CC BY
77
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ТРИБУНАЛЫ КАК ЭЛЕМЕНТ КЛАССОВОГО ПРАВОСУДИЯ
Титков Владимир Иванович, Московский инновационный университет, г. Москва
E-mail: titkov@list.ru
Аннотация. Данная работа посвящена вопросу становления советской судебной системы в первые годы советской власти и особенностям отправления классового правосудия.
Ключевые слова. Декрет о суде №1, революционный трибунал, народный
суд.
Революционные трибуналы как механизм защиты новой власти были созданы Декретом о суде № 1, который предписывал сформировать революционные трибуналы «(...) для борьбы против контрреволюционных сил в видах принятия мер ограждения революции и ее завоеваний, а равно для решения дел о борьбе с мародерством, хищничеством, саботажем и прочими злоупотреблениями».
В основу организации революционных трибуналов были положены, с одной стороны, принципы форм карательных органов эпохи Великой французской революции, с другой стороны, классовой непримиримости к политическому противнику.
Изучая научную литературу, мы нашли следующую цитату П.И. Стучки по рассматриваемому вопросу: «Мы, создавая революционный трибунал, определенно заявляем, что это не есть суд над политическими противниками, но является особой организацией борьбы против контрреволюционных сил» [1].
Представляется, что в отличие от революционных трибуналов, которые были, по определению Н.В. Крыленко, «орудием расправы», «карающей десницей пролетариата на переднем крае борьбы не только с контрреволюцией, но и уголовной преступностью» [2], народные суды не составляли системы, а принимаемые ими решения часто зависели от чисто субъективных причин.
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
По субъектному составу нарушения социалистической законности революционный трибунал был «(...) органом революционной расправы, политического убийства, как равно убийства врагов народа во время восстаний и революций (...)» [3]. Отметим, что только в понимании В.И. Ленина трибуналы ассоциировались с «судами, действительно скорыми и действительно революционно беспощадными к контрреволюционерам, взяточникам и дезорганизаторам, нарушителям трудовой дисциплины» [4]. Урок истории, по К. Марксу, заключался в следующем: «Когда успешно совершают революцию, можно повесить своих противников, но нельзя произносить над ними судебный приговор. Их можно убрать с дороги, как побежденных врагов, но нельзя судить их как преступников (...). Это трусливое лицемерие законности» [5].
Вопреки сложившимся негативным мнениям, идея создания трибуналов в тот исторический период разгула преступности была объяснима. Она обосновывалась целями учреждения нового судебного органа для борьбы с контрреволюцией, не связанного в своих действиях никакими юридическими ограничениями.
Следовательно, концептуальной идеей организации ревтрибуналов было формирование «органов политической борьбы».
В соответствии с Декретом о суде № 1 вся территория советского государства начала покрываться сетью трибуналов. Однако в разрез с требованиями декрета, предусматривавшего учреждение только губернских и городских трибуналов, последние были созданы не только практически во всех уездах, но даже и в ряде волостей и поселков РСФСР. Опережающие темпы организации ревтрибуналов по отношению к народным судам, цели и задачи которых как «органов борьбы» были понятны и ясны революционному авангарду трудящегося класса, несли с собой обусловленную тенденцию рассмотрения ревтрибуналами дел, не относящихся к их подсудности. Если Декрет о суде № 1 относил к ведению трибуналов разрешение дел, связанных с контрреволюционной деятельностью, мародерством, саботажем и спекуляцией, то правоприменительная практика трибуналов далеко выходила за эти рамки, охватывала не только фактически все категории уголовных дел, но в некоторых случаях даже и гражданские иски.
Исторические данные свидетельствуют, что разрешение трибуналами категорий дел, не относящихся к их подсудности, обусловливалось спецификой субъектного состава их членов и исключительной административной направленностью определения меры наказания в зависимости от сословного происхождения, что лишний раз подтверждает классовый характер правосудия. В «Кратком докладе» о деятельности Брянского ревтрибунала говорилось: «Брянскому революционному трибуналу приходилось принимать для рассмотрения дела и неподсудные революционному трибуналу» [6]. «Краткая
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
записка» о деятельности судов революционного времени в Тимском уезде Курской губернии констатировала: «В практике Тимского уездного трибунала проходили и дела уголовные, и гражданские тяжебные процессы» [7]. Перечень дел, назначенных к слушанию в Архангельском ревтрибунале, показывал, что трибунал разрешал уголовные дела по обвинению в воровстве, присвоении казенных денег, оскорблении, подлогах, присвоении имущества, а также гражданские дела [8]. Подобная практика рассмотрения ревтрибуналами дел, законодательно им не подсудным, встречалась повсеместно.
Исключительный перечень видов наказаний, применяемых ревтрибуналами и их организационный порядок деятельности, был определен в инструкции Наркомюста от 19 декабря 1917 года, утвержденной наркомом юстиции, левым эсером И.З. Штейнбергом. При этом организационные принципы деятельности, отличные от регламента местных судов, учитывали особенность избрания исключительно местными Советами; дела рассматривались в составе председателя и шести заседателей, в то время как в обычном местном суде было предусмотрено участие только двух заседателей [9].
