CC BY
67
менное гражданское общество продуцирует с помощью агентов влияния - социальных институтов только один способ жизни и навязывает его всем социальным субъектам как образец для подражания, идеальную форму, парадигму социального развития. Этот «регулятивный мир» выстроен по шаблону, в нем нет места отклонениям от «нормы». Ввиду этого внутренняя свобода человеческого духа натыкается в своем воплощении на внешние формы бытия личности в гражданском обществе, на правила жизни, принятые в данном социуме. Жизнь социального субъекта с рождения до смерти втиснута этими правилами в узкие и тесные рамки, и человеку в ней отведены стандартные социальные роли: сын, отец, гражданин, работник, собственник, потребитель... Простор бытия человеческого духа, пространство существования его индивидуальной свободы ограничиваются обществом их проявлением вовне в типичных, стандартизованных формах. Поэтому и возникает феномен «бегства от свободы», и прежде всего это - бегство от внешней свободы к воплощению идеи свободы внутренней.
Идея права и идея свободы оказываются связаны одной исторической судьбой, а также едиными онтологическими основаниями. Невозможно такое понимание идеи права, которое в том или ином виде не было бы основано на понимании идеи свободы; вместе с тем, все большее усиление внимания к идее формального права, равенства и справедливости, а также преобладание такой формы бытия идеи свободы как внешняя свобода, воплощаемая в двух видах - позитивной и негативной, приводят общество современного типа ко все большему умалению внутренней свободы как предельной онтологической категории человеческого существования. Внешний социальный прогресс оборачивается глубоким внутренним кризисом личности социального субъекта как члена гражданского общества, и этот кризис требует своего надлежащего осмысления.
Однако, как бы то ни было, бытие современного социума связано с идеями права и свободы, которые не только взаимосвязаны, но и взаимообусловлены; дальнейшее осмысление бытия социальной реальности возможно только в единстве восприятия этих идей, их конструктивном воплощении и трансформации. Именно взаимосвязь идей права и свободы породила современный социум, и именно в осмыслении ее природы лежит понимание будущих социальных изменений.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Ашибокова, Е. Р. Проблема свободы личности и общества // Философия права. - 2008. - № 1. - С. 144-150.
2. Баранов, П. П. Концепция цивилизационного порядка в теории культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского / П. П. Баранов, Г. С. Працко // Философия права. - 2007. - № 5. - С. 7-13.
3. Казначеев, П. Ф. Философия неопрагматизма и теория свободы в современном либерализме: дис. ... канд. филос. наук / П. Ф. Казначеев. - М.: Изд-во Москов. гос. ун-та, 2002.
4. Нерсесянц, В. С. Философия права: учебник для вузов / В. С. Нерсесянц. - М.: ИНФРА-М - НОРМА, 1997. - 656 с.
5. Тихонравов, Ю. В. Основы философии права: учеб. пособие / Ю. В. Тихонравов. - М.: Вестник, 1997. -604 с.
6. Философия права: учебник / под ред. О. Г. Данильяна. - М.: Эксмо, 2007. - 416 с.
УДК 165.433 ББК 87.22
Л. Г. Интымакова
РОЛЬ ФИЛОСОФИИ В ФОРМИРОВАНИИ ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИХ ПРИНЦИПОВ ФИЗИКИ
Аннотация. Автор анализирует вопрос о влиянии философских взглядов ученых на гносеологические основы физики. Особое внимание уделяется проблеме истинности и достоверности научного знания, а также влиянию теории относительности на изменение взглядов ученых.
Ключевые слова: наука, гносеология, эпистемология, истина, познание, теория относительности, картина мира, релятивизм.
L. G. Intymakova
THE ROLE OF PHILOSOPHY IN THE DEVELOPMENT OF EPISTEMOLOGICAL PRINCIPLES OF PHYSICS
Abstract. The author analyzes the impact of philosophical attitudes of scientists on the epistemo-logical foundations of physics. Particular attention is paid to the problem of truth and validity of scientific knowledge, as well as the influence of relativity on the changing views of scientists.
Key words: science, epistemology, truth, cognition, theory of relativity, picture of the world, relativism.
Процесс движения познания, в частности, переход от одной научной картины мира к другой, от одного стиля, метода мышления к другому с неизбежностью ставит в центр внимания ученых одну из основных гносеологических проблем - проблему истинности знания. Многие обсуждавшиеся после создания теории относительности философские проблемы были различным образом связаны с логико-гносеологической проблематикой. Рассмотрим некоторые аспекты данной проблемы, учитывая состояние и специфику обсуждаемой проблемы в рассматриваемый период.
