CC BY
26
Рецензия на книгу
растительность России и сопредельных стран
к.М. Петров, н.В. Терехина
СПб.: Химиздат, 2013. - 328 с., ил.
Недавно опубликованная книга К.М. Петрова и Н.В. Терехиной уже рецензировалась в журнале «Биосфера» (2013, Т. 5, С. 473-474), но именно явно комплиментарный характер рецензии Ал.А. Григорьева и А.Н. Параниной вынуждает нас изложить и свое мнение об этом труде, в некоторых случаях «отталкиваясь» от высказываний рецензентов. Так, последние называют книгу «монографическим описанием растительности России и ряда бывших республик СССР», однако сами авторы жанр своего произведения нигде не обозначают. Для научной монографии, которая должна сообщать новые данные об объекте (объектах) исследований, ее содержание слишком компилятивно, во многих разделах упрощено и в большинстве - устарело (об этом, в частности, свидетельствует и список литературы). После ознакомления с книгой остается не очень понятным, как именно авторам помогли «собственные полевые исследования практически по всей стране и смежным территориям». Исключения составляют некоторые данные авторов о растительности Прикаспийской низменности и одного из Курильских островов; в остальных случаях вклад самих авторов ограничивается фотографиями. Если же рассматривать книгу в качестве «учебника для студентов, обучающихся по естественнонаучным направлениям» (как следует из авторской аннотации к книге), то она, как будет показано ниже, содержит недопустимое количество методических и фактических ошибок.
Вопрос возникает уже при чтении названия книги: что имеется в виду под странами, «сопредельными» с Россией? Российская Федерация граничит на суше с 14 государствами, а если учитывать страны, не признанные мировым сообществом, а также граничащие с Россией по морю, то таких соседей насчитывается 18 (среди них - Норвегия, Финляндия, Монголия, Япония...). Как правило, в подобных работах обзорного характера рассматривается территория бывшего СССР. Однако в рассматриваемой книге нет никаких сведений о растительности стран Прибалтики, Западной Украины, Молдовы, Южной Грузии, Армении - список можно продолжать. Отсутствуют материалы и о растительности ряда районов России - например, Южных Курильских островов, Саян, большинства горных массивов Восточной Сибири и Дальнего Востока. Причина может быть только одна: авторы включили в работу характеристики растительности тех территорий, по которым им удалось найти опубликованные материалы, не заботясь о строгости в определении географических границ рассматриваемого региона.
Не очертив его внешние границы, авторы столь же вольно поступают с его внутренним делением. В главе 2 сказано, что растительность характеризуется по
провинциям, но в книге нет карты или хотя бы схемы с границами провинций. «Провинции» никак не соотносятся с общей системой единиц ботанико-гео-графического районирования: зона (область) - провинция — округ — район. Трактовка авторами провинций также весьма своеобразна: например, на с. 67 сказано, что «провинции представляют собой крупные ботанико-географические образования, включающие не только тундры, но и захватывающие на юге сообщества лесотундры и северной тайги». Выделение провинций не учитывает принципиальные различия организации растительного покрова на равнинах и в горах.
Нельзя не согласиться с рецензентами в том, что книга впечатляет обилием иллюстраций, особенно фрагментов карт, воспроизведенных в цвете, и цветных фотографий различных растительных сообществ и отдельных видов растений. Однако степень «проработки и необходимых по замыслу обобщений», о которых пишут рецензенты, вызывает большие сомнения. Карты — необходимый иллюстративный материал при характеристике растительного покрова крупных регионов, однако в чем смысл помещения в книгу сильно уменьшенных частей давно опубликованных обзорных карт растительности (например, Европейской части СССР в масштабе 1:2500000) с сильной потерей качества? На некоторых картах трудно различимы градации цветового фона; ко многим фрагментам карт не полностью приведены легенды (рис. 1.5, 2.18, 6.24, 6.2.7 и др.). При обилии мелкомасштабных карт книге явно не хватает крупномасштабных карт (схем) структуры растительного покрова на локальном уровне, что совершенно необходимо, например, для характеристики растительности тундр, полупустынь, болот: исключение составляют рис. 13.27 и 13.38. Так называемые «трехмерные модели», приводимые авторами в качестве иллюстраций структуры растительного покрова горных территорий (рис. 16.56 и др.), дают гораздо меньше представления о связи растительности с рельефом, чем карты.
