CC BY
146
УДК 316.77 Гапич Александр Эрикович
доцент кафедры социологии Северо-Кавказского федерального университета
РОЛЬ СОЦИАЛЬНЫХ МЕДИА И ВИРТУАЛЬНЫХ КОММУНИКАЦИЙ В РАСПРОСТРАНЕНИИ МОЛОДЕЖНОГО ПРОТЕСТА [1]
Gapich Alexander Erikovich
Assistant Professor, Sociology Department, North Caucasus Federal University
THE ROLE OF SOCIAL MEDIA AND VIRTUAL COMMUNICATIONS IN THE YOUTH PROTEST DISSEMINATION [1]
Аннотация:
Одним из значимых социально-политических трендов в современном мире является усиление радикальных протестных настроений, аккумулятором которых зачастую становится молодежь. Используя метод кейс-стади и основываясь на эмпирических данных зарубежных исследований 1995, 2011 и 2013 гг., автором делается вывод о том, что виртуальные сети оказывают заметное влияние на рост радикализации молодежи. Но характер этого влияния значительно сложнее и многообразнее, чем те тенденции, о которых говорят эксперты и журналисты, занимающиеся проблематикой социальных медиа и их влиянием на социально-политическое поведение населения.
Ключевые слова:
социальные медиа, социальные сети, методология исследования протеста, молодежный протест, виртуальные коммуникации.
Summary:
One of the significant social and political trends of the modern world is the strengthening of radical dissent sentiments often cultivating in the youth environment. Using the case study method based on the empirical data of foreign studies in 1995, 2011 and 2013, the article concludes that the growth of the radicalization of youth is influenced greatly by the virtual networks. However, the nature of this influence is much more complex and diverse than those trends that are discussed by the experts and journalists dealing with the range of problems of social media and their impact on the sociopolitical behavior of the population.
Keywords:
social media, social networking, methodology of protest studies, youth protests, virtual communication.
Мультипликативный эффект, характеризующий усиление волны политических протестов во всем мире, совпадает с повышением доступа широких слоев населения, в первую очередь молодежи, к глобальным средствам социальной коммуникации. При этом достаточно интересным является суждение о том, что наличие свободного доступа к сети Интернет и ее коммуникативным механизмам и инструментам не является определяющим фактором начала протестных выступлений во многих странах. Во время так называемой арабской весны поводом для массового выражения недовольства служили скорее ситуативные факторы, чем однозначно интерпретируемые тенденции.
На основании изучения опыта цветных революций в странах СНГ, событий арабской весны, протестов на Wall Street и политического переворота 2013-2014 гг. на Украине можно сделать вывод о том, что распространение социальных медиа и новых коммуникативных механизмов является более значимой детерминантой протеста, чем демографические или социально-экономические факторы. Представляется, что в ближайшем будущем социальные медиа будут более востребованы у молодежи, чем у других социально-демографических категорий.
При изучении протеста в настоящее время значению и функциям технологий мобильной коммуникации посвящено достаточно много исследований. Рассматривая структуру современных средств и видов коммуникации, ученые уделяют основное внимание развитию социальных медиа-порталов (Facebook, Twitter), а также онлайн-площадкам обмена видеоконтентом (YouTube, Rutube и т. д.). Наш опыт исследования политического протеста, в особенности на региональном уровне в странах СНГ, показывает, что фокус внимания должен быть сосредоточен на основных эмпирически фиксируемых типах современных коммуникаций, а именно на мобильной коммуникации с помощью современных смартфонов и планшетных компьютеров, на мобильном интернете в целом.
При этом западными исследователями (George, 2005; McAdam, 1996; Miard, 2012) достаточно убедительно доказывается, что проникновение мобильного интернета не всегда приводит к политической мобилизации народных масс, которая в большей степени зависит от степени развитости различных структур гражданского общества [2, с. 907].
Роль современных социальных медиа в гораздо большей степени заключается в организации и координации наиболее радикальных представителей протестных групп населения. Активное распространение социальных медиа среди широких групп и слоев населения, в особенности у молодежи, формирует представление о том, что гражданские активисты могут не только
ПОЛИТОЛОГИЯ
быть потребителями информации и идей, но также выступать в качестве создателей и распространителей социально-политических идей.
