CC BY
77
КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
М. А. Черняк,
профессор кафедры новейшей русской литературы «РОМАН САМОВЫРАЖЕНИЯ», ИЛИ НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ ПО АКСЕНОВУ
Писатели-шестидесятники, которых петербургский писатель Еалерий Попов иронически назвал «прогульщиками соцреализма»
(А. Солженицын, А. Вознесенский, Е. Аксенов, Е. Войнович, Ф. Искандер, Б. Ах-мадуллина и др.), ворвались в литературу во время оттепели 1960-х гг. и, почувствовав кратковременную свободу слова, стали символами своего времени. Позже их судьбы сложились по-разному, но интерес к их творчеству (где бы1 они ни жили) сохранялся постоянно. Сегодня — это признанные классики современной литературы, отличающиеся интонацией иронической ностальгии и приверженностью к мемуарному жанру. Критик М. Ремизова пишет об этом поколении так: «Характерными чертами этого поколения служит известная угрюмость и, как ни странно, какая-то вялая расслабленность, располагающая больше к созерцательности, нежели к активному действию и даже незначительному поступку. Их ритм — moderato. Их мысль — рефлексия. Их дух — ирония. Их крик — но они не кричат...»1. Пожалуй, сегодня наиболее активным представителем этого поколения является Василий Аксенов. Он практически ежегодно публикует новые произведения, неизменно вызывая споры и дискуссии. Получив долгожданную Букеров-скую премию 2004 года за роман «Вольтерьянцы и вольтерьянки», Аксенов вскоре (по словам писателя, за восемь месяцев) написал новый роман «Москва-ква-ква».
Василий Аксенов называет «Москву-кваква» альтернативной историей, а направление, в котором работает, определяет как «псевдореализм». Семья Новотканных (засекреченный академик-физик Ксаверий Ксаверьевич, его жена Ариадна Ркрих и красавица-дочь, студентка МГУ Глика),
поэт Кирилл Смельчаков и «контр-адмирал» Жорж Моккинакки поселились в 1952 г. в только что построенной высотке на Котельнической набережной, на 18-м этаже, из окон которого видна вся Москва. Там же на антресолях жил Так Таковский (аль-тер-эго самого автора); когда Новоткан-ные прятали его от милиции, сюда в момент смертельной опасности приезжает Сталин. Сталинская империя предстает в зените своего могущества, а реальная Москва 1950-х гг. причудливо трансформируется в какой-то мифологический город. С одной стороны1, главные герои живут в знаменитой сталинской высотке, гуляют, катаются на коньках в Парке культуры1 и ужинают в ресторане «Националь», а с другой — оказываются героями мифа о Минотавре, так как Смельчаков, в котором угадываются черты1 Константина Симонова и Ярослава Смелякова, сочиняет стихотворение про нить Ариадны, ставшее своеобразным «кодом Смельчакова».
Творческая манера писателя отличается тем, что в пределах одного произведения соединяются реальное и ирреальное, обыденное и возвышенное. В. Аксенов всегда отказывался от принципа правдоподобия, предпочитая ему изображение «иллюзии действительности»; сами эти изменения были вывваны1 крепнущим у него убеждением в том, что «действительность так абсурдна, что, употребляя метод абсурдизации и сюрреализма, писатель не вносит абсурда в свою литературу, а, наоборот, этим методом он как бы1 пытается гармонизировать разваливающуюся действительность».