Главы 1—4, объединенные в Часть I и занимающие около 50 страниц, составляют своего рода теоретическое введение книги. В то время как изложение некоторых вопросов в книге о растительном покрове не представляется необходимым (например, дискуссии о современном потеплении климата — разд. 1.3), более важным проблемам, впрямую относящимся к теме работы, авторы уделяют минимальное внимание. Практически не изложены современные конти-нуалистские представления о растительном покрове, о стратегиях видов, об экологических нишах и их основных моделях, о климаксе-континууме.
К сожалению, сведения, приводимые авторами о палеогеографии, геологическом строении, рельефе,
климате, почвах рассматриваемых территорий, во многом устарели либо ошибочны. Например, неоднократно употребляется название «третичный период», давно исчезнувшее из геологической литературы. Сведения о покровных оледенениях на территории Европейской России приводятся по данным 1950-х гг. (например, рис. 1.4), в том числе, например, говорится о ледниковых отложениях в приуральской части южной тайги, которые там не обнаружены. Остается загадкой, что такое «озерно-ледниковый моренный рельеф» и «флювиогляциальная морена» (с. 13, 23, рис. 2.4). Конец эпохи плейстоцена (соответствующий деградации крупнейших покровных оледенений Евразии) авторы датируют временем около 1 млн лет назад, что на 2 порядка отличается от рубежей, принятых в четвертичной геологии (с. 60).
Уральскую горную страну в геоморфологическом отношении авторы почему-то делят на 3, а не на 5 общепринятых частей (включая Полярный и Приполярный Урал) (рис. 16.1); высшая точка Урала - г. Народная — относится не к Северному (как у авторов), а к Приполярному Уралу. Деление Большого Кавказа в орографическом отношении на 3 полосы не отражает существования системы как минимум пяти параллельных хребтов, разделенных продольными прогибами (с. 249).
Множество сюрпризов ждет читателей книги при обращении к данным по климату описываемых территорий. В разделе 1.2 радиационный баланс некорректно назван «количеством теплоты»; здесь же использованы давно устаревшие единицы измерения потоков солнечной радиации (ккал/см2 в год). Многочисленные графики средних месячных температур воздуха и сумм атмосферных осадков (климадиаг-раммы), приводимые в тексте, не всегда репрезентативны для тех или иных районов. Например, территория, описываемая понятием «бореальные леса», слишком велика, чтобы ее характеризовала только одна кривая температуры воздуха (с. 54, рис. 1.1). Там же, если исходить из графика 1, в зоне полярных пустынь средняя температура самого теплого месяца ниже 0 °С. В таком случае никакая растительность в этой зоне (о которой повествуется на с. 55-56) не могла бы произрастать. В зоне широколиственных лесов невозможны значения средних температур самого теплого месяца 13 °С (с. 144).
В соответствии с уравнением водного баланса на любой территории количество выпавших осадков превышает испарение, поэтому констатация этого факта вовсе не служит подтверждением избыточного увлажнения, как считают авторы. На страницах книги не делается различий между параметрами испарения и испаряемости, что является серьезной географической ошибкой (с. 65, 83, 98, 102 и др.). Далеко не всегда соответствуют современным климатическим данным сведения о количестве атмосферных осадков в том или ином регионе. Так, в пределах восточноевропейской тайги нет районов, где бы выпадало менее 600 мм осадков в год (у авторов до 400 мм! — с. 106); годовое количество атмосферных осадков даже в самых континентальных районах таежной зоны не меньше 200 мм (с. 120); в Западной Сибири (как и на 99% территории России) основное количество осадков выпадает в теплый период, то есть не в виде снега (с. 116). Этот перечень, к сожалению, можно продолжить.
