CC BY
37
ОЛЬ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В ЭТНОСОЦИАЛИЗАЦИИ МОЛОДЕЖИ
Н. Н. Гашева
Пермский государственный институт искусства и культуры
В статье рассматривается диалогизм русской литературы как выражение особенностей культурного самосознания и основа для успешной этносоциализации российской молодежи в глобальном мире. Принцип культурного диалогизма, обусловленный православно-христианской этикой и аксиологией, противопоставляется принципу толерантности, неорганичному для духовной отечественной традиции. Эта проблематика структурирует единый смысловой контекст русской литературы, динамичным центром которого является Авторский мир Ф.М. Достоевского.
Ключевые слова: культурный диалогизм, этносоциализация, культурная самоидентификация, толерантность, православная этика, смирение перед Богом, «всемирная отзывчивость», «русская идея», полифонизм, синтетизм, соборность.
The article is devoted to dialogism of Russian literature as expression of the specificity of cultural self-identity and as a basis of successful ethnosocialisation of Russian youth in the global world. The principle of cultural dialogism, determined by Orthodox-Christian ethics and axiology, is opposed to the principle of tolerance, which disharmonizes with the Russian spiritual tradition. The stated problem structures the whole sense context of Russian literature, the dynamic centre of which is the Author's World created by F.M. Dostoevsky.
Key words: cultural dialogism, ethnosocialisation, cultural self-identity, tolerance, Orthodox ethics, humility for God, "the worldwide sympathy", "Russian idea", polyphony, synthetism, conciliarity.
Важнейшим условием успешной этносоциализации российской молодежи в глобальном пространстве современного мира является формирование сознания, основанного на принципе культурного диало-гизма. Следует отличать понятие культурного диалогизма от ставшего сегодня неопределенным понятия «толерантность». Все чаще в научном, политическом и публицистическом дискурсе звучит утверждение о неорганичности термина «толерантность духовной традиции отечественной культуры». Например, известный ученый, публицист, профессор А.С. Панарин справедливо говорит о содержательной расплывчатости этого понятия, его симулятивном характере применительно к нравственно-этической сфере бытия. Претензии толерантности в современной действительности на роль «новой социокультурной парадигмы» безосновательны. Примечательно, что даже мас-40 1997-0803 ВЕСТНИК
совое сознание сопротивляется этим притязаниям, в фольклорной форме пародируя и профанируя смысл толерантности. Так, сегодня появились в устной речи словечки «оттолеранить», «толерантизация», «тота-лерантность» и т.д.
Этносоциализация молодежи закономерно актуализирует процессы культурной самоидентификации. В такой ситуации естественным является обращение к опыту русской классической литературы, генетически и содержательно связанной с православной духовностью. Если в основе православной этики лежит идея смирения и терпимости, то термин «толерантность» тождествен равнодушию и попустительству. Подмена смыслов этих понятий рождает умственную смуту и ситуацию нравственного релятивизма. Следует, однако, иметь в виду нетождественность постмодернистского термина толерантность и православ-МГУКИ 4 (48) июль-август 2012 40-45
ного понятия терпимость. Ценностную иерархию этих взаимоисключающих понятий задает «Новый Завет». В Апокалипсисе читаем: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (7; 3:15—16), — сказано о равнодушии человека как о самом страшном грехе, духовной смерти личности. В то же время в послании Апостола Павла к Колоссянам читаем: «Где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем — Христос. Итак, облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос вас простил, так и вы. Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства. И да владычествует в сердцах ваших мир Божий, к которому вы и призваны в одном теле, и будьте дружелюбны» (8; 3:11—15). Важно обратить внимание на православное толкование понятия терпимость: речь о терпимости Бога к слабостям человека. Но с самого человека при этом не снимается ответственность за его несовершенство, а накладывается обязанность духовного труда над собой и миром. Православие ждет от человека активности в нравственном выборе, что выражается в необходимости умной молитвы, подкрепленной умным деланием. А толерантность санкционирует терпимость к злу, этическую индифферентность.
