CC BY
203
УДК 81.23
А.Д. Палкин
роль и место психолингвистики в антропологической парадигме
В статье постулируется антропологичность современной лингвистики: значительная часть исследований посвящена проблематике человека в языке и языка в человеке. Предпосылки изучения человеческого фактора в языке были заложены еще в XIX в. Постепенно интерес лингвистов к человеку говорящему возрастал. Можно с уверенностью говорить об антропологическом повороте в лингвистике XXI в. Современные лингвистические исследования тяготеют к антропоцентричности и междисциплинарности. Возник запрос на дальнейшую интеграцию гуманитарных дисциплин. Психолингвистика, которая изначально задумывалась как наука о взаимосвязи языка и мышления, имеет все возможности для осуществления такой интеграции. Для обозначения холистической дисциплины, призванной объединить достижения гуманитарных наук о человеке и человеческом обществе, предлагается термин «антропосемиология», введенный Ю.А. Сорокиным.
Ключевые слова: антропологический поворот, психолингвистика, междисциплинарность, антропосемиология.
A.D. Palkin
role and place of psycholinguistics in anthropological PARADIGM
The article postulates the anthropological character of modern linguistics, for considerable part of research is devoted to the problems of man in language and language in man. Preconditions for studying a human factor in language were laid in the19th century. Gradually linguists started to pay greater attention to a speaking man. Anthropological turn in the 21st century linguistics is sure to have taken place. There is a tendency towards anthropocentricity and interdisciplinarity in modern linguistic research. A demand for further integration of thehumanities is on the agenda. Pshycholinguistics that was originally established as the science researching language and thinking relationship has all capabilities to carry out such integration. The term "anthroposemiology", introduced by Yu.A. Sorokin, is proposed to name a holistic discipline that would unify the achievements of humanities studying man and human society.
Keywords: anthropologicalturn,psycholinguistics,interdisciplinarity,anthroposemiology.
На рубеже ХХ-ХХ1 вв. лингвистическая наука обогатилась большим количеством новых подходов к изучению языка, речи и речемыслительной деятельности. Это обусловлено в первую очередь осознанием необходимости исследовать язык в связи с человеком, являющимся носителем языка, в связи с коммуникантами, порождающими и воспринимающими речевые конструкции. В свете новых задач, которые ставит перед собой современная лингвистика, возникла необходимость интеграции знаний и достижений ряда смежных гуманитарных дисциплин на основе лингвистических концепций. Свидетельством тому - возникновение многочисленных направлений, стремящихся объединить лингвистику с другими областями знаний. Это не только собственно психолингвистика, но и лингвокультурология, когнитивная лингвистика, лингвистическая метаэтика, социолингвистика, нейролингвистика, этнолингвистика, лингвострановедение, процедурная семантика и т.п.
На текущем этапе развития научной мысли возник запрос на дальнейшую интеграцию. В результате возросла актуальность антропологического подхода, который с точки зрения лингвистики призван объединить собственно лингвистический аспект с культурологическим и психологическим. Пока что не выработан единый терминологический аппарат для такого подхода, отсутствуют общепризнанные теории, его обосновывающие, не разработаны основополагающие концепции. Однако исследования в данном направлении ведутся, поэтому мы можем с уверенностью предположить, что в обозримом будущем антропологическое направление займет видное место в лингвистической науке. В данной статье мы укажем на предпосылки его возникновения, а затем остановимся на современных работах, затрагивающих соответствующую проблематику. Также мы покажем, что психолингвистика способна внести значительный вклад в развитие антропологического направления,
хотя, конечно, мы не можем утверждать, что психолингвистические исследования способны исчерпать антропологическую парадигму.
так как антропология как таковая -это наука о человеке, несложно заключить, что применительно к лингвистике речь идет об изучении взаимосвязи языка со всеми аспектами, которые затрагивает антропология. Иначе говоря, это исследование человека посредством лингвистических методов. По этой причине следует осветить идеи тех представителей лингвистической науки, которые обращали внимание на такую взаимосвязь. Мы не претендуем на исчерпывающий обзор, каковой в принципе невозможен постольку, поскольку антропологическому фактору в лингвистике посвящено огромное количество работ. остановимся на наиболее заметных, на наш взгляд, персоналиях и концепциях.
Первым следует упомянуть В. фон Гумбольдта, который своими рассуждениями о языке как духе народа заложил краеугольный камень в фундамент антропологических исследований в языкознании. Рассматривая язык как наиболее яркое проявление духа и характера того или иного народа, В. фон гумбольдт подчеркивал важность межличностного общения: «Духовное развитие, даже при крайней сосредоточенности и замкнутости характера, возможно только благодаря языку, а язык предполагает обращение к отличному от нас и понимающему нас существу. Членораздельный звук льется из груди, чтобы пробудить в другой личности отзвук, который возвратился бы снова к нам и был воспринят нашим слухом. человек тем самым делает открытие, что вокруг него есть существа одинаковых с ним внутренних потребностей, способные, стало быть, пойти навстречу разнообразным волнующим его порывам» [Гумбольдт 2000: 63-64]. Рассуждая о процессах речепорождения, ученый обращал внимание и на то, что для отдельно взятого человека язык начинается непосредственно и одновременно с первым
актом рефлексии, когда человек из тьмы страстей, где объект поглощен субъектом, пробуждается к самосознанию - здесь и возникает слово. Таким образом, в поисках языка человек хочет найти знак, с помощью которого он мог бы посредством фрагментов своей мысли представить целое как совокупность единств [Там же: 301].
