CC BY
105
УДК 343.9.018.3 DOI 10.24411/2078-5356-2018-00014
Бабаев Михаил Матвеевич Mikhail M. Babayev
доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, главный научный сотрудник отдела уголовно-правовых исследований
Российский государственный университет правосудия (117418, Москва, ул. Новочерёмушкинская, 69)
doctor of sciences (law), professor, chief researcher of the department of criminal law research
Russian state university of justice (69 Novocheryemushkinskaya st., Moscow, Russian Federation, 117418)
E-mail: babaevmm@yandex.ru
Риски как компонент детерминационного комплекса преступности Risks as a component of the determination of the complex crime
Доказывается необходимость использования в The article proves the necessity of use in the crimi-
криминологических исследованиях методологии и nological research methodology and technology out risk
технологии рискологических исследований. Уста- assessment studies. Found that out risk assessment
новлено, что рискологическая градация криминоген- gradation of criminogenic factors makes it possible to
ных факторов дает возможность скорректировать adjust the content and direction of early prevention of
содержание и направление ранней профилактики crimes. Based on out risk assessment of the proposed
преступлений. На основе рискологического подхода differentiated approach to resolve issues of crime pre-
предложено дифференцированно решать вопросы vention and criminalization of socially dangerous acts. криминологической профилактики и криминализации общественно опасных деяний.
Ключевые слова: криминологическая детерми- Keywords: criminological determination, riskology,
нация, рискология, фактор риска, ситуация риска, risk factor, risk, criminogenic risk, early prevention, crimi-
криминогенный риск, ранняя профилактика, крими- nological policy. нологическая политика.
Настоящая публикация имеет своей целью привлечь внимание к феномену риска, который как самостоятельная научная проблема до настоящего времени фактически находился вне исследовательского пространства российской криминологии.
Между тем, если рассуждать применительно к уголовно-правовым и криминологическим реалиям, риски современного общества являются фоном, на котором разворачиваются, и фактором, который определяет основные направления уголовной политики страны. Область этих рисков — вся наша действительность, все без исключения сферы проявления человеческой активности, которая либо сознательно генерирует, либо допускает возможность наступления неких опасных и вредных последствий. Не только учет реального состояния, но и прогности-
© Бабаев М.М., 2018
ческую оценку будущего, включающую оценку рисков, надо рассматривать как непременную составляющую интеллектуального обеспечения грамотной уголовной политики и, в частности, криминологии.
Настоятельно побуждает обратиться к избранной теме энергичное развитие относительно новой науки — рискологии, достижения которой, в том числе используемые методология, технологии и конкретные приемы исследования, могут быть с успехом использованы в интересах криминологии.
Риск, как и органично связанное с ним понятие «неопределенность», — фундаментальное свойство объективной реальности, неотъемлемая и неистребимая часть бытия социума. Не случайно, что сам по себе термин «риск» общеизвестен с незапамятных времен. Интерес
представляет, каким образом постепенно менялось содержание этого понятия и вместе с тем возрастала актуальность стоящего за этим понятием феномена «риск».
В словаре В. Даля читаем: «рисковать» означает «пускаться наудачу, на неверное дело, наудалую, отважиться, идти на авось, делать что-то без верного расчета, подвергаться случайности, действовать смело, предприимчиво, надеясь на счастье, ставить на кон, подвергаться чему-то, известной опасности, превратности, неудаче» [1, с. 96].
Нетрудно убедиться, что такое определение соотносит понятие «риск» только с поведением отдельных людей и их смелыми (храбрыми, лихими) поступками по принципу «была ни была» (если, конечно, эту максиму можно считать принципом).
Само по себе предложенное В. Далем определение можно назвать эталонным (по сути, оно с небольшими коррекциями повторяется даже в современных словарях). Но, повторим, эта и подобные формулы отражают лишь одну ипостась феномена: риск берет на себя человек или, иначе, риск выступает как личностный акт. Такую трактовку, которая связывает ситуацию неопределенности, содержащую те или иные угрозы, с рискованными действиями индивида, специалисты называют субъективистской, а риск — субъективным. При всей значимости она (трактовка) тем не менее не является единственно возможной. Сама жизнь способствовала возникновению и иного взгляда на риск.
