CC BY
24
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ: РЕЦЕНЗИИ, ПЕРСОНАЛИИ, СОБЫТИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2008. №4. С. 131-139.
Рецензия на книгу: Бадаев А.Ф., Казарин Ю.В. Поэтическая графика (функционально-эстети-ческий и лингвистический аспекты): монография. Екатеринбург: ИД «Союз писателей», 2007. 188 с.: ил.
Вопрос о сущности поэзии, ее соотношении с наукой, искусством и языком занимал умы философов античности и не перестает тревожить современных теоретиков постмодернизма. В последнее время все чаще высказывается мнение о том, что «поэзия является областью пересечения языка и искусства, а это значит, что существуют такие явления, которые одновременно принадлежат к классу явлений языка и к классу явлений искусства» (Сол Сапорта). В таком случае инструментом описания поэтического текста должна быть лингвистика особого рода, способная фиксировать порождаемые в процессе творчества уникальные единицы, отличные от стандартных языковых единиц, а также новые связи и отношения их в системе - поэтическом тексте. В русле именно такого подхода выдержана рецензируемая монография А.Ф. Бадаева и Ю.В. Казарина, что определило несомненную ее актуальность.
Монография посвящена анализу поэтической графики, осуществленному на материале визуальных поэтических текстов русских поэтов XVII-XXI вв. с привлечением большого числа текстов поэтов Юго-Восточной Азии и Европы, что придало замыслу авторов масштабность и определило доказательность выводов.
А.Ф. Бадаев и Ю.В. Казарин предложили концепцию уникальности графической системы поэтического текста, участвующей не только в строфо- и текстостроении, но и в выражении смысла. Новый ракурс получает при таком подходе классическая теория текста. Наряду с традиционными текстовыми категориями - целостностью, связностью, неаддитивностью, завершенностью и прочими - выделяется такое коррелирующее с ними свойство текста, как графичность - наличие специфической
многоплановой и полифункциональной формы, создаваемой при помощи отдельных графических знаков и их комплексов.
Монография включает историографическое описание поэтической графики, подробно рассматривается история формирования и становления мировой (и в частности - русской) визуальной поэзии. Нельзя не отметить поистине энциклопедическую образованность авторов во всем, что касается визуальной поэзии. Многочисленные тексты разных времен и национальных традиций, воспроизведенные с помощью цветных иллюстраций и чернобелых рисунков, превращают рецензируемое издание в нечто вроде кунсткамеры или поэтического Бедекера. Можно сказать, что сам текст монографии приобретает не только сутубо утилитарную, информативную функцию, но и особое эстетическое качество, присущее описываемым в ней феноменам.
Между тем сама задача классифицировать авангардные произведения по любому параметру чрезвычайно сложна, поскольку это тексты экспериментальные и потому уникальные. Описание таких экзотических функциональных типов поэтической графики, как иероглифическая, языческая, вакуумная, выделительная, декоративная (бордюрная, сосудная), графика черновика и других, не только обладает диагностической и эвристической силой, но и читается с захватывающим интересом (С. 66-133).
Вторая глава - «Лингво-текстовое описание функций поэтической графики» (хотелось бы только возразить против графического облика сложного прилагательного -его дефисного написания!) - посвящена характеристике единиц поэтической графики, их системных связей с единицами поэтического дискурса, языка и текста в целом. АФ. Бадаев и Ю.В. Казарин убедительно доказывают, что в поэтическом тексте графика «впадает» в особое эстетическое состояние, и под ее воздействием в тексте формируются такие качества, как полиинтерпретативность, эксперименталь-ность, партшурность. Графичность, по мысли авторов, присуща как классическим, так и неклассическим, авангардным произведениям, однако в последних графика домини-
132
Научная жизнь
рует. Выделяется особый тип текстов -визуальные, когда в графической форме стиха содержатся изобразительные элементы. Анализ визуального стихотворения С. Третьякова «Веер», призванный продемонстрировать связь элементов поэтической графики с дискурсными и текстовыми единицами, выполнен с предельной тщательностью и поистине ювелирной проработкой деталей.
Завершает монографию предложенная авторами общая схема анализа единиц поэтической графики и демонстрация ее «работы» на примере стихотворения В. Брюсова «Треугольник». Прекрасно выполненный анализ доказывает высокий эвристический потенциал введенных в работе теоретических категорий. Хотелось бы только обратить внимание на одну, в каком-то смысле показательную, неточность исследователей в интерпретации брюсовского текста.
Дело в том, что словоформа синель (в синели / не различая / синих тонов и милой головки, / летаю в просторе / крылатый как птица / меж лиловых кустов...), которая трактуется как авторский неологизм от глагола синеть со значением «небо, небесный свод ярко-синего цвета» (С. 160), на самом деле (и этого не мог не знать В. Брюсов, поскольку информация содержится в словаре В.И. Даля) - народное название сирени. На это же косвенно указывает и строка меж лиловых кустов, и грамматическая категория женского рода, и паронимическое сближение слов сирени/ синели. Кстати, не названная в тексте сирень, возможно, вводит еще один ассоциативный ряд, основанный на звуковом и этимологическом сближении: сирень (греч. «трубка», ср. трубчатое строение стеблей) -сирена (гудок) - сирена (мифологическое существо, завлекающее моряков своим пением). Тогда к этому же ассоциативному ряду подключается и заманчивый взор милой соблазнительницы-сирены. Не исключено, что для Брюсова - великолепного знатока мифологии - в этот ассоциативный комплекс входит и сирин - сказочная птица с женским лицом и грудью, спустившаяся из рая и зачаровывающая людей своим пением (ср. крылатый как птица), и сиринга -лесная нимфа-гамадриада, превратившаяся в свирель (мотив творчества-поэзии).
Впрочем, все остальные рассуждения авторов верны: в слове синель действи-
тельно актуализируется сема «ярко-синий цвет», «цвет неба», оно анаграмматически связано с палиндромом еле и т. д. Интересно другое: сам факт ошибки современных интерпретаторов показывает устойчивость поэтической системы, ее способность к саморегуляции: продвигаясь во времени, система утрачивает несущественное, случайное, не улавливаемое читателем, принадлежащим к иной исторической формации и, соответственно, имеющим иную когнитивную базу, но сохраняет смысловой инвариант и демонстрирует ту самую множественность интерпретации, о которой справедливо пишут исследователи.
Подводя общий итог, можно констатировать: монография А.Ф. Бадаева и
Ю.В. Казарина - новаторское исследование, предлагающее системное описание поэтической графики как особого эстетического феномена, осуществленное на огромном, в высшей степени репрезентативном текстовом материале. На наш взгляд, эта книга вызовет интерес не только у специалистов по художественной речи, но и у философов, историков, культурологов, наконец, у всех тех, кто любит и ценит поэзию.
Н.А. Кузьмина, д-р филол. наук, профессор, зав. кафедрой стилистики и языка массовых коммуникаций ОмГУ им. Ф.М. Достоевского
Рецензия на книгу: Бабенко Н.Г. Лингвоиоэтика русской литературы эпохи постмодерна. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. 410 с.
Для лингвистической науки современный период можно назвать временем больших перемен: с одной стороны, бурно развиваются новые направления, новые подходы к языку, возникающие «на стыках» разных гуманитарных дисциплин, с другой - обнаруживается устойчивый интерес к «вечной» проблематике функционирования языка, к антиномии коллективного/индивидуального, нормативного/креативного, стабильного / динамичного. Последнее неизбежно сопряжено с попыткой нового взгляда на известные явления, стремлением к выработке глобальных концепций, способных обеспечить целостную интерпретацию языковой ситуации новейшего времени.
