CC BY
216В. Паяанёва
РОДОСЛОВНАЯ ЧЕРУБИНЫ ДЕ ГАБРИАК
На рубеже Х1Х-ХХ веков мифологизация жизни становится жизнетворческой программой. Мисгификаторство, создание культурноличностных мифов воспринимается как эстетический акт, равно значимый как в пространстве поэтического творчества, так и в пространстве реальной судьбы Мифологическое переживание личной судьбы приводит и к творчеству, и к жизнестроительству. История Черубины де Габриак входит в число коктебельских поэтических мистификаций начала XX века, но она определила судьбу реальной женщины-поэта Елизаветы Ивановны Дмитриевой1. Под именем Черубины де Габриак в журнале «Аполлон» было напечатано 25 стихотворений: в № 2 1909 года - 12 стихотворений и в № 10 1910 года - 13 стихотворений; временной разрыв дал повод современникам рассматривать их как два цикла. Пол именем Е. Дмитриевой в этот период было опубликовано всего 2 стихотворения - «Встреча» (одновременно с подборкой стихотворений Черубины де Габриак в журнале «Аполлон», 1910, № 10) и «Всем мертвым* (журнал «Зилант», Казань, 1913). В 1926 голу Дмитриева готовит к печати сборник стихотворений «Вереск», который включает 27 стихов, но он так и не был издан2.
Нераздельное рассмотрение мифо- и жизнетворческою планов мистификации начал «родитель* мифологического дитя, М.А. Волошин, написав «Гороскоп Черубины де Габриак»3 и изложив «Историю
' 30 мая 1911 года Н И Дмитриева пышла замуж за инженера-гидролога Всеволода Николаевича Васильева и сменила фамилию. В статье называется толі,ко первая фамилия
'• Хроника жизни и творчества Е И. Васильевой (Черубины де Габриак) // Черубина де Габриак Исповедь / Сост. В. Купченко. М : Аграф, 1998. С. 333.
1 Первая публикация: «Аполлон». 1909. № 2. Вошел в состав книги критических
статей М. Волошина «Лики творчества» Текст цитируется по изданию: Воло-
шин М.А. Лики творчества. Л.: Наука, 1989. С. 515-520.
Черубины»1, в которых стихи Черубины спроецированы на ее «биографию». Исходя из «биографических» данных и текстов стихотворений, можно выстроить генеалогическое древо Черубины де Габриак, в котором выделяются две ветви: -история рождения/смерти/возрождения под другим именем и история материнства. В конце XX века на волне нового интереса к мифической истории Черубины де Габриак изданы сочинения Е. Дмитриевой с включением автобиографических и мемуарных (воспоминания М.Г. Лозового) материалов2, и на титульный лист обложки вынесено мистификационное имя - Черубина де Габриак, а не имя Дмитриевой.
В словаре Брокгауза и Ефрона литературная мистификация трактуется как «присвоение чужого имени... или самозванство»1. «Сильнейшие всплески мистификации приходятся на началоболыпих культурных циклов», — пишет И.Л. Попова4. Литературная мистификация рассматривается И.П. Смирновым как проявление интертекстуальности, как ипостась «чужого слова»5. Исследователи6
1 «История Черубины* - название устного рассказа М.А. Волошина, записанною Т.и Шанъко в Коктебеле летом 1930 года (машинописный вариант хранится в ИРЛИ), при жизни Волошина опубликован не был. Вошел п сборник «Воспоминания о Максимилиане Волошине* (М. ; Советский писатель, 1990. С. 179-194).
1 Черубина де Габриак. Автобиография. Избранные стихотворения. М.: Молодая гвардия, 1989; Черубина де Габриак. Испопедь / Сост. В.П. Купченко, М.С Ланда, И.А, Реиина. М.: Аграф, 1998. Ссылки на тексты стихотворений Черубины де Габриак (Е. И. Дмитриевой) в статье даны по изданию 1998 года.
* Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т. 56. С. 208.
* Попова ИЛ Черубина де Габриак - из истории мистификации XX в. // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. 1992. № 3. С. 15.
5 Смирнов И.П. О подделках А.И. Сулакадэевым древнерусских памятников (место мистификации в истории культуры) // Труды отдела древнерусской литературы. Л ., 1973. Т XXXIV. С. 200-219.
* Ланн ЕЛ. Литературная мистификация. М.; Л., 1930; Лихачев Д.С К вопросу о подделках литерагурных памятников и исторических источников // Исторический архив. 1961. № 6; Куприянов И. Литературная мистификация в «Аполлоне* // Радуга. 1970. № 2; Топоров В.Н. К исследованию анаграмматических структур // Исследования по структуре текста. М., 1987; Олюнин С. Из истории литературных мистификаций // Человек. 1990. № 4; Попова И.Л. Литературная мистификация и поэтика имени // Филологические науки. 1992. № 1; Темненко К. Феномен Черубины де Габриак как пример игрового поведения // Культура народов Причерноморья. Симферополь, 1997. № 1; Осьмухина О.Ю. Феномен маски в художественной культуре России (XVIII-XX вв). Саранск, 2002.
называют разные причины мистификации (материальную выгоду, бескорыстное фантазерство или проказничество, создание большего авторитета, стремление прославиться)1. Отличие литературной мистификации от литературного антонима и литературного псевдонима заключается в том, что два последних не создают творческого образа мнимого автора.
