Научная статья
УДК 159.9.07; ББК 88.54
https://doi.org/10.24412/2658-638X-2022-3-64-70
NIION: 2018-0077-3/22-174
MOSURED: 77/27-024-2022-03-373
Область науки: 5. Социальные и гуманитарные науки
Группа научных специальностей: 5.3. Психология Психологические науки
Шифр научной специальности: 5.3.9. Юридическая психология и психология безопасности
Роль ритуала в функционировании экстремистского движения АУЕ
Владимир Владимирович Орлов
Академия Федеральной службы исполнения наказаний России, Рязань, Россия, pallidum@yandex.ru
Аннотация. Верховный суд России по иску Генеральной прокуратуры 17 августа 2020 года признал международное общественное движение «Арестантское уголовное единство» (далее АУЕ) экстремистской организацией. Однако запрет движения АУЕ не устранил проблему, а лишь создал предпосылки для ее ухода в подполье. В связи с этим, по-прежнему актуальным остается вопрос изучения данного явления с целью разработки методов противодействия ему. В ниже предлагаемом материале автором рассматривается ритуальная составляющая деятельности низовых структур АУЕ, то есть иррациональная деятельность, результаты которой имеют ценность исключительно в групповых пределах. Без понимания функционирования данного психологического механизма, разработка эффективных методов противодействия экстремистскому движению АУЕ невозможна.
Ключевые слова: АУЕ, криминальная субкультура, экстремизм
Для цитирования: Орлов В. В. Роль ритуала в функционировании экстремистского движения АУЕ // Психология и педагогика служебной деятельности. 2022. № 3. С. 64-70. https://doi.org/10.24412/2658-638X-2022-3-64-70.
Original article
The role of ritual in the functioning of the extremist movement AUE
Vladimir V. Orlov
Academy of the Federal Penitentiary Service of Russia, Ryazan, Russia, pallidum@yandex.ru
Abstract. On August 17, 2020, the Supreme Court of Russia, at the request of the Prosecutor General's Office, recognized the international public movement «Convict Criminal Unity» (hereinafter AUE) as an extremist organization. However, the ban on the AUE movement did not eliminate the problem, but only created the prerequisites for its going underground. In this regard, the issue of studying this phenomenon in order to develop methods to counter it remains relevant. In the material proposed below, the author examines the ritual component of the activities of the grassroots structures of the AUE, that is, irrational activity, the results of which are valuable exclusively within group limits. Without understanding the functioning of this psychological mechanism, the development of effective methods of countering the extremist movement is impossible.
Keywords: AUE, criminal subculture, extremism
For citation: Orlov V V The role of ritual in the functioning of the extremist movement AUE // Psychology and pedagogy of service activity. 2022;(3):64-70. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2658-638X-2022-3-64-70.
Введение. На протяжении всей истории человечества тюрьма являлась в массовом сознании одним из воплощений экзистенциального зла. Попадание в места лишения свободы влекло за собой не только разного рода ограничения, удовлетворение потребностей на уровне выживания, невзгоды и лишения, но и, прежде всего, позор и бесчестие. Разного рода «судимым» закрывался путь в политическую деятельность и в ряд профессий; накладывались ограничения по месту проживания и т. п. Не сама тюрьма, как физический объект, а именно страх последствий пребывания в ней был той силой, которая удерживала лиц, обладающих крими-
нальной готовностью, от окончательного скатывания на путь криминала.
XXI век породил ранее незафиксированный феномен - довольно широкую прослойку лиц, для которых потенциальное попадание в тюрьму не является чем-то неприемлемым или пугающим. Напротив, попадание в места лишения свободы для них желанно, поскольку они осознанно выбирают для себя «построение карьеры» в криминальном мире, что невозможно без определенного «тюремного стажа». Носители такой идеологии и составляют международное неформальное движение АУЕ (возможные расшифровки аббревиатуры: «Аре-
© Орлов В. В., 2022
64
стантско-уркаганское единство» или «Арестантский уклад един»).
Историческая справка. Движение АУЕ зародилось в местах лишения свободы в постперестроечное время. Тотальный дефицит позднего СССР, разрыв устоявшихся хозяйственных связей, болезненный переход на новые, рыночные отношения объективно привели к ухудшению снабжения контингентов, отбывающих наказание. В этих условиях, из попыток организовать систему экономической взаимопомощи среди заключенных и сформировалось будущее «арестантское единство». Однако, в условиях жестко иерархизиро-ванного сообщества эта система взаимопомощи очень быстро выродилась в систему перераспределения материальных благ в пользу привилегированных групп осужденных.
