CC BY
87
А.К. Базилевская
«РОДЫ ЛЮБВИ» В РАННЕМ ТВОРЧЕСТВЕ Л.Н. ТОЛСТОГО
Ряд ранних произведений Л.Н. Толстого: «История вчерашнего дня», «Два гусара», «Детство», «Отрочество», «Юность», «Казаки», «Семейное счастье» (в особенности последнее), посвящен проблемам любви в ее видоизменениях, переливах и оттенках. Это своего рода главы художественной автобиографии писателя (позднее Толстой вспоминал о многочисленных своих детских и юношеских «любвях», по большей части платонических). Здесь шаг за шагом раскрывался мир переживаний героев, совершался эволюционный переход от одного качества чувства к другому. Считая чувство любви безгранично многогранным, Толстой вновь и вновь анализировал его особенности, качества и характер, стремился даже к своеобразной формализации опыта (цифровому обозначению различий). По его убеждению, любовное чувство всегда проходит через разные роды и виды любви.
В повести «Юность» (глава «Любовь») молодой писатель говорит: «Есть три рода любви к людям: любовь красивая, любовь самоотверженная и любовь деятельная». Он подробно раскрывает все три понятия, причем рассматривает любовь не только между мужчиной и женщиной: «Я говорю про любовь к человеку, <...> про любовь к матери, к отцу, к брату, к детям, к товарищу, к подруге, к соотечественнику, про любовь к человеку». Градации относительны, различия между родами любви обусловлены степенью присутствия субъективно-эгоистического начала. В «Правилах», написанных Толстым в 1847 г., читаем: «Источник всех чувств есть любовь вообще, которая разделяется на два рода: любовь к самому себе, или самолюбие, и любовь ко всему нас окружающему. Все
чувства, имеющие источником любовь ко всему миру, хороши. Все чувства, имеющие источником самолюбие, дурны» (3, с. 88).
В разделении любви на роды проявляется умение уловить и суть, и оттенки любовного чувства, оценить его с точки зрения человеколюбия в целом, общей нравственной ценности. Критерием всякий раз является соотношение в сознании и эмоциях человека его «я» и не «я». Ощутима мысль о движении, отсутствии категорических границ, о возможности эволюции, переходов от одного «рода любви» к другому. Уже в прямом высказывании автора «Юности» намечены переходы, постепенно приближающие человека к идеальной, т.е. высоконравственной любви - любви деятельной. Толстой, открывший как художник закон «текучести» человека, видит связи, обнаруживающие себя в движении от одного чувства к другому. Он художественно доказывает, что самой природе любви свойственны все обозначенные им три рода. Его всегда будут интересовать взаимосвязи различного, трансформации состояний, нахождение закономерностей в развитии чувства, их природных и социальных истоков.
Первый, незавершенный литературный опыт Толстого - отрывок из дневника 1851 г., названный им «История вчерашнего дня». Это повесть о любви молодого человека к замужней женщине. Здесь Толстой впервые обратился к анализу любовного чувства. Молодой человек - герой-рассказчик - раскрывает «диалектику» своей души, проявляя, по закону «бога молодости», повышенный интерес к любовным переживаниям. Он размышляет и о начальных, природных основах любовных отношений, стремится проникнуть в тайное тайных человека, познать разные стороны его души.
Здесь многое из мыслей Толстого только намечено, и вместе с тем есть признаки того, что уже сложилось представление писателя о человеке вообще, его природе, о различных комбинациях его чувств. Главное, из чего исходит Толстой, - знание о человеке как носителе доброго природного начала: «<...> Добро положительно, а зло отрицательно; зло можно уничтожить, а добро нет. Добро всегда в душе нашей, и душа добро; а зло привитое. <...> Добродетель есть самоотвержение. Неправда. Добродетель дает счастье потому, что счастье дает добродетель».
Следовательно, любовь - прирожденное качество, надо только его не заглушить. А оно проявится радостью, веселостью, иногда -
внутренним ликованием, когда все окружающее начнет казаться хорошим, добрым, приятным, и сам человек вдруг окажется добрым, приятным, хорошим для близких и неблизких людей. Главное, что человек в порыве любви становится прозорлив, чуток и тонок.
В первом же литературном опыте писатель сделал немало психологических открытий. Он ставит вопрос о беспредельности человеческой личности: установить границы для чувства невозможно, оно неизбежно изменчиво, а значит - постоянно меняется и у героя. Толстой раскрывает психологию человека влюбленного и принятого любимой, которому все теперь кажется прекрасным. Красота чувства облагораживает его, тогда как ранее его не тянуло к общению с людьми, не радовали они (наблюдение над собой, вступившим вдруг в разговор с кучером).
