Научная статья на тему 'Рецензия на кн. : Починская И. В. Книгопечатание московского государ-ства второй половины XVI — начала XVII веков в отечественной историографии: концепции, проблемы, гипотезы. — екатеринбург: НПМП «Волот», 2012. — 400 с'

Рецензия на кн. : Починская И. В. Книгопечатание московского государ-ства второй половины XVI — начала XVII веков в отечественной историографии: концепции, проблемы, гипотезы. — екатеринбург: НПМП «Волот», 2012. — 400 с Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
203
43
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Рецензия на кн. : Починская И. В. Книгопечатание московского государ-ства второй половины XVI — начала XVII веков в отечественной историографии: концепции, проблемы, гипотезы. — екатеринбург: НПМП «Волот», 2012. — 400 с»

ВЕСТНИК Екатеринбургской духовной семинарии. Вып. 1(5). 2013, 278-300

РЕЦЕНЗИИ, АННОТАЦИИ И БИБЛИОГРАФИЯ

Рецензия на кн.: Починская И. В. Книгопечатание Московского государства второй половины XVI — начала XVII веков в отечественной историографии: концепции, проблемы, гипотезы. — Екатеринбург: НПМП «Волот», 2012. — 400 с.

ISBN 978-5-600-00041-4

Около 460 лет назад в Москве открылась первая в России типография. Примерно шесть десятилетий спустя в памятниках древнерусской литературы появляются первые оценки деятельности московских печатников. Таким образом, историография отечественного книгоиздания имеет четырехвековую историю. Но только в наши дни появился первый историографический труд, подводящий итоги изучения начального этапа книгопечатания в Московской Руси. Автор этого исследования — Ирина Викторовна Починская, заведующая Лабораторией археографических исследований Уральского федерального университета, известный специалист в области изучения старопечатной кириллической книжности.

В первой главе монографии И. В. Починской прослежены основные этапы в развитии историографии начального этапа отечественного книгопечатания. Автором предложена собственная периодизация с содержательной характеристикой каждого этапа: ХУН-ХУШ вв. («период накопления знаний и становление историографии», в котором выделен подпериод с 1710-х гг., когда выходят «преимущественно труды библиографического характера, которые отражают процесс накопления знаний о печатных книгах и стремление к их осмыслению»); первая половина — середина XIX в. («качественно новый этап изучения раннего книгопечатания», когда начинаются полевые археографические работы, публикуются описания старопечатных изданий и разнообразные источники для их изучения); рубеж 1850-1860-х гг. — 1920-е гг. (в этот период «благодаря полевым работам была создана источниковая база исследования, развитие специальных исторических дисциплин дало инструментарий для более глубокого исследования печатных изданий, был накоплен определенный опыт анализа источников и обобщения полученных материалов»); 1930-е гг. — начало XXI в., с выделением подпериодов 1930-1960-х гг. (время «особенно активного внимания к ранней истории печатной книги») и начавшегося в 1970-е гг., когда новые поколения исследователей больше внимания уделяют книгопечатанию XVII в.

Вторая глава посвящена дискуссионным вопросам в изучении дофедоровского и федоровского этапов московского книгоиздания, т. е. периоду 1553-1565 гг.

Проблема освоения русскими мастерами техники книгопечатания стала серьезно изучаться лишь в советское время. Автором показано, что на раннем этапе советской историографии (1930-1950-е гг.) даже книжная опечатка могла рассматриваться

как проявление классовой борьбы, поскольку «порождала оппозиционные, главным образом, религиозные движения, которые являлись формой противостояния политике властей, соответственно, книгопечатание вводилось власть предержащими для удовлетворения своих классовых интересов»; соответственно, «ликвидация книжной ошибки с помощью книгопечатания рассматривалась как одно из важнейших средств преодоления последствий феодальной раздробленности и консолидации русского народа» (с. 123-124). В советской историографии утвердилось мнение, что «книгопечатание возникло вследствие назревших потребностей общества, оно явилось составной частью реформ 50-х гг. XVI в., направленных на централизацию Российского государства» (с. 127), к тому же оно было одним из средств проведения колониальной политики государства.

