CC BY
258
РОЛЬ ТЕОРИИ МАККИНДЕРА В НЫНЕШНЕМ СТРАТЕГИЧЕСКОМ РАЗВЕРТЫВАНИИ США В ЕВРАЗИИ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Фабрицио ВИЕЛМИНИ
докторант Центра исследований России,
СССР и постсоветского мира при Школе высших исследований по общественным наукам
(Париж, Франция)
Фундаментальные идеи Маккиндера о евразийском хартленде и по сей день позволяют лучше всего объяснить стратегические изменения на постсоветском пространстве, в частности развертывание сил США. Широкий круг идей и понятий, содержавшихся в выдвинутой Маккиндером в 1904 году теории «географической оси»1 (позднее развитой в теорию «хартленда»2), действительно существенно обогатил концептуальный аппарат международного анализа эпохи «хо-
1 Mackinder H. The Geographical Pivot of History // The Geographical Journal, April 1904, Vol. XXIII, No. 4. P. 421—437.
2 Mackinder H. Democratic Ideals and Reality, New York: W.W. Norton & Co., 1969 (первая публи-
кация: Democratic Ideals and Reality: A Study in the Politics of Reconstruction. London: Constable and Company, 1919); idem. The Round World and the Winning of the Peace // Foreign Affairs, 1943, Vol. 21, No. 4. P. 595—605.
лодной войны» и, в еще большей степени, последующего периода.
Отправным пунктом настоящего анализа служит тот факт, что с концом биполярного мира положение Соединенных Штатов, стремящихся удержать мировую гегемонию, стало напоминать положение Великобритании в начале XX века. Чтобы понять это, нужно оценить структурное сходство в ситуации этих двух стран, которые для большей простоты можно назвать «атлантическими». И та и другая — морские торговые державы, сумевшие навязать мировой экономике вполне определенный порядок, основанный на принципах свободной торговли. Это сочетается с наличием у «атлантической» державы ряда преимуществ перед другими участниками, в частности с более высоким уровнем финансовых и технологических знаний, умений и квалификации. Но при всем том положе-
ние такой державы весьма хрупко и уязвимо, так что приведенное описание справедливо скорее в теории, нежели на практике: доля США в мировой экономике сегодня сокращается, как в свое время сокращалась доля Великобритании по отношению к германской. Для компенсации этого обстоятельства решающую роль приобретает военная сила, позволяющая поддерживать господство на море. Еще одна ключевая особенность подобной державы — ее усилия повсеместно насадить экономический либеральный порядок, сочетающиеся с претензией на моральное превосходство ее культурных и социальных структур3. Наращивание силы в сочетании с чувством собственного морального превосходства побуждает такую державу постоянно оправдывать свое вмешательство во внутренние дела или посягательство на территориальную целостность тех государств, которые сопротивляются стратегической экспансии гегемона—даже в случаях, когда это заставляет атлантическую державу действовать в разрез с фундаментальными нормами морали и гуманитарного права, как это было с Великобританией в Южной Африке во времена, когда Маккиндер разрабатывал первые версии своей теории, или с США в ходе нынешней «войны с терроризмом».
Сегодня, как и 100 лет назад, главная угроза для гегемонии атлантической державы может исходить из укрепления связей между континентальными государствами. Если развитие таких связей дойдет до уровня устойчивого альянса, это может обернуться образованием континентального
3 О британских истоках сегодняшней склонности США к «гуманитарному империализму», см.: Ferguson N. Empire. The Rise and Demise of the British World Order and the Lessons for Global Power. Basic Books (U.S. ed.), 2003.
сообщества держав как альтернативы морской державе. Подобная перспектива становится более вероятной с формированием единой международной системы. Именно этот процесс реально определил ту смену парадигмы в международных отношениях, которую в 1904 году Маккиндер точно обозначил как конец «эпохи Колумба»4. Фактически главным событием международной жизни, которое подтолкнуло британского империалиста к формулированию первой версии его теории, было начавшееся строительство континентальными империями железнодорожной инфраструктуры. Маккиндер прекрасно понимал, что такая инфраструктура вполне способна конкурировать с морскими торговыми путями и, позволяя эффективно вводить в оборот недоступные прежде природные ресурсы, обеспечивает континентальным державам возможность развития, способного подорвать гегемонию морских держав.