Вспомним, что в романе «Анна Каренина» между Левиным и Кити будут происходить «неслышные разговоры», когда они объяснятся в любви, не говоря ни слова, а только пристально глядя друг на друга. В «Истории вчерашнего дня» автор-рассказчик говорит: «<...> Я люблю эти таинственные отношения, выражающиеся незаметной улыбкой и глазами и которые объяснить нельзя». За этим стоит сцена «неслышного разговора» между дамой и молодым человеком. Герой влюблен, его чувство развивается и проявляется через внутреннюю работу, непрерывный поток сознания, рождающий «красивую» любовь.
Влюбленность помогает человеку видеть не только хорошее в других, но и дурное в себе. У героя (как некогда у самого Толстого) появляется дневник: «В дневнике я каждый день исповедуюсь во всем, что я сделал дурно. В журнале у меня по графам расписаны слабости - лень, ложь, <...> сладострастие». Любые чувства естественны. Поэтому человек должен пройти как через «хорошие» мысли и чувства, так и через «плохие», особенно, если его заботит совершенствование себя. Уже в первом произведении Толстого звучит идея самосовершенствования.
Психологию любовного чувства Толстой прослеживает и в повести «Два гусара» (1856). На ее страницах противопоставлены два поколения: старое - искреннее и потому живое и гармоничное, -представителем которого выступает граф Турбин; и молодое - расчетливое и лицемерное, воплощенное в Турбине-сыне.
Сущность характера Турбина-сына ясно проявляется в двух эпизодах, в которых ему противопоставлен отец. Оба испытываются карточной игрой и любовью. Турбин-отец отнимает у шулера деньги, чтобы возвратить их проигравшему корнету Ильину. А Турбин-сын играет в карты со старушкой-вдовой, за которой в былые годы ухаживал его отец, и спокойно обыгрывает ее. Сыном старого графа управляют расчет и корысть, понятие о чести и морали оказалось у него сниженным. Любовь в его жизни не занимает главенствующего места, а если она есть, то полностью направлена на удовлетворение самолюбия, эгоистична. Пагубность такой «любви» Толстой показывает на примере ложной влюбленности Турбина-сына в девушку Лизу, «добрую, деятельную, самостоятельную, чистую и глубоко религиозную». И Турбин-старший, и Лиза - полная противоположность младшему Турбину.
В молодости Турбин-отец увлекся хорошенькой вдовой А.Ф.: «Она с каждой минутой все более и более нравилась, так что под конец кадрили он был искренно влюблен в нее». Именно - искренно. (Толстой, заметим, искренность чрезвычайно ценил в людях.) Любовь графа не была сильным чувством на всю жизнь, но не была и притворной. «Он не притворялся, что для нее готов был броситься в прорубь». Все желания и мысли Турбина-старшего были сосредоточены на одном - видеть и любить. В тот краткий промежуток времени, практически в один день, граф был готов на любые жертвы и безумства. Его любовь-страсть походила на самоотверженную любовь, хотя и не была ею.
Отец-гусар испытывает любовь как нечто приятное, пожалуй, красивое. Однако это не тот род любви, который основательно описан Толстым в «Истории вчерашнего дня», где любовь героя являет собой действительно красивую, непосредственную и чистую любовь, когда любят, открывая для себя новые ощущения, неизвестные душевные порывы. В основе любовного чувства графа -плотское начало. Оно представлено Толстым как стихийное, природное, а значит - естественное проявление. В ином ракурсе представлено плотское начало у Турбина-сына. Встретив дочь А.Ф., Лизу, в которой он пробудил чувство первой влюбленности, он проявил себя как циник и эгоист, глубоко оскорбил девушку, воспользовавшись ее неопытностью.
Оба - отец и сын - испытываются любовью, оцениваются ею. За 20 лет, разделявших поколения Турбина-отца и Турбина-сына, по словам Толстого, «<...> много прекрасного и много дурного старого погибло, много прекрасного молодого выросло и еще больше недоросшего, уродливого молодого появилось на свет божий» (цит. по: 2, с. 57).
В повести «Юность» (1855-1857) все направлено на то, чтобы проследить процесс развивающегося чувства любви Николеньки Иртеньева к окружающим людям. Внутренняя работа героя подчинена сложным душевным переходам, борениям и противоречиям. Первенствующее место в повести занимают эпизоды самоанализа героя, проходящего различные стадии духовной жизни, новые для него чувства и ощущения. За небольшой отрезок времени, зафиксированный Толстым чуть ли не поминутно, герой переживает целую гамму настроений - их возникновение, развитие, угасание, вытеснение одних другими.