«Ест шляюсь я в 1952-м таким мрачнев-ским чайльд-гарольдом вокруг высотного дома, саркастически наблюдаю все эти гранитные фигуры, колоннады! и башенки с шишечками. Презираю от всей молодой души
стиль и роскошь сталинской аристократии. Интересно, что выступаю здесь как представитель какого-то другого стиля, а вовсе не человек нищеты. Ведь это молодость моя шлялась здесь и накручивала телефоны-автоматы по всей округе, ведь это наши мечтательные девушки росли в этих
домах; и презрение вдруг перерастает в приязнь», — это авторское признание очень симптоматично. Действительно, Аксенов презирает тех, о ком пишет. Сталинская высотка предстает неким отдельным замкнутым советским государством, в котором уместились гидропланы1 и подводные лодки, джазовые оркестры1 и зэковские «шарашки», чемпионки Олимпийских игр по гребле на байдарках и укротительницы тигров, титовские гайдуки и латышские стрелки, кариатиды, автомобили, летательный аппарат, сделанный по чертежам Леонардо да Винчи. Стилистика самого здания определяет и эстетику романа: «Советские архитекторы и скульпторы, создавшие и украсившие эти строения, недвусмысленно подчеркнули свою связь с великой традицией, с творениями таких мастеров "Золотого века Афин", как Иктти-нус, Фидий и Калликратус. Эта связь времен особенно заметна в том жилом великане, что раскинул свои соединенные воедино корпуса при слиянии Москвы-реки и Яузы... Возьмите его центральную, то есть наиболее возвышенную часть. Циклопический ее шпиль зиждется на колоннадах, вызывающих в культурной памяти афинский Акрополь с его незабываемым Парфеноном, с той лишь разницей, что роль могучей городской скалы здесь играет само гигантское, многоступенчатое здание, все отроги которого предназначены не для поклонения богам, а для горделивого проживания лучших граждан атеистического Союза Республик».
Сюжет романа представляет пример альтернативной истории. Сталин, поссорившись с Тито, создает для борьбы1 с югославскими гайдуками особую группу во главе с поэтом и офицером ГРУ Кириллом Смельчаковым. В то же время бывший герой-полярник, а затем боснийский партизан ГЕоргий Моккинакки готовит покушение на Сталина. Помогают ему в этом югославские гайдуки и Лаврентий ЕЕрия. В финале выясняется, что именно таким прихотливым
образом Берия решает захватить власть. Дре эти линии сплетаются воедино благодаря любовной интриге. Смельчаков и Моккинакки влюблены1 в Глику. Напряжение между романтическим сознанием и его разрушением, между жаждой идеала и упоением веселым и абсурдным хаосом далеко не идеального существования характерно практически для всех аксеновских романов.
Причудливая вязь романа «Москва-кваква» напоминает джаз, столь любимый Аксеновым. Свинговая пульсация, синкопы, импровизации многое объясняют и в заглавии, и в ритмических и сюжетных сбивках текста. Персонажи и темы1 прежних книг становятся джазовым ритмическим рисунком — от генерала Никиты Градова из «Московской саги» до затоваренной бочкотары, от джазовых свинов из «Ожога» до рассуждения об идеальном государстве из «Вольтерьянцев и вольтерьянок». Не случайно критики, воспринявшие аксеновский роман настороженно, с иронией отмечали, что писатель стал открывателем нового жанра «лирико-иронического ретромифокитча». «Человек хочет повторения, копирования, обретения бессмертия через плоть, а не через дух, — метод клонирования искушает. <..> Человек, достигший высокого профессионального уровня в литературе, незаметно для себя может перейти на автопилот. Авто-матическое пилотирование в литературе подразумевает следование собственному бессознательному, освобождающему от инноваций»2, — эти точные слова критика Н. Ивановой помогают поставить диагноз не только прозе сегодняшнего Аксенова, но и произведениям многих шестидесятников .
В недавней статье Аксенов, размышляя о судьбе романа вообще, дает определение особому роману самовыражения: «Специфическими чертами романа самовыражения являются его открытость ("даль свободного романа"), его постоянное обращение к читателю с приглашением к соавторству или по крайней мере к собутыльничеству; они создавали уникальную стилистику, завораживающую поклонников жанра. "Ну и о чем эта ваша фикшн, эти романы?" — спрашивают романиста. Он мямлит, смущенно растягивает слова: «Трудно, знаете ли, так сразу сказать. Это, в общем-то, романы1 самовыражения». Собеседник изумлен: "Са-
мо-вы-ра—же-ния? Пишете книги о самом себе? У вас какая-нибудь захватывающая история за плечами?" Романисту тут ничего не остается, как нахлобучить шляпу и слинять»3. Еще одним примером «романа самовыражения» стала последняя книга Василия Аксенова «Редкие земли», опубликованная весной 2007 г.
