CC BY
33
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2014. № 5
Юрий Сергеевич Пивоваров,
академик РАН, доктор политических наук, директор Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН РАН), заведующий кафедрой сравнительной политологии факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова (Россия), e-mail: [email protected]
РОССИЙСКАЯ ПОЛИТОЛОГИЯ: МЕЖДУ ТРАДИЦИЕЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКОЙ
Автор рассматривает проблемы преподавания политических наук в современной России. Обращается внимание на пробелы в советской политологии, концентрировавшейся на изучении зарубежных стран и игнорировавшей отечественную проблематику. Современная российская политическая наука формировалась из трех источников: западной научной политологической традиции, русских интеллектуальных достижений XIX — ХХ веков и научного коммунизма. Автор признает, что в современном мире, безусловно, доминирующей является западная политическая наука, возникшая в уникальных условиях западной цивилизации. В отсутствие самостоятельной политологической традиции в последние годы происходит обращение к работам русских мыслителей начала ХХ века: Бердяева, Ильина. Важной проблемой политической науки является отношение власти к этой сфере интеллектуальной деятельности: часто происходит столкновение политической науки и государства. Для России достижение взаимодействия власти и политической науки представляется особенно важным, так как Россия исторически является в терминологии автора «властецентричной страной».
Ключевые слова: политическая наука, русская политическая традиция, государственная власть.
Iurii Sergeevich Pivovarov,
Academician of the Russian Academy of Sciences, Doctor of Political Sciences, Director, Institute of Scientific Information on Social Sciences (INION), Head of the Program on Comparative Political Science, Department of Political Science, Lomonosov Moscow State University (Russia), e-mail: [email protected]
RUSSIAN POLITICAL SCIENCE: BETWEEN TRADITION AND FOREIGN POLITICAL SCIENCE
This presentation addresses problems associated with the teaching ofpolitical science in contemporary Russia. The author draws attention to certain gaps in Soviet political science, which concentrated on the study of foreign countries and ignored domestic issues. Modern Russian political science was formedfrom three
sources: the political science traditions of Western scholarship; Russian intellectual achievements of19th-20th centuries; and the field of study that was termed scientific communism. The author recognizes that in today's world, Western political science, which arose in the unique conditions of Western civilization, is the dominant strain. In the absence of an independent political science tradition here, the works of Russian thinkers of the early 20th century — notably Berdyaev and Il'in — have received new attention. An important problem ofpolitical science is the government's attitude toward this field of intellectual activity: conflicts between political science and the state arefrequent. For Russia, the attainment of cooperation between the government and political science is particularly important, since Russia has historically been, in the author's terminology, a "power-centric country."
Keywords: political science, Russian political tradition, state power.
Уважаемые коллеги, добрый день! Спасибо за возможность выступить здесь.
Тема моего выступления посвящена непосредственно политической науке. Не знаю, случайно или со смыслом организаторы нашего съезда выбрали местом его проведения город Суздаль, ведь политическая наука не в последнюю очередь занимается анализом власти, а тип нашей с вами сегодняшней власти зарождался именно на этой земле, ростово-суздальской и владимирской, с середины XII в., с Андрея Боголюбского — во всяком случае, так считают историки. Я хочу поговорить о проблемах политической науки и проблемах ее преподавания. Меня, как, наверное, подавляющее большинство преподавателей, часто посещает мысль о том, что я преподаю ту часть политической науки, которая, может быть, и не пригодится потом студентам в жизни. Это очень неприятное, некомфортное ощущение. Сейчас я постараюсь объяснить, в чем дело. Здесь уже говорилось, что в этом году исполняется 25 лет с того времени, как политическая наука в нашей стране получила официальное признание. А через год исполнится 60 лет Советской ассоциации политической науки и, следовательно, политической науке. Выходит, политология существовала у нас с 1955 г., но занималась она только Западом и Востоком. До 1080-1990-х гг. можно было анализировать Индию, Китай, США, но не Советский Союз. Таков был удел политологов того периода. В 1989 г. все изменилось, как сказал А.Ю. Шутов, мы стали учиться по западным учебникам. Конечно, первые западные работы в Институте научной информации по общественным наукам стали переводиться, реферироваться и аннотироваться еще в 1960-е гг. Иными словами, уже с конца 1960-х гг. мы следили за тем, что происходит в мировой политической науке.
