CC BY
37Образование. Наука. Научные кадры. 2021. № 4. С. 46 — 54. Education. Science. Scientific personnel. 2021;(4):46 — 54.
ТЕОРЕТИКО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРАВОВЫЕ НАУКИ
Научная статья УДК 34.01
doi: 10.24411/2073-3305-2021-4-46-54
NIION: 2007-0062-4/21-007 MOSURED: 77/27-004-2021-04-207
Российские политические партии, общество и полиция в начале XX века
j
Сергей Александрович Лукьянов1, Александр Григорьевич Удодов2
1 Московский областной филиал Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, Руза, Россия, luk1959@rambler.ru
2 Московский финансово-промышленный университет «Синергия», Москва, Россия, jantagan@rambler.ru
Аннотация. В статье анализируется отношение российских политических партий и российского общества к политической и общей полиции в начале XX в. На основе ряда источников авторы показывают деятельность политической и общей полиции Российской империи в сфере борьбы с революционным движением, акцентируя внимание на приоритетных направлениях указанной деятельности. По мнению авторов, возложение на общую полицию функции борьбы с революционным движением привело к крайне негативным результатам. Это дискредитировало деятельность общей полиции по обеспечению общественного порядка и безопасности, борьбе с уголовной преступностью в глазах общества. В результате политическая и общая полиция Российской империи стала объектом информационной войны со стороны не только политических противников самодержавной монархии, но и либеральной общественности, что создало идеологическую почву для развязывания террора против полицейских служащих в годы Первой русской революции. Негативное отношение к полиции большинства политических фракций Государственной Думы и значительной части российского общества помешало своевременному реформированию полицейской системы империи, что стало одним из факторов крушения российской монархии.
Ключевые слова: полиция, политическая полиция, общая полиция, охранные отделения, политические партии, социал-демократы, социалисты-революционеры, конституционные демократы, Государственная Дума, террор
Для цитирования: Лукьянов С.А., Удодов А.Г. Российские политические партии, общество и полиция в начале XX века // Образование. Наука. Научные кадры. 2021. № 4. С. 46-54. 10.2441 1/2073-3305-2021-4-46-54.
Sergey A. Lukyanov1, Alexander G. Udodov2
1 Moscow Regional Branch of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot, Ruza, Russia, luk1959@rambler.ru
2 Moscow University of Finance and Industry "Synergy", Moscow, Russia, jantagan@rambler.ru
Abstract. The article analyzes the attitude of Russian political parties and Russian society towards the political and general police in the early 20th century. Based on a number of sources, authors show the activities of the political and general police of the Russian Empire in the fight against the revolutionary movement, focusing on the priorities of these activities. According to the authors, the joint police function of combating the revolutionary movement has led to extremely negative results. This discredited the work of the general police to ensure public order and security, to combat criminal crime in the eyes of society. As a result, the political and general police of the Russian Empire became the object of information warfare by not only political opponents of the autocratic monarchy, but also the liberal public,
© Лукьянов С.А., Удодов А.Г., 2021.
THEORETICAL AND HISTORICAL LEGAL SCIENCES
Original article
Russian political parties, society and the police in the early 20th century
which created an ideological ground for unleashing terror against police officers during the first Russian Revolution. Negative attitude towards the police of most political factions of the State Duma and a large part of Russian society prevented timely reform of the police system of the empire, which was one of the factors of the collapse of the Russian monarchy.
Keywords: police, political police, general police, security offices, political parties, social democrats, socialist revolutionaries, constitutional democrats, State Duma, terror
For citation: Lukyanov S.A., Udodov A.G. Russian political parties, society and the police in the early 20th century // Obrazovaniye. Nauka. Nauchnyye kadry = Education. Science. Scientific personnel. 2021;(4):46-54. (In Russ.). doi: 10.24411/2073-3305-2021-4-46-54.
Активизация революционного движения в Российской империи на рубеже XIX—XX вв. привела к формированию многочисленных политических партий и организаций. Первоначально сложился так называемый революционно-демократический лагерь, который был представлен Российской социал-демократической рабочей партией, партией социалистов-революционеров, националистическими партиями Польши и Литвы, народными социал-анархистами и т.д. Внутри этих организаций с самого начала их формирования шел интенсивный процесс дифференциации, образования различных по степени радикализма и методам политической борьбы течений. В последующем, в ходе Первой русской революции сформировался либерально-демократический лагерь, представленный партией конституционных демократов и Союзом 17 октября. В противовес оппозиционному к монархической власти политическому движению в тот же период возникли монархические партии в виде так называемых черносотенных союзов [8, с. 104—105].
