CC BY
63
УДК 811.161.1
С. В. Коломейченко
РОЛЬ «ПЛЕТЕНИЯ СЛОВЕС» В СМЫСЛОВОЙ СТРУКТУРЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ «ЖИТИЯ СТЕФАНА ПЕРМСКОГО»)
Статья посвящена оригинальному явлению церковнославянской письменности - «плетению словес». Автор статьи выдвигает гипотезу о том, что данный прием является важнейшим в организации смысла сакральных текстов. Предложен оригинальный путь исследования: от структуры к значению, а затем к смыслу в тексте предложения. При описании значений слов привлекаются различные исторические словари.
Обращение к «плетению словес», новый ракурс исследования являются актуальными для современной лингвистики, в частности для исторической стилистики и теолингвистики.
The article is devoted to an original phenomenon of the Church Slavonic written language - the "ornate words braiding". The author of the article has put forward a hypothesis that the given method is of major importance in forming the semantic structure of sacral texts. An original way of studying the "ornate words braiding" is proposed: from structure to meaning, and thereafter to its semantics within the sentence. The phenomenon of "ornate words braiding" and the new aspect of its studying are actual for modern linguistics, particularly for historical stylistics and theolinguistics.
Ключевые слова: «плетение словес», религиозный текст, житие, интерпретация, кодирование, структура, семантический анализ.
Keywords: "ornate words braiding", sacral text, hagiography, interpretation, coding, structure, semantic analysis.
Считается, что понятие «плетение словес» впервые на Руси введено в употребление русским книжником Епифанием Премудрым в «Житии Стефана Пермского». В русистике попытки описать объем и содержание понятия «плетение словес» предпринимались неоднократно [1]; они обобщены в диссертационной работе И. Ю. Абрамовой, где предлагается следующее его определение: «это стилистическая манера, связанная с орнаментальной прозой, в смысловом отношении ориентированная на христианский мистицизм, а в структурном отношении опирающаяся на асимметрию компонентов, каждый из которых играет существенную роль в эстетической организации текста» [2].
Полагаем, что это определение «плетения словес» в качестве рабочего может быть приемлемым при описании данного явления. Оно подчеркивает следующие ключевые параметры: стилистическая манера, структура, асимметрия компонентов, роль в организации текста, ориентация на христианский мистицизм.
© Коломейченко С. В., 2011
Как показывает анализ научной литературы, наиболее изученными являются характеристики, опосредованные стилистической манерой и асимметрией компонентов. Однако нельзя признать «плетение словес» хорошо изученным. По этому поводу Р. Пиккио пишет: «Только в последнее время и все еще не самым удовлетворительным образом были попытки определить, в чем же именно заключался «новый стиль» («плетение словес». - С. К.), т. е. новая (или предполагаемая таковой) манера письма» [3].
Думается, что выявить досконально, в чем именно заключается «плетение словес», современному исследователю неподвластно в силу отдаленности во времени, иного мировоззрения, иных культурных традиций и под. Но несколько приблизиться к разгадке феномена, полагаем, возможно. Для этого необходимо тщательно изучить его структурные характеристики, так как соотношение формальной и содержательной стороны имеет особо важное значение для религиозных текстов.
Исследователи отмечают, что именно в «Житии Стефана Пермского» (далее - ЖСП) [4] наиболее полно и завершенно представлен стиль «плетения словес», что повлияло на выбор материала нашего исследования.
Первым шагом в изучении «плетения словес» было установление самого факта использования этого стилистического приема в ЖСП, его частотность. В результате выявлено около 5 000 контекстов, соотносимых с понятием «плетение словес» (предложений или синтаксических конструкций). Однако в данной статье обращаемся к одному примеру функционирования «плетения словес» в ЖСП и ставим следующие задачи: выявить модель «плетения словес», ее место в формальной структуре предложения и смысловую нагрузку. При выявлении смысла ориентируемся на «высший смысл», квалифицируя текст жития как сакральный.