Образ главного героя содержит автобиографические черты, но это вовсе не автопортрет Толстого. Образ повествователя придает особый объем психологическому анализу. Одновременно можно видеть происходящее глазами Николеньки и глазами взрослого Иртеньева, который вспоминает и оценивает прошлое. Личность героя исследуется автором исходя из самонаблюдений, зафиксированных в дневниках. Тема любви в различных ее проявлениях постоянна в мыслях героя.
В детстве Николенька был влюблен в Сонечку Валахину. Эта любовь - «свежее чувство, исполненное таинственности и неизвестности» - явилась знаком приближающегося перехода из одного возраста в другой. Позже, в юности, он отправляется к Сонечке с визитом. Прошло несколько лет, и эта встреча - событие в жизни героя. Воспоминания о детской любви живо сохранились в душе Николеньки. Толстой так описывает чувство, которое испытывает герой, снова встретив предмет своей любви: «<...> Я не был влюблен, но, расшевелив в себе старые воспоминания о любви, был хорошо подготовлен влюбиться и очень желал этого».
Герой и любит, и не совсем любит, и совсем не любит. Такой подход для Толстого очень характерен. Писателя вовсе не интересует само по себе это «любит» или «не любит», а интересует механизм чувства, его изменчивость, то, что лежит не на поверхности.
Николенька ощущает превосходство своей любви над любовью своего друга Нехлюдова. Любовь Нехлюдова была совершенно иной, отличной от любви Иртеньева. Нехлюдов убедил себя в этой любви, так как Любовь Сергеевна была некрасива и несчастна. Такая любовь не принесла радости и удовлетворения ни Нехлюдову, ни предмету его любви: она шла не от сердца, а от трезвого рассудка, ума. Любовь Нехлюдова строится на самопожертвовании, он искренне желает делать добро другим, жертвуя собой. Но это стремление связано с тщеславием, а значит - с эгоизмом.
Николенька внезапно переменил предмет своей любви, перенеся ее на сестру Нехлюдова, хотя понимает, что вновь влюблен в Сонечку. «И вдруг я испытал странное чувство: мне вспомнилось, что именно все, что было теперь со мной, - повторение того, что было со мною один раз. Неужели она? Неужели начинается? А та будет необыкновенная, с той я встречусь где-нибудь в необычном месте <...>». Так размышляет герой над своим чувством к Вареньке. Аналогичная ситуация (любовь «к воображаемой женщине») была у самого Толстого («в тот период времени, который я считаю пределом отрочества и началом юности»).
Толстой не пытается определить: любит или не любит «по-настоящему» его герой, а лишь следит за его прохождением через «роды любви». Любовь Нехлюдова Николенька воспринимает отчужденно, аналитически присматриваясь к ней, не ставя в один ряд со своей любовью. Любовь самого Иртеньева к Сонечке развивается по ранее задуманной схеме, любовь же Нехлюдова спонтанна. Ответное чувство Любови Сергеевны к Нехлюдову самоотверженно, чего не может понять Иртеньев со своей красивой любовью к Сонечке. Хотя и в любви Иртеньева проявляется стремление жертвовать собой ради счастья других.
О противоречиях самоотверженной любви свидетельствует в повести любовь отца главного героя к Авдотье Васильевне, мачехе Николеньки. Их как будто связывает крепкая взаимная привязанность, которую автор подчеркивает: «Она любила своего мужа более всего на свете, и муж любил ее». Свое отношение к мужу Авдотья Васильевна строит на самопожертвовании, являя собой одну из тех натур, которые «ежели раз полюбят, то жертвуют всею жизнию тому, кого они полюбят». Она, к примеру, любила приодеться, но для мужа «жертвовала своей страстью к нарядам». Однако много-
численные жертвы не приводят ее к счастью и единению с мужем, а, наоборот, устанавливают между мужем и женой «заметно перемежающееся чувство тихой ненависти».
Обратим внимание на общие приметы, данные любви самоотверженной, и поймем, что хотел сказать Толстой судьбою этой любви. Она в самом самоотвержении несет себе гибель, так как нет в ней безоглядной самоотдачи, а есть пусть не грубый, но расчет и неумение чувствовать другого человека. Любовь подвергнута анализу, и оказывается, что в ней переплетены самоотвержение и эгоизм, высокое и низкое.
Для Толстого неотъемлемый элемент самоанализа - моральное самоопределение, постоянная переоценка этических ценностей. Важнейшая и истинная особенность человека - непрерывный духовный поиск, движение личности к нравственному совершенствованию. Моральные метаморфозы героя связаны с проблемой любви. Истинная любовь, по Толстому, - деятельная. К ней приближается в своем любовном чувстве Нехлюдов, ощущает ее как идеал - Иртеньев.
