CC BY
32
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2018. № 1 (54). С. 192-199. УДК 340
DOI 10.25513/1990-5173.2018.1.192-199
РЕЦЕНЗИЯ НА МОНОГРАФИЮ: ПАНЧЕНКО В. Ю. ПРАВОВОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ КАК ВИД СОЦИАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ. М.: ПРОСПЕКТ, 2015. 232 с.
REVIEW OF THE MONOGRAPH: PANCHENKO V. Yu. LEGAL ENGAGEMENT AS A FORM OF SOCIAL INTERACTION. M.: PROSPECT, 2015. 232 p.
В. В. КОЖЕВНИКОВ (V. V. KOZHEVNIKOV)
Приводятся некоторые размышления по поводу главы 1 монографии В.Ю. Панченко «Правовое взаимодействие как вид социального взаимодействия». Оценивая в целом данную работу, имеющую оригинальный, новаторский характер, обращается внимание на замечания, а также на положения, требующие уточнения и конкретизации. Во-первых, рекомендуется уточнить соотношение правомерного поведения и правовой активности граждан. Во-вторых, категорически отвергается позиция, отождествляющая широкое понимание права и интегративный тип правопонимания. В-третьих, полагаем, что ассоциировать правоприменительное усмотрение и детальнейшую заурегулированность общественных отношений весьма проблематично. В-четвертых, требуется конкретизировать теоретическую конструкцию правового взаимодействия, которая определяется как «обмен юридически значимой деятельностью». Каждая из приведённых позиций сопровождается авторским видением проблемы.
Ключевые слова: монография; правовое взаимодействие; правовая активность; усмотрение; правомерное поведение; интегративный тип правопонимания.
In this article some thoughts are given about Chapter 1 of V. Panchenko's monograph "Legal interaction as a kind of social interaction". Evaluating in general this work, which has an original, innovative character, draws attention to comments, as well as those provisions that require clarification and specification. First, it is recommended to clarify the ratio of lawful behavior and legal activity of citizens. Secondly, a position that identifies a broad understanding of law and an integrative type of legal understanding is categorically rejected. Thirdly, we believe that associating law enforcement discretion and detailed regulation of public relations is very problematic. Fourth, it is required to specify the theoretical construction of legal interaction, which is defined as "the exchange of legally significant activities". Each of these positions is accompanied by the author's vision of the problem.
Key words: monograph; legal interaction; legal activity; discretion; lawful behavior; integrative type of legal understanding.
Думается, что монография В. Ю. Панченко, безусловно имеющая оригинальный, новаторский характер, внесла определённый вклад в систему общетеоретического юридического знания.
Работа включает введение, главу 1 «Понятие правового взаимодействия»; главу 2 «Содержание правового взаимодействия»;
главу 3 «Виды правовых взаимодействий»; заключение, библиографию, состоящую из 557 официальных документов и использованных источников.
Думается, что с точки зрения общей теории права наибольший интерес представляет содержание главы 1, которая будет проанализирована нами ниже. Именно в рамках
© Кожевников В. В., 2018 192
данной части работы автором формулируется целостное общетеоретическое представление о правовом взаимодействии как общеправовом явлении. В. Ю. Панчанко отмечает, что, несмотря на то, что на федеральном уровне термин «взаимодействие» («взаимодействия») употребляется более чем в 20 000 нормативных правовых актов, действующее российское законодательство не даёт легальных дефиниций взаимодействия, правового взаимодействия, правовых основ взаимодействия и иных терминологических сочетаний (с. 11). Автор утверждает, что «оперирование в юридической науке понятием "правовое взаимодействие", наряду с другими, уже устоявшимися понятиями и категориями, позволяет предположить, что данным понятием обозначается самостоятельное явление правовой сферы жизни общества, которое несводимо к иным явлениям, описываемым с помощью иных познавательных конструкций» (с. 21). По мнению учёного, правовое взаимодействие можно определить как разновидность социального взаимодействия, протекающее как обмен юридически значимой деятельностью субъектов права при помощи правовых (юридических) средств (с. 31).
