CC BY
83
Д.А. Бутырин
ЖАНДАРМЫ И ДЕПУТАТЫ: «ДЕЛО ПОДПОЛКОВНИКА ЗАВАРИЦКОГО» В СТЕНАХ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ И ВЛАДИВОСТОКСКОЙ КРЕПОСТИ (1909 год)
D. Butyrin
Gendarmes and Deputies: "Lieutenant-Colonel Zavaritskiy's Case" in the State Duma and the Fortress of Vladivostok
(1909)
Вынужденно принятый под угрозой революции, Манифест 17 октября 1905 г. превратил Россию в конституционную монархию. Рождение законодательной Государственной думы изменило процесс принятия законов. Политические и общественные деятели могли напрямую участвовать в работе законодательного механизма. Работа Думы, в частности - депутатские запросы, стала важным фактором политического развития России начала XX в., оказавшим влияние на многие сферы общественной жизни и на общественные настроения1.
Манипуляции с избирательным законодательством, осуществленные после государственного переворота 3 июня 1907 г., дали правительству Николая II относительно послушную III Государственную думу, в составе которой преобладали октябристы, националисты и монархисты. Но даже с этой Думой правительство не считалось. Глава правительства П.А. Столыпин считал непозволительной роскошью бесконечные дебаты депутатов. Излюбленным его оружием была 87-я статья Основных законов, предназначенная для принятия неотложных решений в период, когда Дума не работает. Во всех важнейших вопросах правительство ставило Думу перед свершившимся фактом либо заваливало ее маловажными делами.
Постоянный автор журнала «Вестник Европы» В.Д. Кузьмин-Караваев писал: «Государственная Дума обращается в законодательное учреждение для "малых" дел. Нужен в уездном городе лишний полицейский надзиратель или в лазарете лишняя повивальная бабка, основные законы получают неуклонное применение... То же самое пунктуально соблюдается в отношении ассигнования не предусмотренных сметой кредитов на тысячи, а случается, и на сотни рублей. Но как только вопрос касается прав населения, хотя бы желательная для исполнительной власти мера вызывала расход в миллионы, сложный законодательный порядок упрощается, и мера становятся нормой помимо ее рассмотрения в учреждениях, для того
существующих»2.
В результате за время работы III и IV Государственных дум было издано 612 законодательных актов, и 609 из них депутатам пришлось обсуждать задним числом, когда их одобрение или неодобрение уже не имело практического значения. Обсуждение депутатами вопроса по принятию чрезвычайных мер против революционеров 11 февраля 1909 г. не стало исключением.
В январе 1909 г. в прессе появились данные о провокаторской деятельности и сотрудничестве Е. Азефа с охранкой. Это событие вызвало острые дискуссии в Государственной думе, и 20 января в адрес министра внутренних дел П.А.Столыпина фракцией социал-демократов, поддержанной Трудовой группой (фракцией), и фракцией Партии народной свободы (кадетов) было внесено два запроса о провокации Азефа. Октябристы и правые отклонили спешность запросов, передав их в специально созданную думскую комиссию для подготовки доклада в десятидневный срок.
Доклад комиссии по «делу Азефа» и разъяснения Столыпина обсуждались в Думе 11 февраля.
В этот день социал-демократические фракции использовали обсуждение доклада комиссии для острой критики всего внутриполитического курса и выдвижения в адрес правительственных учреждений прямых обвинений в использовании нечистоплотных методов борьбы с революцией. В качестве одного из примеров, раскрывающих суть этих методов, было рассмотрено «дело» подполковника А.Д. Заварицкого, начальника Владивостокского охранного отделения. Ссылаясь на известные им факты и искажая фамилию жандарма (это ненамеренное искажение - Заварницкий - встречается во многих документах и материалах, в исторической литературе), выступающие депутаты доказывали, что провокация является основным методом работы правоохранительных органов: «Агенты охранных отделений и другие правительственные агенты учиняют убийства, грабежи, насилия, причем не просто совершают тяжкие, уголовные преступления, нет, а придают им маску террористических актов, совершаемых политическими партиями и отдельными лицами», с тем, чтобы создать «картину революции» и оправдать репрессивные меры и отсутствие обещанных реформ3.
Хотя Государственная дума имела ограниченные законодательные возможности, она стала трибуной, на которой обсуждались многие общественно значимые темы. Речи депутатов Государственной думы широко печатались в газетах. Правда, они печатались часто с сильными сокращениями, по цензурным соображениям, особенно там, где затрагивались местные интересы или упоминались местные чиновники. Поэтому во владивостокской прессе 1909 г. нельзя найти никаких публикаций о деятельности подполковника Заварицкого, хотя она имела самое непосредственное отношение к Владивостоку.
* * *
7 января 1909 г. ЦК Партии социалистов-революционеров предал гласности отчет по «делу Азефа». Это событие вызвало в российском обществе волну негодования, в газетах появились статьи, посвященные провокационному скандалу, смысл которых раскрывается в одной из публикаций владивостокской газеты «Дальний Восток»: «"Азефщина" - комедия! Революцией руководят тайные агенты полиции. Тут и медного гроша нельзя дать за любой из революционных комитетов. Чего же стоит освободительное движение, если оно было инсценировано тайными агентами?»4.
20 января 1909 г. в III Государственной думе было внесено два запроса о провокации Азефа и провокационной деятельности полиции в адрес министра внутренних дел П.А. Столыпина от фракции социал-демократов, поддержанный Трудовой группой (фракцией), и от фракции Партии народной свободы (кадетов). Депутатов волновал и тот факт, что в «деятельности департамента полиции и его органов видна выдержанная последовательно проводимая система политической провокации, что эта провокационная тактика угрожает безопасности и жизни частных лиц и вносит в общество глубокую деморализацию»5.
Обсуждаемый вопрос был очень щекотливым. Депутаты III Государственной думы слишком хорошо помнили, что случилось со II Думой. Весной 1907 г., когда в Думе был поднят вопрос, как «обуздать революцию в стране», среди депутатов не затихали горячие дискуссии и споры. Правительство потребовало осуждения революционного терроризма, но большинство депутатов отказались это сделать. 17 мая 1907 г. Дума проголосовала против «незаконных действий» полиции. Правительство решило объявить о ее роспуске, а поводом послужило обвинение депутатов в заговоре против императорской семьи. 1 июня П.А. Столыпин потребовал от Думы исключения 55-ти депутатов (социал-демократов) и лишения 16 из них парламентской неприкосновенности. Не дожидаясь ее решения, император Николай II объявил 3 июня о роспуске Думы и назначил созыв очередной Думы на 1 ноября 1907 г.6
Наученные горьким опытом своих предшественников, депутаты III Государственной думы решили действовать в рамках законности, избегая ненужных конфликтов с правительством, хотя опыт обсуждения подобных вопросов показал, что избежать их не получится. Осенью 1908 г. кадет В.А. Маклаков внес запрос о провокационной деятельности чиновников Виленского охранного отделения. Агенты «охранки» были уличены в подкупе солдат Пограничной стражи для обеспечения провоза революционной литературы. Вовлекая в противозаконную деятельность большое количество людей, агенты преследовали одну цель: «успешно» разоблачить очередную революционную организацию. 20 ноября 1908 г. в Думе было проведено
заседание, на котором провокация как метод деятельности сотрудников Виленского охранного отделения была осуждена парламентским большинством, при этом не обошлось без громких межпартийных споров7.
И вот 20 января 1909 г. от имени социал-демократической фракции выступал Иван Петрович Покровский, который, основываясь на документах Партии социалистов-революционеров по «делу Азефа», в своей речи заявил: «Правительство, использующее провокацию, оказывается в порочном кругу, так как провокация превращается для действующих агентов и служащих полиции в самоцель, в источник личного обогащения»8.