В настоящей статье дается краткий обзор практической реализации идей Маккиндера вплоть до настоящего времени. Как мы попытаемся показать, эти идеи использовались прежде всего для того, чтобы сталкивать между собой евразийских акторов. Мы же утверждаем, что более глубокое понимание открытой британским географом евразийской динамики и ее роли в мире может послужить для обоснования совсем другой позиции, нежели той, которую сформулировал Маккиндер: ее можно понимать как стимул для перехода от политики взаимного сдерживания внутренних континентальных держав к сотрудничеству между ними.
4 Mackinder H. On the Scope and Methods of Geography // Proceedings of the Royal Geographical Society, 1887, Vol. 9, No. 3. P. 141—174.
Прикладная геополитика: Маккиндер после Первой мировой войны
Чтобы понять отмеченную выше параллель между положением Великобритании в 1904 году и США в 2004-м, а также роль идей Маккиндера в развитии современной
международной ситуации, следует очертить основные регионы, которые этот автор выделил как естественную ресурсную и операционную базу мировой державы, способной бросить вызов могуществу Британской империи.
Центральная Азия, с 1904 года прочно ассоциируемая с понятием «хартленда», — лишь одна из тех стратегических зон, где сталкиваются между собой континентальные державы. Наряду с этой территорией британский географ подчеркивал роль еще двух регионов, которым сегодня США вновь уделяют самое пристальное внимание в своей мировой стратегии.
Как это подробно освещается в книге «Демократические идеалы и реальность», первая из таких зон — Восточная Европа, точнее — территория между Балтийским и Черным морями, исторически образующая пограничную зону [limes, в терминологии Маккиндера]5 между Европой (как зоной Европейской цивилизации) и Евразией. Именно здесь, по утверждению британского географа, в конце Первой мировой войны наложились друг на друга хартленд и Европейский полуостров. Соответственно главным источником беспокойства для Маккиндера была возможность того, что Москва и Берлин решат вступить в союз, связывающий два главных полюса силы евразийского массива. В ответ на такую возможность Маккиндер рекомендовал делегатам мирной конференции создать между Россией и Германией буферную зону. Суть идеи заключалась в том, чтобы расчленить Восточную Европу на множество государств, с самого начала поставленных в неравное положение, и постоянно подогревать их соперничество6.
Затем Маккиндер пошел дальше и, будучи на посту британского верховного комиссара в Южной России, на который его назначили в 1919 году, попытался лично претворить свои планы в жизнь. В докладе, направленном им с места событий, намечался план «нейтрализации» России, как оказалось, не утративший актуальности даже спустя семь десятилетий7. По утверждению Маккиндера, «Кавказ и Каспийский регион следует рассматривать в более широком политическом контексте». Он настаивал на том, чтобы Запад содействовал независимости Украины в ряду других государств Центральной и Восточной Европы, а также Армении, Азербайджана и Г рузии. Более того, Маккиндер предвосхитил стратегию Збигнева Бжезинского в отношении постсоветской России, предполагая добиться расчленения страны путем поддержки деникинского правительства8. Маккиндер даже снабдил свой план детальной программой мер, способных подвести под него экономическую базу, — таких, как создание совместных российско-британских синдикатов, — и особо настаивал на необходимости «обеспечить британские позиции на Каспийском море»9. В полном соответствии с отмечавшимся морализаторским компонентном этот план перекройки карты Восточной Европы, исходивший от державы, только что расширившей в результате войны свою колониальную империю, обосновывался морализированием на тему о державе хартленда как «мировом центре милитаризма», который необходимо сдерживать «в интересах всего человечества»10.
5 Отсюда, в частности, известное название «лимитрофы» как обозначение прибалтийских государств в период между двумя мировыми войнами. — Перев.
