CC BY
205
Л. А. Воронина
РОЛЬ ФОНОВЫХ ЗНАНИЙ В РЕЧЕВОМ ОБЩЕНИИ (НОСИТЕЛЕЙ РУССКОГО И КОРЕЙСКОГО ЯЗЫКОВ)
Культуры носителей русского и корейского языков относятся к высококонтекстуальным. В таких культурах значение и смысл вербального сообщения сильно зависят от невербального контекста, фоновых знаний, социального статуса участников речевого акта и даже от их физического состояния, возраста, внешности, настроения и т. д. Вследствие этого законы и распоряжения имеют массу исключений, часто толкуются произвольно, а иногда и вообще игнорируются по причине личных пристрастий или антипатий. Большее значение приобретают правила поведения, чувство ответственности перед социальной группой или товарищем [1]. Однако насколько можно считать русскую и корейскую культуры одинаковыми в данном отношении?
Исследователями отмечается привязанность высококонтекстуальных культур к параметрам контекста [2. С. 305]. Несмотря на то, что каждый ученый предлагает свой собственный набор этих параметров, они являются взаимозаменяемыми и повторяют друг друга. Наиболее полный список состоит из: 1) факторов, окружающих общение; 2) традиций и иерархии взаимоотношений, связей; 3) невербальных элементов коммуникации; 4) низкой толерантности к расхождениям и конфликтам; 5) внимания к формальностям; 6) прямолинейности, отражающей раздражение в случае неспособности собеседника «дешифровать» содержание из контекста; 7) эмоциональности, импульсивности и частом восприятии деловых отношений как личных [3. С. 28]. Рассмотрим на конкретных примерах речевого общения, как проявляются указанные выше параметры в русской и корейской культурах.
Место и время (или физическая обстановка [2. С. 305]) как факторы, окружающие общение, служат причиной того, что носители как русского языка и культуры, так и корейского выбирают формальный либо неформальный языковой стиль [4. С. 155]. Носители русского языка в формальном стиле используют Вы и -те (имеется в виду глагольное окончание 2 лица ед. ч.), а в неформальном— Ты. При обращении в формальной обстановке носители корейской культурной традиции выбирают титулы (§§■ ректор, директор завода, преподаватель, 'У'й учитель и т.п.) с присо-
единением особого постфикса -У, а в неформальной предпочитают термины родства и т. д.), даже в том случае, если родственниками общающиеся не являются. В целом, на русском языке данные факторы менее дифференцируются в речи, чем на корейском, следовательно, чтобы корректно употреблять в речи этот лингвистический материал, надо знать все тонкости статусных взаимоотношений говорящих на этом языке.
При учете статуса и взаимоотношения участников (место в иерархии) носители русского языка идентифицируют потенциального собеседника по двухчленной формуле, через местоимение 2-го лица множественного числа «Вы» (уважительное) или единственного числа «ты» (фамильярное). А носители корейского — по трехчленной формуле: вышестоящий (по социальному положению) / старший (по возрасту) — равный — нижестоящий / младший [5. С. 44]. В речи данное явление реализуется в выборе по© Л. А. Воронина, 2009
следними определенных форм вежливости [6. С. 1—2], через адрессивы, гоноративную лексику и формы конечной сказуемости, т. е., как и в первом случае, этих форм больше, чем в русском языке.
Предыдущий опыт (или предыдущий ход дискуссии) также влияют на выбор определенных речевых форм в обоих языках: сближение или удаление на дистанции «свой— чужой». В качестве примера можно рассмотреть диалог—расспрос при знакомстве. Русскоязычные собеседники никогда не включат в ситуацию общения—знакомства с женщиной реплику о выяснении возраста. А носители корейского языка не смогут без нее обойтись, так как это напрямую зависит от выбора определенной формы вежливости в дальнейшем общении. Носители корейского языка при этом как бы помещают себя на определенную шкалу социокультурной иерархии.
Глубокие традиции, сложная иерархия взаимоотношений и связей в обществах обеих культур имеют разное следствие в речевом общении на представленных языках. Однако у носителей русского языка это больше проявляется при принятии решений (скажем, относительно оценки, которой заслуживает студент), часты ссылки на то, кто (чей сын или дочь) выполнял работу [3. С. 27], т. е. на ментальном отношении к определенному человеку [7. С. 14].