При описании структуры «плетения словес» используем прием моделирования и символическую запись. Под моделью понимается абстрактный синтаксический образец, по которому может быть построено «плетение словес». При использовании символики обращаемся к опыту описания синтаксических структур в «Русской грамматике 80» [5]. Под «смыслом» понимается понятийное содержание сообщения. «Для древнерусской литературы характерно культивируемое Церковью внутреннее чувство иконичности слова, неразрывного единства в нем имени и именуемого, формы и содержания, явления и сущности» [6]. Пониманию церковнославянского текста Х1У-ХУ вв. препятствует, во-первых, религиозный характер текста, и во-вторых, мировоззрение и культурный фон современного читателя
С. В. Коломейченко. Роль «плетения словес» в смысловой структуре предложения.
(исследователя). Необходимо учитывать характер восприятия и понимания религиозного текста. И если понимание художественного или публицистического текста становится новым знанием, то подобное не наблюдается для религиозного текста. Для его понимания нужны соответствующие Знания. В тексте Знание может быть представлено в виде кода, и для интерпретации текста необходима информация об используемых в религиозном тексте кодах, правилах их кодирования/раскодирования.
Одной из заслуг современной философской герменевтики является разграничение и относительное противопоставление понятий «знание» и «понимание». Отношение к слову как термину и оперирование им как термином при анализе житийного текста правомерно, и в итоге исследователь получает знание. Но для понимания религиозного текста этого не достаточно. Об этом еще в 1904 г. писал отец Павел Флоренский: «Слово в своем рассудочном аспекте - это термин, но слово имеет двойственную природу, оно одновременно сверхрассудочно и может быть названо "миниатюрным произведением искусства", поэтому "содержание речи может перерастать ее терминологический смысл, который только и ухватывается рефлексией"» [7]. При таком подходе в изучении жития именно православное мировоззрение объясняет особенности житийного жанра, его содержательную, композиционную и всю формальную специфику, в частности роль «плетения словес» в структуре текста.
Другая сложность в понимании и интерпретации текста жития - это современный русский литературный язык, под влиянием которого находится исследователь. Многозначность русского языка, как и всякого живого языка, искажает исконное, первоначальное значение слов, мешает их однозначному восприятию. Понятия, стоящие за многими церковнославянскими словами, в русском языке часто бывают сужены, конкре-
тизированы, в церковнославянском языке, напротив, расширены. Впитывая в себя слова церковнославянского языка, русский язык зачастую искажает их первоначальный смысл, меняет их значение на противоположное [8]. Это является одной из причин невозможности точного перевода церковнославянских текстов и искажения смысла.
Нами выдвигается следующая гипотеза: в религиозном тексте «плетению словес» отводится важнейшая функция в кодировании «высшего смысла».
Обратимся к анализу контекста из следующего предложения ЖСП:
(Иди oybo, и) boyah и ты прмпов^дникъ в^ры, испов^дникъ истины, и влгов^стникъ егллТю XbU (л. 667).
«Плетение словес» представлено рядом словосочетаний:
прмпов^дникъ в^ры, испов^дникъ истины, влгов^стникъ егллТю XBU.
Это именные субстантивные словосочетания -N + N2; N + N2; N + N3 + N3. Если принять, что названные словосочетания не являлись устойчивыми в русском языке конца XIV в., то главные слова в каждом из них (Nx) входят в составное именное сказуемое. На формальном уровне это наиболее простая модель «плетения словес». Для сравнения приведем пример сложной модели (см. 770об.).
«Плетение словес» представлено 25 субстантивными словосочетаниями: N4 + Part, nN4 + Part, nN4 + Part, nN4 + Part, nN4 + Part, nN4 + Part, nN4 + Adj, nN4 + Adj, nN4 + Part, nN4 + Part, n N4 + Part, nN4 + Part, nN4 + Adj, nN4 + Adj, Adj +
nN4, N3 + N4, N3 + N4, N3 + N4, N3 + N4, N2 + N4,
N2 + N4, N2 + N4, N3 + N4, N3 + N4, N3 + Adj + N4.
При анализе синтаксической модели Nx + N2; Nj + N2; Nj + N 3 + N3 апробируются приемы, разработанные нами для изучения «плетения словес».