Действие романа разворачивается в 1990-е гг. Главный герой — олигарх с необычным именем Ген Стратов, основатель и хозяин огромной корпорации «Таблица-М». Его биография прозрачно намекает на историю М. Ходорковского.
Интерес В. Аксенова к возникновению, формированию, сосуществованию с властью и уничтожению этой властью олигархов вписывается в тенденции современной ли-тературы1, примем не только элитарной, но и массовой. Достаточно перечислить несколько произведений последних лет, чтобы понять, что олигарх — поистине новый герой литературы:
Ю. Дубов «Большая пайка» (сценарный вариант — «Олигарх»), В. Громов «Компромат для олигарха», Н. Татищев «Лохотрон для олигарха», С. Майоров «Олигарх», Ф. Волков «Олигарх с большой дороги», Ч. Абдуллаев «Наследник олигарха», И. Рясный «Ловушка для олигарха» и др. Но если во всех этих триллерах и политических детективах рисуется довольно примитивный, ходульный образ, построенный по стереотипам скандальных публикаций в «желтой прессе», некоего обобщенного олигарха, то Михаил Ходорковский стал прототипом нескольких произведений. Так, В. Панюшкин в своей книге «Узник тишины» из дела «Юкоса» создает псевдодокументальный роман. А для рекламной кампании романа Т. Устиновой «Слигарх с Большой медведицы» издательство «Эксмо» придумало мини-сенсацию, объявив, что Устинова вытащила М. Ходорковского из тюрьмы. Действительно, герой романа — Дмитрий Белоключевский, вышедший из тюрьмы1 и переживающий крушение внутреннего и внешнего мира, который был связан с корпорацией «Черное золото». Примечательно, что Устинова, не скрывая связь своего героя с реальным прототипом, отмечала в интервью: «Я придумала продолжение жизни для персонажа, которого увидела по телевизору». Аксенов из того же материала создает фантастическую сказку. «Главным дви-
гателем аксеновского мира становится изменение категории свобода: свобода от чего? Свобода ради чего? Каковы1 возможные формы1 свободы? Цена свободы? — эти вопросы возникают в каждом новом тексте Аксенова», — эти слова критиков М. Липо-вецкого и Н. Лейдермана можно отнести и к новому роману.
«Редкие земли» — это такой геологический термин, обозначающий редкоземельные элементы, — рассказывал о своем замысле Аксенов, — для них в таблице Менделеева было 17 незаполненных клеточек. Сейчас они все заполнены1, все элемент существуют и играют важнейшую роль в сплавах, без которых невозможно развитие индустрии». Объясняя название своей книги, Аксенов замечает, что «она о редкости во всем»: «Скажем, наша планета — редкость во Вселенной, а люди сами по себе — это редкие обитатели Солнечной системы. Среди обитателей нашей планеты1 есть редкие люди, и мои герои как раз принадлежат к этой категории». Писатель признался, что всегда старается включать в свои прозаические тексты ритмические строки. В новом романе — 17 стихотворений, по числу редкоземельных элементов таблицы Менделеева. По словам писателя, герои нового романа занимаются разработкой этих редкоземельных элементов в корпорациях, которые сами для этого создали.
Аксенов одним из первых в «Ожоге», «Затоваренной бочкотаре», «Острове Крым» обнаружил, что советский мир абсурден и нереален, это модель, пригодная лишь для игры, для сказочного вымысла. В последнем романе постсоветская реальность приобретает те же узнаваемые черты советского мира, в котором может произойти любая фантасмагория. Поэтому столь сказочным и чудесным оказывается организованный женой Гена Стратова и его близкими побег из тюрьмы1 «Фортеция».
Нередко советская утопия превращается у Аксенова в разновидность детской сказки . Не случайно авантюрное переосмысление стереотипов советского масскульта появляется в 1970-е гг. в двух сказочных повестях для детей «Мой дедушка — памятник» и «Сундучок, в котором что-то стучит». Любитель играть со своими же героями, Аксенов производит в олигархи героя повести «Мой дедушка — памятник»
пионера 1970-х Старатофонтова, чуть укоротив его фамилию до Стратов.