В последние десятилетия возник и стал наиболее распространенным подход, в силу которого риск рассматривается как двуединая категория: как индивидуальный (личностный) фактор, производный от поступков (поведения) конкретного человека (людей), и как свойство реально (объективно) существующей социальной, политической, экономической, правовой ситуации. («Риск носит двойственный субъект-объектный характер, соответственно, элементы риска подразделяются на объективные (факторы и ситуация риска) и субъективные... Фактор риска — категория, отражающая конкретные детерминанты возникновения и развития рискового явления, его внутреннюю и внешнюю причинную обусловленность. Ситуация риска — обусловленная факторами риска сценарная неопределенность, влекущая за собой вероятность наступления нежелательных последствий» [2].) Эти изменения стали своего рода частным отражением событий мирового масштаба.
В ходе хорошо известных огромных цивили-зационных процессов в глобальном обществе произошли изменения, принесшие бесконечное число самых разнообразных новых, ранее не известных миру опасностей и угроз. Экономические, технические, технологические, информационные, демографические, экологические и иные новации — все они, как известно, обладали и обладают одновременно как созидательным, так и разрушительным потенциалом. Вытекающие отсюда усложнение и «проблематизация» условий жизни людей обострили систему межличностных отношений, оказались все более «насыщенной» средой возникновения напряженности и бесконечных этнических, религиозных и других социальных конфликтов. В конечном счете современный социум (и Россия в том числе) превратился в «общество всеобщего риска», иначе говоря, общество, производящее высокие технологические и социальные риски во всех сферах своей жизнедеятельности — экономической, политической, социальной. При этом критическая масса риска увеличивается возрастающими темпами. Риски общества новой ступени модерна приобретают глобальный вневременной характер (У. Бек) [3—5].
Соответственно, назрела необходимость научного обеспечения противодействия этому глобальному процессу. Одним из ответов на эту потребность стала быстро развивающаяся наука рискология, которая дает ученым и практикам основы методологии анализа рискогенной обстановки, стратегии и тактики управления рисками. С ее возникновением и развитием наши знания о риске не только углубились, но и существенно трансформировались.
Об одной из новелл — двуединой трактовке риска — уже было сказано. Добавим еще и то, что может быть не менее значимым для решения некоторых криминологических задач. Речь идет о ставшей преобладающей вероятностной концепции понимания этого феномена.
Если раньше категории «риск» и «опасность» рассматривались как равнозначные (риск — это и есть опасность), в последнее время изменились оценки того, что составляет саму сущность риска: современным представлениям соответствует его понимание как возможной опасности (возможность опасности).
Такое, на первый взгляд, малозаметное изменение заслуживает, чтобы о нем сказать отдельно. Представляется, на самом деле здесь не просто более точная оценка явления, а концептуально значимая новелла, смена парадигмы во взгляде на риск. Ведь
не случайно в специальной рискологической литературе уделяется значительное внимание анализу связей и соотношения понятий «риск» как возможной опасности, с одной стороны, и таких равнозначных, по нашему мнению, понятий, как «опасность», «угроза», «вызов» — с другой.
Эта связь естественна и несомненна, но не синонимична. Мы полностью согласны с очень точным замечанием, сделанным Р.А. Крючковым: «Риск недопустимо сводить ни к опасностям, ни к неопределенности, ни к ошибке, так как он совершенно самостоятельное и самоценное понятие, имеющее содержательную целостность» [2, с. 9].
Возможная опасность (риск) и собственно опасность отличаются друг от друга: первая — это потенциал, нереализованная, но реальная, то есть существующая, угроза. Действительная опасность есть реализованный риск. Последний фактически следует рассматривать как прямую угрозу охраняемым законом ценностям, стоящую «в шаге» от события (факта), который принято называть общественно опасным и реагировать на него соответствующим образом в рамках решения задач криминализации. Или же в шаге от деяния, уже признанного преступлением. Уместно привести мнение А.И. Сам-сина: «Возникновение рискованной ситуации как возможной неопределенности и опасности постепенно, путем накопления конкретных данных обретает силу действительности. Иначе говоря, риск из стадии возможности превращается в реальную угрозу» [6, с. 21]. По аналогии с криминогенным такой процесс мы называем рискогенным.