Деятельность революционных трибуналов как судов специальной подсудности полностью соответствовала идеям карательной политики того периода. Анализ изученных архивных материалов показывает многоплановость этой деятельности. Так, слушанием дела о пособничестве контрреволюции, 10 декабря 1917 года, начал свою работу Петроградский революционный трибунал. Член центрального комитета партии кадетов, графиня С.В. Панина, товарищ министра просвещения свергнутого Временного правительства, обвинялась в преступном саботаже. Суть дела заключалась в том, что С.В. Панина, «не признавая власти рабочих и крестьян», обвинялась в присвоении денег, принадлежащих министерству и использовании их на контрреволюционные цели. С.В. Панина не признавала власти большевиков и считала своим долгом сохранить деньги для передачи законной власти, т.е. Учредительному собранию. От «всяких разъяснений» комиссарам и следственной комиссии С.В. Панина отказалась. По итогам слушания дела трибунал «именем революционного народа» признал С.В. Панину виновной и постановил: «Содержать гражданку Панину в заключении до момента возврата (...) взятых ею денег. (...) Но, принимая во внимание просветительное прошлое обвиняемой, ограничиться общественным порицанием» [10]. С 28 декабря 1917 года по 3 января 1918 года в том же трибунале проходил первый крупный политический процесс по обвинению в контрреволюционной деятельности руководителей и членов «монархического союза», возглавляемого В.М. Пуришкевичем. Последний готовил вооруженное выступление против советской власти и был настроен весьма решительно и агрессивно. Определяя ближайшие тактические задачи вооруженной борьбы, В.М. Пуришкевич говорил: «Необходимо (. ) ударить в
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
тыл и уничтожать их (большевиков - В.Т) беспощадно: вешать и расстреливать публично в пример другим. Надо начинать со Смольного института и потом пройти по всем казармам и заводам, расстреливая солдат и рабочих массами» [11]. При этом ревтрибунал, проявив «великодушие к побежденному врагу», приговорил В.М. Пуришкевича к принудительным общественным работам при тюрьме сроком на четыре года условно, причем после первого года работы с учетом срока предварительного заключения ему предоставлялась свобода при условии, что он в течение этого срока не проявит никакой контрреволюционной деятельности. К другим, проходившим по делу членам контрреволюционной организации, были применены еще более мягкие меры наказания [12].
В январе 1918 года Московским революционным трибуналом в открытом заседании слушалось дело по обвинению членов стачечного комитета служащих городской управы в пособничестве контрреволюции путем саботажа, выразившемся в забастовке. Комитет состоял из руководителей городских, преимущественно медицинских учреждений и больниц, организация забастовки которыми негативно отразилась на состоянии городского хозяйства и медицинской сферы. По итогам слушания трибунал признал членов стачечного комитета виновными и постановил: «(...) объявить этих граждан «врагами народа» и лишить их права быть избираемыми на какую-либо общественную или государственную должность» [13].
Приведенные выше примеры вряд ли характеризовали трибуналы первой волны как «орудия классовой борьбы», «органы чрезвычайной расправы», которые в большинстве соответствовали стандарту судов общей юрисдикции, процедура слушания дел в которых была достаточно демократичной, а приговоры - политически лояльными.
Такая либеральная самодеятельность и «неадекватное» отношение к поверженному врагу не были хорошими манерами в понимании центральной власти, которая серией декретов о трибуналах устранила досадные «недочеты» и внесла существенные коррективы в общую организацию трибунальской системы. Декретом СНК «О революционных трибуналах» от 4 мая 1918 года [14] были сохранены трибуналы, находящиеся в губернских городах и крупных центрах, все иные упразднялись. «Положением о революционных трибуналах при ВЦИК» от 29 мая 1918 года [15], для «суждения по важнейшим делам» был учрежден ревтрибунал при ВЦИК. Характерно, что последний рассматривал уголовные дела только первой инстанции, в некоторой степени дублируя деятельность «обычных» трибуналов с одной существенной разницей: участия народных заседателей в составе трибунала при ВЦИК не предусматривалось, а сторону обвинения представляли исключительно лица, утвержденные ВЦИК.
Апогеем законодательства в отношении ревтрибуналов стало постановление
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
Наркомюста от 16 июля 1918 года [16], неограниченно расширившее право ревтрибуналов в определении меры наказания. Принятию данного постановления, по мнению историографов, предшествовал распад блока большевиков и левых эсеров в июле 1918 года немедленно после убийства в Москве германского посла графа Мирбаха и так называемого "восстания левых эсеров" с целью сорвать Брест-Литовский мирный договор и свергнуть советскую власть.
Однако, несмотря на то, что в советской историографии вопрос о "мятеже левых эсеров" в Москве в июле 1918 года считается давно изученным, в фундаментальных трудах зарубежных историков существует иная точка зрения.
Вот что писал, например, один из ведущих советологов в США Адам Улам: "Драма, разыгравшаяся в июле и августе 1918г. и приведшая к гибели левого крыла когда-то гордой партии, лояльной русскому крестьянству, до сих пор хранит в себе элемент мистики. Все сконцентрировалось вокруг графа Мирбаха, чье убийство якобы было санкционировано Центральным Комитетом социалистов-революционеров на заседании 24 июня ... Было бы неудивительно, если б кто-либо из коммунистов лидеров решил убрать Мирбаха ... Безусловно, обстоятельства, связанные с убийством, крайне подозрительны. Приходится подозревать, что, по крайней мере, некоторые из коммунистических сановников знали о решении социалистов-революционеров, но ничего не предпринимали. Возможно, по крайней мере, что кто-то в высших большевистских кругах был осведомлен об эсеровских приготовлениях, но считал, что представляется хорошая возможность избавиться и от них, и от германского дипломата, причиняющего неприятности. Вообще, самые сильные подозрения падают на Дзержинского. " [17].