ЧТО ЕфЕ ТА NA-
рЕкоу, к iv ж а здБАоужьшидгь, и'ср-Ътател-л погыбшиагк, илстаб-NIIKA ПрЕЛфЕНМЛГк. рОуКФБОДИТЕАА ©уЛА©' IVCA'fcn АЕИЫДГК, ЧИСТИ-ТЕЛА IVCKBEpNENblATK, ВЗИСКАТЕА/А рЛ СТОЧ611К1ЛЛТ*, СТрАЖА pdTHhJAfb., ОуТ*ЬшИТЕЛА ПЕЧААИЫ, КОрАШТЕАА ЛДЧЮ1|]НЛ\Ъ, ГЮДЛТЕАА ТрЕБОу-ICIJIНЛП*, NAKdJ3ATEA<9t ИЕСАДЫСАЕНЫЛГК, ПОЛАОфННКД ШВЙДИААЫАГЬ,
мдтБЕника те нал, уоддтда иЬрмл, поганыллк спситела, irhco про-.клнмателА, кЗлшро потрЕвйтЕЛА, ндоло попнрлтел/л, Егоу | сл$-жйтеаа, AipwcTH рачнтел/А, ^илшсодТн аюбитеаа, [цФ-лолгрил
Д^ЛАТЕЛА] 3, Прлв'д'Ь ТЕОрЙТЕАА, КЫЙГАЛГЬ СКАЗАТЕАА, ГрАЛ\ОТ*Ь
перл\кст'Ы спнслт ЕЛ/Л.
(л. 770ов.)
Выделяем из словосочетаний «внешний и внутренний» ряд «плетения словес» (по главному слову - I) и внутренний ряд «плетения словес» (зависимые слова - II):
I I I
Пр^поведникъ - исповедника - БЛГОВ^СТНИКЪ (внешний ряд);
II II II
Веры - истины - е^лл'Гю ХвЦ" (внутренний ряд).
Обращаемся к семантике слов внешнего ряда, затем внутреннего.
В своих изысканиях опираемся на материалы следующих словарей: И. И. Срезневский «Материалы для Словаря древнерусского языка» (далее - «Словарь Срезневского») [9]; Г. Дьяченко «Полный церковно-славянский словарь» (далее -«Словарь Дьяченко») [10]; «Словарь древнего славянского языка, составленного по Остроми-рову Евангелию» (далее - «Словарь 1899») [11]; «Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный вторым отделением Императорской Академии Наук 1847», (далее - «Словарь 1847») [12]. Наиболее значимым для нашего исследования явился Словарь Срезневского, словарные статьи которого сопровождаются ссылкой на источник с приведением соответствующей цитаты. Источник знаний о мире для средневекового человека - не реалии, а понятия о них. По наблюдениям А. М. Камчатнова, «в памятниках древнерусской письменности слово характеризуется анархической многозначностью, усугубленной влиянием греческих текстов, переводимых в Древней Руси» и именно И. И. Срезневский «был великим лексикографом: он понимал, что его толкования связаны определенным контекстом, в другом контексте слово может иметь совсем другое значение; поэтому он всегда, где это было возможно, указывал на греческое соответствие древнерусского слова, благодаря чему оказывается возможным понять значение древнерусского слова в новом контексте» [13]. Таким образом, в Словаре Срезневского представлено описание слова в совокупности его смыслов. Необходимость обращения к нескольким словарям заключается в следующем: объяснение слов в древнерусских словарях приводится через понятийные толкования, нет развернутого описания значения, в этом заключается трудность выявления семантики слова. При семантическом анализе необходимо установить первичный, исходный, «точный» смысл слов. Установление круга значений строим, опираясь на несколько словарей, что позволяет выявить/проверить общее значение понятий. Поскольку исторические словари имеют дело со словом, функционирующим в разных сферах языка - в языке письменности, обиходно-разговорном, в специальных подсистемах языка, то семантическая
структура слова может оказаться достаточно сложной. Поэтому мы ориентируемся на лекси-ко-семантические единицы, которые сопровождаются специальными пометами, например (Церк.), и приводим толкования близкие анализируемому контексту.