Корнелий Ланцош в книге, посвященной идеям Эйнштейна, приводит слова А. Шопенгауэра, который однажды сказал: «Научная истина в своем развитии проходит через три фазы. В первой фазе она просто отвергается как абсурд. Во второй фазе она принимается как возможная гипотеза, которая была высказана уже давно. На третьей стадии эту научную истину воспринимают уже как очевидную» [5, 41].
Если сегодня основы теории относительности стали входить в школьные программы и абсолютным большинством ученых считаются самоочевидными, то в рассматриваемый период теория относительности находилась на второй стадии своего развития. В связи с этим К. Ланцош справедливо замечает, что в начале прошлого века великолепные умозрительные построения Эйнштейна казались многим полной чепухой, чистой мистификацией, рассчитанной на то, чтобы подавить физиков потоком странных парадоксов.
В развернувшихся дискуссиях кроме чисто физических, математических доводов в пользу соответствия или несоответствия новой теории реальности большую роль играли логические и философские аргументы. Обсуждение вопросов об истинности новых физических воззрений происходило на широкой философской платформе. В спор непосредственно вовлекались аргументы философских систем прошлого и настоящего, в качестве судей выступали Аристотель и Декарт, Спиноза и Кант, Юм и Мах. Более того, философские следствия новой теории настолько глубоко задели интеллектуальные ценности вообще, что стало необходимо исследование влияния общественной мысли, культуры на процесс формирования новых идей. В частности, широко обсуждался вопрос о том, что мог дать великий русский писатель Ф. М. Достоевский основоположнику теории относительности в связи с четко сформулированной мыслью Эйнштейна: «Достоевский дает мне больше, чем любой мыслитель, больше, чем Гаусс» [8, 503].
Таким образом, проблема истинности теории относительности вышла за рамки непосредственного экспериментального подтверждения теории. В рассматриваемый период экспериментальная проверка не могла играть роль единственного, абсолютного, решающего критерия из-за незначительности релятивистских эффектов, малых скоростей и т. д. В такой теоретико-познавательной ситуации философские аргументы играли немалую роль в утверждении идей новой физики, в доказательстве ее истинности. В связи с этим становился актуальным вопрос об истинности, научном характере тех философских аргументов, которые приводились как противниками, так и сторонниками нового учения.
Проблемы истинности научного знания, степени объективности истины, соотношения абсолютной и относительной истины встали снова на повестку дня в связи с глобальными изменениями в теоретической физике. Проблеме объективности знания стали уделять большое внимание те философские направления, которые непосредственно занимались теоретическим и методологическим обоснованием новых физических идей.
Большое внимание уделялось вопросу об исторической условности пределов приближения научных знаний к объективной истине, и возможности существования абсолютной истины. Ученые пытались создать картину, которая изображает объективно существующую модель и которая могла бы служить методологическим ориентиром при анализе соответствия или несоответствия новых теоретических концепций физики действительности. Утверждение, что наши знания, например, законы классической механики, - это утверждения относительные, приближенные и годны для решения только определенного круга задач, приводило философов к признанию исторической условности пределов приближения законов той или иной науки к объективной истине.
Коренной пересмотр специальной и общей теорией относительности понимания основных постулатов классической картины мира о независимости пространственно-временных характеристик бытия от состояния движения системы, о всеобщем, едином, универсальном времени и прочих привел часть естествоиспытателей к идеям, близким философскому конвенционализму и релятивизму. При этом образовалось несколько тенденций. Некоторые физики считали несущественными для познания имеющиеся различия во взглядах и старались примирить различные философские школы и направления, которые сложились в ходе разрушения принципов классической механики и создания новой теории. Так, Абель Рей акцентирует свое внимание на несущественности различия между школами Маха и Пьера Дюгема, с одной стороны, и учеными-материалистами - с другой. Он писал: «Физическая теория, как ее понимает Дюгем, и физическая теория, как ее
понимают механисты, почти тождественны между собой» [7, 8]. Физическая теория, по А. Рею, «объективна постольку, поскольку объективно наше представление о внешнем мире, т. е. поскольку объективно все то, что мы называем предметом или реальностью» [7, 11]. Но исследователи-материалисты возражали ему, утверждая, что Дюгем, Мах и их сторонники совершенно по -другому, чем физики-материалисты (которых А. Рей называет, в данном случае механистами), понимали вопрос о том, существует ли объективно внешний мир, который является объектом по -знания.