В конце 1980-х — начале 1990-х гг. наша политическая наука перестала быть только западной. У нее было три источника и три со-
ставных части, по известному выражению. Во-первых, современная профессиональная политическая наука, которая возникла в Америке в 60-70-е гг. XIX столетия (когда мы говорим о Платоне или о Макиавелли как о политологах, конечно, мы модернизируем — они сами не знали, что они политологи). Во-вторых, это русская традиция, русские интеллектуальные достижения прежде всего XIX — начала XX века и эмиграции, которые, как мы все помним, становились доступными тоже в конце 1980-х — начале 1990-х гг. Специалисты знакомились с этими материалами и прежде, но неофициально. Третьим не менее важным источником был научный коммунизм. И дело даже не в том, что многие преподаватели научного коммунизма потом стали политологами — дело в том, что сама попытка создания научного коммунизма в 60-е годы была очень интересной задумкой. Это была попытка, если угодно, дать ответ на вызов западных социальных наук. Может быть, это не удалось, наверное, не удалось, и учить научный коммунизм было довольно скучно, но сама идея была правильной — попытаться поставить новые вопросы и найти какие-то новые ответы.
Так что же мы имеем? Действительно, влияние западной политической науки огромно. Я вообще убежден, что социальные науки возникли в рамках одной уникальной западной цивилизации. Ни одна другая цивилизация не создала современного научного типа знаний и мышления. Мне скажут — Китай, Индия, арабские страны. Да, какие-то начала того, что можно назвать наукой, были и там, однако современный тип научного мышления, абстрактного мышления возник, разумеется, в рамках европейской цивилизации, и социальные науки являются способом самопознания одной уникальной цивилизации. Но из-за того, что другие цивилизации не продуцировали какой-то свой тип научного познания. Этот уникальный продукт получил универсальный статус. Таким образом наука, являющаяся порождением уникальной западной цивилизации и способом анализа именно западной цивилизации, оказалась единой от Уругвая до Токио, от Москвы до Кейптауна. При случае я всегда привожу студентам такой детский пример. Мы говорим: «государство» — "state". "State" — это способ, тип организации власти, который возник в Европе в XVI столетии и существует до сегодняшнего дня, а слово «государство» известно уже в X в. "State" происходит от статус. «Государство» — в нем слышатся «суд», «государь» и т.д. В этом смысле тип власти, который описывается словом "state", не описывается словом «государство» и наоборот, и это, конечно, очень серьезная проблема.
Безусловно, мы очень отличаемся от европейской цивилизации. Пожалуй, единственное, что нас объединяет, это христианское миро-
воззрение, это особый тип понимания личности. Все остальное — власть, взаимоотношения власти с собственностью, роль права, пространственно-климатические условия и прочее-прочее — совершенно разное. Здесь мы попадаем в замкнутый круг: своей науки нет, а если есть, то только в той степени, в какой она заимствована у Запада, но с ее помощью мы пытаемся описать реальность, не схожую с западной. Когда представители власти говорят о том, что мы, политологи, должны им помогать, конечно, мы должны помогать, но прежде всего мы должны понять нашу политику, наше общество и нашу власть, которые действительно отличаются от западной политики, западного общества, западной власти. В моих словах прошу не усматривать призывов к самоизоляции, к тому, что немцы называют "Sonderweg", к тому, что Россия абсолютно отличается от всех цивилизаций. Есть общее, есть отличное — это реальная проблема для реальной дисциплины, которая называется «политическая наука». Наша политическая система, наше государство, человек политический, безусловно, во многих отношениях отличаются от того человека, тех отношений и тех институтов, которые исследует западная политическая наука.
Теперь что касается русской традиции. Все чаще и чаще мы слышим обращение к русской традиции. Уже Президент Путин в своем послании цитирует Бердяева, цитирует Ильина. Это даже становится какой-то модой—русская политическая традиция. Я помню, как еще в 1990-е гг. я оппонировал кандидатскую диссертацию по политическим наукам, где было написано, что работа подготовлена на основе методологии Бердяева. Поскольку я занимался русской мыслью, я начал внутренне смеяться, потому что замечательные русские религиозные мыслители, прославившие Россию и много сделавшие для ее самопознания и самопонимания, конечно, никакого отношения к профессиональной политической науке не имеют.
