подчеркивает эту инаковость, т. е. ориентированность «верхушки» общества на принципиально иные - внешние и заимствованные - модели образа жизни, не соотнесенные с теми критериями и стандартами благосостояния, которые могли бы органично возникать в процессе естественно развивающейся социальной стратификации общества.
С этим в значительной степени связана деформация классической модели элито-генеза, которая формируется в рамках национально обособленного общества. Стимулы восхождения к вершинам власти и богатства, а во многом и их ресурсы, теперь формируются за пределами этого общества - во внешнем социальном пространстве глобализации, в результате чего утрачивается регулятивная референция новой элиты с «массой» - социальным агрегатом того общества, в котором она утверждается. Необходимо подчеркнуть, что смена референции вновь формирующейся элиты с внутренней на преимущественно внешнюю порождает ее фундаментальное моральное отчуждение от собственного общества, которое становится для нее не более чем объектом эксплуатации.
В. Е. Семенов отмечает, что для России как реформируемой страны, пережившей кризис прежней «советской» идентичности, характерно состояние полиментальности - слабо интегрируемой множественности менталитетов. Он отмечает, что между четырьмя «новыми» базовыми российскими менталитетами - православно-российским, коллективистски-социалистическим, индивидуалистско-капиталистическим и криминально-мафиозным - в настоящее время существует крайне мало точек соприкосновения и стимулов к интеграции, поскольку различия их габитусов так глубоки, что делают их как бы принадлежащими разным «цивилизациям». Даже в случае конформистского поведения личности из «осколков» данных менталитетов у нее может формироваться нечто объединяющее эти менталитеты, но этот ментальный агрегат будет воспроизводить мозаичный, а не интегративный тип сознания и поведения [5. С. 8-10].
В отечественной социологической литературе влияние глобализации на социальную стратификацию пореформенного российского общества, в частности на отношения «элита - массы», оценивается по-разному. Ряд социологов, отмечая неравномерность глобализации в экономической, политической, культурной и информационной сферах, полагают, что Россия, успешно включаясь в информационное пространство глобализации и отчасти в политическое, отстает от глобальных процессов в сфере экономики, что объясняется недостатком развития в стране мощных корпораций международного масштаба или их однобокой ориентацией на потребление (а не на производство). При этом культурное содержание глобализации рассматривается как процесс равноправного взаимовлияния и синтеза разных цивилизаций [6. С. 362-363, 365]. Это канонически-либеральное и идеализированное представление о глобализации, хотя
и признает наличие отдельных противоречий в ее развитии, не придает им значения структурных эффектов. Поэтому авторам не удается связать в единой системе представлений высказанные ими выводы относительно демократизирующих социальных тенденций глобализации в развитых обществах (возникновение «сетевого» общества, расширение границ среднего класса, высокая социальная мобильность, «распыление» рабочего класса и т. п.) и противоположной тенденции к углублению социального неравенства и росту маргинального слоя (так называемая «бразилификация») в ходе глобализации по-российски.
Г. К. Ашин считает, что глобализация вносит в традиционное понимание элиты новые оттенки. Помимо проекции отношений «элита - массы» на глобальный уровень, ведущей к появлению группы так называемых «элитных стран», в отдельных странах идет процесс «мондиализации» национальных элит - вхождения их в состав единой по своим антидемократическим устремлениям «мировой элиты». Проводя политику в духе рыночного фундаментализма, российская элита приобретает для себя «пропуск» в состав интегрированной мировой элиты, но приносит при этом в жертву интересы собственного общества. По мнению Г. К. Ашина, компрадорский, кланово-мафиозный характер российской элиты ведет к ее неспособности быть референтной группой общества, на которой лежит функция выработки ценностей, нравственных ориентиров, созидательной идеологии. Ее образ жизни может служить притягательным примером лишь для носителей дезориентированного, крайне индивидуалистичного и легко манипулируемого потребительского сознания. В этом отношении российская элита подлинной элитой, по большому счету, не является [7. С. 243-244].
Политолог М. Делягин считает, что российская элита не справилась со своими обязанностями перед обществом из-за «развращенности длительным грабежом и разрушением собственной страны» и «вызванного этой развращенностью цинизма», отсутствия идеалов и здорового энтузиазма. При выборе между национальными интересами и жаждой собственного обогащения российская элита на каждом шагу демонстрирует антипатриотическую позицию. Это, по мнению М. Делягина, ярко проявляется в использовании ею своих накоплений, которые питают не российскую экономику, а выводятся за рубеж, вкладываются в заграничную недвижимость, в валютные активы зарубежных транснациональных корпораций - экономических конкурентов России [8. С. 193].
Наиболее резкая оценка качеств современной российской элиты выражена в работах А. С. Панарина, который важнейшим показателем ее эгоистических устремлений считает формирование ею собственной глобализированной, прозападной «субкультуры» - жизненных стандартов, ценностей, предпочтений, менталитета. А. С. Панарин отмечает, что в России «элита действует и мыслит не как национальная, а как глобальная, связавшая свою судьбу не с собственным народом, а с престижной международной средой, куда она в обход своего народа стремится попасть». Отказываясь разделять с собственными народами их судьбу, элиты манифестируют свое право «свободно мигрировать из трудных в легкие, привилегированные пространства, из сфер, требующих напряженности и ответственности, в прекрасный новый мир, где царит легкость и безответственность». Взаимоотношения элиты и массы в современной России А. С. Па-нарин характеризует как инерционный процесс инволюции - снижения общих жизненных сил и ресурсов общества, поскольку экономическое и социальное поведение российской элиты объективно подрывает позиции России в системе глобального рынка. Речь в данном случае идет даже не о почве, порождающей девиации в среде элиты, а об общей глобальной девиации, выражающейся в полном разрыве интересов элит с общим социальным и моральным порядком тех обществ, в которых они функционируют [9. С. 54-57].
При этом, как отмечают многие авторы, современная элита, по мере завершения активной фазы складывания нового экономического и социального порядка, при-
обретает все более закрытый характер, инстинктивно следуя целям самосохранения и поддержания той громадной социальной дистанции, которая образовалась между нею и обществом. Это сопровождается стремлением элиты узурпировать в своих узкокорыстных интересах даже те тенденции глобального развития и те социальные институты, которые, как будто, создают основу для демократизации современного капитализма. В частности, в связи с постиндустриальной трансформацией современной глобализированной экономики во всем мире резко возрастает социальная и моральная ценность образования. Образование становится важнейшим средством «вертикальной» социальной мобильности и той сферой, в которой возможно осуществление самых амбициозных личных целей людей.
Источники
1. Туроу Л. Будущее капитализма. Как экономика сегодняшнего дня формирует мир завтрашний // Новая постиндустриальная волна на Западе : антология / под ред. В. Л. Иноземцева. М., 1999.
2. Альбер М. Капитализм против капитализма. СПб., 1998.
3. Becker G. S., Landes W. M. Essays in the Economics of Crime and Punishment. N. Y., 1974.
4. Делокаров К. Х., Демидов Ф. Д. Глобализация и проблема нелинейности цивилизационного развития // Глобализация и перспективы современной цивилизации. М., 2005.
5. Семенов В. Е. Российская полиментальность и тенденции ее развития // Социальные и ментальные тенденции современного российского общества. СПб., 2005.
6. Гаврилюк В. В. Социальная стратификация российского общества / под ред. З. Т. Голенковой. М., 2003.
7. Ашин Г. К. Элитология : учеб. пособие. М., 2005.
8. Делягин М. Глобальные требования к России // Наш современник. 2004. № 2.
9. Панарин А. С. Народ без элиты. М., 2006.
