CC BY
71
УДК 141.5
РЕЦЕПЦИЯ ФИЛОСОФИИ ШОПЕНГАУЭРА В РУССКОМ КУЛЬТУРНОМ СОЗНАНИИ (по страницам литературных журналов XIX века)
В статье представлен процесс рецепции философии А. Шопенгауэра русским культурным сознанием. Отмечается, что в XIX веке русская культура проявляла интерес к немецкой философии. Тем не менее до 1860-х гг. к творчеству Шопенгауэра обращались крайне редко и зачастую случайно. С 1860-х гг. начинается первый виток интереса к философии немецкого иррационалиста. В связи с тем, что ко второй половине XIX века сформировалось крепкое ядро сторонников идеализма И. Канта, Й. Г. Фихте, Г. В. Ф. Гегеля, распространение идей Шопенгауэра в России было связано с довольно ожесточенной полемикой. Отражением этих процессов, происходящих в русском культурном сознании, стали литературные журналы. Отмечается отсутствие в среде русской интеллигенции однозначного взгляда на учение Шопенгауэра.
Ключевые слова: А. Шопенгауэр, русские литературные журналы, немецкая философия, русская философия, ирра-ционалистическая философия, межкультурный диалог.
А. В. Комков A. V. Komkov
THE RECEPTION OF A. SHOPENHAUER'S PHILOSOPHY IN RUSSIAN CULTURAL
CONSCIOUSNESS (from the pages of literary magazines of the second half of 19th century)
The article presents the process of the reception of the philosophy of A. Schopenhauer by the Russian cultural consciousness. It is noted that in the 19th century, Russian culture showed a strong interest in German philosophy. Nevertheless, until the 1860s, Schopenhauer's works were appealed extremely rarely and mostly occasionally. In the sixties the first round of interest in the philosophy of the German pessimist begins. In connection with the fact that by the second half of the nineteenth century a strong core of idealists of I. Kant, J. G. Fichte, and G. F. Hegel had formed, the spread of Schopenhauer's ideas in Russia was associated with rather bitter polemics. Reflection of these processes, taking place in the Russian cultural consciousness, became literary journals. In conclusion, there is a lack of an unambiguous view of Schopenhauer's doctrine among the Russian intelligentsia.
Keywords: A. Schopenhauer, Russian literary journals, German philosophy, Russian philosophy, irrational philosophy, intercultural dialogue.
Начало XIX в. было ознаменовано повышенным интересом русской культуры к немецкой идеалистической и романтической философии. По мнению И. С. Андреевой и А. В. Гулыги, сильное увлечение немецким идеализмом объясняется параллелизмом с западной мыслью в духовных поисках, но при этом не проявляется широкого интереса к позитивистским течениям [1, с. 322], за исключением некоторых форм социал-утопизма. Свое место в русской культуре XIX в. начинает занимать философия А. Шопенгауэра. О богатой почве для восприятия этого мировоззрения в русских интеллектуальных кругах пишет В. И. Яковенко: «Действительно, на вопрос: где наши пессимисты, можно ответить другим вопросом: кто же у нас не пессимист <...> наш пессимизм идет "самобытно" таким же путем, каким он шел в Западной Европе. Сначала выступили Д. Г. Байрон, Д. Леопарди, Г. Гейне и другие, а затем уже появились Шопенгауэр и Гартман» [2, с. XI].
«Барометром» социально-политической и философской борьбы в России являлись литературные журналы. Отражая доминирующие культурные дискурсы своего времени, они становились полем боя различных идеологических групп. Важной темой на страницах журналов второй половины XIX в. стала философия Артура Шопенгауэра.
Одно из первых упоминаний имени Шопенгауэра на страницах литературных журналов мы можем встретить в девятом номере «Современной летописи» «Русского вестника» за 1857 г. в рубрике «Письма из Германии». Немецким философам были посвящены Лейпцигские письма за
авторством С. Рачинского: «Плоский рационализм прошлого столетия, материализм в самой грубой форме, непонятное смешение Канта, Будды и Вольтера в лице Артура Шопенгауэра - все субъективные фантазии, все незаконные стремления нашли себе представителей, выступающих на сцену с новою философией, сооруженною вчера, чтобы кануть завтра в забвение» [3, с. 169]. Вопреки желанию Рачинского, философия Шопенгауэра не только не «канула в забвение», наоборот, интерес к ней стал все более возрастать, выходя за пределы Германии и вызывая интерес в России.