Опора на собственную традицию может и должна быть, но проблема заключается в том, что и в этой традиции мы должны отбирать совсем не то, что на слуху. Политологи апеллируют к работам Бердяева, Ильина, Франка и так далее, совершенно не замечая тех работ, тех направлений в русской политической мысли, которые действительно могут лечь в основу политической науки, начиная с Карамзина и Сперанского. Например, в 1830-е гг. М.М. Сперанский создает концепцию русских элит, то есть за 100 лет до Шумпетера, до его работы «Капитализм, социализм и демократия» русский теоретик уже говорит о том, что политика — это поле деятельности элит (разумеется, политика этим не исчерпывается). Или, например, близкая мне тема (по ней я когда-то защищал докторскую диссертацию): можно ли применить к обществу незападного типа концепцию
"political culture" — политической культуры? Я пришел к выводу, что нельзя. За 42 года до того появления известной концепции Габриэля Алмонда (1956) малоизвестный человек — я уверен, что и в рядах профессионалов его имя почти никто не слышал, — некто Давид Койген, какой-то московский житель, написал в «Русской мысли», кадетском либеральном журнале, статью о политической культуре. Это совершенно фантастически! Я не говорю о том, что Россия — родина слонов, я говорю о том, что если и опираться на нашу традицию, то все-таки следует находить то, что в ней действительно может работать на политическую науку.
Что касается третьей составной части современной политической науки — научного коммунизма, то я думаю, что его влияние уже исчерпано, хотя на представителях моего поколения, чуть старше и, может быть, чуть моложе, конечно, прививка научного коммунизма сказывается. Из научного коммунизма следовало бы все-таки взять марксизм и не отбрасывать его, как у нас это делается. Думаю, что мы единственное цивилизованное общество в мире, которое совершенно отказывается от марксистских идей. Понятно, почему, по каким причинам, и тем не менее отказ от марксистского наследия — это, конечно, глупость.
Так что же делать нашей политической науке? Я думаю, она все-таки еще молодая — ей 25 лет, поэтому перед ней стоит задача взросления. Мы будем опираться и на западную политическую науку, и на русскую политическую мысль в той ее части, которая действительно может быть использована для формулирования политической науки «по-русски», но я боюсь, что нам предстоит задача гораздо более сложная. Дело в том, что ни западная политическая наука, ни русская политическая мысль, даже в самых блестящих ее изводах, не описывали общество, в котором мы живем. Это совершенно новый тип общества. Уверен, что мы еще не поняли природы советского общества, а если мы не понимаем природы советского общества, нам трудно понять, что происходит в России сейчас. Политическая наука должна сделать мощный рывок в этом направлении, не особенно рассчитывая, скажу в который раз, ни на собственную традицию, поскольку она не знала этого общества, ни на западную политическую науку по причинам, которые я назвал ранее.
Проблемы политической науки не сводятся только к методологическим проблемам и проблемам преподавания. На самом деле эта наука очень неудобна для власти. Замечено не мною, замечено историками политической науки, что тоталитарный и авторитарный режимы не любят политические науки. Действительно, кому приятно? Пациент приходит к врачу, а врач говорит, что он болен. То же самое делает политическая наука по отношению к институтам
и к власти, и власти надо научиться относиться к выводам и рекомендациям политической науки конструктивно. У меня есть письмо, которое мне прислал из Йошкар-Олы один доцент, кандидат наук Марийского государственного университета. Он сообщает, что написал статью с жесткой критикой авторитарного, по его мнению, режима, сложившегося в Марий Эл. После этого он был приглашен к проректору, где ему сообщили, что трудовой договор с ним не продлят, то есть власть отреагировала очень жестко. В провинции, как он мне пишет, труднее, чем в Москве, найти работу. Я думаю, что будущее политической науки во многом связано и с тем, насколько власть научится нас слушать, прислушиваться, не обижаться на острую критику. Это принципиально важно.
Для самой политической науки в ее организационном плане очень важно теперь сознавать — у нас есть две организации. Возникло Российское общество политологов, почти 60 лет назад была создана Российская ассоциация политической науки, которая представляет нашу дисциплину в очень влиятельной Международной ассоциации политической науки. Этим организациям надо научиться как-то мирно конкурировать, сосуществовать, сотрудничать. Я думаю, что наличие конкуренции приведет лишь к усилению нашей политической науки, но мы не должны, конечно, впадать в какие-то неразрешимые конфликты, которые всегда возможны между двумя разными, работающими на одном и том же поле организациями.
Возвращаясь к проблемам нашей политической науки, я должен сказать, что мы, политологи, не должны бояться. Мы должны думать, объективно оценивать происходящее, открыто высказывать свою позицию. Я думаю, что нигде власть и общество не заинтересованы так в политической науке, как у нас. Дело в том, что мы страна, по моей терминологии, властецентричная (власть играет в нашей истории, как известно, весьма значимую роль), а политическая наука как раз и занимается проблемами власти, причем сущностными проблемами власти, и в этом смысле ее выводы не всегда удобны. Однако мы все-таки стремимся лечиться у хороших врачей, поэтому и власть должна, повторяюсь, к нам прислушиваться и не обижаться на нас.