Во время выступления он напомнил присутствующему на заседании министру внутренних дел П.А. Столыпину о заседании 20 ноября 1908 г. и о данных тогда обещаниях: «.. .Вы пользуетесь такими приемами, которые вырождаются в преступные действия; вы обязались, заявивши, что у вас есть вся полнота власти, не допускать до наличности таких преступных последствий, - они тем не менее наступили, - потрудитесь за них отвечать»9.
Позицию социал-демократов и трудовиков поддержали кадеты Ф.И. Родичев, П.Н. Милюков, В.А. Маклаков и О.Я. Пергамент, который в своем выступлении отметил, что сведения, устанавливающие факт провокации, «колеблют основы уважения к власти, тревожат общественную мысль, отнимают у людей возможность веры в спокойное и законное существование»10.
Это заявление вызвало бурную дискуссию среди депутатов, после которой с подачи октябристов и правых было решено передать запросы в думскую комиссию по «делу Азефа» для подготовки доклада в десятидневный срок. Доклад комиссии был назначен на 11 февраля 1909 г.11
11 февраля 1909 г. темой дискуссии стала не только судьба Азефа, но и всего политического розыска: если не отказаться от провокации, к каким последствиям это может привести. Таврический дворец в день дискуссии был полон народу, в залах можно было увидеть не только министров и почти всех членов Государственного совета, но членов царской семьи и представителей иностранных держав.
Докладчик комиссии по «делу Азефа» Владимир Алексеевич Бобринский, монархист и лидер партии умеренно-правых, прочитал краткий и сжатый отчет по «делу Азефа», после чего заявил о том, что запрос социал-демократов отклонен на том основании, что он базируется на «рискованных и беспочвенных» обобщениях. «Даже если факты, приведенные в запросе, были бы доказаны, - заявил он, - то все же нельзя сделать тех заключений, которые ими сделаны - в сочувствии в преступлениях, в попустительстве или небрежности органов Правительства. Это доказывало бы только полную несостоятельность постановки дела розыска в Империи и необходимость его улучшить»12.
Затем выступил премьер-министр и министр внутренних дел П.А. Столыпин, речь которого свелась защите как Азефа, так и провокационных методов полиции. Он заверил депутатов, что «нет никаких данных для обвинения должностных лиц в каких-либо преступных или незакономерных деяниях» и революционные партии намеренно распускают «чудовищные, легендарные слухи о преступлениях Правительства»13.
После него выступил Владимир Иванович Дзюбинский, депутат от Тобольской губернии, товарищ председателя Трудовой группы, который до избрания депутатом III Думы более десятка лет прослужил в местных учреждениях Министерства финансов, в 1905 г. участвовал в революционном движении, много печатался в сибирских газетах. Резко раскритиковав речь Столыпина, депутат уличил того в попытке замять дело и защитить агента-провокатора. Он заявил, что если премьеру нужны доказательства виновности Азефа, на отсутствие которых тот сетует, то их долго искать не нужно: ими могут послужить и извещение ЦК Партии социал-революционеров, в котором подробно излагалась и описывалась революционная деятельность Азефа, и собственные письма Азефа. Но для этого необходимо проявить политически честное отношение к делу14.
Поднимая тему о провокационной деятельности полиции, депутат Дзюбинский с думской трибуны заметил, что, в отличие от Столыпина, он располагает уликами, достаточными, чтобы доказать правоту своих заявлений. «Провокаторство доходит до грандиозных размеров в настоящее время! - начал он свое очередное выступление в Думе, - Хочу занять ваше внимание одной из грандиозных провокаций, обнаруженной во Владивостоке в прошлом году, поведать о начальнике охранного отделения подполковнике Заварицком». Из зала донесся крик: «Это к делу не относится!», на что Дзюбинский ответил: «Это очень типичное дело: оно раскрывает картину тех приемов, которые всеобщи во всех наших охранных отделениях в той или другой степени, только более или менее. Мое сообщение основано на докладе генерал-майора Игнатьева, коменданта крепости во Владивостоке»15.
Анатолий Дмитриевич Заварицкий, о котором шла речь в докладе Дзюбинского, родился в 1865 г., окончил Александровский кадетский корпус, затем 1-е военное Павловское училище. Военную службу начал в 1886 г. в 28-м пехотном Полоцком полку, в 1891 г. был переведен в Отдельный корпус жандармов на должность адъютанта Финляндского жандармского управления, где началась его служебная карьера. В 1905 г., когда страну охватили революционные выступления, митинги и забастовки, Заварицкий был прикомандирован к Бакинскому губернскому жандармскому управлению, а 11 октября 1905 г. был назначен помощником начальника Бакинского губернского жандармского управления, где прослужил совсем недолго: 19 апреля 1907 г. подполковника перевели на должность на-
чальника Владивостокской крепостной жандармской команды. Его предшественник, подполковник Ю.М. Гириллович, возглавил только что организованное Департаментом полиции Владивостокское охранное отделение (подчинялось Восточно-Сибирскому районному охранному отделению). Создано оно было своевременно: социал-демократы активизировали свою деятельность, что привело к росту революционной пропаганды и нарушениям дисциплины в во-йсках16.
Городская полиция и «охранка» оказывали слабое противодействие членам революционных партий, которые устраивали конспиративные квартиры во Владивостоке и вели антиправительственную пропаганду среди рабочих порта, нижних чинов Владивостокского крепостного минного батальона и матросов судовых команд, так как рабочие принимались на работу в порт беспрепятственно17.
Военный губернатор Приморской области генерал Василий Егорович Флуг отправил Приамурскому генерал-губернатору генералу Павлу Федоровичу Унтербергеру доклад, в котором указал на причину неудовлетворительной работы политического розыска: «Ранее отпускалось 18 тысяч рублей в год, но этого недостаточно, так как охранному отделению не удалось до сих пор открыть ни одной тайной типографии во Владивостоке. Ввиду изложенного вновь ходатайствую об отпуске денежных средств, без которых борьба с подпольной деятельностью революционеров не может иметь успеха». Приамурский генерал-губернатор просьбу военного губернатора удовлетворил18.
Была еще и вторая причина: нехватка профессионалов политического розыска, способных возглавить работу тайной политической полиции, умеющих вести агентурную работу внутри революционных организаций. В рапорте Приамурскому генерал-губернатору и командующему войсками Приамурского военного округа генералу Унтербергеру комендант Владивостокской крепости генерал В.А. Ирман отметил, что в сложившейся ситуации есть виновные и они понесут наказание. «Малоспособная деятельность подполковника жандармского охранного отделения Гириловича не могла не только обуздать и обезвредить деятельность революционных элементов в городе и в порту наезжих и местных, - писал он, - но даже определить, и указать на существование ее. Заблаговременно открыть и арестовать пропагандистов-агитаторов оказалось невозможным для ведшего тайную разведку жандармского подполковника Гириловича вследствие его полной неспособности к этой роли»19.
В середине августа 1907 г., по распоряжению коменданта Владивостокской крепости генерала Ирмана, подполковник Гирилович был снят с должности начальника охранного отделения и место него был назначен Заварицкий, одновременно возглавивший охранное отделение и крепостную жандармскую команду20.
Свою деятельность подполковник Заварицкий начал с реоргани-
зации Владивостокского охранного отделения. Заметно вырос штат сотрудников. Помимо отдела наружного наблюдения и канцелярии, был создан агентурный отдел, в задачи которого входил сбор сведений о лицах, принадлежащих к революционным организациям. Заварицкий осознавал, что самая важная задача - пресечение революционной агитации в войсках - могла быть решена только с помощью тайных агентов, а их вербовка требовала осторожности и конспиративности. Для этой миссии требовались люди с либеральными взглядами или сочувствующие освободительному движению, так как зачастую сведения о том, что происходило в войсках, доставлялись лицами, «крайне невежественными и положительно не понимавшими ни сущности речей ораторов, ни общего настроения участников собрания»21.