Здесь очень актуален вопрос: как быстро этот процесс может происходить? Конечно, при определенных обстоятельствах он может оказаться существенно растянутым во времени, подчас и вовсе затухающим, а риски исчезающими. Но гораздо чаще возможные опасности превращаются в реальные угрозы настолько быстро, что заинтересованные органы далеко не всегда успевают своевременно и адекватно прореагировать на такую метаморфозу. Все зависит от того, что представляют собой упомянутые в примечаниях риск-факторы и как складываются риск-ситуации.
Забегая вперед, хотим обратить внимание на содержательное сходство этих двух понятий с хорошо известными в нашей науке понятиями «криминогенный фактор» и «криминогенная ситуация». О существенных различиях будет сказано в последующем изложении.
Факторы риска — это различного рода негативные явления и процессы социальной реальности, обладающие упомянутым выше свойством продуцировать риски. Последние следует дефинировать как объективное состояние потенциальной опасности и перспективной угрозы криминальной безопасности нашего общества. Они представляют собой один из важных объектов воздействия уголовно-политических решений (законов и др.).
Очевидно, что возможную опасность, которую представляет собой и одновременно несут в себе эти риски, следует рассматривать как определенную криминогенную опасность. Отсюда следует, что в рамках уголовной политики должны существовать и совершенствоваться меры уголовно-правового, криминологического и рискологического воздействия на внешние риски с целью управления ими, то есть минимизации масштабов, снижения уровня криминогенной опасности, ликвидации (при возможности) и т. п. Разумеется, ведущая роль здесь должна принадлежать криминологической (профилактической) политике.
Профилактическая политика умна и результативна, когда в сфере ее забот всему есть место — большому и малому, но нет места делению на главное и неглавное, первостепенное и второстепенное. Потому, что в процессах преступности, в криминогенных процессах не бывает неглавного и второстепенного. Если криминогенно, значит важно! Как показывает жизнь, на шкале криминологических приоритетов факторы-детерминанты меняются местами и ролями слишком динамично, чтобы допустимо было плотно закрепить за какими-то из них первостепенный статус, а иных опустить в подвальную часть шкалы. В определенных комбинациях то, что было оценено как малое, способно обернуться далеко не малыми криминальными событиями. Пренебрежение к «малому и неглавному» рано или поздно неизбежно мстит неумелым стратегам большой «головной болью».
Кстати, государство подчас проигрывает преступному сообществу, скорее всего, потому, что полностью все — и большое, и малое — невозможно охватить никакими, даже самыми совершенными средствами и усилиями. Это факт объективный. Впрочем, охватываемое тоже не всегда охватываем. Но это уже факт субъективный.
Нам понадобились эти короткие сентенции потому, что риски (казалось бы: они ведь даже пока не опасность, а «всего лишь» возможная опасность!) на фоне глобальных процессов преступности и ее причин, массы нахлынувших
на мир проблем эпохи постмодерна до сих пор кажутся кому-то не достойной серьезного внимания «мелочью».
Не с подобной ли позицией связан тот факт, что проблема криминогенных рисков совершенно недостаточно изучена, а накопленные к сегодняшнему дню рискологической наукой опыт и знания, касающиеся феномена риска, не были включены в орбиту уголовно-правовых и криминологических рассуждений.
Итак, что представляет собой риск с точки зрения его социальной сущности, риск как объективная реальность? Это некий факт или процесс (источник влияния), мини- или даже микрособытие, тем не менее содержащие в себе потенциал (возможность) негативного развития с перспективой превращения при соответствующих благоприятствующих условиях в полномасштабную криминальную угрозу. Это первое звено детерминационной цепочки, которая завершается совершением преступления. Риски относятся к разряду низкокриминогенных факторов, но это ничуть не означает, что подобными величинами можно пренебрегать, как это имеет место в настоящее время.