А носители корейского языка не только относятся по-особому к лицам из определенной категории [7], но и в речи используют систему форм субъектной и объектной вежливости [8. С. 339]. Так, например, говоря про дочь равного или нижестоящего / младшего, они скажут 1=, а про дочь вышестоящего / старшего — Йр. Здесь проявляется черта конфуцианского мышления корейского народа и связанных с ним представлений об обществе, его иерархичность, пронизывающая все корейское общество, определяя как личные, так и служебные отношения любого его члена [9. С. 300]. Отсюда ориентированность на традиции, историю, родственные связи, наличие прецедентов, на процесс, в целом ориентация на прошлое.
Несмотря на то, что прямое выражение приказов, а также высказывание оценочных суждений по отношению к нижестоящим в административных или семейных структурах является нормой в обеих культурах, иерархичность корейской культуры по сравнению с русской более четко выражена и реализуется через соответствующие формы вежливости. Однако исследователи говорят о возможных изменениях в русском обществе, а на данный момент констатируют размытость социальных и статусных границ (дружеские связи между начальниками и подчиненными) [10. С. 29].
Для высококонтекстуальных культур, как уже отмечалось выше, важную роль играют невербальные элементы коммуникации. Несмотря на то, что обе рассматриваемые языковые общности относятся к высококонтекстуальным культурам, для каждой из этих культурных традиций характерно разное наполнение означаемого данного параметра.
Разделяя языковые культуры на два типа, а именно: 1) в которых диалог ориентирован на сохранение лица собеседника (характер сотрудничества) и 2) в которых диалог направлен на самоутверждение говорящего (характер соперничества), Н.Н.Германо-ва рассматривает русский речевой этикет как «диалог соперничества» и характеризует русскоязычного собеседника в межкультурной коммуникации как нелюбящего этикет — «русский говорящий более озабочен сохранением своего лица, нежели сохранением лица своего собеседника» [11]. Этого нельзя сказать про носителя корейского языка, который стремится к гармонии и тщательно соблюдает этикет, используя этикетные речевые формы общения и стили вежливости. Причем основной акцент в регуляции чувств и эмоций в процессе общения делается на интуитивное невербальное поведение
(молчание, понимание внутреннего состояния собеседника) [4. C. 168]. На мой взгляд, соблюдение этикета основывается, прежде всего, на отношении к природе человека. Исследуемая Т. А. Листовой «Народная религиозная концепция зарождения и начала жизни» говорит нам о христианской природе русскоязычных носителей культуры: «для русского человека <... > принятие крещения всегда казались не только церковной традицией, но и сугубо этнической и, более того, как бы “природной”, передающейся по наследству» [12. C. 685-701], хорошей.
В корейской культуре человеческая сущность считается изначально плохой — «МШ Яй<Н| 3$ -feJMch» ‘Под человеческим лицом [скрыт] нрав зверя’ [13. C.260]. Поэтому корейцы важную роль отводят образованию и воспитанию—«ап0О| о§0|^. JLEJcl-» ‘Сумасбродство молодых исцеляют палкой’ [13. С. 115], где первостепенная роль принадлежит этикету— «ЬЩ-тЙ S't!' Aj-gt’Sjjl 5 ж У" ‘Бу-
дешь учиться — станешь образованным, не будешь учиться — останешься невоспитанным’ [13. С. 251], так как считают, что «£H|S|7[' H'-idfi'Cl-», ‘Кто не соблюдает эти-
кет, тот нарушает нормы поведения’, а «°il—Ife Цй|-.2.| тЕ!--ё-0|С|- ‘Правила поведения — основа государства’» [13. C. 201].
Так, например, носители корейского языка в процессе непосредственного общения кивают и говорят Oil, Ы|, S, что фактически обозначает да в разных стилях вежливости. При этом не значит, что они соглашаются: это лишь этикет, подтверждающий то, что собеседник вас слышит. Противоположное поведение присуще носителям русского языка и культуры: во-первых, не принято перебивать собеседника, это считается неприличным; во-вторых, за исключением некоторых, особых, случаев нет обозначает нет, а да — да.