Если до 1860-х гг. к творчеству Шопенгауэра обращались крайне редко и зачастую случайно, то с 1860-х гг. начался первый виток интереса к его философии. «Русские мыслители ценили в Шопенгауэре прежде всего то, что он почувствовал, как писал Н. Бердяев, "боль и суету мира", обосновал особость человека и его существования. Шопенгауэровская мысль о хаосе случайных импульсов в политике и истории, не имеющих смысла и не связанных с моралью, совпали с чаяниями ряда русских мыслителей» [4, с. 225].
Пристальное внимание на философию Шопенгауэра обращает журнал «Русское слово». В первом номере 1863 г. публицист А. С. Гиероглифов опубликовал краткое изложение «Метафизики половой любви», в котором «он вполне сочувственно воспроизводит "глубокий анализ" и основные тезисы Шопенгауэра, видящего в любви "родотворный инстинкт", "агенцию рода" и "закон природы", которые ломают индивидуальную волю. В качестве первичного физического импульса этот инстинкт подчас способен довести отравленную им
жертву до убийства или самоубийства. Чтобы подчеркнуть значимость учения Шопенгауэра, Гиероглифов сообщил своим читателям, что "Метафизика половой любви" уже переведена "на все европейские языки"» [5, с. 252].
Д. Селли в книге «Пессимизм. История и критика» писал, что знакомство с работами Э. Гартмана возбудило интерес к философии Шопенгауэра в других странах [6, с. 1]. Россия в этом отношении не сильно расходилась с Европой. В 1873 г. в сто третьем номере «Отечественных записок» была опубликована статья Г. Е. Струве «Новейшее произведение философского пессимизма в Германии» [7].
Струве отмечает, что Гартман описывает свою интерпретацию воли как нечто «абсолютно глупое, неразумное, нелогичное (das absolut Dumme, Unvernünftige, Unlogische)» [7, с. 15]. Но воля не единственное начало мира, вместе с волею существует и «Das Vorstellung», оно же представление, оно же «мышление разумом» [7, с. 15]. Под действием этого начала воля становится разумной и может стремится к разумным, благим целям. Эти два начала Гартмановой философии являются нераздельной субстанцией, поэтому говоря о воле, мы также говорим о представлении. В этом единении Гартман идет дальше Шопенгауэра, отмечая эту единую сущность бытия и давая ей новое именование «бессознательное», выделяя тем самым новый аспект, который не встречается в философии его учителя.
Возможность избавления и выхода из этого тупика дает нам, по мнению Струве, оригинальный и гениальный аспект Гартмановой философии, «которая в этом отношении не только расходится с воззрениями Шопенгауэра, но обнаруживает стремление примирить теорию уничтожения с самыми положительными воззрениями идеалистов и материалистов» [7, с. 33]. Для Струве интерес к данной стороне учения Гартмана не случаен. Здесь видится попытка сведения идеальной и реальной сторон бытия, этой же проблемой активно занимался и сам Струве, выстраивая свою концепцию «идеального реализма».
Труд Струве можно считать прологом к творчеству В. С. Соловьева. Работы русского философа в 1870-х гг. не только дали последовательную и комплексную оценку творчеству немецкого пессимиста, но и вызвали новый виток обсуждения пессимистической философии на страницах литературных журналов.
Магистерская диссертация молодого ученого (на тот момент ему был 21 год) вышла в 1874 г. и носила название «Кризис западной философии (против позитивистов)». Данный труд представлял собой критический экскурс в западноевропейскую философию - от средневекового схоластического учения до позитивизма О. Конта.
Данная работа не осталась без комментариев сторонников позитивизма. Разгорелся спор между К. Д. Кавелиным, В. В. Лесевичем из «Отечественных записок», с одной стороны, и В. С. Соловьевым - с другой. Началось все с того, что Кавелин выпустил брошюру «Априорная философия или положительная наука? По поводу диссертации г. В. Соловьева», где довольно критически отнесся к тезису о значимости иррациональной философии и метафизическом познании в контексте процесса развития философии [8, с. 607-608].
В двести восемнадцатом номере «Отечественных записок» вышла уничижительная статья В. В. Лесевича «Как
иногда пишутся диссертации», где философу выносится довольно суровый вердикт о том, что «г. Соловьеву очевидно очень смутно представляется современное умственное движение запада» [9, с. 45]. Что интересно, Лесевич в своей статье старательно избегает упоминания имени Шопенгауэра, заостряя свое внимание на критике Гартмана. Однако этому находится объяснение, вытекающее непосредственно из философских интересов Лесевича. Он выступает не столько против иррациональной философии, сколько против методологии Соловьева, положившего в своей магистерской работе в основу позитивистского мировоззрения творчество О. Конта. По мнению Лесевича, именно последователи Конта существенно замедлили, если не остановили, развитие позитивной системы. Новая форма позитивизма становится научной философией, которая «соответствует современному развитию науки и обладает всеми средствами для полного осуществления и ясного формулирования своих гуманистических стремлений» [10, с. 591]. В статье «Новый философский журнал в Германии» («Отечественные записки», 1877, № 233) Лесевич хоть и не уравнивал А. Шопенгауэра с Кантом, которому приписывается эпитет «гениальный», но называет его «высокоталантливым», «разгоняющим мрак» и разрушающим темную область «Wolkenkuckucksheim»* [11, с. 43].