В «Хронике жизни и творчества Е.И. Васильевой (Черубины де Габриак)» В.П. Купченко2 датирует историю мистификации о Черу-бине датами: 1 сентября 1909 года (в «Аполлон» присланы стихи Черубины) - 11 ноября 1909 года (миф разрушен) - 16 ноября (разоблачение мистификации). В мистификации Черубины точно не определено авторство, как это и подобает мифу. Так, М.С. Ланда роль создательницы образа Черубины целиком отводит самой Дмитриевой, а о М.А. Волошине пишет как о продолжателе мифа. МЛ. Гаспаров, О.Б. Кушлина, Т.Л. Никольская1 приписывают авторство мистификации в равной мере как Волошину, так и Дмитриевой. М. Волошин в «Истории Черубины» подтверждает участие Дмитриевой в мистификации. В частности, именно ей принадлежит выбор имени - Чсрубина, - навеянный воспоминаниями о героине Брет Гарта, которая, как объясняет сама Дмитриева, «жила на корабле, была возлюбленной многих матросов и носила имя Черубины»4. Однако Дмитриева называет вымышленное имя: у Ф. Брет Гарта нет героини с таким именем, при этом она «вспоминает» историю, ключевыми словами которой становятся «корабль» и «матросы». Можно дать вероятное объяснение этим деталям: во-первых, Габриак был «морской черт»5, следовательно, имя героини связано с морем, а морские аллюзии скрыто указывают па М.А. Волошина, дом которого в Коктебеле сравнивали с кораблем, и Н. Гумилева, в поэзии которого заметна морская тематика (незадолго до «рождения» Черубины Гумилев
1 Гришунин Л.Л. Мистификации литературные // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1967. Т. 4. С. 866-867.
2 Хроника жизни и творчества Е.И. Васильевой (Черубины дс Габриак) // Чсрубина дс Габриак. Исповедь. С. 321-322.
1 Сто одна поэтесса Серебряного века. Антология / Сост. и биогр. статьи МЛ. Гаспаров, О.Ь. Кушлина, Т.Л. Никольская. СПб.: ДЕАН, 2000. С. 219.
4 История Черубины // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 180-181.
’Там же. С. 179.
подарил Дмитриевой стихотворение «Капитаны», написанное летом 1909 года и, вероятно, навеянное Коктебелем1)-
Таким образом, выбранное имя проявляет родство Черубинц с М. Волошиным и 1-1. Гумилевым и имеет два плана: явный - через обманную генетическую связь с Ф. Брет Гартом, с условным романтическим миром, и скрытый - через внутреннее родство с Россией. В «Исповеди», написанной осенью 1926 года, Дмитриева так определяет свое отношение к Волошину и Гумилеву: «Во мне есть две души, и одна из них верно любила одного, другая другого»2. Первый был опекуном, названым (крестным) отцом Черубины, «недосягаемым идеалом во всем»1; второй - демоном-разрушителем, уведшим и стихи, и любовь. Дуэль Н. Гумилева и М. Волошина, произошедшую 22 ноября 1909 года, исследователи (М.С. Ланда, И.А. Репина) называют концом мистификаций и последним звеном мифа о Черубине де Габриак, запечатлённого в их поэзии.
В.П. Купченко* связывает с именем Дмитриевой цикл Н. Гумилева «Беатриче», М.С. Ланда5 - стихотворения Гумилева «Поединок* и «Царица», М.Д. Эльзон6 - стихотворение «Царица» (все названные тексты входят в сборник стихотворений Гумилева «Жемчуга», 19071910). Аргументом могут служить названия сборника и четырёх его разделов («Жемчуг черный», «Жемчуг серый», «Жемчуг розовый», «Романтические цветы»), закрепившие автохарактеристику Дмитриевой (в «Автобиографии»: «Я - рассыпающая жемчуга» [С. 271]). Никто из исследователей не обратил внимание на явные переклички некоторых стихотворений Гумилева и Дмитриевой: «У меня не живут цветы...» Гумилева (входящее в книгу «Жемчуга») — и «Темно-лиловые фиал-
1 Этот факт отражен в «Исповеди» Е. Дмитриевой: «И писал тогда «Капитонов» - они посвящались мне. Вместе каждую строчку обдумывали мы» - Черубииа де Габриак (Е. Дмитриева). Исповедь // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 197.
1 Черубина де Гябриак (Е. Дмитриева). Исповедь // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 197.
1 Там же. С. 195.
‘Хроника жизни и творчестпа Е В. Васильевой (Черубины де Габриак) // Черубииа де Габриак. Исповедь. С. 321-322.
5Ланда М.С. Миф и судьба // Черубина де Габриак. Исповедь. С 21.
6 Эльтон МЛ. Примечания // Гумилев Н.С. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1988. С. 556.
ки...*, «Я венки тебе часто плету...» Черубины, в которых повторяются образы Гумилева («Но я одним усталым взглядом / Гублю ненужные цветы» [С. 71]. «И в руках моих, полных тревоги, / Умирают и пахнут цветы* (С. 76]). Мотив умирания цветка метафорически проецируется на судьбу Дмитриевой (Лиля - цветок лилии/лилеи). В первой строке «Поединка* возникают лилии: «В твоем гербе - невинность лилий*1. В «Царице* появляется образ из стихотворного портрета Дмитриевой/ Черубины:
Твой поб в кудрях отлива бронзы... Венчает гордый выгиб лба
Н. Гумилев |С. 117) Червонных кос моих корона.