6 См.: Dossena P.A. Hitler & Churchill. Mackinder e la sua scuola, Milan: Terziaria, 2002.
7 См.: Mackinder H. General Report, with Appendices, on Situation in South Russia; Recommendations for Future Policy. В кн.: Documents on British Foreign Policy 1919—1939. First Series. Vol. III. London, 1949. P. 777—784.
8 См.: Максименко В.И. Россия и Азия, или анти-Бжезинский (Очерк геополитики 2000 года) // Восток, 2000, № 5.
9 Mackinder H. General Report. P. 786.
10 Mackinder H. Democratic Ideals and Reality.
Для понимания современной политики США не менее важен и третий ключевой регион, который британский географ считал решающим для закрепления итогов Первой мировой войны, — Палестина. Маккиндер в деталях показывает, как сами законы географии в ближайшем будущем неизбежно заставят континентальную державу бросить вызов британскому триумфу на Ближнем Востоке. Он выделил второй, африканский хартленд («Южный хартленд») и арабские страны как зону стыка между двумя хартлендами, открытую для силового давления с моря11. Поскольку сходная концепция имела хождение и в кругах британской имперской элиты, можно предположить, что она сыграла свою роль в британской поддержке сионистской экспансии на арабские земли.
Чтобы завершить беглый обзор судьбы геополитических концепций Маккиндера в период после Первой мировой войны и их потенциальной роли в формировании современной политики США, следует отметить еще один принципиальный момент. Как детально продемонстрировано в недавней работе одного из итальянских исследователей, многие элементы имперской геополитической идеологии (Weltanschauung) Гитлера в отношении территории к востоку от Германии прямо связаны с концепциями Маккинде-ра12. Уже в первой версии своей теории Маккиндер настойчиво изображал Россию как «Монгольскую империю сегодня» — носителя и проводника «славянской отсталости» и «азиатской деструктивности». С этой точки зрения британского географа можно считать одним из авторов теоретических обоснований проекта установления германского господства над русскими13 в противовес проекту сотрудничества двух европейских гигантов, который отстаивал, в частности, ведущий немецкий геополитик Карл Хаусхофер14. Не следует забывать об идеологических особенностях нацистской среды, испытавшей сильнейшее влияние эзотерических и эсхатологических представлений. Формула Маккиндера, сулящая господство над миром как автоматическое следствие контроля над определенной территорией, не могла не подталкивать подобных людей к исполнению их безумного проекта.
Живучесть идей Маккиндера в период «холодной войны1»
После окончания Второй мировой войны геополитика выпала из круга широко обсуждаемых тем, однако в США она стала важным концептуальным инструментом для исследования и моделирования баланса сил на мировой арене15. С самого начала войны в США распространилось убеждение, что в основе военных успехов нацистов лежало их удачное использование концепции хартленда16. Эта убежденность породила широкий
11 «Если главным местопребыванием человечества на этой планете остается Мировой остров и если центральное положение в нем занимает арабский мир как место, через которое проходит путь из Европы в Индию и из Северного хартленда в Южный, — то горная крепость Иерусалим сохраняет свое стратегическое положение, принципиально не отличающееся от его положения идеального места в глазах средневековых людей или его стратегического положения между Вавилоном и Египтом в древности» (ibid. P. 89).
12 Dossena P.A. op. cit.
13 Эта связь отмечена У.Х. Паркером (см.: Parker W.H. Mackinder Geography as an Aid to Statecraft, Oxford, 1982. P. 245).
14 См.: Хаусхофер К. О геополитике: работы разных лет. М.: Мысль, 2001.
15 См.: Jean C. Geopolitica. Bari: Laterza, 1996.
16 Ср.: Antonsich M. Dalla Geopolitik alla Geopolitics. Conversione ideologica di una dottrina di potenza // Quaderni del dottorato di ricerca in Geografia politica. Universita di Napoli. 1994, No. 4. P. 51.