В рамках данной главы монографии автором анализируются проблемы соотношения правового взаимодействия с правоотношениями и правой жизнью (с. 40-74).
Полагаем, что любая серьёзная научная работа, в том числе и анализируемая, обладающая несомненными достоинствами, не исключает и замечаний, также в ней есть положения, которые объективно требуют дополнительной конкретизации и аргументации. На наш взгляд, критические замечания других учёных имеют позитивный характер, позволяют ещё раз переосмыслить те или иные общетеоретические положения, служат импульсом для дальнейших научных изысканий.
Итак, в чём выражается суть наших размышлений в связи с ознакомлением с этой весьма интересной научной работой.
Во-первых, обращает на себя внимание то обстоятельство, что В. Ю. Панченко не один раз в различных сочетаниях использует термин «активность»: «взаимодействовать в понятийном значении термина "правовое взаимодействие" могут только субъекты, об-
ладающие свойством проявлять активность, осуществлять деятельность» (с. 20); «...применительно к действиям и поступкам человека в правовой жизни из правомерного поведения обоснованно выделяется правовая или юридическая деятельность как социальная активность, направленная на достижение опосредованного правом результата» (с. 33); «...правовая активность (речь идёт о гражданах. - В. К.) в реализации прав, свобод законных интересов, обязанностей по своему содержанию, сложности, ответственности мало чем уступает юридической деятельности органов публичной власти, а иногда и превосходит её» (с. 35).
В связи с этим закономерно возникает вопрос, касающейся понятия правовой активности, её соотношения с правомерным поведением субъектов права. Отметим, что понятие правовой активности в юридической литературе остаётся дискуссионным. Так, А. С. Бондарев убеждён в том, что социально-правовая активность (вернее, правовая активность, ибо первая не может быть не социальной. - В. К.) субъектов права - завершающий элемент общей части правовой культуры последних. С позиции учёного, качественные знания объективного права субъекта и сформировавшаяся убеждённость в них есть необходимое основание его социально-правовой активности как результирующего компонента правовой культуры, приводящего в действие её предыдущие компоненты. Отмечается и то обстоятельство, что анализируемый компонент правой культуры требует от субъекта и позволяет ему: а) постоянно расширять, углублять, совершенствовать свои правовые знания; б) убеждаться в истинности, справедливости, гуманности (либо наоборот) правовых идей, принципов, институтов и норм действующего объективного права; в) приобретать навыки и умения эффективно пользоваться всеми законными правовыми средствами для обеспечения своих интересов и потребностей, не нарушая интересов других людей и общества в целом [1].
Если говорить в целом о неоднозначных взглядах учёных на феномен правовой активности [2], следует признать, что большинством исследователей последняя понимается лишь в позитивном плане - как систематиче-
ская, правомерная, общественно полезная и одобряемая государством и обществом деятельность субъекта в правовой сфере. Они категорически не согласны с тем, что правовая активность может быть и отрицательной, противоправной [3]. В частности, С. Н. Кожевников, рассуждая о различных формах правовой активности (производственной, общественно-политической, познавательной и др.), в качестве одного из общих для них признаков называет тот, согласно которому они «выступают как объективизация субъективной стороны в инициативных, творческих действиях, имеющих положительную общественную значимость» [4]. Учёный подчёркивает, что «субъекты социально-правовой активности - это индивиды, организации и другие субъекты права, которым свойственна основанная на уважении к праву сознательная, правомерная деятельность, выражаемая в инициативном использовании предоставленных прав, реализации возложенных обязанностей в соответствии с общественными потребностями» [5].