Черубина [С. 68J
Лирическая героиня «Царицы» сравнивается с древней Лилит. Можно предположить, что в сравнении Н. Гумилев обыгрывает домашнее имя Дмитриевой: Лилия-*Лилит. В «Исповеди* Елизавета Дмитриева упоминает, что Гумилев всегда называл се Лили - именем, похожим «на серебристый колокольчик*2.
М. Волошин в 1909 году посвятил Е. Дмитриевой венок сонетов «Corona Astralis* (лилия - спутница Луны). Ей же были посвящены и единичные стихотворения: «К этим гулким морским берегам...» (1909), «Теперь я мертв...» (1910), «Судьба замедлила сурово...» (1910), «Себя покорно предавая сжечь...» (1910), «С тех пор как тяжкий жернов слепой судьбы...» (1910), «Пурпурный лист на дне бассейна...» (1910), «В неверный час тебя я встретил...» (1910), «Я, полуднем объятый...» (1910), «Ты живешь в молчаньи темных комнат...» (1910). Эти стихотворения, за исключением первых двух’, открывают вторую поэтическую книгу Волошина «Selva oscura. Лирика 1910 - 1914» и входят в раздел «Блуждания* (за исключением последнего стихотворения, которое помещено в разделе «Облики*), а в автобиографии, составленной по семилетьям, миф о Черубине входит в пятое семилетье, определяемое Волошиным как этап блужданий. В этих стихотворениях можно угадать «осколки» мифа о Черубине.
1 Здесь и далее стихотворения Н. Гумилева цитируются по изданию: Гумилев НС.
Избранное. М., 1989. С. 112.
1 Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 196.
1 Стихотворение «К этим гулким морским берегам...» и венок сонетов «Согопа
Astralis* входят в первую поэтическую книгу Волошина «Годы странствий. Стихотворения 1900-1910*,
Для М. Цветаевой Черубина - полностью «дитя» Волошина: «Максимилиан Волошин этому дару дал землю, то есть поприще, этой безымянной - имя, этой обездоленной - судьбу»1. Однако Цветаева разрушает сложившееся среди поэтов убеждение, что Волошин сам писал стихи под женским псевдонимом Черубина де Габриак, доказывая, что «нет обратнее стихов, чем Волошина и Черубины. Ибо он, такой женственный в жизни, в поэзии своей - целиком мужественен...»2. Сам Волошин отрицал своё авторство стихов Черубины, отводил себе роль цензора: «но писала только Лиля»’. Позднее Волошин возложит на себя обязанности корреспондента, ведя переписку с редактором журнале «Аполлон* Сергеем Маковским от лица Черубины. После опубликования в «Аполлоне» стихов Черубины в создании мистификации стали подозревать и Маковского.
Цветаева причисляет Дмитриеву к некрасивым любимцам богов «разрыв» между душой и телом Дмитриевой осознавал и Волошин, я в образе Черубины он наделил скромную учительницу судьбой «гордой иностранки в хорах и на хорах жизни» и другой плотью: Воло шин «душе дал другую плоть»'. В рассказе М. Волошина, записанное Т. Шанько\ история рождения Черубины иная, в ней большое значение имеет случай, в котором Волошин видит руку судьбы. Псевдоние был выбран случайно: «наудачу» раскрыли чертовские святцы, в ролк которых выступила «Демонология» (1580) Жана Бодена; у Лидии Брюлловой случайно нашлись бумага с траурной каймой и печать с девизов «Vae victis!»; Дмитриева случайно вспомнила о брстгартовской героине. Впоследствии случай разрушит мистификацию: С. Маковский случайно находит дачу, где «живет* Черубина, чем испугает Дмитриеву; А. Толстой случайно узнает в стихах Черубины стихи Дмитриевой, знакомые ему по Коктебелю; Дмитриева случайно проговаривается Гансу Гюнтеру о том, что она и есть Черубина; тайну Черубины от Гюнтера случайно узнает М. Кузмин.
1 Цветаева М. Живое о живом // Воспоминания о Максимилиане Волошине.
С. 211.
’Там же. С. 216.
! История Черубины // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 182.
4 Цветаева М.И. Живое о живом // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 212.
5 История Черубины // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 179-194.
Волошин восстанавливает этапы рождения мифа: первый - выбор имени: первоначальная подпись под стихотворением «Ч» (т.е. черт де Габриак) превращается в Черубину; второй - необычное имя, указывающее на древность рода, диктует подробности, последовательно появляющиеся в стихотворениях, посылаемых С. Маковскому: герб («Наш герб*); страстный католицизм («Св. Игнатию», «Я венки тебе часто плету...», «Ищу защиты в преддверье храма...», «Твои руки», «Савонарола», «Исповедь», «Красный плащ», «Благовещенье»); язык цветов («Цветы»). На этом этане в мифотворение, сам того не осознавая, активно включается С. Маковский: он возведет Черубину в графское достоинство, наделит ее отчеством Георгиевна и «семьей» (Черубина - внучка графини Нирод, отец - француз, мать - русская).