Стиль Аксенова — ироничные рассуждения о временах былых в контексте времени современного. В новом романе «Редкие земли» Аксенов иронически сводит счеты с комсомолом. Его главные герои — чета Ген и Ашка — выход ы из верхов комсомольской элиты. Кроме метафоры1 «редкие земли», важным образом становится столь же редкое растение тамариск: «Основным растением. Биаррица является тамариск. Удивительные деревья, искривленные и раскоряченные. Иной раз разверстые, словно выпотрошенные рыбы, они открывают во всю свою небольшую, ну, максимум метра три-четыре, высоту продольные кавернозные дупла. Создается впечатление, что они и стоят-то исключительно на одной свое коре, через нее получая питательные соки и исключительную, учитывая частые штормы, устойчивость. Поднимите, однако, руку и погладьте тамарисковую хвою, этот своего рода деликатнейший укроп; вряд ли где-нибудь еше вы найдете столь удивительную нежность и свежую романтику. Получается что-то вроде нашего исторического комсомола». Подчеркивая значимость этого образа, автор поясняет читателю: «Читатель, должно быть, заметил, что автор, включенный в сюжет, в силу своего спон-тана постоянно находится на грани само-провокании. Достаточно уже сказать, что оригинальное название "Тамарисковый парк", которое возникло в связи с задумчивыми прогулками по тамарисковым аллеям, через полсотни страниц было подвешено на крюке вопросительного знака и вскоре превратилось из титула сначала в название файла, а потом в первую главу. "Редкие земли" выскочили только после того, как число страниц перевалило за сотню, когда понадобилось заменить нефть и газ на что-то необычное и космическое».
Еще один полноправный герой романа — двойник автора русский литератор Базз Петропавлович Окселотл, этакий рыцарь Ланселот (Оксе (Аксенов)лот). Он живет в курортном городке Биаррице на юге Франции (там, действительно, находится дом и кабинет писателя Василия Аксенова, отмечающего в интервью, что его дом там, где рабочий стол). Гуляя по пляжу и наблюдая за отдыхающими, он начинает придумывать,
кто же будет главным героем новой книги: «Я еще не определил, куда направить, условно говоря, перо: к историческим ли хроникам погубишего партию комсомола или к тамарисковым аллеям юго-запада Франции, в которых бродит молодежь современной Европы, а то, может быть, и расширить сеттинг романа до пространств Африки и Сибири, то есть придать ему, да-да, вот именно, поистине планетарное или, скажем, онтологическое звучание». Эти размышления и дальнейшая причудливая композиция опять же возвращают к законам столь любимой Аксеновым джазовой импровизации. Этот прием, характерный для «Москвы-ква-ква», повторяется и здесь. Роман так же населен героями предыдущих произведений Аксенова, ими, например, оказывается забита тюрьма «Фортеция», где отбывает наказание Ген. Они же, многочисленные герои, бегут вместе со Стра-товым: «Из секции "Сжег"' явились слегка заиндевевшие от забвения Аполлинариеви-чи. В составе 284 персонажей колонной, как и полагается в эпосе, прошло население трилогии. Там и сям во внутреннем дворе долгосрочного изолятора мелькали физики-ли-ррики, обитатели Золотой Железки, и дерзостные герои любовной драмы "Ащрей и Татьяна" (подзаголовок "Остров Крым"), и все мои любимые олухи, сидящие в бочках диогены Рязаншцны».
К началу повествования Стратов находится в тюрьме, куда его засадили «про-куренция» Колоссниченко и ее помощники, подполковник Усач, майор Аль-Бородач, капитаны1 Гопелкина и Скромнопятская. Именно в тюрьме Стратов вспоминает день за днем становление своего дела, вспоминает свою счастливую жизнь с любимой Аш-кой, настоящей Хозяйкой корпорации, боевым товарищем. «Такие бабы, как она, когда-нибудь начнут новый женский век правления России, то есть спасут эту родину-идиотку», — говорит один из героев.