Трудно представить, откуда авторы рецензируемой работы черпали данные о почвах некоторых регионов России и «сопредельных стран»: настолько эти сведения (в том числе названия почв) не соответствуют современным представлениям о почвенном покрове. Более чем сомнительны, например, указания о преобладании дернового процесса в почвах гор Таймыра — тем более авторы подчеркивают, что выше 250 м горы практически безжизненны (с. 74). «Тундровых подбурых почв» (с. 247) не существует. Описание в разделе 8.3.2 преобладающих почв Камчатки как «горных дерновых», «горно-тундровых» и «дерновых» не соответствует почвенным картам и монографиям, в которых на полуострове выделяются слоисто-пепловые и охристые почвы на вулканогенных породах. В разделе 8.2 нигде не сказано о господстве мерзлотно-таежных почв под лиственничными лесами на огромной территории Восточной Сибири. Представление о дерново-подзолистых почвах как единственном зональном типе почв подтайги (зоны хвойно-широколиственных лесов) весьма упрощено, поскольку на западе и востоке зоны широко распространены буроземы (с. 135). Характеристика почв субальпийского пояса Кавказа как «торфянистых» примитивна (с. 251).
Основное содержание книги (Часть II) построено по зональному принципу, но представления авторов о зональной принадлежности тех или иных регионов также вызывают немало вопросов. Остров Врангеля не относится к зоне полярных пустынь, а принадлежит арктическим тундрам (с. 55-56). Неоправданно «расширена» равнинная зона лесотундры, куда авторы включили все горные лесотундры северо-востока Азиатской России (с. 83-84). Выделение «Европей-ско-Западносибирского» и даже «Европейско-Сибир-ского» секторов в тайге Евразии (с. 105-106) — геоботанический и географический нонсенс, поскольку европейские и сибирские регионы в силу различий в континентальности климата относятся к разным секторам. Некорректно утверждение о том, что на юге Западной Сибири тайга непосредственно граничит с лесостепью (с. 116), поскольку здесь существует узкая (до 100 км), но хорошо выраженная зона мелколиственных лесов, рассматриваемая как западносибирский вариант подтайги. Из текста (с. 147-149) никак нельзя понять, где находится Дальневосточная провинция широколиственно-лесной зоны в пределах России. Если северная граница этой зоны на Дальнем Востоке, как указывают авторы, сдвинута на юг до 36-37° с. ш., то получается, что речь идет уже о территориях Китая и Кореи: или они тоже входят в «сопредельные страны»?
Наконец, в пределах Кавказа, согласно климатическим данным, нет настоящих «зон субтропиков», о которых повествуют авторы в главе 15.
Приводимые авторами без всяких оговорок представления о «зеркальности» широтной зональности и высотной поясности растительного покрова и других компонентов ландшафта, восходящие к А. Гумбольдту и В.В. Докучаеву, давно устарели (с. 34, рис. 2.19). Схема высотной поясности восточного склона Урала (рис. 2.21) по своей упрощенности (если не сказать примитивности) более подходит для школьного учебника.
Книга изобилует и грубыми ботаническими ошибками, перечень которых мог бы занять не одну стра-
ницу. Приведем лишь наиболее одиозные из них. Таксоны Stereocaulon, Cetraria, Thamnolia не относятся к накипным лишайникам (с. 55-56). Печеночники -это не зеленые мхи (с. 65). Древесные породы Diospy-ros lotus (дикая хурма) и Acer laetum (клен светлый) не относятся к «эндемичным гирканским видам» (с. 238). Конский каштан (Aesculus hippocastanum) не встречается в естественном произрастании на Кавказе и тем более не образует там «буково-каштано-вые леса» (с. 250). Особенно «повезло» рододендрону понтийскому (Rhododendron ponticum) - вечнозеленому кустарнику, который авторы на с. 252 называют древесной породой, а на с. 236 и 251 утверждают, что этот вид (весьма теплолюбивый по своей экологии) на Кавказе поднимается в высокогорья. По всей видимости, авторы перепутали рододендрон понтий-ский с совершенно не похожим на него рододендроном кавказским (Rhododendron caucasicum), который нередко доминирует в субальпийском поясе северного и южного макросклонов Большого Кавказа.
В нашу задачу не входит давать перечень опечаток, которыми книга изобилует, но одна из них слишком красноречива: на с. 65 гидролакколит (многолетний бугор пучения с ледяным ядром) именуется гидро-локалитом...
Нельзя не обсудить некоторые представления о зональных и интразональных типах растительности, излагаемые авторами в соответствующих главах книги.