В. А. Затонский, акцентируя внимание на проблеме взаимодействия политики и права, позитивную политико-правовую активность определяет как сознательную деятельность субъектов, необходимый элемент социально-политического и социально-правового развития, деятельное участие человека в политической и юридической жизни, характеризующееся его стремлением оптимизировать свои усилия и добиться высоких конечных политически и юридически значимых результатов. В контексте данной статьи весьма важным представляется замечание автора о том, что позитивная активность в политико-правовой сфере связана не со всяким законопослушным поведением. С позиции учёного, «она означает нечто большее и отражает такую форму правомерного поведения, политически корректного деяния, которая характеризуется сознательностью и уважительным отношением к праву, личным участием граждан в решении правовых вопросов, управлении государственными и общественными делами, других политико-правовых процессах, укреплении законности и правопорядка, готовностью противодействовать правонарушениям, а также устремлённостью, нацеленностью человека на юридический путь достижения
целей, на установление правовых общественных отношений (видимо, автор имел в виду правоотношения. - В. К.), в рамках которых он стремится реализовать свои политические и правовые возможности, исполнить юридические обязанности» [6].
На наш взгляд, правовую активность как один из видов правомерного поведения, высшую его форму следует определять, с одной стороны, как свойство, содержательную характеристику личности, выражающуюся в готовности к активной деятельности в сфере права на основе уважительного отношения к нему, солидарности с его принципами и нормами (внутренний аспект), а с другой -как позитивную, целенаправленную, сознательную, зачастую творческую и интенсивную деятельность личности, превосходящую обычные требования к возможному и должному поведению, как предусмотренному, так и не предусмотренному нормами права, однако не запрещенную ими, направленную на укрепление демократии, законности и правопорядка (внешнее её проявление). Вывод о единстве внутреннего и внешнего аспектов активности указывает на то, что правовая активность есть отражение двух взаимосвязанных процессов: 1) восприятия права, «приобретения» необходимых для правовой жизнедеятельности системы качеств и 2) воздействия социального субъекта посредством реализующей активности на правовую среду.
Иными словами, правовая активность отображает опосредуемое правом взаимодействие среды и личности.
Во-вторых, цитируя А. В. Полякова и Е. В. Тимошину, утверждавших, что «право как феномен представляет собой идею и реальный факт, нормы и правоотношения, индивидуальные эмоции и социальные ценности, текст и деятельность по его интерпретации и реализации» и что «ни одно из этих положений не истинно в своей отдельности и отвлечённости, только в рамках целостного восприятия права они обретают свой смысл» [7], автор монографии воспринимает такую трактовку права как один из вариантов инте-гративного правопонимания, связывающий его классические типы (с. 32). Думается, что в данном случае неоправданно отождествляются интегративный тип правопонимания и «широкое» понятие права.
Отметим, что идея об интегративном типе правопонимания поддерживается не всеми авторами, однако большинство учёных-теоретиков являются её сторонниками.
Представляется, что в своё время возможность использования интегративного подхода в выработке определения понятия права не отвергал В. С. Нерсесянц, полагавший, что «даже самая краткая дефиниция общего понятия права должна включать как минимум два определения, первое из которых содержало бы характеристику права (до и независимо от закона) как обусловленного специфического социального явления, а второе - характеристику права в её официальной признанности и общеобязательности (право в качестве специального установления, закона)» [8].
