CC BY
48
К.В. Павлов, д.э.н.
РЕЗУЛЬТАТЫ РЕФОРМИРОВАНИЯ ЭКОНОМИКИ РОССИИ С УЧЕТОМ
ИСТОРИЧЕСКОГО ОПЫТА
Конец XX и начало XXI веков характерны тем, что во многих странах происходят радикальные реформы, касающиеся не только экономики, но и других сфер общественной жизни -экологической, социальной, правовой и пр. Об этом свидетельствует опыт Китая, бывших союзных республик Советского Союза, других стран социалистического лагеря. Для разработки оптимальной стратегии реформирования общественной жизни существенный интерес, на наш взгляд, может представлять изучение и использование опыта реформирования как России, так и других стран в прошлом. В этой связи небезынтересно провести некоторые параллели между крупными реформами, имевшими место в общественной жизни российского общества в прошлом и радикальной реформой российской экономики наших дней.
Так, как известно, определенные круги (преимущественно из коммунистической среды) считают, что перестройка была искусственно навязана советскому обществу, что ориентация на рыночные отношения не только необъективно обусловлена действующими законами и потребностями развития экономики, но и практическая реализация ее в конечном счете ввергнет страну в катастрофу. Интересно, что и реформы Петра Великого многими современниками воспринимались как вредные, не отвечающие природе русского человека. Да и не только современниками. Так, известный историк и государственный деятель П.Н. Милюков считал, что Петровские реформы были навязаны стране искусственно, а историк В.О. Ключевский - что они негативно сказались на темпах социально-экономического прогресса. Показателен в этом плане и интеллектуальный спор между славянофилами и западниками по поводу возможных перспектив социально-экономического развития, оказавший огромное влияние на развитие всей общественной мысли в России.
Упреки в искусственности, на наш взгляд, в обоих случаях явно преувеличены, и, хотя, безусловно, общественное развитие обладает свойством вариантности, т.е. на каждом крупном переломе истории имеется, как правило, несколько различных вариантов дальнейшего развития общества, а реализация того или иного варианта определяется действием как объективных, так и субъективных факторов, тем не менее и реформы Петра I, и современные преобразования российского общества являются проявлением объективных потребностей соответствующей эпохи, хотя, разумеется, лишь детальные, комплексные исследования позволят всесторонне оценить значение происходящих в России перемен.
В предпетровскую эпоху уровень развития производительных сил был чрезвычайно низким, отсталость страны проявлялась и в экономическом, и в политическом, и в военном отношении. Ни городское ремесло, ни крестьянская домашняя промышленность не могли удовлетворить потребностям развивающегося внутреннего спроса, необходимости роста внешней торговли, а тем более государственным военным нуждам. Вся внешняя торговля находилась в руках иностранцев
[1]. К тому же во второй половине XVII в. страна переживала острейший социальноэкономический кризис, особенно проявившийся в ходе войн с Польшей и Швецией [2].
Похожая по некоторым параметрам ситуация имела место и в предперестроечный период развития советского общества - усиливающееся отставание уровня интенсификации общественного производства в России от мирового уровня; достаточно высокая степень дефицитности экономики, особенно в продовольственном комплексе, в отраслях, связанных с производством товаров народного потребления, в сфере услуг; усиливающиеся структурные диспропорции в производственном комплексе и т.п. Таким образом, и в эпоху Петра Великого, и в эпоху М.С. Горбачева перед страной стоял серьезный комплекс проблем, свидетельствующий о существовании кризисных явлений в обществе (причем, по некоторым качественноколичественным параметрам ситуации и в том и в другом случаях в определенном отношении похожи), комплекс проблем, ждущих своего разрешения. Именно в этом и заключается объективная основа необходимости осуществления радикальных реформ в обоих случаях [34].
Кстати, непосредственным импульсом и к началу системы реформ 1861-1974 гг. был, как известно, проигрыш Россией Крымской войны 1853-1856 гг., которая воочию показала, что и в © К.В. Павлов, 2012
военной, и в экономической области Россия значительно отстала от передовых промышленных держав. Причем интересно, что как и в период, предшествующий горбачевской "перестройке", структурный кризис отживающей феодально-крепостнической системы отнюдь не совпадал с прямым падением производства, более того, общие показатели производства в царствование Николая I даже удвоились, хотя как и в доперестроечную, предгорбачевскую эпоху наблюдалось растущее отставание от наиболее передовых стран [6].
Интересно также и то, что, как правило, реформирование, процесс перехода к новым условиям хозяйственной деятельности не может быть безболезненным. Это мы воочию наблюдаем в настоящее время не только в России, но и практически во всех постсоциалистических странах, где, как известно, растет социальная напряженность, безработица, происходит падение уровня жизни, продолжается спад производства, инфляция и т.п. Достаточно болезненно протекали реформы и в прошлом. Например, одним из первых следствий крестьянской реформы 1861 г. стало резкое падение производства на металлургических предприятиях, поскольку, получив "волю", значительная часть крепостных рабочих сразу же покинула эти предприятия [2]; временный спад наблюдался и в сукноделии, где было много посессионных, крепостных мануфактур - лишь после 1875 г. произошло ускорение промышленного роста [6]. Преобразования Петра I осуществлялись также за счет огромного напряжения материальных и людских сил страны и сопровождались значительным усилением эксплуатации. Иначе говоря, для того, чтобы успешно завершить реформы, необходим значительный всплеск общественной энергии. Таким образом, разрыв традиционных взаимоотношений в экономике, нарушение нормального течения производственных процессов и вызываемая этими обстоятельствами необходимость перехода от старых к новым условиям хозяйствования неизбежно обостряют старые противоречия социально-экономического развития и вызывают новые, что в целом может привести еще к большему нарастанию диспропорций в экономике, падению темпов экономического роста и т.д. [2].
В связи с необходимостью разрешения широкого круга проблем, разрушения старой системы хозяйствования и создания новой неизбежно возникает потребность в создании особого переходного хозяйственного механизма. В переходный период реформируемая общественная система неизбежно будет включать элементы как старой системы хозяйствования (от которой уходят, но еще не ушли окончательно), так и новой (к которой стремятся, но еще не пришли) плюс элементы собственно переходного механизма. Причем и исторический опыт реформ в России, и опыт реформирования других стран убедительно доказывают, что переходный период, как правило, достаточно продолжительный. Так, те же Петровские реформы по характеру протекания никак не назовешь скоротечными: первые нововведения его начались сразу же после возвращения "Великого посольства" из-за границы (1697-1698 гг.), последние крупные реформы -окончательное оформление подушной подати (вместо подворной), принятие первого торгового тарифа - были осуществлены царем в 1724 г., т.е. в последний год жизни [7]. Таким образом, общая продолжительность Петровских реформ составляет более четверти века.
Вывод о длительности переходного периода подтверждается и историей реформ XIX в.: отмена крепостного права начала готовиться в России в 1856 г.; манифестом 19 февраля 1861 г. крепостная зависимость крестьян была упразднена, последняя же значительная реформа данного периода относится к 1874 г. [7]. Как можно видеть, и здесь продолжительность реформаторского периода является весьма значительной - около 20 лет. Если вспомнить советский период истории России, то и здесь переходный от капитализма к социализму период занял около 20 лет - с 1917 г. до приблизительно середины 30-х годов, когда было признано, что социализм в СССР в основном построен.