Безусловно, вся деятельность полицейской системы Российской империи в данный период времени была нацелена как на решительную борьбу с наиболее радикальными революционными политическими организациями, так и на обеспечение жесткого контроля и надзора в отношении менее радикальных, но оппозиционно настроенных политических сил. Характерно, что учетные карточки лиц, оказавшихся под оперативным наблюдением охранных отделений, были разных цветов. Цвет карточек свидетельствовал о степени угрозы государственной безопасности: красные — социалистов-революционеров, синие — социал-демократов, зеленые — анархистов, белые — конституционных демократов и беспартийных, желтые — студентов [12, с. 66].
То, что социалисты-революционеры считались наиболее опасными для государственного строя представителями революционного движения, было вполне объяснимо. Верные традициям народовольцев, эсеры избрали индивидуальный террор одним из основных методов своей борьбы. Радикальная часть партии социалистов-
революционеров, представленная членами Боевой организации, осуществила ряд террористических актов, направленных против видных представителей власти: в апреле 1902 г. был убит министр внутренних дел Д.С. Сипягин, в июле 1904 г. — министр внутренних дел В.К. Плеве [11, с. 28].
Среди служащих политической полиции имелись и иные мнения по поводу организаций, представлявших наибольшую угрозу государственной безопасности. Например, начальник Особого отдела Департамента полиции МВД империи С.В. Зубатов был одним из немногих защитников самодержавной монархии, кто первым понял роль и значение формирующегося социал-демократического движения. По его мнению, протестное рабочее движение, являвшееся следствием не сдерживаемой и не контролируемой властью чудовищной эксплуатации со стороны буржуазии, рано или поздно должно было получить организационную и направляющую основу политического авангарда в лице социал-демократов. Несомненно, он видел угрозу и в партии социалистов-революционеров, особенно в ее террористическом крыле. Но при этом считал, что терроризм не является главной опасностью для существующего строя. Эту точку зрения он отразил в докладной записке, поданной 8 апреля 1898 г. московским обер-полицмейстером Д.Ф. Тре-повым великому князю Сергею Александровичу: «История революционного движения показала, что сил одной интеллигенции для борьбы с правительством недостаточно, даже в том случае, если они вооружаются взрывчатыми веществами. Революционеры — интеллигенты и организуемые ими кружки — сами по себе не страшны. Это штабы без армии. Страшны и опасны они становятся лишь тогда, когда им удается связаться с массами, опереться на них. В этом отношении особую опасность представляют социал-демократы, опирающиеся на рабочих... Пока революционер проповедует чистый социализм, с ним можно справиться одними репрессивными мерами, но когда он начинает эксплуатировать мелкие недочеты существующего законного порядка, одних репрессивных мер мало, а над-
лежит немедля вырвать из под его ног самую почву» [1, с. 234].
Очевидно, что C.B. Зубатов имел в виду не только революционеров, но и ту часть либеральной интеллигенции, которая стремилась при любом удобном случае использовать пороки и недостатки власти в целях нападок на правительство и достижения собственных политических интересов.
Попытка C.B. Зубатова реализовать свои идеи путем создания лояльно настроенных по отношению к власти рабочих организаций завершилась крахом. Его концепция «полицейского социализма» не была понята верховной властью, в результате чего C.B. Зубатов был вынужден уйти в отставку и в последующем покончил с собой. B определенной степени идеи C.B. Зубатова были обречены на провал, поскольку были непонятны даже его коллегам. Так, начальник Киевского губернского жандармского управления В.Д. Новицкий искренне считал C.B. Зубатова тайным агентом революционеров: «Его революционная партия далеко и очень еще далеко не знает всей его террористической деятельности, а когда узнает, то, безусловно, будет боготворить его как революционера и активного участника политического террора» [12, с. 62].
На самом же деле C.B. Зубатов предпринял попытку создания рабочей монархической партии. Завербованный им священник Георгий Гапон сформировал «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Петербурга», состоящее из сети рабочих кружков, охватывавших своим влиянием более 20 тыс. рабочих. В названии организации фигурировало слово «русских», поскольку цель ее создания заключалась «в возбуждении и укреплении в среде членов рабочего русского национального сознания» [1, с. 235—236]. В данном случае прослеживается попытка реализации идеи будущего организованного национально-монархического черносотенного движения, а члены монархических организаций подразумевались естественными союзниками полиции в борьбе с революционерами.
Но, как показало время, отношение к политической и общей полиции как «левых», так и «правых» политических сил и организаций оказалось далеко не в пользу полиции.
Об отношении в целом к полиции радикальной части революционного движения прекрасно свидетельствовало еще воззвание нечаевского общества «Народная расправа»: «Нужно ли говорить, что члены III Отделения и полиции вообще ... должны быть казнены самым мучительным образом и в числе самых первых» [2, с. 579].