В оценке того, в какой мере деятельность московских первопечатников была зависима от влияния европейского книгоиздания, высказывались порой крайние точки зрения: если А. И. Некрасов отмечал большое влияние на деятельность русских мастеров немецких традиций, В. Е. Румянцев отдавал пальму первенства итальянским типографам, а Р. Г. Скрынников прямо утверждал, что «без прямого участия зарубежных мастеров московские книги никогда бы не вышли в свет», то А. А. Гераклитов полностью отрицал какое-либо западное влияние и полагал, что в устройстве первых типографий в Москве «и идея, и средства к ее осуществлению <...> были своими». Последним словом в этих дискуссиях стало обстоятельное исследование А. А. Сидорова, опиравшееся на данные многих специалистов в области полиграфии и показавшее, что использованные московскими первопечатниками способы «совершенно оригинальны, они не имеют аналогов ни в одной печатной традиции, предшествовавшей московской» (с. 159).

До сих пор одним из спорных вопросов остается дата начала московского книгопечатания. Характеризуя четыре основные толкования происхождения хронологических разночтений в послесловии Апостола 1564 г. (ошибка во фразе «30-е лето», опечатка в дате «7061», отнесение указания «30-е лето» к началу печатания Апостола, умышленное запутывание вопроса о начале книгоиздания в Москве по «не вполне еще понятным причинам»), выделенные Б. П. Орловым, и поправляя автора в том, что первым на эти разночтения обратил внимание не К. Ф. Калайдович, а Н. М. Карамзин, И. В. Починская показывает, каким образом в историографии устоялась точка зрения, что противоречие в послесловии мнимое и выведено было без учета особенностей применения в XVI в. знаков препинания, и какой вклад в ее обоснование внесли

А. А. Гераклитов, М. Н. Тихомиров и Т. Н. Протасьева.

Подробно рассмотрен И. В. Починской длительный процесс уточнения атрибуции безвыходных изданий Анонимной типографии. Автором отмечено, какую роль в первичном атрибутировании этих изданий А. Е. Викторовым играл палеографический и шрифтовой анализ, какое значение имели филигранологические труды А. А. Гера-клитова и предложенный этим исследователем комплексный подход к изучению безвыходных изданий, чем руководствовались Т. Н. Протасьева, А. С. Зернова, А. А. Сидоров, Г. И. Коляда, Е. Л. Немировский и другие исследователи, обосновывая свое видение последовательности выхода книг Анонимной типографии. Не отдавая предпо-

чтения ни одному из построений, автор подчеркивает, что проблема датировки начала московского книгопечатания сохраняет свою актуальность и в наши дни, а способы ее решения следует искать на путях «разработки новых методик изучения безвыходных изданий» (с. 200).

В дореволюционной историографии утвердилась и в советское время сохраняла сторонников точка зрения, что в дофедоровский период в Москве действовала одна государственная типография. Только в 1961 г. Г. И. Коляда высказал предположение, что безвыходные издания выпускало не менее двух типографий, но оно не получило дальнейшего обоснования, да и в собственных построениях этого автора, как показала И. В. Починская, содержалось немало противоречий. Гораздо продуктивнее оказалось мнение архимандрита Леонида (Кавелина), что Анонимная типография появилась по частной инициативе, чем, возможно, объяснялось и отсутствие в ее изданиях выходных данных. М. Н. Тихомиров особо подчеркивал роль в ее устройстве митрополита Макария, а открытие типографии Ивана Федорова и начало печатания Апостола связывал с взятием Полоцка и присоединением к Московской Руси части белорусских земель. А. А. Сидоров рассматривал Анонимную типографию как государственноправительственную, а федоровскую — как частную, подтверждением чего считал упоминание в Апостоле имени печатника. При этом высказанное им предположение, что Апостол изначально предназначался не для литургического служения, а для использования частными лицами, И. В. Починской решительно оспаривается.

Отмечая, что Е. Л. Немировский связывает прекращение деятельности первых московских типографий с укреплением позиций во власти иосифлян, а в организаторах книгопечатания видит приверженцев нестяжательства, И. В. Починская считает приводимые им доводы натянутыми и не склонна так жестко увязывать судьбу типографий середины XVI в. с противоборством этих двух лагерей. В целом соглашаясь с оценкой исключительной роли Сильвестра в начале московского книгопечатания, она, в отличие от Немировского, объясняет это не приверженностью протопопа Благовещенского собора к нестяжательству, а его влиянием при дворе Ивана Грозного и ключевой ролью в составе Избранной рады. Мнение исследователя о снижении художественного уровня Евангелия широкошрифтного как следствии опалы Сильвестра и отхода его от издательских дел И. В. Починская оценивает как субъективное, более того, противоречащее его же выводу о высоком качестве декоративных элементов того же издания.