Эволюцию любовного чувства прослеживает Толстой и в повести «Казаки» (1852-1863). Вот Оленин - молодой аристократ, бегущий от пустоты, искусственности, фальши «света». Он исполнен горечи сознания собственных ошибок, нереализованного в жизни идеала. Один из родов любви, который описал и ввел в действие повести Толстой - «любовь любви». Это чувство охватывает Оленина особенно в первые минуты его отъезда из Москвы: «Люблю! Очень люблю! Славные! Хорошо!» - твердил он, и ему хотелось плакать. <....> Кого он очень любил? Он не знал хорошенько». Именно эта «любовь любви» с ее жаждой счастья, нетерпением и надеждой привела его на Кавказ.
Толстой подчеркивает силу «бога молодости» в Оленине. Она вела героя к поискам необыкновенной любви, к страстному желанию счастья: «Вся природа, казалось Оленину, вдавливала любовь в его душу и говорила "Люби!". Но долго не было предмета любви и родилось неверие в самое чувство: «Да есть же во мне желание любить, сильнее которого нельзя иметь желанья! Да опять, и есть ли такая любовь?»
По дороге Оленина поражает красота гор. Так начинается его преображение. Не сразу он избавляется от самолюбивой любви, которая, по Толстому, и дурна, и привлекательна: «Любовь к самому
себе, горячая, полная надежд, заставляла его плакать и бормотать несвязные слова». Но под влиянием встречи с простыми людьми, величавой природой в нем происходит перемена: «Счастье в том, чтобы жить для других. <...> Ведь ничего для себя не нужно <...> отчего же не жить для других».
В этой новой теории счастья как будто много человеколюбия, любви не к себе. Но нельзя не уловить и иронию Толстого. Оленин желает «найти случай сделать добро». Это делается нарочито, не без любования собой. Вскоре его поглощает самоотверженная любовь к людям, которая оказывается чувством фальшивым. Он совершает «подвиг» самопожертвования, о котором теперь все его мысли, - дарит своего коня казаку Лукашке и переживает это как счастье: «Он так любит всех и особенно Лукашку в этот вечер».
Мысли о самоотвержении переплетались в душе Оленина с неприязнью к прежней жизни. Устроившись в станице, он «испытывал молодое чувство беспричинной радости жизни <...>, было свежо и ясно». Есть, по Толстому, в самоотверженной любви и свежесть, и ясность, точнее: может быть. Но больше в ней надуманности и насилия над собой. Толстой иронизирует над героем, давая внутренний монолог Оленина в лесу, где он ощущает «прелесть» от «комариной атмосферы»: «Ему ясно представилось, что думают и жужжат комары: "Сюда, сюда, ребята! Вот кого можно есть". Тогда-то и возникла в голове Оленина идея самоотвержения: "Любовь - самоотвержение". Он так обрадовался и взволновался <...>, что вскочил и в нетерпении стал искать, для кого бы ему поскорее пожертвовать собой <...>».
Сопоставим текст повести с тем, что писал Толстой в дневнике периода окончания «Казаков»: «Так называемое самоотвержение, добродетель есть удовлетворение одной болезненно развитой склонности. <...> Кто счастлив, тот прав! - человек самоотверженный слепее и жестче других». Недаром сцена в лесу заканчивается в мрачном колорите. Оленин в пору поисков любви несчастлив. Живет головными страстями, которые не могут дать счастья.
Перерождение героя происходит главным образом под влиянием его чувства к казачке Марьяне. Оленин не знает, что влечет его к Марьяне. Он называет свою любовь особенной, выражаясь о ней так: «Это было чувство, не похожее ни на тоску одиночества и желание супружества, ни на платоническую, ни еще менее на плот-
скую любовь <...>». Постепенно любовь испепеляет все мечты Оленина о самоотвержении. Оленин возвращается к эгоистической, самолюбивой любви.
Поначалу Оленин не оценил Марьяну: «Да еще много таких будет». Но вскоре подумалось: «Должно быть, она». Вспыхнувшая страсть ломает, уничтожает всю внутреннюю работу его ума и сердца: «С каждым днем ее присутствие становилось для него все более и более необходимостью». Ему приходит мысль бросить все прежнее, остаться в казаках, завести хозяйство и жениться, пусть даже не на Марьяне. Ее теперь он уступал Лукашке. Это был период, когда Оленин жаждал самоотвержения благодаря и вопреки разгорающейся страсти к Марьяне, которой он говорит: «Я не знаю, что готов для тебя сделать».
