CC BY
15
РАЗДЕЛ 1 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
PART 1 PHILOLOGICAL SCIENCES
УДК 82-1/-9 DOI 10.17238^1998-5320.2017.29.10
А. Э. Еремеев, Омская гуманитарная академия
РОЛЬ РИТОРИЧЕСКИХ ЖАНРОВ В РАЗВИТИИ РУССКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ ПРОЗЫ 1820-1830-х ГОДОВ
Исследуется связь философской прозы с риторическими жанрами. Рассматривается влияние риторических жанров на прозу исследуемого периода. Ключевые слова: жанр, философская проза, риторические жанры.
Введение. Судьба философской прозы тесно связана с риторическими жанрами. Так, В. В. Виноградов замечает: «Было ясно лишь одно, что художественная проза в отдельных своих жанрах постепенно эмансипировалась от риторики, опираясь на поэзию, но полного освобождения не достигла...» [1, с. 98]. В 1821 г. А. Ф. Мерзляков в книге, вышедшей третьим изданием, «Краткая риторика, или правила, относящиеся ко всем родам сочинений прозаических» рассматривает риторику как теорию всех прозаических сочинений: «Искусство научать, занимать, трогать, доказывать составляет предмет всякого прозаического писателя» [2, с. 6]. По мнению Мерзлякова, цель прозы - получение объяснения, убеждение с позиций разума. А. И. Галич в «Теории красноречия для всех родов прозаических сочинений» причисляет к прозе монолог, деловые бумаги, письма, исторические сочинения дидактического характера, ораторские речи, анекдоты [3]. Автор критической статьи в «Телескопе», комментируя прозу Д. В. Веневитинова, замечает: «Собственно прозаическою статьею может назваться письмо графине NN в коем излагается понятие философии» [4, с. 384]. Автор раздела критики «Московского телеграфа» вообще склонен рассматривать дидактическую поэзию как практическую философию, т. е. философскую мысль, обращённую не к узкому кругу учёных, а к широкой читательской массе. Он замечает: «Дидактическая Поэзия не есть Поэзия, а относится к Практической философии» [5, с. 143].
Таким образом, традиционные прозаические жанры в начале XIX в. сливаются с риторическими. Осуществляется сложный процесс преодоления риторических жанровых канонов в прозе и вместе с тем трансформация риторической основы прозы и её приспособление к новым эстетическим задачам, выражающим потребности эпохи.
Характерно, что П. Я. Чаадаев в одном из писем остроумно замечает: «Дело в том, что... (по распространенному мнению) ораторская речь, следовательно и проповедь, не суть художественные произведения; а я думаю напротив того, что можно бы с большей истиною сказать, что всякое художественное произведение есть ораторская речь или проповедь в том смысле, что оно необходимо
заключает слово, через которое оно действует на умы и на сердца людей точно так же, как и проповедь или ораторская речь» [6, с. 251].
Интересно, что А. С. Пушкин видел в письмах П. Я. Чаадаева не только теоретическое содержание, но и художественный способ изображения, извиняя недостаток метода формой письма, в котором «всё, что является портретом или картиной, сделано широко, блестяще, величественно» [7, с. 45].
Анализ и исследование проблемы. Риторические жанры в 1830-е годы усиленно влияют на формирующуюся прозу, которая, отвечая потребностям общественной жизни этой эпохи, приобретает всё более философский характер. Как замечает В. В. Виноградов, именно в этот период «синкретизм жанров усиливался. Границы риторики передвигались, то суживаясь, то захватывая вновь открытые области художественной прозы» [1, с. 108]. С. П. Шевырев, пристально следя за эволюцией функций красноречия в системе эстетики, определяет риторику как «теорию изящной прозы» [8, с. 235].
Таким образом, на протяжении этого периода происходит изменение традиционного смысла понятия «красноречие». Риторика как бы спешит следовать за развитием прозы, ораторская речь активно воздействует на литературу, способствуя её становлению, в особенности прозы философского типа.
Возросшая потребность в статьях, популярно трактующих серьёзные вопросы философии, косвенно повлияла и на литературу. Эпоха требовала новых жанров с огромным философским потенциалом, и они не замедлили появиться. В разделах критики периодических изданий печатаются обозрения современного состояния литературы, построенные либо как философские диалоги, либо как монологи-рассуждения (А. А. Бестужев, Н. А. Полевой, И. В. Киреевский, Д. В. Веневитинов); в публицистике становятся особенно популярными философские письма (П. Я. Чаадаев, В. Ф. Одоевский, Н. В. Станкевич, М. М. Максимович).
В русской литературе этого времени в процессе напряженных исканий идёт трансформация традиционных жанров философского романа, повести. Используя эти жанры, русские писатели пытаются взглянуть на явления действительности с точки зрения общей идеи, выявить и систематизировать связи между фактами и наряду с этим стараются дать возможность читателям увидеть жизнь с различных точек зрения, воспитать в них многостороннее понимание действительности.