Большое внимание носители корейского языка уделяют паралингвистическим средствам общения, поклонам. Члены коллективистских культур с высокой дистанцией власти и высоким уровнем избегания неопределенности (Япония, Корея) предпочитают «общинно-закрытый стиль невербальной коммуникации» [4. C. 163].
Представленное выше отношение к характеру общения также тесно связано и с отношением к характеру аргументации в ходе общения. Для речи носителей русской культуры типично сочетание импликации, подразумевания того, что предполагается известным всем, и многочисленные и довольно пространные отклонения от основного предмета разговора, т. е. весьма непрямой, часто образный, с массой аллюзий и отступлений, путь к цели — выражению аргумента или исчерпывающему описанию предмета [3. C. 78-79]. Н. Н. Германова, раскрывая сущность национального менталитета в призме речевого этикета, характеризует мотивационную ориентацию русскоязычного диалога как «навязывание партнеру своей воли <... > повышая тем самым свой имидж в своих собственных глазах и глазах окружающих» [11. C.391].
Как носители большинства азиатских языков корейцы имеют тенденцию развивать аргументы по спирали, расширяя и углубляя их с каждым последующим витком, что способствует, по их мнению, проникновению в глубь описываемого явления [3. C. 78].
Если рассматривать структуру дискурса корейской речи на примере деловых переговоров, то выглядеть это будет следующим образом. Носитель корейской культуры, предлагая очередной аргумент, расписывает его как единственно важный, как кажется, с учетом всех его положительных и отрицательных сторон. Затем, когда носители русской культуры, сделав свои выводы и мысленно подведя итоги переговоров, готовы закончить встречу, неожиданно озвучивается еще какая-то деталь известного аргумента с не менее подробным перечислением всех уже произнесенных. В подобных ситуациях представители русской культуры зачастую начинают недоверчиво относиться к
переводчику (задачей которого является просто перевод с языка на язык) и пытаются сами начать переводить, используя английский язык, если владеют им, совершенно не предполагая, что носитель корейского языка таким образом демонстрирует особенности дискурса своего родного языка.
Отсюда следует, что дискурс в обеих культурах разный, по-своему сложный, причем носители русского языка должны быть готовы к этикетному общению (быть менее резкими и т. п.) и неожиданному повороту разговора, когда, казалось бы, разговор подходит к концу. Тем не менее представляется уместным подчеркнуть готовность представителей обеих культур к долгому разговору с множеством отступлений.
Отношение к характеру общения напрямую зависит от таких категорий, как личная свобода и автономность личности, которые располагают русскую и корейскую культуры ближе к коллективистским в «континууме от индивидуалистичных (в западной терминологии) до коллективистских». Так, Т. М. Симбирцева отмечает: «как и русские, корейцы по большому счету видят смысл жизни в выполнении бесконечной цепи обязанностей, что не оставляет места для личных радостей и удовольствий <... > общественное превалирует над личным» [14. С. 236].
Как в русской, так и в корейской фольклорных традициях существует огромное множество пословиц и поговорок, придающих важное значение коллективизму. Однако следует отметить разные типы коллективизма двух рассматриваемых культур. У русских он «горизонтальный», характеризующийся взаимной зависимостью людей друг от друга, где фигурирует такое понятие, как одолжение [4. С. 50].
Характерной же чертой корейского национального характера является стремление к бесконфликтности, гармонии. В том же случае, если разногласия приводят-таки к открытому столкновению, окружающие склонны считать виновным не столько того, кто виновен по сути дела, сколько того, кто придал конфликту открытую форму, вынес, так сказать, «сор из избы». По этой же причине в служебных и семейных отношениях корейцев прямые «выяснения отношений» встречаются крайне редко. Предотвращению конфликтов в зародыше способствует и характерная для корейского общества жесткая и формализованная иерархия. Таким образом, коллективизм у данной культуры «вертикальный».