Тогда эта крайняя точка зрения до поры до времени не поддерживалась в русском обществе. Но почва для того, чтобы она возобладала, постепенно подготавливалась. Противникам самодержавия нужен был только повод для взрыва этой насыщенной ненавистью к власти почвы. Поводом стала масштабная провокация 9 января 1905 г., а 27 января в широко распространенном воззвании скрывшегося за границей Г. Га-пона, после проклятий в адрес «зверя-царя», «шакалов-министров» и «собачьей своры чиновников» говорилось: «Министров, градоначальников, губернаторов, исправников, городовых, полицейских стражников, жандармов и шпионов, генералов и офицеров, приказывающих в вас стрелять — убивайте... Бомбы, динамит, все разрешаю. Уничтожайте ненавистную народу полицию» [10, с. 271].
Подобное обращение духовного лица, пропагандирующее отказ от соблюдения христианской заповеди «не убий», не могло не подействовать на умы. Впрочем, учитывая провокаторское прошлое Г. Гапона, можно предположить и провокаторское предназначение его воззвания. Но оно подействовало, и индивидуальный террор против представителей власти постепенно стал превращаться в террор массовый. Уже 4 февраля 1905 г. взрывом бомбы эсера-боевика Каляева в Москве был убит великий князь Сергей Александрович. Опасность покушения на Николая II была столь велика, а политическая полиция империи в этой ситуации оказалась столь бессильна, что император даже не смог приехать на похороны своего дяди [10, с. 271].
Массовый террор 1905—1907 гг. был направлен в первую очередь против полицейских служащих. Анархистами и эсерами создавались особые боевые группы для «нейтрализации полицейских и жандармов». Широко распространилось такое явление, как «снятие городовых с постов», т.е. их убийство в целях запугивания и завладения оружием. Прикрываясь революционной направленностью, создавались уголовные группировки, занимавшиеся разбоями и грабежами под видом «экспроприаций на нужды революции». В 1906 г. «Вестник Европы» писал: «Убивают полицмейстеров, приставов, городовых и убивают их ежедневно, повсеместно. Это стало настолько привычным явлением общественной жизни, что газеты уже не печатают полностью телеграммы с мест об убийствах полицейских, ограничиваясь краткими извлечениями из них» [3, с. 422].
Поскольку чины общей полиции в силу специфики службы постоянно находились на улицах
городов, то и потери среди полицейских значительно превышали потери жандармерии и войск. Это касалось как чинов наружной службы, так и сотрудников сыскной полиции.
Осенью 1905 г. четверо агентов Киевского сыскного отделения задерживали оказавшего вооруженное сопротивление опасного преступника. Сбежавшаяся толпа погромщиков убила преступника и двух агентов сыскного отделения. Преступление было раскрыто, участники убийства задержаны, но в ходе следствия никто из очевидцев не согласился дать показаний, а явившиеся в военный суд, рассматривавший данное дело, некие «свидетели» заявили об алиби подсудимых и все обвиняемые избежали наказания [15, с. 65, 68].
Важно отметить, что зачастую террористами и уголовниками, выступавшими под видом революционеров, целенаправленно уничтожались наиболее опасные для них чиновники сыскной полиции. Так, 18 января 1907 г. в Варшаве группа бандитов встретила выходившего из бани заведующего агентурной частью сыскного отделения Грина и по команде расстреляла его [15, с. 65].
Мишенью террористов были, разумеется, и служащие политической полиции. Во время декабрьского вооруженного восстания в Москве боевики-эсеры ворвались в квартиру начальника охранного отделения Войлошникова и расстреляли его, несмотря на мольбы детей [10, с. 333]. Известно, что во время «охоты» на великого князя Сергея Александровича, террорист Каляев не стал метать бомбу в карету, где в тот момент, кроме него, находились жена и дети. Товарищи по Боевой организации не стали за это осуждать Каляева, лишь поручив в другой раз довести дело до конца. В случае с начальником московского охранного отделения такие «сантименты» террористам показались неуместными.
Любое действие властей получало ответ со стороны радикальных революционных группировок. В феврале 1906 г. смертельно ранившая на вокзале Тамбова советника губернского правления Луженовского эсерка М. Спиридонова в ходе следствия заявила, что в тюрьме была изнасилована двумя жандармскими офицерами. Проведенным расследованием данный факт не подтвердился, и сама Спиридонова во время судебного разбирательства о нем не заявляла. Однако в течение ближайших месяцев оба офицера, на которых указала Спиридонова, были убиты неизвестными [10, с. 336].
Революционный террор имел серьезные последствия в части дезорганизации деятельности полицейских органов и деморализации полицейских служащих. А.Ю. Шаламов указывает, что
многие сотрудники сыскной полиции в таких условиях утратили прежнюю отвагу и самоотверженность, стремились уйти с опасной службы, а уровень служебной дисциплины среди сотрудников резко снизился. В результате многие подразделения сыскной полиции были фактически расформированы, что негативно повлияло на криминальную ситуацию в ряде регионов [15, с. 69].