Обратимся к семантике слов внешнего ряда:
Пр^поведникъ - исповедника - ЕЛГОВ^СТНИК^
В Словаре Срезневского значение слова Пр^пов^дникъ толкуется следующим образом: «Глашатай», «Провозвестник», «Проповедник, учитель» (Т. 2. С. 1557). В Словаре 1847 Пр^пов^дникъ - 1) Всенародный возвеститель, провозгласник, провозвестник. 2) Поучающий закону Божию. 3) Говорящий в церкви проповеди (Т. 3. С. 547). В данном Словаре справляемся по поводу значения указанных слов:
Глашатап - «объявляющий что-либо всенародно, провозвестник» (Т. 1. С. 265).
Провозв^стникъ - «тоже, что провозвести-тель» (Т. 3. С. 519).
Провозвеститель - 2) объявляющий, провозглашающий что-либо (Т. 3. С. 519).
Возвеститель - «возвещающий что-либо». Ео.звещлть - «подавать весть, объявлять, давать знать» (Т. 1. С. 144).
Провозгласникъ - «тоже, что провозвеститель во 2 значении» (Т. 1. С. 144).
Изучение лексикографических дефиниций позволяет сделать вывод о том, что Глашатай, Провозвестник, Провозвеститель, Возвеститель, Провозгласник близки по смыслу и имеют общее значение - 'объявляющий, провозглашающий что-либо'- Пр^поведникъ.
В Словаре Срезневского слово Исповедьникъ описывается так: «Святой, потерпевший гонение за веру», «Отец духовный» (Т. 2. С. 1129).
В Словаре 1847 Исповедьникъ - 1) Святой муж, поборавший по благочести и за веру претерпевший от еретиков гонения или страдания, хотя и не запечатлевший своего подвижничества мученической кончиной. 2) Исповедывающийся духовнику (Т. 2. С. 139).
В Словаре Дьяченко Исповедьникъ - «открыто свидетельствующий веру, страдающий или пострадавший за такое признание веры» (С. 228).
Инвариантное значение слова Исповедьникъ можно толковать как 'святой, открыто объявляющий веру'.
Обратимся к значению слова Елговестникъ.
В Словаре Срезневского это слово имеет значение «Евангелист» (Т. 1. С. 93).
В Словаре 1847 Елговестникъ- 1) Радостный вестник, 2) Проповедник Слова Божьего (Т. 1. С. 49).
В Словаре 1899 Елговестникъ- 1) Радостный вестник. 2) Проповедник слова божьего, евангелист (С. 26).
С. В. Коломейченко. Роль «плетения словес» 6 смысловой структуре предложения.
В этом же Словаре: бвлнгелистъ - «каждый из четырех апостолов, описавших жизнь, деяния и учение Господа нашего Иисуса Христа» (С. 199).
Изучение лексикографических дефиниций позволяет сделать вывод о том, что Евангелист, Радостный вестник, Проповедник Слова Божьего имеют общее значение 'объявляющий, провозглашающий Слово Божье (Евангелие)'.
Таким образом, слова пр^поведникъ -исповедника - влговестникъ близки по смыслу, относятся к одной логико-понятийной области 'сообщать кому-либо что-либо', они расширяют изначальный смысл - 'объявляющий, провозглашающий Слово Божье (Евангелие)' - Елговестникъ.
Рассмотрим значение слов внутреннего ряда: II II II
Веры - истины - е^ллУю ХвЦ"
В Словаре Срезневского слово Верл имеет следующее описание: «Правда, Присяга, клятва, Сознание божественного закона, религия» (Т. 1. С. 490).
Словарь 1847 приводит следующее толкование: Верл - 1) Верование в Бога; безусловное признание истин, открытых Богом. 2) Церк. Уверенность, твердое упование (Т. 1. С. 247). В данном словаре приводятся толкования и следующих слов:
Правда - «истина» (Т. 3. С. 418).
Присяга - «клятва» (Т. 3. С. 498).
Клятва - 1) Подтверждение, отрицание или обещание, произносимое с призыванием во свидетели имени Божия; присяга (Т. 2. С. 181).
В Словаре Срезневского слово Закон - «вера, правила веры, завет» [33]. Божественный закон -'истина' (С. К.).
Правда, присяга, клятва, Божественный закон близки по смыслу и имеют общее значение 'истина'- Верл.
В Словаре Срезневского Истинл толкуется как «Действительность, законность, правда, справедливость, верность» (Т. 1. С. 1144).
В Словаре 1847 - 1. Точность понятия о предмете, о котором говорится, правда (Т. 2. С. 143).