К 2000-му году произошел следующий этап в развитии АУЕ - движение начало распространяться за пределами исправительных учреждений. Этому так же способствовали объективные предпосылки. Будучи по природе сетевой структурой с признаками экономической пирамиды, АУЕ требовало активного привлечения новых участников, т. к. по экономическим законам не могло долго существовать на ограниченных людских и материальных ресурсах мест лишения свободы.
На это наложился еще один фактор, который по непонятной автору причине, игнорируется большинством исследователей феномена АУЕ. В 1990-х годах постсоветское пространство захлестнула волна «новой» преступности - «бандитов».
В отличие от традиционных воров (так называемых «синих» - по цвету многочисленных низкого качества татуировок, отражающих статус их носителя в криминальной иерархии), бандиты генерации 1990-х шли в криминал не ради соблюдения «воровских традиций», а с целью исключительно обогащения. Они не планировали делать криминал своим образом жизни, а рассматривали его исключительно как инструмент приобретения первоначального капитала. По достижении этой цели, криминальную деятельность надлежало прекратить («завязать»), средства, добытые преступным путем, легализовать («отмыть») и вложить в более законные виды бизнеса («переобуться»).
Все перечисленное диаметрально противоречило «воровскому закону», согласно которому «правильный вор» не должен был иметь семьи, бизнеса, собственности и, в целом, отличаться показным аскетизмом. Так же новые бандиты не видели смысла в отчислении процента со своих доходов в криминальную кассу взаимопомощи («на общак»), поскольку не планировали попадать в места лишения свободы или длительно находиться там. И, основное, в отличие от воров в законе, бандиты не считали нужным ограничивать себя в способах и средствах достижения своих целей («творили беспредел»).
Данное несовпадение во взглядах закономерно привело к серии «криминальных войн» между приверженцами «воровского закона» и бандитами новой генерации. В условиях конфронтации обе стороны начали
активную работу по расширению числа своих сторонников. Одной из форм работы по привлечению в свои ряды свежего пополнения со стороны «правильных воров» стало распространение «воровских понятий» за пределами мест лишения свободы. Так «арестантское единство» получило идеологическое наполнение и завершило свое оформление.
Наибольший отклик идеи движения нашли в среде несовершеннолетних. Способствовали этому романтизация преступного мира средствами искусства и массовой информации и отсутствие иных жизненных ориентиров и идеологических альтернатив у подрастающего поколения [1, с. 17]. Кроме того, с 2011-го года идеология АУЕ стала широко пропагандироваться через Интернет. При этом, целевой аудиторией опять были избраны дети и подростки и пропаганда сразу же стала осуществляться путем использования понятных и популярных в молодежной среде методов коммуникации (прежде всего, социальные сети) и доступных средств выражения (молодежный слэнг; блатные понятия, оформленные в формате интернет-мемов или статусов социальных сетей (например, «кто не был, тот будет, кто был - не забудет»)) [14, с. 201].
В результате рост числа приверженцев АУЕ принял лавинообразный характер. На момент признания организации экстремистской, численность АУЕ оценивалась в 6,5-12 миллионов человек [19: Электронный ресурс]. При этом около 40 % активных последователей АУЕ составляют дети и подростки в возрасте от 13 до 17 лет [10, с. 375].
17 августа 2020 года Верховный суд России постановил признать международное общественное движение «Арестантское уголовное единство» экстремистской организацией [18: Электронный ресурс].
При этом Верховный суд счел достаточным аргумент, что АУЕ является деструктивной субкультурой, которая вовлекает несовершеннолетних в криминальный мир и позволяет получать с них средства на финансирование деятельности организованных преступных группировок.
Однако, поскольку под субкультурой принято понимать систему ценностей, установок, способов поведения и жизненных стилей определенной социальной группы, отличающуюся от господствующей в обществе культуры [5, с. 17], то «идеологическое обоснование» в рамках идеологии АУЕ получают поступки и ценности не отличающиеся, а противоположные нормам этики доминирующей культуры [10, с. 375]. Таким образом, в отношении АУЕ, с точки зрения автора, уместнее применять термин не субкультура, а контркультура.