Тяжелейшую ситуацию в деятельности полиции усугубляла сложившаяся общественная атмосфера. Начальник Киевского сыскного отделения писал: «В обществе выработался особый неправильный взгляд на функции органов полиции, доходящий до антагонизма и полного презрения полиции» [15, с. 69].
Это негативное отношение к полиции стало массовым и повсеместным. Не только, как ранее, либеральная и фрондирующая часть российского общества с пониманием относилась к террору против полицейских служащих, но и «народная масса» вполне поддерживала наиболее экстремистские методы радикального революционного крыла. Например, оппозиционно настроенный к власти В.Г. Короленко в конкретной ситуации выступил в роли подстрекателя террора. В начале 1906 г. во время крестьянских волнений в селе Сорочинцы Полтавской губернии был убит полицейский стражник. Прибывший на место судебный следователь Филонов приказал крестьянам села встать на колени и покаяться в убийстве. Это вызвало крайнее возмущение В.Г. Короленко, который в местной газете «Полтавщина» красочно описал случившееся. Через несколько дней Филонов был убит, и В.Г. Короленко пришлось извиняться за свое «вмешательство», тяжкие последствия которого он «не мог ни желать, ни предвидеть» [10, с. 336].
Близорукая и крайне деструктивная позиция именующей себя «авангардом свободы» части общества по отношению к вопросу о терроризме, наиболее ярко проявилась во время заседания Государственной Думы первого созыва 4 мая 1906 г. Накануне, 1 мая, в Санкт-Петербурге террористами был убит начальник порта адмирал Кузьмич, из провинции продолжали поступать телеграммы об убийствах полицейских. В депутатских прениях по вопросу о всеобщей амнистии депутат М.А. Стахович предложил подать адрес императору со словами о том, что Государственная Дума осуждает политические убийства. Это вызвало бурю возмущения не только левых фракций, но и конституционных демократов. Депутат Шраг заявил, что считает казненных и осужденных террористов «народными героями», «народными жертвами за его свободу и великими страдальцами». М.А. Стахович попытался привести ста-
тистические сведения: с начала 1906 г. по приговорам судов было казнено около 90 лиц, обвиненных в совершении политических убийств, одновременно за этот период террористами было убито 288 и ранено 338 представителей власти, в основном — рядовых полицейских. На это с депутатских скамей левых фракций и с балконов для публики раздались крики «Мало!» [10, с. 352—353].
Победа правового нигилизма в российском обществе в 1905—1907 гг. свидетельствовала о неспособности государственной власти решать проблемы в социально-политической жизни и организовать эффективное противодействие возникающим угрозам государственной и общественной безопасности.
Длительное время объектом нападок со стороны прессы и общественных деятелей была общая полиция. Политическую полицию империи даже весьма резко настроенная против власти часть либералов старалась не задевать. Во время революционных событий Первой революции и это «табу» было снято.
Главный герой вышедшей в 1908 г. повести А.М. Горького «Жизнь ненужного человека» сирота Евсей Климкин волею судьбы оказался на филерской службе охранного отделения. «Буревестник революции» ярко описал омерзительный облик филеров: «Все они любили азартные игры, их, как детей, занимали фокусы с картами, и они завидовали ловкости шулеров. С завистью сообщали друг другу о кутежах начальства, подробно описывали телосложение знакомых распутниц и жарко спорили о разных приемах половых сношений. Большинство были холостые, почти все молоды, и для каждого женщина являлась чем-то вроде водки, — она успокаивала, усыпляла, с нею отдыхали от тревог собачьей службы. Почти каждый имел в кармане неприличные фотографии, их рассматривали и при этом говорили пакости, возбуждавшие у Евсея острое, опьяняющее любопытство, а иногда — неверие и тошноту. Он знал, что некоторые из них занимаются мужеложством, очень многие заражены секретными болезнями и все обильно пили, мешая водку с пивом, пиво с коньяком, всегда стремясь опьянеть возможно скорее. Только немногие вкладывали в свою службу охотницкий задор, хвастались ловкостью и рисовали себя героями; большинство делало свое дело скучно, казенно» [4, с. 56—57]. После прочтения этих строк у любого человека должна была возникнуть мысль, что только такие растленные типы могли защищать прогнивший монархичес-
кий режим. А следом могла родиться и мысль о том, что уничтожение подобных «мизераблей» не столь уж и великий грех.
Первый пролетарский писатель издал свою повесть в момент, когда Первая русская революция потерпела крах. Ранее активно приветствовавшая революцию часть общества разочаровалась в ней, другая часть рассчитывала на реванш. С.С. Ольденбург так писал о подобных настроениях: «Когда революционное движение потерпело крах, когда «начальство вернулось» и жизнь вошла опять в колею, русское общество также вернулось к своей обычной роли, и принялось жалеть побежденных революционеров и страстно возмущаться действиями власти» [10, с. 336].
