CC BY
32
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2012, № 1 (2), с. 60-63
УДК 821.112.2
РЕЦЕПЦИЯ АНТИЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В «ЗАМЕТКАХ» Э. КАНЕТТИ © 2012 г. Н.Ф. Зиганшина
Елабужский государственный педагогический университет
a@yandex. т
Поступила в редакцию 09.12.2011
Рассматривается влияние произведений античной литературы на «Заметки» австрийского писателя
Э. Канетти. Прослеживается сходство на уровне жанра, структуры и тематики повествования.
Ключевые слова: Э. Канетти, «Заметки», античная литература, интертекстуальность, мифология.
Австрийский писатель Элиас Канетти (19051994), удостоенный Нобелевской премии за роман «Ослепление» (Die Blendung), на протяжении более полувека вел ежедневные записи, которые позднее опубликовал под названием «Заметки» («Aufzeichnungen»). При жизни Канетти вышли книги «Провинция человека», «Тайное сердце часов» и «Мушиные муки». После смерти писателя вышли еще три книги, подготовленные им к публикации еще при жизни: «Дополнения из Хампстеда», «Заметки 1992-1993» и «Заметки 1973-1984». В 2005 году была издана книга «Заметки для Мари-Луизы», рукопись которой была обнаружена в архиве австрийской художницы Мари-Луизы фон Монтесицки. Однако все эти книги охватывают только лишь около десяти процентов всех рукописей заметок, хранящихся в архиве Ка-нетти в Центральной библиотеке Цюриха.
Интертекстуальность малой прозы Канетти, наличие реминисценций не вызывает сомнений, «Заметки», по мнению большинства исследователей, предстают как «семейный альбом мировой литературы» [1]. Для Канетти, который начал записывать «Заметки», находясь в условиях двойной изоляции: война, годы эмиграции в Англии и напряженная работа над произведением «Масса и власть», культура античности представляла собой стабилизирующую тенденцию, надвременную духовную реальность. Рассмотрение рецепции античной литературы, которая проявляется в таких особенностях поэтики «Заметок», как мифологизация, афористичность и карнавализация, на наш взгляд, представляет существенную научную значимость. Избранный аспект исследования позволит по-новому взглянуть на проблемы своеобразия жанра и художественного мира Канетти.
Под мифологизацией «Заметок» мы понимаем введение мифологических образов и мотивов
в ткань художественного произведения. Канетти, который избегал точных научных формулировок, так описывал свое понимание сущности мифа: Его текучесть внутренняя, он не ускользает сквозь пальцы. Там, где он разыгрывается, он всегда возвращается снова и тем же способом. Он самый неизменный из всего, что когда-либо порождало человечество; ни один прибор на протяжении тысячелетий не смог остаться, как некоторые мифы, прежним. Их святость защищает, их изложение увековечивает их, и тот, кто сумел наполнить людей мифами, добился большего, чем самый отважный изобретатель (перевод мой. - Н.З.) [2; с. 26].
Канетти начал свои «Заметки» в 1942 году, в эпоху мировых катастроф, когда человечество, прежде заключенное в узкие рамки понятий и систем, провозгласило смерть Бога и «переоценку ценностей», необходимость взрывных решений, революций и войн. В условиях нового времени миф оказался наиболее адекватной формой, которая смогла преодолеть несоответствие между застывшими способами познания и ускоряющимся мировыми процессами. Только с помощью мифов можно было преодолеть основную раздвоенность века: между мыслями и чувствами, между духом и рассудком, между логическим и мифическим мышлением.
Канетти достаточно часто и продуктивно применял наследие античных «учителей». В «Заметках» писатель передает содержание мифов, анализирует их основные преимущества, а также использует античные образы в новом контексте: Сизиф, который перекатывает слова. Но они падают на него обратно (перевод мой. - Н.З.) [3].
Основываясь на принципах хтонической мифологии, Канетти не выделял себя из окружающей природы, он пытался сохранить при-
митивное, наивное представление о мироустройстве. Например, новость о высадке американских астронавтов на Луну в 1969 году не вызвала у Канетти радости или восхищения:
Самое грустное в истории с Луной, что все верно. Все, вычисленное нами - расстояние, размеры, тяжесть, - верно, все на самом деле так и «прокаженной» стала Луна с тех пор, как мы коснулись ее. Оскверненная Луна: с каждой фотографией человеческих следов на ней усиливается неуютное чувство, будто нужно оправдаться за какой-то поступок [4, с. 303].