Любая контркультура иррациональна уже по определению, поскольку базируется на отрицании норм доминирующей культуры. В случае контркультуры АУЕ это усугубляется еще и тем, что ее материнская субкультура - криминальная - создавалась как адаптационно-приспособительный механизм к пребыванию в местах лишения свободы. Вне мест лишения свободы большинство ее положений не просто не работает, а лишено смысла. Тем не менее, адептами АУЕ эти кано-
ЕСКИЕ НАУКИ 65
ны тщательно соблюдаются, даже если это принимает гротескный характер. Другими словами, в виду невозможности обосновать логически иррациональные установки пропагандируемой контркультуры, они закрепляются у адептов в ходе ритуализованных действий на иррефлексивном уровне.
Ритуалика АУЕ заслуживает отдельного изучения, поскольку без ее понимания невозможно составления полноценного психологического портрета сторонника данного экстремистского движения. Однако, прежде необходимо оговорить, что далее будет вкладываться в понятие «ритуал».
Наполнение термина «ритуал». В профанном понимании ритуал воспринимается не иначе, как в религиозно-магическом контексте. Ритуал в таком ракурсе трактуется, как не имеющие утилитарной значимости действия, направленные на установление связи с неосязаемым «потусторонним» миром, с целью, как правило, ублажения обитающих там гипотетических сущностей.
Подобные магифренические взгляды наложили отпечаток на современные научные подходы к определению ритуала. При всей разнице трактовок, которые дают этому термину социологи, этнографы, религиоведы, психологи, психиатры и пр., все они сводятся к следующим общим моментам:
1) это стереотипная последовательность действий;
2) эти действия носят иррациональный характер и не имеют внешнего практического результата;
3) основная их цель - трансформация внутреннего мира участников ритуала [20: Электронный ресурс];
4) ритуальные действия обостряют эмоционально-психическое состояние индивида до состояния аффекта [16: Электронный ресурс];
5) ценность, транслируемая в ходе ритуала, может быть воспринята другим человеком, только если он согласен с субъектом, утверждающим данную ценность [15, с. 72-78];
6) проведение ритуала подразумевает коллективные действия, поскольку он соотносит индивида с сообществом как целым [16: Электронный ресурс];
7) перестройка внутреннего мира индивида в ходе ритуала направлена, в основном, на генерацию лояльности к своему сообществу, его символам и ценностям [4, с. 176];
8) данный эффект достигается интенсивным переживанием единения и связи с сообществом и его членами;
9) схожие впечатления и совместные переживания консолидируют сообщество, обозначают его общие ценности, допустимые границы и модели поведения, формируют моральные обязательства вплоть до квазирелигиозных убеждений [6, с. 54];
10) выработанные в ходе ритуала моральные нормы способны дублировать или даже подменить официальное законодательство;
11) в ходе иррационального ритуального действа, через индивидуальный психический опыт, генерируется рациональное, логически обоснованное видение мира и своего места в этом мире.
Исследователи проблемы, как правило, делают упор на положительном влиянии ритуала, как на индивидов в нем участвующих, так и на группу в целом, игнорируя следующие факты:
1) ритуал, особенно в большом коллективе, ведет к деиндивидуализации, затемнению сознания, подавлению аналитических способностей и рациональной деятельности;
2) в основе ритуала лежит биологически детерминированный инстинкт подражания, возведенный до уровня культурно-конструирующего механизма;
3) участникам ритуала свойственны конформизм и психологическое заражение, под влиянием которых и происходит слом существующей модели поведения и выработка новой;
4) участник ритуала раскрепощается и начинает демонстрировать свободное от нормативных и моральных ограничений поведение;
5) личность уже имеющая жизненный опыт, накопленный в предшествовавших ситуациях, полнее реализует себя в ритуале, в отличие от человека, не имеющего такого опыта.
Последнее может привести к злоупотреблениям со стороны адептов со стажем по отношению к неофитам. Причем, в некоторых формах это злоупотребление может оказаться опасным не только для нравственного, но и для физического здоровья человека, вовлеченного в ритуал - к примеру, армейская «дедовщина» или тюремная «прописка» первохода в камере.
Методы. Автору показалось небезынтересным разобрать ритуальную составляющую движения АУЕ, как одного из психологических способов вовлечения подростков в его деятельность. Для этого была изучена выборка в количестве 22 человек, относящих себя в настоящем или в прошлом к движению АУЕ. Все они являются лицами мужского пола, жителями Московского района города Рязани. На момент участия в АУЕ их возраст составлял 14-19 лет.
В виду специфики исследуемой группы, исследование велось исключительно методом беседы и, в целом, стало возможно только благодаря тому, что автор сам является уроженцем микрорайона Ворошиловка города Рязани, лично длительно знаком с большинством респондентов и пользуется у них определенной степенью доверия.