Е. Л. Немировский считал типографию Ивана Федорова и Петра Мстиславца государственной. Поддерживая предположение А. С. Зерновой, что «обе печатни были автономными избами в рамках одной типографии», И. В. Починская задает риторический вопрос Немировскому и другим сторонникам версии существования частной дофедоровской типографии: «что мешало самодержцу, в правлении которого нет и намека на демократические тенденции, забрать прежнюю типографию, а не тратиться на заведение новой?» (с. 228).

К числу спорных до сих пор относится вопрос о причинах прекращения деятельности первых московских типографий. Сведения иностранцев, побывавших в России в конце XVI в., о сожжении типографии подвергаются разным интерпретациям, что приводит к различным выводам: если П. Н. Берков и А. С. Зернова полагают,

что такая судьба постигла Анонимную типографию, то Е. Л. Немировский ставит это под сомнение.

Различная трактовка текста послесловия Апостола 1574 г. породила разноголосицу в оценке причин отъезда из Москвы Ивана Федорова и Петра Мстиславца. Предположения о том, кто были их недоброжелатели и преследователи, порой густо замешаны на идеологических пристрастиях и предубеждениях советской эпохи. Р. Ю. Виппер, а за ним и Б. В. Сапунов видят в них духовенство, занимавшееся учительством, а также церковных иерархов. И. В. Починская приводит в своей книге факты, показывающие несостоятельность такой гипотезы. Она отмечает также противоречия в построениях Е. Л. Немировского: получается, что угроза типографиям исходила от победивших в противоборстве с нестяжателями иосифлян, при том, что он убежден в государственном статусе типографий. Исследовательница обращает внимание на то, что все суждения Немировского основаны исключительно на материалах биографии Ивана Федорова, а потому выходит, что Мстиславец последовал за ним в Литву просто из чувства солидарности, не имея для того собственных мотивов. По ее мнению, в поисках причин отъезда мастеров из Москвы «необходимо учитывать факт совместных действий мастеров и искать причины, общие для них обоих» (с. 241).

По мнению И. В. Починской, в наибольшей степени этому требованию удовлетворяет версия М. Н. Тихомирова. «Ересь» Ивана Федорова он усматривает не в самом факте печатания книг, а в исправлении им освященных церковной традицией текстов. При такой трактовке характера обвинений, выдвигавшихся против типографа, среди его недоброжелателей мог оказаться и митрополит Филипп. Тем не менее, по версии Тихомирова, печатники не бежали из Москвы, а были отправлены царем в Литву для поддержания печатным словом православного населения перед лицом набиравшего силу католического влияния. Но и эта концепция не дает ответов на все неразрешенные вопросы, а их число в условиях дефицита источников со временем не уменьшается, а скорее возрастает.

Со времени находки в 1846 г. Я. И. Бередниковым двух грамот 1556 г., в которых упоминались «мастер печатных книг» Маруша Нефедьев и Васюк Никифоров, исследователями начального этапа отечественного книгопечатания пройден большой путь в установлении имен русских первопечатников и в реконструкции их биографий.

В. Е. Румянцев рассматривал Марушу и Васюка как «клевретов» (соработников) Ивана Федорова, А. Е. Викторов первым гипотетически связал их имена с деятельностью Анонимной типографии.

Особый интерес на протяжении двух веков вызывает все, что связано с жизнью и деятельностью Ивана Федорова, но и здесь догадок и предположений больше, чем неопровержимых фактов. Новый импульс изучению биографии мастера придала публикация Е. Л. Немировским данных архива Краковского университета, в котором, по мнению ученого, получил образование Иван Федоров. Эти данные позволили Неми-ровскому предложить в качестве приблизительной даты рождения московского первопечатника 1510 г. Со временем она утвердилась в науке и в общественном сознании как несомненная дата рождения Ивана Федорова, против чего, похоже, не возражает

уже и сам Немировский, хотя никаких новых данных, подкрепляющих его догадку, за последние десятилетия получено не было.

