CC BY
54
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2020. № 3
Н.Э. Ибадова
РОМАН Ю. ПОЛЯКОВА «КОЗЛЕНОК В МОЛОКЕ» КАК ПАРОДИЯ НА ПОСТМОДЕРНИСТСКИЙ ДИСКУРС
Федеральное государственное бюджетное учреждение высшего образования
«Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова»
19991, Москва, Ленинские горы, 1
Статья посвящена анализу жанрового своеобразия «романа-эпиграммы» Ю. Полякова «Козленок в молоке». Трансформация жанровых форм характерна для современной русской литературы. Ю. Поляков, обозначив жанр своего произведения как «роман- эпиграмму», подтвердил свою приверженность традициям русской классической литературы. В то же время писатель, мастер гротескного реализма, виртуозно использует весь арсенал сатирических приемов с целью максимально точно обрисовать ситуацию в литературной среде и в стране в целом в советское и постсоветское время. Абсурден сам сюжет романа, а главным объектом сатиры Ю. Полякова является литературная элита. Автор ввел в повествование и прямую речь героев малые жанры: остроты, насмешки, анекдоты, афоризмы, шутки. Роман изобилует курьезными ситуациями, которые отсылают читателей к ушедшей эпохе. Стиль автора определяется широким использованием гиперболизации, афоризмов, карикатур, пародий, прецедентных феноменов, окказионализмов. В романе Ю. Поляков ведет спор с постмодернизмом, который утверждает релятивизм и отрицает аксиологическую функцию искусства. В то же время автор использует новаторские приемы постмодернистов для гротескного изображения современной русской действительности. Писатель с высочайшим мастерством спародировал актуальную для современного искусства тему создания литературных репутаций и необязательности таланта. Особое место в романе занимает художественное переосмысление вечных тем назначения творчества и взаимоотношений Создателя и его Творения, переосмысление мифа о Пигмалионе и Галатее.
Ключевые слова: жанр; роман-эпиграмма; гротескный реализм; смерть автора; пародия; постмодернизм; постмодернистский дискурс; сатира; творческая интеллигенция; прецедентные феномены.
Обозначая жанр «Козленка в молоке» как «роман-эпиграмму», Ю. Поляков стремился найти жанровое определение, наиболее полно соответствующее художественному замыслу. Будучи синте-
Нармина Эльшад кызы Ибадова — аспирант кафедры истории новейшей русской литературы и современного литературного процесса филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: [email protected]).
тическим жанром, роман довольно легко трансформируется в современные гибриды: «роман-наваждение», «роман-комментарий», «роман-комикс», «роман-гротеск» [Гашкова, 2016: № 12 (34)] и др., при выборе которых автор заведомо рассчитывает на неоднозначное прочтение своего произведения.
Ю. Поляков, с одной стороны, отмечает свою приверженность классической традиции реалистического романа, а с другой, — называя произведение эпиграммой, отсылает нас к пониманию этого жанра как пояснительной надписи (на античных памятниках, например) и как небольшой насмешливой зарисовки. Становится понятной авторская позиция писателя, в основе которой сатирически-пародийное изображение современной действительности, уходящее своими корнями в гротескный реализм Гоголя и Салтыкова-Щедрина. С другой стороны, гротескное изображение мира творческой интеллигенции отсылает читателя к романам Булгакова и Ильфа и Петрова.
М.М. Бахтин назвал гротескным реализмом «специфический тип образности, присущий народной смеховой культуре во всех формах ее проявления» [Бахтин, 2014: 18]. По его наблюдению, празднества связаны с переломными моментами жизни человечества, и гротескный реализм выходит на первый план в эпоху революционных сломов, когда новое сменяет старое. Смеховая культура расцветала в трагические эпохи потому, что именно юмор является жизнеутверждающей силой. В такую эпоху и появилось произведение Ю. Полякова с подзаголовком, указывающим на игровое начало всей книги.