Идеи В. фон Гумбольдта получили дальнейшее развитие в трудах его последователя A.A. Потебни, который также писал о важности языка для развития человека как мыслящего существа. По A.A. Потеб-не, слово позволяет человеку понимать как другого, так и самого себя, при этом слово выступает посредником в ходе общения между людьми. «Человек невольно и бессознательно создает себе орудия понимания, именно членораздельный звук и его внутреннюю форму, на первый взгляд непостижимо простые сравнительно с важностью того, что посредством их достигается. Правда, что содержание, воспринимаемое посредством слова, есть только мнимоиз-вестная величина, что думать при слове именно то, что другой, значило бы перестать быть собою и быть этим другим, что поэтому понимание другого в том смысле, в каком обыкновенно берется это слово, есть такая же иллюзия, как та, будто мы видим, осязаем и проч. самые предметы, а не свои впечатления; но, нужно прибавить, это величественная иллюзия, на которой строится вся наша внутренняя жизнь... в слове человек находит новый для себя мир, не внешний и чуждый его душе, а уже переработанный и ассимилированный душою другого» [Потебня 1999: 119].
в свете сказанного уместно привести цитату из Ш. Балли, который также указывал на взаимосвязь языка и мышления, языка и личности, языка и общества. Для французского ученого был очевиден всепроникающий характер языка: «Если родной язык почти всегда производит впечатление органического целого, представляющего совершенное единство, то такое впечатление легко может оказаться иллю-
зорным. Родной язык неотъемлем от нашего мышления. Он тесно связан со всей нашей жизнью - личной и общественной; выразитель наших радостей и страданий, наших желаний, нашей ненависти, наших чаяний, он становится символом нашей личности и общества, в котором мы живем» [Балли 1955: 28]. Показательны параллели в работах A.A. Потебни и Ш. Балли: оба говорят об иллюзорности совершенного единства языка и о зависимости человеческого общества от феномена языка.
Здесь же уместно вспомнить современника A.A. Потебни И. A. Бодуэна де Куртенэ, который подчеркивал, что реальной величиной в языкознании является не «язык» в отвлечении от человека, а только человек как носитель языкового мышления, поэтому ученые должны не классифицировать языки, а только давать сравнительную характеристику людей по свойственному им языковому мышлению [Бодуэн де Кур-тенэ 1963: 132]. Мы полностью разделяем последнюю мысль ИА. Бодуэна де Курте-нэ, однако, отдавая должное сравнительно-историческому языкознанию, хотим заметить, что классифицировать языки все же следует.
Уже в XX в. другой продолжатель дела В. фон Гумбольдта Э. Сепир писал следующее: «чрезвычайно важно, чтобы лингвисты, которых часто обвиняют - и обвиняют справедливо - в отказе выйти за пределы предмета своего исследования, наконец, поняли, что может означать их наука для интерпретации человеческого поведения вообще. Нравится им или нет, но они должны будут все больше и больше заниматься различными антропологическими, социологическими и психологическими проблемами, которые вторгаются в область языка» [Сепир 1964: 237-238]. Хотя приведенная цитата датируется серединой XX века, она звучит крайне актуально в начале XXI в.
Существенный вклад в развитие антропологического направления внес во второй половине XX в. Э. Бенвенист, для
которого, несомненно, не осталась незамеченной разработанная Э. Сепиром и Б.Л. Уорфом гипотеза лингвистической относительности. он рассматривал лингвистику как науку о языке в человеке и о человеке как существе, владеющем языком. Характерны размышления ученого о том, что человек не был создан дважды: один раз без языка, а затем с языком. Стремительная эволюция человека обусловлена именно его способностью к символической репрезентации, которая является общим источником мышления, языка и общества. Э. Бенвенист не останавливается на констатации взаимосвязи языка и человеческой природы, а идет в своих рассуждениях дальше - к отношению языка и социума: говорить об отношении человека с природой или об отношении человека с человеком через посредство языка — значит говорить об обществе. И это не случайное историческое совпадение, а необходимая связь, ибо язык вообще всегда реализуется в каком-либо отдельном языке, в определенной конкретной языковой структуре, неотделимой от определенного конкретного общества. Нельзя представить себе язык и общество друг без друга. И то и другое суть данности. Но в то же время и то и другое познается человеком, так как он не обладает врожденным знанием о них [Бенвенист 2010: 29-31]. Для Э. Бенвени-ста недостаточно рассуждать о связи означающего и означаемого в структуре слова: он считает необходимым подчеркнуть, что язык - это феномен человеческий и является связующим звеном жизни психической и жизни общественно-культурной. В свете этого разумным выглядит его предложение рассматривать триаду «язык, культура, человеческая личность». Перед нами, таким образом, уже не просто лингвокультуроло-гия, а шире - антропологический подход к анализу языка в самом широком контексте. Э. Бенвенист приходит к красноречивому выводу о том, что все семиотические подсистемы внутри общества будут системами, интерпретируемыми языком, посколь-
ку общество все их включает в себя и само общество интерпретируется через язык [Там же: 79].