Отдельные положения Е. Л. Немировского относительно биографии Ивана Федорова подвергались критике со стороны Я. Д. Исаевича и И. Е. Баренбаума. В исследовании И. В. Починской доводы обоих авторов подкреплены и развиты новыми соображениями. В частности, ею указано на несоответствие возраста Ивана Федорова (ко времени смерти ему должно было быть около 73 лет) и его активного, деятельного образа жизни на заключительном ее этапе. «В последний год жизни, 1583, печатник поражает энергичностью и предприимчивостью» (с. 265), — отмечает И. В. Почин-ская, после чего приводит впечатляющий список деяний мастера, побывавшего за несколько месяцев в Кракове, Вене, а также, возможно, в Дрездене и Праге. Высказанные ею сомнения в датировании рождения Ивана Федорова «по Немировскому» необходимо признать абсолютно обоснованными.

Еще более важные наблюдения сделаны И. В. Починской относительно происхождения Петра Тимофеева Мстиславца. Настоящим открытием стало сделанное ею предположение о рождении его не на белорусских землях Великого княжества Литовского, а в другом Мстиславле, что под Дорогобужем, т. е. восточнее Смоленска, на землях, входивших в состав Московской Руси. Отсутствие белорусских корней у Петра Мстиславца ставит под сомнение такой мотив его отъезда из Москвы в Литву, как возвращение на родину.

Третья глава монографии И. В. Починской посвящена вопросам историографии полувекового послефедоровского периода отечественного книгопечатания (1568 - 1619 гг.). Центральной фигурой первых десятилетий этого периода, несомненно, был Андроник Тимофеев Невежа, или Невежа Тимофеев, как иногда звучало его имя. В ряде работ даже высказывалось предположение, что речь должна идти о двух мастерах. Отметим сразу, что Невежа — именно второе, нехристианское имя Андроника, а не прозвище, как можно прочитать в некоторых статьях и монографиях. Поэтому абсолютно неприемлемо выражение типа «мастерская А. и И. Невеж» (А. С. Зернова), поскольку здесь предпринимается неудачная попытка объединить под одним именованием отца, Андроника Тимофеева (он же Невежа Тимофеев), и сына, Ивана Невежина, отчество которого образовалось от второго имени отца.

Скудость источниковой базы оставляет немало белых пятен и в биографии Андроника Тимофеева. Е. Л. Немировский соглашался с высказанным ранее мнением, что Невежа был печатником в заведении, выступавшем чем-то вроде «конкурирующей фирмы» по отношению к печатне Ивана Федорова, но одновременно считал его учеником издателя Апостола, что, по мнению И. В. Починской, лишено последовательности.

Дискуссионным на протяжении двух веков остается вопрос о месте нахождения слободы, указанной в выходных данных Псалтири 1577 г. Начиная с М. Н. Тихомирова, ее принято отождествлять с Александровой слободой, но время от времени в правильности такой атрибуции возникают сомнения. Оригинальную версию локализации этой печатни, основанную на толковании слова «тезоименитая» (слобода) как «одноименная», предложил недавно Е. И. Григорьев. Утверждая, что искать надо Ивангород, Григорьев находит его на Свияге, под Казанью, которую этот автор считает

крупнейшим центром отечественного книгопечатания второй половины XVI в. Показывая несостоятельность данной концепции, И. В. Починская предлагает свое прочтение «загадочной фразы» в послесловии Псалтыри. По ее мнению, слова «новый град» надо понимать как «вновь отстроенный», а государев двор в Александровой слободе, где Иван Грозный проводил много времени, мог тогда именоваться Ивановым (отсюда «тезоименитый»), «что и зафиксировал в своей книге печатник» (с. 279). Справедливости ради отметим, что и это всего лишь догадка, отнюдь не безупречная, во всяком случае, нуждающаяся в документальном подтверждении.