Аналогично, опыт и других стран (стран Латинской Америки, Японии, Южной Кореи и пр.) по реформированию экономики свидетельствует, как правило, об относительной продолжительности переходного периода. Более того, в реформационный период обычно можно выделить несколько различных стадий, этапов социально-экономических преобразований. Например, в Южной Корее, опыт реформирования экономики которой особенно поучителен, специалисты выделяют три этапа реформ в стране после прихода в мае 1961 г. к власти военных во главе с генералом Пак Чжон Хи в результате военного переворота [17]. Первый этап (1961-1965 гг.) - этап определения сути проблем, стоящих перед страной, и восприятие правящими кругами страны концепции сравнительных преимуществ нации в конкурентной борьбе на мировом рынке в качестве основы для модели быстрой и эффективной индустриализации. Второй этап (1966-1980 гг.) - период окончательного становления и институционализации (организационной и правовой)
избранной модели индустриальной политики, направленной на постоянный поиск и стимулирование "полюсов роста" в экономике, период полного включения страны в систему мирохозяйственных связей на базе быстрого наращивания экспортного потенциала при увеличении импорта под жестким государственным контролем. Основное содержание третьего этапа, начавшегося после 1980 г., составляет: подготовка к переходу страны к
постиндустриальному обществу, в информационную эру на базе развития наукоемкого сектора; либерализация системы внешнеэкономической и финансовой деятельности; продвижение к открытой экономике, близкой по своему уровню к наиболее развитым странам мира; все большая опора на собственные источники НТП [17]. Выделяют несколько этапов и в развитии послевоенной Японии [27] (кстати, процесс реформирования и в Южной Корее, и в Японии начался в условиях отсталости, послевоенной разрухи, нищеты и голода).
Разумеется, все подобного рода периодизации не бесспорны и во многом определяются выбранными критериями и точками зрения на сущность анализируемого явления. Разумеется, зависят они и от предмета анализа (например, периодизация процесса реформирования может существенно отличаться в зависимости от того, подвергается анализу вся экономика или какая-либо ее отрасль - в этой связи определенный интерес представляет содержащаяся в работе [5] классификация основных периодов в развитии промышленного производства России). Тем не менее, несмотря на определенную условность, подобного рода классификации и периодизации достаточно объективно отражают сложный, длительный и многолинейный процесс реформирования.
Таким образом, уроки истории свидетельствуют, что весьма распространенное в нашем обществе мнение, согласно которому реформы, чтобы быть успешными, должны обязательно проводиться ускоренным темпом (например, в виде "шоковой терапии") и, мол, только реформа, проводимая быстро, обречена в нашей стране на успех [7] - является заблуждением. В этой связи добавим, что нашумевшие в свое время программы "500 дней", "400 дней", нацеленные не весьма быстрое реформирование экономики, прежде всего, именно поэтому априори были обречены на неудачу. На наш взгляд, и причины неудачи столыпинской реформы заключаются в том числе в чрезмерно быстрых темпах реформирования. Добавим, что сказанное вовсе не означает, что мы являемся приверженцами медленных темпов реформирования - вовсе нет. Мы - за оптимальные темпы, исключающие как чрезмерно высокую, так и излишне медленную скорость реформирования.
Учитывая вышеизложенное, переходный период формирования рыночных отношений в России продлится достаточно долго, причем будет включать несколько качественно различных этапов. В связи с этим напомним, что обратный вариант, т.е. переход от капитализма к социализму занял около 20 лет - с 1917 г. до середины 30-х годов. Поскольку задачи и цели, которые ставились и решались тогда, не столь сложны по сравнению с задачами формирования развитой рыночной среды (ибо процесс обобществления и централизации производства, несмотря на безусловную сложность проблемы, осуществить все же, на наш взгляд, проще, чем процесс децентрализации и налаживания хозяйственных связей между отдельными звеньями в условиях действия рыночных принципов), то переходный от социализма к капитализму период, несмотря на процесс ускорения общественного развития, продлится не меньше, чем это имело место в противоположном случае. При этом следует учесть и психологический аспект, ибо в то время, когда осуществлялся переход от капитализма к социализму, население еще не растеряло навыков производительного труда и предпринимательской деятельности, тогда как в настоящее время приходится воссоздавать все эти качества, в значительной мере утраченные вследствие уравнительной системы.
Таким образом, и здравый смысл, и уроки истории свидетельствуют в пользу того, что процесс рыночных преобразований российской экономики будет, скорее всего, достаточно продолжительным и многоэтапным. Такого рода мнения придерживаются многие известные ученые. Так, академик Л.И. Абалкин выделяет три крупных этапа в дальнейшем развитии реформы [24]. Основной целью первого этапа является стабилизация финансовой ситуации, приостановка развития кризиса, сохранение потенциала возрождения России. На втором этапе, который, по мнению Абалкина, будет более продолжительным и займет около десяти лет (приблизительно с 1995 по 2005 г.), будут созданы основы рыночной экономики, осуществлена структурная перестройка народного хозяйства, устранены возникшие деформации в структуре воспроизводства и системе экономических отношений. Будет завершено в основном формирование смешанной многоукладной экономики, создана современная инфраструктура
товарного и финансового рынка, рынка труда - все это позволит обеспечить органическое включение российской экономики в мировое хозяйство, добиться конвертируемости рубля. И наконец, основной целью третьего, завершающего этапа реформы будет создание условий для вывода России в число высокоразвитых стран по уровню экономического и социального развития; этот этап продлится приблизительно с 2006 по 2020 г. [24]. В пользу достаточно длительного, многоэтапного процесса реформирования экономики высказывались специалисты и других бывших социалистических стран, осуществляющих в настоящее время рыночные преобразования
[25].
Для того, чтобы быть максимально эффективными, реформы должны отвечать принципу комплексности, системности. Еще великий русский реформатор XIX в. М.М. Сперанский указывал, что комплексность и постепенность преобразований - основные принципы переустройства общества (кстати, опыт реформ 1860-х годов состоит и в том, что они показывают пример системного подхода). Представление о реформе как о системе взаимосвязанных мероприятий является чрезвычайно важным, оно означает, что реформа - это не простая совокупность мероприятий, а целостное воздействие на экономическое развитие. Каждая из составляющих реформационной деятельности государства обретает смысл лишь во взаимосвязи с другими при условии однонаправленности и соразмерности ее с другими направлениями [2]. Иначе те или иные преобразования могут иметь не позитивные, а негативные последствия (как во многом это произошло с реформами Столыпина [32; 33]), еще более усиливая напряженность в обществе. Но следует учитывать, что даже тогда, когда деятельность властных структур отвечает всем вышеперечисленным требованиям, все равно процесс перехода к новым условиям хозяйствования не может быть безболезненным. Тем не менее создание переходного хозяйственного механизма, в наибольшей степени отвечающего сформулированным принципам разработки оптимальной стратегии реформирования, является одним из важных условий успеха социально-экономических преобразований и способно сделать переходный период наименее болезненным и в достаточной мере социально устойчивым [2].