Но на новом этапе социально-политической жизни России у противников власти появились и новые возможности. Если ранее возмущаться действиями той же полиции можно было дома и почти шепотом, а потом — печатным словом и в благородных собраниях, то теперь критика полиции постоянно раздавалась с трибуны Государственной Думы. И это была уже не просто критика, а возможность реально влиять на положение дел в полиции. Но, как и ранее, видевшие в полиции врага представители российского общества не желали изменения положения этих дел в лучшую сторону. Они продолжали действовать по принципу «чем хуже — тем лучше».
Показательной в этом плане была ситуация, сложившаяся вокруг законопроекта о создании единой системы органов уголовного сыска. После бесконечных согласований и внесения дополнительных поправок в комиссии Государственной Думы по судебным реформам законопроект «Об организации сыскной части в империи» все же поступил на обсуждение в парламент. Но его обсуждение на заседании Государственной Думы 20 июня 1908 г. превратилось в бурную политическую дискуссию, порой перераставшую в бессмысленный набор демагогических пропагандистских заявлений. Против принятия законопроекта выступили фракции социал-демократов и трудовиков. Фракция кадетов в целом поддержала эту позицию. За принятие законопроекта все же выступили октябристы и представители «правого» большинства. В конечном итоге законопроект был принят 23 июня (6 июля) 1908 г. без каких-либо существенных поправок, поскольку депутатами они практически и не вносились [15, с. 95—104].
По мнению Т.Л. Матиенко, значение Закона «Об организации сыскной части в империи» от 6 июля 1908 г. состояло в том, что он укрепил юридические основы дальнейшей специализации
деятельности органов полиции. С его принятием на законодательном уровне был сделан первый шаг к формально-юридическому выделению розыскной деятельности по уголовным преступлениям в самостоятельную функцию органов общей полиции [9, с. 148].
Большинство же предложений Министерства внутренних дел о реформировании полиции, усовершенствовании ее структуры и повышении ее материально-финансового обеспечения блокировались оппозиционным большинством парламента. Например, на протяжении нескольких лет подряд с 1909 г. Государственная Дума усилиями депутатов левых партий при поддержке конституционных демократов систематически проваливала первоначальные бюджеты МВД. Это делалось на фоне обвинений министерства в постоянном полицейском произволе и в осуществлении политики, «угрожающей общественной безопасности» [2, с. 582].
Необходимо указать, что для таких серьезных обвинений были определенные основания. В послереволюционные годы разразился ряд скандалов, связанных с деятельностью полиции. В 1907—1909 гг. сенатской ревизией в Москве были выявлены многочисленные факты казнокрадства, хищений, взяточничества и иных преступлений, совершенных чиновниками московского градоначальства. Возникло так называемое дело Рейнбота, по которому в качестве главного обвиняемого был привлечен московский градоначальник генерал-майор A.A. Рейнбот. По результатам судебного разбирательства в особом присутствии Сената 17 мая 1911 г. A.A. Рейнбот и его помощник по полиции В.А. Короткой были приговорены к лишению всех прав состояния и заключению в арестантские роты сроком на один год. Однако император Николай II в июне того же года помиловал обоих, освободив от отбытия наказания [15, с. 72—77].
Закономерным результатом «рейнботовщины» было то, что, несмотря на повышение окладов чинов Московской сыскной полиции, увеличения ее штатов и наличие сотрудников, имевших большой опыт уголовного сыска, преступность в Москве росла, а эффективность сыскной работы оставалась крайне низкой. В 1907 г. в городе произошло 244 грабежа и покушения на грабеж, из которых было раскрыто лишь восемь. Из 117 совершенных вооруженных ограблений раскрыто 34, из 36 поджогов — два, из 4743 краж — 263 [15, с. 83].
Назначенный на должность начальника Московской сыскной полиции А.Ф. Кошко был вынужден заново создавать вверенное ему подразделение [6, с. 153].
Необходимо учитывать, что на эффективность деятельности политической полиции часто оказывали влияние и постоянные интриги внутри Департамента полиции, и порочная кадровая политика, осуществлявшаяся правящей властью. Так, энергичный и талантливый руководитель Департамента полиции A.A. Лопухин, фактически создавший новую систему политического сыска, был отправлен в отставку после убийства террористами великого князя Сергея Александровича в феврале 1906 г. В сложившейся ситуации A.A. Лопухин был избран в качестве «козла отпущения». В результате его отставки в руководстве политической полиции была проведена кадровая рокировка, негативно отразившаяся на деятельности заграничной агентуры Департамента полиции. В ответ на это в 1909 г. A.A. Лопухин умышленно произвел «утечку» секретной информации, касающейся провокаторской деятельности Е. Aзефа, передав эти сведения эмигранту-издателю В.Л. Буркину. Разгорелся скандал, который в значительной степени повлиял на авторитет тайной полиции и вызвал определенную растерянность среди ее сотрудников [7, с. 137, 143—144]. С другой стороны, после изобличения Е. Aзефа, в партии социалистов-революционеров произошел раскол, один из ее активных лидеров Б. Савинков на время самоустранился от революционной деятельности [1, с. 225].