Последние 15 лет издательской деятельности Невежи вновь связаны с Москвой, где книгопечатание возобновляется в 1587 г. в связи с готовившимся учреждением патриаршества (первенцем «патриаршей» печати Невежи стала Триодь Постная, печатание которой было завершено в 1589 г.). Художественные достоинства поздних неве-жинских изданий в XIX в. ставились под сомнение Д. А. Ровинским и В. В. Стасовым, но «доброе имя» Невежи-мастера было восстановлено А. А. Сидоровым, высоко оценившим его труды как продолжателя традиций Ивана Федорова и создателя «среднего типа», господствовавшего в московском книгоиздании на протяжении нескольких десятилетий. Иван Невежин, сам выпустивший в Москве семь изданий — больше любого современного ему мастера, — просто обречен оставаться в историографии в тени своего отца и учителя.

Еще больше загадочного, не проясненного до сих пор в биографии Анисима Михайлова Радишевского, несмотря на то, что в последние десятилетия на его колоритной фигуре сфокусировано внимание не только российских, но и украинских исследователей. Печатник, гравер, переплетчик, специалист в области артиллерии, выходец с Волыни, прошедший обучение в Острожской типографии, у Ивана Федорова и его сына, — в его жизнеописании подлинные факты биографии перемешаны с догадками, натяжками и откровенными домыслами.

В начале XVII в. открывается новый этап в истории отечественного книгопечатания. Одним из спорных вопросов этого периода остается время перехода к мануфактурной стадии книжного производства. Возражая Е. Л. Немировскому, датирующему выход на эту стадию концом 1620-х гг., И. В. Починская полагает, что это произошло значительно раньше: смета на заведение штанбы в 1612 г. свидетельствует о том, что состав бригады, обслуживающей стан, должен был сложиться до пожара, уничтожившего в 1611 г. типографию, а сохранившиеся документы 1614-1618 гг. фиксируют разделение труда между мастеровыми, работавшими у печатных станов.

К последним годам Смутного времени относится издательская деятельность Никиты Фофанова, с именем которого связана одна из самых загадочных и романтичных страниц в истории отечественного книгопечатания XVII в.: помимо книг, изданных им с 1609 по 1618 г. в Москве, Никита Фофанов причастен к попытке наладить выпуск книжной продукции в Нижнем Новгороде. Подробно проследив все этапы изучения источников, особенно так называемого Нижегородского памятника 1613 г. (публикации П. М. Строева, В. Е. Румянцева, А. С. Зерновой, Е. Л. Немировско-го), и опираясь на статью коллектива авторов, в которой обосновано атрибутирование безвыходного Евангелия второго десятилетия XVII в. нижегородской типографии

Никиты Фофанова1, и на введенные ею и ее коллегами в научный оборот описаниями экземпляров Евангелия, И. В. Починская вступает в полемику с М. Н. Шаромазовым, пытающимся оспорить такую атрибуцию этого издания, и признает его контраргументы недостаточными для пересмотра позиции коллектива авторов.

Переходя к дискуссионным вопросам по периоду московского книгопечатания 1614-1619 гг., И. В. Починская отмечает крайне слабую его изученность. Заслуга введения в научный оборот и анализа важнейшего комплекса источников по этой теме из фонда Оружейной палаты РГАДА принадлежит самой И. В. Починской2. Автором было высказано тогда предположение, что до 1620 г. вопросы книгоиздания находились в ведении Оружейного приказа. В данной монографии И. В. Починская не столь категорична в выводах, допуская, что печатное дело могло находиться и в прямом ведении приказа Большого дворца. В качестве своего предшественника в изучении этого периода московского книгоиздания И. В. Починская указывает на А. А. Покровского, при этом некоторые его выводы она серьезно корректирует. В споре Е. Л. Немировско-го с Б. П. Орловым о времени, с которого официально употребляется название «Печатный двор» (соответственно с конца XVI в. и с 1620 г.), И. В. Починская присоединяется к мнению последнего.

Произведенные И. В. Починской расчеты времени, необходимого на печатание каждого издания, с учетом работавших в те годы печатников и действовавших станов, позволили автору обоснованно атрибутировать целый ряд изданий, происхождение которых до сих пор вызывает споры исследователей. Примененная ею методика позволила привести в полемике с А. В. Вознесенским дополнительные аргументы в пользу немосковского происхождения безвыходного Евангелия, которое петербургский исследователь считает московским изданием и датирует его выход 1617 г. В книге содержатся также новые ценные наблюдения и выводы об издательской деятельности и авторстве орнаментики софийского попа Никона, Иосифа Кириллова Неврюева, Кон-дратия Иванова, Алексея Невежина, Ивана и Афанасия Никоновых.