Следующий вопрос: какими средствами можно воздействовать на риски с целью их минимизации или даже, если позволяют обстоятельства, ликвидации? В первую очередь возникает мысль о ресурсах уголовного права. Понятно, что риски находятся за пределами прямого уголовно-правового действия, поскольку несут в себе только возможность стать преступлением, а для субъекта — возможность стать преступником. Здесь можно говорить только о косвенном (или лучше сказать — непрямом) влиянии, имея в виду нормы уголовной ответственности с двойной превенцией и явно не мощную силу общепредупредительного влияния норм уголовного права.
В итоге полноправным «хозяином» сферы, в которой рождаются и начинают свой путь криминогенные риски, оказывается криминологическая профилактика. Точнее, профилактическая политика. Остается выяснить, насколько квалифицированно и эффективно она справляется со своей задачей.
Отечественная криминология с момента ее зарождения на рубеже XIX—XX столетий и до периода наивысшего развития в 60-80-е годы прошлого века прошла значительный путь в деле познания системы криминогенной детерминации, что позволяло до определенной степени относительно (тавтология умышленная) успешно решать задачи научного сопровождения предупредительной практики.
Однако в настоящее время наблюдается острая недостаточность прежних методологических подходов и невозможность на их основе обеспечить эффективность системы профилактики, состояние которой во многом определяет негативно-пренебрежительные оценки, тиражируемые по отношению к современной криминологической науке в целом.
В рамках нашей темы выделим для критического рассмотрения одну проблему. Советская и теперь российская превентивная теория, как правило, рассматривала объект профилактического воздействия как целостную гомогенную субстанцию, а не как процесс развития криминогенных ситуаций, проходящий в ходе своей динамики определенные этапы, каждый из которых обладает выраженной спецификой и требует, соответственно, специфического подхода, специфических инструментов воздействия. Корректировка вектора исследований в этом направлении — это самостоятельная крупная научная проблема, которую необходимо поставить в повестку дня криминологической науки.
Нынешняя ситуация складывается следующим образом. Риск сам по себе как отдельная самостоятельная категория не только не является соответствующим объектом научного анализа, он даже вообще отсутствует в тезаурусе криминологии. Важнейший негативный практический итог такого положения — зона рисков остается без необходимого антикризисного воздействия, то есть зоной свободы развития возможных криминогенных опасностей и превращения их в реальные опасности и угрозы.
Могут возразить: поскольку сфера рисков относится к самой первой, изначальной категории криминогенных опасностей, источники этих рисков относятся к зоне ответственности, определяемой распространенным и хорошо известным в литературе понятием «ранняя профилактика преступлений».
Но, во-первых, ранняя профилактика в отечественной криминологии представлена в значительно большей степени как идея, нежели как развернутая теория. В профилактической доктрине такая тема вообще далеко не всегда выделяется в качестве предмета самостоятельного исследования. Ни в одном из известных нам учебников по криминологии такая тема не выделена, а краткий материал о раннем предупреждении излагается, как правило, в связке с обзором мер индивидуальной профилактики преступлений. Но очевидно, что общий объем криминогенного комплекса ранней профилактики достаточно велик и разнообразен. Зона
риска может в нем просто «утонуть». Во-вторых, воздействие на риски — это не просто ранняя профилактика, это та специфическая область, которую некоторые криминологи (Ю.М. Антонян и др.) называют «сверхранняя профилактика». Именно такое понятие более всего соответствует содержанию профилактики рисков.
И наконец, самое важное: риск-факторы и риск-ситуации — это, как уже было сказано, те самые «мелочи», из которых вырастают большие проблемы. Коль скоро принято считать, что самая эффективная профилактика — ранняя профилактика, то самая эффективная ее часть — это сверхранняя профилактика в сфере возникновения риск-факторов и риск-ситуаций. И она должна иметь свое индивидуальное «лицо».