Ашка, приезжая в тюрьму на свидания к Гену и продумывая детали побега, каждый раз не может смириться с тем, что случилось с ее мужем: как могли арестовать «этого умнипу и одновременно сумасброда, в башке которого то и дело рождались всякие утопические проекты пропветания его любимой Африки! Этого смельчака, которым стал одним из главных заводил самой вдохновенной в российской истории
ревсткпрм-кошрреЕюлжици! Зачинателя до сих пор еле непостижимого движения редкоземельных элементов! Собирателя р^ко-земельных характеров в одну непрогибаю-щуюся группу великолепных друзей!»
После поистине фантастического побега из ткрьмы во Францию Ген Стратов все же возвращается в Россию, что для него равносильно возвращению в тюрьму, по которой он, удивляясь сам, стал скучать в роскоши Лазурного берега: «Там, в крышке, меш: все время посещали картины прошлого. Хронологически шла полнейшая ката, однако картины эти всякий раз проявлялись с какой-то обалденной яркостью, с массой деталей, возрождались все ощуте-шя прошлого, вплоть до ускользаших, тогда ^¡е не поятных. Как будто я проживал сжэю жизш> заново, ю с большей цешостью всех моментов». Прощаясь со своей любимой женой Ашкой, бывшей одноклассницей Наташкой Вертопраховой, ныне — хозяйкой миллиардной империи, Ген говорит: «Четверть века вместе, но больше, как вщщо, уже !ешоготу. Особе^о, если ты не серийным продукт, а редкая штучка. Если ты из семьи лантанищов. Редкезе-мельная пыль. Если вдвоем сначала породили некий гибкий металл, а потом распались для будущих сшаж>в. . мы начинали с^и дела, не зная к чему они приведут. Из недр тоталитарного комсомола мы шча-ли наш: поход к такой чепухе, как граж-
данское общество, а пришли к такой чепухе, как миллиардное состояние. Мы разворотили общую тюрьму, чтобы потом разворотить и шшу личную тюрьму, набитую персонажами текущей литературы. Из детской веселой игры мы пришли к абракадаб-ристой игре взрослых. Трилогия завершается. Все».
В 1990-е гг. В. Аксенов выпустил сборник рассказов с очень симптоматичным заглавием «Негатив положительного героя», в нем автор ставил диагноз новому герою новой России. В какой-то степени новый роман явно продолжает поиски ответов на вопросы времени. Только ответы1 почему-то автор не находит или не формулирует, за-крыюаясь маской вечно играющего и иронизирующего Окселотла. Герой «разб^ался от отсутстшя ищеолсгии-шры, от жажды бано^ого пива, денег и гражданского общества, в котором каждый ходит с неравномерно толстым бумажником, а лучше всех ходят те, у кого потолще■ Каждый тянет в свою сторону, и автору ничего не остается, как стать одним из них». «Сейчас, по прошествии трехсот двадцати одной страницы, нужно откинуться в кресле и сообразить, что происходит со строптивцами», — признается автор в эпилоге. По всей вероятности, о том, что происходит не только с новым героем, но и с современным писателем в нашем веке, придется догадываться читателю.
Примечания
1. Ремизова М. Детство героя: Современный повествователь в попытках самоопределения // Вопросы: литературы]. 2001. № 2.
2. Иванова Н. Клондайк и клоны. Заметки о способах литературного размножения // Знамя. 2003. № 4.
3. Аксенов В. Чудо или чудачество. О судьбе романа // Октябрь. 2002. № 8.
А. С. Роботова,
профессор кафедры педагогики
ГУМАНИТАРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ В СОВРЕМЕННЫХ ЖУРНАЛАХ: о духовности, хлебе насущном, молодежных ценностях, воспитании
Ставшее общим местом в современном гуманитарном сознании положение о диалогич-ности текста, о его двусубъектной природе сыграло с Вашим автором злую шутку... Диалог (вопросы к автору по поводу предшествующих публикаций, сомнения, возражения, просто реплики) захотелось просто услышать,
воспринять его как слово звучащее, а не мыслимое, воображаемое. Но его не было, и это повлияло на снижение мотивации «писательской» деятельности, на ее активность.
Однако шло время. Воспринимаемой информации становилось все больше. Ей становилось тесно в моем сознании, и снова захоте-