Сторонником интегративного подхода к понятию права выступает и Е. А. Лукашева, отмечающая, что право неотделимо от нравственности, от категорий свободы и справедливости, от самооценки личности, т. е. от тех идей, которые выдвигала естественно-правовая доктрина. Эти идеи должны получить закрепление в правовом законе, который, опираясь на них, получает дополнительную «энергию» [9]. Н. А. Пьянов, оценивая инте-гративный подход, обращает внимание на то, что «именно он призван объединить всё ценное, что присуще и нормативному, и социологическому, и нравственному подходам» [10]. Интегративный подход поддерживает и В. И. Червонюк, приводящий ряд весомых аргументов в его пользу. Так, рассуждает учёный, одна из тенденций современного развития правоведения - углубление представления о праве как едином целом. Задача заключается в том, чтобы восстановить на более широкой теоретической основе расчленённое анализом единство всех сторон права, с помощью синтеза (интеграции) представить его как целое, показать суть и взаимодействие отмеченных сторон, место и меру каждой из них. Этой задаче как раз и отвечает интегративный подход, способ теоретического познания и практического освоения социально-правовой действительности, позволяющий «собрать» воедино, объединить на общей основе все компоненты права - идеи, нормы и отношения (действия), отобразив тем самым естественно-правовую
природу закона, его нормативность, обязательность и деятельностный характер. С позиции интегративного подхода в праве, по его мнению, всё в одинаковой мере важно. С этой точки зрения право есть правовая идея, воплощенная в норме (законе) и фактических правомерных действиях - правовом порядке [11].
Интегративный подход поддерживают ряд и других авторов [12]. Так, В. В. Лазарев, используя данный подход, трактует право как «совокупность признаваемых в обществе и обеспеченных официальной защитой нормативов равенства и справедливости, регулирующих борьбу и согласование свободных воль в их взаимоотношении друг с другом» [13]. Как интегративное понимание нами оценивается трактовка права В. К. Бабаева: «это система нормативных установок, опирающихся на идеи человеческой справедливости и свободы, выраженная большей частью в законодательстве и регулирующая общественные отношения» [14].
Отметим, что актуальность проблемы типов правопонимания, в том числе и инте-гративного, в определённой мере проанализированного выше, обусловлена тем, что на основе чёткого представления о том, что есть право, можно определить пути повышения юридической теории и практики; от решения этого вопроса зависит определения круга юридических источников, правильное определение критериев правомерного и противоправного поведения и др.
В контексте нашей работы особо отметим, что весьма трудно согласиться с теми учёными, которые отождествляют интегра-тивное (интегральное) понимание права с так называемым широким пониманием права. Так, имея в виду такое отождествление, О. В. Мартышин полагает, что под правом понимаются не только юридические нормы, но и возникающие в соответствии с этими нормами общественные отношения (правоотношения) и представления о том, каковы должны быть эти нормы (правосознание)
[15]. Дело заключается в том, что если под типом вообще понимается «форма, вид чего-нибудь, обладающее определёнными признаками, а также образец, которому соответствует известная группа предметов, явлений»
[16], а под типом понимания права - теорети-
ко-методологический подход к формированию образа права, осуществляемый в рамках определённой методологии анализа с позиций того или иного теоретического видения проблемы [17], то широкое понятие права показывает наличные элементы содержания права. Например, известный учёный-теоретик Г. В. Мальцев, рассматривая право как нормативную регулятивную систему, считает, что первое есть «совокупность норм, идей и отношений (не правоотношений. - В. К.), которая устанавливает поддерживаемый средствами власти порядок организации, контроля и защиты человеческого поведения» [18]. Кстати говоря, следует подчеркнуть, что «широкое» правопонимание сформировалось в отечественной науке в 6080-х гг. ХХ в. и противостоит «узконормативному» подходу к праву. Эта концепция основана на представлениях о праве как единстве правовых идей, норм и отношений. Внимания требует то положение, согласно которому в рамках этого подхода обозначилось несколько направлений: одна группа авторов склонна была сводить право к правовым идеям (право - нормативно выраженная справедливость, мера, масштаб свободы и др.), другая группа под правом понимала идеи, нормы и отношения; третья право отождествляла с системой общественных отношений. Общий вывод сторонников такого подхода заключался в том, что право несводимо к нормативным установлениям. То, что является достоинством «узконормативного» подхода (формальная определённость, нормативность), следует признать основным упущением для «широкого» правопонимания
[19].