Увидев реакцию на свою работу, Соловьев написал пояснительную статью «О действительности внешнего мира и основании метафизического сознания», которая была опубликована в сто семнадцатом номере журнала «Русский вестник». Философ активно отстаивал тезисы своей работы: значение метафизики для философской науки, негативизм банального материализма позитивистского направления, методологические ошибки иррациональной философии, пользующейся чуждыми для нее методами.
На этом интерес русского философа к немецкому коллеге не исчез. В 1877 г. в сто тридцать втором номере «Русского вестника» выходит первая часть крупной работы «Критика отвлеченных начал». Эта работа привлекает внимание не только небольшим отступлением Соловьева от чистой метафизики, но и обращением к проблемам эвдемоничес-ким и этическим, составляющим наиболее сильную сторону учения А. Шопенгауэра. «Эвдемонический характер принадлежит не только христианской этике, проповедующей вечное блаженство небесного царства, но также и пессимистической отрицательной этике буддизма, как древнего так и новейшего, развитого в философии Шопенгауэра и Гартмана; ибо и здесь как последняя цель ставится блаженство -блаженство нирваны, уничтожения» [12, с. 20-21].
Тем не менее основная задача русского философа не простой анализ этического учения Шопенгауэра, а его критический разбор. По мнению Соловьева, основная проблема этики немецкого пессимиста состоит в том, что она как раз является эмпирической, материальной, и несогласие сторонника метафизики лежит не столько в основных положениях, сколько в modus operandi, к которым она прибегает.
Если обратить внимание на генеральную линию развития «Вестника Европы», то можно увидеть, что в 18701880 гг. акцент материалов смещается с исторических на
* С нем. «воздушный замок», «несбыточная мечта».
философские. В течение двух десятилетий среди всех других толстых литературных журналов именно в «Вестнике» довольно часто фигурирует имя Шопенгауэра. Зачастую это было связано с критикой работ Вл. Соловьева. «Вестник Европы» является одним из лучших примеров довольно яростной борьбы между представителями позитивизма и иррационализма в среде российской интеллигенции. Уже на примере работ Соловьева мы наблюдали, как эти два крыла русской интеллигенции отстаивали свои позиции, обмениваясь уколами обоюдной критики. Следы этой борьбы хорошо заметны в разделе «Литературные обозрения».
В 1876 г. выходит рецензия на работу Гартмана «Собрание исследований и статей общепонятного содержания». Любопытна здесь не столько сама работа, сколько упоминание о «"тройственном созвездии философов текущего века": Шеллинге, Гегеле, Шопенгауэре» [13, с. 439]. Пусть приведенный фрагмент и является лишь выдержкой из работы самого Гартмана, но ведь важен факт того, что Шопенгауэр помещается здесь на один уровень с общепризнанными гениями философской мысли.
1880-1890-е гг. явились подъемом популярности философии Шопенгауэра. В это время были переведены «Афоризмы житейской мудрости» (одна из самых простых работ Шопенгауэра, представляющая собой не только труд по эвдемонологии, но и краткий пересказ с примерами основных положений философского волюнтаризма) и другие работы немецкого философа.
«Критика отвлеченных начал» вызвала полемику со стороны «Вестника Европы». В четвертом томе за 1880 г., в разделе «Литературные обозрения», была опубликована рецензия на работу Соловьева. Критик отмечает оживление, которое показала философская литература: «Никогда еще, кажется, в нашей философской литературе не было заметно такого оживления, как в нынешнем году» [14, с. 730]. В это оживление внес вклад и Соловьев, только автором статьи этот вклад был оценен преимущественно негативно: «...его собственная теория кажется нам ничем иным, как видоизменением рационализма» [14, с. 732-733].
Четвертый том «Вестника Европы» за 1880 г. стал одним из самых насыщенных в плане философской полемики. Получился интереснейший случай, когда на страницах «Литературной хроники» фигурировали сразу три темы, представляющие антагонистические философские системы: философия Соловьева («Критика отвлеченных начал»), рационализм Фихте («Пути к рациональному мировоззрению» в переводе Панаева) и «Философия Шопенгауэра» князя Д. Н. Цертелева (1852-1911). На работе последнего стоит остановиться подробнее.