Параллельно с центральной линией мифа о Черубине возникает множество мифологизирующих деталей, которые можно объединить в несколько групп:
- детали, связанные с прародителями Черубины («мать» и «отец» — безголовая девушка и одноногий, однорукий черт Габриак);
-детали «биографии» Черубины (отец - француз из Южной Франции, мать - русская, Черубина воспитывалась в монастыре в Толедо, графиня, исповедуется у отца Бенедикта);
- детали, связанные с людьми (родственники, слуги), окружающими Черубину (дворецкий, княгиня Дарья Владимировна, кузен — португалец, атташе при посольстве - дон Гарпич ди Мантилья);
- детали, определяющие привычки Черубины (но воскресеньям посещает костел, поет в церковном хоре, ездит только на лошадях), ведет дневник;
- вещные детали (стихи на бумаге с траурным образом, запечатаны черным сургучом, печать с девизом).
Многообразие разнородных деталей, с одной стороны, делало Черубину более реальной, с другой - приводило к смешению мифических, культурных, психологических истоков создаваемого образа. Мифологическая версия рождения Черубины от антиномичных антропоморфных божеств: корень виноградной лозы, ставший чертом Габриаком (в просторечии Гаврюшкой), и безголовая девушка, возможно, отсылающая к богине победы Нике. Еще одна линия в мифе (детские годы Черубины) связана с Испанией и образом Терезы Авильской. М.С. Ланда рассматривает миф о Черубине де Габриак и миф о святой Терезе
Авильской как два самостоятельных мифа в поэзии Дмитриевой, поскольку еше до мистификации стихов Черубины Дмитриева публикует в «Вестнике теософии* (№.3 за 1909 год) перевод с испанского октавц Святой Тересы1. С нашей точки зрения, обращение к образу свято* Терезы не оформилось в поэзии Дмитриевой в самостоятельный миф (единичный перевод появился под псевдонимом Е. Ли), и можно говорить о включении сюжета святой Терезы в миф о Черубине де Габриак, так как обращение к жизнеописанию Святой Терезы совпадает по времени с историей Черубины и после разрушения мифа о Черубине образ Терезы Авильской уходит из поэзии Дмитриевой.
Творчество Терезы Авильской, с которым Дмитриева была знакома в подлиннике, привлекло ее как творение собственной судьбы. В «Автобиографии* Дмитриева упоминает состояния, сближающие ее с Терезой: она в детстве мечтала стать святой, позже представляла себя схимницей, келья которой закрыта для всех; есть биографические сближения: Тереза родилась 28 марта 1515 года, Дмитриева - 31 марта 1887. Испанские корни Черубины отсылают к родословной испанской святой: Черубина, как и Тереза, происходила из знатной испанской семьи, воспитывалась в монастыре в Толедо, В письмах Маковскому Черубина неоднократно сообщала о своем решении уйти в монастырь и выйти замуж за одного еврея, то есть стать Христовой невестой.
В рамках этой линии возникает еще одно объяснение имени-маски; «черубим» - испанское произношение слова «херувим» (напомниу, Дмитриева переводила сочинения святой Терезы, это испанское звучание слова было ей известно). Книга Терезы Авильской «Жизнь» -книга автобиофафическая, написанная по настоянию духовникок, письменно записанные исповеди, свидетельствующие о полном открытии души. Ю.П. Зарецкий проводит аналогию между жанром книги и практическим жанром показаний перед инквизиционным трибуналом2. Жанр показаний перед инквизиционным судом имел устойчивую структуру: представление стоящего перед судом, генеалогия, автобиография и беседа об основах христианского вероучения. Текст этой книги мог стать основой для создания личною имени: Черубина соединяет
'Дмитриева ЕЛ Октава Св. Тересы // Черубина де Габриак. Исповедь С. 197.
1 Зарецкий Ю.П. Тайна монахини: о сказанном и несказанном «Книгой жизни» Тср<-
сы Авильской Ц Г)е тиИепЬш ШшйпЬю. Судьбы и образы женщин средневековья Спб., 2001. С. 97-123.
в имени две ипостаси - огненное светлое начало (от черубима/херуви-ма) и греховное, мрачное (отчерта)'.
Еще одним актом мистификации стал «Гороскоп Черубины де Габриак», составленный М. Волошиным и опубликованный в журнале «Аполлон» (1909, № 2). Волошин вводит в гороскоп реальные черты Дмитриевой, предрекая славу поэта. Вот как описывает Волошин появление «ребенка*: «Это подкидыш в русской поэзии. Ивовая корзина была неизвестно кем оставлена в портике Аполлона. Младенец запеленут в белье из тонкого батиста с вышитыми гладью гербами, на которых толеданский девиз «Sin miedo». У его изголовья положена веточка вереска, посвященного Сатурну, и пучок «capillaries*, называемых «Венерины слезки». Прилагалась записка на французском языке: «Cherubine dc Gabriack. Nee. 1877. Catholique» (Черубина де Габриак. Родилась в 1877 году, Католического вероисповедания)»2. Волошин воспроизводит детали, которые указывают на «родителей»: тонкое белье обращает внимание на знатность происхождения; на пеленках младенца вышиты гербы, свидетельствующие о древности рода; прочитывающийся толедский девиз отсылает к конкретной семье, прилагаемая записка содержит и личное имя, и родовое. То есть девочка отдана под покровительство Аполлона, бога искусств, что и определит ее будущее.