Следующей ступенью развития античной литературы стал героический эпос и, в первую очередь, поэмы Гомера, которые принято считать началом всей европейской литературы. В эссе «Призвание поэта» Канетти назвал произведения, которые играют наиболее важную роль в сохранении мифического наследия человечества. К таковым он относил «Метаморфозы» Овидия, месопотамский эпос о Гильгамеше и «Одиссею» Гомера. Притягательность поэмы Гомера для Канетти заключалась в том, что «главным предметом изображения являются сопровождаемые необычайными приключениями перевоплощения человека, то есть самого Одиссея, достигающие своего апогея в истории его возвращения в обличье нищего, ничтожнейшего из ничтожных, какого только можно было вообразить, и удающееся ему здесь совершенство лицедейского преображения не достигалось, и уж тем более не превосходилось, ни в одном из произведений поэтов более поздних времен» [5]. Канетти подчеркивал, что эта книга как мировая сокровищница сюжетов и образов оказывает влияние не только на современных писателей, но и на каждого человека в отдельности. Канетти даже отчасти «завидовал» грекам: ...огромное преимущество греков состоит в том, что у них обучение начинается с «Одиссеи», со «лжи», которая здесь предстает как счастье, точнее как превращение (перевод мой. - Н.З.) [6, с. 155].
В «Заметках» Канетти нередко обращается к произведениям античных авторов. Он не просто передает содержание трагедий, он, подобно театральному критику, дает рецензию, отмечая, что его привлекает в этих сочинениях. Тема смерти, основная в творчестве Канетти, в античных трагедиях также выходит на первый план. В пьесах «Электра» Софокла, «Орест», «Елена» Еврипида, «Агамемнон» Эсхила Ка-нетти указывает на их важнейшее качество, на то, что они содержат все формы, элементы, превращения смерти [6, с. 57] и даже возвраще-
ние мертвого [7, с. 70]. А трагедию «Эдип в Колоне» Канетти выделяет особо: Она трогает меня больше, чем любая другая драма, возможно, потому что Эдип сам определил место своей могилы (перевод мой. - Н.З.) [7, с. 72]. Может быть, поэтому Канетти тоже выбрал место своего будущего погребения - на кладбище города Цюриха, рядом с могилою Д. Джойса, причем ему было приятно, что сюда доносятся звуки расположенного неподалеку зоопарка.
Главной чертой, отличающей древнюю комедию от комедии в последующие периоды ее развития, было наличие фантастических элементов. Канетти заимствовал у Аристофана гротескную форму постановки проблемы и фантастичность превращений: Они животные и люди одновременно, осы, птицы, они являются как эти, а говорят как люди. Они демонстрируют древнейшие превращения, само преобразование. Комедия еще не упростилась до ее чистых человеческих размеров, время ее скучно-сти и неоригинальности еще не наступило (перевод мой. - Н.З.) [2, с. 312].
«Мениппова сатира» стала одним из главных носителей и проводников карнавального мироощущения в европейской литературе. В ХХ веке основные особенности этого необыкновенно гибкого и изменчивого жанра были выделены М.М. Бахтиным [8]. В «Заметках» мы можем проследить наличие таких особенностей «ме-нипповой сатиры», как фантастичность, гротеск, контраст, амбивалентность, использование исключительных ситуаций для провоцирования героев, фамильярный контакт между автором и читателем, натурализм, сатира, моделирование и социальные утопии.
Важнейшей особенностью, заимствованной у жанра античной мениппеи, является фантастичность образов «Заметок». Высказывания Канетти, признанного мастера фантастического афоризма, балансируют на грани абсурда и мудрости, нонсенса и пророчества, они изображают мир, не связанный условиями нашей реальности, но помогают найти подход к пониманию его. Высказывания подобные следующему: Гигантские паутины для людей. По краям осторожно усаживаются животные и наблюдают за попавшимися людьми [9, с. 312] мы не пытаемся истолковывать, для нас важнее сама идея.
В заметке «Он старался и в аду оставаться» (перевод мой. - Н.З.) [10, с. 11] противостояние слов «ад» и «разумный» рождает третье понятие - безумие, за счет этого достигается сатирический эффект. Можно сказать, что в каждом тексте Канетти разная степень комичности в
зависимости от пропорций юмора и возмущения, от того, является ли смех дружелюбным, удивленным или горьким. Иногда юмор словно сжимается и остается только сарказм: Человек не заслужил частной жизни (перевод мой. -
Н.З.) [10, с. 41].