Со временем Заварицким была создана в крепости тайная агентура, способная вести успешную работу. Так, владивостокская организация большевиков, развернувшая работу среди матросов и солдат, понесла ощутимый урон с арестом полицией агитатора Григория Шамизона и членов военной организации матросов М. Иванова, М. Морозова и В. Телятьева летом 1907 г. Выдал Шамизона провокатор матрос Дятлов22.
Но наладить работу «охранки» у Заварицкого не получилось: несмотря на донесения тайной агентуры, не удалось предотвратить выступлений рабочих Владивостокского порта и матросов Сибирской флотилии осенью 1907 г. Эти события ярко описаны в книге одного из первых исследователей революционного движения на Дальнем Востоке В.П. Голионко23, а также в работах современных дальневосточных авторов24.
Утром 16 октября в районе бухты Диомид минеры подняли восстание, в военном порту забастовали рабочие. Это выступление были подавлено. 17 октября революционно настроенные матросы захватили миноносцы «Скорый», «Сердитый», «Бодрый» и «Тревожный». «Сердитый» и «Тревожный» вскоре были освобождены от восставших, а миноносец «Скорый» открыл огонь по дому губернатора и другим административным зданиям, но был обстрелян миноносцами, сохранившими верность правительству. Войска подавили восстание. Все рабочие военного порта были уволены, а участники восстания арестованы25.
В тот же день Приамурский генерал-губернатор генерал Унтербергер получил срочную телеграмму Столыпина: «Прошу ваше высокопревосходительство принять самые энергичные меры к прекращению беспорядка, предупреждению дальнейших выступлений, пользуясь всею полнотою власти, предоставленной военным положением, которое в 12 ст. допускает принятие мер, даже совершенно исключительных, без применения к виновным в судебном порядке»26.
В силу обстоятельств комендант Владивостокской крепости
генерал Ирман особым распоряжением подчинил подполковнику Заварицкому, начальнику Владивостокского охранного отделения, портовую и городскую полицию для сохранения порядка. В городе было введено осадное положение27.
Сотрудники владивостокской полиции и охранного отделения выдворяли из города всех безработных и лиц, не имеющих паспортов. В короткие сроки был создан адресный стол при Владивостокском городском полицейском управлении. В порту начала работать комиссия для выработки правил приема рабочих, дающих гарантию их политической благонадежности. 20 октября порт возобновил работу. Был закрыт Народный дом, запрещены собрания и деятельность общественных организаций. Закрыто значительное число трактиров, пивных и лавочек28.
29 октября 1907 г. в подвале одного из домов по Суйфунской улице, близ полицейского управления, сотрудники полиции обнаружили склад бомб, о котором стало известно из донесений внедренных в революционное подполье агентов, которых курировал сам Заварицкий. Ими же была обнаружена секретная лаборатория в доме Кордеса на углу Светланской и Посьетской улиц, где, как установили эксперты, были изготовлены взрывные устройства. В тот же день в мастерских военного порта при проведении планового обыска были обнаружены нелегальная литература, оружие, переписка и печать «Главного комитета Владивостокской военной организации». Полицейские арестовали рабочих порта, подозреваемых в участии в беспорядках 16-17 октября и деятельности противоправительственной организации. Кроме того, они предотвратили попытку рабочих вывезти личные вещи с территории порта с целью «сокрытия важных улик» об их участии в бунте29.
Обыски и облавы полиции не были безуспешными: по подозрению в участии в революционной деятельности было задержано немало людей. Так, Борис Павлович Кларк, приехавший во Владивосток из Нагасаки, был арестован 5 ноября во Владивостоке подполковником Заварицким, которому уже было известна цель его прибытия. Агенты накануне особым рапортом оповестили начальника охранного отделения, что Борис Оржих, революционер, находившийся во Владивостоке в административной высылке и сбежавший осенью 1905 г. в Японию, закупил в Шанхае на 17 тыс. руб. оружие с боеприпасами и отдал распоряжение погрузить их в трюм нанятого парохода, следовавшего во Владивосток. Кларк должен был принять груз в городе, перегрузить на китайские шаланды и передать их революционным организациям. Для перехвата парохода с опасным грузом вечером 7 ноября военными властями был послан миноносец «Точный», на борту которого находился жандармский ротмистр А.А. Кареев с 12-ю стрелками 11-го полка. Но ночью в море разразился шторм, и команда была вынуждена вернуться30.
Началось следствие по делу о «беспорядках» под руководством
военного прокурора Приамурского военного окружного суда генерала Игнатьева31.
Комендант Владивостокской крепости генерал В.А. Ирман в своем рапорте Приамурскому генерал-губернатору и командующему войсками Приамурского военного округа генералу Унтербергеру писал: «По агентурным донесениям, революционеры очень злятся на моего главного помощника по раскрытию подпольной революционной атаки жандармского подполковника Заварицкого и горят местью. 13 ноября, около 9 часов вечера, китайцы в числе 6 человек, направляемые каким-то молодым, прилично одетым штатским, принесли к штабу крепости гроб и в запечатанном конверте смертный приговор главного комитета Владивостокской военной революционной организации, где говорилось, что гроб посылается в подарок, т.к. скоро понадобится подполковнику Заварицкому. 2 китайца были арестованы, гроб отправлен в местный лазарет. Производится об этой нахальной дерзости строгое дознание»32.
«За выдающуюся энергию, смелость и разумную деятельность» генерал Ирман телеграммой представил Заварицкого к производству в чин полковника, однако «за невыслугой срока в чине» тому был
«высочайше пожалован орден Святого Владимира 4-й степени»33.
* * *
6 января 1908 г. подполковник Заварицкий был снят с должности начальника Владивостокского охранного отделения и прикомандирован к Жандармско-полицейскому управлению Уссурийской железной дороги, а на его место был назначен ротмистр Илларион Евстигнеевич Хуциев34.
Спустя некоторое время Заварицкий был отстранен от занимаемой должности и арестован; на него было заведено уголовное дело. Под следствие он попал в ходе «чисток», проведенных директором департамента полиции Максимилианом Ивановичем Трусевичем. Подобные мероприятия всегда заканчивались отстранением от службы и увольнением сотрудников, которые, как показывали служебные расследования, строили свою деятельность исключительно с точки зрения материальных выгод и карьеры.
Очевидно, на стол директора Департамента полиции легли рапорты секретного агента Л.П. Раковского, которые объяснили не только рьяное желание подполковника Заварицкого служить на Дальнем Востоке, но и вскрыли детали его провокаторской деятельности в Баку. Там он сразу попал под наблюдение тайных агентов, как только стало ясно, что вопрос карьеры для него был первостепенным, а средства для достижения карьерных целей он готов выбирать любые. Л.П. Раковский вспоминал впоследствии: «В мае 1905 года по рекомендации известного М.И. Гуровича, занимавшего должность управляющего канцелярией помощника наместника по полицей-
ской части на Кавказе генерала Ширинкина, я был зачислен чиновником названной канцелярии и откомандирован в Баку, в распоряжение начальника Бакинского губернского жандармского управления для составления докладов о деятельности местных революционных организаций. В своих записках на имя генерала Ширинкина и М. Гуровича я неоднократно указывал на неблаговидные провокаторские приемы заведующего Бакинским охранным пунктом, подполковника А. Заварицкого»35.