Данный смысловой контекст пронизывает тексты великой русской литературы, выразившей ментальные ценности отечественной культуры, динамическим центром которой, как нам представляется, является Авторский мир Ф.М. Достоевского. Речь идет не только о его художественном творчестве, но и публицистике, составляющих единое целое, некий закономерный сюжет структурирования и осмысления, так называемой «русской идеи», особенно — в последние два десятилетия его жизни. Специфика «русской идеи» обсуждалась П. Чаадаевым, И. Киреевским, А. Хомяковым,
К. Аксаковым, Ф. Тютчевым, Н. Гоголем, В. Белинским, А. Герценом и др. Особенность и новизна подхода Достоевского в том, что он в своей знаменитой пушкинской речи в качестве основной тенденции национального самосознания выделил такую черту пушкинского творческого гения, как «всемирная отзывчивость». Таким образом, Достоевский сформулировал высшую «всемирную» задачу русской культуры. В результате долгий путь философского осмысления русской истории (то односторонне славянофильский, то односторонне западнический), наконец, вышел на обобщающую почву художественного самосознания нации, в основе своей, православно-диалогичного. В пространстве такого диалога ничто не может быть принято как единственная правда и возможность. Разброс различных, до трагического противоречия, точек зрения у героев художественного произведения организуется на уровне синтетической точки зрения Автора.
М. Бахтин определил в качестве доминантной особенности авторского мышления Достоевского его полифоничность. Однако нам представляется, что речь следует вести о библейском полифонизме как архетипиче-ской модели художественного мира писателя, типологически связывающем его с пушкинской и ментально-культурной традицией. Примечательно, что еще Н. Лосский стремился вскрыть невидимую гармонию, синтез, который составлял суть мировоззрения Достоевского, несмотря на трагическую раздвоенность его сознания. Философ находил в писателе не только выразителя антиномий «Содома и Гоморры, чело-векобога и Богочеловека», но прежде всего утвердителя христианского миропонимания, православного идеала соборности. В противоположность большинству исследователей, односторонне сосредоточенных на анализе «отрицательных героев», Лосский одним из первых уделил большое внимание «положительным героям» (князь Мышкин, Макар Долгорукий, Старец Зосима, Алеша Карамазов). Гармоническое мировоззрение самого философа открывает невидимую гармонию, жажду, ее поиск,
которыми освещено изнутри творчество Достоевского. Это особенно ценно в наше время, когда так принято говорить о хаосе, дисгармонии, антиномиях, составляющих якобы главную характеристику «русской души», особенно в лице Достоевского. В связи с этим важно отметить, что Автор и герой, действительно, равноправны у Достоевского — но именно перед лицом той абсолютной, а не релятивной правды, которую во всей полноте дано знать только Богу. Именно по отношению к этой высшей правде любая другая релятивна, любая «изреченная» кем-то мысль есть «ложь».
Представляется, что в качестве основы полифонизма Достоевского следует рассматривать соборное начало. Сама идея соборности изначально структурировалась как идея некоего Высшего Синтеза и по природе своей синтетична. Определяя суть понятия «соборность», важно четко выделить его в контексте подобных и близких по смыслу. Соборность не тождественна принципу собирания случайных элементов. Не сводится к естественной и социальной солидарности, так как несет в себе мистическое, трансцендентное начало. Соборность не есть принцип, исключительно ограниченный религиозным догматом, поскольку относится ко всему бытию в целом. Не сводится к коммунизму, коллективизму, тоталитаризму, так как вообще выходит за рамки социально-экономической сферы. Главной характеристикой соборности становится стремление к целостности, полноте.
Понятие «соборность» ведет свое происхождение от «собора», обозначающего собой процесс соединения, устремленности с разных сторон к одной точке. Соборность обретает статус мировоззренческой идеи в символе православной веры. А. Хомяков первым в русской мысли дал философско-диалектическое истолкование богословского понятия: «Собор выражает идею собирания не только в смысле проявленного, видимого соединения многих в каком-либо месте, но и в более общем смысле всегдашней возможности такого соединения, иными словами: выражает идею единства во множестве» (9, с. 313). Таким образом,
соборность следует понимать как свободное, совокупно личностное, органическое саморазвивающееся единство. Понятие соборность структурно выражает идею подвижного синтеза, отражает всеединство мира, его целостность как различающее себя тождество, имеет в виду сверхличную природу человеческого сознания и языка, указывает на основной вектор его развития: от синкретического мировидения, через индивидуалистическое — к синтетическому, объединяющему все формы постижения действительности — интуицию, религию, искусство, философию, науку, практику; акцентирует вечное во временном; обнаруживает себя в единстве микро- и макрокосма, учитывает цельность каждой личности и их (личностей) творческое взаимодополнение, взаимодействие.