В основе «Заметок» Канетти, даже если они звучат лирично, лежит утопия: другая реальность возможна, ее можно создать. Канетти мечтал о совершенном, гуманном общественном устройстве - без смерти и власти, он создал в отдельных заметках модель этого общества. Общество, которое существует здесь и сейчас, не абсолютно, и Канетти рассматривал его как зародыш другой реальности: Всем мыслителям, исходящим из негодности человека, присуща необычайная сила убеждения. В их словах звучит опыт, мужество, правдивость. Они глядят в лицо действительности и не страшатся назвать ее по имени. Что это всегда неполная действительность, замечают лишь позже; а что было бы еще мужественней, в той же самой действительности, не фальсифицируя ее и не приукрашая, найти зародыш иной, возможной при измененных обстоятельствах, - в этом признается себе лишь тот, кто еще лучше знает эту негодность, кто носит ее в себе, ищет ее в себе, находит ее в себе: поэт [4, с. 296].
Утопичное мышление писателя распространяется как на отдельного человека: Льстец, вдруг видящий, к собственному ужасу, что все люди становятся такими, как он их изображает [4, с. 297], так и на все человечество: Что за жалкий удел - иметь один определенный возраст! Вот если бы одновременно быть двойного возраста и знать об этом. «Вам сколько лет?» - «27 и 65». - «А вам?» - «41 и 12». Из этих двоевозрастов могли бы возникнуть новые и заманчивые формы существования [4, с. 305].
Древнегреческая проза была представлена, прежде всего, философскими трактатами, которые дошли до современного читателя в форме отдельных фрагментов, дискуссий в прозе, но именно их афористичность восхитила Канетти и повлияла на форму «Заметок»: их фрагментарность произвела на тебя сильнейшее в жизни впечатление (перевод мой. - Н.З.) [11, с. 176]. В одном из наиболее часто цитируемых выражений: Великие авторы афоризмов читаются так, будто все они хорошо знали друг друга [4, с. 258] Канетти подчеркнул наличие непрерывной связи между античными родоначальниками жанра афоризма и современными авторами.
Отношение Канетти к представителям древнегреческой философии также нельзя назвать однозначным. Хотя сам он в школе получил
прозвище «Сократ», идеи этого философа никогда не были ему близки: Правильно поставленный вопрос является более ценным, чем сотня ответов. Это единственное, что знал Сократ. Но это не служит ему оправданием. Сократ был надменнее, чем самый тщеславный софист. Доказательство: он охотно сравнивал себя с повивальной бабкой (перевод мой. - Н.З.) [11, с. 175-176].
Мироощущению Канетти были ближе представители досократского периода античной философии, он сравнивал их значение с китайцами: С китайскими «учителями» не расстаюсь никогда. Только досократики занимают меня так же давно, как и они, - всю мою жизнь. Ни с теми, ни с другими я не знаю усталости. Однако только вместе они содержат все, что нужно думающему человеку в качестве стрекала . или нет, не совсем все, остается еще не-чторешающее, чем следовало бы их дополнить, это касается смерти, и это хочу сделать я [4, с. 301].
Краткость, точность, яркость языка одного из представителей досократиков - Гераклита стали примером постоянной современности: От Гераклита дошло так мало, что он всегда нов [9, с. 320]. Для Канетти высказывания Гераклита были удивительными, невероятными, пугающими, уничтожающими. Ни одного смиренного предложения, даже если оно создавалось для умиротворения. Благочестие возникало как молния, а не как легкий дождь. Оно сбивало с толку и было невозможным для преодоления (перевод мой. - Н.З.) [11, с. 176].
В учении Демокрита Канетти видит основы своего толкования «массы»: По меньшей мере, дважды в истории развития философии представления о массе имели решающее значение для формирования нового миропонимания. В первый раз у Демокрита: множественность атомов... [4, с. 299]. В учении Демокрита Ка-нетти привлекает отказ от цельности мышления и неутомимое любопытство. Демокрит во многом оказался предшественником для Канетти, поэтому тот сожалел: Это несчастье, что вместо его (Демокрита) произведений, в целости до нас дошли сочинения Аристотеля (перевод мой. - Н.З.) [2, с. 249].