Многие крупнейшие представители физической мысли решают этот философский вопрос материалистически. Так, в статье, посвященной влиянию Максвелла на развитие представлений о физической реальности, А. Эйнштейн высказал свое отношение к дискуссиям о предмете физики. Он писал: «Вера в существование внешнего мира, независимо от воспринимающего субъекта, лежит в основе всего естествознания» [9, 136]. Эйнштейн не сомневается в возможности познания законов объективной реальности, но одновременно указывает на сложность и бесконечность этого процесса: «Но так как чувственное восприятие дает информацию об этом внешнем мире, или о «физической реальности», опосредствованно, мы можем охватить последнюю путем рассуждений. Из этого следует, что наши представления о физической реальности никогда не могут быть окончательными. Мы всегда должны быть готовы изменить эти представления, т. е. изменить аксиоматическую базу физики, чтобы обосновать факты восприятия логически наиболее совершенным образом» [9, 137]. Такого рода высказывания создателей нового физического миропонимания по существу схватывают основные исходные позиции естествоиспытателей при решении важнейших гносеологических вопросов.
Вторая тенденция сводилась к тому, что теория относительности доказывает необходимость исключения категории «абсолютного» из лексикона научного знания. Логика сторонников этой точки зрения такова: классическая механика основывается на постулатах о существовании абсолютного пространства, абсолютного времени и абсолютного движения; классическая физика исходит из абсолютности массы, пространственных и временных характеристик. Теория относительности доказывает ошибочность вышеупомянутых «абсолютов». Значит, в будущем науку, в частности физику, и вообще теорию познания надо строить не на признании «абсолютного», а на признании относительного.
Э. Борель в книге о теории относительности пишет, например, следующее: «Если отказаться произносить слово «абсолютное», - слово, которое должно быть изгнано из философского языка, и если заменить его, как предлагает Пуанкаре, более скромным выражением, которому ученый практически припишет то же самое значение, можно будет сказать, что выбор системы осей исчисления времени Галилея особенно удобен для механика. Мы не должны, однако, забывать, что Пуанкаре также считал удобным допустить вращение Земли вокруг Солнца и верить в существование внешнего мира. Сомнение, которое предполагает употребление этого скромного прилагательного «удобный», есть, следовательно, сомнение философское, но не научное» [2, 63].
Таким образом, категория «абсолютное» стала малопривлекательной в научном обиходе. Э. Борель в этой работе не редлагает заменить «абсолютное» на «удобное». За него это делали сторонники субъективно-идеалистических философских систем, которые исключили категорию «абсолютное» из словаря науки как метафизическую, ссылаясь на давление фактов, достижений физики (теория относительности), и оставили только категорию «относительность». При этом в большинстве случаев относительность непосредственно связывалась с субъективностью и получала психологический оттенок.
Релятивизация многих категорий физики, начатая теорией относительности, внесла трудности в понимание основ физики, ее конечной цели, потребовала поправок к той простой схеме, картине мира, которая была привычна для большинства физиков. Характерны в этой связи мысли М. Борна, высказанные им в предисловии к последнему изданию книги, посвященной теории относительности. Ученый отмечает: «...Другой чертой науки (первой ее чертой он называет принцип объективизации знания) стал принцип сведения к относительному. Широко известным примером действия этого принципа послужило открытие сферичности земной поверхности. До тех пор, пока Земля считалась плоским диском, направление «сверху вниз», или вертикальное, в любом месте Земли было чем-то абсолютным. Теперь под ним понимают направление к центру земного шара, и, таким образом, оно определено только относительно точки, где расположен наблюдатель. Общий вопрос, являются ли направление или точка в пространстве и момент в потоке времени чем-либо абсолютным, был разрешен для науки знаменитыми аксиомами Ньютона. Сами их формулировки не оставляют сомнения в том, что ответ Ньютона был утвердительным. Но его уравнения движения по-своему противоречат этому: имеются определенные эквивалентные системы отсчета, находящиеся в относительном движении, каждую из которых можно одинаково обоснованно считать пребывающей в абсолютном покое. Таким образом, ньютоновское пространство абсолютно лишь в ограниченном смысле. Дальнейшие исследования, в частности исследования по электромагнетизму и оптике, выявили другие, еще более серьезные трудности ньютоновской позиции.