Обратимся к значению слова верность. «Словарь 1899» приводит следующее толкование: верность - «доверенность». - верный пр. испо-ведающий истинную христианскую веру, благочестивый» (С. 132).
Согласно историческим словарям слова действительность, законность, правда, справедливость, верность имеют инвариантное значение 'правда, христианская вера'- Истинл.
В Словаре Срезневского слово б^ллУк толкуется как «Учение Иисуса Христа, Книга Нового Завета, содержащая повествование о жизни и учении Спасителя» (Т. 1. С. 807).
В Словаре Дьяченко дается помета - Евангелие (от греч. еиаг^еНоп = благовестие) (С. 164).
В Словаре 1847 б^ллУк это 1) Учение Господа нашего Иисуса Христа о царствии Божьем, бла-говестие (Т. 1. С. 388).
В Словаре 1899 Благовестив толкуется как «радостная весть, проповедование слова Божия» (С. 132. С. 26).
Учение Иисуса Христа, Благовестие, радостная весть, проповедование Слова Божия имеют общее значение - 'Слово Божие, благовес-тие'- бодлУк.
Слова внутреннего ряда веры - истины -еодл'Гю Хви («истина»; «правда, христианская вера»; «слово божие, благовестие») объединяет смысл 'Евангелие Христово'. Значения слов внутреннего ряда раскрывают Знания - что есть «Евангелие Христово».
Итак, на семантическом уровне наблюдаем два смысловых ряда, входящих в «плетение словес»:
1-й ряд: Пр^поведникъ - исповедника -влговестникъ 'объявляющий, провозглашающий Слово Божье (Евангелие)' - Елговестникъ.
2-й ряд: Веры - истины - е^лл'Гю ХвЦ" 'Слово Божие'- бодлУе Х\во.
И в первом, и во втором рядах - близкие по смыслу слова, наблюдается формальное усложнение смысла в каждом ряду. Более того, анализ выявляет третий ряд усложнения бодл'Ге Х\во.
Обратимся к формально-семантическому анализу словосочетаний, опираясь на выявленные выше значения слов:
1. Пр^поведникъ веры 'объявляющий, провозглашающий что-либо' + 'истина', общий смысл - 'объявляющий, провозглашающий истину'.
2. Исповедника истины 'святой, открыто объявляющий веру' + 'правда, христианская вера', общий смысл - 'святой, объявляющий христианскую веру.
3. Елговестникъ емлУю ХвЦ" 'объявляющий, провозглашающий Слово Божье (Евангелие)' + 'Слово божие, благовестие', общий смысл - 'бла-говестник'.
Таким образом, в представленных словосочетаниях пр^поведникъ веры - исповедника истины - влговестникъ емлУю ХвЦ" на семантическом уровне наблюдается повторение, усиление, углубление и расширение смысла религиозного понятия Елговестникъ, которое становится постижимым на уровне истинной веры.
На основании приведенных исследовательских шагов приходим к выводу, что весь смысл контекста БОYДИ и ты пр^поведникъ веры, исповедника истины, и влговестникъ е^ллУю Хви (667) заключен в словах БОYДи и ты влговестникъ.
Однако специфика агиографического текста -двуслойность, двуплановость, что достигается в анализируемом примере тремя «рядами» наращения смысла:
1-й ряд - npwnOßhäHHK^, исповедника,
БЛГОБ^СТНИКЪ.
2-й ряд - ßhßbi, истины, е^ллУю.
3-й ряд - evAAiito XbU.
Это «плетение словес». Настолько сложны этапы осознания слов, включающих представления, понятия, образы, которые соотносятся с истинными/не истинными знаниями, что эксплицирует сакральную обусловленность всего происходящего. И именно отсутствие разрыва между словом и сущностью, им обозначаемой, заключено в «плетении словес»: «плетение словес» как структурная единица выполняет важную функцию: вводит важнейшие смыслы религиозных понятий, это способ «сгущения» мысли, которое представляет нераздельное двуединство -сращение объекта и его именования, явления и его именования, идеи и ее именования. Формальное и смысловое в «плетении словес» находятся в сложнейших отношениях: формальное усложнение приводит одновременно как к «сгущению» мысли, так и уточнению ее.