Aналогичной была и ситуация с делом Богданова-Малиновского. Р.В. Малиновский (кличка «Портной») являлся высокооплачиваемым агентом «охранки» и проник в ближайшее окружение В.И. Ленина. С помощью Департамента полиции он был избран депутатом IV Государственной Думы [1, с. 226]. Р.В. Малиновский был основным и ценнейшим источником информации о деятельности большевистского крыла РСДРП. Но его резкие выступления в Государственной Думе вызвали возмущение товарища министра внутренних дел и командира Отдельного корпуса жандармов В.Ф. Джунковского, который проинформировал председателя парламента М.В. Род-зянко о провокаторской деятельности Р.В. Малиновского. Этот поступок руководителя политической полиции империи нельзя считать правильным с профессиональной точки зрения. Р.В. Малиновский был вынужден бежать из страны, его разоблачение стало серьезным ударом по авторитету большевистского крыла социал-демократов. Оценивая данный факт, С.С. Ольденбург писал: «Ленин долго отказывался признать, что Малиновский был агентом полиции; «Правда» объясняла его уход нервным переутомлением и порицала его за недостаток выдержки. Меньше-
вики, наоборот, злорадствовали. С этого момента правительство утратило свой главный источник осведомления о внутренних делах партии большевиков» [10, с. 521].
На авторитете полицейских органов крайне негативно сказалось дело Бейлиса, когда и политическая и общая полиция оказались вовлеченными в устраиваемые различными политическими силами грязные игры и интриги. Убийство в Киеве в марте 1911 г. подроста Ющинско-го было использовано черносотенными политическими кругами для обвинения евреев в совершении ритуального преступления. Расследование преступления осуществлялось Киевской судебной палатой, часть служащих которой, включая прокурора Чаплинского, сразу заняли антисемитскую позицию и начали отрабатывать ритуальную версию убийства, якобы совершенного работником кирпичного завода Менделем Бей-лисом [10, с. 485—486]. Но еще в марте 1911 г. чины Киевской сыскной полиции арестовали по подозрению в совершении убийства мать, отчима и дядю подростка. Сотрудники Киевской сыскной полиции не верили в ритуальный характер убийства и отрабатывали иные версии. В ходе этого они вышли на шайку уголовников, возглавляемую женой почтового чиновника В. Чеберяко-вой. Однако прибывшая в Киев комиссия Министерства внутренних дел настаивала на расследовании именно ритуальной версии. В отношении нескольких сотрудников уголовного сыска, отказывающихся верить в предлагаемую версию, возбудили уголовное дело по обвинению в фальсификации доказательств. На следователя по особо важным делам окружного суда В.И. Фененко, который вел дело, был оказан сильнейший нажим и материалы дела с доказательствами виновности М. Бейлиса он направил в суд» [15, с. 169—175].
Однако при повторном судебном разбирательстве М. Бейлис был оправдан.
Одновременно с рассмотрением дела М. Бей-лиса в Киевском окружном суде шло разбирательство по делу сотрудников сыскной полиции, которые обвинялись в противодействии разработки ритуальной версии убийства Ющинского. В ноябре 1912 г. все четверо сыщиков были оправданы, но приговор опротестовал товарищ прокурора судебной палаты и весной 1913 г. приговором Харьковского окружного суда трое из четверых сотрудников уголовного сыска были осуждены к отправке в арестантские отделения [15, с. 175—176].
Дело Бейлиса вызвало широкий общественный резонанс не только в России, но и за рубе-
жом, вызвав громкий политический скандал. Непосредственный участник процесса чиновник особых поручений при Департаменте полиции П.Н. Любимов в своем окончательном отчете о процессе писал: «Процесс Бейлиса — это полицейская Цусима, которую никогда не простят» [14, с. 245]. Словосочетание «полицейская Цусима» в обществе сразу приобрело популярность. Министерство юстиции и Министерство внутренних дел империи были скомпрометированы. Дело Бейлиса ассоциировалось с поражением всей полицейской системы Российской империи.
По стране прокатилась спровоцированная черносотенными организациями кампания «изобличения» полицейских служащих нерусского происхождения и не принадлежащих к православному исповеданию. «Полицейские-инородцы» обвинялись в «угнетении православных людей». Как правильно отметил А.Ю. Шаламов, дело Бейлиса скорее было не «полицейской Цусимой», а «полицейским Порт-Артуром» [15, с. 175—176].