В центре повествования о любви Оленина - его письмо, даже не предназначенное к отправке. Это, по сути, развернутый внутренний монолог, самоанализ героя, освещающий диалектику его души и характера, самый процесс перехода его от чувства к чувству в борьбе с самим собой, в постоянных противоречиях мысли: «<...> Я еще боролся; я говорил себе: неужели можно любить женщину, которая никогда не поймет задушевных интересов моей жизни? <... > а уже любил ее, хотя еще не верил своему чувству». А вот о стадиях любовного чувства: «Я любовался ею, как красотою гор и неба, <...> потом я почувствовал, что созерцание этой красоты сделалось необходимостью в моей жизни, и я стал спрашивать себя: не люблю ли я ее?» Письмо составлено по законам толстовского «потока сознания» и ведет к пониманию главного в отношении Оленина к Марьяне: отказа его от идеала бескорыстной любви, замене ее чувством ревнивым и деспотичным.
Герой проходит несколько стадий в отношениях с Марьяной, и все они построены на контрастных сочетаниях: «паутина любви» к другим и сладость любви к себе, склонность Марьяны и ее же отвращение к Оленину, восторг и отчаяние Оленина. Оленин испытывает стыд при отъезде из станицы, который похож на бегство, полон безнадежности. «Он уже не обещал себе новой жизни». Знаменательна последняя реплика деда Ерошки, обращенная к Оленину: «Нелюбимый ты какой-то».
В «Казаках» Толстой проводит героя через разные роды любви, не имеющие четких границ, вбирающие в себя черты дру-
гих родов. Это сказалось на судьбе Оленина. Он какое-то время исповедует законы самоотверженной любви, но не испытав деятельной, возвращается к «красивой», эгоистичной «любви к любви», а тем самым - вновь к самому себе, прежнему, самовлюбленному. Поиски неэгоистичного счастья не дались герою. Оленин приходит к печальному итогу, но с ним остается его неудовлетворенность, потребность нравственного поиска.
Эволюция любовного чувства от рода к роду любви наиболее отчетливо и полно, с новой выразительностью раскрыта в повести «Семейное счастье» (завершена в 1859). «Что такое за открытие, что человек любит? Как будто, как только он это скажет, что-то защелкнется, хлоп - любит. <...> Мне кажется, что люди, которые торжественно произносят эти слова: "Я вас люблю", или себя обманывают, или обманывают других. <...> Есть чувство, так оно выразится». Исходя из этого высказывания главного героя, можно утверждать: Толстой его устами говорит, что объясняться в любви нелепо. Невозможно определить начальный момент любви. С точки зрения Толстого, любовь - это развивающееся во времени нравственное чувство. Чувство это видоизменяется бесконечно; определить его конец так же трудно, как и начало.
В работе над «Семейным счастьем» Толстой опирался на личные переживания, на свой роман с Валерией Арсеньевой. Но, хотя налицо некоторые внешние и внутренние черты Толстого в образе главного героя повести, все же это - люди разные, с различными темпераментами и разным духовным обликом. Действительно, Сергей Михайлович, герой повести, - человек спокойный, выдержанный, склонный к самопожертвованию. Толстой же, как мы знаем из его дневников и наблюдений биографов, - характер бурный, противоречивый, склонный к самоанализу. Еще меньше сходства в главной героине и ее прототипе. Маша - здоровая, крепкая девушка, мечтательная и инициативная, способная сильно чувствовать. Ар-сеньева же - девушка хрупкая, вялая, холодная, поверхностная, эгоистичная, увлеченная нарядами и склонная к светским удовольствиям (правда, ее характеристика дана самим Толстым, а он не всегда расположен к ней).
При сопоставлении истории Толстого и Арсеньевой и истории героев «Семейного счастья» можно убедиться, что отношения эти весьма несходны. В повести мы видим состоявшуюся, устойчи-
вую, осуществленную любовь. В жизни, быть может, не было любви ни с той, ни с другой стороны. Толстой писал о ней, называя ее «воображаемой любовью». Но если не было любви, то что же было? «Была романтика положений: приезды, уединенные беседы, наслаждение чувствовать себя любимым. Это был опыт любви без любви». Роман с Арсеньевой дал писателю длительный опыт наблюдения за своим и ее душевным миром и поведением. В повести отразились романтика любви и семейной жизни, первые опасности расхождений и размолвок, впервые осознаваемые противоречия отношений в браке.
Думая и чувствуя за свою героиню и ведя повествование от ее лица, Толстой следит за нарастанием у нее чувства к будущему мужу и за развитием тех сторон их отношений, которые впоследствии осложнят их супружество. Сама любовь Маши - чувство, развивающееся во времени. Все для героини вначале хорошо и прекрасно, все мысли ее заняты Сергеем Михайловичем. Чувства Маши поэтизируются Толстым, любовь героини проходит в этот период этап любви красивой.