Хочется надеяться, что обращение к структуре «плетения словес», семантический анализ лексических единиц могут стать помощниками в приближении к смысловому содержанию «плетения словес». Здесь еще многое предстоит додумать, доработать... «Трудно предугадать, до какой степени открытие других средневековых славянских приемов словесного выражения сможет - и сможет ли вообще - облегчить нам понимание текстов. многое еще не описано, не объяснено и не открыто» [14].
Примечания
1. См., напр.: Колесов В. В. Древнерусский литературный язык. Л., 1989; Лихачев Д. С. Некоторые задачи изучения второго южнославянского влияния в России. М., 1958; Аверинцев С. С. Поэтика ранневи-зантийской литературы. М., 1997; и др.
2. Абрамова, И. Ю. Структурно-семантическая и синтаксическая организация агиографических текстов стиля «плетение словес»: дис. ... канд. филол. наук. Н. Новгород, 2004.
3. Пиккио Р. Slavia Orthodoxa: Литература и язык / отв. ред. Н. Н. Запольская, В. В. Калугин. М.: Знак, 2003. С. 635.
4. ЖСП - Житие святого Стефана Епископа Пермского, написанное Епифанием Премудрым. Изд. Археограф. комиссии. СПб., 1897.
5. Русская грамматика: научные труды / Российская академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова; коллектив авторов; репринтное издание. М., 2005. Т. II. С. 93.
6. Лепахин В. В. Иконичная агиография. URL: http:/ /www.portal-slovo.ru.
7. Лепахин В. В. Указ. соч.
8. Миронова Т. Л. Церковнославянский язык: грамматика, упражнения, контрольные работы, словарь. М., 2009. С. 32.
9. Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 1.
СПб., 1893. Т. 2; СПб., 1902. Т. 3; СПб., 1912 (Словарь Срезневского).
10. Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., 1900 (Словарь Дьяченко)
11. Словарь древнего славянского языка, составленный по Остромирову евангелию / Изд. А. С. Суворина. СПб., 1899 (Словарь 1899).
12. Словарь церковно-славянского и русского языка. СПб., 1847 (Словарь 1847).
13. Камчатнов А. М. О семантическом словаре древнерусского языка. URL: http://www.textology.ru.
14. Пиккио. Указ. соч. С. 567.
УДК 812
Н. А. Красовская
ТУЛЬСКАЯ ДИАЛЕКТНАЯ ЛЕКСИКА: ПРОБЛЕМЫ СОСТАВЛЕНИЯ СЛОВАРЯ
В статье обсуждаются вопросы составления «Словаря тульских говоров», проблемы сбора и анализа тульской диалектной лексики. Осуществляемый издательский проект «Материалы к словарю тульских говоров» имеет целый ряд особенностей, которые заметно отличают его от других региональных лексикографических работ.
The author considers the issues connected with compiling "The Dictionary of the Tula Dialects", the problems of gathering and analysing the Tula dialect lexicon. The publishing project "Materials for the Tula Dialects Dictionary" which is being carried out, has a number of features which considerably distinguish it from other regional lexicographic works.
Ключевые слова: тульские говоры, диалектная лексика, диалектизм, словарь, словарная статья.
Keywords: the Tula dialects, dialect lexicon, dialecticism, dictionary, dictionary entry.
Проблема составления диалектных словарей волнует лингвистов уже не первое столетие. Этот вопрос активно обсуждался в середине XX в. в связи с началом проекта «Словарь русских народных говоров», массовой подготовкой и созданием региональных словарей и в связи с разработкой других лексикографических изданий. Однако говорить о том, что в подобной работе решены все сложные вопросы, всё-таки пока нельзя. Проблемы лексикографирования волнуют нас в связи с созданием «Словаря тульских говоров» [далее - СТГ. - Н. К.].
Временем активного собирания и описания диалектной лексики стал период середины XX в., однако корни этого процесса намного глубже, и уходят они в XVIII-XIX вв., когда были подготовлены и изданы такие серьёзные словари, как «Словарь Академии Российской», «Опыт областного великорусского словаря» и «Дополнение...» к нему и, наконец, «Толковый словарь живого
© Красовская Н. А., 2011