Ю.С. Степанов, полностью соглашаясь с главным положением разработанного Э. Бенвенистом направления: язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка, - заявляет о том, что «в своем главном стволе лингвистика всегда будет наукой о языке в человеке и о человеке в языке» [Степанов 2010: 15].
Не менее интересными выглядят рассуждения одного из апологетов компонентного анализа Дж. Лайонза, который касательно работ середины XX в. писал следующее: «Наиболее интересные из опубликованных на сегодня работ по компонентной семантике выполнены не философами и лингвистами, а антропологами; в последнее время они уделяют значительное внимание тому, что называется «когнитивной истинностью», или «реальностью семантических компонентов» [Лайонз 2010: 502]. Рассматривая термины родства, Дж. Лайонз резюмирует: «Что касается антропологического анализа родства, то "когнитивная истинность" некоторой конкретной пропорции определяется, согласно принятому допущению, социальным статусом и ролями, приписываемыми различным классам родственников в данном обществе, что вполне может отражаться также и в языковой "интуиции" членов коллектива» [Там же: 503]. Фонтан слез
В конце XX в. в лингвистике окончательно оформилось понимание необходимости пристального рассмотрения человеческого фактора в языке. Существенный вклад в развитие антропологического направления внес Б.А. Серебренников, ставший одним из инициаторов издания серии сборников «Человеческий фактор в языке». Б.А. Серебренников подчеркивал общественный характер языка, ведь именно благодаря языку мышление человека перешло на новую ступень развития. Таким образом, язык уместно рассматривать как одно
из первейших условий существования общества. Приведем следующую цитату: «В процессе формирования общественного сознания особенно велика роль языка. Выражение «Язык так же древен, как и сознание» необходимо понимать в том смысле, что язык и сознание представляют два необходимых условия существования общества. Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания, без которого общественное сознание немыслимо. Общественное сознание не могло бы возникнуть без языка, поскольку опыт познания мира отдельными индивидами может превратиться в коллективный опыт только при помощи языка» [Серебренников 2010: 174-175].
Немалый вклад в антропологическое направление лингвистических исследований внес и Р. А. Будагов. Он исходил из идеи о том, что языковая потребность не может быть внешней по отношению к самому языку, выступающему не в «пустой» коммуникативной функции, а в коммуникативной функции выразителя мыслей и чувств людей в обществе. Тем самым внешнее и внутреннее рассматриваются как единое целое. Важным для нас представляется следующее высказывание ученого: «Лишь уяснив всю многостороннюю зависимость разнообразных факторов, следует выйти за пределы внутренней причинности и показать постоянную зависимость языка от состояния развития общества и мышления людей в ту или иную историческую эпоху» [Будагов 2004: 208]. В этой цитате прослеживается идея холистического исследования человека и человеческого общества за счет лингвистических методов - идея, которая только в последние годы получила в лингвистике признание. Отталкиваясь от положения о том, что язык неотделим от человека, Р.А. Будагов продолжает свою мысль: «С позиции машинно-технических критериев сам человек может считаться «сплошным излишеством». В нем слишком много «деталей», как будто бы «ненужных»
для выполнения той или иной операции по жестко запрограммированной схеме. Но сила человека в его универсальности. то же следует сказать и о человеческом языке. Именно поэтому язык не подчиняется «закону экономии», как не подчиняется ему и сам человек... Природа же человека всегда будет характеризоваться универсальностью. Поэтому и человеческий язык универсален по своей природе и безграничен в своих реальных и потенциальных возможностях» [Там же: 278]. Именно универсальность человеческого языка позволяет нам говорить о возможности и важности изучения человеческого фактора в языке и речи.
Аналогичным образом антропологическое направление прослеживается и в работах сторонников теории естественного семантического языка. Так как их исследования осуществляются на кросс-культурном материале, особое внимание уделяется этническому аспекту. К. Годдард предложил ввести в научный обиход термин «этнопрагматика», который он рассматривает как объяснение речевых событий, которые берут начало в интракультурных идеях, то есть в общих ценностях, нормах, приоритетах и посылах носителей языка, а не в каких-либо выявленных универсалиях прагматики [Goddard 2004: 1211]. Такой подход не выходит за рамки лингвокуль-турологии, но в другой работе [Goddard & Wierzbicka 1997: 254-255] мы находим рассуждения о том, что практически всегда существует взаимозависимость между паттернами вербального поведения и паттернами невербального поведения. А это уже выход на теорию коммуникации, которая входит в антропологическую парадигму. Необходимость широкого междисциплинарного подхода очевидна и самим авторам упомянутой работы: «Наиболее существенной методологической проблемой при исследовании дискурса и культуры является необходимость нахождения четко очерченной сферы сопоставления дискурсивных преференций и культурных цен-
ностей, причем такой, которая, насколько это возможно, свободна от этноцентризма. обычная практика использования в качестве неформального метаязыка для межкультурных сравнений таких клише, как «иносказательность», «вежливость», «уважение», «солидарность», не справляется с этой задачей. Перспективный подход... заключается в использовании культурных скриптов, выполненных в виде лексических универсалий. Это обеспечивает сферу, в рамках которой возможна интеграция и синтез исследований в области антропологической лингвистики, контрастивной прагматики, лингвистической антропологии и культурологии».