Упоминаемые в описании детали, сопровождающие ребенка при рождении, указывают на поэта Константина Бальмонта. В «Автобиографии* Дмитриева пишет о том, что «прошла через Бальмонта»3. Влиянием поэзии К. Бальмонта можно объяснить появление испанских мотивов в поэзии Дмитриевой. В сборник Бальмонта «Будем как солнце* (1903) вопию четыре испанских стихотворения: «Испанский цветок», «Sin miedo*, «Paseo de las delicious в Севилье», «Замарашка*, - где есть упоминание о Толедо, а название стихотворения «Sin miedo* («Без страха») становится девизом в гербе Черубины.
' См. описание св. Терезой переживание своей греховности а экстатическом видении, когда ангел со стрелой пронзал её внутренности: «Они должны принадлежать типу черубим, но они не называют своих имён» (The Life of Saini Teresa of Avila by Nerself. London, 1957. S. 210).
•’ Волошин M.A. Гороскоп Черубины де Габриак 11 Волошин M.A. Лики творчества. С. 575.
1 Черубина де Габриак (Е.И. Дмитриева). Автобиографии // Черубина де Габриак. Ис-
поведь. С. 268.
Волошин, делавший перевод драмы Вилье де Лиль-Адана «Аксель» (лето 1909 года), наделяет Черубину чертами Сары, героини этой трагедии. Сатурн и Венера - астрологические планеты Сары и Черубины, они определяют их скорбный жизненный путь. Сочетание Сатурна и Венеры «говорит о любви безысходной и неотвратимой, о сатанинской гордости и близости к миру подземному. Рожденные под этим сочетанием отличаются красотой, бледностью лица, особым блеском глаз. Они среднего роста. Стройны и гибки. Волосы их темны, но имеют рыжеватый оттенок. Властны. Капризны. Неожиданны в поступках»1. Сара, как и Дмитриева/Черубина в «Исповеди», нризнается в своей жестокости, их объединяет роковой дар губить, страшный дар понимания. Сара также происходит из знатною и богатого рода и воспитывается в монастыре.
Физическое воплощение осуществляется в имени реальном, духовное - в «придуманном». Постепенно имя-фантом начинает существовать отдельно от своего носителя, вытесняя его. Миф стал превращаться в реальность, что испугало Дмитриеву (кто-то стал вмешиваться в историю Черубины, Маковский получал письма со стихами Черубинь:, авторами которых не были ни Волошин, ни Дмитриева). Последние недели перед разоблачением прошли в страхе встречи с призраком - двойником Черубины. Эта ситуация отразилась в «диалоговых» стихотворениях: «В слепые ночи новолунья...» (Лиля о Черубине) - «Двойник» (Черубина о Лиле). Дмитриева стала отождествлять себя с Черубино{, ощущая ее как подлинное и более реальное воплощение своею «я». Образ Черубины по мере развития мистификационной игры превращается в двойника, грозящего стать не только вторым поэтическим «я», но и «второй реальностью* Дмитриевой. Смерть Черубины Дмитриева переживала как смерть себя-художника, о чем она писала Волошину 16 ноября 1910 года спустя год после разоблачения мистификация: «Я-художник умерла. У меня не тот путь» [С. 323).
В отличие от других, И. Анненский имя «Черубина де Габриак» воспринял как девиз, а в ее поэзии отметил русскую линию: Черубина «думает по-русски»2. Анненский выделял три ипостаси ее образа: инфанта — папоротник - черная склоненная фигура с веером около ис-
1 Волошин М.А. Гороскоп Черубины де Габриак Ц Волошин М А. Лики творчества.
С. 517.
2 Анненский И.Ф. О современном лиризме. Он! // Аполлон. 1909 № 3. С 24-29.
поведальни (монахиня). Удивительно, что Анненский, не зная тайны Черубины, нашел слово для обозначения ребенка-инфанта (образ из поэзии Елизаветы Дмитриевой), он увидел в Черубине мудрого ребенка. Эти размышления Анненского совпадают с позднейшими признаниями Дмитриевой: «В нашей стране я очень, очень люблю русское, и все в себе таким чувствую, несмотря на то, что от Запада так много брала, несмотря на то, что я Черубина*1.
Миф о Веронике - одна из сюжетных линий мифа о Черубине, соединяющего тварный и сотворенный миры. Если Черубина -итог творческих усилий многих поэтов, то образ Вероники своим «рождением» обязан исключительно Дмитриевой. Вероника - нерожденная дочь Е.И. Дмитриевой и М.А. Волошина. Такой девочки в реальности никогда не существовало, и Волошин воспринимал Черубину как свое «поэтическое дитя*. Сообщая о ее рождении, он намеренно путает даты, указывая свой год рождения («Родилась в 1877 году*). Беря под покровительство «малютку*, он (в роли волхва) приносит ей поэтические дары. В реальной жизни отношения Волошина и Дмитриевой были более сложными: не прощая оскорбления, нанесенного ей Николаем Гумилевым, поэт дерется с ним на дуэли; предвидя окончательный разрыв с М. Сабашниковой, Волошин просит Дмитриеву стать его женой, после ее отказа их отношения прерываются.
Вероника - образ, связывающий Дмитриеву с Волошиным, объединяющий Лилю и Черубину: она - их дочь, двойная мистификация, развертывающаяся одновременно в реальном и мифологическом планах. В дневнике М.А. Волошина «История моей души» за 1909 год сохранилась запись, датированная 22 июля, которая перелает «разговор* Волошина и Дмитриевой о девочке. По определению Волошина, Дмитриева говорила как в бреду, и когда Волошин напомнил ей сказанные слова о девочке, Дмитриева выразила недоумение, но затем рассказала о человеке (Дмитриева называет его « Гот Человек»), который предсказывает судьбу ее дочери: «Он сказал, что девочка может быть у нас,
но и она будет безумна.....Я выбрала не быть твоей... И «девочки» не
надо...*2.