Шопенгауэру были посвящены наиболее значимые труды Цертелева. Помимо докторской работы «Schopenhauers Erkenntnisstheorie» («Теория познания Шопенгауэра»), Цер-телев опубликовал ряд значимых работ, подробно разбирающих онтологию, гносеологию, этику, эстетику и даже риторику немецкого философа: «Философия Шопенгауэра. Часть I. Теория познания и метафизика» (1880); «Современный пессимизм в Германии, очерк нравственной философии Шопенгауэра и Гартмана» (1885); «Что такое пессимизм» (1886), «Эстетика Шопенгауэра» (1888), а также перевод «Эристики, или Искусства спорить» (1893).
«Философия Шопенгауэра. Часть I. Теория познания и метафизика» - одна из первых монографий на русском языке, полностью посвященная непосредственно анализу философии Шопенгауэра. Первая часть работы была посвящена изложению учения немецкого пессимиста, включая задачи философии по Шопенгауэру, раскрытие сущности закона причинности, понятие вещи о себе и отношение воли к сознанию и внешнему миру. Критик «Вестника Европы» останавливается на втором разделе книги, посвященном анализу и разбору некоторых положений немецкого философа. Особое внимание уделяется позиции Цертелева по отношению к мистицизму. «Князь Цертелев исключает мистицизм из области философии, относя его к совершенно иной сфере, куда мы не можем проникнуть с обыкновенной логикой» [14, с. 746]. Критик, тем не менее, определяет взгляды Цертелева и Соловьева как родственные, отмечает и негативное отношение двух философов к позитивизму.
Публикация перевода «Мира как воли и представления» не остается без внимания редакции «Отечественных записок». В 254 томе за 1881 г. выходит рецензия на перевод А. А. Фета, в которой не обошлось без полемики со Страховым, чья вводная статья помещалась как предисловие к переводу: «Спора нет, и на том "Востоке", куда г. Страхов желает присовокупить Шопенгауэра, горе, отчаяние и унижение - вещи знакомые. Они сказались, например, в песне нетчиков, пожалуй, не уступающей учению о Нирване <...> Задача, может быть бессознательная кисельных хлябей состоит в том, чтобы, возведя эти стоны на пьедестал философской истины, узаконить их житейские корни. Благородная задача! Но даже для нея не требуется извращение истины киванием на какую-то неопределенную восточную мудрость» [15, с. 76]. В рецензии чувствуется настороженность по отношению к пессимистической основе учения Шопенгауэра. Причина такого отношения кроется, вероятно, в антагонистичности волюнтаристской философии немца христианскому духовному идеалу и желанию Страхова соотнести философию Шопенгауэра с православием, в широком смысле - с христианским учением.
К концу девятнадцатого века наследие Шопенгауэра уже обрело крепкую основу, его признали основателем целого философского направления. Однако в русской культуре второй половины XIX в. так и не сложилось однозначного взгляда на учение Шопенгауэра. С одной стороны, философию немецкого мыслителя воспринимали как явление негативное, антихристианское, нигилистическое и крайне вредное для личности и общества в целом. С другой стороны, были мыслители, почитавшие Шопенгауэра как предвестника кризиса гегельянства, панлогизма и позитивизма, основателя новой философской школы, нового мировоззрения, нового метода философствования, освобождающего европейскую мысль от спекулятивной логики Канта, Фихте и Гегеля.
На протяжении всего XIX в. творчество Шопенгауэра не теряло своей привлекательности для русских мыслителей. То, что позднее начнут называть «философией жизни», лежит в учении о воле. Методологический подход немецкого пессимиста иной, чем в «университетской» спекулятивной философии Канта и Гегеля, в которой антропология была второстепенна. Шопенгауэр же, наоборот, строил
свою философию из непосредственной жизни и не требовал от человека быть большим, чем он «есть».
1. Андреева И. С., Гулыга А. В. Шопенгауэр. М. : Мол. гвардия, 2003. 368 с.
2. Яковенко В. И. Предисловие к русскому изданию // Селли Д. Пессимизм. История и критика. М. : URUSS ЛКИ, 2007. С. Х1-ХУ.
3. Рачинский С. Из Германии // Современная летопись русского вестника. М. : Тип. Каткова и К°, 1857. Т. 9. С. 163— 175.