Разница в возрасте ведет к тому, что Сергей Михайлович общается с Машей как с молодым любимым товарищем, дает советы, поощряет, бранит. Есть в этом оттенок отцовской любви. Какое-то время Машу оскорбляло, что он так обращается с ней и ничего не рассказывает о себе, о мире, в котором живет, но вскоре она привыкла к этому и нашла естественным. Любовь красивая, которая жила в душе Маши в этот период, приносила ей и нравственное удовлетворение: «Я знала, что он любит меня <...>; я дорожила этой любовью, и, чувствуя, что он считает меня самою лучшею девушкою в мире, я не могла не желать, чтоб этот обман (что во мне нет кокетства) оставался в нем. И я невольно обманывала его. Но обманывая его, и сама становилась лучше <...> Души же моей он не знал, потому что любил ее, потому что в то самое время она росла и развивалась <...>».
Беспрестанно в душе девушки обнаруживаются новые, ранее неизвестные ей чувства и ощущения, с каждым днем усиливаясь и укореняясь в ней. И она все более душевно сближается с женихом, подпадает под влияние его мыслей. В этот период любовь Маши -глубокое чувство, заставляющее трепетать. Героиня настолько счастлива, что хочет поделиться счастьем, отдать всю себя другим. Все
окружающее стало для Маши «новым и прекрасным». Она постепенно усвоила то понимание жизни, которое в Сергее Михайловиче вырабатывалось годами. Опыт автора повести подсказывал: сходство и согласованность характеров - необходимая основа любви - возникает не сразу, подчас мучительно. Маша долго «<...> чувствовала невольную напряженность, говоря с ним, и понимала, что <...> в нем оставался еще целый чужой мир».
Но вот наступает этап во взаимоотношениях любящих, когда Маша почувствовала, что не только равна с Сергеем Михайловичем, но и в чем-то выше его. «Это был уже не старый дядя, ласкающий и поучающий меня, это был равный мне человек, который любил и боялся меня, и которого я боялась и любила». Здесь и боязнь, и наслаждение властью над сердцем друга. «<...> Мне пришло непреодолимое желание еще раз смутить его и испытать на нем мою силу», - казалось бы, отрицательное проявление любви, но это тоже естественная другая сторона чувства.
Развитие чувства Сергея Михайловича раскрыто иначе, сдержанно и лаконично. Толстой опирается более всего на внешние проявления эмоций героя, на характеристику его поступков. Впервые увидев Машу взрослой девушкой, Сергей Михайлович «<...> остановился и некоторое время смотрел, не кланяясь». Уезжая, он говорит «слишком холодно-простым тоном», и «обходит ее взглядом». Разница в возрасте кажется герою непреодолимой преградой, в его душе борются желание любви с ее запретом. Показательна сцена его разговора с Машей о том, почему он не женится: «<...> На меня уже давно перестали смотреть, как на человека, которого женить можно. Тридцать шесть лет, уж и отжил». Маше показалось, что он как-то неестественно, напряженно говорит это; в тоне его она слышит «затаенную грусть» и ощущает холодность при прощании.
Толстой всюду демонстрирует умение через деталь, жест, тон обнаружить содержание души. По словам героини, «<...> в каждом движении, в каждом слове и взгляде его я видела любовь и не сомневалась в ней». По аналогичному поводу Д. С. Мережковский заметил, что в произведениях Толстого художественный центр тяжести, сила изображения - не в драматической, а в повествовательной части, не в том, что говорят персонажи, а в том, что о них говорится. «У Толстого мы слышим, потому что видим» (4, с. 85). Герои повести говорят друг с другом особым, как бы внутренним голосом. Вслух
же произносится совсем иное. «Он сказал: "Вы не боитесь?" - а я слышала, что он говорил: "Люблю тебя! Люблю!" <...> - твердил его взгляд, его рука; и свет; и тень, и воздух, и все твердило то же самое».
Героиня предчувствует, что родившееся в ее душе чувство претерпит много горестного: «Я испугалась своего чувства. Бог знает, куда оно могло повести меня. <...> Мне стало тяжело, тяжело на сердце». И она не обманулась. Толстой обращается к интуитивной стороне любви, возможности предвосхищения будущего: «Я знала, что он это скажет и знала, что он не уедет. Как я это знала? Я теперь никак не могу объяснить себе». Скрытое чувство тревоги за будущее счастье выявляется в момент объяснения в любви. После настойчивых просьб Маши Сергей Михайлович объяснил, что их отношения зашли слишком далеко, что она его не сможет полюбить, а если и скажет, что любит, то из жалости, после же будет считать свою жизнь загубленной: «Вам играть хочется, а мне другого нужно». Все это поразило Машу, она ощутила боль. «За что? За что? <...> А в душе было счастье, навеки ушедшее, невозвра-тившееся счастье». Самоощущение, характерное для героев Толстого: счастье и несчастье живут в душе одновременно.