Глава 8. Бореальная зона. Хвойные леса. При ознакомлении с этой главой складывается впечатление, что авторы совершенно не знакомы с многочисленными работами последних десятилетий по динамике таежных лесов, особенно в Европейской части России. Считать модель эдафических условий произрастания еловых лесов (так называемый «крест Сукачева»), разработанную 70-80 лет назад, последним словом геоботаники и биогеоценологии по меньшей мере наивно: эта модель, в частности, не учитывает «сдвигов» на одну и даже две ступени эдафотопа в ходе возрастной динамики ельников. Также не соответствуют данным многочисленных исследований излагаемые представления о преобладании еловых лесов исключительно на местообитаниях с тяжелыми грунтами (глинах, суглинках) и «игнорировании» елью песчаных местоположений.
У авторов ничего не сказано о различии на уровне провинций в растительном покрове тайги Фен-носкандии (Балтийского щита) и Восточно-Европейской равнины: в первой абсолютно преобладают сосняки, на второй - темнохвойные леса, преимущественно ельники. Не отражены взаимоотношения сосны и ели в пределах одних и тех же местообитаний - основной фактор естественной динамики таежных лесов Восточной Европы. Нет никаких данных о вкладе длительного сельскохозяйственного освоения и последующего забрасывания сельскохозяйственных земель в структуру современного растительного покрова таежной зоны. В то же время на с. 114-115 можно прочесть о том, что «после сведения леса процесс олуговения происходит очень энергично, препятствуя возобновлению деревьев». Это утверждение никак не подтверждается тем, что в тайге (особенно южной и средней) после любых воздействий (рубок, пожаров, сельскохозяйственного использования и др.) активно проходит процесс
естественного лесовозобновления (в некоторых случаях — заболачивания), и никакое «олуговение» растительности этой зоны не грозит. Наконец, не имеет никаких оснований утверждение авторов о том, что массовые рубки в южной и средней тайге привели к уменьшению «удельного веса» широколиственных пород (с. 115); основной результат сплошных рубок — увеличение площади мелколиственных лесов.
Глава 11. Интразональная растительность. Материковые луга лесной зоны. Название главы вызывает вопрос: почему из всех существующих на рассматриваемой территории типов лугов выбраны только суходольные («материковые») луга тайги и подтайги, имеющие целиком антропогенное происхождение? Почему полностью проигнорированы пойменные луга, которые распространены во всех ландшафтных зонах от тундры до полупустыни и обладают не только «интразональными», но и зональными особенностями?
Что же касается суходольных лугов лесной зоны, то у читателей этой главы могут сложиться совершенно не соответствующие современным данным представления о происхождении, динамике и эволюции этого типа растительности. Так, в результате только рубок лесов и лесных пожаров луга практически никогда не возникают, поскольку природные условия тайги и подтайги способствуют быстрому естественному лесовозобновлению (либо, в некоторых случаях, заболачиванию) вырубок и гарей. Необходимое условие формирование лугов — более или менее длительное использование вырубок или гарей, полностью расчищенных от лесных остатков, под сельскохозяйственные угодья. Об этом авторы странно умалчивают. Зато на с. 159—160 приводятся совершенно неуместные для лугов таежной зоны (пример относится к Северо-Западному Приладожью) рассуждения об эпиассоциации, инвариантах и «материнском ядре» луговых сообществ — притом что все эти сообщества представляют собой сравнительно краткие стадии сукцессий, существующие только при постоянном воздействии человека (сенокос, выпас и т. п.).
Глава 12. Интразональная растительность. Болота. Здесь некорректно уже название главы, поскольку болотная растительность зональна: об этом свидетельствует и текст раздела 12.3, где болота описываются по зонам (тундровых, бугристых болот и т. д.). Обсуждение взятого авторами за основу районирования (зонирования) болот не входит в нашу задачу: достаточно сказать, что ссылки на его источник в работе отсутствуют. Характеристики отдельных «болотных зон» и провинций вызывают много вопросов: почему, например, довольно подробно характеризуются болота Сахалина, а описание самого заболоченного региона России — Западной Сибири — ограничивается одним абзацем? Отсутствует даже упоминание о крупнейшей в мире Васюганской болотной системе. Ничего не сказано о болотах горных регионов, прибрежных маршах (солоноводных и пресноводных), карстовых и ключевых болотах, болотах Колхидской физико-географической области в Закавказье. Схема болотного массива (рис. 12.5), приводимая авторами также без ссылки на источник, знакома многим поколениям болотоведов и студентов, обучавшихся этой дисциплине, и создает впечатление, что с тех пор в отечественном болотоведении не появилось ничего нового...