Эйнштейн преодолел этот барьер, критически пересмотрев принятые тогда идеи пространства и времени. Он нашел их неудовлетворительными и заменил их на лучшие. Тем самым он следовал ведущим принципам научного познания: объективизации и сведению к относительному» [4, 12-13].
С точки зрения других исследователей такое понимание процесса познания физикой законов объективной реальности было бы философски удовлетворительным, если бы было показано (или хотя бы указано), что релятивирование не тождественно субъективированию. Они акцентировали внимание на том, что процесс познания характеризуется не только релятивированием тех или иных физических понятий, которым в определенной замкнутой теоретической системе придается абсолютный характер, но и введением новых абсолютных величин. Так, в теории относительности вместо релятивированных категорий «пространство» и «время» вводится абсолютная величина «пространство-время» и т. д.
Тот факт, что относительность не тождественна субъективному, подчеркивался ими не только из-за возможности различных толкований, которые могли возникнуть (и возникли) на основе метафизического противопоставления: или абсолютное объективное, или относительное субъективное, - но и для уточнения понимания автором природы основополагающих категорий -пространство и время. Отсутствие такого четкого понимания приводило естествоиспытателей к сомнению, что наука дает объективную истину. В частности, в предисловии к немецкому изданию своей книги «Физика в жизни моего поколения», которая состоит в основном из статей по методологическим проблемам физического знания, М. Борн пишет: «В 1921 г. я был убежден, и это убеждение разделялось большинством моих современников-физиков, что наука дает объективное знание о мире, который подчиняется детерминистическим законам. Мне тогда казалось, что научный метод предпочтительнее других, более субъективных способов формирования картины мира - философии, поэзии, религии. Я даже думал, что ясный и однозначный язык науки должен представлять собой шаг на пути к лучшему пониманию между людьми. В 1951 году я уже ни во что не верил» [3, 7].
Таким образом, в конце XIX и в первой четверти XX веков совпали взаимосвязанные факторы, оказавшие влияние на развитие физического и философского знания. Это революционные изменения в структуре физического (и не только физического) знания, которые привели к крушению фундаментальных положений классической физики и смена метафизического способа мышления диалектическим.
Чтобы понять интеллектуальную атмосферу периода создания основ нового физического миропонимания - специальной и общей теории относительности и квантовой механики, - необходимо помнить, что даже самые выдающиеся ученые XVII - XVIII веков искренне верили (и для этого у них были все основания - опытные данные науки и традиции), что основные исходные положения механической картины мира являются абсолютно верными, не требующими исправления, ограничения, уточнения. Как физики, они, конечно, знали, что есть еще неоткрытые факты, явления. Но в принципе они не сомневались в истинности механической концепции мира, ее фундаментальных исходных принципов.
Физики считали, что они установили основы своей науки непоколебимо, абсолютно верно. Дискуссии и расхождения касались частностей, интерпретации отдельных фактов. Споры не затрагивали всей совокупности физической науки, ее основ, картину мира в целом. Механическая картина физической реальности оставалась непоколебимой, ее отдельные стороны уточнялись, изменялись, здание достраивалось. Но не более. Механическая программа была идеалом физического знания. А в физическое миропонимание того периода диалектические идеи проникают постепенно, на протяжении длительного времени, и к началу ХХ века постепенно завоевывают позиции.
Современная физика считает невозможным создание не только законченной механической картины мира, но и вообще замкнутой, неизменной его картины. Учитывая уроки истории познания, физики вынуждены допустить, что не только утверждения классической механики, но и теории относительности и квантовой механики не являются окончательными, завершенными, абсолютно неизменными. Любая физическая теория, любое физическое утверждение будут непрерывно уточняться, дополняться, улучшаться. Это положение подтверждается историей науки вообще и историей физики в частности. Таким образом, теория относительности оказала огромное влияние на процесс проникновения диалектических идей в естественнонаучное мышление. Влияние это в узком смысле состоит в том, что явления и отображающие их понятия, которые рассматривались как изолированные, абсолютно независимые и неизменные, стали изучаться в связи друг с другом и в развитии. В более широком смысле теория относительности способствовала проникновению диалектического духа тем, что привела в движение не только категории «пространство», «время» и т. д., но и категории познания в целом - «объективность», «истинность», «абсолютность» знания. Кроме того, под воздействием теории относительности возникли вновь «старые»
вопросы о цели, смысле научного знания, о сути объяснения. В силу всего сказанного теория относительности дала огромный толчок глобальному переосмыслению знаний о природе.