После подавления эсеровского "бунта применение ревтрибуналами высшей меры наказания - расстрела, входило в повседневную практику их деятельности, становилось «одной из мер», обыденным явлением, способствующим «укреплению авторитета трибунала» [18]. Э. Карр писал: «После событий лета 1918 г., большевики остались правящей партией в государстве без каких либо соперников или партнеров, и они обрели в чрезвычайном суде орган абсолютной власти» [19].
С 6 июня 1918 года восстанавливается смертная казнь, а уже 5 сентября 1918года, после покушения на председателя СНК В.И. Ленина, издается Постановление СНК «О красном терроре», являющееся по своей сути формой чрезвычайного законодательства, в соответствии с которым ВЧК приобретает практически неограниченные полномочия по борьбе с контрреволюцией [20].
Исследование показывает, что постепенно и целенаправленно происходило обособление ревтрибуналов в рамках общей судоустройственной системы, для них были установлены «индивидуальные правила игры», роль судьи в которой
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
принадлежала Советам, а конечный результат был заранее предопределен.
Первый смертный приговор, в связи с обвинением в «сознательной и явной подготовке условий для контрреволюционного переворота» [21], был вынесен бывшему командующему морскими силами Балтфлота, адмиралу А.М. Щастному. Этот беспрецедентный случай положил начало принципиальной дискуссии, состоявшейся на V съезде Советов в июле 1918 года между большевиками и левыми эсерами по вопросу о применении ЧК террора в виде расстрела на месте и использовании смертной казни в судебном порядке.
Большевики были глубоко уверены в том, что самые широкие круги трудовой России с полным одобрением отнесутся к таким мероприятиям [22]. Принял участие в дискуссии и В.И. Ленин: «Нам говорят, что когда в комиссии Ф.Э. Дзержинского расстреливают - это хорошо, а если открыто перед лицом всего народа суд скажет: он контрреволюционер и достоин расстрела, то это плохо. Люди, которые дошли до такого лицемерия, политически мертвы. Нет, революционер, который не хочет лицемерить, не может отказаться от смертной казни, не было ни одной революции и эпохи гражданской войны, в которых бы не было расстрелов» [23].
Н.В. Крыленко, например, так прокомментировал вынесенный А.М. Щастному приговор: «(...) адмирала не приговорили к смерти, а просто приказали расстрелять» [24]. Анализ документов ясно дает понять, что расстрел как метод борьбы был в арсенале обеих партий, детализация которого -«бессудно» или «по суду» уходила на второй план, носила частный отвлеченный характер.
Последующие нормативные акты выводили ревтрибуналы на передние рубежи классовой борьбы с противниками существовавшего строя. 2 сентября 1918 года ВЦИК принял постановление об объявлении Советской республики «военным лагерем». СНК постановлением от 5 сентября 1918 года узаконил «красный террор» в качестве допустимой меры в борьбе с классовыми врагами республики Советов [25].
Примечательно, что, сопоставляя исторические тенденции развития трибуналов как исключительных судов по делам о политических преступлениях, Э. Карр писал: «Не только совпадение дат напоминает о терроре в Париже 2 сентября 1793 г. (...) в результате которых погибло 3000 аристократов. Для обеих революций эта дата обозначала поворотный момент, после которого террор, до этого нерегулярный и неорганизованный, был сознательно превращен в инструмент политики» [26].
Инициативы центра в подавлении контрреволюции путем террора, главным средством которого являлись революционные трибуналы, были не только поддержаны авангардом пролетариата и представителями власти на местах, но и были проявлены собственные инициативы по реформированию системы
83
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
судопроизводства. Так, предложения по упрощению процедуры рассмотрения дел в трибуналах и усилению эффективности их работы дал I Всероссийский съезд ответственных работников ревтрибуналов, состоявшийся в октябре 1918 года. Съезд в принятой резолюции, признавая ревтрибуналы «органами суровой и беспощадной расправы с врагами революции», предлагал «чрезвычайно упростить процессуальный порядок рассмотрения дел», ввиду того, что он «вредно сказывается на деятельности трибуналов, как органов борьбы с контрреволюцией». Съезд полагал, «крайне необходимым для достижения быстроты и скорости осуществления ревтрибуналами задач по борьбе с врагами революции (...), для усиления революционной репрессии по отношению к ним (...), в самом спешном порядке разработать декрет о трибуналах (...)», который обеспечил бы им «строгость репрессии и быстроту судопроизводства», что «благотворно» отразилось бы на деятельности ревтрибуналов как «органов борьбы». Только в этом случае, по мнению съезда, «пролетарский суд» смог бы проявить в «ощутительной для буржуазии мере свои революционные и освободительные стремления (. ), поставить на очередь дня организацию массового террора (...)» [27]. Озвученные предложения были учтены ВЦИК в «Положении о революционных трибуналах», декретированном 12 апреля 1919 года [28]. Положение отменило все ранее изданные нормативные акты о трибуналах и предписывало «неуклонно соблюдать» содержащиеся в нем требования. В соответствии с Положением к ведению трибуналов были отнесены «контрреволюционные и всякие иные деяния, идущие против всех завоеваний Октябрьской революции и направленные к ослаблению силы и авторитета советской власти». Состав трибунала формировался исключительно из ответственных политических работников, которым было предоставлено «ничем не ограниченное право определения меры репрессии». Особо значимые преступления были взяты под жесткий контроль. Так, для борьбы со спекуляцией, хищениями в государственных складах, подлогами и другими злоупотреблениями по должности в хозяйственных и распределительных органах в соответствии с декретом СНК от 21 октября 1919 года был создан «Особый революционный трибунал при ВЧК». Трибуналу-филиалу при ВЧК «революционная совесть» была противопоказана, в своих суждениях он руководствовался «исключительно интересами революции, без ограничения какими-либо формами судопроизводства».