Ю.Д. Апресян, рассматривая языковую картину мира, отмечает ее лингвоцен-тричность и этноцентричность, а также указывает на то, что языковая картина мира отражает особый способ мировидения, присущий некоторому языку, причем этот способ мировидения культурно значим для конкретного языка и отличает его от других языков. «Особый способ мировидения» проявляет себя в национально специфическом наборе ключевых идей, которые Ю.Д. Апресян рассматривает как своего рода семантические лейтмотивы, каждый из которых выражается языковыми средствами самой разной природы. Далее в духе гипотезы лингвистической относительности делается следующий вывод: «Часто язык заставляет говорящего выражать. идеи, даже если они несущественны для его высказывания» [Языковая картина. 2006: 35-36].
В.Н. Телия, рассуждая о текстовой природе фразеологизмов, подчеркивает «необходимость их исследования в рамках зарождающейся в науках гуманитарного цикла антропологической парадигмы. В соответствии с этой парадигмой в центр внимания лингвистических штудий перемещается человеческий фактор в языке vs. языковой фактор в человеке». С точки зрения В.Н. Телия, особенно благодатным материалом для исследования этого взаи-
модействия является фразеологический корпус языка [Телия 1996: 10].
Изучение человеческого фактора в языке активно осуществляется в работах Н.Д. Арутюновой, которая, в частности, отмечает, что в языке человек запечатлел свой физический облик, свои внутренние состояния, свои эмоции и свой интеллект, свое отношение к предметному и непредметному миру, природе - земной и космической, свои действия, свое отношение к коллективу людей и другому человеку. Тем самым человек придал языку свое игровое начало и свою способность к творчеству. Почти в каждом слове можно обнаружить следы человека. Из этого следует, что язык насквозь антропологичен: присутствие человека дает о себе знать на всем пространстве языка [Арутюнова 1999: 3]. Учитывая столь глубокое проникновение человеческого фактора в язык и языкового фактора в человека, Н.Д. Арутюнова приходит к заключению о необходимости междисциплинарного подхода к данной проблематике, выражая надежду на то, что с этой целью свои усилия объединят лингвисты, антропологи, этнографы, мифологи, психологи, философы и культурологи [Там же: 10].
Очерченные тенденции в современной лингвистике позволили М.Л. Ковшовой говорить об «антропологическом повороте» и даже «антропологической революции» в лингвистике конца XX в. Рассуждения М.Л. ковшовой нам интересны еще и постольку, поскольку она обращается к концепции вторичных моделирующих систем, согласно которой знаковые системы отображают определенные фрагменты реальности и порождают произведения, культурные феномены, реализующие коммуникативно-познавательные возможности конкретных семиотик. Язык, таким образом, есть первичная семиотика, порождающая и моделирующая, тогда как остальные семиотики вторичны, поскольку содержательно и исторически зависят от языка. Такое положение дел обосновывается тем фактом, что в процессе комму-
никации реальность не присутствует непосредственно, а поступает к нам в том виде, в каком она определена через символы, а именно через язык, являющийся семиотической системой [Ковшова 2012: 29-30].
Вышеприведенные утверждения различных авторов убеждают нас в том, что современная лингвистика уверенно движется в сторону антропологической парадигмы, «при которой язык рассматривается в широком экзистенциальном и понятийном контексте бытия человека - в тесной связи с сознанием и мышлением человека, его духовным миром» [Постовалова 1999: 28]. Здесь же будет уместно привести мнение Е.С. Кубряковой о том, что знание языка входит составной частью в общие знания человека и языковое знание, в свою очередь, выступает в виде сложно организованной системы сведений о языке, запечатленных в сознании человека в разном виде [Кубрякова, Шахнарович, Сахарный 1991: 133]. «Не вызывает никакого сомнения, -пишет Е.С. Кубрякова в другой работе, -что, изучая язык, мы можем восстановить лишь то, каким видит мир человек в «зеркале языка». Это не означает, однако, что, сделав этот первый шаг, мы должны остановиться на достигнутом и не пытаться соотнести далее полученные нами данные с чем-то, находящимся за пределами наблюдаемого и связанным с более глубокими пластами научного познания» [Кубрякова 2004: 17].
Важно подчеркнуть, что антропологический поворот в современной лингвистике теснейшим образом связан с активизацией семантических исследований, что позволяет нам говорить о взаимообусловленности двух этих тенденций. Наш вывод находит подтверждение в работе И.М. Кобозевой: «В целом нынешняя эпоха развития лингвистики - это, бесспорно, эпоха семантики, центральное положение которой в круге лингвистических дисциплин непосредственно вытекает из того факта, что человеческий язык в своей основной функции есть средство общения, средство
кодирования и декодирования определенной информации» [Кобозева 2012: 30].