В острополемическом ключе написан раздел монографии, посвященный проблеме казанского книгопечатания. Отделяя зерна от плевел в публикациях А. А. Ту-рилова и И. В. Поздеевой, И. В. Починская камня на камне не оставляет от «гипотезы» Е. И. Григорьева, переносящего деятельность дофедоровской типографии в Казань и Свияжск3. Пересказывать «доводы» плодовитого краеведа и их опровержения таким знатоком истории книгопечатания, как И. В. Починская, не имеет смысла. «Открытия» Григорьева можно было бы счесть забавными, но на самом деле это не так безобидно, поскольку подобные сорняки нередко «прорастают» в справочниках и энциклопедиях (и это, увы, уже происходит в случае с писаниями Григорьева), после чего бороться

1 См.: Белобородов С. А., Починская И. В., Мосин А. Г., БорисенкоН. А. Новое об изданиях Нижегородской типографии в 1613 г. // Ежегодник Научно-исследовательского института русской культуры. 1994. Екатеринбург, 1995. С. 4-22.

2 См.: Починская И.В. «Царского величества друкарня» 1614-1619 гг. II Уральский сборник. История. Культура. Религия. Вып. II. Екатеринбург, 1998. С. 216-236.

3 См. также: Починская И. В. Казанские земли — колыбель русского книгопечатания?! II Наука. Общество. Человек: Вестник Уральского отделения РАН. 2010. №4(34). С. 119-125.

с ними становится на порядок труднее. К сожалению, мнение И. В. Починской, что «каждым делом должны заниматься специалисты» (с. 378), разделяют далеко не все.

Подводя итог беглому рассмотрению монографии И. В. Починской, хочется еще раз подчеркнуть, что ее исследование является важнейшим этапом в осмыслении четырехвековых коллективных усилий многих поколений исследователей по изучению истории первых шести десятилетий отечественного книгопечатания. Это талантливо написанная книга, открывающая новые горизонты для будущих поколений ученых, которым, может быть, посчастливится ответить хотя бы на часть вопросов, остающихся до сих в силу многих причин неразрешенными.

А. Г. Мосин

Рецензия на кн.: Елдашев А. М. Православная культура в Казанском крае (ХУ1-ХХ вв.): очерки истории. Казань: Татарское книжное издательство, 2013. 426 с.

¡ББМ 978-5-298-02390-0

Исследование лауреата Макариевской премии (2011 г.), доцента Казанской духовной семинарии Анатолия Михайловича Елдашева, безусловно, представляет большой интерес в русле развития богатых традиций казанского церковно-исторического краеведения, одной из которых является обстоятельность изложения, пристальное внимание к деталям, стремление к доступности. Эти традиции были заложены епископом Никанором (Каменским), профессором Казанской духовной академии Евфимием Маловым, протоиереем Андреем Яблоковым, известными краеведами Н. Я. Агафоновым и П. М Дульским. Часть трудов исследователей второй половины XIX — начала XX вв., как известно, мало доступны массовому читателю, поэтому автор стремится в первую очередь ознакомить современную аудиторию с неожиданными сюжетными поворотами и порадовать их новыми открытиями.

В книге содержится значительное количество уникального материала, впервые вводимого в научный оборот. Чего стоит, например, никогда полностью не публиковавшийся обширный материал о личных впечатлениях анонимного автора о церковной жизни Казани в 1917-1924 гг.! А разве личное мужество Великой княгини Ели-саветы Феодоровны не скажет многого на фоне напряжённой местной обстановки сентября 1915 г.? Но она невзирая на угрозы приехала в Казань и простилась со своим духовным отцом схиархимандритом Гавриилом Седмиозерным. Заметное место автором отведено тяжелым страницам церковной и монастырской жизни в советское время: это было закрытие монастырей и храмов, разрушение некрополей, ссылка священнослужителей.

Монография имеет продуманную структуру и состоит из вводной части, четырёх глав, заключения и большого массива документального архивного материала.

Первая глава посвящена городским монастырям. Здесь пытливый и любознательный читатель найдёт много поучительного и интересного. Чего только стоит дра-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.