Интерпретация результатов. АУЕ обладает обширной ритуаликой уже в силу того, что материнская для него криминальная субкультура сама по себе предельно ритуализована - внутренний язык (блатной жаргон), символика (татуировки, аббревиатуры), иерархичность (кастовость от «воров в законе» до «петухов»), собственное творчество (блатная лирика, блатные песни) и т. п. [13, с. 13-14].
Второй компонент этого явления обойден вниманием исследователей, но от этого не менее актуален. Как в любых других закрытых мужских сообществах с жесткой иерархией, в ячейках АУЕ ритуальные действия являются формой сублимации нереализованного либидо на фоне отсутствия в сообществе лиц противо-
положного пола и требуемого от адептов показательно-пренебрежительного отношения к ним.
Подростки охотно участвуют в ритуалах АУЕ и тщательно их соблюдают по ряду причин.
Во-первых, привлекательность данного движения для подростков обусловлена тем, что они находятся в переходном возрасте и нуждаются в психологическом подтверждении взросления. АУЕ предлагает своим адептам такие ритуалы обретения нового статуса - статуса взрослого человека.
Как правило, они незамысловаты и связаны с использованием предметов, принадлежащих «миру взрослых» - сигарет и алкоголя (в бюджете каждой ячейки АУЕ предусмотрена отдельная статья расходов на закупку сигарет и алкоголя для совместного употребления). В исследованной автором выборке в 82 % случаев первое употребление алкоголя и первая выкуренная сигарета произошли не из-за потребности организма, а из-за стремления казаться старше. К тому же, в АУЕ такая инициация происходит сразу по двум направлениям - неофит проходит одновременно ритуал приобщения к «миру взрослых» и ритуал подтверждения своей пригодности к членству в сообществе [7, с. 314].
При в целом негативном отношении осужденных к лицам, совершившим сексуальное насилие, в случае неофитов АУЕ инициация может быть произведена в форме участия в групповом изнасиловании [10, с. 377]. Причем, инициаторы его преследуют целью не столько проверку мужественности испытуемого, сколько вовлечение в совершение преступления с целью дальнейшего им манипулирования.
Во-вторых, несмотря на все попытки казаться старше и взрослее, подростковая психологическая незрелость проявляет себя в различных видах. Например, возрастной «инстинкт стайности (группирования)» реализуется принадлежностью к некоей группе, объединенной общими интересами (в т. ч. и идеями АУЕ). Кроме того, принадлежность к группе позволяет ее участникам компенсировать индивидуальную незрелость или некомпетентность массовостью. Это дает каждому участнику чувство (как правило, ложной) уверенности в силе группы и своей защищенности за ее счет.
В этом аспекте наши данные разошлись с результатами более ранних исследований [2, с. 19], согласно которых у неофита, вступающего в АУЕ, изменяется круг общения. В нашем случае, круг общения претерпел изменения только у двух респондентов (9 %). Мы рассматриваем это, как крайне тревожный симптом, свидетельствующий о преобладании массового способа вступления в движение, когда АУЕ пополняется не одиночками, а группами уже имеющими определенную степень сплоченности, или когда неофит уже исходно знаком с активными членами движения.
Чувство единения с группой, сопричастности к некоему общему (пусть даже противоправному) делу, так же поддерживается ритуалами. Эти ритуалы могут быть как внешними, так и внутренними.
Внешние ритуалы. В рассматриваемом случае, это соблюдение определенного стиля в одежде и в при-
ческе; ношение атрибутов движения; нанесение татуировок; использование блатного жаргона и т. п. Таковые признаки уже на доманифестационном этапе отметили у себя 45 % опрошенных респондентов. Причем, право на использование каждого перечисленного элемента неофиту еще требуется заслужить, а само использование должно сопровождаться массой условностей.
Так, например, спортивный костюм, являющийся обыденно-повседневной одеждой, не должен быть ярких расцветок - предпочтение отдается темно-синим и серым оттенкам. Причем, если цветовые предпочтения можно объяснить соображениями практичности, причины популярности среди адептов движения АУЕ торговой марки «Адидас» автору выяснить не удалось.
Требования ритуального характера предъявляются и к прическе - она должна быть короткой, однако, не должна быть «под ноль». Во-первых, бритоголо-вость является идентификационным признаком другой деструктивной субкультуры - скинхедов. Во-вторых, что более важно в рассматриваемом случае, волосы хотя бы минимально оставляются для того, чтобы их мог состричь тюремный парикмахер («там обреют»).