Важнейшим условием эффективности социально-экономических преобразований является государственное регулирование переходных процессов. Как свидетельствует мировая практика, влияние государства на воспроизводственные процессы в периоды стабильного развития экономики, как правило, сокращается, больше внимания уделяется социальному развитию, возрастают социально-распределительные функции; вмешательство же государства в экономику в этом случае ограничивается кредитно-денежным регулированием, возрастает роль косвенного налогообложения [13]. В условиях же кризиса, перехода от одной сравнительно устойчивой социально-экономической системы к другой роль и значение государственного регулирования, наоборот, как правило, существенно возрастают.
Об этом свидетельствуют не только реалии современной ситуации в России и других постсоциалистических странах, где после первоначальной эйфории в отношении рыночных методов вновь вследствие объективной необходимости стало расти значение системы государственного регулирования, но и уроки истории. Так, с самого начала царствования Петра I произошло резкое возвышение роли налоговой системы - только общегосударственных налогов в первое десятилетие XVIII в. насчитывалось более 30, что связано с охватившими все сферы общественной жизни страны реформами: создание регулярной армии, ее вооружение,
формирование отечественного морского флота, строительство новой столицы - все это требовало привлечения огромных финансовых, материальных и людских ресурсов [2], а также усиления центральной власти.
О большом значении системы государственного регулирования как важного условия и фактора успешности и эффективности реформирования общества свидетельствует также исторический опыт других государств. Особенно интересен в этом плане опыт Южной Кореи и Японии. Пример послевоенной Японии, осуществившей скачок за несколько десятилетий и ставшей высокоразвитым рыночным государством, свидетельствует, что противопоставление плана и рынка непродуктивно - вопрос состоит в том, как добиться, чтобы деятельность государства способствовала раскрытию потенциала конкуренции и дополняла рыночный механизм, а не была ему альтернативной [4]. Так, 1947-1948 гг. были отмечены в Японии созданием Банка финансирования восстановления с целью оказания помощи частным финансовым учреждениям в деле перестройки экономики, а с апреля 1951 г. и по 1955 г. ведущую роль в реконструкции хозяйства выполнял Японский банк развития, перенявший ее у Банка финансирования восстановления [3]. Ответственность за определение задач, распределение
приоритетов и практическую сторону промышленной политики в стране возлагались на различные правительственные учреждения. Значительную роль в послевоенном экономическом развитии сыграло Министерство внешней торговли и промышленности (МВТП), созданное в 1949 г. С этого момента разработка промышленной политики, направленной на достижение экономической самостоятельности и стабильности, приняла более четкий и ясный характер [5]. Разумеется, с изменением задач национальной экономики изменялись, и, соответственно, совершенствовались структуры и функции государственных органов, курирующих развитие японской промышленности. Так, характерная особенность периода послевоенного восстановления (19451955 гг.) заключалась в том, что государство выполняло руководящие функции в области стимулирования процесса возвращения производственных систем и уровней выпуска продукции к довоенным стандартам, процесса, который опирался на спрос, порождавшийся восстановительными усилиями [3]. В следующие десять лет (1956-1965 гг.), на этапе модернизации и экономической самостоятельности, восстановительный спрос в Японии сошел на нет, а правительство и частный сектор наладили тесное сотрудничество на поприще создания экономики, ориентированной на экспорт. В 1960 г. Министерство внешней торговли и промышленности разработало политику, направленную на внешнеторговую и валютную
либерализацию, что вынудило японские фирмы конкурировать с их зарубежными контрагентами. Чтобы достойно ответить на брошенный вызов, японские фирмы модернизировали свои предприятия и внедрили новые технологии, ввиду чего резко повысилась производительность труда. На следующих этапах реформирования японской экономики правительство приступило к концентрации усилий на совершенствовании социальной инфраструктуры, темпы развития которой отставали от темпов экономического роста, и, кроме того, в попытке урезать государственные расходы, развернуло административно-финансовую реформу [3].
Еще более очевидна роль государства в осуществлении реформ в Южной Корее. "Южнокорейский феномен", "южнокорейский парадокс" - такие эпитеты, как правило,
употребляют, когда говорят о том экономическом чуде, какое собой являет развитие послевоенной южнокорейской экономики. Темпы подъема ее экономики можно поистине отнести к разряду феноменальных: за 1950-1990 гг. ВВП страны возрос не менее чем в 120 раз [14]. Среднегодовые темпы роста ВНП этой страны за последние 25 лет составляли 8,5% в среднем за год, темпы роста производства в обрабатывающей промышленности с 1961 г. равнялись в среднем около 20 % в год. На страну с населением около 50 млн чел. к середине 80-х годов приходилось 57% мирового экспорта стальной проволоки, 52,4% телевизоров черно-белого изображения, 41,8% периферийного оборудования по переработке информации, 40,9% мужских рубашек из
синтетической ткани, 39,4 % мужских пиджаков и курток, 36,9% грузовых судов, 32,2%
металлических контейнеров; и еще более чем в 40 отраслях промышленности доля Южной Кореи в мировом экспорте превышала 10% [17]. Если учесть скудость природных ресурсов страны, тот факт, что еще в конце 50-х годов Южная Корея была страной беспросветной нищеты, целиком зависящей от иностранной помощи, с галопирующей инфляцией, да вдобавок еще с окончательно разрушенной войной экономикой - ее сегодняшние достижения будут выглядеть еще более разительно.
Все это стало возможным исключительно благодаря тем преобразованиям, которые начались в стране в 60-е годы нашего столетия и осуществлялись под жестким контролем государственных органов. Подчеркнем, что именно в б0-е годы после военного переворота, а не в 50-е, как это нередко представляют, ибо Южная Корея отнюдь не всегда имела индустриальную политику и следовала японской модели [17]. На протяжении 50-х годов экономическая политика корейского правительства опиралась на, так сказать, естественные законы рынка. Все экономические меры были направлены именно на поощрение рыночных сил. Главную ставку тогдашнее правительство Южной Кореи делало не привлечение иностранной помощи (американская экономическая помощь была чуть ли не главным средством существования для страны), всемерное поощрение притока иностранного капитала в страну с тем, чтобы преодолеть нехватку природных ресурсов, послевоенную разруху и общую экономическую отсталость [17]. В те годы правительство Южной Кореи мало заботилось о стимулировании экспорта и о быстрых структурных сдвигах в промышленности страны. В сущности, правительство тогда было куда больше озабочено поиском путей стабилизации экономической ситуации в стране, обузданием инфляции, нежели вопросами ускорения экономического роста. Радикальные экономические преобразования в стране начались лишь после 1961 г., когда на смену либерально-
демократическому правительству президента Ри и сменившего его ненадолго народно-
демократического правительства с их медлительностью и чрезмерной осторожностью в части социально-экономических преобразований пришла военная диктатура генерала Пак Чжон Хи. В своей экономической политике вместо ставки на стабилизацию внутреннего рынка военная диктатура основной упор сделала на ускоренную индустриализацию страны, всемерное наращивание ее экспертного потенциала с замещением импортных товаров производственного назначения отечественной продукцией [17].
Таким образом, та политика, которую проводило южнокорейское правительство на протяжении 50-х годов - политика опоры почти исключительно на действие естественных рыночных законов - не позволила повысить существенно эффективность южнокорейской экономики. Лишь радикальная смена курса через усиление государственного регулирования с использованием плановых методов управления создала условия и предпосылки для чрезвычайно быстрого роста экономики. Особую роль сыграла при этом система централизованного планирования.