Строение подобных философских произведений определено внешними формами: план вместо композиции, вместо образа творческой фантазии - реализация идеи, вместо правды бытия - моральная сентенциозность и проповедь. Транспозиция риторических форм в литературу способствовала активизации философских жанров. Такие жанры, в которых художественная образность накладывается на собственно логическую основу, получали дополнительный стимул развития, используя опыт древнейших устных риторических форм. Здесь пафос морализаторской риторики вовлекается в орбиту художественной образности, смысл бытия раскрывается в образах-аргументах, образах-иллюстрациях, истина не показывается в процессе её добывания, поиска, а изрекается в морально-риторических сентенциях. Морализаторски-экспрессивная природа авторской интонации в произведениях философской прозы обусловлена совершенно особым отношением к действительности, отличающим подобные произведения как от собственно художественных, так и от научных.
Философско-художественное произведение, так как в нём делается акцент на впечатление от силлогизма, легко отходит от действительности, обращаясь к ней только как к одной из возможностей постижения смысла бытия, но не собственно художественного, а морально-психологического характера. Философская проза в период становления не имела особых внутренне содержательных форм, а широко использовала формы силлогизма, логической антитезы, апофегмы, хрии, притчи, афоризма, параболы, анекдота, трансформируя их.
Тесно связанная с социально-бытовым контекстом эпохи, философская проза в основе своей воздействует патетически: убеждает, внушает, доводит до сознания то, что уже было известно из житейского опыта, выработанного человечеством. Философская проза не проводит резкой границы между смыслом и живым явлением действительности; напротив, она, как бы вдвигая универсальную ситуацию бытия в рамки житейски злободневного опыта, побуждает к размышлению о сущности явления.
«Уже при первом рождении нашей литературы мы в самой поэзии искали преимущественно философии, - замечает И. В. Киреевский, - и за образом мнения забывали образ выражения. До сих пор еще мы не знаем, что такое вымысел и фантазия, какая-то правдивость мечты составляет оригинальность Русского воображения» [9, с. 17].
Русская общественная жизнь конца 1820-х - начала 1830-х годов выдвинула требование свободной, самобытной идейности литературы. Д. В. Веневитинов в диалоге «Анаксагор» высказывает
мысль Платона о том, что творчеству поэта предшествует кажущаяся тишина, но «эта тишина - предвестница бури», только тогда, когда художник воплотит свою идею, «истинное спокойствие водворится в душу его» [10, с. 22]. В диалоге Платон повторяет свою мысль о бесполезности поэтов в его идеальной республике, которая должна быть составлена «из людей мыслящих и поэтому действующих». Поэт же «наслаждается в собственном мире и уклоняется от цели всеобщего усовершенствования. Философия есть высшая поэзия», заключает он [10, с. 18]. Исходя из этого, Д. В. Веневитинов в статье «Несколько мыслей в план журнала» заключает, что «самопознание есть цель и венец человека» и требует от литературы, прежде всего, мысли, а в обилии поэтов видит призрак «легкомыслия» народа. «Истинные поэты всех народов, всех веков, были глубокими мыслителями, были философами и, так сказать, венцом просвещения» [10, с. 29].
Сходную мысль высказывает и В. П. Титов в статье «О достоинстве поэта»: «Весьма многие ставят Поэта ниже мудреца и добродетельного» [11, с. 230]. Автор не соглашается с этим мнением и утверждает, что «поэзия, представляя жизнь в истинном, лучшем её виде, мирит с нею» [11, с. 233]. В этом сходство поэта с «добродетельным», т. е. философом для которого жизненным идеалом является «вечный порядок и гармония» [11, с. 232]. С другой стороны, поэт сродни и философу. «В вымыслах поэта отражается божественный луч истины... Всякая истинная поэзия приводит нас к идеям философским, и обратно - всякая философия истинная даёт нам утешительное пиитическое воззрение на всё сущее», - заявляет Титов [11, с. 235].
Вывод. Процесс формирования русской философской прозы неразрывно связан с ведущей тенденцией общественной мысли 1830-х годов к выявлению философии личности и истории, с внедрением проповеднического и публицистического начала в литературу. Общий процесс поиска смысла бытия, универсальных идей, атмосфера бурных кружковых споров вокруг наследия немецкой философии - всё это способствовало внедрению философии в искусство.
Процесс рождения и утверждения оригинальной русской прозы был неразрывно связан с поиском «общих начал» бытия, с циклизацией малых форм и жанров, с освоением дидактико-риторических форм высказывания. Эти два процесса тесно переплетались в эпоху жгучих дискуссий о правах и обязанностях личности. Философская проза в этом смысле стала формой времени и художественной лабораторией общественно-философских поисков.