Друзья за ужином в дубовом зале Центрального дома литераторов ведут беседы о литературе. «Текст не имеет никакого значения. <...> Можно вообще не написать ни строчки и быть знаменитым писателем! Тебя будут изучать, обсуждать, цитировать.» [Поляков, 2011: 36], — говорит повествователь, умный, находчивый, но не очень талантливый писатель, которому Поляков не дал ни имени, ни фамилии. «Имена таких бесплодно талантливых людей не имеют никакого значения <.> настоящая интрига всегда безымянна. Мой герой — гений литературной интриги» [Поляков, 2014: 147], — поясняет автор. Такой бесплодный талант — самая драматическая фигура в искусстве. Он знает, как создать шедевр, но сам не может сотворить что-либо значительное, ему уготована роль закулисного вдохновителя и организатора творческого процесса.
Именно с его точки зрения, оценивается ситуация в литературной среде и в стране в целом. Он заключает нелепое пари со своим приятелем о том, что готов первого встречного за два месяца сделать известным писателем. Так из случайного знакомого Витька
герой-повествователь создает овладевшего «золотым минимумом начинающего гения» [Поляков, 2011: 92].
Поляков делает художественную систему постмодернизма предметом своей сатирической типизации. Особое внимание автор уделил обоснованию выбора названия ненаписанного романа Виктора Акашина — «В чашу». По законам жанра, название традиционно должно выражать авторскую позицию и передавать основное содержание произведения. Автор пародийно обыгрывает ситуацию так, что название ничего не выражает, но звучит многообещающе: «Замечательно! Деревенщики увидят в этом явный намек на один из способов рубки избы <...> А чистоплюи-постмодернисты и сочувствующие им усмотрят в этом нечто мусическое и мистериальное. <...> Соцреалисты вообще ничего не поймут, что, собственно, от них и требуется.» [Поляков, 2011: 138].
Поляков показывает, как по-разному реализуются читательские ожидания. Писателей и критиков с такими, на первый взгляд, разными убеждениями объединяет абсолютно одинаковое отношение к литературе: они готовы принять роман, даже не раскрывая «рукопись», обсуждать его, восхищаться, цитировать и даже писать о нем критические статьи.
Немота, характерная для постмодернистского мироощущения, в романе Полякова воплощается в белых листах бумаги. Уложенные в папку, они и есть роман «В чашу». В полном соответствии с концепцией постмодернизма заполнять чистые листы предстоит читателям, которые, не прочитав роман, высказывают мнения о нем, причем самые разнообразные и противоречивые. Барт, как известно, заявил, что текст не несет авторских смыслов. Смысл в текст вкладывает не писатель, а читатель. С представлением о «смерти автора» связано такое важнейшее для постмодернистской литературы понятие, как интертекстуальность — наличие в тексте элементов других текстов, насыщающих произведение мерцающими смыслами. Читатель видит мерцающие смыслы и наполняет текст своим пониманием. Кипяткова рассматривает «В чашу» как роман о любви, почвенник Чурменяев убежден, что произведение продолжает традиции деревенской прозы, а Ирискин трактует его с либеральных позиций. Теоретику авангарда Любину-Любченко принадлежит гениальная интерпретация романа «В чашу»: «Чистая страница — это окно в коллективное бессознательное, поэтому, существуя в сознании автора и не существуя на страницах рукописи, роман тем не менее существует в коллективном бессознательном» [Поляков, 2011: 358]. Открытый им метод критик назвал «табулизмом»: «Табулизм — это не просто возносящая нас ввысь энергия чистой страницы, это вообще
запрет — табу на любое буквенное фиксирование художественного образа!» [Поляков, 2011: 358-359].
В «Козленке» автор поднимает актуальную тему необязательности таланта. Его отсутствие компенсируется наличием связей, усвоением некоторых правил игры в литературное творчество: «писательская действительность изобилует случаями, когда слава выбирает и возносит на своих перепончатых крыльях таких умственных заморышей, что просто хочется плакать» [Поляков, 2011: 85]. Поляков ведет спор с постмодернизмом, отрицающим роль художественного дара. На примерах Чурменяева и Витька, получившего Бейкеровскую премию за преследования властью, автор обыгрывает ситуации гонимого литератора. «Гонимость, а не талант, и тем более не трудовой стаж, вот что дает настоящую славу» [Поляков, 2010: 101].