Полиция в который раз оказалась в положении между «молотом и наковальней». Преданную собственным начальством и окруженную со всех сторон ненавистниками, ее «клевали и справа и слева».
Апофеозом борьбы политических партий с полицейской системой Российской империи можно считать провал реформы полиции. Проект П. А. Столыпина заключался в объединении общей полиции с жандармерией и осуществлении полицейской деятельности на основе единого Устава, четко определяющего права и обязанности полиции. По сути, предлагалось создание единой жестко централизованной полицейской системы во главе с органом, главной функцией которого было бы обеспечение государственной, общественной и личной безопасности подданных. Несомненно, реализация проекта позволила бы в значительной степени повысить эффективность деятельности полицейской системы. Но проект не был реализован, поскольку Государственная Дума усилиями оппозиционных фракций заблокировала вопрос о финансировании реформы полиции. «Продавить» вопрос о реформе полиции было фактически некому, так как после гибели П.А. Столыпина руководство Министерства внутренних дел не отличалось достаточной активностью в отстаивании интересов ведомства. В условиях разворачивающейся «министерской чехарды» оно было в большей степени занято вопросами сохранения своих кресел. Во многом неудачной попытке реформирования полиции способствовало и то, что местная администрация в лице губернаторов не была в ней заинтересована, опасаясь ущемления своих властных полномочий [2, с. 342—343].
Нет ничего удивительного в том, что и в последующем негативное отношение практически всех политических партий, социальных слоев и групп российского общества к полиции сохранялось и в определенные моменты усиливалось. Первая мировая война с ее неизбежными для большей части населения тяготами и лишениями стала именно таким моментом.
События февраля 1917 г. ясно показали, что политическая и общая полиция Российской империи в той ситуации оказались парализованы и не сумели выполнить свою функцию защиты монархии.
Принявший отречение из рук Николая II будущий идеолог Белого движения В.В. Шульгин писал: «Дума обратилась в громадный участок... С той только разницей, что раньше в участок таскали городовые, а теперь тащат городовых. Многих убили — «фараонов». Большинство приволокли сюда, остальные прибежали сами, прослышав, что Государственная Дума не проливает крови». Жалкие это городовые — сил нет на них смотреть! В штатском, переодетые, испуганные, похожие на мелких лавочников, которых обидели, стоят громадной очередью, которая выходит во внутренний двор Думы и там закручивается. Они ждут очереди быть арестованными, но, говорят, некоторые герои до сих пор сражаются. Отдельные сидят на крышах с механическими ружьями и отстреливаются. Не разберешь, кто их туда послал, и даже были ли они там» [13, с. 42].
Г.М. Катков в своем исследовании «Февральская революция» писал: «Временное правительство создало несколько комиссий, чтобы выяснить, какую роль полиция играла в февральских боях. Впоследствии историки анализировали все имеющиеся данные, но не установили ни одного случая, чтобы полицейские, сидя на крышах, обстреливали толпу из пулеметов. Тем не менее, легенда о «протопоповских пулеметах» сыграла роль в озлоблении против полиции и в провоцировании эксцессов, в которых было убито большое число офицеров и нижних полицейских чинов» [5, с. 287—288].
В критический момент существования монархической государственности царская полиция оказалась не в состоянии не только защитить монархию, но и саму себя. И это была трагедия рушившегося государственного строя.
В февральские дни 1917 г. лишь немногие думающие и трезво оценивающие происходящее люди осознавали всю глубину этой разворачивающейся на просторах огромной страны всероссийской трагедии. Но такие люди были и один из них писал: «Революция хороша лишь в кни-
гах, много позже, но не на улицах, когда она происходит. Тут грабили, громили магазины. На улицу вышли подонки, чернь и солдатня, потерявшие человеческий облик. Все искали, чем бы попользоваться, украсть, а то и просто ограбить. И на каждом углу демагогические речи. Просто какой-то понос речей с бесстыдным враньем, грязью, вонью, глупостью, злостью и безграничным хамством. Все худшие чувства вылились потоком наружу, как только исчез с угла городовой и появилась безнаказанность» [13, с. 42].
Список источников
1. Борисов A.B., Малыгин АЯ., Мулукаев P.C. Полиция Российской империи: монография. М.: ЮНИТИ-ДAНA: Закон и право, 2013.
2. Борисов A., Малыгин A., Мулукаев P. Три века российской полиции. М.: РИПОЛ классик, 2016.
3. Вестник Европы. Журнал истории, политики, литературы. СПб., 1906. № 9.
4. Горький М. Жизнь ненужного человека. Рассказы. М.: Правда, 1988.