Еще более пиететное отношение адепты АУЕ имеют к татуировкам. В материнской криминальной субкультуре они имеют сакральное значение. Сторонниками движения татуировки рассматриваются, как некий знак «воровской доблести», право на который необходимо заслужить. Поэтому, как ни парадоксально, широкого распространения среди сторонников АУЕ татуировки не имеют, поскольку считается, что за несанкционированное их нанесение в местах лишения свободы придется нести ответственность («спрос предъявят»).
Оружие, если таковое персистирует в группе, так же имеет более ритуальный, нежели практический характер. В исследованной автором выборке, после манифестации своей приверженности АУЕ, постоянно носить с собой оружие стало 32 % респондентов [9, с. 66]. Предпочтение при этом отдавалось колющим предметам кустарного изготовления («заточкам») в соответствии со стереотипными представлениями о популярности данного вида оружия в местах лишения свободы, и видам ножей, которые так же ассоциируются с криминальным мирном (ножи с выкидными лезвиями, ножи-«бабочки»). При особом отношении к оружию, тем не менее, применяется оно крайне редко (в виду установки, что убивший кого-то вор, уже «не вор, а мокрушник») и используется внутри группы для подтверждения статусности, а вне ее, в основном, для демонстраций с целью запугивания. То есть, в первом случае это носит церемониальный, а втором - демонстрационный характер.
Внутренние ритуалы. Сводятся к осознанной приверженности установкам и правилам движения в целом и своей ячейки в частности; жесткое соблюдение предписаний и табу; готовность активно воплощать свои идеи в жизнь.
Последнее дает сторонникам АУЕ возможность подвести «идеологическое обоснование» даже под нежелание или неспособность учиться. Согласно идеям
ЕСКИЕ НАУКИ 67
АУЕ, полностью скомпилированным с аналогичных воззрений («отрицалово») «взрослого» криминального мира, недопустимо никакое сотрудничество с «властями». Для 12-14-летнего школьника олицетворением такой гипотетической «власти» будет являться учитель. Соответственно, выполнять указания учителя - это «за-падло». Так рождается вывод, что учеба и примерное поведение - это форма сотрудничества с «властями», недопустимая для члена движения («зашквар») [13, с. 13-17].
В рассмотренном примере мы наблюдаем все признаки ритуала - иррациональные, с точки зрения непосвященного человека, действия, приводящие ко вполне материальным последствиям в виде неудовлетворительных оценок. Причем, в большинстве случаев, даже в беседе с психологом, школьник не может объяснить причин своей неуспеваемости, понимаемых им на уровне иррефлексивного, иррационального знания [8, с. 3-21].
Такой же ритуальный характер носят и более деструктивные действия, поощряемые в рядах АУЕ - воровство.
Воровство в исполнении членов АУЕ иррационально, поскольку не способствует улучшению материального положения совершившего его лица. К слову, в последние годы наблюдается следующая тенденция: если раньше основными сторонниками АУЕ были дети из неблагополучных семей, то ныне его ряды пополняют выходцы из вполне благополучных семей с достатком средним и выше среднего, у которых нет необходимости добывать себе средства к существованию преступными способами [17, с. 237].
Втягивание в воровство преследует неявную для адепта цель - вовлечение его в преступное деяние, с перспективой использования этого факта для манипулирования им или шантажа. Внешне же для адепта это обставляется как ритуал перехода на новую, более высокую в иерархии АУЕ, ступень - он, как бы, приближается к высшему криминальному статусу «вора в законе». Опять же в происходящем мы наблюдаем ритуальный характер - иррациональное действие, дающее не материальную выгоду, а повышение статуса внутри своего сообщества. И, как и в предыдущем рассмотренном примере, пойманный с поличным исполнитель данного ритуала не может объяснить своих побудительных мотивов лицам, находящимся за пределами группы [12, с. 100-102].
Даже наказание физическое для последователя АУЕ более приемлемо, чем наказание ритуальное. Быть избитым для члена ячейки не так страшно, как получить статус «опущенного» [3, с. 311]. Причем, в отличие от «взрослого» криминального мира, в АУЕ провинившийся гораздо реже подвергается сексуальному насилию в качестве наказания. Тем не менее, психологические последствия для «опущенного» АУЕшни-ка сопоставимы с психологическими последствиями жертвы реального насилия.