Автор изобличает тех литераторов, которые давно забыли о человечности, взаимоуважении, порядочности. «Писатели — люди патологически завистливые» [Поляков, 2011: 85] и «всегда норовят что-нибудь уволочь из правления» [Поляков, 2011: 147], — говорит герой-повествователь. Для них творчество — это кормушка, способ легкого выбивания благ. Поэт Шерстяной с застывшей на лице гримасой неудавшейся жизни — настоящий вымогатель: он получал премии, менял квартиры и машины за счет членства в Союзе писателей, умудряясь сочинять стихи прямо в приемной правления, где и проводил все свои дни.
Поляков умело пользуется многими сатирическими приемами: гиперболизацией, гротеском, сарказмом, пародией, иронией, шуткой, насмешкой, карикатурой. «После такого обеда комнатная мышь по-собачьи взвыла бы от голода!» [Поляков, 2011: 183], — так описывает автор обед у «старой бетономешалки» [Поляков, 2011: 188] Кипятковой, «скорее похожий на микрохирургическую операцию, осуществляемую по какой-то странной необходимости огромными серебряными старинными ножами и вилками» [Поляков, 2011: 183]. С большим мастерством писатель включает в повествование и прямую речь героев миниатюрные прозаические жанры: афоризмы, шутки, остроты. Текст романа чрезвычайно богат анекдотами и анекдотическими ситуациями (в старом смысле слова «анекдот»: эпизод, в котором раскрываются характеры исторических личностей и эпоха). Полякову удалось блестяще описать быт начала 1990-х годов, особого внимания заслуживают ресторанно-гастрономические подробности (например, бутерброды с выжимкой из борща).
Сатирический дар Полякова проявляется и в использовании различных прецедентных феноменов: прецедентных текстов, ситуаций, высказываний, имен. Аллюзивный принцип языковой игры связан с созданием «стилевой доминанты авторской речи»: «Аллюзивная
составляющая служит источником создания ироничной тональности стиля рассказчика» [Гридина, 2008: 75-76]. Название всего романа и его глав отсылают к прецедентным текстам («Первый бал Витька Акашина» (ср. «Первый бал Наташи Ростовой»), «Виктор Акашин как зеркало русской революции», «Униженный и отстраненный», «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Давыдовичем» и др.).
Вслед за Гоголем, Чеховым, Булгаковым автор мастерски пользуется приемом ономастической игры «использование ассоциативного потенциала имени собственного» [Гридина, 2008: 96]. Булгаков в «Мастере и Маргарите» прибегает к этому приему для того, чтобы передать внутреннюю пустоту обитателей дома Грибоедова (Павианов, Двубратский, Буздяк, Бескудников и т.д.). Герои романа Полякова — Медноструев, Костожогов (единственный положительный герой романа), Одуев, Неонилин, Ирискин, Чурменяев, Кипяткова, Горынин, Закусонский, Любин-Любченко, Шерстяной, Шлапо-берская, Жгутович. В романе легко угадываются зашифрованные культурные реалии: Бейкеровская (Букеровская) премия, Пере-пискино (Переделкино), поэт Евгений Всполошенко (Евтушенко), ведущий передачи «Варим-парим» рок-певец Комаревич («Смак» Макаревича), Авемария (певица Мадонна).
Особое место в романе занимают вечные темы назначения творчества и взаимоотношения Создателя и Творения. «Помимо одного смыслового уровня романа, когда постмодернистское мироощущение становится основой сюжета и объектом злой сатиры, мы находим еще один уровень, скрытый глубже, но не менее важный. Его формирует комическое, травестированное переосмысление мифа о Пигмалионе и Галатее. О творце и его создании. О трагических напряжениях, неизбежно возникающих между творцом и ожившим творением. Или, как скажет сам Поляков, о Галатее, наставившей рога Пигмалиону» [Голубков, 2016: 75]. Повествователь, зарабатывающий на жизнь очерками об истории шинного завода, пионерскими речевками и переводами стихов, решил доказать самому себе и всему миру, что он тоже на что-то способен! «Впервые в бездарной моей жизни я буду не бумагомарателем, сочиняющим полумертвых героев, а вседержителем, придумывающим живых людей!» [Поляков, 2011: 82]
Мастерское использование художественных приемов делает текст насыщенным, эпиграмматически сжатым.
Ироничный пафос прозы Полякова проникнут любовью к человеку и жизни во всех ее формах. Она напоминает людям о главных человеческих ценностях, об осознании своей необходимости стране и делу, о единстве со своим народом. В этом убеждает и оптимистичный финал романа: «Женщина, которую любишь, и книга, которую пишешь, — что может быть главней?» [Поляков, 2011: 432]
Список литературы
1. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 2014.