Итак, мы можем констатировать, что исследование роли человеческого фактора в языке приобрело в лингвистике XXI в. немалую популярность. Особый интерес вызывает факт использования в научном дискурсе термина «лингвоантропология». В настоящий период его активно употребляют представители Омской лингвистической школы (О.В. Коротун, Н.В. Коськи-на, Ю.Ю. Литвиненко, Е.В. Лобкова, М.П. Одинцова, Л.Б. Никитина, С.В. Рассолова, Н.Д. Федяева и др.), исследования которых осуществляются в русле антропоцентрической семантики: исследуются различные языковые образы, так или иначе связанные с человеком. Характерно, что в качестве основной единицы анализа омские лингвисты пользуются термином «языковой образ», который понимается как репрезентирующий определенный фрагмент языковой картины мира. В психолингвистике в тех же целях используется термин «образ сознания».
По мнению Л.Б. Никитиной, уже имеются основания говорить о самостоятельной науке под названием «лингвоантропо-логия», которая объемлет все дисциплины языковедческого цикла с человеком в центре. В ведение этой науки входит не только собственно «человеческий фактор в языке», но и такая проблематика, как «человек в языке», «человек и его язык», «язык и мир человека», «мир человека в языке», «язык - человек - языковая картина мира» [Никитина 2011: 97]. Омская лингвистическая школа, постулируя аксиологичность языкового образа человека [Одинцова 2000: 26], стремится к реконструкции образа человека в контексте характерных для него категориальных черт; при этом применяются различные лингвистические методы исследования - от концептуального анализа до ассоциативного эксперимента. Такой подход, будучи по сути своей интегратив-ным, предполагает привлечение данных разных междисциплинарных направлений
лингвистики - лингвокультурологии, психолингвистики, лингвострановедения, социолингвистики, когнитивной лингвистики [Никитина 2006: 6].
Лингвоантропологическая парадигма, разрабатываемая Омской лингвистической школой, представляется нам весьма перспективной, однако нельзя не заметить, что антропологическое направление в данном случае трактуется предельно узко: исследуются лингвистические факторы, имеющие непосредственное отношение к человеку как таковому. При этом игнорируется тот очевидный факт, что человек -существо общественное, поэтому при всей важности исследования человека во всех его возможных ипостасях необходимо, по нашему убеждению, обращать внимание и на социальные структуры, созданные человечеством. По этой причине нам представляется целесообразным в рамках аналогичного подхода исследовать не только человека как данность, но и человеческие сообщества. Именно эту задачу мы и реализуем в нашем диссертационном исследовании в соответствии с общей стратегией и пользуясь терминологией, принятыми в Московской психолингвистической школе.
Мы утверждаем, что психолингвистика является той лингвистической дисциплиной, которая изначально была создана для изучения антропологического аспекта в языке. Не случайно психолингвистами активно используются термины «языковое сознание», «языковая картина мира», «языковой образ сознания» и т. п. Точно так же отнюдь не случайно то, что представители других лингвистических дисциплин при исследовании человеческого фактора в языке нередко обращаются к экспериментальным методам и теоретическим положениям, разработанным психолингвистами. В основе психолингвистической трактовки антропологического фактора лежит «идея посреднической функции слова (знака) между человеком и миром, субъектом и объектом, и его (знака или слова) двойной онтологии» [Леонтьев
2001: 296]. Абсолютно верным представляется нам и наблюдение, сделанное Л.В. Сахарным: «В языковой способности человека слово живет как сложный семантико-прагматический комплекс, и изучение этого комплекса требует психолингвистического экспериментального исследования, моделирования речемыслительных механизмов говорящего» [Сахарный 1997: 14].
Об антропоцентричности лингвистики конца XX - начала XXI в. сами психолингвисты высказывались неоднократно. Здесь нельзя не привести красноречивую цитату из работы А.М. Шахнаровича: «Еще сравнительно недавно в рамках структурной лингвистики язык рассматривался в качестве абстрактной сущности. Сегодня же лозунг «язык в себе и для себя» вытеснен целым комплексом новых понятий, таких как коммуникативная интенция, когниция и т. п. Прочные позиции в современных лингвистических изысканиях заняли такие вопросы, как связь языка и мысли, языка и познавательных процессов, языкового развития и когнитивного развития, языковых и когнитивных универсалий, коммуникативных и когнитивных структур и многих других. все это свидетельствует об изменении парадигмы научных исследований в науке о языке, где на смену стремлению к строгому формальному описанию языка выдвинулись прагматический, коммуникативный и когнитивный аспекты изучения языка/речи, отражающие неугасающий вот уже несколько десятилетий интерес современного языкознания к диаде «язык - человек» (подчеркнуто нами. - А.П.) [Шах-нарович 2001: 441].
обсуждая специфику кросс-культурных исследований, А.А. Залевская констатировала отказ от контрастивного анализа как достаточного исследовательского подхода, из чего следует, что самое тщательное и детальное сопоставление языковых систем не может обеспечить достижения целей межъязыковых и межкультурных сопоставлений. По этой причине закономерным представляется обращение
к носителям языка, к изучению используемых ими стратегий и опорных элементов. Акцентирование внимания на том, как функционирует язык в культуре и через культуру в реальных условиях оперирования им при межэтнических контактах, знаменует переход от лингвистической теории к психолингвистическому научному подходу. Вместе с тем необходимо учитывать соподчиненность человека и общества. Языковые знания существуют не сами по себе, а лишь в контексте его многообразного опыта, формируемого через личностное преломление-переживание, но под контролем сложившихся в социуме норм и оценок. Слово оказывается средством доступа к единой сокровищнице знаний и опыта человека - его информационному тезаурусу [Залевская 1996: 25-26].