«Наказание» так же обставляется целым комплексом ритуалов: «опущенного» отсаживают за отдельную парту и за стол в столовой, ему особым образом поме-
чают одежду, портят (как правило, дырявят) вещи, могут помочиться в портфель или подсунуть туда половую тряпку; общаться с таким человеком каждому из членов сообщества категорически воспрещается - любой контакт с изгоем чреват вовлечением в такую же ритуальную «нечистоту» («законтачился»).
Ритуальную нагрузку имеет и практикуемый последователями АУЕ вандализм. Одну его разновидность мы уже разобрали - это целенаправленная проча чужого имущества в качестве наказания провинившегося. В данном случае материальный ущерб несопоставимо мал по сравнению с моральным ущербом, который планируется нанести третируемому лицу, т. е. имеет чисто ритуальный характер.
Вторая разновидность - простая порча чужого имущества. Часто рассматривается, как форма спонтанно проявляющейся подростковой агрессии, с размером ущерба ограничивающимся стоимостью уничтоженной вещи. Вместе с тем, поскольку такие действия носят, как правило, групповой характер, можно и это деяние трактовать как подтверждение приверженности ценностям (в данном случае - антиценностям) группы.
И, наконец, такой вариант вандализма, как нанесение на стены зданий и прочие объекты (вплоть до полицейских машин) тюремных аббревиатур: СЛОН, АУЕ, ЛХВС, СЭР и т. п. Такие граффити призваны показать непосвященным наличие на данное территории структуры АУЕ, а посвященным границы контролируемого участка и прочую информацию (например, численность группировки - обозначается цифрой в короне). Данная разновидность вандализма так же не предусматривает нанесения значительного материального ущерба, преследуя иные, нематериальные цели. То есть, ритуальная составляющая и тут очевидна. И как в большинстве вышеописанных случаев, эрзац-ритуальное действо сочетается с преступным деянием, поскольку само по себе публичное демонстрирование атрибутики и символики организации, признанной экстремистской, является административно наказуемым деянием, предусмотренным статьей 20.3 КоАП РФ [11, с. 25].
Более очевидна ритуальная составляющая в отношении последователей АУЕ к женщинам. В период полового созревания и повышенного интереса к противоположному полу, своим приверженцам АУЕ предлагает некий вариант целибата. Связи с женским полом не отрицаются полностью, но должны быть подчеркнуто потребительскими. В своем кругу адепту АУЕ надлежит демонстрировать к девушкам и женщинам показательное презрение, а на практике доказывать, что отношения с членами сообщества для него приоритетнее отношений с противоположным полом. В случае, если эти доказательства покажутся сообществу неубедительными, перед таким членом ставится вопрос о разрыве с избранницей в пользу «воровского братства» либо, при отказе, позорное исключение из него («променял братву на дырку»).
В отличие от предыдущих рассмотренных примеров, в данном случае от адептов требуется не просто осуществить некие нерациональные действия, но дей-
ствия, противоречащие базовому инстинкту - инстинкту размножения.
Таким образом, на основании изложенного, можем констатировать следующее:
1. В деятельности экстремистского движения АУЕ, как в целом, так и в отдельных элементах, прослеживаются признаки ритуала, поскольку адептам предлагается совершение не имеющих логического обоснования действий, выгода от которых неочевидна, и даже если она имеется, она не имеет ценности за пределами группы.
2. Поскольку антисоциальная «идеология» движения АУЕ не может иметь логического обоснования, система ритуалов требуется для закрепления ее иррациональных установок в сознании адептов и неофитов.
3. Привлекательность АУЕ для подростков частично можно объяснить тем, что предлагаемые им ритуалы подменяют собой ритуалы взросления и перехода во взрослую жизнь.
4. Принадлежность к АУЕ дает подросткам иррациональное чувство принадлежности к некоему «братству», ощущение признания им своей значимости, помогает компенсировать прочие возрастные психологические проблемы.
5. В качестве мер противодействия участию подростков в экстремистском движении целесообразно включить в разъяснительную работу тезис об отсутствии ценности обретаемого внутри группы статуса за ее пределами.
6. Необходимо также рассмотреть вопрос о широком вовлечении молодежи в сферы деятельности, считающиеся прерогативой «взрослого мира», с обязательным моральным и материальным поощрением результатов этой деятельности.
Библиографический список
1. Баева Л. В. Молодежный экстремизм в современной России // Обзор. НЦПТИ. 2015.17 с.
2. Борисов Е. А. Распространение криминальной субкультуры АУЕ среди молодежи: ключевые факторы, угрозы, меры противодействия // Вестник Прикамского социального института. 2020. № 1 (85). С. 16-21.