интерес к самой концепции. Наряду с жесткой критикой идеологического инструмента европейского противника Соединенных Штатов в ряде публикаций содержались попытки разработать инструмент аналитический — «более верный» и «лучше отвечающий правому делу», чтобы, руководствуясь им, направлять действия США в мировых событиях. Из этого стремления родилась геополитика — «основанная на принципах географии стратегическая доктрина, служащая интересам Америки»17, противопоставляемая скверной GeopoUtik.
Нужно отметить, что США вообще весьма благодатная земля для произрастания подобных географически обосновываемых стратегических доктрин. Собственно, именно это государство первым из великих держав начало разрабатывать свою внешнеполитическую концепцию на основе прежде всего географических фактов: это видно на примере доктрины Монро и даже мифа о «фронтире»18. В США географическое знание всегда ассоциировалось с государственными учреждениями, ответственными за разработку внешней политики, как это было в случае с карьерой Алфреда Тайера Мэхэна19. В 1950-е годы, по свидетельству Хусона, идеи Маккиндера были хорошо известны в высших эшелонах системы стратегического планирования США20.
С учетом сказанного легко предположить, что в Соединенных Штатах концепция Маккиндера всегда пользовалась авторитетом в кругах, принимавших политические решения. Именно она лежала в основе формирования вдоль всего «римленда» [пограничных территорий между хартлендом и морем] системы стратегических альянсов (таких, как НАТО и СЕНТО), которые в период «холодной войны» гарантировали реализацию американской политики сдерживания. С помощью этих альянсов США передвинули свои военные рубежи за океаны. Для этого формировались различные клиентские сети государств, зависимых от Вашингтона в обеспечении безопасности. Инструментом такой политики служила все та же впервые отчетливо сформулированная британским империалистом идея угрозы со стороны континентальной державы. В этой связи уместно вспомнить работу Николаса Спайкмена21. Хотя в представлении данного автора центр мировой мощи смещался с осевого региона на окружающие его острова и полуострова «римленда», его труд полностью сохранил основную направленность доктрины глобального империализма, рассматривающей материковое ядро Евразии как базу державы, противостоящей мировой морской империи.
17 Ср.: Antonsich M. Dalla Geopolitik alla Geopolitics. Conversione ideologica di una dottrina di potenza // Quaderni del dottorato di ricerca in Geografia politica. Universe di Napoli. 1994, No. 4. P. 51.
18 Фронтир (от английского frontier, буквально — граница между освоенными и не освоенными поселенцами землями), в истории и литературоведении понятие, обозначающее эпоху освоения свободных земель на западе США (до 1890). В художественной литературе ему соответствуют мотивы «открытой дороги», «пионерства», героического покорения природы, борьбы с индейцами.
19 Алфред Тайер Мэхэн (Alfred Mahan) (1840—1914) — американский адмирал и историк, детально исследовавший военно-политическую роль военных действий на море. Настойчиво доказывал необходимость для США развивать морскую мощь. Его книги «The Influence of Sea Power upon History, 1660—1783» (1890) (Влияние морской силы на историю. 1660—1783. СПб., 1896 (2-е изд. М.-Л., 1941) и «The Influence of Sea
Power upon the French Revolution and Empire, 1793----1812» (1892) (Влияние морской силы на французскую
революцию и империю. 1793—1812. СПб., 1897—1898 (2-е изд. М.-Л., 1940) получили широкую известность далеко за пределами США и существенно повлияли на строительство военно-морских сил как Великобритании, так и Германии в период перед Первой мировой войной. Книга “The Interest of America in Sea Power, Present and Future” (1897) («Заинтересованность Америки в морской силе, настоящее и будущее») сыграла значительную роль в формировании морской доктрины США. — Перев.
20 См.: Hooson D. The Heartland—Then and Now. В кн.: Global Geostrategy: Mackinder and the Defence of the West / Ed. by Brian W. Blouet. London: Frank Cass, 2005.
21 Ср.: Sevaistre O. Un gйant de la gйopolitique: Nicholas John Spykman // Stra^gique, 1988, No. 3. P. 115—132.