Социальные медиа в этом смысле выступают не столько для усиления протестных настроений уже мобилизованных категорий населения, сколько для распространения различных идей среди политически неактивного населения. Проведенный С. Були в 2009 г. теоретический анализ, направленный на оценку влияния социальных медиа на степень участия граждан в политической жизни, показал, что использование интернет-коммуникаций оказывает непосредственное влияние на формирование политических убеждений. При этом степень этого влияния далеко не всегда оказывается значительной [3, с. 209].
В рамках теоретических изысканий о роли социальных медиа в политическом протесте была выдвинута гипотеза о том, что наличие существенной доли молодого населения резко увеличивает шансы на возникновение гражданского или политического протеста. Данное предположение было полностью подтверждено событиями арабской весны. Социально-политический протест, получивший название «болотный» по аналогии с наименованием площади в столице России, также подтверждает тезис о том, что только лишь увеличение численности молодежных когорт способствует резкому росту антиправительственных настроений. Анализ социально-демографических характеристик участников российских антиправительственных демонстраций в 2011-2012 гг. (проведенный с помощью мониторинговых инструментов социальных медиа) показывает, что в общем числе участников протестных акций 24 декабря 2011 г., «марша миллионов» в 2012 г. доля лиц в возрасте до 35 лет составила более 60 %. Кроме того, арабские события и российское протестное движение имеют еще одну схожую характеристику - это увеличивающаяся по сравнению с другими категориями доля образованного населения в структуре молодежных когорт.
Противоположные мнения ученых о том, что информационные технологии в целом и социальные медиа в частности не играют сколь-либо заметной роли в возникновении политического протеста, также должны быть подтверждены эмпирически. Так, П. Норрис отмечает, что в государствах, которые считаются развивающимися, уровень проникновения интернета и его скорость отличаются в худшую сторону от развитых стран [4]. Соответственно, в странах, где уровень проникновения интернета существенно ниже, чем государствах Запада, не отмечается значительной протестной политической активности.
Дж. Альтерман приводит обоснованные доводы о том, что в центре внимания ученых должен быть анализ не социальных медиа и интернета, а других носителей информации, таких как спутниковое телевидение и доступ к нему со стороны широких слоев населения [5, с. 103-104].
Кроме того, многие аналитики приводят анализ различных кейсов о том, как репрессивные режимы используют интернет-технологии с целью слежки и репрессий в отношении собственных граждан. Так, американский исследователь и журналист белорусского происхождения Е. Морозов утверждает, что спецслужбам очень выгодно широкое распространение интернета и социальных медиа, поскольку это существенно увеличивает арсенал карательных мер [6]. Можно также предположить (что, однако, требует эмпирического подтверждения), что доминирующий в настоящее время контент социальных медиа, который потребляет молодежь в сети, также в определенной мере способствует их социальной и политической индифферентности.
В целом же в научном и экспертном сообществах пока не существует однозначного мнения о роли социальных сетей и медиа в возникновении социально-политических протестов. Нет даже понимания самого факта наличия или отсутствия такой роли. При этом большинство ученых все же склоняются к тому, что социальные медиа оказывают мобилизующее действие на различные молодежные когорты. Мы полагаем, что одним из возможных путей ответа на вопрос о роли социальных медиа в возникновении молодежных протестов является постановка отдельных исследовательских вопросов, например о том, влияет ли количество контента в социальных сервисах политической направленности на количество участников протестных действий. Для ответа на этот и подобные вопросы необходима разработка определенных исследовательских подходов, систематизация терминов и понятий, их интерпретация и операционализация, разработка инструментария исследования и т. д. То есть речь идет о разработке новой методологии исследования влияния социальных медиа на молодежную политическую активность.
Ученые и эксперты, занимающиеся изучением протестного поведения населения, указывают в основном на распространение информационных технологий и накопление претензий социально-экономического и политического характера при объяснении причин современного протеста. Однако же при более тщательном научном исследовании причин современного протеста оказывается, что ни один из этих факторов не может быть заявлен как однозначно доминирующий.