4. Андреева И. С. А. Шопенгауэр и русская мысль // Россия и современный мир. М. : Ин-т науч. информации по обществ. наукам РАН, 2003. С. 223-240.
5. Тирген П. «Леди Макбет Мценского уезда» и «Злая воля» Шопенгауэра // Феномен русской классики. Томск : Изд-во Том. ун-та, 2004. С. 249-268.
6. СеллиД. Пессимизм. История и критика. М. : URUSSЛКИ, 2007. 334 с.
7. Струве Г. Е. Новейшее произведение философского пессимизма в Германии // Русский вестник. М. : Унив. тип. (Катков и К°), 1873. Т. 103. С. 5-83.
УДК 130.2:796
ОЛИМПИЙСКИЕ ИДЕИ КУБЕРТЕНА
И РЕАЛИИ ОЛИМПИЙСКОГО СПОРТА: ФИЛОСОФСКИЕ АСПЕКТЫ
В статье анализируется содержание «Кубертеновского олимпизма» как составляющей гуманистической философии олимпийского спорта. Выявлены и описаны противоречия между идеями и ценностями «Кубертеновского олим-пизма» и реалиями олимпийского спорта.
Ключевые слова: Кубертеновский олимпизм, олимпийский спорт, вызовы олимпийскому движению.
Имя Пьера де Кубертена неразрывно связано с историей олимпийского движения и с его современностью: это и возрождение Олимпийских игр, и реформирование системы образования и воспитания с помощью спорта. Сам спорт как предмет исследования является уникальным явлением гуманитарной науки и может рассматриваться с различных ракурсов научных исследований (социального, культурного, философского, педагогического и т. д.). Само слово «спорт» употребляется в различных сочетаниях: олимпийский; любительский и профессиональный; массовый и спорт высших достижений; детско-юношеский, большой, элитный, «спорт для всех», дворовый, региональный, международный, экстремальный, школьный, студенческий, армейский, рекреативно-оздоровительны й, профессионально-прикладной, компенсаторный, «супердостиженческий», коммерческий, виртуальный, «пассивный» и т. д. Спорт, безусловно,
8. Мочульский К. В. Владимир Соловьев: Жизнь и учение // Вл. Соловьев: pro at contra. СПб. : Изд-во Русского Христианского гуманитарного ин-та, 2000. С. 556-829.
9. Лесевич В. В. Как иногда пишутся диссертации // Отечественные записки. СПб. : Тип. А. А. Краевского, 1875. Т. 218. С. 38-56.
10. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). СПб. : Типо-Литография И. А. Ефрона, 1896.Т. XVII а. 497 с.
11. Лесевич В. В. Новый философский журнал в Германии // Отечественные записки. СПб. : Тип. А. А. Краевского, 1877. Т. 233. С. 42-74.
12. Соловьев В. С. Критика отвлеченных начал // Русский вестник. М. : Унив. тип. (м. Катков), 1877. Т. 132. С. 5-50.
13. Корш В. Новости западных литератур // Вестник Европы. СПб.: Тип. М. Стасюлевича, 1876. Т. 58. С. 422-446.
14. А. А. (криптоним) Литературное обозрение // Вестник Европы. СПб.: Тип. М. Стасюлевича, 1880. Т. 4(84). С. 730-745.
15. Новые книги // Отечественные записки. СПб.: Тип. А. А. Краевского, 1881. Т. 254. С. 74-76.
© Комков А. В., 2018
M. M. Кругflик 1.1. Kruglik
OLYMPIC IDEAS OF CUBERTEN AND REALITIES OF OLYMPIC SPORTS: PHILOSOPHICAL ANALYSIS
The article analyses the content of «Coubertin's Olympism» as a component of the humanistic philosophy of the Olympic sport. The contradictions between the ideas and values of the "Coubertin Olympism" and the realities of the Olympic sport are revealed and described.
Keywords: Coubertin Olympism, Olympic sport, challenges to the Olympic movement.
является социальным институтом. Сама соревновательная деятельность и учебно-тренировочный процесс оказывают большое влияние на формирование личности спортсмена. Важной отличительной характеристикой спорта от других видов деятельности является соперничество между людьми, природными явлениями и с самим собой. Все это достигается путем соревновательной деятельности и подготовки к ней. Спорт является социокультурным явлением, в нем сочетаются физические и духовные достоинства личности (физические качества, двигательные умения и навыки), (идейно-нравственные качества личности; взаимопонимание, уважение к друг другу, взаимопомощь и др.). Однако сегодня спорт в системе жизнедеятельности общества породил большое количество противоречий, которые затрудняют его позитивное развитие, порой дискредитируют его и создают информационную преграду для развития