Так, например, несмотря на то, что обе рассматриваемые культурные традиции особо ценят теплоту семейных отношений и родственных уз, большую трудность в обучении корейскому языку вызывает задача научить корректно употреблять притяжательные местоимения при назывании членов семьи: носители русского языка, изучающие корейский, пытаются сказать Я|(1-Н) 0^*1 мой отец, яки)) ъ\о\Ц моя мать, хотя с точки зрения нормы корейского языка — ^Б| 0ЦЛ*1 наш отец, ° Е| оНсНМ
наша мать.
Говоря так, носители корейского языка передают через язык конфуцианскую (коллективную) идеологию, распространяющуюся даже на уровень семейных отношений.
Несмотря на все сказанное выше, ряд авторов (Н. М. Лебедева, О. Е. Белянко, Л. Б. Трушина, А. Н. Ланьков и др.) признают формирование «нового социального характера» [7. С. 77] в процессе перехода национальных обществ к рыночным отношениям. Так, например, Н. М. Лебедева немаловажным фактом признает то, что «миграции, социальная мобильность и урбанизация также способствуют росту индивидуализма» [4. С. 51], проявляющегося больше на работе или с незнакомыми людьми. В связи с этим в научной литературе встречается мнение, что еще якобы рано говорить о сформированных национальных чертах русского народа: «мы хотели бы участвовать в диалоге, и этот порыв можно признать традиционным, дело за малым: нам осталось лишь определиться с собственной репликой» [15. С. 84].
Таким образом, хотя обе культуры и относятся к высококонтекстуальным, но параметры разные, следовательно, «контекст» одной культуры отличается от другой, а это требует овладения определенными, присущими каждой из рассматриваемых культурных традиций, фоновыми знаниями.
Ранее в трудах по соизучению языков и культур просто отмечалась особая роль фоновых знаний задействованных культур, а в современных источниках подчеркивается невозможность использования иностранных языков в качестве реального средства общения без овладения ими. Проведенный выше анализ изучения влияния фоновых знаний на речевое общение доказывает вторую точку зрения.
В качестве лингводидактического термина рассматриваемое понятие было введено в рамках лингвострановедческой концепции Е. М. Верещагиным и В. Г. Костомаровым. Под фоновыми знаниями понимаются «знания, характерные для говорящих на данном языке, обеспечивающие речевое общение, в процессе которого эти знания проявляются в виде смысловых ассоциаций и коннотаций» [16. C. 254]. Согласно авторской теории о структуре слова фоновые знания неразрывно связаны с лексическим фоном (или как его называют Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров — ЛФон), т. е. «компонентом лексической семантики, который ответствен за накопление, преобразование, хранение, а также отчасти и за активное производство национально-культурной информации» [17. C. 73]. Эти два понятия (ЛФон и фоновые знания) находятся в отношениях слагаемого и суммы. Если вслед за авторами рассматривать ЛФон как среду, в которой формируется и бытует лексическое понятие, очевидной представляется значимость первого при овладении не только отдельной лексикой, но и иностранным языком в целом.
Так, например, для русского и корейского языков слово чай имеет разный ЛФон. В русском понимании это и растение, и напиток, и чаепитие. ЛФон вокруг данного понятия складывается из таких вещей / понятий, как десерт, теплая душевная компания за беседами, добавки в чай (молоко, сахар, мед и т.п.), принятие пищи. Однако ЛФон корейского варианта этого слова не подразумевает ни одного из перечисленных выше представлений о чае.
Другой пример: слово учитель. Для носителей русского и корейского языков и культур это тот, кто является главой, автором какого-либо учения, высшим авторитетом в какой-либо области и имеет последователей. Несмотря на то, что «дистанция между Учеником и Учителем сокращается в самых разных социумах» [18. C. 292], ЛФон, связанный с этим понятием, отсылает к уважению, почитанию, послушанию и т. п., т. е. ставит учителя на особую ступень.
Рассуждая о свойствах ЛФона и его взаимосвязях с другими компонентами семемы слова, Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров высказывают мысль о понятийной эквивалентности языков, носители которых принадлежат к одной и той же культурной традиции, особенно если они находятся в пределах единого географического региона [17. C. 114]. С лингводидактической точки зрения этот факт играет важную роль, заставляя преподавателей того или иного иностранного языка задумываться о выборе определенной методической системы [19. C. 55] или системы обучения [20. C. 319-320].