Выступая сторонниками интегративного подхода правопонимания, учёные подчёркивают, что он укладывается в плюралистическое восприятие мира, отвечает современным запросам времени, навеянным процессами глобализации. Этот подход имеет ряд позитивных моментов: 1) он снимает напряжённость в противостоянии одной теории другой, признавая за каждой из них свою относительную истину; 2) позволяет конструировать общее определение права, в котором присутствует полный охват известных истории правовых ценностей, присущих разным цивилизациям; 3) выделяет среди всех цен-
ностей сущностные, т. е. те, без которых право не было бы правом, признавая среди таковых равенство в свободном проявлении личности; 4) не акцентирует внимание ни на творцах права, ни на его источниках, признавая здесь многообразие тех и других; 5) в утилитаристских, прагматических целях допускает конвенциональное начало в признании правом определённой ценности для определённого места и времени; 6) позволяет смотреть на право глазами познающего его, глазами практика и оком философа, не подвергая сомнению ценность и вместе с тем различие целей в каждом из этих случаев [20].
Полностью проявляя солидарность с приведёнными положениями, попутно заметим, что вызывает большое сомнение то, как В. В. Лазарев и С. В. Липень трактуют «узкое» и «широкое» понятие права. Учёные полагают, что «так называемое "узкое" понимание права предполагает, что нормы права содержатся исключительно в нормативных (вернее, в нормативно-правовых. - В. К. ) актах, издаваемых государственными органами... Сторонники так называемого "широкого" подхода к пониманию права обычно соглашаются с характеристикой нормативного права как основного источника права. Однако они говорят и о том, что писаное право. не в состоянии полностью и адекватно регулировать общественные отношения. Поэтому нормативный акт не единственный источник права (когда говорят обратное - что нормы права содержатся только в нормативных актах - это узкое понимание права). Наряду с ним нормы права находятся в других источниках права, прежде всего, в судебной и административной практике» [21]. Думается, что и в последнем случае речь опять-таки идёт об «узком» (узконормативном) понимании права, ибо любой юридический источник права, а не только нормативно-правовой акт содержит нормы права. Как справедливо пишут авторы, с позиции узконормативного подхода, «право есть совокупность норм, исходящих от государства и им охраняемых» [22].
В-третьих, думается, что требует конкретизации авторское положение о том, что «.исключить правоприменительное усмотрение в принципе объективно невозможно,
фактически границы усмотрения остаются у правоприменителя даже при детальнейшей заурегулированности» (с. 51-52).
Полагаем, что ассоциировать правоприменительное усмотрение с детальнейшей за-урегулированностью общественных отношений весьма проблематично.
Анализ юридической литературы по проблеме усмотрения правоприменяющего субъекта вообще и в правоохранительной деятельности в особенности показывает, что, во-первых, авторами предлагаются самые разнообразные трактовки усмотрения. Не вступая в дискуссию по данному вопросу, полагаем, что под данным феноменом следует понимать выбранный субъектом правоприменения в пределах своих полномочий из ряда альтернатив (каждая из которых законна) вариант поведения, отвечающий конкретным условиям дела [23].
Во-вторых, обращает на себя внимание то обстоятельство, что учёные, как правило, рассматривая свободу усмотрения, одновременно обращаются к анализу тех объективных и субъективных факторов, которые препятствуют трансформации усмотрения в правовой произвол. Другими словами, речь идёт об определении пределов усмотрения правоприме-няющего субъекта, которые и обусловливают актуальность настоящей научной статьи.
Если говорить в целом, то можно утверждать, что авторы в своих рассуждениях о свободе усмотрения большее внимание уделяют объективным факторам, нежели субъективным. Причём в качестве первых учёные называют самые разнообразные обстоятельства, которые обязательно должен учитывать правоприменяющий субъект, выносящий промежуточное или окончательное решение по конкретному юридическому делу. Так, А. П. Коренев, рассуждая об административном усмотрении, обращает внимание на специфику соответствующего законодательства, позволяющего действовать по усмотрению; конкретные условия юридического дела [24].