Анализ документов надзорного органа - кассационного трибунала при ВЦИК, образованного в соответствии с утвержденным ВЦИКом положением о ревтрибуналах от 12 апреля 1919 года [29] и формировавшегося в составе председателя, двух членов и члена-докладчика в порядке назначения, демонстрирует неправосудность большинства принимаемых трибуналами решений, их явную тенденциозность и направленность на обвинительный уклон.
84
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
Например, в период 1919-1920 гг., кассационным трибуналом при ВЦИК было рассмотрено 1683 кассационных дела, из них по кассационным протестам - 73, в порядке надзора - 48, остальные 1562 - по кассационным жалобам [30]. Следовательно, на 92% от общего количества первично рассмотренных трибуналами дел вообще отсутствовала какая-либо реакция со стороны органов обвинения и органов судебного надзора. Аналогичная симптоматика фиксировалась и в практической деятельности трибунала при ВЦИК.
Изучение документов Наркомюста показало, что такая ситуация руководство не настораживала, так как в реалиях был продолжен курс на ужесточение рассматриваемых категорий дел. С 1920 года «Положением о революционных трибуналах» [31] последние признавались единственным органом, имевшим право вынесения приговоров. К ведению трибуналов отнесены были «любые деяния, в которых усматривались признаки опасности для РСФСР или порядков, в нем установленных». Состав трибунала в целях «решительного пресечения преступлений и быстроты разбора дел», был кардинально сокращен до трех человек (один из членов трибунала представитель местной ЧК - В.Т.), а судебная процедура сведена к простой формальности. По данной категории дел упрощались процессуальные правила судопроизводства. Вызов или игнорирование свидетелей, равно как допущение или недопущение защиты, полностью зависело от усмотрения трибунала [32]. Трибунал выносил приговоры, руководствуясь «исключительно оценкой обстоятельств дела и интересами пролетарской революции», которые не подлежали обжалованию в апелляционном порядке.
В этих условиях беззакония и неконкретности юридических понятий судебное право не в состоянии было противостоять всемогуществу государственной власти.
Приговоры к расстрелу приводились в исполнение по истечении 72 часов с момента направления в Верховный трибунал ВЦИК телеграфного сообщения, что делало практически бесполезным кассационное обжалование приговора в установленном порядке. Доминирование трибуналов и отнесение на второй план народных судов ясно очерчивало приоритеты, индивидуализировало тенденции развития каждого из органов в общей иерархии судоустройственной системы.
Приведем выборочную статистику и дадим анализ правосудной деятельности трибуналов той поры на примере одного из губернских трибуналов.
В Брянском революционном трибунале в 1920 году находилось в производстве 633 дела. Рассмотренными по существу на 9 декабря 1920 года оказались лишь 82 дела следующих категорий: должностные преступления - 27, контрреволюционная деятельность - 16, другие преступления - 38 дел. По ним
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
было осуждено 175 человек, из них: к лишению свободы - 78, высшей мере - 6, условно - 71, к другим наказаниям - 20 человек. Следовательно, удельный вес приговоренных к расстрелу составлял примерно 4% от общей массы осужденных [33]. Изучение показывает, что председатель трибунала «единолично» знакомился с делами, поступавшими из следственных комиссий, также самостоятельно рассматривал дела, назначенные к слушанию в судебных заседаниях, и принимал решения по ним «исключительно сам». Что касалось членов трибунала, то «вся работа их сводилась только к участию в судебных и распорядительных заседаниях» [34]. Должным образом были подобраны сотрудники ревтрибунала, индивидуальные отличительные черты которых и характерные тенденции их изменения, скрупулезно фиксировались в «Книге характеристики сотрудников ревтрибунала», записи в которую вносились с периодичностью в полгода. Приведем только некоторые из них: секретарь общей части Анцышкин - «как технический работник под руководством может работать, не имеет собственной инициативы, послушный, к службе пригоден». Секретарь Морозов - «один из старых канцелярских работников трибунала, к своим обязанностям относится добросовестно, делом не интересуется, работает хорошо, дисциплинированный, старательный». Делопроизводитель Хохлов -«малограмотный, но старательный, усидчивый, со временем будет соответствовать своему назначению». Характеристики на следователей, кроме указаний Ф.И.О., по умолчанию не приводились. Звеном стройной, отлаженной трибунальской системы были даже типовые бланки, изготовленные массовым тиражом (см. приложение № 1).