Толстой следит за тем, как обогащаются чувства Маши, замечая, что нередко к ним примешивается то, что идет от самолюбия и себялюбия. Вот одно из ее душевных наслаждений: «Я чувствовала, что во мне был целый новый мир, который он не понимал, и который был выше его». Даже истинное чувство не исключает бессознательного желания власти над любимым существом. Такие психологические совмещения Толстой наблюдал в людях и не считал их безнравственными. Вот как рассуждает героиня накануне свадьбы: «<...> Теперь я чувствовала себя совершенно равною ему <... > и часто с наслаждением видела перед собой вместо внушающего уважение и страх мужчины, кроткого и потерянного от счастья ребенка». Ощущение своего превосходства, оказывается, не отвратило ее от любимого, а придало новый, нежный характер ее чувству.
Кажется, теперь героиня удовлетворена, счастлива. Но ее ожидают новые непредсказуемые ощущения. Ей открылась еще одна сторона счастья - влечение плоти. «<...> Вдруг что-то странное случилось со мной, <...> все помутилось, я ничего не видела и должна была зажмуриться, чтоб оторваться от чувства наслаждения и страха, которые производил во мне этот взгляд». Толстой
рассматривает эротическую составляющую любви как естественное чувство, заложенное в человеке природой, сталкивая, как всегда, противоположные начала - страх и наслаждение. И как всегда, оценивает любовную страсть и со стороны природной, естественной ее сути, и с точки зрения нравственности.
Кульминация отношений героя и героини - теперь мужа и жены - свидетельство глубокого взаимного чувства. Но это жизнь вдвоем, это - создание маленького мирка, где глохнут чувства связи с большим миром, другими людьми. А потому нет настоящей жизни, нет движения, все ограничено кругом исключительно личных интересов. Они-то и разрушают самую основу любви. Эта обнажаемая в сюжете повести мысль появится во многих последующих произведениях Толстого, в частности в «Анне Карениной».
В повести «Семейное счастье» Толстой скажет о семейном несчастье как о неизбежном. И, вопреки, казалось бы, логике автора «Юности», «Казаков», не назовет здесь самоотверженную любовь, к которой стремится Маша, слепой и жестокой. Ведь она дает выход к людям, в деятельную жизнь, не ограничивает их мир, как самолюбивая и себялюбивая любовь вдвоем. В последней немало и слепоты, и жесткости. Маше казалось, что «есть там, где-то, еще другое счастье». К ее наслаждению покоем и любовью к мужу присоединялась тоска, чувство повторяемости в жизни. Любовь начинает приобретать тревожный характер. Хочется движения, волнений, опасностей и самопожертвования для усиления чувства: чтобы все вокруг видели ее любовь и «чтобы мешали любить». У героини возникает потребность в не испытанных еще ощущениях, которых муж не может дать ей. Нужна борьба, нужно, «чтобы чувство руководило нами в жизни, а не жизнь руководила чувством».
В Петербурге героиня испытывает новые ощущения, ею овладевает «чувство гордости и самодовольства»: «<...> Внимание многих людей в свете заставляло думать, что есть некоторая заслуга в моей любви к мужу, и делало мое обращение с ним <...> небрежнее». А муж только наблюдает за нею и ничего не делает для того, чтобы помочь ей вернуться к нему. Жизненный принцип Сергея Михайловича, которого он придерживается и теперь - «лучше обходить дурное, чем сопротивляться ему». И еще - очень важное, с точки зрения Толстого: человек должен сам пройти через весь «дрязг жизни», чтобы оценить хорошее.
Отношения дружбы остались, но Маша и Сергей Михайлович перестали быть друг для друга совершеннейшими людьми в мире. Героиня говорит: «Сцен и размолвок больше не бывало между нами, я старалась угодить ему, <...> мы будто любили друг друга». Эта «будто любовь» похожа на то, что послужило причиной разрыва между Толстым и Арсеньевой. Толстой сознавал, что его невеста, как и Маша, чувствовала это отсутствие любви. Три года брачной жизни героев привели к тому, что их отношения «как будто остановились, застыли». Это как раз тот срок, в течение которого, судя по дневникам, Толстой определил для себя последствия предполагавшегося брака с Арсеньевой.
Даже рождение сына не изменило жизни Маши. Материнское чувство, проснувшееся было у нее, перешло в «холодное исполнение долга». Героиня все еще молода, и ее подстерегает опасность «падения». Маша чуть не стала жертвой чужих любовных притязаний. Однако раскаяние в том, что она хотя бы в помыслах изменила мужу, приводит ее к осознанию необходимости порвать с тем образом жизни, который вскружил ей на время голову.