Многие отечественные учёные, касаясь проблемы усмотрения, связывают выбор решения с целью, которая либо непосредственно указывается законодателем, либо вытекает из смысла закона [25]. Ю. П. Соловей утверждает, что административное усмотрение
призвано способствовать принятию оптимального решения, т. е. максимально обеспечивающего достижение установленных правом целей. Более того, автор полагает, что правовая цель не только выступает ограничителем усмотрения, но и выполняет функцию критерия административного усмотрения [26].
В контексте анализа объективных основ усмотрения определённый интерес вызывает позиция М. В. Бавсуна, практически отождествляющего усмотрение и целесообразность. Последняя, с точки зрения автора, - это всегда нечто оптимальное, соответствующее каким-то конкретным условиям, обстоятельствам, без учёта которых норма не будет достигать цели, изначально в ней заложенной. Её применение должно строиться на основе целесообразности как на одном из основных требований, предъявляемых непосредственно к самому нормативному документу. Данный учёный полагает, что применение закона без его толкования, основанное исключительно на его букве, невозможно в силу прежде всего несовершенства самого закона, а также отсутствия у законодателя реальной возможности предусмотреть всё многообразие жизненных условий, которые будут сопутствовать его практической реализации.
Обращают на себя внимание и те критерии, которым, по мнению автора, должна соответствовать целесообразность:
1) она не должна выходить за рамки законности, т. е. соблюдение закона должно оставаться приоритетным, и выход за его пределы при осуществлении правоприменительной деятельности является недопустимым;
2) целесообразность должна быть обоснованной, т. е. вытекать из фактических условий конкретного случая;
3) она должна применяться в строго установленных законодателем пределах;
4) целесообразность должна соответствовать целям и задачам, которые предусмотрены уголовным законом [27].
П. Г. Марфицин особое внимание при рассмотрении проблем усмотрения следователя уделяет законодательной юридической технике, обусловливающей появление норм права, содержащих так называемые оценочные понятия (например, «по усмотрению следователя», «в случае необходимости» и т. д.) [28].
По мнению Ю. В. Грачевой, судейское усмотрение должно осуществляться, имея в виду объективные факторы, «. в пределах, установленных законом, в соответствии. с волей законодателя, исходя из принципов права, конкретных обстоятельств совершения преступления, а также основ морали» [29].
А. Т. Боннер, замечая, что жизненные явления настолько разнообразны, что законодатель не всегда в состоянии регулировать их путём принятия абсолютно определённых норм права. Автор полагает, что многие (выделено нами. - В. К. ) правовые предписания носят относительно-определённый характер, а потому их применение в конкретной ситуации до известной степени зависит от усмотрения судей либо иных правоприменителей. При этом особо подчёркивается, что возможность выбора самого оптимального из нескольких предусмотренных законом решений отнюдь не означает свободы судебного произвола. Как подчёркивает автор, принимаемое в таких случаях решение должно определяться не волевыми, субъективными моментами, а объективными [30].
Думается, что при рассмотрении проблем усмотрения правоприменяющих субъектов следует, с одной стороны, адекватно оценивать также и субъективные его основы. Тем не менее авторы, разделяя пределы судебного усмотрения на субъективные (пределы, относящиеся к личности правоприменителя, его правосознанию) и объективные (закреплённые в нормативных правовых актах), особое внимание акцентируют на последних, ибо «повлиять законодательным путём на правосознание субъекта правоприменения невозможно» [31].