В примере с чаем фоновые знания русского и корейского языков не будут стремиться к совпадению, но к общему знаменателю можно привести слово учитель в русской и корейской культурах. В первом случае русская культура больше тяготеет к западным (точно такой же фон, например, будет иметь английское слово tea чай), а во втором — к восточноазиатским.
Однако существует мнение, что в силу своего географического положения Россия (русская культурная традиция) находится «на перепутье между Западом и Востоком»
[18. С. 113]. Но точно так же как в природе не бывает чисто белого и чисто черного цветов, нельзя сказать, что русская культура — это культура, которая является ровно наполовину западной и наполовину восточноазиатской. Учитывая, что ЛФон и фоновые знания отвечают за национально-культурную информацию, эквивалентность языков и, следовательно, фона, в которых они существуют, можно измерить с помощью «культурной дистанции» [4. С. 34]. Одним из путей ее выяснения является сопоставительный анализ контактирующих культур, и поскольку в нашем случае его результаты будут использованы для обучения корейскому языку русскоязычных студентов, проводимый анализ затронет русскую и корейскую.
Признавая существование проблемы выделения параметров для подобного сопоставления, но не углубляясь в нее, остановимся на пяти основных факторах: язык, структура семьи, религия, уровень жизни и ценности, которые предлагает Н. М. Лебедева для выяснения минимальной или максимальной культурной дистанции.
1) Язык. Согласно классификации корейских ученых корейский язык принадлежит к урало-алтайской группе, в которую входят языки народов Центральной Азии, например монгольский и тибетский [21. С. 13]. По другим, отечественным, источникам корейский язык относится к одной из подгрупп «алтайских» [22] языков. Однако есть мнение, что корейский язык — это «изолированный язык, генетические связи которого устанавливаются лишь гипотетически» [23. С. 240], в то время как русский входит в состав славянской группы языков [23. С. 240]. Таким образом, сопоставляемые языки являются разными с точки зрения их принадлежности к языковым группам, следовательно, имеют разные лингвистические системы. А это означает и разницу в основных понятийных категориях.
Кроме того, особенностью корейского языка является система форм вежливости как отражение конфуцианских норм. Нельзя не согласиться с мнением большинства ученых-корееведов [5,9], которые рассматривают игнорирование системы форм вежливости в речевых контактах с корейцами как нарушение элементарных правил субординации, которые вызывают недоразумения и взаимные обиды.
2) Структура семьи корейского общества также как и в РФ характеризуется моногамией (официально мужчина и женщина в РК могут иметь только одного супруга/у). Исследователи отмечают, что в последнее время происходит переход от традиционной большой патриархальной семьи к современной нуклеарной [9. С. 215], в связи с чем наблюдается тенденция иметь только одного ребенка. Об этом также свидетельствует тот факт, что «все больше пожилых людей живут отдельно от своих детей»[24. С. 114]. При этом, относясь к «метаконфуцианской культуре» [25. С. 14], носители корейского языка в повседневном поведении и моральных ценностях придерживаются конфуцианских норм морали.
Так, например, корейцы издавна считали, что человек в первую очередь должен заняться внутренним самоусовершенствованием и научиться разумно управлять своей семьей, прежде чем ему можно будет доверить управление государством. Об этом свидетельствует большой объем пословиц и поговорок, суть которых — отражение конфуцианских принципов, определяющих стиль жизни корейцев:
£г ^ЕШО! 5ШЯ Ы^М7|в АЩ-оЬЬ т-Э- Ь|-В1-М5с 1Весъ народ смотрит на правителей, как на любимых родителей
'^|Н-!2.| 0-|Ы-|О|Ш|- 1Правитель — отец и мать народа’;
2"0| 0=|7=|0|= £)■£[■ ‘[Правителю] надо считать народ сыном Х|-^Д|- ^0\ тУ Е.Н0|= £.!-[:[■ ‘Народ надо воспитывать как родное дитя’ [13. С. 18—
Подобный менталитет в корейской семье наблюдается и сейчас, хотя «пересмотренный Закон о семье (в РК), вступивший в силу в январе 1991 г., ускорил процессы утверждения в обществе принципа равноправия полов»[21. С. 163]. Однако в менталитете носителей русской культуры из всех конфуцианских добродетелей, проявляющихся в семейных отношениях, добровольно присутствует только та, которая призывает почитать старших, но даже такое отношение не может быть сопоставимо с фоновыми знаниями носителей корейской культурной традиции в этой области.