В рамках современных задач повышения эффективности борьбы с преступностью на основе новых подходов возникла и становится все более актуальной необходимость рассматривать совокупность криминогенных (внешних) рисков как относительно самостоятельный объект рискологического воздействия с одновременным выделением рискам автономного места в составе комплекса детерминантов преступности. Внедрение категории риска в этот спектр криминологических рассуждений способно качественно изменить ситуацию.
Едва ли не наиболее значимый смысл введения в криминологический (профилактический) оборот категории «риск» — возможность более четкой, точной и своевременной оценки того или иного фактора в качестве криминогенного.
Распознать тот или иной фактор (явление или процесс), способный к росту показателей криминогенности, — вот главная задача «ранней» и «сверхранней» криминологии. Ее решение — исходный пункт как для профилактики в части установления эффективных способов блокировки роста показателей криминогенности выявленного фактора, так и для последующей уголовно-политической оценки продуцируемого этим фактором деяния и принятия уголовно-политического решения о его криминализации (важно, что решение о криминализации и сама уголовно-правовая норма в конечном счете также включается в спектр средств ранней профилактики через систему правового информирования и воспитания).
Распознание и определение — это всегда результат интеллектуальной деятельности, связанной с поиском, сбором оценкой информации, прогнозированием, верификацией результатов прогноза и т. д. Как и любая мыслительная
деятельность, она не застрахована от ошибок, более того, в силу оценочного и прогностического характера, в силу специфики предмета мыслительного анализа она обладает достаточно высоким риском ошибки.
Подключение к криминологическим и уголовно-политическим рассуждениям категории риска дает в доктринальном аспекте осознание того, что криминогенность — это не просто свойство ситуации, а определенный потенциал, имеющий начало (место и момент рождения) и способный к развитию. Что же касается практиков — субъектов социального управления, то, начиная свою антикриминальную работу с рисков, они получают в руки крайне важные козыри: во-первых, время, которое не окажется потерянным. Между тем потеря времени — это потеря темпа. Потеря темпа — это потеря качества и результативности. Потеря результативности — это утраченный шанс. Шанс минимизировать (а может, даже и подавить) опасность в зародыше, не дать потенциалу развиваться.
Во-вторых, еще одним козырем является возможность диверсификации средств воздействия на опасность с учетом специфики риска. Появляется возмож-ность выбора правильного «оружия» и уточнения «прицела».
Правильное использование названных преимуществ, с одной стороны, позволяет, а с другой — требует надлежащей организации мониторинга социальной и криминологической ситуации.
Сказанное подводит нас к ответу на вопрос: чем же существенным отличается рискологи-ческий подход от того, который стал за множество десятилетий традиционным и привычным для российских криминологов при анализе причинного комплекса преступности?
Исследуя проблемы детерминации преступности, криминология добилась больших успехов в познании содержания самих этих факторов, их системы и механизма связи с преступлением. Между тем до сегодняшнего дня криминологические исследования оперировали по преимуществу содержательными (качественными) категориями, не подключая к анализу количественные характеристики криминогенных факторов. Восполнить это упущение способно, как представляется, применение рискологиче-ского подхода. Криминальная рискология, к отдельным аспектам которой мы смогли лишь прикоснуться в настоящей работе, привносит в традиционный дискурс о криминогенной детерминации принципиально новые направления анализа.
Теория риска позволяет градуировать криминогенный фактор в диапазоне от 0 до 1 не только в зависимости от того, насколько тесна связь этого фактора с преступлением, но и в зависимости от того, насколько явно, активно проявляются его криминогенные свойства в тот или иной момент времени, в той или иной конкретной обстановке, применительно к тому или иному виду преступной деятельности. Последовательное выполнение операции оценки рисков в отношении известных криминогенных факторов дает возможность самым существенным образом расширить наши представления об объектах и содержании криминологического воздействия.
Рискологическая градуированность криминогенного фактора доказывает, что традиционная криминология акцентирует внимание на криминогенных факторах с устойчиво высокими показателями риска (близкими к 1), в то время как факторы с показателями риска продуцирования преступления, близкими к 0, как правило, остаются вне поля серьезного научного исследования и практического реагирования. Если они и охвачены криминологическим анализом, то, как правило, интуитивно и без серьезного теоретического обоснования.