Конец коммунизма: новая жизнь идей Маккиндера
Тот факт, что именно теория Маккиндера является важнейшим и неотъемлемым фактором американской политики к востоку от Атлантического океана, стал совершенно очевиден после распада СССР. Может быть, ничто так хорошо, как эта теория, не позволяет понять стратегическое развертывание и другие действия США в Большом хартленде, включающем Ближний Восток. После первых колебаний, отмеченных в начале 1990-х годов, усиленных шоком от внезапного исчезновения давнего противника, политика Вашингтона на всех трех критических театрах очевидным образом пошла путями, обозначенными английским географом 100 лет назад, и сходство нынешних усилий Белого дома с прежней стратегией Британской империи бросается в глаза22.
Так, императив поддержания «геополитического плюрализма» на постсоветском пространстве, на чем настаивает 3. Бжезинский, — лишь одно, наиболее очевидное, следствие упомянутой традиции23. Помимо этой хорошо известной стратегии на постсоветском пространстве, преемственность относительно английской политики просматривается в безусловной поддержке Соединенными Штатами радикальных сионистских сил в Израиле — тех самых, которые разделяют с крайне правыми американскими политиками отчетливо сформулированную в работах Маккиндера убежденность в мистической роли местоположения Иерусалима.
Влияние Маккиндера отчетливо просматривается и в последовательном стремлении отгородить «новую» Восточную Европу не только от России, как было завещано британцем, но и от цивилизационного ядра Евросоюза. Речь в данном случае идет о стратегии, призванной предотвратить формирование независимого геополитического актора на решающей «платформе демократии», которой для Маккиндера была западноевропейская оконечность Евроазиатского массива24.
На всех трех театрах ключевым элементом стратегии США остается поддержка режимов, которые в осуществлении своей внешней политики целиком зависели бы от внешних сил. Представляется, что в рамках этой концепции основная задача — сохранение подобных режимов как потенциальных барьеров между главными стратегическими акторами, способными оспорить притязания США на мировую гегемонию. Они должны служить гарантией того, что континентальные державы не установят между собой довольно прочных связей, позволяющих им приобрести достаточную силу и решительность, чтобы сформировать альтернативный мировой порядок. Это относится прежде всего к возможности сформировать континентальную сеть железнодорожных торговых путей, грозящую нарушить мировую монополию на морские торговые пути, которую обеспечили себе США и их союзники, — та же самая возможность пугала Маккиндера в 1904 году.
22 Об этом подробнее см.: Mayer K.E. The Dust of Empire, 2003 (издание на итальянском языке: La polvere dell’Impero. Il «grande gioco» in Asia centrale. Corbaccio, 2004); Ferguson N. op. cit.
23 См.: Torbakov I. Reexamining Old Concepts about the Caucasus and Central Asia [http//:eurasianet.org],
4 February 2004.
24 Такое определение использовано Маккиндером в работе: The Round World and the Winning of the Peace (издание на итальянском языке: Il mondo intero e come vincere la pace // Limes, 1994, No. 1. P. 171— 182).
Развертывание США в бывшем советском хартленде
Учитывая место, где проходит наш симпозиум, представляется уместным подробнее проанализировать политику США в Центральной Азии. Политика эта представляет собой результирующую нескольких разнонаправленных импульсов. Сразу после распада СССР мало кто из американских экспертов решался утверждать, что у Вашингтона есть реальные цели в данном регионе. Во-первых, он не имел особого значения для сферы традиционных интересов США. Во-вторых, сама по себе Центральная Азия даже не воспринималась Соединенными Штатами как нечто четко определенное — собственно, для большинства американцев это была terra incognita.
Соответственно, в начале 1990-х, в условиях вакуума силы, последовавшего за крушением Советского Союза, США стремились главным образом не допустить слишком широкого проникновения в регион какой-либо другой крупной державы, прежде всего Ирана25.