В отношении Заварицкого в декабре 1905 г. было начато расследование. Он был отстранен от должности заведующего Бакинским охранным пунктом и на время следствия переведен в Сухуми. Не дожидаясь, пока следователям станет в полной мере известно о его провокационной деятельности, Заварицкий ходатайствовал перед директором Департамента полиции Эммануилом Ивановичем Вуичем о назначении его на Дальний Восток. Но не только желание скрыть следы своих должностных преступлений влекли на Дальний Восток подполковника: служба на далекой окраине гарантировала крупные оклады и служебные привилегии, могла утолить жажду легкой наживы, которой он был одержим. Вероятно, именно поэтому деятельность Заварицкого в 1907 г., столь кипучая и успешная, показалась директору Департамента полиции Трусевичу подозрительной. Совсем немного времени понадобилось начальнику охранного отделения на раскрытие дела, на которое у других сотрудников уходили месяцы кропотливой работы. Началось служебное расследование, в ходе которого следователи стали тщательно проверять каждый факт в деятельности начальника Владивостокского охранного отделения36.
Следователи, уже извещенные о провокационной деятельности подполковника, рассматривая документы следствия по событиям 17 октября 1907 г., стали искать нестыковки или неясности. Их внимание сразу привлекла история приказчика торгового дома «Чурин и Ко» Маколдина, который так и не признал свою вину, которую ему вменяли. Сразу же были допрошены все сотрудники отделения, участвующие в обыске и аресте Маколдина. Показалось также подозрительным поведение начальника сыскной полиции, когда следователи изъявили желание ознакомиться с делом, когда во время обысков были найдены бомбы. Следователи обратили внимание на примитивность изготовления бомб. После многочасовых допросов, арестов, очных ставок выяснилось, что «бомбисты» оказались агентами охранного отделения, действовавшими по приказу своего начальника Заварицкого. Следствие пришло к выводу, что Заварицкий во Владивостоке, как и когда-то в Баку, занимался провокаторской деятельностью, о чем было доложено директору Департамента полиции Трусевичу. Спустя годы Трусевич вспоминал: «Припоминаю даже одно дело во Владивостоке: там жандармский офицер был предан суду, по моему требованию, и осужден в ссылку. Я должен был
выдержать некоторую борьбу с корпусом жандармов и добился того, что Заварицкий был осужден»37.
Чем мотивировал себя Заварицкий, снова вступая на путь провокации во Владивостоке? Скорее всего, возможностью быстрого карьерного роста. Подходящий случай подвернулся подполковнику в октябре 1907 г., когда город сотрясали выступления матросов и рабочих порта.
За три дня до революционных событий, 14 октября 1907 г., состоялось экстренное совещание у коменданта Владивостокской крепости генерала Ирмана, на котором присутствовали полковник В.И. Жигалковский, командир Владивостокского крепостного минного батальона, военный губернатор генерал Флуг и подполковник Заварицкий. Начальник Владивостокского охранного отделения заявил, что в городе «усилился напор на войска революционной пропаганды». По его словам, из агентурных донесений стало известно, что 21 октября «предполагается активное выступление революционных элементов», о чем было решено 5 октября 1907 г. на собрании революционного подполья. Решение о восстании было принято после долгих споров под давлением некоего «Союза социалистов-революционеров максималистов», имевшего большее влияние на революционно настроенные воинские части, так как он представлял собой террористическое направление в эсеровской партии. Его лидерство усилилось летом 1907 г. в связи с разгромом Владивостокской социал-демократической военной организации и арестом ее руководителей. Лидеры «максималистов» решили использовать факт предания суду нижних чинов 1-й роты Владивостокского крепостного минного батальона как повод к возбуждению гарнизона крепости к вооруженному восстанию. Именно поэтому на собрании присутствовало 18 представителей от матросов (по одному представителю от каждого судна). Было решено «произвести вооруженное восстание» с целью «превратить весь край в республику, укрепить города, пограничные с Европейской Россией, и повести самостоятельную жизнь». Эти сведения, представленные Заварицким, и сложившуюся в городе ситуацию комендант Владивостокской крепости оценил так: «Несмотря на меры тщательного наблюдения и охраны, - в чем была заслуга нового начальника охранного отделения - время упущено»38.
Генерал Ирман в ходе совещания предположил, что если принять меры, то можно не опасаться погрома в городе: арест минеров 1-й роты Владивостокского крепостного минного батальона, предъявивших 31 мая начальству требования экономического характера, для населения был малоизвестным событием. Заварицкий высказал предположение о сложности поставленной задачи для своего отделения из-за малочисленности и неопытности его сотрудников. Тогда комендант поручил начальнику инженеров крепости полковнику Жигалковскому принять все меры для того, чтобы избежать «мяте-
жа в войсках»39.
Избежать революционных выступлений не получилось, поскольку полковник Жигалковский не предпринял каких-либо действий для его предотвращения, за что и был позднее смещен с занимаемой должности40.
Тем не менее, восстание было подавлено быстро. Но Заварицкому был невыгоден такой финал. Он желал дальнейшего развития событий, которые создали бы благодатную почву для его деятельности на благо карьеры. Он хорошо понимал: если врагов монархического образа правления не хватало, их требовалось создать. И здесь ему помог случай.
Во время восстания во Владивостокском крепостном минном батальоне в бухте Диомид, 16 октября 1907 г., был убит некто «Александр», проживавший во Владивостоке по подложному паспорту бывшего студента Юрьевского университета Топникова. Об этом человеке Заварицкий был прекрасно осведомлен еще в сентябре: «Александр» руководил «Владивостокской военной организацией», которая призывала к объединению нижних чинов частей гарнизона крепости и морских команд. Устав ее базировался на партийной программе «Союза социалистов-революционеров максималистов» и требовал от членов, помимо пропагандистской и агитационной работы, готовности к террористическим актам, подготовке побегов арестованных членов партии и многому другому41.
Информация об убийстве «Александра» была засекреченной, доступ к ней имело ограниченное число людей. Заварицкий понимал, что если вовремя предоставить улики, то все в городе поверят, что действительно существует «Главный комитет владивостокской военной организации», который намерен провести ряд терактов во Владивостоке, и который прекратит свое существование благодаря его, подполковника Заварицкого, неусыпным трудам. Для этого сложились оптимальные условия: лидер организации убит, его оставшиеся в живых соратники ушли в глубокое подполье, затаились, и вряд ли кто из начальства или служителей прокуратуры станет подвергать сомнению его решения и вникать в детали оперативно-розыскных мероприятий42.
Как описал в своей речи депутат Дзюбинский, жандарм Заварицкий уже «знал» тех людей, которым предстояло стать членами «Главного комитета владивостокской военной организации»: это были люди, сочувствующих освободительному движению, как правило, стоящие на учете полиции. Ими занимался отдел наружного наблюдения, которым руководил ротмистр Хуциев. В домах этих людей не раз производились обыски, в ходе которых у многих была найдена и нелегальная литература. План Заварицкого, по словам депутата, был таков: изготовить фальшивую печать «Главного комитета Владивостокской военной организации», отштамповать ею имеющуюся в отделении изъятую нелегальную литературу и подбра-
сывать ее во время различных обысков у заранее намеченных лиц. Подполковник был уверен, что арестованные будут отрицать предъявленные им обвинения, и давать разные показания. Но Заварицкий, исходя из опыта службы, знал, что слова арестованных мало что значили для судей, если есть улики и рапорты «своих» агентов, составленных задним числом на основе подложных данных43.