Таким образом, мы видим, что формальный росчерк пера на серийном типовом бланке - и жизнь человека отдавалась на откуп ревтрибуналу, по суду, определявшему санкцию в соответствии именно с пролетарским правосознанием на основе, иными словами, «пролетарской интуиции» и убеждениями в своей правоте.
Так, направленный в 1919 году в Хоперский округ К. Краснушкин в докладе ВЦИК сообщал, что в станице Урюпинской «смертные приговоры сыпались пачками, причем часто расстреливались люди совершенно невинные, старики, старухи и дети (...). Расстреливали по подозрению в спекуляции, шпионстве. Достаточно было ненормальному в психическом отношении Демкину во время заседания трибунала заявить, что ему подсудимый известен как контрреволюционер, чтобы трибунал, не имея никаких других доказательств, приговаривал человека к расстрелу (...). Расстрелы производились часто днем на глазах у всей станицы по 30-40 человек сразу, причем осужденных с издевательствами, с гиканьем, криками вели к месту расстрела. На месте расстрела осужденных раздевали догола, и все это на глазах у жителей. Над
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
женщинами, прикрывающими свою наготу, издевались и запрещали это делать. Всех расстрелянных слегка закапывали близ мельницы, невдалеке от станицы. (...) около мельницы развелась стая собак, растаскивающих руки и ноги казненных по станице" [35].
«В процессе борьбы со своими классовыми врагами, - говорилось в руководящих началах по уголовному праву, - пролетариат применяет те или иные меры насилия, но применяет их на первых порах без особой системы, от случая к случаю. Опыт борьбы (...) приучает его к общим мерам, рождает новое право» [36].
Гипертрофированная, персонифицированная теория особой роли классового права, превратившая ревтрибуналы в абсолют, требовала аргументированного подхода, разъяснения позиционного приоритета интересов в общей иерархии советских судебных органов.
На III съезде работников юстиции член коллегии Наркомюста Черлюнчакевич убеждал собравшихся в том, что «нет принципиально никакого противоречия, никаких принципиальных различий между народным судом и революционным трибуналом. Разница лишь по (...) категориям дел, которые подлежат рассмотрению в тех и других органах. Народный суд есть объемлющая массу организация, рассчитанная на массу обывательского характера, но также орган пролетарской диктатуры, признанный карать, и своей карательной практикой является отображением власти советской. Трибуналы призваны рассматривать дела шпионские, политические, главным образом о тех преступлениях, которые выходят за пределы местности той или другой, и которые играют роль всероссийскую. Сюда относится и крупная спекуляция. Вот единственное различие. Тот и другой орган политический и на политическую роль народные суды претендуют давно» [37]. Анализ документов наркомата юстиции обнаруживает, что при формальном тождестве политических задач и деклараций судоустройственной системы, самодостаточная деятельность трибунала являлась совершенно непрозрачной для Наркомюста, что побудило Черлюнчакевича заявить о том, что органы юстиции «должны быть в курсе политики и практики трибуналов. Не может быть тот или иной расстрел выносим под влиянием случайного настроения председателя. Не может быть то или иное крупнейшее преступление, безусловно, требующее изъятия и уничтожения того или другого лица, наказано без обсуждения с органами юстиции» [38]. На камень, брошенный в его огород, председатель Верховного революционного трибунала ВЦИК Н.В. Крыленко, решительно заявил: «Здесь позвольте встать на практическую точку зрения и всякий академизм отбросить. Здесь следует подойти с точки зрения политического состояния нашей республики, наших сил для того, чтобы разрешить - целесообразно ли в политическом смысле ставить дело так, как ставят его сторонники
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
политического надзора» [39].
Следует отметить, что в 1920 году по приговору реввоентрибунала был расстрелян один из первых организаторов Красной Армии, легендарный командир Сводного конного корпуса - Б.М. Думенко, боевые подвиги которого неоднократно отмечались В.И. Лениным. Характерно, что решение трибунала было согласовано с мнением Л. Д. Троцкого, имевшего личную неприязнь [40]. К 1920 году реввоентрибуналами было осуждено 82 264 человек, 5 737 из которых были приговорены к расстрелу [41].
А. Эстрин, автор статьи «Единая судебная система и марксистская теория права» (1922 г.), считал в принципе взгляд на трибунал как орган внесудебный «теоретическим недоразумением, (...) окончательно изжившим себя». По его мнению, «ревтрибунал не признавался судом именно потому, что он признавался органом борьбы, в то время как элементарнейшим и совершенно бесспорным для каждого марксиста является положение, что всякий суд есть суд классовый, то есть орудие классовой борьбы в руках того класса, который стоит у власти». Глубокая, хотя и непринципиальная разница между судом и трибуналом, по мнению А. Эстрина, была лишь «в методе подхода к борьбе с преступностью, поскольку условия революционной борьбы не позволяли затягивать процессуальное производство по каждому делу, отсюда -значительное сокращение гарантий для обвиняемых по сравнению с народными судами» [42]. В спорах и дискуссиях, сопровождавшихся перипетиями классовой борьбы и гражданской войны, оформилась советская трибунальская система. Без малого два года было потрачено на то, чтобы выстроить отлаженную, сбалансированную и укомплектованную «кадром партийных товарищей» [43], централизованную трибунальскую вертикаль.