Однако с 1995 года Соединенные Штаты, не афишируя этого, начали подлинную стратегическую революцию по всему Южному поясу СССР, протянувшемуся вокруг трех внутренних морей — Черного, Каспийского и Аральского, что подавалось как следствие растущего интереса к каспийской нефти. Однако очевидно, что реально за этим стояли не экономические, а стратегические мотивы26. Вся эта активность сопровождалась развитием и распространением стратегической концепции, для которой значение Центральной Азии заключалось в ее центральном положении между Востоком и Западом, Севером и Югом — то есть концепции, основанной на восприятии данного региона как осевого в мировой политике27. Трудно не усмотреть основу такого восприятия в стратегическом мышлении, восходящем к маккиндеровской теории хартленда.
Новая американская адаптация идей британского стратега реализовалась в дальнейшем устремлении на север от прежней линии сдерживания. Это устремление просматривается в поддержке Соединенными Штатами региональной группировки ГУУАМ (Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдова)28. Она создавалась параллельно с реализацией натовской программы «Партнерство ради мира» и с твердой позицией США в поддержку строительства нефтепровода Баку — Джейхан. Главная цель создаваемого таким образом евразийского коридора — установить контроль над осевым регионом путем формирования буферной зоны от Восточной Европы до западных границ Китая. Это предполагает дальнейшее расширение зоны ответственности НАТО на восток, как стало очевидно после утверждения новой стратегической концепции Альянса в 1999 году. Стоит также отметить особое внимание к бассейну Черного моря — бассейну, который, как заметил Маккиндер, будет целиком поглощен хартлендом, если доступ к нему будет контролировать континентальная держава. Чтобы не допустить этого, как и в 1904 году США и Англия создают и поддерживают буфер из геополитических союзов, призванный отгородить Россию и Иран от осевого региона, поскольку доступ этих стран к нему смог бы нарушить систему альянсов, обеспечивающих монопольное положение США в морской торговле. Такая политика ведет к формированию особого рода северного продолже-
25 Cm.: Fuller G.E. Central Asia. The New Geopolitics. Santa Monica: RAND, 1992. P. 77.
26 Cm.: Blank S. Every Shark East of Suez: Great Power Interests, Policies and Tactics in the Transcaspian Energy Wars // Central Asian Survey, 1999, Vol. XVIII, No. 3. P. 373—383.
27 Cm.: Legvold R. Thinking Strategically: The Major Powers, Kazakhstan and Central Asian Nexus. Cambridge, MA: MIT Press, 2003.
28 Cm.: Lieven A. G.U.U.A.M: What Is It, and What Is It For? // Eurasia Insight, 18 December 2000 [www.eurasianet.org/departments/insight].
ния «римленда», что легко увидеть, проследив на карте Евразии географическое положение государств, присоединившихся к схеме ГУУАМ.
Именно так воспринимает Москва развитие событий в рамках данной схемы. Это видно из проводимого ею в пику Западу курса на активизацию «восточной» и «южной» осей своей традиционной дипломатии, призванного перерезать создаваемый США вдоль Евразии коридор восточно-западной ориентации, в том числе из поддержки строительства на континенте железнодорожных путей в направлении «Север — Юг».
К 2001 году условия этой игры уже понимали все ее участники. В одном из немногих анализов политики Белого дома в регионе, выполненных до 11 сентября, отмечалось, что «данный район должен рассматриваться как важный для США, потому что он весьма важен для всех остальных крупных государств Евразии, чьи глобальные и региональные интересы затрагивают интересы США», и что «интересы Соединенных Штатов в Центральной Азии почти неизбежно будут усиливаться»29. К тому времени окно возможностей, открытое для США самоубийством СССР в 1991 году, вот-вот могло захлопнуться навсегда. Только событие масштаба 11 сентября могло вернуть атлантическую державу в игру настолько, чтобы та смогла выстроить новое кольцо вооруженных сил параллельно старым рубежам времен «холодной войны» от Южной Европы через Кавказ до Центральной Азии30. Соединенные Штаты даже распространяют свою прежнюю политику в отношении «римленда» на территории, лежащие в глубине хартленда, — переносят ее, по словам Дональда Рамсфельда, «в самое сердце Евразии»31.