Сегодня в Южной Корее осуществляется шестой пятилетний план, а первый пятилетний план был сверстан вскоре после военного переворота и посвящен определению перспектив развития южнокорейской экономики на период с 1962 по 1966 г. Планы на пятилетие разрабатываются главным образом Советом по экономическому планированию. Они состоят из разделов, охватывающих весь спектр проблем социально-экономического развития страны: планирование роста общих экономических показателей, планирование развития инфраструктуры, социальное планирование, осуществление текущих экономических исследований, планирование внешнеэкономических связей, финансовое планирование. Формирование каждого пятилетнего плана занимает приблизительно 2 года [17]. Разумеется, та система централизованного планирования, которая действует в Южной Корее, не есть точная копия советской директивноприказной системы планирования, ибо в первом случае гораздо больше элементов индикативного планирования, но в обеих системах немало и похожих компонентов. Таким образом, одним из парадоксов экономического развития страны, начиная с 60-х годов, было использование правительством тех форм и методов государственного вмешательства в экономику, которые применяли развивающиеся страны социалистической ориентации [17].
Иначе говоря, и опыт Японии, и тем более опыт Южной Кореи убедительно свидетельствует, сколь скороспелыми были выводы политиков и экономистов бывших социалистических стран о необходимости упразднения системы жесткого государственного регламентирования хозяйственной жизни и ее важнейшей составной части - централизованного планирования. Разумеется, сказанное вовсе не означает, что все в бывших социалистических странах следовало оставить по-прежнему - вовсе нет, но абсолютно отрицать весь прежний опыт, в котором было немало позитивного - просто глупо. Необходимо было отбросить жесткую, тотальную систему, в которой пытались предусмотреть все и вся, систему, не учитывающую динамизм объективной экономической реальности и создать взамен гибкую лабильную управляющую систему индикативного типа, систему, изменяющуюся в соответствии с переменами в самой реальности. Ведь и в той же Южной Кореи, и в Японии (в Японии также достаточно заметную роль в управлении общественным производством играет система централизованного планирования) первые планы более жестко контролировались, имели четкую юридическую основу, тогда как в последующем они становились все более и более индикативными (кстати, интересно, что видимо этим во многом объясняется то обстоятельство, что в этих странах первые пятилетние планы были куда более успешными, чем последующие [17]). Как видим, здесь система планово-государственного управления и регулирования не оставалась неизменной, а менялась в соответствии с переменами в экономике, но полностью от нее в этих странах не отказывались. Точно также присутствуют элементы плановости (в большей или меньшей степени) в хозяйственном механизме многих других развитых и развивающихся стран. Более того, многие разделяют точку зрения о существовании долгосрочной игровой тенденции усиления роли и значения системы государственного регулирования, что подтверждается не только динамикой увеличения удельного веса этой системы в экономике развитых стран в последние десятилетия, но и тем соображением, что рост экологических проблем, усложнение и удорожание добычи полезных ископаемых и прочие подобного рода факторы неизбежно приведут к увеличению роли этой системы. Не зря же как в развитых, так и в развивающихся странах созданы плановые службы (в Турции, например, еще в 1960 г. была образована государственная плановая организация с целью разработки краткосрочных и долгосрочных правительственных планов [31]).
И если уже в странах с многовековыми рыночными традициями роль государственного регулирования возрастает, то что говорить о России с ее традиционными представлениями о необходимости сильной государственной власти. И дело здесь не только в советском периоде российской истории - подобного рода представления корнями уходят в далекую старину. Как отмечают специалисты, централизация политической власти, объединение русских земель вокруг Москвы шло в России рука об руку не с раскрепощением общества, как это имело место в Европе, но, напротив, со все большим подчинением социально-экономических отношений (прежде всего земельных) государственной власти. Начало этим процессам было положено еще в XV в. политикой Ивана III [2]. Таким образом, в то время как в Западной Европе с победой буржуазных резолюций экономика все больше и больше освобождалась от государственного патронажа, оформлялась как самостоятельная, относительно независимая от политической власти сфера деятельности общества, в России происходит обратный процесс все большего огосударствления экономического развития [2]. Такой тип развития российской цивилизации, называемой иногда "домашняя", связывают с необходимостью из-за внешней опасности еще со времен Московского государства сосредоточивать все силы народа в руках государя. Таким образом, выделяют разные типы развития цивилизации: если российская цивилизация развивалась по типу как "домашняя", то современная западная цивилизация развивалась (по крайней мере со времен Реформации) как "рыночная" по своему типу [26]. Современные западные ученые, занимающиеся экономической историей России, также признают, что важнейшей особенностью России была чрезвычайно большая экономическая роль государства
[11]. Объясняется более значимая роль государства в организации хозяйственного управления в России многими факторами: экстремальными условиями воспроизводственного процесса на значительной части территории страны (большая ее часть относится к зоне Севера), огромностью ее территории и границ, а значит необходимостью содержания значительного административноуправленческого аппарата, большой армии и пр.
В связи с этим вряд ли целесообразно недооценивать при осуществлении российских реформ роли и значения государственного регулирования переходных процессов. Разумеется, роль государственного управления будет неоднозначной в различных секторах и сферах экономики, в различных отраслях и регионах. Так, а отраслях, связанных с ВПК, в регионах с экстремальными условиями хозяйствования (например, зона Севера России) роль государственного регулирования гораздо значимее, чем в среднем. Об этом свидетельствует и зарубежный опыт. Так, тот факт, что в Канаде значение и удельный вес государственного регулирования значимее, чем в соседних США, во многом обусловливается тем обстоятельством, что так же, как и в России, большая часть территории Канады относится к экстремальным северным регионам.
Большое значение в условиях реформирования имеет государственное регулирование структурной перестройки экономики и повышение эффективности и уровня интенсификации общественного производства. В этой связи весьма интересен и поучителен японский и южнокорейский опыт. Так, образованное в конце 40-х годов Министерство внешней торговли и промышленности и определяет приоритетные отрасли японской промышленности и способствует росту объемов их производства. Используя льготное финансирование и специальное инвестирование, это министерство осуществляло стимулирование сталелитейной и электронной промышленности, а также оказывало поддержку неконкурентным (депрессивным) отраслям, таким, как алюминиевая и целлюлозно-бумажная [5]. При определении отраслевых приоритетов прежде всего учитывалась ресурсная обеспеченность и масштабы рынка. Япония взяла курс на развитие тех обрабатывающих отраслей, которые создавали большое количество новых рабочих мест, повышали экспортный потенциал и относительно понижали импортную зависимость от сырьевых и топливно-энергетических ресурсов [4]. В Южной Корее уже первый пятилетний план (1962-1966 гг.) развития экономики базировался именно на селективном подходе к индустриализации в сочетании с одновременным созданием и развитием мощной социальной инфраструктуры, включая транспорт, связь, финансы, образование, сферу услуг, управление [17]. Правительство уделяло особое внимание быстрому развитию таких отраслей, как энергетика, цементная и угольная промышленность, производство минеральных удобрений. Развитие отраслей легкой промышленности (текстильной, швейной) происходило в основном за счет инициативы частного сектора, исходя из потребностей внутреннего рынка и возможностей работы на экспорт. В этот период развитие промышленности шло по линии отраслей, которым в будущем предстояло заменить импорт. В Южной Корее выделяют шесть критериев, которым должна соответствовать
приоритетная отрасль: 1) экспортный потенциал; 2) перспективы спроса на продукцию данной отрасли на внутреннем рынке; 3) развитие нации в целом; 4) минимизация зависимости от импорта сырья и энергии, снижение ресурсоемкости промышленного производства в целом; 5) минимизация несоответствий и дисбалансов в торговле; 6) благоприятный побочный эффект [17]. Начиная с 70-х годов до середины 80-х специальными законами выделялись семь отраслей первоочередного внимания - машиностроение, электроника, текстильная промышленность, черная металлургия, цветная металлургия, нефтехимия и кораблестроение, развитию которых уделялось первоочередное внимание. Этим отраслям оказывалось явное предпочтение в снабжении ресурсами, они пользовались преимущественными налоговыми и всевозможными другими льготами [14].