Принцип диалогизма последовательно структурирует динамический синтез мен-тальности и реальности в русской культуре. Важно обратить в связи с этим внимание на понятие «форма» и его соотнесенность с синтетическими структурами. Форма в данном случае мыслится не как статичная завершенность, а как динамически становящаяся структура. Мы делаем здесь акцент на динамическом аспекте формы, на потенциальной ее незавершенности и развитии. С этой точки зрения Достоевский осмысливает содержательность формы, когда он говорит о природе характера русского человека. Достоевский во многих своих произведениях рассуждает о невыработанности русского характера. В романе «Идиот» князь Мышкин говорит: «У меня жеста приличного, чувства меры нет» (4, с. 49). В «Игроке» звучит та же мысль: «Русские слишком богато и многосторонне одарены, чтобы скоро приискать себе приличную форму» (3, с. 80). И в самом себе Достоевский видит эту особенность: «Формы, жеста не имею» (5, с. 170). Примечательно, что Лосский, излагая основы своего учения о строении личности, сравнивает западных европейцев и русских и, отталкиваясь от Достоевского, развивает его идею: «У западных европейцев, интересующихся больше, чем русские, среднею областью культуры, есть веками
упроченная форма индивидуальной и общественной жизни; в связи с нею многие черты эмпирического характера отдельных лиц точно выработаны и глубоко укоренены еще с детства под влиянием воспитания и воздействия общественных нравов... Наоборот, русский человек, в своем искании абсолютного и бесконечного обыкновенно не удовлетворяется надолго никакими определенными выработанными формами жизни» (6, с. 228). В рассуждениях мыслителя подчеркивается разное качество европейской и русской формы: западноевропейской форме как закрытой, статичной противопоставляется творческая, динамичная форма как самоструктурирующаяся, изнутри развивающаяся система. С точки зрения Лосского, русская форма — это выход из любой формы, ее самоотрицание, превосхожде-ние собственных пределов. В свою очередь Н. Бердяев, размышляя об особенностях русского самосознания, пояснял: «есть соответствие между необъятностью, без-гранностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. У народов Западной Европы все гораздо более детерминировано и оформлено, все разделено на категории и конечно. Не так у русского народа как менее детерминированного, как более обращенного к бесконечности и не желающего знать распределения по категориям» (1, с. 48).
То, что Н. Бердяев называл «открытостью для общения», Достоевский, применительно к А. Пушкину, называет «всемирной отзывчивостью». При этом он подчеркивает в своей речи на пушкинском празднике именно христианско-антропологическое измерение пушкинской позиции. Главная причина непонимания идей Достоевского современниками связана с тем, что здесь столкнулись два разных, не внемлющих друг другу языка: язык политики, идеологии и язык культуры. Достоевский поверх политики целенаправленно выстраивает культуррефлексивный контекст. Дуализм реальной культуры: дифференциальность-интегральность, таким образом, — явление, обусловленное обстоятельствами,
историческим несовершенством общества, но никак ни ее собственными родовыми качествами. Они-то как раз устремляют ее к преодолению дуализма, бинар-ности, хотя каждое мгновение культура сознает трагизм раздвоенности. На линии ее внутреннего сопротивления создаются своеобразные параллельные структуры прямого выявления общечеловеческого в форме православного диалогизма художественного слова. Пушкинская речь и была синтезирующим явлением культуры, осознавшей свои духовные задачи. Внутренне в полилог вступили противоборствующие тенденции общественной мысли (славянофильство, западничество, социализм, христианство). Достоевского обвиняли в проповеди вялого индифферентизма, духовного идиотизма. Напрашивается аналогия с героем писателя — князем Мышкиным, вызывавшим смех своим простодушным желанием всех примирить. В черновиках к роману Достоевский называет его «князь Христос». Позиция Достоевского в пушкинской речи — христианская. «Русская идея» — в интерпретации писателя — это идея православно-христианская. Фраза Достоевского «Смирись, гордый человек!» утратила свой глубочайший смысл и оторвалась от традиции христианского миросозерцания в массовом сознании нескольких поколений наших соотечественников, выросших воинствующими атеистами, суть ее свелась к тому, что будто бы смирение вообще в крови у русских и этим они сильны и удостоятся земного рая.