В целом содержание этой главы весьма далеко от последних достижений науки и более соответствует научно-популярному изданию, хотя и в таком не должно быть «перлов» вроде утверждения о том, что содержащиеся в насекомоядном растении росянке элементы минерального питания постепенно переходят в торф, способствуя повышению его плодородия (с. 163).
Наиболее непрофессионально написан раздел 12.4 «Антропогенные нарушения болотных экосистем». Из текста объемом менее одной страницы можно узнать о том, что: 1) верховые болота осушались под сельскохозяйственные угодья (что бессмысленно из-за низкой зольности и высокой кислотности торфа); 2) в результате осушения болота превращаются в «бесплодные пустоши» (что практически исключено в зоне тайги, где на осушенных болотах начинается интенсивный рост леса — и это основная цель осушения болот, о которой авторы почему-то умалчивают); 3) через 10-20 лет после осушения 23-метровый слой торфа разрушается до минерального грунта (что возможно лишь при длительном выжигании торфа, но не под лесной растительностью в ее естественном развитии); 4) осушение болот однозначно ведет к нарушению режима питания рек и усыханию лесов (что не подтверждается многочисленными экспериментальными данными, во всяком случае, в таежной зоне Европейской России). Зональная специфика изменений растительного покрова болот в результате осушения осталась полностью «за кадром».
глава 13. Субаридная зона. Степи. Используемое авторами районирование степной зоны устарело и не отражает результаты многочисленных исследований последних десятилетий. Так, например, рассматривать Прикаспийскую провинцию в подзоне настоящих степей нет никаких оснований, так же как и называть западносибирскую лесостепную провинцию казахстанской.
Представление о лесостепи Восточно-Европейской равнины как об экотоне, в котором пространства лугов и луговых степей чередуются с массивами леса, не соответствует реальной картине растительного покрова, в которой до 80% составляют пашни, а участки луговых степей сохранились только на крутых южных склонах и в пределах особо охраняемых природных территорий. Изложение авторами представлений Ф.Н. Милькова о лесостепи Восточной Европы как «северной саванне» или «холодовой саванне» мало что дает для понимания растительности этой территории: эти «экзотические» концепции никак не согласуются с активно идущим возобновлением леса (в том числе дубрав) на участках целинной луговой степи, где исключены любые воздействия человека (например, в Центрально-Черноземном заповеднике). Авторы могли вместо устаревших работ Милькова рассмотреть современные представления о динамике растительности лесостепи за последние тысячелетия, связанной с колебаниями климата и воздействием человека (в частности, кочевым скотоводством). Наконец, вместо примитивных рисунков, иллюстрирующих противоэрозионную роль степной растительности (рис. 13.58), можно было бы привести количественные данные о влиянии растительного покрова на снижение интенсивности эрозионных процессов, полученные на степных и лесостепных стационарах в последней трети XX в.
глава 14. Аридная зона. Пустыни. В этой главе остается непонятным, как авторы «увязывают» принадлежность восточного Прикаспия к подзоне северных пустынь с рассуждениями о принадлежности северо-западного Прикаспия к подзоне сухих степей, приведенными в разд. 13.2.2 предыдущей главы. Получается, что эти подзоны разделяет государственная граница России и Казахстана... Также непонятно, почему растительности подзоны северных пустынь, которая занимает не одну сотню тысяч квадратных километров в Казахстане, уделен только один абзац текста.
Пустыни Закавказья (занимающие не менее четверти его территории, включая предгорные и низкогорные варианты) авторы книги без всякой аргументации относят к «экстразональным» и даже «локальным». То обстоятельство, что от зональных среднеазиатских пустынь эти «экстразональные» пустыни Закавказья отделяет только Каспийское море, авторы, видимо, не считают достойным рассмотрения.
Часть III. Растительность гор. Эта часть работы составляет 30 страниц, в то время как горные территории занимают, по разным подсчетам, не менее трети территории России, а с «сопредельными странами» их доля еще выше. Такой лаконичности текста должен соответствовать отбор характеристик растительности, обусловленный схемой ботанико-геогра-фического или геоботанического районирования горных стран. Однако о принципах своего выбора горных стран для характеристики их растительного покрова авторы умалчивают. Из всего многообразия горных территорий северной Евразии ими выбраны Урал, Кавказ (причем далеко не весь), Памир, Тянь-Шань, Алтай и Восточное Прибайкалье (точнее, хребет Улан-Бургасы). Совершенно выпали из описания огромные пространства нагорий северо-востока азиатской части России (в которых проявляется высотная поясность растительности), гор Восточной Сибири и Дальнего Востока.