Разумеется, выбор приоритетных отраслей не есть раз и навсегда постоянная величина -структурные приоритеты изменяются в соответствии с динамикой общества. Так, в 1971 г. Министерство внешней торговли и промышленности Японии приняло новую промышленную политику в связи с тем, что быстрый экономический рост Японии в конце 50-х - начале 60-х годов с опорой на тяжелую и химическую отрасли промышленности привел к ряду социальных проблем, связанных, в частности, с резким загрязнением окружающей среды и излишней концентрацией населения в крупных городах. В начале 70-х годов министерство выделило отрасли, усугубляющие загрязнение окружающей среды, и сделало все, чтобы заменить их новыми наукоемкими и бездымными [5]. Таким образом, и опыт Японии, и опыт Южной Кореи, и опыт ряда других государств свидетельствуют о целесообразности выделения приоритетных отраслей и их государственной поддержке (вплоть до административной). Эти отрасли играют роль своего рода "полюсов роста", так как благодаря действию мультипликативного эффекта их сравнительно быстрый рост способствовал развитию других отраслей и сфер экономики. Использование подобного опыта осуществления структурных преобразований, когда упор делается на развитие нескольких приоритетных отраслей, играющих роль "полисов роста", целесообразно использовать и в российских условиях.
Большое значение в условиях реформирования имеет также государственное регулирование процесса интенсификации общественного производства и повышения эффективности НТП, одним из важнейших факторов которого является рациональная структурная перестройка экономики. Так, еще с 1951 г. японское правительство начало активно проводить политику рационализации промышленности, в соответствии с которой эффективными признавались следующие методы рационализации компаний в конкретных отраслях: технологическое совершенствование;
модернизация оборудования; повышение качества дорог и портов; повышение эффективности использования материалов и энергии и пр. [10]. Государству предоставлялось право руководить и давать рекомендации компаниям по перечисленным выше направлениям, а также гарантировать сокращение налогов. Был очерчен круг предприятий, пользующихся преимуществами в получении кредитов, финансовых средств для инвестиций в специальное оборудование, для импорта передовой технологии, а также налоговыми льготами (всего 50 предприятий угольной, сталелитейной промышленности, электроэнергетики, кораблестроения). Однако эти компании, чтобы иметь возможность пользоваться привилегиями, должны были приносить прибыль и подчиняться строгому контролю и руководству со стороны правительства [10]. Большое значение для повышения эффективности и уровня интенсификации имеет процесс накопления. Интересно, что в Японии очень высока норма накопления. Так, еще в 70-х годах эта норма оказалась больше, чем в США в 2,4 раза, в Англии - в 2, во Франции и ФРГ - в 1,5 раза [27], чем во многом, на наш взгляд, объясняются высокие темпы роста японской экономики. И в этом большое значение имеют прямые и особенно косвенные методы государственного регулирования и стимулирования процесса интенсификации.
Можно выделить и другие направления регулирования интенсификации и повышения эффективности НТП. Например, опыт Южной Кореи свидетельствует, что без единой государственной, хорошо ототлаженной системы научно-технической информации сегодня трудно рассчитывать на серьезные успехи в области НТП. Точно также сфера НИОКР без поддержки со стороны государства не сможет эффективно функционировать. В Южной Корее еще в 1967 г. было создано Министерство науки и техники, в функции которого входит, собственно, выработка единой научно-технической политики в стране, принятие решений стратегического характера, планирование и координация на высшем уровне всех мероприятий в области НТП, которым оказывается государственная поддержка [17]. На это министерство также возложена ответственность за разработку планов НИОКР в национальном масштабе и за их интеграцию с
пятилетними планами экономического развития страны. Для России, где достаточно много предприятий-монополистов, определенный интерес может представлять и южно-корейский опыт регулирования процесса демонополизации. Дело в том, что там тоже достаточно высок удельный вес крупных предприятий, захвативших значительные сегменты рынка, но там не пошли по пути безоглядной и всеобщей демонополизации, а постарались извлечь из существования значительного числа предприятий-монополистов максимум выгоды, в частности, как правило, именно на них опиралось правительство в своей экспортной политике. Большое значение государственная поддержка имела и при создании производственной инфраструктуры в Южной Корее.
Таким образом, опыт реформирования разных стран свидетельствует о значимости государственного регулирования в условиях переходного периода. Разумеется, его роль различна в различных секторах и сегментах экономики; на разных этапах общественного развития. Более того, говоря о государственном регулировании, следует иметь в виду, что это не что-то монолитное и однообразное - существует множество его разновидностей и форм: от тотального директивно-приказного планирования до косвенного регулирования (кстати, не следует отождествлять плановую систему и государственное регулирование - первое лишь часть второго, подтверждением являются кейнсианские методы, не основанные на плане).
Вывод из уроков истории о значимости государственного регулирования и управления переходными процессами очень важен, на наш взгляд, для российской экономики в настоящее время, ибо приверженность многих ее руководителей к чисто монетаристским методам не оправдана ни с точки зрения специфики ее исторического прошлого, ни с точки зрения учета тенденций мировой экономики, ни с точки зрения опыта стран, продемонстрировавших миру "экономические чудеса" и достигших выдающихся результатов в своем развитии. Целесообразно опираться на опыт именно этих стран с тем, чтобы максимально использовать преимущества страны с более поздним индустриальным развитием, взять на вооружение опыт, накопленный предшественниками, а опыт стран, продемонстрировавших миру "экономические чудеса", убедительно говорит о том, что все они моделировались и осуществлялись под талантливым руководством "режиссера" - государства, которое пролагало путь предпочитаемым экономическим процессам, энергично в них вмешивалось, направляло их течение по избранному руслу [14].