Это объясняется тем, что в трагических перипетиях отечественной истории оказалась утраченной подлинная семантика понятия «смирение», имевшаяся в виду Достоевским. Смысл смирения в контексте христианской традиции русской культуры — сознание своих слабостей, недостатков, раскаяние, укрощение страстей, стремление к гармонии с самим собой через утверждение мира в своей душе. «Нельзя жить бунтом!» — говорит Алеша брату Ивану в романе «Братья Карамазовы» (2, с. 325). Истинный, а не навязанный смысловой контекст смирения,
— это и контекст великопостной молитвы, сочиненной подвижником и поэтом Ефремом Сириным. Она известна по пушкинскому переложению «Отцы пустынники и жёны непорочны». Речь у Пушкина идет о духовной силе, а не о слабости, не о покорности и рабском подчинении обстоятельствам. Возвеличивание «гордости» перед «смирением» в нашей литературной традиции идет от школы романтизма, активного и гражданского, как его называли в советские времена. Традиция была усвоена радикальной молодежью, «русскими мальчиками» разных поколений, как называл их Достоевский, но пришла из западноевропейской культуры. Слова Достоевского попадали в чуждый, политизированный контекст, так как в революционно-народнической среде смирение считалось почти что преступлением. Упрощенное, однозначно политическое прочтение ставит знак равенства между жизнью и борьбой. Но школа русского реализма в свое время освободилась от подобной примитивной односторонности в лице А.Пушкина, в чьем словаре смирение богато оттенками христианско-антропологической семантики. «Смиренной прозой» изъясняет поэт простые явления, из коих состоит «смиренный жизни путь».
Синтетизм Достоевского в оценке русской культуры, ее самосознания мы находим и в его художественном творчестве этих лет. Христианский диалогизм позволил писателю в романе «Преступление и наказание» показать открытый им тип героя, Раскольникова, в чьей душе ненависть рождается из уязвленной любви и сострадания. В «Идиоте» Достоевский предлагает выход из грозящих человечеству ненависти и отчуждения. Он заключен в типе высшей духовной красоты, который Достоевский связывал с христианской нравственной традицией («князь Христос»). Новый опыт синтеза — роман «Бесы», начатый как памфлет «с плетью в руках» (Достоевский), а законченный как «величайший акт русской трагедии»
(отец С.Булгаков). Далее «Подросток» с его идеей деятельной христианской любви к ближнему. «Дневник писателя» — целенаправленное и осознанное созидание синтеза русской национальной мысли с ее центральными императивами всеединства, всеотзывчивости и всепримирения. Основа этого синтеза у Достоевского — народный идеал («Мужик Марей», «Столетняя»), страдание (трагические сюжеты о детях), всечеловечность (восточный вопрос), ценности христианской этики (размышления об «Анне Карениной» Л.Толстого), покаяние и самоочищение (главы о Н.Некрасове). В состав контекстуальных историко-культурных обстоятельств, без которых пушкинская речь теряет многие свои смыслы, входит и печатавшийся в это же время последний роман Достоевского «Братья Карамазовы». Незадолго до пушкинского праздника были напечатаны главы о бунте и смирении. Бунту «русского скитальца» Ивана против мира Божьего было противопоставлено смиренное приятие мира Божьего старцем Зосимой. Смирение Зосимы — сила человеческого духа, способная внести в мир гармонию. Оправдания «слезинке ребенка» не находит Алеша. Но теодицея Достоевского строится на других основаниях. Как, не отвечая Великому Инквизитору, Христос смиренно целует его в уста, так понесет свою правду в мир Зосима, а следом за ним и Алеша.