Чтобы придать следствию по делу «Главного комитета Владивостокской военной организации» значимости и публичности, Заварицкий, принял решение «революционизировать» обстановку в городе: «Приготовить несколько бомб, положить в каком-либо доме, затем составить задним числом агентурное донесение о готовящемся покушении на жизнь коменданта крепости, военного губернатора и его самого. В порядке проверки этого донесения в этом же месте предстояло найти бомбы и высказать свою деятельность по охране». По оценке депутата, этот сценарий был придуман им как на основе собственного опыта, так и не без помощи прессы: российские газеты часто рассказывали об арестованных, задержанных личностях с пистолетами в карманах или бомбами за пазухой, о раскрытых лабораториях, где создавались революционерами адские машины, о тайных типографиях, где печатались воззвания к свержению императора44.
Из речи Дзюбинского депутаты Думы узнали, что выполнить задуманную провокацию в короткий срок помогли Заварицкому некие секретный сотрудник Демьяненко, ротмистры Будаговский и Бадиров, согласившиеся на это за материальное вознаграждение.
Будаговский будто бы посетил доходный дом купца 1-й гильдии А.К. Купера, располагавшийся на улице Светланской, и заказал медную печать «Главного комитета Владивостокской военной организации. Так как в назначенный срок печать не была изготовлена, он заказал еще и другую - деревянную. Таким образом, имея в своем распоряжении две печати, подполковник Заварицкий в охранном отделении проштамповал фальшивыми печатями хранившуюся нелегальную литературу, изъятую во время обысков в порту и в городе. После событий 17 октября 1907 г. обыски в квартирах стали привычным событием в городе, а поводом могло послужить подозрение либо в хранении нелегальной литературы, либо в укрывательстве лиц, причастных к революционному движению. Этим и воспользовались агенты Заварицкого, которые действовали осторожно, но решительно45.
Обыватель Мироненко, проживающий в доме Циммермана по Корейской улице, попал в «список Заварицкого» после того, как агентами охранного отделения было установлено, что Мироненко приютил у себя в квартире весьма милую особу. В этом не было ничего противозаконного, но брат сожительницы был арестован за участие в Никольск-Уссурийской военной организации и привлечен к уголовной ответственности по ст. 102 Уголовного уложе-
ния. Этот факт стал причиной вызова Мироненко и его подруги в охранное отделение для допроса, в ходе которого допрашиваемые из благонамеренных верноподданных превращались в «неблагонадежных». Пока шел допрос, агент Будаговский, переодевшись в форму жандармского унтер-офицера, посетил опустевшую квартиру Мироненко и спрятал там нелегальную литературу, проштампованную подложными печатями. Мироненко вскоре был отпущен домой, но через некоторое время к нему явилась полиция с ордером на обыск, во время которого была найдена нелегальная литература. Объяснить наличие запрещенных прокламаций задержанный не смог. Во время дознания выяснилось, что хозяин квартиры оказался сотрудником газеты «Приморье», публиковавшимся под псевдонимом «Хроникер». Более того, он проживал во Владивостоке и занимался журналистской деятельностью, имея фальшивый паспорт на имя Ивана Дмитриевича Мироненко. Наконец, была установлена и его личность: Шмулер Мееров Гольдбрейх, уже привлекавшийся к суду за печать, редактирование распространение революционных прокламаций46.
По словам депутата Дзюбинского, приказчик торгового дома «Чурин и Ко» Маколдин очутился в «списке Заварицкого» по причине своей политической неблагонадежности, будучи стоящим на учете отдела наружного наблюдения как «сочувствующий». Его несколько раз вызывали в полицию, но до обысков и предъявления обвинения в участии в революционном движении дело не доходило. Но 23 октября 1907 г. прапорщиком Церпицким, прикомандированным к жандармской команде Владивостокской крепости, у приказчика был произведен обыск. Прапорщик предъявил Маколдину ордер, подписанный подполковником Заварицким, и объявил ему, что он подозревается в хранении и распространении нелегальной литературы. Во время обыска в квартире была найдена тетрадь со списком «нелегальной литературы». Доставленный в отделение Маколдин не смог объяснить следователям наличие тетрадки у себя дома. Кроме того, его очень удивил вопрос о знакомстве с Гольдбрейхом, о котором приказчик только на допросе слышал впервые в жизни. Несмотря на то, что Маколдин своей вины не признал, военно-полевой суд приговорил его к бессрочной каторге47.
Растерянность и недоумение приказчика мгновенно исчезли, если бы он узнал, что во время его отсутствия дома агент Будаговский в форме жандармского унтер-офицера произвел обыск, во время которого спрятал в квартире тетрадь с записью названий прокламаций, которые были изъяты у Гольдбрейха. Ее и обнаружил у приказчика ночью во время обыска прапорщик Церпицкий48.
Таким образом, если полагаться на достоверность сведений, полученных депутатом Дзюбинским из Владивостока, стараниями агентов количество арестованных по делу «Главного комитета военной организации» росло с каждым днем, а производство улик в кабинете
начальника охранного отделения - штамповка фальшивыми печатями изъятой нелегальной литературы - стало обычным времяпровождением для Будаговского и Заварицкого. В один из дней за этим занятием их застал неожиданный визит прокурора А.А. Хозяинова (вероятно, товарища прокурора Владивостокского окружного суда). Подполковник не растерялся: сопроводив Будаговского с печатями и нелегальной литературой в соседнюю комнату, он принял служителя прокуратуры в своем кабинете. В ходе разговора Заварицкий узнал о планируемом на 29 октября обыске в одном из помещений военного порта, где должна произойти конспиративная сходка рабочих. Хозяинов считал, что подозреваемые являются членами подпольной революционной организации, и назвал подполковнику фамилии и имена рабочих, которые, по его мнению, являлись руководителями. Подполковник, не задумываясь, решил воспользоваться удачным, по его мнению, моментом: с помощью подлога двух печатей можно было раскрыть целую революционную организацию. После ухода прокурора был составлен доклад Бадирова, в котором говорилось, что в ходе оперативной деятельности агентов охранного отделениями установлено, что рабочий военного порта Сергей Гаврюшин является одним из лидеров подпольной организации, целью которой, «по агентурным сведениям, было вооруженное военное восстание. При поддержке со стороны рабочих имелось в виду истребить офицеров и все власти, завладеть имуществами и капиталами казны и богатых людей и объявить Владивосток республикой. Для достижения этой цели велась усиленная устная и письменная пропаганда среди портовых рабочих, учащихся и нижних чинов гарнизона, усиленно заготовлялось оружие и заготовлялись взрывчатые вещества для совершения ряда террористических покушении на должностных лиц Владивостока»49.
Наконец пришло время самого важного провокационного спектакля, режиссером которого выступил Заварицкий: в ход пошли угрозы подрывов подложенных бомб. Подполковник удачно выбрал момент: 28 октября состоялись торжественные похороны убитых и умерших от ран при мятеже 17 октября верных долгу офицеров и матросов. Горожане были подавлены, в городе был введен комендантский час. Город снова вздрогнул 29 октября: в порту прошли массовые аресты, обезвредили взрывные устройства благодаря действиям Заварицкого. Накануне по приказу и за деньги подполковника агент Бадиров приобрел 10 фунтов пороха. Агент Будаговский на деньги из той же суммы заказал в лавке китайского поданного Маньгуна четыре жестяных оболочки в виде плоских четырехугольных коробок и приобрел две круглые. Также в аптеке он купил необходимые ему средства и единолично подготовил четыре бомбы. Две же он изготовил вместе с Заварицким. После этого агенты отвезли пять бомб, завернутых в два свертка, на Суйфунскую, 10 и спрятали их под лестницей, ведущей из нижнего этажа на верхний. Шестую
бомбу Будаговский подложил недалеко от крепостной гауптвахты. После того как при встрече агенты отрапортовали о своей работе, Будаговский, по предложению Заварицкого, написал тут же агентурное донесение. Шестая бомба, по показанию Бадирова, должна была подтвердить агентурное донесение Бадирова о готовившемся со стороны революционеров террористическом акте - подрыве здания гауптвахты с целью освобождения заключенных. После этого подполковник Заварицкий доложил о готовящихся терактах коменданту крепости. И в ту же ночь по проведенным обыскам было найдено пять бомб в доме № 10 по улице Суйфунской50.