Описание растительности каждой из избранных авторами горных стран имеет те же недостатки, что уже назывались выше: отрывочность, использование устаревших источников (в том числе картографических), обилие фактических ошибок. Так, рассмотрение всей растительности Кавказа на примере только северного макросклона Большого Кавказа не является репрезентативным. Но даже для северного макросклона это описание далеко не полное: например, авторы даже не упоминают формации нагорных ксерофитов, занимающие важное место в структуре высотной поясности Дагестана.
Характеристика растительности Тянь-Шаня более чем упрощена: для этой горной страны выделяют не менее пяти типов поясности, в то время как текст не дает представления о разнообразии спектров поясности, свойственных разным областям Тянь-Шаня. Пояса «елово-пихтовых лесов», указываемого авторами, на Тянь-Шане нет за отсутствием пихты (с. 263). Характеристика богатой субальпийской растительности Тянь-Шаня занимает 6 строк, причем не назван ни один доминантный вид.
О растительности Алтая авторы сообщают, в частности, то, что здесь верхний предел распространения хвойных древесных пород лимитирован зимними температурами воздуха (с. 268). Это совсем не так, поскольку в равнинной Восточной Сибири те же са-
мые древесные породы растут при средних зимних температурах на 10—15 градусов ниже, чем в горах Алтая. Рассматривать гольцы в качестве «типа растительности» непозволительно для публикации, претендующей на научное издание; то же самое относится к криофитной растительности, которая может быть криофитностепной, криофитнолуговой и т. д. (с. 245).
Авторы упомянутой рецензии на книгу К.М. Петрова и Н.В. Терехиной отмечают как несомненное достоинство издания приведение в нем большого количества описаний растительности заповедников как эталонов растительного покрова. С этим мнением трудно согласиться: многочисленные описания заповедников довольно разнокачественны, часто содержат сведения, не являющиеся необходимыми (например, о количестве видов различных систематических таксонов растений), и не всегда включают даже названия растительных сообществ. Признаков какой-либо обработки этих описаний (большинство из них можно позаимствовать с информационных сайтов заповедников), выполненной авторами исходя из задач книги, не прослеживается. И, самое главное, за детальными описаниями растительности (а иногда и флоры) заповедников остается скрытой картина современной растительности различных природных зон на территориях, использовавшихся и ныне используемых в хозяйстве. Здесь растительный покров претерпевает крупномасштабные изменения, кото-
рые идут со скоростью, сопоставимой с человеческой жизнью. Достаточно назвать сукцессии на месте заброшенных сельскохозяйственных угодий, которые имеют свои особенности в каждой ландшафтной зоне. Увы, даже набросков картины этих изменений растительности России и «сопредельных территорий» в книге практически не отыскать...
В монографии есть неверные библиографические ссылки, ошибки в латинских названиях растений. Часть фотографий приводится без указания авторства.
Сказанное выше никак не позволяет считать книгу К.М. Петрова и Н.В. Терехиной вкладом в изучение растительного покрова северной Евразии. Безусловно, необходимость современного научного обобщения данных о растительном покрове России давно назрела, и здесь можно было бы ограничиться только территорией России. Такое обобщение должно максимально основываться на новых данных геоботаников и ботаников-географов (включая результаты обработки космических снимков), а таких публикаций появилось немало со времен выхода в свет фундаментальной монографии «Растительный покров СССР» (1956 г.). Хотя, надо признать, что еще осталось немало «белых пятен». Для того чтобы монография К.М. Петрова и Н.В. Терехиной могла послужить основой для будущего учебника, необходима ее полная переработка и тщательное редактирование.
Волкова Е.А., канд. биол. наук, старший научный со -трудник Ботанического института РАН им. В.Л. Комарова, Санкт-Петербург
Исаченко Г.А., канд. геогр. наук, доцент кафедры физической географии и ландшафтного планирования СПбГУ, Санкт-Петербург