3. Гречишникова М. Б. Криминальная субкультура АУЕ: увлечение несовершеннолетних или серьезная проблема? // Грядущим поколениям завещаем: творить добро в защиту права: Материалы всероссийской научно-практической конференции с международным участием. Ногинск, 2021. С. 310-313.
4. Дюркгейм Э. Ценностные и «реальные суждения» // Социологические исследования. 1991. №2. С. 106-114. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни. Тотемистическая система в Австралии (Введение, Глава 1.) // Мистика. Религия. Наука. Классики мирового религиоведения. Антология. М. : Ка-нон+, 1998. С. 174-230.
5. Киселева Р. Н. Организационная культура и криминальная субкультура в исправительных учреждениях // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2013. № 2 (129). С. 16-23.
6. Коллинз Р. Социология философий. Глобальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск : Сибирский хронограф, 2002. 1284 с.
7. Маринкин Д. Н. Актуальные вопросы профилактики преступности несовершеннолетних. Особенности их личности // Защита прав человека в современных условиях: теория и практика: матер. VII Междунар. науч.-практ. конф., 20 апреля 2017 года. Пермь, 2017. С. 312-318.
8. Нечипуренко В. Н. Ритуал: генезис социального бытия и формирование субъективности : автореф. дис. ... д-ра филос. наук. Ростов н/Д., 2002. 36 с.
9. Орлов В. В. К вопросу о выявлении ранних признаков склонности несовершеннолетних к участию в движении «А.УЕ.» // Теория и практика социогумани-тарных наук. 2021. № 3 (15). С. 62-67.
10. Петрова Ю. В. К вопросу об отнесении движения АУЕ к числу экстремистских организаций // Сборник научных трудов по материалам VI международной научно-практической конференции. Гатчина, 2021. С. 374-378.
11. Пономарева Т. Л., Слепова А. Ю. Пропаганда и публичное демонстрирование атрибутики и символики экстремистских организаций, к которым относится «А.УЕ.» // Сборник материалов VIII Международной научно-практической конференции. Пермь, 2021. С. 25-26.
12. Самойлов С. Ф. Критика криминальной идеологии как средство профилактики организованной преступности в молодежной среде // Вестник Краснодарского университета МВД России. 2019. № 2 (44). С. 99-103.
13. Сочивко Д. В., Полянин Н. А. Молодежь России: образовательные системы, субкультуры, исправительные учреждения. М. : МПСИ, 2009. 264 с.
14. Хабаров В. А. Оперативно-розыскная характеристика субкультуры «АУЕ» и проблемы борьбы с ней // Преступность в СНГ: проблемы предупреждения и раскрытия преступлений: Сборник материалов международной научно-практической конференции. Воронеж, 2021. С. 200-202.
15. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб. : Наука, 2001. 382 с.
16. Чешев В. В. Процесс или социогенез // Восток: альманах. 2004. Вып. № 1 (13). URL: http://www.situation. ru/app/j_artp_282.htm (дата обращения: 15.01.2022).
17. Юсупов Р. А., Громов В. Г. Сущность и детерминанты АУЕ // Материалы IV Международной научно-практической конференции преподавателей, практических сотрудников, студентов, аспирантов. Саратов, 2017. С. 234-236.
18. Официальный сайт Генеральной прокуратуры Российской. URL: https://genproc.gov.ru/smi/news/ genproc/news-1886554/ (дата обращения: 15.01.2022).
19. Электронный вестник ветеранских и общественных организаций Уральского федерального округа «Жизнь Отечеству». URL: https://www.usprus.ru/ component/k2/itemHst/tag/АУЕ,%20молодежь,%20ги-бридная%20война (дата обращения: 15.01.2022).
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
69
20. Homans G. Anxiety and Ritual: The Theories of Malinowski and Radcliffe-Brown // American Anthropologist. 1941. № 43. РР. 164-171. URL: http:// onlinelibrary. wiley.com/doi/10.1525/aa.1941.43.2.02a00020/pdf (дата обращения: 15.01.2022).
Bibliographic list
1. Baeva L.V Youth extremism in modern Russia // Review. NCPTI. 2015. 17 p.
2. Borisov E. A. The spread of the criminal subculture of AUE among young people: key factors, threats, counteraction measures // Bulletin of the Prikamsky Social Institute. 2020. No. 1 (85). РР. 16-21.