29 октября, когда по указанию прокурора Хозяинова в порту началась проверка мастерских и других помещений порта, Бадиров, одетый в форму жандармского унтер-офицера, явился в военный порт, присоединился к обыску, в ходе которого в одном из помещений припрятал портфель, в котором были книги, антиправительственные прокламации и две печати. Портфель был найден сотрудниками охранного отделения. Этот список вошел в папку уголовного дела как доказательство существования в военном порту подпольной группы, занимавшейся революционной деятельностью. Рабочие порта были арестованы и доставлены в охранное отделение51.
Начались допросы и очные ставки. Невинные люди, ставшие жертвами провокации подполковника, были отправлены военно-полевым судом на каторгу или приговорены к смертной казни. Подполковник опасался, что его деяния станут известны: многих его коллег смущала быстрота, с какой была обнаружена и разгромлена революционная организация. И тогда он решил обратить себя в «жертву террора». Он написал письмо, где от имени «Главного комитета Владивостокской военной организации» излагал смертный приговор... самому себе. Для большего эффекта по его указанию агент Бадиров заказал гроб, куда поместил письмо, нанял китайских кули (носильщиков), и отправил эту «похоронную процессию» к штабу крепости. После небольшого переполоха все носильщики были арестованы. По городу прошла волна арестов. Старания подполковника не остались без вознаграждения52.
Все эти детали провокации подполковника стали известны общественности после долгой работы следователей.
* * *
В 1909 г. Владивостокский военно-окружной суд признал А.Д. Заварицкого виновным в злоупотреблениях служебным положением и ведении противоправной провокационной деятельности, в ходе которой пострадало 29 человек: семеро из них были казнены, трое осуждены в бессрочную каторгу, а остальные понесли более или менее тяжкие наказания. Он был лишен всех прав состояния и приговорен к 5-ти годам каторжных работ53.
Во Владивостоке была создана следственная комиссия Приамурского военно-окружного суда, которую возглавил прокурор Иван Иванович Игнатьев. Ее работу курировал лично военный губернатор Приморской области генерал Флуг. Комиссией были пересмотрены уголовные дела лиц, арестованных Заварицким. Так, дело приказчика торгового дома «Чурин и Ко» Маколдина было пересмотрено, и бессрочная каторга была заменена на «8 лет каторжных работ с лишением прав состояния»54.
Заварицкий, по словам премьер-министра Столыпина, стал первым жандармским офицером, понесшим уголовное наказание за провокационные действия. Он был опытным и решительным офицером на службе, но со своеобразным кодексом морали, который сформировался в условиях проживания в «полицейском государстве», где политическая полиция покрывала организаторов убийств общественных деятелей и полицейских, великого князя и министра внутренних дел. С одной стороны, влекомый жаждой наживы, он, заметая следы на своем преступном поприще, вставал на опасный путь провокации. С другой стороны, сама система толкала его на это, не позволяя в его служебной деятельности пресекать «преступные замыслы» на корню, а давая ему возможность «эффектно» раскрыться с непредсказуемыми кровавыми последствиями.
На февральском заседании Думы в 1909 г., во время обсуждения провокационных действий Заварицкого и ему подобных, депутат И.П. Покровский отметил, что провокация возможна там, где «где управление основывается на личном усмотрении, где царит разнузданный произвол отдельных администраторов». Но самая страшная беда, по его мнению, заключалась в том, что правительство защищало от нападок общественности, в том числе депутатов Государственной думы, институт «охранки», его идеологию и ключевой метод его работы - провокацию.
По словам депутата, к судебной ответственности по делу Заварицкого не были привлечены агенты-исполнители, поскольку сразу же после осуществления своего плана, подполковник «избавился» от своих соучастников. Так, судьбу секретного сотрудника И. Демьяненко помог решить случай. Осенью 1907 г. Демьяненко был внедрен во «Владивостокскую боевую социал-демократическую партию». В начале декабря он оповестил начальника Владивостокского охранного отделения о том, что к руководству партии обратилась Хабаровская группа партии социалистов-революционеров с очень деликатной просьбой. Дело заключалось в том, что с санкции Центрального комитета было решено осуществить экспроприацию золота, перевозимого с амурских приисков по Амуру в Благовещенск. Сумма ценного груза составила около 1 млн руб. Средства эти должны были пойти на устройство побегов членов партии, арестованных во Владивостоке и других городах Дальнего Востока. Совершить налет на обоз, который охранялся десятком
хорошо вооруженных казаков, было дело рискованным и дерзким. Хабаровские революционеры не были уверены в своих силах. После переговоров во Владивостоке было решено, что «Владивостокская боевая социал-демократическая партия» отправит в Хабаровск боевую группу55.
Заварицкий оповестил сразу же о готовящемся теракте коллег из Хабаровска, а также о том, что в отряде боевиков будет действовать агент И. Демьяненко. В назначенный день налета, сославшись на неотложные дела, агент отказался ехать в составе боевой группы, которая, прибыв на место предполагаемой засады, была арестована и передана суду. На судебном процессе Демьяненко фигурировал как «свидетель», дальнейшая его деятельность проходила в Хабаровске56.
Что касается другого соучастника, ротмистра Бадирова, то он, благодаря усилиям Заварицкого, был переведен на должность надзирателя Бакинского охранного пункта, где активно участвовал в провокаторской деятельности57.
Эти факты, озвученные коллегой с думской трибуны, вызвали негодование у многих депутатов. О.Я. Пергамент, кадет, депутат от Одессы, заявил: «Какое еще нужно доказательство, что провокаторы поощряются и пользуются покровительством, с легким сердцем выслушивают смертельный приговор, сходят со скамьи и идут опять на работу?» Депутаты предъявили правительству требование, которое высказал в своей речи Владимир Иванович Дзюбинский: «Министр внутренних дел сказал, что он сам блюдет за тем, чтобы эксцессов не было, он сам привлекает к ответственности представителей власти и полицейских чинов, когда они или провоцируют или совершают беззаконие. Да разве дело в том, чтобы привлечь одного полицмейстера, чтобы уволить по высочайшему повелению одного градоначальника? Ведь они, тем не менее, растут как грибы, одного уволили, завтра другой действует в большем размере, после завтра третий. Нужно судебное следствие, открытое и гласное. Но что говорит правительство, защищая провинившихся? Дайте документы, доказательства - тогда и начнем официальное расследование. Во всех случаях правительство находит повод усложнить привлечение виновных к ответственности. Но дело не в бумагах и уликах»58.
Депутат заявил, что есть возможность предъявить обвинение тем, кого заподозрили в «провокационных деяниях» даже в том случае, когда последними дела были сфабрикованы, а улики уничтожены. В качестве доказательства своей правоты он привел «дело Заварицкого»: «Это допрос свидетелей, которые живы, которые либо обвинялись в преступлении, либо содействовали по его раскрытию. Их можно опросить - и они дадут показания. Так, с помощи свидетелей и их показаний можно привлечь к наказанию чина полиции, отправить его в отставку или Сибирь»59.
В ходе обсуждения депутатами Думы провокаторского скандала
подчеркивалась необходимость реформирования всей системы политической полиции в России, которая имела множество полномочий: полицейско-осведомительных, следовательских, прокурорских и тюремных, и в силу этого не могла функционировать благополучно. Но сохранение властью в этой системе полицейской провокации рассматривалось думской оппозицией как необходимое средство для дальнейшего затягивания с проведением реформ. Поводя итоги, депутат И.П. Покровский во время своего очередного выступления заметил, что, если правительство не сможет отказаться от метода провокации для обоснования своей политики «каторги, пыток и виселиц», то это приведет к падению самодержавного политического режима в стране60.
