CC BY
388
Россия и Китай: глобальные и региональные измерения...
29
С.Г. Лузянин
РОССИЯ И КИТАЙ: ГЛОБАЛЬНЫЕ И РЕГИОНАЛЬНЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ И СОТРУДНИЧЕСТВА — 2015 г.
Аннотация. В статье анализируется ситуация в сфере безопасности в Восточной Азии, рассматривается влияние на нее РФ, Китая и США. Особое внимание уделено значению для дела со-развития и поддержания стабильности в Евразии мегапроекта создания нового экономического пространства через сопряжение стратегий «Экономического пояса Шелкового пути» (ЭПШП) и Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Характеризуется и роль ШОС как потенциальной технологической базы для реализации как проекта ЕАЭС, так и геополитического ядра сочетаемых проектов ЭПШП + ЕАЭС.
Ключевые слова: Евразия, Россия, КНР, США, безопасность, Экономический пояс Шелкового пути, Евразийский экономический союз, со-развитие, ШОС.
Россия и Китай.
Сфера безопасности в Восточной Азии
Вплане региональной безопасности проблемным для России остается регион Северо-Восточной Азии (СВА). Сохраняются вызовы и угрозы, исходящие с Корейского полуострова, территориальный спор с Японией и др.
30
Международные отношения КНР
Происходит достаточно быстрое обновление блоковой американской политики в Восточной Азии, идущее как на институциональном, так и идеологическом уровнях. Используя двусторонние военно-политические союзы (японо-американский, американо-южнокорейский), США активно формируют «антикитайские группы» (Австралия, Вьетнам, Индия, Мьянма), пытаясь институционально оформить их в некие «структуры безопасности». Понятно, что до создания аналога «Азиатского НАТО» еще далеко. Но процесс, к сожалению, для интересов КНР и РФ складывается неблагоприятно.
В основе «американского вызова» Китаю и России несколько базовых «аргументов»: а) общее возвышение КНР в мире и регионе Восточной Азии, которое якобы несет угрозу и необходимость сдерживания Поднебесной; б) обострение территориальных (островных) споров КНР в Южно-Китайском (ЮКМ) и Восточно-Китайском море (ВКМ) с Японией, Вьетнамом, Филиппинами и рядом других государств.
Для России особо чувствительными является спор двух «пар»: а) китайско-японской в ВКМ по вопросу принадлежности Дяоюй-дао/Сенкаку и б) китайско-вьетнамской в ЮКМ (Парасельские острова). При этом в китайско-японском территориальном споре российский нейтралитет Японией воспринимается достаточно спокойно. Китай же постоянно предлагает России активно поддержать его, увязывая проблему Дяоюйдао/Сенкаку с курильским вопросом.
В китайско-вьетнамском споре недовольство российской позицией проявляют уже обе стороны. Причем китайскую раздражает не только официальный нейтралитет РФ в целом, но и действия ее нефтегазовых компаний по разведке и освоению шельфовых углеводородных месторождений в территориальных водах Вьетнама, в частности. Хотя все это происходит в рамках действующих российско-вьетнамских контрактов.
Понятно, что подобные «технологические» нестыковки консервируются Москвой и Пекином за счет больших политических ресурсов российско-китайского стратегического партнерства. Но, по большому счету, Москве дипломатически приходится постоянно лавировать между Пекином и Ханоем. Иных вариантов в нынешней ситуации пока нет. Оба государства (КНР и СРВ) чрезвычайно цен-
Россия и Китай: глобальные и региональные измерения...
31
ны для России и с точки зрения двусторонних отношений, и в плане поддержания безопасности и стабильности в регионе.
Американцы прекрасно понимают подобную специфику, пытаясь использовать ее в своих интересах. За последние годы американо-вьетнамские отношения вышли фактически на уровень полновесного, стратегического сотрудничества. На ноябрь 2015 г. (после очередного саммита АТЭС в Маниле) запланирован официальный визит американского президента во Вьетнам, во время которого тема военно-политического сближения, скорее всего, будет центральной.
Можно ли компенсировать РФ и КНР американские вызовы в Азии?
Несмотря на обновление американской блоковой стратегии, в регионе СВА не сложилось открытого противостояния по россий-ско-европейской/украинской модели. Среди азиатских стран нет единства по вопросу о присоединении к антироссийским санкциям, а те, кто присоединился (Япония и др.), сделали это чисто формально. США не удается сформировать в Восточной Азии единый антироссийский фронт.
Украинский кризис сковал часть американских военно-политических ресурсов, объективно затормозив процесс «возвращения» США в АТР. При этом Вашингтон, реагируя на глобальное возвышение Китая, вынужден проводить двойное сдерживание — и России, и КНР. Многие китайские ученые признают, что украинский кризис дает Китаю даже некоторую передышку в плане геополитического китайско-американского соперничества.