5. Катков Г.М. Февральская революция: пер. с англ. Н. Aртамоновой, Н. Яценко. М.: Русский путь, 1997.
6. Кошко А.Ф. Очерки уголовного мира царской России. Воспоминания бывшего начальника Московской сыскной полиции и заведываю-щего всем уголовным розыском империи. М.: Столица, 1992.
7. Лубянка: Из истории отечественной контрразведки. Изд. 3-е, доп. / В.С. Христофоров, Я.Ф. Погоний, В.К. Виноградов и др. М.: Изд-во Главархива Москвы; ОAО «Московские учебники и Картолитография», 2007.
8. Лукьянов CA., Тарасова ИА. История России с древнейших времен до начала XXI века: учеб. пособие. Руза: Московский областной филиал Московского университета МВД России, 2012.
9. Матиенко Т.Л. История сыска России: учеб. пособие. М.: Московский университет МВД России имени В. Я. Кикотя, 2018.
10. Ольденбург C.C. Царствование императора Николая II / предисл. Ю.К. Мейера. СПб.: Петрополь, 1991.
11. Органы и войска МВД России. Краткий исторический очерк. М.: Объединенная редакция МВД России. 1996.
12. Полиция и милиция России (очерки истории) / сост. A^. Дугин, A.ß. Малыгин. М., 1993.
13. Пылев C.C. Духовно-нравственные и культурные основы деятельности полиции и милиции России (история и современность): монография. М., 2003.
14. Тагер АС. Царская Россия и дело Бейлиса. М.: ТЕРРА; «Книжная лавка — РТР», 1996.
15. Шаламов А.Ю. Российский «фараон»: Сыскная полиция Российской империи во второй половине XIX — начале XX в. / под ред. В.Л. Телицына. М.: Принципиум, 2013.
References
1. Borisov A.V., Malygin A.Ya., Mulukaev R.S. Police of the Russian Empire: monograph. M.: UNITY-DANA, 2013.
2. Borisov A., Malygin A., Mulukaev R. Three centuries of the Russian police. M.: RIPOL classic, 2016.
3. Bulletin of Europe. Journal of history, politics, literature. SPb., 1906. No. 9.
4. Gorky M. Life of an unnecessary person. Stories. M.: Pravda, 1988.
5. Katkov G.M. February Revolution: trans. from English N. Artamonova, N. Yatsenko. M.: Russian way, 1997.
6. Koshko A.F. Essays on the criminal world of tsarist Russia. Memoirs of the former head of the Moscow detective police and head of the entire criminal investigation department of the empire. M.: Stolitsa, 1992.
7. Lubyanka: From the history of Russian co-unterintelligence. Ed. 3rd, add. / V.S. Khris-toforov, J.F. Pogoniy, V.K. Vinogradov et al. M.: Publishing
house of the Moscow Main Archive; JSC "Moscow Textbooks and Carto-lithography", 2007.
8. Lukyanov S.A., Tarasova I.A. History of Russia from ancient times to the beginning of the XXI century: textbook. allowance. Ruza: Moscow Regional Branch of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2012.
9. Matienko T.L. History of the investigation of Russia: textbook. allowance. M.: Kikot Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2018.
10. Oldenburg S.S. The reign of Emperor Nicholas II / foreword. Yu.K. Meyer. SPb.: Petropol, 1991.
11. Bodies and troops of the Ministry of Internal Affairs of Russia. A brief historical sketch. M.: Joint edition of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 1996.
12. Police and militia of Russia (essays on history) / comp. A.N. Dugin, A.Ya. Malygin. M., 1993.
13. Pylev S.S. Spiritual, moral and cultural foundations of the activities of the police and militia of Russia (history and modernity): monograph. M., 2003.
14. Tager A.S. Tsarist Russia and the Beilis case. M.: TERRA; "Bookstore — RTR", 1996.
15. Shalamov A.Yu. Russian "Pharaoh": Detective police of the Russian Empire in the second half of the XIX — early XX century. / ed. V.L. Telitsyn. M.: Principium, 2013.
Информация об авторах
С.А. Лукьянов — доктор юридических наук, профессор кафедры государственных и гражданско-правовых дисциплин;
А.Г. Удодов — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры правового регулирования бизнеса и прикладной юриспруденции.
Вклад авторов: все авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Information about the authors
S.A. Lukyanov — doctor of law, professor of the Department of state and civil law disciplines;
A.G. Udodov — candidate of legal sciences, associate professor, associate professor of the Department
of legal regulation of business and applied jurisprudence.
Contribution of the authors: the authors contributed equally to this article. The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 01.11.2021; одобрена после рецензирования 01.12.2021; принята к публикации 07.12.2021.
The article was submitted 01.11.2021; approved after reviewing 01.12.2021; accepted for publication 07.12.2021.