И наконец, в-четвертых, думается, что В. Ю. Панченко требуется конкретизировать теоретическую конструкцию правового взаимодействия, которая определяется как «обмен юридически значимой деятельностью» (с. 31). Хотя в дальнейшем, анализируя проблему соотношения правового взаимодействия и правоотношения, автор утверждает, что, кроме правоотношения, формами юридического взаимодействия выступают «неправовые действия, которые не облекаются самими участниками взаимодействия в правовую форму (например, дача в долг на доверии, без оформления соответствующих
документов (расписок и пр.), возведение самовольной постройки), а также весь спектр противоправных деяний, направленных на достижение правомерного результата (например, нарушение процедуры реализации и защиты прав и законных интересов - взыскание реального, не вымышленного долга не путём обращения в государственно-правовые институты, а самоуправными действиями по возврату и т. п.» (с. 42), это весьма трудно понять на фоне такого высказывания автора о том, что правовое взаимодействие осуществляется «при помощи правовых (юридических) средств» (с. 31). Ранее учёный подчёркивал, что «понятие "правовое взаимодействие" используется для обозначения сложно-организованных социальных институтов и процессов, повергаемых правовому регулированию» (выделено нами. - В. К.) (с. 14).
Кроме того, сделаем ещё одно замечание, касающееся терминологии. Автор работы, определяя понятие правового взаимодействия, использует такое сочетание слов, как «юридически значимая деятельность». Однако, как известно, в своё время В. Н. Кудрявцев, анализируя проблему правового поведения, рассуждал о юридически значимом поведении, которое не удовлетворяет одному или нескольким из ранее перечисленных им признакам. Учёный писал, что «физические действия лиц, не осуществляющих правового поведения, могут быть вместе с тем юридическими фактами и поэтому их можно именовать юридически значимыми» [32]. Полагаем, что в юридической науке должна существовать однозначная трактовка тех или иных понятий и конструкций.
Думается, что сделанные замечания и пожелания, адресованные автору данного монографического исследования, которые имеют дискуссионный и во многом рекомендательный характер, не могут повлиять на положительную в целом оценку представленной работы, способную стать импульсом для дальнейших научных разработок в данном направлении.
1. Бондарев А. С. Правовая культура - фактор жизни права : монография. - М. : Юрлитин-форм, 2012. - С. 53-54.
2. См.: Сапун В. А. К понятию правовой активности субъектов // Государство и право социалистического общества. - Владивосток :
Изд-во Дальневост. ун-та, 1975. - С. 14-15; Кожевников С. Н. О социально-правовой активности личности // Конституция СССР и правовое положение личности. - М. : Институт государства и права, 1979. - С. 116; Кейзеров Н. М. Гражданское сознание и право на инициативу // Советское государство и право. - 1989. - № 5. - С. 19; Кудрявцев В. Н., Казимирчук В. П. Современная социология права. - М. : Юристъ, 1995. - С. 76; Шафиров В. М. Правовая активность советских граждан. - Красноярск : Изд-во Красно-яр. гос. ун-та, 1982. - С. 47; Кожевников В. В. Факторы, обусловливающие правовую активность участников правоотношений, возникающих в деятельности органов внутренних дел на досудебных стадиях российского уголовного процесса : монография. - Омск : Ом. академия МВД РФ, 2003. - С. 43-44; Кожевников В. В., Рыбаков В. А. Правомерное поведение // Кожевников В. В., Коженевский В. Б., Рыбаков В. А. Теория государства и права : учебник. - М. : Проспект, 2017. - С. 368.
3. Матузов Н. И. Правовая система и личность. -Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1987. - С. 239.
4. Кожевников С. Н. Социально-правовая активность: содержание и субъекты // Правоведение. - 1981. - № 3. - С. 17.
5. Там же. - С. 19.
6. Затонский В. А. Эффективная государственность / под ред. А. В. Малько. - М. : Юристъ, 2006. - С. 207-208.
7. Поляков А. В., Тимошина Е. В. Общая теория права : учебник. - СПб. : Изд-во юрид. ф-та СПбГУ, 2005. - С. 57-58.
8. Нерсесянц В. С. Право: многообразие определений и единство понятия // Советское государство и право. - 1983. - № 10. - С. 30.
9. См.: Графский В. Г. Основные концепции права и государства в современной России (по материалам «круглого стола» в Центре теории и истории права и государства ИГП РАН) // Государство и право. - 2003. - № 5. -С. 9-10.