В этой связи необходимо добавить, что ставка на чисто рыночные методы для России не оправдана, о чем убедительно свидетельствует усиление кризиса российской экономики после гайдаровской либерализации. Интересно, что и чудовищный экономический кризис, потрясший многие развитые страны в начале 30-х годов, удалось "миновать" в основном благодаря применению кейнсианских методов государственного регулирования. А спад производства тогда был сопоставим с российским аналогом наших дней. Так, в США промышленное производство в эпоху Великой депрессии упало почти вдвое, треть фермеров разорились. Из-за неплатежеспособности закрылось 5000 банков, без работы оказались почти 14 миллионов рабочих и служащих [16]. Страна стояла на пороге революции - компартия пользовалась в это время огромной популярностью. Избежать коммунистического кошмара помог Соединенным Штатам "Новый курс", проводимый их тогдашним президентом Рузвельтом. Законодательно в стране было объявлено чрезвычайное экономическое положение. Государство укрепляло банковскую систему займами и одновременно боролось со спекуляциями, отделив инвестиционные банки от коммерческих - если банк инвестиционный, его дело - финансировать капиталовложения, поэтому спекулятивно прокручивать "короткие деньги" он не вправе (что целесообразно сделать и у нас). Запрещался вывоз золота из страны, а несколько позднее прекращен и размен на него бумажных денег. И хотя это открыло двери инфляции и вырос дефицит госбюджета, спрос на товары расширялся и производство получало стимул к подъему [16]. О значении государственного регулирования для преодоления кризиса свидетельствует и опыт многих других государств (кстати, даже в тех странах, например в Чили, времен пиночетовского диктата, где якобы выход из кризиса и рост материального благополучия достигнуты исключительно на основе применения монетаристских методов, при более детальном анализе вырисовывается значительная роль государственного вмешательства в ход перестроечных процессов [28]).
Разумеется, речь вовсе не идет о том, что надо в России и других постсоциалистических странах осуществить возврат назад и восстановить во всех своих масштабах директивноприказную систему планирования и управления экономикой - мы имеем в виду поиск оптимального соотношения между рыночными и государственными методами экономического
регулирования. Иначе говоря, не стоит возвращаться к тотально-плановой системе, но в такой же степени не целесообразно по существу внедрять рыночную модель свободной конкуренции, возвращаясь тем самым к этапу, который развитые рыночные государства прошли еще в прошлом веке. Ведь и проводимые выше примеры реформирования экономики и в Южной Корее, и в Японии, и в США в эпоху Великой депрессии свидетельствуют вовсе не о том, что там повышение эффективности общественного воспроизводства происходит лишь благодаря государственному регулированию - успешное реформирование возможно лишь на основе оптимального соотношения рыночных и государственных регуляторов (к примеру, в той же Южной Корее государственное планирование в течение многих пятилеток было рыночно-поддерживающим, а не рыночно-депрессивным орудием, причем государственные регуляторы не просто дополняют рынок, а встроены в него [14, 21]). Таким образом, исторический опыт подтверждает истинность положений сформулированной нами концепции об оптимальном соотношении рыночных и государственных методов регулирования воспроизводственных процессов [29, 30]. Кстати, из нее же следует, что не было и быть не может ситуации, в которой “работают” либо только монетаристские методы, либо только кейнсианские.
Обобщенный опыт реформирования в различных странах подтверждает также вывод о волнообразном характере переходных процессов, в частности, положение о волнообразном характере соотношения между рыночными и государственными регуляторами. В рамках закона о волнообразности находит объяснение кажущееся противоречие о необходимости усиления системы государственного регулирования при осуществлении рыночных преобразований. Покажем, что закон о волнообразности переходных процессов действовал во всех вышерассмотренных примерах реформирования экономики.
Так, рассматривая развитие южнокорейской экономики, мы выше отмечали, что Южная Корея отнюдь не всегда имела индустриальную политику и следовала японской модели - на протяжении 50-х годов экономическая политика корейского правительства опиралась на, так сказать, естественные законы рынка [17]. Лишь после военного переворота в 1961 г. экономическая политика южнокорейского правительства кардинально изменилась в сторону существенного усиления государственно-планового регулирования. Однако со второй половины 80-х годов появились признаки того, что Южная Корея вступила в особый переходный период, суть которого состоит в либерализации экономики, более полном раскрытии неконтролируемых, стихийных начал [14]. Как видим, налицо проявление волнообразного характера соотношения систем рыночных и государственных регуляторов. Причем необходимо добавить, что переход от одного этапа к другому не сводится только к действию субъективно-волевых факторов (хотя и они имеют существенное значение), а есть проявление объективной закономерности. Так, изменение экономического курса в 60-х годах было обусловлено тем, что прежний курс на действие чисто рыночных сил не привел к существенному росту темпов развития южнокорейской экономики. В свою очередь, либерализация 80-х годов связана с тем, что чрезмерно сильное вмешательство государства в ход и течение воспроизводственных процессов после того, как Южная Корея стала высокоиндустриальной страной, стало существенно сдерживать развитие производительных сил.
Таким образом, смена экономической политики, смена курса не есть произвольный шаг, а представляет собой выражение действия объективных сил и тенденций предыдущего периода. Иначе говоря, необходимость смены экономического курса проявляется не вдруг, не возникает из ничего, спонтанно, а есть проявление философского закона перехода количества в качество, когда изменения, возникающие в экономике на предыдущем этапе, в конечном счете приводят к скачкообразному изменению экономического курса в целом. Поэтому, хотя кардинальное изменение курса наиболее наглядно свидетельствует о действии закона волнообразности, однако более детальный анализ переходных процессов позволяет выявить действие этого закона и на отдельном, относительно однородном этапе экономического развития. Так, например, тот факт, что в Японии, и в Южной Корее первые планы более жестко контролировались, имели четкую юридическую основу, тогда как в последующем они становились все более и более индикативными и имели скорее бюрократическую, чем юридическую, основу [17] есть не что иное, как проявление закона о волнообразном характере переходных процессов в рамках одного этапа.
Опыт послевоенного восстановления японской экономики также свидетельствует о действии закона о волнообразном характере переходных процессов. Так, на временном отрезке с августа 1945 г., когда завершилась война, до конца 1946 г. наблюдался экономический хаос. Следующие годы характеризуются постепенным усилением вмешательства государства в хозяйственную
жизнь общества. Однако уже 70-е годы характеризуются усилением либеральных тенденций в экономике - в это время внешняя торговля оказалась почти полностью освобожденной от установленных государством рестрикций, были приватизированы ряд государственных предприятий, таких, как “Японская телеграфная и телефонная корпорация”, “Корпорация государственных железных дорог Японии” и др. и осуществлены меры по дальнейшему дерегулированию [3]. Таким образом, и в Японии финансово-экономическая система находилась под сильным влиянием государства, став рыночной только к 80-м годам [10].
Об общем характере положения о волнообразности соотношения между рыночными и государственными регуляторами свидетельствует и опыт реформирования других стран. Так, мы уже приводили пример Великой депрессии в США, когда действия чисто рыночных сил породили невиданной силы кризис, выход из которого был найден лишь на основе усиления системы государственного регулирования, причем хорошо, что удалось это сделать на основе применения кейнсианских методов, иначе вполне реальной была и другая, более мрачная перспектива дальнейшего развития США - переход к системе социалистически-коммунистического типа с тотальной планомерностью и обобществлением (если бы это случилось, действие закона волнообразности все равно бы подтвердилось). Реформирование в послевоенной Германии также осуществлялось в соответствии с законом волнообразности [18]. Переходные процессы в развивающихся странах также свидетельствуют о действии этого закона [28]. Причем, скорее всего, что этот закон применим не только для переходных процессов и состояний, но он действует всегда, в том числе и в достаточно устойчивой социально-экономической системе, разница лишь в том, что в переходной социально-экономической среде свойство волнообразности проявляется нагляднее и рельефнее, ибо амплитуда и частота волн там выше, чем в достаточно устойчивой среде. Данное положение тем более справедливо, что само деление на переходные и устойчивые процессы и состояния в достаточной мере условно, ибо процесс трансформации имеет место и в достаточно устойчивой социально-экономической системе.