Столыпин хотя и признал в ходе обсуждения, что такие «уродливые явления» как провокация и «шпионократия» имеют место в системе политического розыска, но, по его мнению, других эффективных методов для борьбы с революционным подпольем просто нет. Ссылаясь на то, что чем больше размах революции, тем жестче и беспощаднее должны быть меры по ее подавлению, он отметил несвоевременность ослабления карательных мер в борьбе с революцией. Но когда Столыпин осознал, что вопрос о необходимости реформирования системы полиции, активно обсуждавшийся в Думе, полностью обойти стороной не получится, он стал уверять думскую оппозицию: «Вся наша полицейская система, весь затрачиваемый труд и сила на борьбу с разъедающей язвой революции - конечно, не цель, а средство, средство дать возможность законодательствовать... И улучшить, смягчить нашу жизнь возможно не уничтожением кары, не облегчением возможности делать зло, а громадной внутренней работой»61.
Столыпина поддержали в своих выступлениях Пуришкевич, Бобринский, Замысловский, Марков. В итоге III Государственная дума 175-ю голосами против 167-ми осудила провокацию как метод борьбы с революционными силами. Но полноценной реформы, в которой так нуждалась система политического розыска, так и не последовало, что привело к новой волне произвола полицейских чинов и ряду политических убийств. Убийство в декабре 1909 г. начальника С.-Петербургского охранного отделения полковника С.Г. Карпова, а затем убийство самого П.А. Столыпина 1 сентября 1911 г. заставили многих участников обсуждения «дела Заварицкого» пересмотреть свое отношение к методам работы политической полиции.
* * *
15 октября 1911 г., на первом после летних каникул заседании Думы, посвященном памяти П.А. Столыпина, лидер фракции октябристов А.И. Гучков, в феврале 1909 г. поддержавший резолюцию Столыпина, не сдерживал негодования в адрес «охранки». В своей
речи он указал, что «террор тормозит реформы и дает оружие в руки реакции», он говорил о той «банде», которая, «копошась вокруг террора, существовала только соображениями карьеры и корыстными интересами». Он подчеркнул, наконец, что «при теперешнем положении охраны власть оказалась в плену у своих слуг»62.
Выступил в таком же духе в тот день и кадет Ф.И. Родичев: «Мы теперь видим, что совершающиеся политические убийства удаются только тогда, когда они изготовлены в охранке, когда там специализируются на убийствах должностных лиц»63.
Это заседание Думы, как отмечали журналисты, освещающие это событие, «явилось невольным отражением тех мыслей и чувств, которыми жило большинство русского общества со времени убийства 1-го сентября»64.
Обстоятельства гибели Карпова и Столыпина были настолько неблагоприятными для авторитета и репутации политической полиции империи, что власти предпочли отказаться от публичного суда над убийцами. Надеждам депутатов на гласность и открытость судебных заседаний, как и на проведение долгожданной реформы политического розыска, не суждено было сбыться. Слова депутата Покровского стали пророческими.
Примечания
1 Соловьев К.А. Механизмы взаимодействия исполнительной и представительной ветвей власти: 1906 - 1914 гг. // Российская история. 2009. N° 4. С. 60-76; Соловьев К.А. Законотворческий процесс и представительный строй в 1906 - 1911 гг. // Российская история. 2012. № 2. С. 37-51; Соловьев К.А. Взаимодействие Совета министров и представительных учреждений в годы Первой мировой войны // Российская история. 2014. № 5. С. 50-61.
2 Агапов В.Л. Перед катастрофой: Россия в Первой мировой войне 1914 - 1918 гг. в зеркале русского «толстого» журнала. Владивосток, 2014. С. 21.
3 Провокатор: Воспоминания и документы о разоблачении Азефа. Л., 1929. С.38-39.
4М.В. Нравственный крах революции // Дальний Восток (Владивосток). 1909. 10 марта.
5 Стенографические отчеты: Государственная дума, третий созыв, сессия вторая: Заседания 36 - 70 (с 20 января по 5 марта 1909 г.). СПб., 1909. Стб. 1367, 1368.
6 Соловьев К.А. Законодательная и исполнительная власть в России: Механизмы взаимодействия (1906 - 1914). М., 2011. С. 51; Соловьев К.А. Законотворческий процесс и представительный строй в 1906 - 1911 гг. // Российская история. 2012. № 2. С. 38-39.
7 Стенографические отчеты: Государственная дума, третий созыв, сессия вторая: Заседания 36 - 70: (с 20 января по 5 марта 1909 г.). Стб. 13761382.
8 Там же.
9 Там же.
10 Там же.
11 Там же.
12 Там же. Стб. 1429.
13 Там же. Стб. 1435.
14 Там же. Стб. 1459.
15 Там же.
16 Новик. Агитаторы в войсках // Дальний Восток. 1907. 19 июля.
17 Владивосток: Сборник исторических документов (1860 - 1907 гг.). Владивосток, 1960. С. 146.
18 Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ). Ф. 702. Оп. 3. Д. 199. Л. 244.
19 Владивосток: Сборник исторических документов (1860 - 1907 гг.). С. 147.
20 Там же.
21 Там же. С. 133-139.
22 РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 536. Л. 1.
23 Голионко В.П. Очерки революционного движения в Приморье (1900
- 1916 гг.). Хабаровск, 1940.
24 Авилов Р.С. На пути к революции - гарнизон Владивостокской крепости в 1905 г. // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. 2015. № 2 (46). С. 7-16.
25 Владивосток: Сборник исторических документов (1860 - 1907 гг.). С.143.
26 Голионко В.П. Очерки революционного движения в Приморье (1900
- 1916 гг.). Хабаровск, 1940. С. 52, 53.
27 РГИА ДВ. Ф. 87. Оп. 4. Д. 1676. Л. 23.
28 Унтербергер П.Ф. Приамурский край: 1906 - 1910 гг.: Очерк. СПб., 1912. С. 401.
29 Хроника // Дальний Восток. 1907. 31 окт.
30 Владивосток: Сборник исторических документов (1860 - 1907 гг.). С. 144-145.
31 Унтербергер П.Ф. Приамурский край: 1906 - 1910 гг.: Очерк. СПб., 1912. С. 401.
32 Владивосток: Сборник исторических документов (1860 - 1907 гг.). С. 144-145.
33 Там же.
34 Падение царского режима. Т. 3. Л., 1924. С. 21.
35 Секретные сотрудники и провокаторы: Сборник. М.; Л., 1927. С. 317
36 Там же.
37 Падение царского режима. Т. 3. С. 21.
38 Владивосток: Сборник исторических документов (1860 - 1907 гг.). С. 147-148.
39 Голионко В.П. Очерки революционного движения в Приморье (1900
- 1916 гг.). Хабаровск, 1940. С. 52, 53.
40 Владивосток: Сборник исторических документов (1860 - 1907 гг.). С.143.
41 Голионко В.П. Очерки революционного движения в Приморье (1900
- 1916 гг.). Хабаровск, 1940. С. 54.
42 Голионко В.П. Очерки революционного движения в Приморье (1900
- 1916 гг.). Хабаровск, 1940. С. 54.
43 Стенографические отчеты: Государственная дума, третий созыв, сессия вторая: Заседания 36 - 70 (с 20 января по 5 марта 1909 г.). Стб. 1463.
44 Там же.
45 Там же.
46 Владивосток: Сборник исторических документов (1860 - 1907 гг.). С. 179.