Отмечая роль неклассической физики для утверждения нового стиля мышления, следует заметить, что теория относительности и позже квантовая механика не только заменили старые фундаментальные законы новыми. Эти новые законы уже не претендовали на окончательное решение основных проблем бытия. Гельмгольц в XIX веке видел высшую и конечную цель науки в сведении всей картины мира к центральным силам, полностью подчиненным механике Ньютона. Теперь физик не собирается поставить на место этой цели какую-то другую, но также окончательную цель. Неклассическая физика - это здание, которое не только растет вверх, но и углубляется в поисках фундамента, все более глубокого, но никогда не оказывающегося последним. Человеческий разум в этом смысле не только увидел новую Вселенную, но увидел в новом аспекте самого себя.
Осознание философской значимости новых данных естественнонаучной мысли началось с обсуждения гносеологического статуса категорий «одновременность», «абсолютное», «относительное» и т. д. На характер выполнения этой важной философской работы - переосмысление и обобщение категорий классического естествознания - повлияли различные факторы, в том числе борьба философских систем, материалистическое или идеалистическое понимание сути категорий, диалектичность или метафизичность.
Так, некоторые авторы, комментируя результаты нового учения Эйнштейна о пространстве и времени с точки зрения философии, попытались доказать, что сущность теории «заключается в том, что мы не можем понять ничего абсолютного; нам доступно только относительное, утвер -ждение, приятное религиозному сознанию» [1, 11].
Если Ф. Ауэрбах, автор вышеприведенного положения, является сторонником философского релятивизма и в своих работах по гносеологическим вопросам науки пытался оправдать его позиции, то метафизически мыслящие естетствоиспытатели отрицали или субъективистски трактовали результаты новой теории. При этом они не различали гносеологический и онтологический аспекты, отрицали объективную относительность. Последнее достигалось тем, что относительность одновременности, пространственно-временных характеристик, зависимость от выбора системы отсчета связывались с наблюдателем, с сознанием наблюдающего субъекта. Однако впоследствии большинство из них вынуждено было признать, что прав Г. Рейхенбах, утверждавший, что «в процессе логического изложения теории относительности возможно полное исключение наблюдателя» [9, 63].
Можно так же последовательно доказать, что в относительности одновременности и в зависимости пространственно-временных характеристик от состояния системы нет ничего субъективного и произвольного. Такое толкование результатов новой физики с позиций имело место, например, в работах представителей диалектического материализма.
Философские релятивисты остерегались делать солипсические выводы. Однако, не отрицая формально внешнего мира, они сводили его на нет, объявляя объективную истину условной, делом «удобства». Такую интерпретацию новой теории давали, в частности, сторонники конвенционализма. Анри Пуанкаре, например, считал, что принятие или отрицание теории относительности зависит от привычек, от того, удобно это или нет. «Каково будет наше отношение к этим новым представлениям? Заставят ли они нас изменить наши заключения? - спрашивает А. Пуанкаре и отвечает: нет, мы приняли некоторое соглашение потому, что оно казалось нам удобным, и сказали, что ничто не заставит нас от него отказаться. Теперь некоторые физики хотят принять новое соглашение. Это не значит, что они были вынуждены это сделать; они считают это новое соглашение более удобным, вот и все; и те, кто не придерживается этого рода мыслей, могут вполне законно сохранить старый, чтобы не нарушать своих старых привычек» [6, 31].
При таком подходе вообще не ставится вопрос об экспериментальных мотивах вводимых представлений, об их принудительном характере в определенном смысле. Элемент удобства, конвенции, который содержится в любом теоретическом построении, возводится в исходный принцип познания, в критерий истинности или ложности теории. Более того, проблема, истинна или не истинна та или иная теория, стушевывается и снимается при таком подходе. Во время известной парижской дискуссии, посвященной теории относительности, с участием А. Эйнштейна, П. Лан-жевена, А. Пуанкаре, А. Бергсона и других, А. Пуанкаре высказал положение, что внешний мир существует - это значит лишь - удобнее считать, что внешний мир существует. Последнее не означает, что истинное знание обязательно должно быть «неудобным» для исследователя. Удобство становится некорректным и приводит к ошибкам при решении проблемы истинности теории, когда превращается в исходный принцип познания. Ибо не потому нечто истинно, т. е. соответствует объективной реальности, что удобно, а потому удобно, что истинно. Удобство является не изначальным, а лишь производным от истинности.