При этом следует учитывать, что китайско-американское соперничество сочетается с дальнейшей регионально-экономической интеграцией и кооперацией США и КНР. Отношения «нового типа», которые 3 года назад провозгласили лидеры двух стран — Б. Обама и Си Цзиньпин, в мае 2015 г. будут, скорее всего, расширены. В ноябре 2015 г. председатель КНР Си Цзиньпин планирует посетить США и провести полномасштабные переговоры с Б. Обамой о согласова-
32
Международные отношения КНР
нии общего видения по проблеме реализации проекта Транстихоокеанского партнерства (ТТП) и по другим вопросам.
Однако ключевым трендом в системе «США—РФ—КНР» остается дальнейшее сближение России и Китая. Визит председателя Си Цзиньпина в Москву 8—9 мая 2015 г. на празднование 70-летия Великой Победы и подписание 37 официальных двусторонних документов еще раз продемонстрировали приоритетность целей китайской политики в глобальном масштабе.
Что касается украинского кризиса, то он лишь отчасти стал дополнительным фактором углубления российско-китайского стратегического партнерства, хотя и не единственным. Концепция «поворота России на Восток» была, как известно, разработана задолго до украинских событий. Начало ее нынешней реализации, скорее, совпадение по времени, чем вынужденное обстоятельство.
Специфика российско-китайского сближения в сфере безопасности состоит в том, что оба государства вплотную подошли к той черте, которая отделяет партнерство от военно-политического союзничества. Но в нынешних условиях ни Москва, ни Пекин не хотят ее переступать и не планируют создание двустороннего военного альянса. В рамках существующего партнерства многие атрибуты союзнических отношений неформально присутствуют и успешно развиваются — регулярные военные (сухопутные и морские) учения в двустороннем и коллективном (ШОС) форматах, совещания министров обороны и пр.
Базовым документом двустороннего российско-китайского партнерства, как известно, является Договор 2001 года, который содержит ст. 9 о режимах консультаций в случае угроз для одной из сторон со стороны третьей/третьих держав.
«Один Пояс — Один Путь» и ЕАЭС.
Строительство единой Евразии?
В КНР и других странах идет активная экспертная разработка механизмов реализации сухопутного Пояса. Вопросов пока больше, чем ответов. Например, какие инструменты (транспортные, инвестиционные, торгово-экономические или иные) будут использова-
Россия и Китай: глобальные и региональные измерения...
33
ны Пекином в качестве приоритетных? Какие страны попадут в зону Пояса в первую очередь, а какие — во вторую? Планируется ли реализация некоей «сквозной» инвестиционной/транспортной политики в отношении 21 государства в рамках Пояса, или речь пойдет об интенсификации двусторонних моделей КНР с каждым из потенциальных участников? Что в первую очередь движет Си Цзиньпином: глобальная ли политическая мотивация (что согласуется с общим курсом «возвышения Китая»)1 или исключительно экономический интерес получения от Пояса и Пути новых ресурсных и иных дивидендов?
В рамках проходившего (26—29 марта 2015 г.) Боаоского форума на часть вопросов китайский лидер Си Цзиньпин дал общие ответы, обозначив принципы, рамки и примерные стратегические векторы реализации проекта «Пояс и Путь»2. Дополнительную конкретизацию сочетания двух проектов лидеры РФ и КНР провели 8 мая 2015 г. в Москве, подписав «Совместное заявление о сотрудничестве по сопряжению строительства Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и экономического пояса проекта «Шелковый путь».
Тем не менее, многие эксперты продолжают задавать вопрос, почему Китай готов идти на такие колоссальные расходы именно сегодня, когда он переживает не самые лучшие времена в связи со сменой экстенсивной модели реформ на интенсивную и относительным замедлением прироста его ВВП (до 7,6 % за 2014 г.). Возможно, что в основе лежат также расчеты создать в Евразии в будущем новую базу индустриального роста для КНР, учитывая, что США и другие государства стали выводить из Китая свои производственные мощности в третьи страны.
Пока на все эти вопросы нет точных и аргументированных ответов ни у китайских, ни у других ученых. Опираться пока приходится лишь на разрозненные факты и политические заявления китайского руководства о важности и чрезвычайной полезности проекта для всех участников. Причем, полезность Пояса и Пути пока точно не аргументируется китайскими представителями, но при этом практически на всех конференциях и форумах, посвященных данной теме, ими постоянно говорится о необходимости использовать предоставленный Китаем «исторический шанс» для развития. Причем, этот тезис дается иногда в жесткой, императивной форме, не предпола-
34
Международные отношения КНР
гающей иных (кроме согласия и благодарности) ответов от
3
стран-партнеров .