Таким образом, задача этносоциали-зации молодежи, в нашем представлении, целиком зависит от процессов культурной толерантности и самоидентификации на современном этапе. Замечательно выразил эту точку зрения в свое время русский философ-парадоксалист В.Розанов. Формулируя в качестве спасительной для отечественной культуры задачи — устремиться «вперед в Пушкину», пояснял, что, если бы «русские мальчики», сидя за партами в гимназии, с прилежанием читали Пушкина, а не Карла Маркса, то не случилась бы в России трагедия революции.
Примечания
1. Бердяев, Н. Истоки и смысл русского коммунизма / Н. Бердяев. — М.: Наука, 1990. — 470 с.
2. Достоевский, Ф. М. Братья Карамазовы / Ф.М. Достоевский // Полн. собр. соч. : в 30 т. — Л.: Наука, 1981. — Т. 14. — 560 с.
3. Достоевский, Ф. М. Игрок / Ф.М. Достоевский // Полн. собр. соч. : в 30 т. — Л.: Наука, 1979.
— Т. 5. — 500 с.
4. Достоевский, Ф. М. Идиот / Ф.М. Достоевский // Полн. собр. соч. : в 30 т. — Л.: Наука, 1979.
— Т. 9. — 480 с.
5. Достоевский, Ф. М. Письма / Ф.М. Достоевский // Полн. собр. соч. : в 30 т. — Л.: Наука, 1983.
— Т. 20. — 250 с.
6. Лосский, Н. Бог и мировое зло / Н. Лосский. — М.: Знание, 1994. — 420 с.
7. Новый Завет: Апокалипсис: 3:15—16. — М.: Российское библейское общество, 1999. — 292 с.
8. Новый Завет: Послание Апостола Павла к Колоссянам: 3:11—15.
9. Хомяков, А. Православие, самодержавие, народность / А. Хомяков. — М.: Наука, 1993. — 520 с.
ЗНАЧИВАНИЕ «СТАРШИХ» В КУЛЬТУРНОМ КОНТЕКСТЕ: АНАЛИЗ ОСНОВНЫХ КОНЦЕПЦИЙ
Л. И. Гетогазова
Московская академия коммунального хозяйства и строительства
Статья посвящена проблемам межпоколенной трансмиссии. Трангенерационные связи приобрели особую актуальность в современном мире, особенно для социумов, подверженных сложным транзитивным процессам, переживающих кризис социокультурных оснований развития общества. На основании различных научных теорий и подходов в статье осуществлено комплексное исследование роли и места «старших» в современных социумах. Рассмотрены причины сбоя в поколенческой коммуникации и нарушения механизмов социальной и этнической идентичности. Формулируются последствия упразднения значения «старших» и доминирования «культа юности». Ключевые слова: социокультурная динамика, поколенческие коммуникации, статусно-ролевые иерархии, межгенерационное отчуждение, генерационная комплиментарность, возрастная стратификация и др.
The articleis devoted to problemsof intergenerationaltransmission.Transgeneration connectionsacquired specialrelevancein the modern world, especially insocietiesprone tocomplextransitiveprocessin crisissoci oculturalfoundationsof society.On the basis ofvarious scientifictheories and approaches,a comprehensive study ofthe roleand importance ofthe "senior" in modernsociety are realized in the article.The causesof failure ingenerationalcommunication andviolation ofthe mechanisms of socialand ethnicidentity. The consequences ofthe abolition ofthe values ofthe «senior»and the dominance ofthe "cult ofyouth" are formulated.
Key words: socio-cultural dynamics, generational communication, status and role hierarchies, intergenerational alienation, lasing complementarity, age stratification, etc.
Внимание к роли и месту «старших» в социокультурной динамике этноса в западной культурологии стало выраженным только в 1997-0803 ВЕСТНИК МГУКИ 4 (48) июль
60—70-е годы ХХ века, а у нас в стране — несколько позже, начиная с 90-х годов ХХ века.
-август 2012 45-51 45