Мы полностью согласны с Н.В. Уфимцевой в том, что язык, рассматриваемый как деятельностная структура, занимает центральное место в человеческой психике, ибо обеспечивает доступ к образу мира как основной образующей культуры, обеспечивает возможность превратить внутреннюю смысловую структуру мысли во внешнюю структуру формального языка и тем самым сделать ее доступной для самонаблюдения и внешнего наблюдателя, а также обеспечивает возможность взаимопонимания с другими носителями данной культуры [Уфимцева 2011: 248]. Здесь в очередной раз подчеркивается принципиальная возможность лингвистическими методами исследовать и интра-, и экстралингвистические явления, так или иначе связанные с человеком, с человеческой психикой. К этому и стремилась психолингвистика с самого начала своего существования. «Анализ познавательных процессов за последние полвека привел к достаточно резкому делению когнитивных процессов на ментальные, внутренние (по отношению к человеку)», ведущие к идеальным образованиям, и на внешние, являющиеся носителями этих идеальных образов; в естественном языке эти две стороны
известны как значения слов и как звуковая и графическая оболочка слов [Тарасов 2000: 26].
И.М. Румянцева в своей работе по преподаванию иностранных языков с применением психолингвистических методов замечает, что ни речевые исследования, ни обучение речи ни в коем случае нельзя отрывать от человека, так как речь представляет собой не просто систему знаков, которую человек использует для общения, но и часть его самого - его физиологию и психику, его деятельность и поведение. Из этого вытекает необходимость задействовать данные ряда смежных наук, поэтому И.М. Румянцева постулирует необходимость междисциплинарного подхода [Румянцева 2004: 13]. Заметим, что междис-циплинарность является отличительной чертой психолингвистики. Дело не только в том, что междисциплинарность заложена в самом названии «психолингвистика»: для обоснования практически любого серьезного психолингвистического исследования необходимо привлекать данные и теории из смежных дисциплин. На текущем этапе развития лингвистической мысли эта отличительная черта психолингвистики стала наиболее заметной. Действительно, особую ценность в XXI в. начинают представлять интегративные, холистические исследования, в которых «объединяются как разные научные дисциплины, так и различные научные школы, что позволяет рассматривать явления не в заданном ракурсе, а со всех возможных точек зрения» [Там же: 6]. Еще более актуальным антропологический фактор предстает в таком разделе психолингвистики, как эт-нопсихолингвистика, рассуждая о которой A.A. Залевская пишет следующее: «...для решения стоящих перед этой наукой (эт-нопсихолингвистикой. - A.H) задач становится неотложным обсуждение многих теоретических проблем, по меньшей мере часть которых остается неразрешимой в рамках лингвистики, психолингвистики, культурологии и т. п., взятых самих по
себе, в качестве отдельных наук, замыкающихся в прокрустовом ложе принятых в соответствующей науке постулатов. Однако представляется важным подчеркнуть, что требуется не «креолизованная дисциплина», а новый интегративный подход, способный творчески синтезировать новейшие результаты теоретических и экспериментальных изысканий в разных областях науки о человеке. При этом должно произойти возвращение разных наук из заоблачных высот абстрагирования и от препарирования оторванных от человека продуктов такого абстрагирования к живому человеку, функционирующему в реальных условиях культуры» [Залевская 2000: 42].
Цитаты, приведенные в предыдущем абзаце, свидетельствуют о том, что логическим продолжением эволюции психолингвистики может стать возникновение новой интегративной дисциплины, способной гармонично вместить в себя лучшие стороны всех гуманитарных дисциплин, так или иначе изучающих роль человеческого фактора в языке и обществе. Схожую мысль высказывает К.Ф. Седов, по мнению которого науки, составляющие антропоцентрическую парадигму современной лингвистики (психолингвистика, социолингвистика, когнитивная лингвистика, речеведение и т. п.), имеют общий объект, каковым является «языковая личность», то есть человек в его способности к коммуникации [Седов 2009: 42].
Более категорично о соположен-ности наук гуманитарного цикла высказывается И.А. Стернин, утверждающий, что магистральной тенденцией развития современной лингвистики в XXI в. является интеграция наук и формирование интеллектуальных задач такого масштаба, который требует объединения усилий ученых различных направлений, обновления методов исследования, расширения применения экспериментальных методик, комплексного использования методов различных наук в исследовании поставленной задачи. Означенная тенденция обусловлена
тем, что классическая описательная лингвистика, которая описывала единицы языка и их взаимодействие, стала уступать место объяснительной лингвистике, которая объясняет функционирование языка как средства овнешнения мышления и доступа к сознанию человека [Стернин, Розенфельд 2008: 3].