Вследствие, «(...) трибунал, - как писал Н.В. Крыленко, - состоялся фактически путем назначения. Председатель его избирался губисполкомом, однако на деле он представлялся к назначению Верховным трибуналом и был с момента назначения несменяем». Неограниченно расширив свою компетенцию за счет вторжения в подсудность народных судов, «исключительный суд, вырос и окреп, превратившись в стройную, внутренне согласованную систему. Право применения высшей меры, усиленное правом губисполкома не пропускать кассационную жалобу, превратило трибунал в действительно страшное орудие репрессий». По истине имперский образ дает Н.В. Крыленко и возглавляемому им Верховному трибуналу ВЦИК: «Над всеми трибуналами стоял и управлял ими самостоятельно и полновластно Верховный трибунал, объединяющий в лице своего пленума все коллегии. Верховный трибунал осуществлял надзор как кассационный, так и общий. Ему предоставлялось право отмены приговора, вынесенного любым трибуналом. Он ведал личным составом трибунальских
88
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
работников, их назначением и перемещением. Он имел право толкования законов и направления карательной политики. Сам он был фактически независим от Наркомюста, поддерживал с ним только личную связь через своего председателя. Военные и военно-железнодорожные трибуналы являлись его органами и были ему подотчетны и подконтрольны (...). Наконец, тот же Верховный трибунал осуществлял надзор над внесудебными полномочиями ЧК. Так закончили свою эволюцию трибуналы. Дальше уже им некуда было идти» [44].
Анализ нормативных и научных источников показывает, что не только непримиримую борьбу с контрреволюционной деятельностью и политическим инакомыслием осуществляли революционные трибуналы. Формировали они и предпосылки успеха в так называемой «компании отчуждения церковного имущества» [45], проходившей в соответствии с декретом ВЦИК от 23 февраля 1922 года [46]. Что собой представляла эта «компания», наглядно демонстрировало письмо В.И. Ленина к В.М. Молотову для членов бюро ЦК РКП(б) от 19 марта 1922 года, исключительную важность которого подчеркивал гриф «совершенно секретно» и приписка: «ни в коем случае копий не снимать». Письмо было посвящено «Происшествию в Шуе», где представителям власти при изъятии церковных ценностей и предметов религиозного культа было оказано силовое противодействие «толпой вооруженных верующих» [47].
Большевики с беспощадной решительностью, ни перед чем, не останавливаясь, проводили изъятие ценностей, в особенности монастырей и церквей, предоставляя судебным и карательным органам карт-бланш в «борьбе против преступного скаредного отношения к ценностям со стороны бесчеловечных и жадных князей церкви» [48].
Только в 1922 году карательными органами было «изъято» из жизни несколько тысяч святых отцов, монахинь и послушниц, причем большинство из них казнено во внесудебном порядке.
В дальнейшем необходимо отметить все возрастающую активность революционных трибуналов, к которым в 1922году также перешли некоторые из функций упраздненных органов ВЧК. Так, наряду с правом непосредственной расправы во внесудебном порядке, трибуналы стали правопреемниками такой функции ВЧК, как заключение нарушителей трудовой дисциплины, даже при отсутствии достаточных оснований, в лагерь принудительных работ сроком до 5 лет. Именно в связи с этим В.И. Ленин, обращаясь к зампреду ВЧК И.С. Уншлихту в 1922 году, писал: «Гласность ревтрибунала - не всегда, состав их усилить «вашими» людьми, усилить их связь (всяческую) с ВЧК; усилить быстроту и силу их репрессий, усилить внимание ЦК к этому. Малейшее усиление бандитизма и т.п. должно влечь военное положение и расстрелы на месте. СНК сумеет это быстро провести, если Вы не прозеваете, и по телефону
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
можно» [49]. В отношении ревтрибуналов никакой реорганизации больше не требовалось, «очередные задачи» были определены несколькими циркулярами со стандартным предписанием - «усилить меру репрессий» [50].
Заключительный шаг по централизации судебной системы был сделан 23 июня 1921 года, когда ВЦИК принял декрет «Об объединении всех революционных трибуналов Республики» [51]. Согласно данному нормативному акту в целях объединения всех без исключения судов Республики и установления надзора за этой деятельностью создавался единый Верховный Трибунал при ВЦИК, ставший правопреемником Верховного революционного трибунала при ВЦИК, Реввоентрибунала Республики, Главного революционного военного железнодорожного трибунала.
Декрет сохранял такие процессуальные особенности организации и деятельности военных трибуналов, как: а) особый порядок формирования личного состава путем назначения на должность Реввоенсоветами; б) отсутствие кассационного обжалования приговоров; в) право применения высшей меры наказания.
В декрете также предусматривалось вступление в действие Единого положения о трибуналах. Однако, как показывает практика, его не выработали, а потому Верховный трибунал при ВЦИК осуществлял руководство трибуналами главным образом путем издания циркуляров, в которых содержались указания и разъяснения по общим вопросам судоустройства и судопроизводства, а также по конкретным уголовным делам.
Вскоре после принятия декрета Реввоентрибунал Республики и Верховный трибунал ВЦИК издали «Инструкцию по реорганизации губернских революционных трибуналов», в которой уточнялась структура их организации [52].