47 Стенографические отчеты: Государственная дума, третий созыв, сессия вторая: Заседания 36 - 70 (с 20 января по 5 марта 1909 г.). Стб. 1463.
48 Там же.
49 Владивосток: Сборник исторических документов (1860 - 1907 гг.). С. 179.
50 Стенографические отчеты: Государственная дума, третий созыв, сессия вторая: Заседания 36 - 70 (с 20 января по 5 марта 1909 г.). Стб. 1463.
51 Там же.
52 Там же.
53 Там же.
54 Падение царского режима. Т. 3. С. 21.
55 Политическая каторга и ссылка: Биографический справочник членов общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев. М., 1934. С. 556.
56 Там же.
57 Хроника // Русское слово (Москва). 1909. 2 окт.
58 Стенографические отчеты: Государственная дума, третий созыв, сессия вторая: Заседания 36 - 70 (с 20 января по 5 марта 1909 г.). Стб. 1459.
59 Там же.
60 Там же. Ст. 1385.
61 Стенографические отчеты: Государственная дума, третий созыв, сессия вторая: Заседания 36 - 70 (с 20 января по 5 марта 1909 г.). Стб. 1463.
62 В Государственной Думе // Новое время (С.-Петербург). 1911. 29 окт.
63 Стенографические отчеты: Государственная дума, третий созыв, сессия пятая. Заседания 1 - 41 (с 15 октября по 10 декабря 1911 г.). СПб., 1911. Стб. 48.
64 В Государственной Думе // Новое время. 1911. 29 окт.
Автор, аннотация, ключевые слова
Бутырин Дмитрий Александрович - кандидат культурологии, доцент Дальневосточного федерального университета (Владивосток)
www1979@mail.ru
В статье рассматривается служебная деятельность офицера тайной политической полиции Российской империи А.Д. Заварицкого. В 1909 г. его имя стало известно всей России как мастера провокации. Из карьерных побуждений он «создал» во Владивостоке революционную подпольную организацию, которую затем якобы раскрыл и ликвидировал. Военный суд вынес ему заслуженный приговор. При изучении и обсуждении «дела Азефа» депутаты III Государственной думы сделали два запроса и по «делу Заварицкого». Обсуждение доклада комиссии по «делу Азефа» и ответов П.А. Столыпина на запросы по «делу Заварицкого» думская оппозиция использовала для критики методов работы тайной политической полиции. Особенно резкой критике депутатов подверглась провокации как метод
борьбы с революционным подпольем, поскольку он создавал почву для полицейского произвола и фальсификаций, а также для распространения террора. В итоге III Государственная дума осудила провокации, организуемые тайной политической полицией против революционных организаций. Однако правительство отказалось от реформы системы политического розыска. Следствием этого стали новые политические убийства, в том числе и премьер-министра Столыпина.
Революция 1905-1907 гг., Государственная дума, Министерство внутренних дел, Департамент полиции, Отдельный корпус жандармов, губернское жандармское управление, охранное отделение, жандармский офицер, Приморская область, Владивосток, Владивостокская крепость, политическая полиция, террор, провокация, депутатский запрос, П.А. Столыпин, В.И. Дзюбинский, А.Д. Заварицкий
References
(Articles from Scientific Journals)
1. Avilov R.S. Na puti k revolyutsii - gamizon Vladivostokskoy kreposti v 1905 g. Sotsialnye i gumanitarnye nauki na Dalnem Vostoke, 2015, no. 2 (46), pp. 7-16.
2. Solovev K.A. Mekhanizmy vzaimodeystviya ispolnitelnoy i predstavitel-noy vetvey vlasti: 1906 - 1914 gg. Rossiyskaya istoriya, 2009, no. 4, pp. 60-76.
3. Solovev K.A. Zakonotvorcheskiy protsess i predstavitelnyy stroy v 1906
- 1911 gg. Rossiyskaya istoriya, 2012, no. 2, pp. 37-51.
4. Solovev K.A. Zakonotvorcheskiy protsess i predstavitelnyy stroy v 1906
- 1911 gg. Rossiyskaya istoriya, 2012, no. 2, pp. 38-39.
5. Solovev K.A. Vzaimodeystvie Soveta ministrov i predstavitelnykh uchrezhdeniy v gody Pervoy mirovoy voyny. Rossiyskaya istoriya, 2014, no. 5, pp. 50-61.
(Monographs)
6. Agapov V.L. Pered katastrofoy: Rossiya v Pervoy mirovoy voyne 1914
- 1918 gg. v zerkale russkogo "tolstogo" zhurnala [Before the Crash: Russia in the First World War of 1914 - 1918 in the Mirror of the Russian "Thick" Journal]. Vladivostok, 2014, p. 21.
7. Golionko V.P. Ocherki revolyutsionnogo dvizheniya v Primore (1900 -1916 gg.) [Essays on the Revolutionary Movement in Primorye (1910 - 1916)]. Khabarovsk, 1940, 97 p.
8. Golionko V.P. Ocherki revolyutsionnogo dvizheniya v Primore (1900 -1916 gg.) [Essays on the Revolutionary Movement in Primorye (1910 - 1916)]. Khabarovsk, 1940, pp. 52, 53.
9. Golionko V.P. Ocherki revolyutsionnogo dvizheniya v Primore (1900 -1916 gg.) [Essays on the Revolutionary Movement in Primorye (1910 - 1916)]. Khabarovsk, 1940, pp. 52, 53.
10. Golionko V.P. Ocherki revolyutsionnogo dvizheniya v Primore (1900 -1916 gg.) [Essays on the Revolutionary Movement in Primorye (1910 - 1916)]. Khabarovsk, 1940, p. 54.
11. Golionko V.P. Ocherki revolyutsionnogo dvizheniya v Primore (1900 -1916 gg.) [Essays on the Revolutionary Movement in Primorye (1910 - 1916)]. Khabarovsk, 1940, p. 54.
12. Solovev K.A. Zakonodatelnaya i ispolnitelnaya vlast v Rossii: Mekhanizmy vzaimodeystviya (1906 - 1914) [Legislative and Executive Power in Russia: The Mechanisms of Interaction (1906 - 1914)]. Moscow, 2011, p. 51.
Author, Abstract, Key words
Dmitriy A. Butyrin - Candidate of Cultural Sciences, Senior Lecturer, Far Eastern Federal University (Vladivostok, Russia)
www1979@mail.ru
The article examines the professional activity of A.D. Zavaritskiy, an officer of secret political police of the Russian Empire. In 1909 he became notorious throughout Russia as a master of provocation. For his career ambitions he 'initiated' an underground revolutionary organization which he later on exposed and eliminated. He was court-martialed and received a just verdict. As the 3rd State Duma discussed 'Azef's case' it also submitted two requests for information concerning 'Zavaritskiy's case'. The opposition in the 3rd State Duma used the debate following the Inquiry Commission's report on 'Azef's case' to criticize the methods of the secret political police. The sharpest criticism was directed against provocations as a means of combating the revolutionary underground movement. It was argued that was made for abuse, outrage and falsification on the part of the police as well as spread out terrorism. Consequently, the 3rd State Duma condemned the provocations the secret political police used against revolutionary associations. Nevertheless, the government opted not to reform its political search system. This resulted in a new series of political assassinations, including the killing of Prime Minister P. Stolypin.
Russian Revolution of 1905, political police, State Duma, Ministry of Internal Affairs, Police Department (of the Ministry of Internal Affairs), Separate Gendarme Corps, Province Gendarme Department, Security Department (Okhranka), gendarme officer, Primorsky region (Primorye), Vladivostok, Vladivostok Fortress, political police, terrorism, provocation, parliamentary inquiry), P.A. Stolypin, V.I. Dzyubinskiy, A.D. Zavaritskiy