1 Черубина де Габриак. Автобиография // Черубина дс Габриак. Исповедь. С 271.
! Волошин М.А. История моей души // Волошин М.А. Автобиографическая проза. Дневники. М.: Книга, 1991. С. 298.
В поэзии Е. Дмитриевой и Черубины де Габриак стихи, посвященные Веронике, образуют цикл: под именем Черубины - «Золотая ветвь* 1С. 68-70], «Я венки.тебе часто плету...* |С. 761, «Песни Веронике* («Ночь проходит, ночь ложится...», «Смерть Вероники*, «Умерла вчера инфанта...») (С. 76—78|, «Серый сумрак бесприютней...» |С. 78791, «Прялка* (С. 851; за подписью Елизаветы Дмитриевой - «На земге нас было двое...» (1920) |С. 101-1021, «Каждый год малютки милой..* (1920) |С. 102], «Сегодня в эту ночь...* (1922) |С. 147|. Примечательно, что лишь в трех первых стихотворениях девочка имеет имя, во всех остальных она безымянна.
Имя Вероника (др-гр. - «приносящая победу, победительница») связано с богами, неоднократно девочка сравнивается с инфантой, лишь такое царственно-небесное имя могла получить дочь Волошина. О «зевсоподобии* Волошина в своих воспоминаниях писали М. Сабашникова1 и Л. Белозерская2, А. Бенуа3 и Л. Фейнберг4, И.А. Бунин5 и М.И. Цветаева, увидевшая Волошина зимним Юпитером6, Юпитером Льющимся - Евгения Герцык7. Помимо этой возможной параллели необходимо вспомнить печать с девизом «Уае уюКз!» («горе побежденным*), которой Черубина скрепляла свои письма. Девочка с царственным именем оказывается не победительницей, а побежденной, в полной мере реализуя материнский девиз.
Если обратиться к истории взаимоотношений Волошина и Дмитриевой, то их знакомство состоялось 22 марта 1908 года, в сентябре завязывается переписка с Сергеем Маковским, тогда же начинается сотрудничество в «Аполлоне* под именем Черубины де Габриак, 16 ноября
' Сабашникова М.В. Из книги «Зеленая змея» // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 104-133.
г Белозерская Л. Из книги «О, мед воспоминаний» // Воспоминания о Максимилиане Волошине С. 528-536.
' Бенуа А. О Максимилиане Волошине // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 333-338.
* ФейнбергЛ. Из книги «Три лета в гостях у Максимилиана Волошина» // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 268—293.
5 Бунин И.А. Волошин // Воспоминании о Максимилиане Волошине. С. 365-374.
* Цветаева М.И. Живое о живом // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 199-267.
7 Герцык Е. Из книги «Воспоминания» // Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 164.
1909 года мистификация раскрыта, но вплоть до сентября 1910 года стихи Черубины продолжают печататься в «Аполлоне». Следовательно, «появление* Вероники можно датировать 1909 годом, а ее смерть -1910-м. Венок сонетов «Золотая ветвь», где впервые названо имя Вероники, Дмитриева-Черубина написала в августе 1909 года в ответ на волошинскую «Corona Aslralis», посвященную ей, и в этом «венке» присутствует не земная девочка, а созвездие. Что же касается последних стихотворений, то известно, что два из них были написаны в один день - 24 июня 1920 года. В более позднем стихотворении «Сегодня в эту ночь...* (1922) Дмитриева уточняет время - ночь под Иванов день (24 июня но старому стилю). Именно с этой ночью связано «воспоминаний бремя* - смерть малютки.
В стихотворении «Прялка», воспроизводящем сюжетную ситуацию «Спящей красавицы», впервые возникает определение возраста ребенка. «Случайной царевне* (слепой девочке) 9 лет, тогда год ее рождения - 1900-й - год «поэтического* рождения самой Дмитриевой: в этот год она начинает писать стихи. Последующие эпизоды стихотворения фиксируют события из ее биографии. Двойная хронология воссоздает реальное и создаст поэтико-мифологическое время. Героине одновременно девять и тринадцать лет: 1900-1909 - ее поэтический возраст, 1887-1900 - ее реальный возраст. Время вращения веретена - символа времени - это время Любви и Смерти, «время* Вероники замкнуто в этих пределах. Веронику Черубина называет бледной девочкой, подругой гномов, умершей, больной инфантой, царевной; Дмитриева говорит о ней как о цветке, милой малютке (младенце), ребенке, и лишь единственный раз она названа дочерью, в то время как слово «мать» звучит чаще: мамой называет себя Черубина (третья песня Веронике), матерью - Дмитриева.
Имя Вероники имеет и литературную основу. Выбор имени дочери исследователи (В.П. Купченко, М.С. Ланда, И.А. Репина1) связывают с «Путевыми картинами» Генриха Гейне. В «Книге Ле Гран» (1826) рассказана история Вероники, подруги детских игр главного героя, говоря о которой, он всегда употребляет прилагательное «маленькая»: умершая Вероника так и не стала взрослой. Самое яркое детское впечатление
1 Купченко В.П., Ланда М.С., Репина И.А. Примечания // Черубина де Габриак. Исповедь. С. 353.