Таким образом, можно с высокой долей вероятности предположить, что дальнейшее развитие гуманитарных наук стремится не к межеванию, а к интеграции и в перспективе - к созданию науки, которая будет призвана объединить гуманитарные науки, так или иначе исследующие человека. Осталось подобрать для этой науки подходящее название. Мы утверждаем, что такое название уже существует, хотя и было предложено для иных целей. Речь идет о термине «антропосемиология», предложенном Ю.А. Сорокиным [Сорокин 1998; 2009]. Сам Ю. А. Сорокин подразумевал под этим термином стыковую дисциплину, в рамках которой изучается вербальное и невербальное поведение некоего субъекта, существующего не в однородной, а в разнородной среде, характерной для современных лингвокультурных общностей. Такое определение обосновывается соображением о том, что современный человек живет среди семиотических ландшафтов, которые не сводимы друг к другу и которые, в зависимости от генотипической структуры личности, оказываются в разной мере комфортными для него. В связи с этим, по утверждению Ю.А. Сорокина, в рамках антропосемиологии приоритетным становится изучение психотипических образов: акустических, коннотативных и аксиологических эквивалентов семиотических ландшафтов (семиоценозов) или их фрагментов, составляющих то, что называют образом мира [Сорокин 2009: 7]. Следовательно, речь идет об исследовании психотипических образов человека или людей, живущих в современном глобализированном мире, где рядом проживают представители самых разных культур, говорящие
на разных языках и придерживающиеся разных традиций и моделей поведения.
Как мы видим, в понимании Ю.А. Сорокина термин «антропосемиология» даже уже, чем термин «антрополингвистика» в трактовке Омской лингвистической школы. Заметим также, что стройная терминологическая система, основанная на термине «антропосемиология», предложенном Ю.А. Сорокиным, не получила продолжения в виде прикладных исследований. Термин предложен, но не стал должным образом востребованным. По нашему мнению, следует дать термину «антропосемиоло-гия» новую жизнь и рассматривать его для обозначения дисциплины, объединяющей ряд междисциплинарных лингвистических направлений - психолингвистики, социолингвистики, когнитивной лингвистики, нейролингвистики, философии языка и пр. и занимающейся изучением человека и человеческого общества. В связи с этим мы предлагаем следующее определение ан-тропосемиологии:
• Антропосемиология - это наука, использующая лингвистические методы для изучения психотипических и лингво-антропологических образов человека как такового, человека как представителя некоторого семиотического ландшафта и особенностей семиотических ландшафтов как выразителей воли человеческих групп.
В данном определении особую важность имеет его последняя часть, где подчеркивается необходимость изучения семиотических ландшафтов, то есть экстралингвистических надындивидуальных факторов. Именно данное новшество является наиболее существенным изменением в трактовке антропосемиологии по сравнению с тем его пониманием, которое предлагал Ю.А. Сорокин. Вместе с тем мы полностью соглашаемся с Ю.А. Сорокиным в том, что основные интересы антро-посемиологии должны сосредоточиваться на исследовании представлений и смыслов, тогда как термину «значение» отводится второстепенная роль. В то же время
мы считаем принципиально важным рассмотрение антропологической парадигмы в широком понимании - с учетом различных социальных образований и вплоть до наднациональных образований, по каковой причине исследование семиотических ландшафтов, упомянутое в предложенном нами определении, приобретает особую актуальность.
В наши задачи не входит разработка теоретических основ и терминологического аппарата антропосемиологии. Мы полагаем, что это должно стать предметом дальнейшего обсуждения. Предположим, однако, что одной из основных единиц анализа в данной дисциплине могла бы стать предложенная ранее Е.М. Верещагиным и В.Г. Костомаровым лингвосапиентема, которую они рассматривают как априорную врожденную ценностно маркированную идею, постигаемую умозрительно, интуитивно, иногда путем озарения, представляющую собой сопряжение знания и этической установки, способную развертываться в конкретных лингвокультурах [Верещагин, Костомаров 2005: 952-953].
Выше мы показали, что отличительными чертами антропологического направления в лингвистике являются антропоцен-тричность и междисциплинарность. Также мы показали, что психолингвистические исследования изначально строились с учетом упомянутых факторов.
Интересно, что вплоть до конца средневекового периода практически не существовало ученых узкой специализации. Мыслители того времени стремились объединить знания из разных областей для решения стоявших перед ними задач. В начале XX в. научно-техническая революция привела к возникновению иной тенденции - к специализации научных исследований. Тогда как, например, В. фон Гумбольдта можно назвать и лингвистом, и психологом, и философом, большинство знаменитых ученых XX в. прославились в какой-то одной области знаний. В последние годы XX в., однако, возникла обратная динамика
- слияние разных наук. Обратим внимание на обретение популярности такими дисциплинами, как лингвокультурология, линг-вострановедение, психосемантика, психолингвистика, культурная антропология и даже этнопсихолингвистика (последняя дисциплина подразумевает объединение знаний сразу трех гуманитарных наук).
Итак, современная психолингвистика имеет все признаки междисциплинарно-сти и во многом антропоцентрична, в то же время претендуя на исследование больших групп населения, что позволяет нам гово-
рить о наличии принципиальной возможности осуществлять психолингвистические исследования в русле антропосемиологии -в том понимании, которое было предложено нами и которое развивает терминологический аппарат, некогда разработанный Ю.А. Сорокиным. Мы считаем, что дальнейшая разработка этого терминологического аппарата - удел будущего. Имеется возможность использовать термин «антропосемиология» как зонтичный по отношению к большому перечню гуманитарных дисциплин, исследующих человека и человеческое общество.
Литература
Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова, И.Б. Левонтина. - М.: Индрик, 1999. - С. 3-10.
Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. - М.: Изд-во иностранной литературы, 1955. (Пер. с фр.) - 416 с.
Бенвенист Э. Общая лингвистика. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. (Пер. с фр.) - 448 с.
Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. В 2-х т. - М.: Изд-во АН СССР, 1963. Т. 2. - 391 с.
Будагов Р.А. История слов в истории общества. - М.: Добросвет-2000, 2004. - 256 с.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. - М.: Индрик, 2005. - 1037 с.
Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. - М.: ОАО ИГ «Прогресс», 2000. (Пер. с нем.) - 400 с.
Залевская А.А. Вопросы теории и практики межкультурных исследований // Этнокультурная специфика языкового сознания / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. - М.: ИЯ РАН, 1996. - С. 23-39.
Залевская А.А. Национально-культурная специфика картины мира и различные подходы к ее исследованию // Языковое сознание и образ мира / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. - М.: ИЯ РАН, 2000. - С. 39-54.
Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. - 352 с.
Ковшова М.Л. Лингво-культурологический метод во фразеологии: Коды культуры. -М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. - 456 с.
КубряковаЕ.С. Язык и знание. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - 556 с.
КубряковаЕ.С., Шахнарович А.М., СахарныйЛ.В. Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи. - М.: Наука, 1991. - 240 с.
Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. - М.: Едиториал УРСС, 2010. (Пер. с англ.). - 544 с.
Леонтьев А. А. Деятельный ум (Деятельность, Знак, Личность). - М.: Смысл, 2001. -392 с.
Никитина Л.Б. Образ-концепт «homo sapiens» в русской языковой картине мира как объект антропоцентрической семантики. Автореферат диссертации, доктора филологических наук. - Омск: ОГУ им. Ф. М. Достоевского, 2006. - 40 с.
Никитина Л.Б. Языковой образ-концепт: о природе сложного термина // Вестник Челябинского государственного университета. 2011. №24 (239). Филология. Искусствоведение. Вып. 57. - С. 97-99.
Одинцова М.П. Языковые ипостаси человека // Язык. Человек. Картина мира: Материалы Всероссийской научной конференции / Отв. ред. М.П. Одинцова. - Омск, 2000. - С. 25-27.
Постовалова В. И. Лингвокультурология в свете антропологической парадигмы (к проблеме оснований и границ современной фразеологии) // Фразеология в контексте культуры / Под ред. В.Н. Телия. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. - С. 25-33.
Потебня А. А. Полное собрание трудов: Мысль и язык. - М.: Лабиринт, 1999. - 272 с.
Румянцева И. М. Психология речи и лингвопедагогическая психология. - М.: ПЕР СЭ; Логос, 2004. - 319 с.
Сахарный Л.В. Лингвистическая парадигма и лексикография: взгляд психолингвиста // Лингвистическая прагматика в словаре: виды реализации и способы описания / Под ред. Г.Н. Скляревской. - СПб.: ИЛИ РАН, 1997. - С. 14-17.
Седов К.Ф. Отечественная психолингвистика: структура и перспективы развития // Язык и сознание: психолингвистические аспекты / Под ред. Н.В. Уфмцевой, Т.Н. Ушаковой. - М.-Калуга: Эйдос, 2009. - С. 41-52.
Сепир Э. Положение лингвистики как науки (Пер. с англ.) // Звегинцев В.А. История языкознания XIX-XX веков в очерках и извлечениях. - М.: Просвещение, 1964. Ч. II. - С. 231-238.
Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке: Язык и мышление. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. - 248 с.
Сорокин Ю.А. Антропосемиология: основные понятия и их предварительная интерпретация // Семантика и прагматика текста / Под ред. В.А. Пищальниковой. - Барнаул: Изд-во Алт. ГТУ, 1998. - С. 30-32.
Сорокин Ю.А. Неканоническая русистика: статьи, заметки, и реплики. - М.: Изд-во Института проблем риска; Информационно-исследовательский центр «Бон Анца», 2009. -223 с.
Степанов Ю.С. Эмиль Бенвенист и лингвистика на пути преобразований. Вступительная статья // Бенвенист Э. Общая лингвистика. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. - С. 5-16.
Стернин И.А., РозенфельдМ.Я. Слово и образ. - Воронеж: Истоки, 2008. - 242 с.
ТарасовЕ.Ф. Актуальные проблемы анализа языкового сознания // Языковое сознание и образ мира / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. - М.: ИЯ РАН, 2000. - С. 24-32.
Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультуро-логический аспекты. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - 288 с.
Уфимцева Н.В. Языковое сознание: динамика и вариативность. - М.-Калуга: ИЯ РАН (ИП Шилин И. В.), 2011. - 252 с.
Шахнарович А.М. Избранные труды, воспоминания друзей и учеников. - М.: Гуманитарий, 2001. - 728 с.
Языковая картина мира и системная лексикография / отв. ред. Ю.Д. Апресян. М.: Языки славянских культур, 2006. - 912 с.
Goddard, C. (2004). The ethnopragmatics and semantics of "active metaphors". In: Journal of Pragmatics. Vol. 36. Pp. 1211-1230.
Goddard, C. & Wierzbicka, A. (1997) Discourse and culture. In: Teun van Dijk (Ed.), Discourse as Social Interaction. - London: Sage Publications. Pp. 231-257.