3) Религия. В целом религиозное сознание азиатского народа, в том числе и корейского, как подчеркивается в культурологических источниках, гораздо менее дифференцировано, чем европейское, т. е., за исключением азиатов-мусульман, для него характерна веротерпимость [25. С. 15]. Восточная религиозная мысль никогда не становилась источником для появления новых, отличных от религиозной, областей знания и нетеологических концепций, как это имело место в западном христианстве. Так, например, конституция РК гарантирует ее гражданам свободу вероисповедания, и в стране мирно сосуществуют основные мировые религии [21. С. 167]. Если обратиться к статистике за 1991 г., то видно, что в РК 54% корейцев придерживались определенных религиозных убеждений, из которых буддисты составляли 51,2%, протестанты — 34,4%, католики — 10,6% и, наконец, конфуцианцы —1,8%. Более того, корейское национальное сознание неотделимо от различных вариаций шаманизма, учений Щильхак и Донгхак, даосизма, буддизма, конфуцианства и христианства: оно усвоило все эти религии при формировании своей собственной, уникальной, традиционной мысли. Духовное благополучие корейцев базируется на смешении этих вер и культа предков, что послужило основой для традиционного корейского сознания [26. Р. 213-214].
В РФ при разнообразии проповедуемых религий основной является все-таки православие, причем в духовной культуре русского народа оно играет важную роль [12. С. 701]. Наблюдая участившиеся в последнее время проявления ксенофобии — такие факты, как события в Москве, Воронеже, действия молодежных сверхрадикальных организаций в Санкт-Петербурге и т. п., а также в целом отрицательное восприятие носителями русского языка и культуры деятельности корейских протестантских миссионеров на территории РФ сегодня, их методов и способов проповеди и привлечения паствы (правда, при этом стоит не забывать, что деятельность этих миссионеров в России ориентирована преимущественно на вовлечение в ее сферу проживающих в РФ этнических корейцев), с трудом можно согласиться с тезисом о веротерпимости русского народа, глубиной и формами, безусловно, отличающейся от мусульманской, но, тем не менее, имеющей место.
Таким образом, фоновые знания носителей корейского языка и культуры в отношении религии можно охарактеризовать как веротерпимые, принимающие разные веры, в состав которых входит знание и понимание практически всех мировых религий, а у носителей русской культурной традиции — нетерпимые, признающие только православие.
4) Уровень жизни. Для исчисления уровня благосостояния принято оперировать размером доли валового национального продукта на душу населения. На 1993 г. в РК эта цифра составила 7670 долл. [27. С. 87], на 1994 г.—8483 долл. [28. С. 102] и т.д. по возрастающей. Однако кризис 1997 г. в РК положил конец эпохе так называемого экономического чуда, и ВНП на душу населения уменьшился до 6820 долл., но по прогнозам в 2010 г. ожидается рост до 21 тыс. [24. С. 157]. По объему ВНП РК в 2003 г. вышла на 13-е место в мире, опередив Россию [29. С. 139]. Сегодня уровень жизни в РК выше, чем в РФ, что влечет за собой другое качество жизни со всеми вытекающими отсюда последствиями.
5) Ценности. Сопоставление ценностей осуществляется по параметрам, приравненным Г. В. Елизаровой к «культурным универсалиям» [3. С. 20]. Выше уже были рассмотрены некоторые отношения (к деятельности, к общению, к характеру аргументации (слову) в ходе общения, к личной свободе и автономности личности, к власти, к природе человека). Ранее рассматривались другие (отношение к природе, отношение ко времени, отношение к пространству, отношение к соперничеству [30. С. 45-55]).