для героя Гейне связано со смертью его маленькой приятельницы «Как хороша была маленькая Вероника, когда она лежала в малень ком гробе. Горящие свечи, уставленные кругом, бросали отсвет на е* бледное, улыбающееся личико, на красные шелковые розы и на шуршащие золотые блестки, которыми разукрашены были ее головка и белая рубашка*1 В стихах Черубины-Дмитриевой можно обнаружить совпадение: маленькая Вероника, с бледным ликом, в белом шел ковом платьице, окруженная цветами, лежит на белых подушках. Б поэтическом мире Дмитриевой белый цвет всегда связан со смертью, цветы символизируют краткость жизни. Герой Гейне признается, что он позабыл «все старые игры, и сказки, и картины, и маленькую Веронику, и даже ее имя»1, но благочестивые песни в честь Девы Марин воскрешают память о Веронике. В стихотворении Дмитриевой «Н» земле нас было двое...» образ земной матери связывается с Пречистой Девой, а символом воспоминаний является сплетенный для дочери хвойный венок.
Образ ребенка-пветка, как нам кажется, восходит у Дмитриевой п к сказочным историям Г.-Х Андерсена, одного из ее любимых писателей, сказки которого она не только читала, но и перелагала в стихе и драматические сценки. Выделенные нами стихотворения Дмитриевой, в которых выстраиваются отношения «мать — дитя (Вероника)», в конкретных деталях совпадают с мотивами историй Андерсена. Например, основное событие сказки Андерсена «Мать» - смерть ребенка и поиски его в ином мире. Среди совпадающих деталей «поэтического» (Дмитриева) и «прозаического» (Андерсен) текстов можно назвать следующие: мать, сидящая у колыбели ребенка, бледное личико малютки; Смерть уносит (у Дмитриевой - уводит) дитя. Мать в поисках своего ребенка попадает в оранжерею Смерти, где узнает его в маленьком голубом крокусе. В «Цветах маленькой Иды» (переложение для театра, сделанное Дмитриевой в 1922 году) [С. 249-267] появляется еще одна маленькая героиня Андерсена, которая бережно укладывает цветы а кукольную кроватку, а потом хоронит умершие цветы.
Первая несня Веронике, спетая матерью, - колыбельная бледной девочке, превращающаяся в троекратную молитву-заклинание о выполнении приснившегося «золотистого* умиротворяющего сна о мо-
1 Гейне Г Собрание сочинений: В Ют. Л., 1957. Т. 4, С. 153.
2 Там же. С. 130.
настыре и ледяном замке. А вот беспокойный сон о молодом короле невыполним: тихая молитва вытесняется пламенно-страстной. В предыдущем стихотворении («Я венки тебе часто плету...*) Черубина клялась, что «никто не отнимет тоски* [С. 76] о мої иле Вероники, в колыбельной же вся тоска забывается под хрустальный звон монастырских колоколов. Последовательность совершающихся эпизодов изменена: сначала читатель узнает о могиле Вероники, а потом - о ее смерти. В первой песне Вероника еще жива Может быть, молитва матери, желающей оірадить дочь от сердечной любовной боли-горечи, не позво-ляетей стать взрослой. Ма гь из сказки Андерсена сама выбирает судьбу своего ребенка, отдавая его в руки Смерти: «Возьми его лучше! Унеси в царство Божие! Забудь мои слезы, мои мольбы - все, что я говорила и делала! Не внемли мне!»1.
Вторая песня имеет название «Смерть Вероники*, что связано с нейтральным событием цикла. Последние слова Вероники были о цветах (она сама - цветок), игрушках (малютка-дитя) и томах (они тоже маленькие), берущих на себя бремя тоски в ожидании возвращения Вероники. Желания умирающей девочки способны выполнить лишь гномы, обладатели магической силы. Одно из ее желаний выполняет мать: о смерти девочки должны знать только лесные гномы. Остальные ее желания не известны. Но Вероника говорит не просто о гномах - маленьких человечках - а о «гномах в осеннем саду* [С. 77]. Если рассматривать сад не только как символ рая, но и символ сознания, то «бред» девочки (с точки зрения матери) оказывается полон смысла. Гномы превращаются в возлюбленных, способных защитить и уберечь умирающее дитя. Тогда Вероника — Белоснежка из сказки братьев Гримм — умирающая и воскресающая девочка. Бант в ее волосах распускается, рот увядает - она превращается в девочку-цветок, ало-черный мак. Такой цветок есть и в букете маленькой Иды.
В третьей песне Вероника называется инфантой, что придает стихотворению испанский колорит. Сама Черубина - испанка, но, называя девочку инфантой, мать, как и герой Гейне, «забывает* се имя. В упомянутом нами разговоре с Волошиным 22 июля 1909 года Дмитриева произноситимя «Марго»2. В примечаниях указывается, что речь идет
1 Андерсен Г.-Х. Собрание сочинений: В 4 т. М.: Тсрра, 1995. Т. 1. Сказки. С. 322.
' Волошин М.А. История моей души // Волошин М.А. Автобиографическая проза.