Изменения, происходившие в советской экономике, также свидетельствуют о справедливости сформулированного нами положения о волнообразном характере соотношения рыночных и государственных регуляторов. Так, например, переход от “военного коммунизма” к новой экономической политике в начале 20-х годов есть не что иное, как яркое свидетельство действия закона волнообразности. Как известно, основными чертами хозяйственной системы эпохи “военного коммунизма” были: безвозмездное изъятие хлеба и других продуктов у крестьянства, жесткая централизация планирования, управления и материально-технического снабжения, отсутствие связи между эффективностью хозяйствования на предприятиях и возможностями их развития, ликвидация товарно-денежных отношений и переход к натуральным хозяйственным связям, принудительное привлечение к труду и уравнительно-классовое распределение предметов потребления [2]. Такая форма организации хозяйственных отношений во многом была обусловлена потребностями военного времени, но важнейшей причиной этого было и широкое распространение “военно-коммунистической” идеологии среди большинства руководителей партии и государства [20]. Однако с окончанием гражданской войны все яснее стала осознаваться невозможность дальнейшего функционирования экономики на административно-командных началах. Прежде всего это обнаружилось в отношениях с крестьянством, которое стало открыто выражать свое недовольство практикой продразверстки, насильственного обобществления хозяйства, внеэкономического принуждения к труду [2]. Дальнейшее проведение такой политики грозило социальным взрывом. “Военный коммунизм” был обречен.
В связи с этим потребовался переход от дисциплинарного режима “главкизма” в сторону усиления форм и методов рыночного хозяйствования [12]. Поэтому эпохе “военного коммунизма” неизбежно приходит на смену период нэпа (1921-1928 гг.). Именно в это время осуществлялся переход от централизованной экономики военного коммунизма к смешанной рыночной экономике, формировался в его первоначальном виде рыночный механизм, в составе которого важное место занимали заготовки продукции крестьянского хозяйства [15]. Продразверстка была заменена продналогом. В результате системы рыночных преобразований уже в 1923-1924 гг. частные предприятия давали почти 90 % продукции всей мелкой промышленности, а в целом на долю частного сектора приходилось около 40 % всего промышленного производства в стране [2]. Однако период нэпа тоже был недолговечным и уже на рубеже 20-30-х годов в результате осуществленных преобразований сформировался строго централизованный и иерархически
выстроенный механизм уже не регулирования, а непосредственного государственного командования экономикой.
В настоящее время специалисты различного профиля - историки, экономисты, философы -спорят о том, какого рода факторы - субъективные или объективные преобладали в процессе отхода от принципов нэпа и формирования административно-командной системы управления советской экономикой, т.е., иначе говоря, споры ведутся вокруг вопроса о том, насколько оправдана была такая метаморфоза в системе управления и регулирования. Учитывая, что историческому процессу присуще свойство многовариантности развития, мы не исключаем возможности существования альтернативных вариантов развития советской экономики в конце 20-х годов, однако тем не менее соглашаемся с точкой зрения о том, что вероятность перехода к административно-командному механизму тогда все же была больше, чем у альтернативных вариантов как с точки зрения содержания самого механизма хозяйствования, так и с учетом социально-психологической атмосферы в партии и рабочем классе [2]. Не вдаваясь в детальное рассмотрение данного вопроса (ибо это не входит в нашу задачу), все же заметим в этой связи, что непосредственным толчком к переходу на путь становления административно-командного механизма стал выбор конкретной социально-экономической стратегии - курс на форсированное развитие тяжелой индустрии как средства обеспечения военной и экономической безопасности страны. Необходимо признать, что, несмотря на высокие в целом темпы экономического роста в 20-е годы (прежде всего, в отраслях легкой промышленности и сельского хозяйства), хозяйственная система нэпа с характерными для нее эквивалентными принципами обмена была не способна обеспечить в короткие сроки ликвидацию того экономического и технологического разрыва, который отделял СССР от стран Запада. Для решения этой проблемы она нуждалась в эволюции в сторону большей роли государства в экономике. Таким образом, курс на ликвидацию этого разрыва, выбор индустриализации как стратегия экономического развития и стал тем фактором, который окончательно предопределил переход от нэповского механизма регулирования экономики к административно-командному механизму прямого управления ею [2]. Как видим, и здесь вследствие действия комплекса объективных и субъективных факторов “сработал” принцип волнообразности переходных процессов. Рассмотренный пример интересен также и тем, что в нем рельефно видна необходимость усиления системы государственного перераспределения (вплоть до административного) имеющихся ресурсов как основы ускоренной индустриализации -учитывая, что перед российской экономикой в настоящее время стоит подобная задача технического перевооружения, интенсификации и структурной перестройки, опыт решения такого рода проблем весьма актуален и поучителен, по крайней мере из него ясно, что чисто монетаристкими методами в достаточно короткие сроки этих вопросов не решить.
Таким образом, в условиях переходного от капитализма к социализму периода можно выделить несколько волн усиления / ослабления рыночных регуляторов и соответствующего ослабления / усиления системы государственных регуляторов. Имели место подобного рода волны и в дальнейшем, о чем свидетельствуют периодически проводимые реформы по повышению роли товарно-денежных отношений в развитии советской экономики. В этой связи добавим, что марксистско-ленинская концепция о социалистической экономике как единой фабрике [23] была априори обречена на неуспех, ибо в ней по существу отрицалась значимая роль товарно-денежных отношений, в том числе и при социализме.
Досоветский период российской истории также свидетельствует о действии закона волнообразности. Так, те же реформы П.А. Столыпина нацелены на усиление рыночных методов хозяйствования, особенно это ярко видно в области сельского хозяйства, где столыпинские реформы способствовали разрушению крестьянской общины и формированию слоя фермеров [32, 33].
Действие закона волнообразности свидетельствует также и о том, что как рыночные механизмы, так и государственные регуляторы не могут всегда и везде эффективно функционировать - обе системы регулирования не безграничны в своих возможностях. Так, например, стратегия развития, сложившаяся в странах Латинской Америки после второй мировой войны, основывалась на мощном государственном секторе, активном вмешательстве государства в экономику и мощном протекционизме, ограждающем национальное хозяйство от конкуренции. В 50-60-е годы она позволила повысить индустриальный потенциал континента, в наиболее крупных и развитых странах - Аргентине, Бразилии, Мексике - создать сложную и диверсифицированную структуру промышленности. Но уже к началу 70-х годов возможности старой системы стали исчерпываться. Попытки корректировать ее, ускоряя экспорт промышленных изделий, не
переломили тенденцию к снижению темпов экономического развития [9]. В 80-е годы страны Латинской Америки пережили длительный и глубокий экономический кризис - по показателю валового внутреннего продукта на душу населения большинство стран континента очутилось на уровне 70-х, а иные - и 60-х годов. Именно кризисная ситуация 80-х годов побудила латиноамериканские государства - от военных диктатур Чили и Сальвадора до Гайваны и Ямайки, ранее провозглашавших курс на социалистическую ориентацию, - приступить к проведению кардинальных экономических реформ рыночного типа [9]. Иначе говоря, резервы сильной системы государственного регулирования как основы эффективного воспроизводства в 80-е годы в Латинской Америке были в значительной мере исчерпаны, в связи с чем там пришлось более широко внедрять рыночные принципы хозяйствования, но и они, в свою очередь, не безграничны и поэтому рано или поздно наступит (а во многих латиноамериканских странах уже наступил) момент усиления системы государственных регуляторов.