Если признать, что криминогенный фактор имеет потенциал роста от 0 до 1, то надо также признать, что этот рост имеет некоторую протяженность во времени, пространстве, интенсивности внешнего проявления. Это определенная дистанция, по мере прохождения которой тот или иной фактор приобретает и наращивает криминогенные свойства. Разумеется, что существует большая проблема определить само свойство криминогенности того или иного фактора в условиях, когда потенциал его криминогенности близок к 0. Требующая исследования и криминологической оценки материя на данном этапе крайне трудно квалифицируется в качестве криминогенной, она лишь излучает пока еще слабый поток этой криминогенной энергии. Более того, сам термин «криминогенность» в данном случае также может быть весьма и весьма условным, поскольку опасное поведение, к которому может привести тот или иной зарождающийся фактор (а точнее — и от того еще сложнее задача — система этих факторов и их взаимодействие), вовсе не обязательно уже оценено законодателем в качестве преступления. На самых ранних этапах распознавания криминогенных факторов мы имеем дело с потенциальным фактором потенциального преступления. И только на основе всесторонней его оценки и криминологического прогнозирования мы можем оценить такой фак-
тор в качестве криминогенного, присвоив ему некоторый положительный потенциал риска.
В контексте наших рассуждений особое значение приобретают риски как минимум двух ошибок: при принятии решения об определении объекта раннего криминологического предупреждения и при принятии решения о криминализации деяния, риск совершения которого нельзя абсолютно блокировать ранним предупреждением низкокриминогенных факторов.
Объективно существующий социальный и хронологический зазор между этими решениями в определенной степени страхует от последствий ошибки: деяние не будет криминализировано, если продуцирующий его фактор покажет низкий потенциал криминогенности, в то же время принятие решения о ранней профилактике (даже в том случае, если оно и было ошибочным) страхует от того, что какое-либо потенциально опасное деяние выпадет из поля зрения акторов уголовной политики.
Завершая, еще раз подчеркнем: существует наука рискология, существуют современные научные технологии, наработанная техника и практика решения рискогенных проблем (рискованных задач). Эффективность соответствующих подходов доказана. Игнорировать это уже нельзя. Нельзя ни думать, ни считать, что это всего лишь пустые и бесполезные «научные штучки». Умный ход — понять, принять и с благодарностью к создателям пустить в работу то, что сделает более разумным и результативным дело, которому нам положено служить.
Примечания
1. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. М.: Рус. яз., 1982.
2. Крючков РА. Риск в праве: генезис, понятие и управление: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2011.
3. Бек У. Общество риска: На пути к другому модерну / пер. с нем. В. Седельника, Н. Федоровой. М.: Прогресс-Традиция, 2000.
4. Яницкий О.Н. Социология риска. М.: LVS, 2003.
5. Яницкий О.Н. Экологическая политика в «обществе всеобщего риска» // Евразия. Природа и люди. 1997. № 2—3.
6. Самсин А.И. Философия риска // Вопросы философии. 2015. № 10.
Notes
1. Dal V. Explanatory dictionary of the living great Russian language. Vol. 4. Moscow, Rus. yaz. Pabl., 1982. (In Russ.)
2. Kruchkov R.A. Risk law: genesis, concept and 5. Yanitsky O.N. Environmental policy in the «pub-(3 management. Author's abstract... candidate of legal lic risk». Eurasia. Nature and people, 1997, no. 2—3. § sciences. Nizhny Novgorod, 2011. (In Russ.) (In Russ.
3. Beck U. Risk Society: towards another modernity. 6. Samsin A.I. Philosophy of risk. Problems of phi-§ Moscow, Progress-Tradition Pabl., 2000. (In Russ.) losophy, 2015, no. 10. (In Russ. c 4. Yanitsky O.N. Sociology of risk. Moscow, LVS 2 Pabl., 2003. (In Russ.
<D