Классические, проверенные временем формулировки досократиков Канетти наполняет новым смыслом. Д. Адлер приводит следующий пример из книги «Заметки для Мари-Луизы». Речь идет об изменениях, которые Канетти произвел в следующем высказывании Протагора: «Человек есть мера всех вещей», которое звучит как позитивное заклинание, утверждающее до-
стоинства человека [12]. Канетти в ХХ веке изменил это выражение, наполнил его новым смыслом: Человек есть мера всех животных (перевод мой. - Н.З.) [10, с. 47]. Тем самым Канетти стремился не оспорить релятивизм Протагора, а показать относительность и сомнительность центральной категории Ренессанса. Человек у Канетти не является «венцом творения», следуя теории Дарвина, он ставит его наравне с животными. На этом он не останавливается, он упорно пытается дать новое звучание изречению Протагора. В том же 1942 году, когда была сделана первая запись, он сделал еще одну: Не стало больше никакой меры, с тех пор как перестала быть ею человеческая жизнь [4, с. 253], где чувствуется влияние временного контекста - события Второй мировой войны.
Впитав традиции древнегреческой литературы, на страницах «Заметок» Канетти разработал свою индивидуально-авторскую мифологию. В «Заметках» писателю удалось создать цельный образ - миф о противостоянии неотвратимости смерти. Все, что, по мнению Канетти, способствует смерти, а именно: война, религия, власть, наука, система, возраст - вызывает непримиримый протест писателя. Понимая невозможность отмены биологической смерти, по крайней мере, на данном этапе развития медицины, Канетти искал пути к вечной жизни в слове, литературе, музыке, имени, животных, детях, то есть посредством различных «превращений».
Список литературы
1. Engelmann S. Babel-Bibel-Bibliothek. Canettis Aphorismen zur Sprache // Epistemata Würzburger wis-
senschaftliche Schriften, Reihe Literaturwissenschaft, 1997. Band 191. S. 108.
2. Canetti E. Die Provinz des Menschen. Aufzeichnungen 1942-1972. München: Carl Hanser Verlag, 1999. S. 11-367.
3. Canetti E. Aufzeichnungen 1973-1984 // Gesammelte Werke, Band V: Aufzeichnungen 1954-1993. München: Carl Hanser Verlag, 2004. S. 327.
4. Канетти Э. Заметки 1942-1972: Пер. С. Власова // Человек нашего столетия: Пер. с нем. / Сост. и авт. предисл. Н.С. Павлова; Коммент. Р.Г. Карала-швили. М.: Прогресс, 1990. С. 250-309.
5. Канетти Э. Призвание поэта: Пер. С. Власова // Человек нашего столетия: Пер. с нем. / Сост. и авт. предисл. Н.С. Павлова; Коммент. Р.Г. Каралашвили. М.: Прогресс, 1990. С. 134.
6. Canetti E. Nachträge aus Hampstead. Aus den Aufzeichnungen 1954-1971 // Gesammelte Werke, Band V: Aufzeichnungen 1954-1993. München: Carl Hanser Verlag, 2004. S. 115-265.
7. Canetti E. Fliegenpein. Aufzeichnungen // Gesammelte Werke, Band V: Aufzeichnungen 1954-1993. München: Carl Hanser Verlag, 2004. S. 9-112.
8. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. Изд. 4-е. М.: Сов. Россия, 1979. С. 130.
9. Канетти Э. Тайное сердце часов. Заметки 1973-1985: Пер. С. Власова // Человек нашего столетия: Пер. с нем. / Сост. и авт. предисл. Н.С. Павлова; Коммент. Р.Г. Каралашвили. М.: Прогресс, 1990. С. 310-358.
10. Canetti E. Aufzeichnungen für Marie-Louise. Aus dem Nachlass herausgegeben und mit einem Nachwort von Jeremy Adler. München: Carl Hanser Verlag, 2005. 119 S.
11. Hanuschek S. Elias Canetti. Biographie. München: Carl Hanser Verlag, 2005. 799 S.
12. Adler J. Nachwort // Aufzeichnungen für MarieLouise. Aus dem Nachlass herausgegeben und mit einem Nachwort von Jeremy Adler. München: Carl Hanser Verlag, 2005. S. 78.
RECEPTION OF ANTIQUE LITERATURE IN E. CANETTIS «AUFZEICHNUNGEN»
N.F. Ziganshina
We consider the influence of antique literature on the Austrian writer Canetti’s book «Aufzeichnungen» tracing the similarities at the levels of the genre, structure and narration subjects.
Keywords: Elias Canetti, «Aufzeichnungen», intertextuality, antique literature, mythology.