Однако определенные тенденции, которые можно охарактеризовать в качестве возможных детерминант современного молодежного процесса, все же можно попытаться выделить. Среди таких детерминант можно обозначить долю молодежи в абсолютной численности населения, а
также распространение мобильных средств коммуникации, которые в данном случае мы не отождествляем с распространением интернета в целом. Можно также говорить о том, что в условиях противостояния действующим режимам в странах с различными типами политического устройства мобильные коммуникации вытесняют традиционные средства мобилизации масс.
Для понимания причин распространения молодежных протестов в современном мире целесообразно представить некоторые наиболее общие основания для изучения указанного массового социального явления.
Массовые выступления против действующего политического режима являются событиями достаточно редкими и в связи с этим сами по себе политически значимыми. В случае распространения протестов даже в относительно благополучных экономически и политически развитых странах расширение массовых протестных выступлений влечет за собой негативные последствия. Характерным примером этого являются события в арабских странах в 2011 и на Украине 2013-2014 гг. При этом важно отметить, что для широкого распространения протеста в современных условиях требуется взаимодействие нескольких интернет-ресурсов или социальных медиа, не связанных между собой до момента его возникновения. Можно также говорить о том, что причины первоначального протеста могут заметно отличаться от возникающих впоследствии массовых народных выступлений.
Одной из наиболее известных методологий изучения современных протестов являются подсчет участников протестных действий и типологизация протестных акций по различным основаниям. Другой способ, который часто используется в исследовании молодежных протестов, в том числе в виртуальной сфере, состоит в сопоставлении даты начала протеста с его распространенностью и масштабом в дальнейшем. В случае наличия достоверных данных при количественном анализе часто используется метод временных рядов, а также различные регрессионные модели.
Большое количество социологических исследований социального протеста осуществляется с использованием качественной методологии. Так, А. Бикбов говорит о преимуществах включенного наблюдения и интервьюирования участников протестных акций непосредственно во время их проведения [7, с. 138]. Продолжительность таких интервью обычно составляет не более 10 минут. При подобном подходе к исследованию протеста наиболее важным с точки зрения методологии представляется вопрос о статусе интервьюера и его собственного отношения к происходящим событиям.
Уникальным преимуществом качественной методологии исследования протеста является предельная открытость информантов для интервьюера, присущая в процессе открытого проявления протеста. Исследуя американские общественные движения, Ф. Полетта отметила, что «...ретроспективные интервью - всегда коварный источник данных. Воспоминания активистов, пропущенные через фильтр текущих политических вопросов и ангажированности, оказывались отчетливо фрагментированными» [8]. В связи с этим интервьюирование участников событий во время активной фазы протеста снимает проблему ретроспективности.
Представляется важной прогностическая работа по определению и характеристике тех молодежных сообществ, представители которых наиболее склонны к активному проявлению социально-политического протеста. В частности, наиболее важным с прикладной точки зрения представляется вопрос о том, что именно способно заставить конкретного молодого человека перейти от несистематического комментирования в социальных медиа к активным демонстративным формам проявления своего протеста.
Таким образом, среди актуальных политологических и социологических задач изучения протестного поведения молодежи также важен вопрос о различении реальных и виртуальных форм политического протеста.
Ссылки и примечания:
1. Статья подготовлена в рамках проекта РГНФ № 15-33-01350/15 «Коммуникативная солидарность в виртуальной сфере: проблемы информационного противоборства в современных локальных конфликтах».
2. Alterman J. The révolution will not be tweeted // The Washington Quarterly. 2011. № 34. P. 103-116.
3. Norris P. Digital divide: civic engagement, information poverty, and the internet worldwide. Cambridge, 2001.
4. Morozov E. The net delusion: the dark side of internet freedom. New York, 2011.
5. Boulianne S. Does internet use affect engagement? A meta-analysis of research // Political communication. 2009. № 26 (2). P. 193-211.
6. Бикбов А. Методология исследования «внезапного» уличного активизма (российские митинги и уличные лагеря, декабрь 2011 - июнь 2012) // LABORATORIUM. Журнал социальных исследований. 2012. № 2. С. 130-163.
7. George C. The internet's political impact and the penetration / participation paradox in Malaysia and Singapore // Media culture and society. 2005. № 27. P. 903-920.
8. Polletta F. Freedom is an endless meeting: democracy in American social movements. Chicago, 2011.