2. Гашкова В.А. Роман новейшего времени как «не жанр» или романная «не форма» новейшего времени // Universum: Филология и искусствоведение. 2016. № 12 (34). URL: http://7universum. com/ru/philology/archive/item/4070
3. Голубков М.М. Сатира Юрия Полякова // Север. 2016. № 1-2. С. 71-79.
4. Гридина Т.А. Языковая игра в художественном тексте. Екатеринбург, 2008.
5. Основина Г.А. О взаимодействии заглавия и текста // Русский язык в школе. № 4. М., 2000. С. 62-66.
6. Поляков Ю.М. Гипсовый трубач, или Конец фильма. М., 2010.
7. Поляков Ю.М. Государственная недостаточность. М., 2014.
8. Поляков Ю.М. Козленок в молоке. М., 2011.
Narmina Ibadova
'A GOATLING IN THE MILK'
AS A PARODY OF POSTMODERN DISCOURSE
Lomonosov Moscow State University
1 Leninskie Gory, Moscow, 119991
The article discusses how to best analyze Yuri Polyakov's novel-epigram 'A goatling in the milk'. The transformation of genre forms is typical for modern Russian literature. Polyakov, a master of grotesque realism, masterly uses an arsenal of satiric techniques in order to accurately describe the situation in the literary world and in the country as a whole in Soviet and post-Soviet times. The plot of the novel is absurd, and the literary elite is the main object of his satire. Polyakov incorporated small genres into the narrative: jokes, ridicule, anecdotes, and aphorisms. The novel abounds with curious situations that transfer the reader to the bygones. Polyakov's style is determined by a wide use of hyperboles, aphorisms, caricatures, parodies, precedent phenomena, and occasionalisms; the heroes generally appear as direct speech rather than being narratised. In his novel Polyakov is arguing with postmodernism, which, in his opinion, affirms relativism and denies the axiological function of art. Meanwhile, Polyakov uses innovative postmodernists' techniques for a grotesque depiction of modern Russian reality. He touches upon an array of themes, including the role of talent in creating a literary reputation, the purpose of creativity, the writer's attitude to his / her creation, and the myth of Pygmalion and Galatea.
Key words: genre; novel-epigram; grotesque realism; author's death; parody; postmodernism; postmodern discourse; satire; the clerisy; precedent-setting phenomenon.
About the author: Narmina Ibadova — PhD Student, Department ofthe History
of Current Russian Literature and Modern Literary Process, Faculty of Philology,
Lomonosov Moscow State University (e-mail: [email protected]).
References
1. Bakhtin M.M. Tvorchestvo Fransua Rable i narodnaia kul'tura srednevekov'ia i Renessansa [Creativity of François Rabelais and folk culture of the middle ages and Renaissance] M., Eksmo, 2015, 637 p.
2. Gashkova V.A. Roman noveishego vremeni kak «ne zhanr» ili romannaia «ne forma» noveishego vremeni. [Novel of modern times as "not a genre" or novel "not a form" of modern times] Universum: Filologiia i iskusstvovedenie: elektron. nauchn. zhurn. 2016. № 12 (34). URL: http://7universum.com/ru/phi-lology/archive/item/4070
3. Golubkov M.M. Satira Iuriia Poliakova [Satire of Yuri Polyakov]. Sever, № 1-2, 2016, pp. 71-79.
4. Gridina T.A. Iazykovaia igra vkhudozhestvennom tekste [Language game in the literary text]. Ekaterinburg, Ural State Pedagogical University, 2008, 165 p.
5. Osnovina G.A. O vzaimodeistvii zaglaviia i teksta [On the interaction of title and text]. "Russian language at school", № 4. M., 2000, pp. 62-66.
6. Poliakov Iu.M. Gipsovyi trubach, ili Konets fil'ma [Plaster trumpeter, or the End of the film] M, AST, 2010, 448 p.
7. Poliakov Iu.M. Gosudarstvennaia nedostatochnost' [State failure]. M., AST, 2014, 608 p.
8. Poliakov Iu.M. Kozlenok v moloke [A goatling in the milk]. M., AST, 2011, 444 p.