Таким образом, эволюция трибуналов, бывших, с одной стороны, целевым орудием расправы, а с другой - скрепляющей цепью буксировки народных масс в социализм, происходила в прямой непосредственной связи с поступательной, латентной трансформацией диктатуры пролетариата в диктатуру правящей партии. Этот симбиоз был частью «хитроумной тактики», стратегически преследовавшей одну цель - защиты и укрепления интересов собственно государственной власти (всевластия), прикрытой фальшивым морализмом.
Советское государство, возникшее в результате победы Октябрьской революции, теоретически являлось государством диктатуры пролетариата. Ленин писал: «Пролетариат стал, свергнув буржуазию и завоевав политическую власть, господствующим классом: он держит в руках государственную власть, он распоряжается обобществленными уже средствами производства, он руководит колеблющимися, промежуточными элементами и классами, он подавляет
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
возросшую энергию сопротивления эксплуататоров» [53].
Естественно, для руководства обществом пролетариат, доля которого по предварительным оценкам составляла 2-3% от населения страны, сам нуждался в «практическом руководстве», и на компартию «как на организованный авангард пролетариата легла задача объединения борьбы рабочего класса и руководство его борьбой за победу рабоче-крестьянской Советской власти» [54]. Диктатура пролетариата, в ленинском понимании, представляла собой монолитную государственную систему, консолидацию наличных сил, единолично осуществлявшую диктатуру политического господства в обществе. Но указанным перспективам не суждено было реализоваться, и весной 1918 года для В.И. Ленина становится совершенно очевидным, что «русский человек -плохой работник» [55], «в рабочий класс проникла такая деморализация, с которой не миновать серьезно бороться» [56], а «революционные и народные суды, непомерно, невероятно слабы» [57]. Кроме того, беспощадного подавления требуют «элементы разложения старого общества, неизбежно весьма многочисленные, связанные с мелкой буржуазией и проявляющие себя не иначе как увеличением преступлений, хулиганства, подкупа, спекуляций, безобразий всякого рода» [58].
В.И. Ленин требует самых жестких мер для наведения в стране революционного порядка [59]. Ставка в этой гонке на выживание делается на революционные трибуналы. Работа планировалась к проведению в кратчайшие сроки, и В.И. Ленин 15 апреля 1918 года в записке в Наркомюст просит членов коллегии юстиции («желательно всех») посетить его, «о дне и часе договоримся», «для (. ) получения суда более скорого и беспощадного к буржуазии и казнокрадам и пр.» [60]. Последующая серия декретов [61] выдвинула трибуналы на передние рубежи политической борьбы, содержание самого радикального из которых предписывало: «Революционные трибуналы в выборе мер борьбы с контрреволюционным саботажем и пр. не связаны никакими ограничениями, за исключением случаев, когда в законе определена мера в выражениях: «не ниже» такого-то наказания» [62].
Между тем произвольные стремления инакомыслия и отклонения от курса, указанного господствующей партией, жестко пресекались ревтрибуналами, тесно взаимодействовавшими с органами ВЧК. Показательными в этом плане являются воспоминания некоторых из юристов того периода, касавшиеся теневой стороны деятельности классового правосудия. «Юристы, ушедшие целиком в работу по делам революционного трибунала, и понемногу начинавшие верить действительной государственности большевиков, сразу стали перед фактом существования самого дикого, самого бесконтрольного и самого беспощадного аппарата по истреблению людей, по степени их виновности
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
заслуживающих строгого выговора, но которых Чека, по ей одной известным соображениям, подвергала расстрелу»; в итоге, юристы «стали лицом к лицу с таким положением: либо самим очутиться в «подвале», либо по прежнему работать в трибуналах и делать вид, что все в порядке и расстреливают только самых опасных врагов советской власти и то после накопления достаточного материала, устанавливающего полную виновность осуждаемого на расстрел» [63].
Трибуналы стали логическим продолжением революционных идей внесудебной расправы в направлении достижения тактических и стратегических задач построения коммунистического общества, согласованных с единым концептуальным направлением государственного развития.
Литература:
1. Материалы НКЮ. Вып. 2. - М., 1918. - С. 11.
2. Крыленко Н.В. Судоустройство РСФСР. - М., 1924. - С. 205.
3. Саврасов Л. К вопросу о наказании // Пролетарская революция и право. 1919. № 1. С. 42; Саврасов Л. Мотив в убийстве // Пролетарская революция и право. -№ 2-4. - 1919. - С. 74-75.
4. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 54. - С. 143-144.
5. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. - Т. 6. - С. 255-256.
6. ГАБО. Ф. 594. Оп. 1.Д. 1, Л.Л. 61, 63, 94.
7. Материалы НКЮ. Вып. V. - С. 17.
8. Известия Архангельского губернского исполнительного комитета Советов раб., солд. и кр. депутатов. 1918. 25 мая.
9. Народный суд (декреты, постановления, инструкции, циркуляры). Сборник № 6. - Тамбов. 1919. - С. 23-26.
10. Советская юстиция. - 1937. - № 21. - С. 48.
11. Красный архив. - 1928. - Т. 1. - С. 183.
12. Известия ВЦИК. - 1918. 4 января.
13. Известия Московского Совета. - 1918. 14 января.