3. Grechishnikova M. B. Criminal subculture of AUE: infatuation of minors or a serious problem? // We bequeath to future generations: to do good in defense of the right: Materials of the All-Russian Scientific and Practical conference with international participation. Noginsk, 2021. РР. 310-313.
4. Durkheim E. Value and «real judgments» // Sociological research. 1991. No. 2. РР. 106-114. Durkheim E. Elementary forms of religious life. The totemic system in Australia (Introduction, Chapter 1.) // Mysticism. Religion. The science. Classics of world religious studies. Anthology. M. : Canon+, 1998. РР. 174-230.
5. Kiseleva R. N. Organizational culture and criminal subculture in correctional institutions // Sheets of the penal enforcement system. 2013. No. 2 (129). РР. 16-23.
6. Collins R. Sociology of Philosophies. The global theory of intellectual change. Novosibirsk: Siberian Chronograph, 2002. 1284 p.
7. Marinkin D. N. Topical issues of juvenile delinquency prevention. Features of their personality // Protection of human rights in modern conditions: theory and practice: mater. VII International Scientific and Practical Conference, April 20, 2017. Perm, 2017. РР. 312-318.
8. Nechipurenko V N. Ritual: the genesis of social existence and the formation of subjectivity: abstract of Dr. philos. sciences'. Rostov N./D., 2002. 36 p.
9. Orlov V. V. To the question about the detection of early signs of the tendency of minors to participate in the movement «A. W. E.» // Theory and practice of social Sciences and Humanities. 2021. № 3 (15). РР. 62-67.
10. Petrov Yu. V To the attribution movement AUE to extremist organizations // Collection of scientific works on materials of the VI international scientific and practical conference. Gatchina, 2021. PP. 374-378.
11. Ponomareva T. L., Y. A. Slepov Propaganda and public demonstration of the attributes and symbols of extremist organizations, which include «A. U. E» // Collection of materials of the VIII International scientific-practical conference. Perm, 2021. PP. 25-26.
12. Samoilov S. F. Criticism of a criminal ideology as a means of prevention of organized crime in youth environment // journal of the Krasnodar University of the Ministry of internal Affairs of Russia. 2019. No. 2 (44). PP. 99-103.
13. Sochivko D. V, Polyanin N. A. Youth of Russia: educational systems, subcultures, correctional institutions. M. : MPSI, 2009. 264 p.
14. Khabarov V. A. Operational-investigative characteristics of the «AUE» subculture and the problems of combating it // Crime in the CIS: problems of crime prevention and disclosure: Collection of materials of the international scientific and practical conference. Voronezh, 2021. PP. 200-202.
15. Habermas Yu. Moral consciousness and communicative action. Saint Petersburg : Nauka, 2001. 382 p.
16. Cheshev V. V. Process or sociogenesis // Vostok: almanac. 2004. Issue. No. 1 (13) // URL: http://www.situa-tion . ru/app/j_artp_282.htm (accessed: 01/15/2022).
17. Yusupov R. A., Gromov V G. The essence and determinants of AUE // Materials for the IV International Scientific and Practical Conference of teachers, practitioners, students, postgraduates. Saratov, 2017. PP. 234-236.
18. Official website of the Prosecutor General's Office of the Russian Federation. URL: https://genproc.gov.ru/ smi/news/genproc/news-1886554 / (accessed: 01/15/2022).
19. Electronic Bulletin of veteran and public organizations of the Urals Federal district «Life to the Fatherland». URL: https://www.usprus.ru/component/k2/itemlist/tag/AYE,%20 M0fl0ge®b,%20rn6pngHaa%20B0HHa (accessed: 01/15/2022).
20. Homans G. Anxiety and ritual: the theories of Ma-linowski and Radcliffe-brown // American anthropologist. 1941. No. 43. PP. 164-171. URL: http:// online library. wiley.com/doi/10.1525/aa.1941.43.2.02a00020/pdf (accessed: 01/15/2022).
Дополнительная информация об авторе В. В. Орлов - старший преподаватель кафедры психологии профессиональной деятельности в УИС Академии Федеральной службы исполнения наказаний России (г. Рязань), кандидат медицинских наук.
Additional information about the author V. V. Orlov - Senior Lecturer of the Department of Psychology of Professional Activity at the UIS Academy of the Federal Penitentiary Service of Russia (Ryazan), Candidate of Medical Sciences.
Статья поступила в редакцию 22.04.2022; одобрена после рецензирования 12.06.2022; принята к публикации 15.08.2022.
The article was submitted 22.04.2022; approved after reviewing 12.06.2022; accepted for publication 15.08.2022.