Влияние идей Маккиндера, особенно способность его простых формул внушать чувство всемогущества политическим кругам, мыслящим в русле мистических концепций, было наглядно продемонстрировано в случае с нацистской Г ерманией. Воздействие этих идей до известной степени демонстрирует и сегодняшнее втягивание Америки в Центральную Азию. Последствия этого процесса могут быть самыми серьезными не только для государств, возникших из советского блока и оказавшихся пешками в американских планах, но и для мира в целом.
В ы в о д ы
Нынешняя международная ситуация во многом обусловлена именно наследием Маккиндера. Его теории живут во внешнеполитической практике, и влияние их можно почувствовать в любой точке нестабильности современного мира — от Святой Земли до западных границ Китая.
Сегодня это порождение осуществляющихся у нас на глазах имперских геополитических маневров представляется особенно опасным, так как оно проводится в жизнь в тот самый момент, когда США переживают структурный кризис своей способности контролировать события в мире32. Это особенно заметно в ситуации с Центральной Азией, где действия США, явно продиктованные стремлением нейтрализовать потенциального со-
29 Fairbanks C., Nelson C.R., Starr S.F., Weisbrode K. Strategic Assessment of Central Eurasia. Washington D.C.: Central Asian-Caucasus Institute, Atlantic Council, January 2001. P. 7, 95 [www.acus.org/Publications/ Default.htm].
30 См.: Amineh M., Parvizi M., Houweling H. Central Eurasia in Global Politics: Conflict, Security and Development. Leiden & Boston: Brill Academic Publishers, 2004.
31 Rumsfeld’s Speech, Germany, 11 July 2003 [http://http://defense-link.mil/releases/2003/nr20030612-0095.html].
32 Это проанализировано Тоддом в работе: Todd E. After the Empire.The Breakdown of the American Order. New York: Columbia University Press, 2003 и Валлерстайном в статье: Wallerstein I. The Eagle has Crash Landed // Foreign Policy, July-August 2002.
перника, усиливают напряженность и порождают новые конфликты. Вместо того чтобы гарантировать безопасность региона, Соединенные Штаты инициируют гонку за создание здесь военных баз. Кроме того, поддерживая стабильность местных политических режимов (или, в отдельных случаях, поддерживая оппозицию официальному руководству стран ЦА), Соединенные Штаты провоцируют у местного населения чувство отчуждения и тем самым оказывают неоценимую поддержку формированию террористических сетей33.
Пришло время радикально переосмыслить Маккиндера. Сегодня главный позитивный компонент его наследия — способность привлекать внимание европейской элиты к «забытым», по большей части, странам и территориям. Однако до сих пор этот позитивный момент отступал на задний план перед тем чувством угрозы, которое британский географ силился передать в своих работах. Сегодня его наследие необходимо осмыслить в контексте объективных условий нового столетия. В ситуации сжавшейся в размерах России, демократической Германии и стремительно развивающегося Китая единство хартленда больше не создает угрозы миру на планете. Напротив, опасность связана с попытками внешней державы разделить континент Евразии. За 100 лет своего существования Маккиндерова теория географической оси/хартленда претерпела немало изменений. И пришло время вновь переосмыслить ее, подчеркнув положительную роль потенциала континентальной державы и значение железных дорог для развития внутренних территорий континента. Тогда эту теорию можно будет использовать для развития евроазиатского сотрудничества. К этому сотрудничеству призывала германская школа геополитики (Geopolitik) до прихода нацистов, сегодня же возможность его открывает альянс Париж — Берлин — Москва, сформировавшийся как ответ на агрессию в Ираке. Такое развитие, такой новый хартленд необходимы, чтобы остановить логику бесконечной войны, направляющую действия Соединенных Штатов.
33 См.: Vielmini F. Implications of U.S. Military Presence in Central Asia Security System: Evolution, Current Situation, and Future Perspectives. В кн.: Dynamics of Transformation in Central Asia—Perspectives from the Field. International Conference, Rome, 5—6 November 2004 (готовится к печати).