Очевидно, что кроме потенциальных рисков Пояс объективно несет конструктивный экономический заряд. Он, в частности, предусматривает активную инвестиционную и торгово-экономическую политику в отношении вовлеченных групп, включая расширение строительства железнодорожных и автомобильных магистралей. В перспективе объединенная транспортная сеть, как считают в Пекине, позволит создать транспортный коридор от АТР до стран Западной Европы. Планируемая сеть объединит 18 азиатских и европейских государств общей площадью 50 млн кв. км с населением в 3 млрд человек4. За прошедшие 10 лет ежегодный прирост товарооборота Китая со странами, расположенными вдоль ЭПШП, составлял около 19 %, ав2014г. объем торговли Китая с ними превысил 600 млрд долл.5
Подписанные в Кремле 8 мая 2015 г. 37 российско-китайских документов о всестороннем сотрудничестве означают, что, кроме «прикладных» (углеводородных и транспортных, инвестиционных и пр.) компонентов, дан старт формированию российско-китайской евразийский стратегии на основе объединения двух проектов — Экономического пояса Шелкового пути и Евразийского экономического союза.
Механизмы сопряжения строительства ЕАЭС и ЭПШП, очевидно, будут включать в себя весь спектр экономических, инвестиционных и транспортных форм взаимодействий. Но вряд ли мы можем говорить о реальной интеграции Евразии между проектом ЕАЭС (институализированной структурой) и ЭПШП, который по сути является практическим процессом. Самое главное, что между В. Путиным и Си Цзиньпином 8 мая произошло полное и окончательное (взаимное) признание каждого проекта. Фактически, стороны дали старт формированию нового (российско-китайского) «хартленда» в интересах всех государств континента, мира и развития. В общем, это новое слово в геополитике современного взаимозависимого и нестабильного мира.
Возможно, что в рамках сближения проектов целесообразно использование площадок ШОС как базовых для реализации всего комплекса инфраструктурных, финансово-экономических и других
Россия и Китай: глобальные и региональные измерения...
35
инициатив в регионе Центральной Азии, а с подключением Индии и Пакистана к ШОС и Южной Азии — и оказания экономической помощи кризисному Афганистану.
Можно предположить, что создаваемый мегапроект не будет позиционироваться Москвой и Пекином как некая альтернатива Транстихоокеанскому партнерству (ТТП). Для этого нет пока необходимых ресурсов и политической воли. Однако будет подчеркиваться его открытость и транспарентность с возможным подключением других участников — не-членов ЕАЭС или ЭПШП. Одновременно просматривается расширение финансово-инвестиционной деятельности Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ), в который входят уже 52 государства, включая Россию.
Ключевую роль в процессе создания единого экономического пространства будет играть обновленная ШОС, которая объективно может стать не только технологически базовой площадкой для реализации российско-китайского евразийского проекта, но и геополи-тическим/евразийским ядром проектов «Один Пояс — Один Путь» (ЭПШП) + ЕАЭС. С учетом расширения Организации на уровне постоянных членов, стран-наблюдателей и партнеров по диалогу в ближайшей перспективе, роль ШОС как модератора российско-китайской (евразийской) интеграции будет усиливаться.
Создание единого экономического пространства — длительный и сложный процесс, чреватый массой проблем и противоречий. При этом, учитывая возвышение Китая, превращение его в мировую сверхдержаву и стабилизацию России в условиях открытой холодной войны, навязанной Западом, данная стратегия отвечает взаимным интересам и предоставляет возможность сохранять контроль над ситуацией в Евразии в целях укрепления стабильности и взаимного развития.
Примечания
1 Лузянин С.Г. Китай и VIII съезд КПК. Внутренние и внешние ориентиры // Обозреватель-Observer. Научно-аналитический журнал. 2013. № 1 (276). С. 54—60.
2
Vision and Actions on Jointly Building Silk Road Economic Belt and 21st-Century Maritime Silk Road. URL: http://news.xinhuanet.com/english/china/ 2015-03/28/c_134105858.htm.
36
Международные отношения КНР
3
Лузянин С.Г, Сазонов С.Л.Экономический пояс Шелкового пути: модель 2015 года // Observer- Обозреватель. Научно-аналитический журнал. 2015. № 5 (304). С.35-47.
4 Zhao Shengnan, Zhao Yinan, Mo Jingxi. Pacts to boost economic cooperation // China Daily. URL: http://www.chinadaily.com.cn/business/2013-11/29/content_1713 9294.htm
5 Li meets APEC Finance Ministers Meeting's delegations heads in Beijing. URL: http://english. people.com.cn/n/2014/1021/c102839-8797994.html