Таким образом, нет и не может быть каких-то унифицированных рецептов и средств - то, что применимо в одном случае, не годится в другом. Это в полной мере относится и к кейнсианским, и к монетаристским методам экономического регулирования, тем более, что последние хотя и позволяют справиться с инфляцией, но далеко не всегда способствуют оживлению производства, о чем свидетельствует опыт Боливии, Аргентины и ряда других стран. В России сейчас наиболее приемлем определенный симбиоз из кейнсианских и монетаристских методов, к которому обязательно следует добавить положения теории Ф. Листа о протекционистской политике.
Как можно видеть, исторический анализ процессов реформирования в различных странах весьма поучителен и может представлять практический интерес с позиций сегодняшнего дня, когда крайне актуальны поиски выбора оптимальной стратегии реформирования экономики в постсоциалистических странах.
Литература
1. Лященко П.И. История народного хозяйства СССР. Т.1 / П.И. Лященко. - М., 1947. - 397
с.
2. Максимов С.Н. Перестройка и проблемы хозяйственных реформ / С.Н. Максимов. - СПб.: Изд-во С.-Пб. университета, 1992. - 184 с.
3. Послевоенное восстановление японской экономики и взращивание частных предприятий
// Деловая жизнь. - 1994. -
№ 2.-С. 27-33.
4. Росин В. Промышленная политика Японии / В. Росин // Проблема теории и практики управления. - 1993. - № 5. - С. 25-30.
5. Кикабидзе Э. Государственные структуры управления экономикой Японии: Министерство внешней торговли и промышленности / Э. Кикабидзе // Реформа. - 1994. - Апрель. - С. 9.
6. Худокормов А.Г. Реформы 1861-1874 гг. / А.Г. Худокормов // Вестник Московского университета. Серия 6: Экономика. - 1994. - № 1. - С. 13-30.
7. Худокормов А.Г. Традиции российских реформ / А.Г. Худокормов // Вестник Московского университета. Серия 6: Экономика. - 1993. - № 6. - С. 24-33.
8. Хадонов Е.Е. Развитие капиталистической промышленности в России за период с 1886 по 1908 г. /Е.Е. Хадонов // Вестник Московского университета. Серия 6: Экономика. - 1993. - № 6. -С.33-41.
9. Теперман В.А. Экономические реформы: латиноамериканский вариант / В.А Теперман // ЭКО. - 1994. - № 4.-С. 25-31.
10. Лукашенко О. Японская экономическая реформа: опыт и уроки / О. Лукашенко, С.
Побываев // Вопросы экономики. -
1994.-№ 4.-С. 92-105.
11. Дроздов В.В. Западные ученые о рыночной экономике дореволюционной России / В.В. Дроздов // Вестник Московского университета. Серия 6: Экономика. - 1994. - № 3. - С. 21-33.
12. Муравьев В.В. Государственная промышленность в начале 20-х годов и деятельность ВСНХ / В.В. Муравьев // Российский экономический журнал. - 1993. - № 12. - С. 84-89.
13. Степанов Ю. Регулирование экономики в переходный период / Ю. Степанов // Экономист. - 1993. -№ 11. - С. 10-20.
14. Жуков С.В. Роль государства в сотворении "южнокорейского чуда" / С.В. Жуков // Российский экономический журнал. - 1993. - № 5. - С. 98-104.
15. Ильин С. Из опыта хлебозаготовок в период нэпа / С. Ильин // Экономист. - 1994. - № 6.
- С. 89-92.
16. Перламутров В.Л. Еще раз о траектории кризисного развития / В.Л. Перламутров // Российский экономический журнал. - 1994. - № 5-6. - С. 14-23.
17. Хруцкий В.Е. Южнокорейский парадокс / В.Е. Хруц кий. - М.: Финансы и статистика, 1993. - 239 с.
18. Ламперт X. Социальная рыночная экономика. Германский путь / X. Ламперт. - М.: Дело, 1993.-224 с.
19. Ананьич Б.В. Банкирские дома в России 1860-1914 гг. / Б.В. Ананьич. - Л.: Наука, 1991.
- 198 с.
20. Финансовое оздоровление экономики: опыт нэпа: сборник / сост. А.К. Казьмин. - М.: Моск. рабочий, 1990. - 256 с.
21. Окрут З.М. Модель экономического развития Южной Кореи. Путь к процветанию / З.М. Окрут, Фам За Минь. - М.: Финансы и статистика, 1992. - 96 с.
22. Спессо Р. Итальянская экономика с послевоенных лет до наших дней: пер. с итал. / Р. Спессо. - М.: Мысль, 1984. - 119 с.
23. Мау В.А. В поисках планомерности: из истории развития советской экономической мысли конца 30-х - начала 60-х годов / В.А. Мау. - М.: Наука, 1990. - 161 с.
24. Абалкин Л.И. В тисках кризиса / Л.И. Абалкин. - М.: Институт экономики РАН, 1994. -
272 с.
25. Монич Ю.И. Формирование рыночной экономики в Венгрии / Ю.И. Монич // Общественные науки и современность. - 1993. - № 6.-С. 125-135.
25. Смирнов П.И. "Домашний" тип цивилизации в России и русский национальный характер / П.И. Смирнов // Вестник МГУ. Серия 12. Социально-политические исследования. - 1993. - № 5.
- С. 32-35.
27. Добровинский Б.Н. Япония: проблемы эффективности экономики / Б.Н. Добровинский. -М.: Наука, 1975.- 334 с.
28. Опыт экономических реформ в развивающихся странах / отв. ред. Н.А. Карагодин, А.Э. Эльянов. - М.: Наука, 1992. - 286 с.
29. Павлов К.В. Патологические процессы в экономике / К.В. Павлов. - М.: Магистр, 2009. -
436 с.
30. Социальная рыночная экономика: вопросы теории / под ред. Г.П. Лузина. - Апатиты: Изд-во КНЦ РАН, 1993.- 168 с.
31. Киседжи И. Государственное планирование в Турции: вчера, сегодня, завтра / И. Киседжи // Проблемы теории и практики управления. - 1993. - № 3. - С. 38-39.
32. Аврех А.Я. П.А. Столыпин и судьбы реформ в России / А.Я. Аврех. - М.: Изд-во полит. лит., 1991. - 286 с.
33. Столыпин П.А. Нам нужна Великая Россия... / П.А. Столыпин: Полн. собр. речей в Государственной думе и Государственном совете. 1906-1911 гг. - М.: Мол. гвардия, 1991. - 411 с.
34. Социально-экономическое развитие славянских стран СНГ: сравнительный анализ (Серия: Экономическое славяноведение) / под науч. ред. проф. Павлова К.В. и доц. Юсупова И.З. -Ижевск: Изд-во «Митра», 2012. - 837 с.
Представлена в редакцию 08.08.2012 г.