Дневники. М.: Книга, 1991.^,29^
о Маргарите Гриннальд, давней знакомой Дмитриевой и Волошина, прозванной в их кругу «девочкой». Однако имя Маргарита носила еще одна девочка-инфанта, дочь Филиппа IV и Маргариты Австрийской, наследница испанского престола, запечатленная на полотнах испанского художника Диего Веласкеса. Портреты инфанты Маргариты работы Веласкеса изображают девочку в трех -, пяти-, восьми- и девятилетием возрасте, у инфанты белокурые волосы, бледное личико, хрупкая, будто кукольная, фигурка. У Вероники в стихах Дмигрие-вой пепельные кудри, ало-красный рот, она поет толедскую песенку. На картине Веласкеса «Менины» (1656) одним из элементов является зеркало в черной рамс, в котором отражаются стоящие напротив родители девочки. У Чсрубины-Дмитриевой в зеркале отражается сама инфанта. Картину «Менины» традиционно принято рассматривать как «картину в картине», тогда инфанта Маргарита - тоже отражение.
В одном из ранних стихотворений 1906 года лирическая героиня Дмитриевой дважды сравнивает свою душу с инфантой: «душа, <ак инфанты поблекший портрет» [С. 47), «душа, как инфанта испуганных лет» (С. 48] («Душа, как инфанты...»). С просьбой сохранить душу ребенку мать обращается к Богородице. После стихотворения «Каждый день малютки милой...» располагается стихотворение под названием «Елисавете», эпшрафом к которому являются слова Че-рубины де Габриак, зашифрованные начальными буквами «Ч. де Г.». Черубина расшифровывает (напоминает) значение имени: «Елисаве-та - Божья клятва» [С. 103] - данное матерью обещание молчать. Образ земной матери полон муки, гак как забвением матери выкуплен смех малютки на небесах. Собрание стихотворений Е.И. Дмитриевой открывается нохоронами сказки («Схоронили сказку...» [С. 47]). Начатое в 1906 году, оно было дописано лишь в 1909 году. Вероника — тоже сказка, «нежданно рассказанная» и умершая. В стихотворении «Она ступает без усилья...» (1909) Дмитриева описывает смерть как радостное чудо, ожидающее даров в виде «цветов сладчайших» (С. 59|. Лирическая героиня Дмитриевой готова сделать этот поца-рок: ее Вероника становится созвездием, обретая космическую Вечность («Золотая ветвь*).
Однако с разоблачением Е.И. Дмитриевой «жизнь» Черубины неза-кончилась. Мистификация получила вторую жизнь среди читательской
публики, в которой к 1910 году сложился культ Черубины де Габриак: в № 10 «Аполлона» за 1910 год появляется подборка стихотворений Черубины де Габриак (всего их было опубликовано 13) в оформлении художника Евгения Лансере. «Автобиография* Дмитриевой, написанная по просьбе Е. Архиппова, отразила ее внутреннюю борьбу с Черу-биной. Вначале Дмитриева пишет о Черубине как о призраке, беря это имя в кавычки, затем говорит о себе как о Черубине («... я Черубина. Все пока... Все покров... Я стану Елисаветой»), Дмитриева сама объясняет противоречие, проводя резкую грань между «первой* (1909-1910) и «второй* (1915 и позднее) Черубинами: «не приемля ни прежней, ни настоящей Черубины, виыскую грядущей»1. Таким образом, в двадцатые годы в восприятии Дмитриевой образ Черубины раскололся: прежняя Черубина - Черубина «аполлоновская», умершая; настоящая Черубина - Черубина «призрачная*, нереальная; грядущая Черубина -Черубина воскресшая.
Продолжением мифа явилось появление новых «поэтесс*, за которыми скрывались поэты-мужчины, пишущие под женскими именами. Многие поэты воспользовались открытием М. Волошина, считая Черубину маской самого поэта. В 1913 году появляются стихотворения пол именем Елисаветы Макшеевой, за которым скрывается В.Ф. Ходасевич (имя «Елисавета» прямо указывает на Дмитриеву). В 1915 году создаёт стихи Нины Воскресенской Э. Багрицкий, В 1913 году вышел сборник «Стихи Нелли*, посвященный Надежде Львовой, которая, поддерживая мистификацию В. Брюсова, дала положительную оценку новой «поэтессе»; в Нелли Брюсов создал образ светской поэтессы («тоскующей женщины*), рассказывающей в духе героинь поэзии Игоря Северянина о своих любовных приключениях. Источник мистификации - в сборнике И. Северянина «Громокипящий кубок» (1913), где одна из героинь носит имя Нелли («Нелли»), это стихотворение, по определению В. Брюсова, открывает поэтическую «философию похоти». Другой образчик женской будуарной поэзии предстал в стихах Анжелики Сафьяновой («Сатирикон», 1913), а в 1918 году в мистифицированном издании «Зеленый остров» вышла «История и стихи Анжелики Сафьяновой с приложением ее родословного древа и стихов, посвященных ей*. Автором мистификации был молодой поэт
1 Черубина дс Габриак Исповедь. С. 271
Л. Никулин, создавший Анжелику Сафьянову по «модели» Черуби-ны: в книге рассказана романтическая история встречи с неизвестнэй красавицей, обронившей томик Петрарки, в который были вложены ее собственные стихи, породившие поэтический диалог с «русской Лаурой», носящей ангельское имя (Анжелика - в переводе с латинского «ангельская» по аналогии с Чсрубиной).
Приведенные примеры можно рассматривать как продолжение мифа о Чсрубине. Хотя в образе Черубины де Габриак была воплощена иная, романтическая, героиня, её атрибутами были царственность, противоречивость, обаяние, трагедийность.