Любовь-дружба пройдет еще испытание холодно-дружелюбными отношениями Маши с мужем. Замкнувшись в себе, героиня оставляет всякую надежду: «<...> Нет во мне ни любви, ни желания любви, ни потребности труда, ни довольства собой. <...> Зачем для другого? Когда и для себя жить не хочется?» Маша не может объясниться с мужем, который все время отстраняется от нее, не дает ей возможности откровенно высказаться. Сначала она не понимает, почему он так поступает. Но затем все прояснилось: потому что считает невозможным возвратиться к прошлому. Так и не дождавшись откровенного разговора с мужем, Маша наконец начинает догадываться, что та жизнь, которую она считала счастливой, на самом деле не была ею.
Любовь героини к своим детям, отсюда - любовь к мужу, их отцу - вот истинное счастье, которое обретает она через свои новые представления о жизни, семье и любви. Счастье ждет в будущем. В будущем ждет героиня и новых проявлений этого счастья. Муж же ей говорит: «Не будем стараться повторять жизнь, <... > довольно счастья». Очевидно, что Сергей Михайлович считает, в отличие от Маши, что счастье уже было и прошло. Но разве герой не нашел того, о чем мечтал, что искал всю жизнь? Ведь счастье
для него - покой, а тот период, который он называет прошлым и ушедшим, был для него полон непрерывной борьбы между противоречивыми чувствами.
Маша в юности была исполнена «вечного самопожертвования», мечтала о жизни в семье, о замужестве, о «вечной любви друг к другу». Тогда проявились в ее любовном чувстве несколько родов любви с различными их оттенками. Затем она прожила другую жизнь, в которой властвовало «одно себялюбивое чувство любви друг к другу, желание быть любимой, беспричинное, постоянное веселение и забвение всего на свете». Но миновало и это - и героиня приходит к выводу: «С этого дня кончился мой роман с мужем, <... > старое чувство стало невозвратимым воспоминанием, а новое чувство любви к детям и к отцу моих детей положило начало <... > совершенно иначе счастливой жизни <...>».
Известны недоброжелательные отзывы о повести самого Толстого. Версий объяснения этого много. Возможно, автор, из-за сильного автобиографизма повествования, ощутил его как приукрашивание и схематизацию реальности. Ведь «Семейное счастье» стало для него «невозвратимым воспоминанием» о недавних годах его увлечения и вместе с тем воплощенным стремлением обнаружить и обнажить диалектику любви.
Толстой провел свою героиню через чувства разного содержания и накала, неодинаковой нравственной ценности. И всякий раз давал понять преимущества самого движения в развитии чувства, обогащающего человеческую личность. Так он убеждался и убеждал читателя в том, что осуществление полноты любви, гармонии чувств -серьезная проблема. И все же гармония достижима. Полноту счастья может обеспечить лишь многогранность любовных отношений. Важно, чтобы все роды любви к людям были действительно родами любви, а не эгоистического, своекорыстного себялюбия.
Видение, понимание и раскрытие любовного чувства в искусстве зависит, в первую очередь, от представлений художника о самой природе чувств, их истоках и законах развития. Толстой в своем творчестве уделял преимущественное внимание законам развития. Его заботило не воспроизведение чувств, а рассмотрение их в свете общих основ человеческого существования и общения. Отсюда стремление к классификации разнородных любовных отношений, рассуждения о различных типах любви к людям и, что для
Толстого очень важно, их нравственной сути. Разнообразие конкретных проявлений любви побудило к делению родов на виды. Так, в «Казаках» Толстой опишет «любовь любви», в «Семейном счастье» - любовь-дружбу и т.д.
Ранние повести Толстого свидетельствуют о понимании им проблемы любви более всего как нравственно-психологической. Поэтому деятельную любовь он расценивает как приближенную к идеальной. В то же время Толстой утверждал: «Все роды любви - все человеческие роды». Художественным открытием Толстого было пристальное исследование эволюции любовного чувства, проходящего через три рода любви. Проявления их подаются как этапы «диалектики» чувств, во взаимосвязи с душевным и духовным движением.
Развитие любви отражено в повестях молодого Толстого в согласии с его общим представлением о «задушевных» мыслях и эмоциях, процессе их последовательного, однако всегда сложного проявления в человеке. Толстому свойственно видеть многомерность любовных состояний, замечать их постоянную изменчивость, стадии развития, этапы движения во времени. Он подмечает невыразительность начала любви, «таинственность» ее пробуждения и почти всегдашнюю ее незавершенность. Интересу к формированию любовного чувства соответствовал метод «диалектики души», позволивший раскрыть мир душевных движений влюбленного и любящего с огромной степенью психологической правдивости и выразительности. Искания героями Толстого истинной любви между людьми сопровождают тревоги, сомнения, страдания. Уже в ранних повестях Толстого в полной мере воплощена мысль о том, что человек волен выбирать свой путь в жизни сердца и нести за это ответственность перед своей жизнью и другими людьми.