Но, конечно, решающее слово для доказательства истинности новых представлений о пространстве, времени и тяготении принадлежало различным экспериментам, поставленным для
их подтверждения или опровержения. Поэтому рассмотрение проблемы истинности непосредственно будет продолжено в течение длительного времени при анализе экспериментальных основ теории. Последующее столетие даст нам новые подходы и новые трактовки истинности научного знания, но для этого и наука, и философия должны пройти длительный путь развития. Но явной заслугой рассмотренного периода является то, что в современной философии ставится только проблема адекватности познания, т. к. относительность его форм не вызывает сомнений.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Ауэрбах, Ф. Пространство и время. Материя и энергия / Ф. Ауэрбах. - М., 1923.
2. Борель, Э. Пространство и время / Э. Борель. - М.,1924.
3. Борн, М. Физика в жизни моего поколения / М. Борн. - М., 1993.
4. Борн, М. Эйнштейновская теория относительности / М. Борн. - М., 2002.
5. Ланцош, К. Альберт Эйнштейн и строение космоса / К. Ланцош. - М., 1922.
6. Пункаре, А. Последние мысли / А. Пуанкаре. - Петроград, 1923.
7. Рей, А. Общий дух современной физики // Новые идеи в философии. - СПб., 1912.
8. Эйнштейн, А. Сб. науч. тр. / А. Эйнштейн. - М., 2004. - Т. IV.
9. Reichenbach, H. The Philosophical Significance of the Theory of Relativity // Readings in Ph. of Sc. - N.Y., 1933.
УДК 165.413 ББК 87.22.
Л. Г. Интымакова, Н. П. Чередникова
ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ГИПОТЕЗЫ КОНТРАКЦИИ И ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ
Аннотация. Авторы анализируют вопросы влияния экспериментальных исследований на оценку теории относительности с точки зрения философии и выясняют эпистемологическую ценность философии для решения фундаментальных проблем физики.
Ключевые слова: наука, гносеология, познание, теория относительности, гипотеза контракции.
L. G. Intymakova, N. P. Cherednikova
EPISTEMOLOGICAL ANALYSIS OF CONTRACTION HYPOTHESIS АND THE THEORY OF RELATIVITY
Abstract. The authors analyze the impact of pilot studies to evaluate the theory of relativity in terms of philosophy and find out the epistemological value of philosophy to solve fundamental problems of physics.
Key words: science, epistemology, cognition, theory of relativity, contraction hypothesis.
Доказательство истинности новых представлений о пространстве, времени и тяготении в начале прошлого века с необходимостью требовало проведения большого количества экспериментов, основной задачей которых было их подтверждение или опровержение. Известно, что отрицательный результат опыта Майкельсона в 1881 году и Майкельсона - Морли, проведенного в 1887 году, пытались объяснить и до возникновения теории относительности Эйнштейна. В связи с этим наиболее известна гипотеза контракции Лоренца.
Противники новой релятивистской механики, особенно А. А. Максимов, А. К. Тимирязев и другие, пытались в борьбе против теории относительности использовать контракционную гипотезу Лоренца. Они пытались доказать, что истинной научной теорией, которая объясняет природу отрицательного результата опытов, аналогичных опыту Майкельсона - Морли, является гипотеза крупнейшего голландского физика Г. А. Лоренца о сокращении тел в направлении своего движения. Эта позиция наиболее четко сформулирована в начале 20-х годов А. А. Максимовым, который утверждал: «Теория относительности Лоренца - Фицжеральда кладет в основу объяснения упомянутых отрицательных опытов (опыты Майкельсона - Морли,) гипотезу о том, что как размеры масштабов, так и ход часов зависят от скорости движения их вместе с наблюдателем. Это допущение, чрезвычайно естественное и вполне согласующееся с материалистическим мировоззрением, получило не только дальнейшее развитие в трудах Эйнштейна и других релятивистов,... но получило вместо материалистической трактовки идеалистическую. ...Из этого идеалистического извращения проистекает тот туман и шум, который опутывает имя Эйнштейна. Об истинных же