10. Пьянов Н. А. Консультации по теории государства и права : учебное пособие. - Иркутск : Изд-во Иркут. гос. ун-та, 2008. - С. 131.
11. Червонюк В. И. Теория государства и права : учебник. - М. : ИНФРА, 2006. - С. 234.
12. См.: Винниченко О. Ю., Попов В. И. Теория государства и права : учебное пособие. - М. : Проспект, 2010. - С. 201; Оксамытный В. В. Теория государства и права : учебник. - М. : ИМПЭ - ПАБЛИШ, 2004. - С. 323; Шепелев В. И. Понимание права // Теория государства и права : учебник / под ред. В. Я. Любаши-ца. - Ростов н/Д. : Феникс, 2006. - С. 234-237.
13. Теория государства и права : учебник / под ред. В. В. Лазарева. - М. : Новый Юрист, 1997. - С. 98.
14. Бабаев В. К. Понятие права // Общая теория права : курс лекций / под ред. В. К. Бабаева. -Н. Новгород : Нижегород. высшая школа МВД РФ, 1993. - С. 111.
15. Мартышин О. В. Понятие и функции права // Теория государства и права : учебник / под ред. О. В. Мартышина. - М. : Норма, 2007. -С. 24.
16. Ожегов В. И. Словарь русского языка. - М. : Русский язык, 1984. - С. 692.
17. См.: Проблемы теории государства и права : учебник / под ред. В. М. Сырых. - М. : Эксмо, 2008. - С. 41.
18. Мальцев Г. В. Понимание права. Подходы и проблемы. - М. : Прометей, 1999. - С. 7.
19. См.: Гойман-Калинский И. В., Иванец Г. И., Червонюк В. И. Элементарные начала общей теории права : учебное пособие / под ред. В. И. Червонюка. - М. : Право и закон : КолосС, 2003. - С. 70.
20. См.: Лазарев В. В., Липень С. В. Теория государства и права : учебник. - М. : Юрайт, 2010. - С. 223.
21. Там же. - С. 227-228.
22. Червонюк В. И. Указ. соч. - С. 226.
23. См.: Марфицин П. Г. Усмотрение следователя (уголовно-процессуальный аспект) : монография. - Омск : Ом. академия МВД РФ, 2002. - С. 61.
24. Коренев А. П. Нормы административного права и их применение. - М. : Юрид. лит., 1978. - С. 94.
25. См.: Лунев А. Е., Студеникин С. С., Ямполь-ская Ц. А. Социалистическая законность в советском государственном управлении. - М. : Юрид. изд-во МЮ СССР, 1948. - С. 63.
26. Соловей Ю. П. Усмотрение в административной деятельности советской милиции : авто-реф. дис. ... канд. юрид. наук. - М. : МВШМ МВД СССР, 1982. - С. 7.
27. Бавсун М. В., Марцев А. И. Целесообразность в уголовном праве // Правоведение. - 2003. -№ 4. - С. 96; Бавсун М. В. Судебное усмотрение при назначении наказания и проблемы его ограничения в УК РФ // Журнал российского права. - 2007. - № 9. - С. 104-109.
28. Марфицин П. Г. Указ. соч. - С. 51-52.
29. Грачева Ю. В. Судейское усмотрение в уголовном праве : автореф. дис. . канд. юрид. наук. - М. : Моск. гос. юрид. академия, 2002. - С. 7.
30. Боннер А. Т. Законность и справедливость в правоприменительной деятельности. - М. : Российское право, 1992. - С. 28-29.
31. Березин А. А. Пределы правоприменительного усмотрения : дис. . канд. юрид. наук. -Н. Новгород : Нижегород. академия МВД России, 2007. - С. 96-97.
32. Кудрявцев В. Н. Правовое поведение: норма и патология : монография. - М. : Наука, 1982. - С. 44.