Библиографический список
1. Виноградов В. В. О языке художественной прозы. - М., 1980. - С. 98
2. Мерзляков А. Ф. Краткая риторика, или правила, относящиеся ко всем родам сочинений прозаических.
- М., 1821. - С. 6.
3. Галич А. И. Теория красноречия для всех родов прозаических сочинений. - СПб., 1830.
4. Телескоп. Журнал современного просвещения. - 1831. - Ч. 2. - № 7.
5. Московский телеграф. - 1826. - № 9.
6. Сочинения и письма П. Я. Чаадаева / под ред. М. Гершензона. - М.: Тип. А. И. Мамонтова, 1913. - Т. 1.
- 440 с.
7. Пушкин А. С. Собрание сочинений. Письма. - Т. 10. - М.: Наука, 1978. - 713 с.
8. Шевырев С. П. Теория поэзии в историческом развитии у древних и новых народов. СПб., 1881. - 271 с.
9. Полное собрание сочинений И. В. Киреевского / под ред. М. Гершензона. - М.: Тип. Императорского Московского Университета, 1911. - Т. 2. - 296 с.
10. Сочинения Д. В. Веневитинова. В 2 ч. - Ч. 2. Проза. - М.: Тип. Семена Семевского, 1831. - 120 с.
11. Титов В. П. О достоинстве поэта // Московский вестник. - 1827. - Ч. 2. - 388 с.
A. Е. Eremeev, Doctor of Philological Sciences, Professor, rector of Omsk humanitarian Academy, e-mail: nou_ogu@mail.ru 2а 4th Cheluskintsev st., Omsk, 644105, Russian Federation
THE ROLE OF RHETORICAL GENRES IN THE DEVELOPMENT OF THE RUSSIAN PHILOSOPHICAL PROSE OF THE 1820S-1830S
There is considered the connection between philosophical prose and rhetorical genres in the article. It is dealt with the influence of rhetorical genres on the prose of the period under study. Keywords: genre, philosophical prose, rhetorical genres.
References
1. Vinogradov V. V. O jazyke hudozhestvennojprozy. [About the language of fictional prose]. Moscow, 1980. P. 98. (In Russ.).
2. Merzljakov A. F. Kratkaja ritorika, ili pravila, otnosjashhiesja ko vsem rodam sochinenij prozaicheskih. [The brief rhetoric or rules relating to all kinds of prose]. Moscow, 1821. 6th vol. (In Russ.).
3. Galich A. I. Teorija krasnorechija dlja vseh rodov prozaicheskih sochinenij. [Theory of eloquence for all kinds of prose compositions]. St. Petersburg, 1830. (In Russ.).
4. Teleskop. Zhurnal sovremennogo prosveshhenija. 1831. 2nd vol. 7th ed.
5. Moskovskij telegraf. 1826. Vol. 9. (In Russ.).
6. Sochinenija i pis'ma P. Ja. Chaadaeva. Ed. by. M. Gershenzon. Moscow : A. I. Mamontov's printing house, 1913. 1st vol. 440 p. (In Russ.).
7. Pushkin A. S. Sobranie sochinenij. Pis'ma. 10th vol. [Collected compositions. Letters]. Moscow : Nauka, 1978. 713 p. (In Russ.).
8. Shevyrev S. P. Teorija pojezii v istoricheskom razvitii u drevnih i novyh narodov. [Theory of poetry in historical development of ancient and new peoples]. St. Petersburg, 1881. 271 p. (In Russ.).
9. Polnoe sobranie sochinenij I. V. Kireevskogo. Ed. by M. Gershenzon. 1911. Part. 2. 296 p. [The full works of I. V. Kireevsky]. Moscow : Tip. Imperatorskogo Moskovskogo Universiteta. (In Russ.).
10. Sochinenija D. V. Venevitinova. Proza. In 2 vol. 2nd vol. [D. V. Venevitinov's compositions]. Moscow.: Tip. Semena Semevskogo, 1831. 120 p. (In Russ.).
11. Titov V. P. O dostoinstve pojeta. 2nd vol. Moskovskij vestnik. 1827. 388 p. (In Russ.).
Поступила в редакцию 11.09.2017 © А. Э. Еремеев, 2017
Автор статьи: Александр Эммануилович Еремеев, доктор филологических наук, профессор, ректор Омской гуманитарной академии, 644105, Омск, 4-я Челюскинцев, 2а, e-mail: nou_ogu@mail.ru
Рецензенты:
Е. А. Акелькина, доктор филологических наук, профессор, директор Омского регионального научно-исследовательского центра изучения творчества Ф. М. Достоевского.
Э. И. Коптева, доктор филологических наук, доцент, зав. кафедрой литературы и культурологии, Омский государственный педагогический университет.