14. СУ РСФСР. № 35. 1918. Ст. 471.
15. СУ РСФСР. № 41. 1918. Ст. 520.
16. СУ РСФСР. № 44. 1918. Ст. 533.
17. Adam B. Ulam. The Bolsheviks. - New York. - 1968. РР.423, 424 - 425.
18. Портнов В.П., Славин М.М. Становление правосудия Советской России. - М., 1990. - С. 73.
19. Карр Э. Большевистская революция.1917-1923. Т. 1. - М., 1990. - С. 146.
20. История государства и права СССР (сборник документов). Ч. II / Сост. А.Ф. Гончаров, Ю.П. Титов. - М., 1968. - С. 116.
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
21. Советская юстиция. - 1932. - № 33. - С. 33.
22. Пятый Всероссийский Съезд Советов. - М., 1918. - С. 49-50.
23. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 36. - С. 503.
24. Цит. по: Карр.Э. История Советской России. Кн.1. Тт. 1-2. 1917-1923. - М., 1990. - С. 142.
25. СУ РСФС. № 65. 1918. Ст. 710.
26. Карр Э. Указ. соч. - С. 145.
27. ГАБО. Ф. 594. Оп. 1. Д. 32. Л.Л. 1-4.
28. СУ РСФСР. № 13. 1919. Ст. 132.
29. СУ РСФСР. № 13. 1919. Ст. 132.
30. ГАРФ. Ф. 1005. Оп. 49. Д. 28. Т. 1. - С. 1-18.
31. СУ РСФСР. № 22-23. 1920. Ст. 115.
32. СУ РСФСР. № 12. 1919. Ст. 130.
33. ГАБО. Ф. 594. Оп. 1. Д. 106. Л. 17.
34. ГАБО. Ф. 594. Оп. 1. Д. 33. Л. 51.
35. Генис В.Л. Расказачивание в Советской России. Вопросы истории. - 1994. - № 1. - С. 46.
36. СУ РСФСР. № 66. 1919. Ст. 590.
37. Материалы НКЮ. Вып. XI-XII. М., 1921. - С. 91.
38. Материалы НКЮ. Вып. XI-XII. М., 1921. - С. 92.
39. Материалы НКЮ. Вып. XI-XII. М., 1921. - С. 95.
40. Викторов В.А. Без грифа секретно. - М., 1990. - С.82-83.
41. Портнов В.П., Славин М.М. Становление правосудия в Советской России. -М., 1990. - С.127.
42.Эстрин А. Единая судебная система и марксистская теория права // ЕСЮ. -1922. - № 29-30. - С. 5-6.
43. Тарновский А. Личный состав и репрессии ревтрибуналов // ЕСЮ. - 1922. -№ 11. - С. 6-7.
44. Крыленко Н.В. Судоустройство РСФСР. - М., 1924. - С. 144-145.
45. Вестник агитации и пропаганды. - М., 1922. - С. 4.
46. Известия ВЦИК. - № 46. - 1922. 26 февраля.
47. Известия ЦК КПСС. - 1990. - № 4. - С. 190-193.
48. Известия ЦК КПСС. - 1990. - № 4. - 194.
49. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 54. - С. 144.
50. См.: Сборник циркуляров Верховного Трибунала ВЦИК за период с 1 января по 1 октября 1922 г. М., 1922. С. 28, 34 и др.
51. СУ РСФСР. 1921. - № 51. Ст. 294.
52. ГАРФ. Оп.1. Д. 97. Л. 3.
53. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 40. - С. 23.
УНИКАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ XXI ВЕКА
54. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 39. - С. 305.
55. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. - С. 190.
56. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. - С. 146.
57. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. - С. 197.
58. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. - С. 195.
59. Цит. по: Буков В.А. У истоков тоталитаризма. - М., 1992. - С. 150.
60. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 50. - С. 58-59.
61. О революционных военных трибуналах. Положение: 4 февраля 1919 г. // Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и крестьянского правительства. 1919. - №13. Ст. 131; О революционных военных железнодорожных трибуналах. Положение: 18 марта 1920 г. // Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и крестьянского правительства. 1920. №21. Ст.112. Правовой статус территориальных революционных трибуналов был определен Положением, изданным в развитие и дополнение в апреле 1919 г. и заменившим ранее существовавшие нормативные акты о них. См.: О революционных трибуналах. Положение: 12 апреля 1919г. // Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и крестьянского правительства. 1919. №13. Ст. 132. Основные принципы этого закона были развиты в новом Положении о революционных трибуналах, принятом в 1920 г.
62. СУ РСФСР. №44. 1918. Ст. 533. Шрейдер, комментируя такой подход к определению меры наказания, писал: «Первый и самый важный, единственно определяющий признак Советского суда - это полная свобода суждения и, доведенная до крайности широта выбора меры наказания. Государственной власти может принадлежать право только ограничивать усмотрение судьи в смысле высоты наказания. А теперь? Это «не ниже» ставит судью (...) в тупик, а где же предел? «Не ниже» пяти лет. Но до какого срока можно дойти; или срока нет?» См.: Шрейдер А. Народный суд. - М., 1918. - С. 19-21.
63. Арбатов З.Ю. Екатеринослав 1917-1922. В кн.: Литература русского зарубежья. - М., 1990. - Т. 1. Кн. 2. - С. 104-109.