Таким образом, из всего изложенного выше следует, что некоторые отношения в двух рассматриваемых социокультурных общностях: ‘отношение к природе ’ , ‘отношение ко времени ’ , ‘отношение к пространству ’, ‘отношение к соперничеству ’ совпадают. Все остальные: ‘отношение к деятельности , ‘отношение к общению , ‘отношение к характеру аргументации ’ , ‘отношение к личной свободе и автономности личности ’ , ‘отношение к власти ’, ‘отношение к природе человека ’ , по которым сопоставлялись корейская и русская культуры, не совпадают, а если и совпадают, то имеют разные градации. Поэтому можно говорить о культурной дистанции контактирующих культур, которая ближе к максимальной.
При общении представители данных культур имеют интерферирующее влияние своего собственного национально-культурного, или фонового контекста. Для поиска путей взаимопонимания (или для сокращения культурной дистанции) прежде всего необходимо овладение определенным набором фоновых знаний, составляющих национальнокультурный компонент носителей изучаемого языка, в частности носителей корейской культурной традиции.
Литература
1. http://www.ksu.ru/fil/kn7/index.php?sod=50
2. Мацумото Д. Психология и культура. СПб., 2002.
3. Елизарова Г. В. Культура и обучение иностранным языкам. СПб., 2001.
4. Лебедева Н. М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию: Учебное пособие. М., 1999.
5. Скорбатюк И. Д. Стилистика корейского языка (курс лекций). М., 1980.
6. Каплан Т. Ю. Методические указания по изучению употребления форм вежливости в корейском языке. Владивосток, 1984.
7. Белянко О. Е., Трушина Л. Б. Русские с первого взгляда. Что принято и что не принято у русских. Книга для чтения и тренировки в коммуникации. М., 2000.
8. Ли Иксоп, Ли Самок, Чхэ Ван. Корейский язык. М., 2005.
9. Ланьков А. Н. Корея: будни и праздники. М., 2000.
10. Россия в поисках стратегии: общество и власть / Под ред. Г. В. Осипова. М., 2000.
11. Германова Н.Н. Национальный менталитет в призме речевого этикета // Россия и Запад: диалог культур (Материалы 2-й международной конференции. 28-30 ноября 1995 г.). М., 1996. С. 390-393.
12. Русские. М., 2003.
13. Лим Су. Золотые слова корейского народа. СПб., 2003.
14. Симбирцева Т. М. Корея на перекрёстке эпох. М., 2000.
15. Богатырева Е. Обмен (опыт анализа жанра культурного обмена) // Россия и Запад: Диалог или столкновение культур: Сб. ст. М., 2000.
16. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. М., 1990.
17. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, рече-поведенческих тактик и сапиентемы. М., 2005.
18. Тер-Минасова С. Г. Война и мир языков и культур. М., 2008.
19. Миньяр-Белоручев Р. К. Методический словник. Толковый словарь терминов методики обучения языкам. М., 1996.
20. Азимов Э.Г., Щукин А. Н. Словарь методических терминов (теория и практика преподавания языков). СПб., 1999.
21. Корея: Цифры и факты. Сеул, 1993.
22. Языки мира: Тюркские языки. М., 1997.
23. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
24. Корея. Карманная энциклопедия. М., 2000.
25. Культурология. XX век. Энциклопедия. Т. 1. СПб., 1998.
26. Park W. Traditional Korean Thought. Incheon, 2006.
27. Страны мира. Факты и цифры. СПб., 2000.
28. Андрианов В. Д. Современное состояние и перспективы развития торгово-экономического сотрудничества России с Республикой Корея // Россия и Корея: Модернизация, реформы, международные отношения. М., 1997.
29. Вся Азия: Географический справочник. М., 2003.
30. Воронина Л. А. Формирование социокультурной компетенции при обучении устно-речевому общению на корейском языке на основе видеосюжетов (на начальном этапе обучения в неязыковых вузах): Дис. ... канд. пед. наук. СПб., 2004.
Статья поступила в редакцию 17 сентября 2009 г.
